Ссылка на Землю

Алёна Лайкова, 2021

Все эти истории произошли на Земле реальной или вымышленной, существующей параллельно с нашей. В них, как цветок на заре, раскрывается человеческая душа: переменчивая, но неизменная, прекрасная, но подчас уродливо чёрная. Они случились с людьми и среди людей, и потребуйся нам справочник для прибывших на Землю инопланетян, описали б нас как нельзя лучше.Это сборник рассказов о разных временах, местах и судьбах. Здесь вас ждёт сказка о бессмертной сущности, в наказание за преступления сосланной на Землю. Вы прочтёте о бывшем воре, ставшем палачом для своих же друзей, и о французском богаче, взявшем в любовницы жестокую, как он сам, крестьянку. На страницах оживёт владелец магазина подарков, выбиравший их лучше посетителей, и зодчий, проклявший перед смертью своё творение. Герои раскроют перед вами тайные стороны своих характеров – и кто знает, может, заставят по-новому взглянуть на человечество.

1.0. Мир вымышленный

Как убить героя?

— Что, и это его не убило, мой правитель?

Император Юлиан хмуро покачал головой. Оперся локтем на подлокотник расшитого золотом кресла, завозился, пытаясь удобнее устроить больную спину. Зашипел — под лопатку будто клинок вонзили. Юлиану с завистью вспомнился младший брат — сильный, храбрый, пышущий здоровьем герой. И почему божественная кровь матушки проявилась лишь в нём? Стратег выжидающе смотрел на правителя, и Юлиан нехотя пояснил:

— Он справился с чудовищем. Сначала отсёк ему головы, а потом забросил тело в океан. Как мне ещё прикажешь извести Сагóра? — грозно воскликнул он.

Стратег поёжился и поспешно поклонился, пережидая гнев повелителя. Свет многочисленных свечей отразился в проплешине на голове мужчины. Выпрямившись, стратег лихорадочно облизнул губы.

— Вы уверены, мой повелитель, что Сагор попытается занять Ваше место?

Юлиан поднялся с кресла. Спина снова стрельнула, но император не остановился. Его лицо побагровело от ярости. Ладонь оглушительно опустилась на дубовый стол.

— Хочешь проверить? — задыхаясь от гнева, произнёс император. — Или, может, предпочёл бы служить не мне, а моему братцу? Власти все хотят! — Юлиан сдвинул сурово брови, глядя куда-то вперёд, в свои мысли. — Когда-нибудь этому щенку надоест бегать по моим поручениям, и он решит сесть на трон. И кто его остановит, с его-то силищей?! Ты?

Втянув голову в плечи, стратег поспешно замахал руками.

— Простите мне мои слова, умоляю! Я что-нибудь придумаю.

Вспышка ярости прошла так же быстро, как появилась. Император тяжело опустился обратно. Его немигающий взгляд был прикован к фигуре несчастного стратега, а тот думал, думал, перебирая в голове варианты. На самом деле он не питал плохих чувств к Сагору. Молодой брат правителя был жизнерадостным, хоть и самоуверенным юношей. Но приказы правителя не оспоришь, и вот уже год стратег пытался найти способ сгубить второго претендента на власть. Химеры были, разбойничьи тракты и пираты тоже. В походы героя отправляли, на битву засылали, но ничего не брало сына богини. Стратег невидящим взглядом пробежался по просторной зале и вздрогнул. В голову внезапно пришла мысль, показавшаяся на редкость удачной. И как он раньше не подумал о ней! Встрепенувшись, стратег взглянул в лицо Юлиану.

— Отправьте его в долину Арахнид, — предложил он. — Повелите добыть древний камень провидения. А, чтобы не заблудился по дороге, назначьте в проводницы деву Лузиту, что живёт у городского рынка.

Император нахмурился снова. От постоянной суровости на его ещё молодом лбу пролегла стариковская складка.

— Не шутить ли надо мной ты вздумал? — спросил Юлиан подозрительно.

Стратег покачал головой. Теперь, когда наконец решение пришло в голову, он стал увереннее.

— Проверьте сами, мой повелитель, — ответил он. — Обещаю, в этот раз Ваш брат сгинет.

Недоверчиво поглядывая на стратега, император медленно кивнул.

***

Лузита восторженно болтала всю дорогу, рассказывая о своей жизни и том, как любила в детстве изучать карты и слушать байки о местах вроде долины Арахнид. Сагор молчал, мрачнея с каждой минутой. Это же надо, в такое опасное путешествие дать проводницей женщину! Но брат был непреклонен — лучше неё долину не знал никто. Вот они и ехали дальше, с каждым часом приближаясь к цели.

Девушка оказалась волшебно хороша, словно нимфа, и только её рассказы развеивали ощущение, что Сагор вёз с собой божественное существо. Толстая смоляная коса лежала на груди, озёра лазурных глаз смотрели с невинностью лани, а из сахарных уст звучал нежнейший голос. Лузита оказалась сиротой, найденный армией императора в походе. Ребёнком её подобрали и вырастили в гарнизоне как сестру и дочь. Услышав это сперва, Сагор подумал, что девушка смеётся. Чтобы такая красавица росла среди грубых воинов? Но, похоже, Лузита не врала.

Приехали на место к полудню. Спешились. Сагор подал девушке руку, помогая спуститься на землю. Прикосновение к нежной коже Лузиты неожиданно смутило героя, и он отвёл взгляд. Щёки предательски заалели.

— Долина Арахнид называется так, потому что обитают в ней страшные твари — пауки размером с хижину, — боязливо произнесла Лузита. — Они быстры, коварны и убивают любого, кто вторгнется на их земли.

Сагор самодовольно расхохотался. В его груди вдруг зажёгся огонь азарта, и он захотел показать своей спутнице, что не зря зовётся героем.

— Им не справиться ни с моей ловкостью, ни с силой! — заявил Сагор. — Ещё ни один враг не нанёс мне раны, потому что никто не успевал меня коснуться.

Лузита взглянула на него из-под пушистых ресниц, и в глазах девушки засветилось восхищение.

— Вы величайший из мужей, кого я встречала! — прошептала она.

Проверив еду и воду, они двинулись в путь.

В долине темнело быстро. Повсюду слышались шорохи, странные поскрипывания и посвисты. Сагор держал верный меч в руке и поглядывал по сторонам, готовясь к нападению. Но великий герой был не так бдителен, как обычно. Взгляд нет-нет да цеплялся за идущую рядом Лузиту, за её стройный стан, шелковистые волосы, простую одежду, лишь больше подчёркивающую изгибы прекрасного тела. Сагору стоило усилий думать о врагах и следить за долиной. Будто заметив его волнение, девушка начала тихонько напевать под нос, что не только не успокоило воина, но и ещё больше смутило.

— Привал, — наконец объявил он. — Вечереет уже. Дальше не пойдём.

Лузита послушно опустилась на колени, расстилая одеяла для ночлега. Сагор сел рядом, следя за ней застывшим взглядом.

Разведя костёр и достав мясо, путники разговорились. Лузита увлечённо рассказывала о камне провидения, про который слышала в юности от солдат, припоминала все легенды, что знала про эту долину. Сагор не перебивал, заворожённый её красотой и голосом, да и сама девушка нет-нет да кидала на героя смущённый, полный восхищения взгляд. Молодая кровь бурлила от пьянящего, доселе незнакомого чувства, зарождавшегося в их сердцах.

Их разговор прервал странный скрежет поблизости. Сагор нахмурился, подобрался, доставая из ножен меч. Лузита испуганно притихла; её узкие ладошки стиснули губы, чтобы в воздух не сорвался ни единый звук. Осторожно прокравшись к валуну, за котором скрывался их ночлег, Сагор выглянул наружу.

Из темноты на него взглянули сверкающие голодом глаза. Четыре пары глаз, расположенных в два ряда. Послышалось шипение, и тварь прыгнула.

— Держись за мной! — успел крикнуть Сагор, вскидывая меч.

Он дрался как лев, ещё храбрее и яростнее обычного. Мысль, что за его спиной дрожит беспомощное создание, которое нужно защитить, подстёгивала воина. Пауков оказалось несколько; вихрем летая меж врагов, Сагор разил, разрывал, колол. Лилась яркая кровь чудовищ. Девушка визжала, кричала что-то в ободрение спутнику, и воин бился ещё радостнее, почему-то представляя, как потом она кинется ему на шею, а по возвращении в город станет его женой.

Визг Лузиты прозвучал на невозможной громкости, на миг оглушив Сагора. Тот обернулся.

Новый паук подкрался сзади. Опрокинув девушку в пыль, он взвился над ней, целясь в сердце. В распахнутых лазурных глазах виднелся дикий ужас.

Не думая, что делает, непобедимый Сагор впервые в жизни бросился под удар.

***

Юлиан хохотал. Не в силах остановиться, император торжествующе смеялся, и только взгляд его оставался холодным, как у аллигатора. Стратег смотрел в пол, стараясь не выдать шевелящегося внутри отвращения.

— Наконец-то, — выдохнул император, запрокинув голову. Потом снова взглянул на подобострастно склонившегося воина. — Но как ты это придумал? Откуда такая уверенность в победе?

Стратег слабо улыбнулся. Собственная идея до сих пор поражала своей простотой.

— Лузиту, — начал стратег спокойно, — нашли, возвращаясь с битвы. Она лежала в пыли, жевала край пелёнки и плакала. Кто-то сжалился, и мы взяли её с собой, чтобы воспитать и спасти. Позже девушка оказалась способной к картам. Драться она так и не научилась, несмотря на старания гарнизона, но ориентироваться умела на любой местности. Какое-то время Лузита служила нам проводником, помогая в самой трудной дороге. Но позже от этой идеи пришлось отказаться.

Стратег поморщился. Он до сих пор помнил те события и искреннее горе Лузиты.

— Как только отряд попадал в опасность, все бросались защищать девушку, — продолжил он. — Лузиту любили, а чем старше она становилась, тем больше привлекала мужчин уже своей красотой. Спасая её, несколько отрядов поредели сами. Они словно забывали про здравый смысл и лезли под мечи, клыки и копья, лишь бы закрыть её.

Юлиан поднял брови. Его лицо исказилось холодной иронией.

— Повезло же ей с защитниками, — протянул император.

Стратег покачал головой.

— В этом вся и беда. По моим наблюдениям девочка явно не человек. — Он опустил взгляд в пол, с трудом расставаясь с секретом, что берёг столько лет. — Она выживала даже после прямого попадания копья или нападения зверя. В Лузите течёт кровь богов. Она бессмертна. Хоть сама по наивности и не замечает этого. Так что мне пришлось выгнать её, чтобы парни не гибли зазря.

Император распахнул глаза. На его губах снова заклокотал смех. Стратег терпеливо замолчал, ожидая, когда правитель навеселится. Воину было горько оттого, что он использовал воспитанницу для убийства, и мужчина старался заглушить это чувство почтительностью.

— Умно, умно, — протянул Юлиан щурясь. Из глаз потекли слёзы. Отсмеявшись, он сухо приказал: — Объяви народу о смерти брата.

Стратег поклонился и вышел.

***

Лузита скакала во весь опор, подгоняя лошадь. Её глаза давно высохли от слёз, и теперь в них горела лишь жажда. Скорее! Успеть до восхода солнца! Она не боялась ничего, не думала о себе — она мчалась спасать любимого.

Знахарка сказала, что зелье поможет. Сколько Лузита побегала, прежде чем отыскать эликсир жизни! Она отдала за него все деньги, вконец обнищав, но не жалела ни о чём. Всего одна капля зелья могла оживить любимого. Конь взвился на дыбы, и девушка чуть не упала. Судорожно разжав пальцы, которыми хваталась за гриву, она кое-как слезла на землю.

Сагор лежал, замотанный в саван, и на его молодом лице застыло пугающее спокойствие. Взбежав по ступеням, Лузита упала рядом с героем, дрожащими руками открыла пузырёк. Пара капель упали на бледные губы.

— Очнись, — зашептала она отчаянно. — Пожалуйста, очнись!

Мгновения капали песчинками в часах, словно нашёптывая: «Знахарка обманула. Это не эликсир жизни». Лузита испуганно, страстно всмотрелась в красивое лицо.

И Сагор открыл глаза.

Игры со временем

Серо-чёрные хлопья сыпались на плечи идущих впереди приятелей. Толя шёл чуть позади, разглядывая их спины. Ноги путались в мусоре, обрывки газет и клочки пищевых упаковок забивались в старые ботинки. Обшарпанные двухэтажные дома хаотично толпились вокруг, словно отупевшая от наркотиков толпа. Снег шёл, и они шли, убивая безделье километрами.

— Слыхал сказки о путешественниках во времени? — заговорил Володя. Шмыгнул носом: грязная снежинка залетела в ноздрю. — Мне батя рассказывал в детстве.

— Неа, — ответил равнодушно Костя. Чуть повернул свою рыжую башку к товарищу. — Ну и чё там?

— Чё-чё, — передразнил Володя. Помолчал, смакуя свою роль рассказчика. — Короче, во всяких записочках прошлого часто было о чуваках «как не из этого времени». Вон наш бубнила сегодня распинался о мощной пушке, с которой взяли какой-то там город. Батя про неё рассказывал — в записях её как раз такой чувак подогнал.

Толя поморщился. Ему никогда не нравилось слушать одноклассников. Он не понимал их, они — его. Устроившись, пусть и за копейки, работать в единственную городскую библиотеку, Толя сумел прочесть с десяток книг — везение для их времени! Это перевернуло его мир. Пускай его считали «умником», пусть не понимали половины его слов, это того стоило. Все незнакомые словечки из книг ему объяснял найденный там же, в библиотеке словарь, и от этого речь Толи ещё меньше походила на школьный жаргон.

Подул резкий ветер. Остановившись под навесом, немного прикрывавшем от снега, Володя закурил самокрутку. Сидящий на облезшей скамье мужчина мельком покосился на ребят и отвернулся.

— Подогнал пушку, и чё? — спросил Костя. — Умников всегда хватало.

— Умников да, — запальчиво возразил Володя, выплёвывая дым в густой воздух, — а это чуваки из будущего! Говорят, пушка была в разы круче оружия, которое тогда делали. Бубнила вечно трындит об изобретениях, опереждавших время, во! — довольно «повторил» парень. — Сейчас в них не верят, но вот сделают умники какую-нидь машинку, полетят в прошлое — и сразу поверят.

Мужчина на скамейке смотрел не отрываясь в газету, но Толе казалось, что тот слышит каждое слово. Мальчику внезапно захотелось вмешаться в дискуссию. Откашлявшись, Толя подал голос:

— Машину времени не изобретут.

Володя оглянулся, презрительно фыркнул.

— Чё сказал?

Ветер пронёс мимо пустой пакет, едва не швырнув в лицо Толе.

— Машину времени никогда не изобретут, — повторил Толя. — Наша наука способна биться только за выживание человечества, не за развитие. Нам бы не с прошлым разбираться, а с настоящим.

Коля фыркнул. Володя нахмурился, деланно спросил у друга:

— Врубился, о чём он? Я нет.

И они загоготали. Нарочитый смех резанул по ушам. Толя сжал губы. Неподнятый взгляд незнакомца с лавочки свербел меж лопаток, словно он тоже потешался над «умником». Толе отчего-то захотелось доказать им всем, что он не чудак, что он умнее их всех вместе взятых! Мальчик открыл рот.

— У нас своих проблем хватает, куда нам лезть в прошлое? — пояснил он, стараясь говорить попроще. — Страна в запустении, экономика умирает, промышленность тоже. Кроме того, если машину времени когда-то изобретут, выйдет, что все эти «гении прошлого» — действительно путешественники во времени. А это значит, что человечество собственными руками уничтожило свою историю. Не кажется, что это слишком глупо для такой развитой цивилизации будущего?

Он победно улыбнулся. Володя смерил Толю долгим взглядом, бросил самокрутку на землю. В его взгляде промелькнули неприязнь и что-то вроде смущения. Прежде, чем Толя понял, что это значит, парень процедил:

— Пойдём отсюда. У нас тут второй нудила.

Снег повалил сильнее. Толя потерянно и зло смотрел, как одноклассники идут прочь. Хотелось плакать. Они никогда его не поймут, не примут. Чёртова реформа образования, чёртов дефицит книг, чёртова деградация населения!

— Необычайно здравые рассуждения для школьника, — произнесли за спиной.

Толя поморщился. Он кожей чувствовал, что это давешний незнакомец. Тоже пришёл поглумиться? Мужчина остановился рядом, не глядя на мальчика. Он был одет, как и все, в простое пальто из доступных населению. Непромытые волосы, скрученная из газетной бумаги сигаретка, морщинистое лицо — ничто не отличало его от среднестатистического местного жителя. И всё же в незнакомце ощущался ум, тот самый, что утратили многие в бесконечной попытке выжить. Его глаза, губы, руки — всё будто задавало раз за разом некий молчаливый вопрос и сразу же на него отвечало.

— Ты прав, мальчик, — медленно сказал мужчина, выдыхая дым. — Машину времени не изобретут никогда.

Толя навострил уши. Незнакомец, усмехнувшись, закончил:

— Потому что её уже изобрели тридцать семь лет назад.

Он понаблюдал за ошалевшим лицом парня, рассмеявшись, протянул руку.

— Павел Иванович. Можно просто Павел.

Толя представился в ответ. Его рука потерялась в ладони взрослого.

— Вы сумасшедший, да? — спросил он осторожно.

Павел весело покачал головой. Опустив руку, пошёл по улице, вынуждая парня идти следом. Убедившись, что Толя нагнал его, он ответил:

— Я учёный. — Вздохнув, Павел добавил: — Бывший. Сейчас я вожу мусоровоз.

Пропустив вторую часть фразы мимо ушей, парень восторженно вгляделся в уставшее лицо. Настоящий учёный! Он всегда мечтал увидеть хоть одного из них, но это было ещё сложнее, чем раздобыть книгу. Внутри поднимался азарт, захлёстывая, будоража ребёнка. Неужели не врёт?

— А почему бывший? Вас уволили? Что Вы изучали? У Вас была лаборатория? — задыхаясь, выпалил Толя.

Павел усмехнулся.

— Не так быстро, юноша! Всё по порядку. — Он задумчиво посмотрел на грязную мостовую. — Я расскажу тебе про машину времени, и тогда ты всё поймёшь. Хочешь?

— Хочу! — согласился Толя.

Они шли по улице бок о бок. Откуда-то издалека слышались крики: должно быть, снова громили ларёк в поисках запасов. Они были далеки от этого — перед ними лежали тайные знания человечества, которые на время затмевали и бедность, и разруху.

— То, о чём говорил твой приятель, правда — летописи полны упоминаний о путешественниках во времени, — начал Павел. — Когда-то, представь себе, они были обычным явлением. С тех пор как изобрели машину времени, её активно использовали. Восстановление исторической правды, экскурсии во времени, научные наблюдения — нормальная практика начала XXI века. Человечество прошлого росло, постоянно наблюдая своих потомков, зная о них, и привыкло к возможности временных перемещений ещё до их открытия. Существовал лишь один закон — не вмешиваться в минувшее. До поры до времени его соблюдали, и всё шло прекрасно.

Толя слушал так внимательно, что забывал переступать через мусор и постоянно спотыкался. Рассказ Павла больше походил на сказку, но всё же он увлекал мальчишку. Павел шёл размеренно, неторопливо и говорил, говорил, говорил, словно давно ждал этой возможности.

— Я работал в институте временных перемещений, — продолжил Павел. По его лицу пробежала тень грусти. — Мы наблюдали эпохи вживую, делали записи наблюдений. Знаешь, сколько людей на это нужно? Море! Особенно много открытий принесли древний мир и первое столетие человечества — благодаря машине времени мы смогли восстановить искажённые и утерянные факты. Мы работали в сотрудничестве с иностранными институтами, вместе читая прошлое. И была среди моих коллег Кейт Браун, специалист по древней истории и мёртвым языкам.

Толя не знал, куда они шли. Эта часть города была ему незнакома. Из-за беспорядков и уличных нападений родители советовали не соваться в чужие районы, но парень не решался прервать рассказ Павла и шёл за ним дальше.

— Катенька наблюдала I век до н. э., — продолжил учёный, переиначивая имя на русский манер. — В то время она занималась восстанием Спартака. Раз за разом Катя сопровождала его войска, следила за ходом боёв, записывала. И, как выяснилось, беседовала с самим Спартаком, в которого умудрилась влюбиться. Она вообще была женщиной романтичной… и глупой, как выяснилось.

Ветер завыл сильнее, словно тоже осуждая чувства путешественницы во времени. Павел вздохнул.

— Тогда приближалась битва при Брундизии — роковая для рабов битва в истинной истории. Катя это знала, Спартак чувствовал. Раз за разом он допытывался у гостьи из будущего, каков будет исход грядущего сражения. Катя молчала; она знала, что ждёт возлюбленного. От мысли, что Спартак скоро погибнет, её лихорадило. Одним утром, не выдержав, Катя преждевременно посетила битву — и, узрев на происходящее, решилась на преступление.

— Она вмешалась? — тихо спросил Толя.

Потеплело. Снег таял прямо в воздухе, превращаясь в серый вонючий дождь. Павел кивнул.

— Она раздобыла где-то гранату — небольшую ручную лимонку, но для первого века до нашей эры этого оказалось достаточно. Втолковав Спартаку, как ей пользоваться, Катя осталась ждать исхода. Бой был выигран: Красс отступил. Одна граната из будущего решила ход войны и внушила римлянам ещё больший ужас перед армией рабов.

Толя слушал, с трудом вникая в происходящее. Про восстание Спартака им мельком рассказывали в школе. Он не помнил всего, но отчётливо чувствовал разницу между рассказом учителя и Павла. Мужчина продолжил, тихо и задумчиво:

— Спартак победил и с энтузиазмом приступил к новым сражениям. Теперь он почти требовал нового оружия. Напуганная, смутно осознающая свою ошибку Катя сбежала в будущее. Вернувшись в наш век, она не узнала его. — Павел пристально взглянул на мальчика. — Тебе, наверное, рассказывали на уроках про диктатуру Луция Лукулла? Про усиление Армении, про её раздел с Парфией Ближнего и Среднего Востока? Так вот, Катя помнила другое прошлое: с диктатурой Цезаря, с Римской империей, простиравшейся до Евфрата, с интересным государством Византией. Она одна это помнила. Все остальные, как оказалось, такого прошлого и не знали.

Павел затянулся снова. Толя чихнул — скверный запах самокрутки давно свербел у него в носу.

— Победой Спартака Катя переписала прошлое, — пояснил Павел. — Конечно, позже его побили, но судьба Римской империи уже изменилась. Кроме того, поступок Кати запомнили. Записали. В будущем её разыскивали за преступление, а летописи полнились случаями пленения путешественников во времени, попытками купить или выбить из них «чудесное оружие». Катя едва успевала наблюдать за происходящим — настоящее менялось на глазах, и только собственные дневники помогали ей удержать в голове истину. Можно сказать, она стала началом неминуемого конца…

— За Катей последовали и другие. Будущее всё чаще вмешивалось в прошлое. Уже не такой редкостью стало средневековое сражение, в котором обе стороны использовали автоматы. Кто-то принуждал путешественников во времени к сотрудничеству угрозами, кто-то подкупал их — золото или драгоценные камни не теряют своей ценности с веками. Я лично судил одного преступника во времени… если верить записям.

Толя непонимающе посмотрел на учёного. Теперь они шли безлюдной, опустевшей улицей с выбитыми в домах окнами. Осколки неприятно хрустели под ногами.

— Вы не помните, судили ли его? — спросил парень.

Павел пожал плечами.

— Никто не помнит прежней истории. Вместе с настоящим менялась и наша память. Лишь непосредственные виновники изменений сохранили в голове истину, как если бы были нетронутым эпицентром взрыва. — Павел улыбнулся, заметив недоумение слушателя. — Изменчивость воспоминаний можно считать доказательством существования мультивселенных. Эту теорию подтверждает и тот факт, что, отправившись в прошлое всё исправлять, Катя исчезла. Может, её и убили в Римской империи, а может, каждое изменение в прошлом порождает новую вселенную. В любом случае Катя пропала, а преступления всё продолжались. Их последствия меняли наш мир, зачастую в худшую сторону, а институт временных перемещений тщетно пытался бороться с невидимым врагом.

Они остановились у какого-то здания. Четырёхэтажное, покрытое граффити, с облупившейся краской, оно вызывало лишь стыд и уныние. Придавив окурок дырявым ботинком, Павел протянул:

— Мы отчего-то решили, что человечеству всё позволено. Якобы Вселенная простит любое наше вмешательство. Вселенная не простила. Стоило какому-то недальновидному путешественнику нажиться на победе поляков в битве при Девичьем поле, как Россия откатилась в своём развитии на столетие. Стоило… а впрочем, что долго рассказывать? Сам узнаешь скоро. Перейдём сразу к событию, предопределившему то, что мы сейчас имеем.

В 1187 году, в период Крестовых походов, войска Саладина осаждали Иерусалим. Крестоносцы отбивались с трудом, всё шло к поражению. И чёрт его знает, какова была история до вмешательства и кто именно всё изменил, но попала в руки христиан пробирка с неким вирусом. Смертельным. Тот, кто его раздобыл, по-видимому, лишь выполнял заказ и о последствиях не думал. Посовещавшись, крестоносцы решили пробраться в лагерь сарацин и вылить содержимое пробирки в колодец. За себя не боялись, так как слепо верили, что Бог защитит их. Лишь один человек, глава обороны города, оказался против задуманного. Ибелин единственный понимал опасность задумки. Но это не остановило защитников, и некий исступлённый христианин отправился ночью в лагерь.

Толя с замиранием слушал историю. По коже пробегали мурашки, то ли от мороза, то ли от преждевременного ужаса. Он понимал, что услышит дальше.

— Лагерь вымер за неделю, — подтвердил его опасения Павел. — Надо отдать должное, сарацины схватили монаха на месте преступления. Ничего вразумительного от него не добились, правда, — бедолага лишь вопил о праведном божьем суде. Его торжество длилось недолго — чуть насладившись зрелищем подыхающих врагов, он умер сам. Прибыв в мёртвый лагерь, крестоносцы нашли лишь окоченевший труп своего брата. Тут они впервые встревожились. Понятное дело, они понеслись назад в город — и занесли вирус в стены.

Павел пожевал губы. Толя следил за его бледным от холода лицом. На улице не было ни души. Их и так опустевший город словно окончательно вымер.

— Болезнь быстро распространилась по Европе и Ближнему Востоку, — сухо рассказывал Павел. — Историки безуспешно считали жертв, но проще сказать, что вымерли почти все. Ни одна эпидемия не сравнится с этой лабораторной, искусственно занесённой чумой. Вы учили это в школе как Великий мор, но, думаю, не так детально. Теперь ты знаешь, что будущее и правда уничтожило своё прошлое, а заодно и само себя. Кем бы ни был тот путешественник во времени, он не вернулся — не сумел. Человек, который должен был изобрести машину времени, отныне не рождался, а у других гениев не нашлось на открытие ни желания, ни возможностей. Института временных перемещений тоже никогда не существовало. Все путешественники во времени очнулись простыми людьми, и только записи да частично сохранившаяся у кого-то память доказывает, что это в самом деле было.

Толя молчал. От новых знаний внутри сделалось холодно и колко, как будто он вдохнул окружающий воздух сердцем. Значит, всё, что они имеют, создано единичными людьми, заигравшимися в богов? Вся история человечества писана жадностью, страхом, глупостью… Заслужили ли они другую жизнь? Или это именно то, чего они стоят?

Павел толкнул дверь незнакомого дома. Та заскрипела, пропуская их внутрь.

— Заходи, — предложил учёный. — Тебе здесь понравится.

Толя непонимающе посмотрел на него. Что ему могло понравиться в этой развалюхе? Предупреждая вопрос, Павел пояснил:

— Это библиотека. Не наша городская — это неофициальная, несуществующая Последняя библиотека. Собрание записей путешественников во времени, оказавшихся в «эпицентре», всех виновников изменений — точнее, копии их записей. Ты сможешь узнать, как всё было на самом деле.

Соблазн был слишком велик. Вслед за Павлом Толя вошёл в полуразрушенное здание. Он уже не думал о безопасности. Переступая через дыры в полу, уворачиваясь от осыпающейся штукатурки, парень подошёл к столу. Учёный зажёг наполовину истлевшую свечу, принёс грубо сшитые листы. Дрожащими пальцами Толя перевернул первую страницу.

«Я не встречал таких женщин в наше время. Она совершена; сейчас таких не бывает. Эта грубая, но изящная красота древности. Она обещала стать моей, если добуду оружие, которое приведёт к победе её армию. И я согласился».

Истинное прошлое человечество открывалось ему, и Толя читал, читал взахлёб, не замечая ни течения времени, ни слёз, иногда бегущих по щекам.

Проклятие зодчего

Искусство будет жить,

даже когда вымрет человечество.

© Неизвестный

Зодчий вытер пот со лба. Рассеянно взглянул на свою руку. Та тряслась, почти как у юродивого. От нескольких бессонных ночей плыло в глазах, и мужчина едва понимал, что говорит.

— Мы не успеем, Ваше Высочество, — произнёс зодчий. Усталость притупляла страх, и грозный взгляд стальных глаз уже не пробирал до нутра. — Ещё несколько рабов умерло на стройке. Кто-то сорвался; пара скончалась от истощения. Несколько самоубийств… Один мастер попал к лекарю с сотрясением. Дайте нам больше времени, Ваше Высочество. Умоляю.

— Нет! — отрезал принц. Его глаза сверкнули гневом. С аристократической нервозностью юноша отбросил волосы назад. — Дворец должен быть готов к свадьбе. Он станет образчиком культуры, лучшим творением человечества. — Лицо принца Аркана Третьего светилось от азарта и самодовольства. — Больше рабов! Пусть умирают — их жизни ничто по сравнению с Дворцом четырёх стихий.

— Умоляю, — тупо повторил зодчий. Его мутило — то ли от усталости, то ли от чувства безысходности.

Принц Аркан только отмахнулся. Его тонкие пальцы разрезали воздух медленно, как во сне; зодчему даже показалось, что он видит, как рвётся незримое прозрачное полотно. Поправив нарядный камзол, Аркан припечатал:

— Никаких споров, Риджано. Мне нужен мой дворец — и если он не будет закончен в срок, на ваши отрубленные головы полюбуется вся столица.

Зодчий опустил глаза. Выбора не оставалось. Понуро поклонившись, Риджано вышел из приёмных покоев принца.

Резиденция сверкала — солнце пробивалось сквозь тонкие занавески и застревала в золоте. Мельком скользнув взглядом по статуям богинь, стоявшим у входа, как прислуга, Риджано вышел на улицу — богатую столичную улицу, полную бедных людей.

— Господин, господин! — послышался крик.

Из толпы вырвался мастер со стройки. Риджано тоскливо поморщился, уже предчувствуя плохие новости. Остановившись перед зодчим, мастер одышливо выдохнул:

— Рабы бунтуют. Громят павильон Огня.

Риджано застонал. Зубы заныли от боли, словно он хватанул сорбета сразу после горячей пищи. Только этого не хватало!

«Голову сниму», — послышалось рядом.

Зодчий в страхе обернулся. Перед ним стоял принц, зло ухмыляясь. Морок развеялся, стоило Риджано протереть горящие глаза.

— Господин? — испуганно позвал мастер.

Зодчий стремительно обернулся.

— Зови стражу, — приказал он. — Пусть убивают всех, кто восстаёт.

И, не говоря больше ничего, Риджано заскочил в повозку.

***

— Дворец четырёх стихий был построен в пятом веке до нашей эры и по праву считался величайшим произведением эпохи. До сих пор никому не удалось превзойти это чудо света по красоте и гармонии. Дворец состоит из четырёх павильонов, символизирующих силы природы. Примечательно то, что здание ни разу не реставрировалось — оно прошло сквозь века нетронутым, не пострадав ни от войн, ни от времени.

Люба восхищённо огляделась. Не зря она записалась на эту экскурсию — дворец и правда был прекрасен. Девушка обернулась в центр зала, туда, где, поднимаясь с пола, текла вверх закованная в стеклянную стену вода. Старинное, подкрашенное примесями в голубоватый цвет стекло придавало потоку ещё более волшебный вид.

Экскурсовод поправила очки, проверила, не отстал ли кто из группы. Продолжила с заученным до слова энтузиазмом.

— Архитектор этого произведения искусства, Риджано Ботче, умер через год после окончания строительства. Страна подверглась нападению варварской армии. Когда враг уже прорвался в столицу, последним, что защищали, был дворец. Его ступени залили кровью людей, не желавших отдавать свою святыню на милость врагу. Говорят, в знак уважения такой самоотверженности дворец и оставили нетронутым.

Люба присмотрелась к стенам. На одной из них красовалась сцена купания озёрных нимф. Девушки плескались в воде, мимолётные и одновременно вечные. Люба вдруг подумала, что когда воины древности умирали за них, нимфы так же весело хохотали со стен дворца. Помотав головой, она снова прислушалась к словам экскурсовода…

***

Вокруг не осталось никого — лишь трупы. Воины лежали на земле, ступенях, у самых ворот дворца. Их руки скрючила судорога, лица исказила боль. Риджано смотрел на них со слезами на глазах. Ненавистный ему самому дворец снова убивал. Не будь его, стали бы они проливать кровь, уже проиграв?..

Зодчий отвёл взгляд от закованного в непривычно простые доспехи воина. На глаза попался мальчишка. Совсем ещё юнец, только начавший службу. Риджано вспомнил, как тот, поскуливая от страха, бросился наперерез чужаку, подобравшемуся к дворцу. Исполнял приказ принца — защищать дворец любой ценой.

— Отойди, — процедил полководец с усмешкой.

Риджано обернулся. Принц, стоящий за ним с обнажённой саблей, покачал головой. На бледном лице проступил пот; тонкие ладони сжались в кулаки. Аркан Третий, гроза своих подданных, медленно согнул колени — одно, затем второе.

— Убейте меня, — прошептал принц, и Риджано передёрнуло от жалобного тона, — но прошу, не трогайте дворец.

Глаза у принца лихорадочно блестели, как у одержимого. Даже на пороге смерти он ставил своё чудо света выше человеческой жизни. Риджано задрожал от ярости.

Полководец пожал плечами.

— Хорошо.

Сверкнул меч… Риджано прикрыл глаза, чтобы не смотреть на эту унизительную смерть.

— Теперь создатель, — хмыкнул враг.

Один варвар шагнул вперёд, поднимая голову зодчего за волосы. Понимая, что всё кончено, Риджано сплюнул тому под ноги. Его трясло. За его спиной возвышался дворец, и зодчий ненавидел его больше, чем захватчиков.

— Да, я создатель, и я проклинаю своё творение, — прошипел зодчий. — Проклинаю! Пусть оно переживёт всех. Пусть падёт и эта страна, и ваша империя, и будущие, а оно будет стоять, насмехаясь над вами. Искусство вечно, — процедил зодчий с издёвкой, — а искусство, возведённое на костях, тем паче!

Полководец нахмурился, недовольный услышанным.

— Убить, — бросил он.

Росчерк меча, и голова зодчего покатилась по ступеням его создания.

Варвар убрал меч в ножны. Полководец одобрительно кивнул ему, азартно улыбнулся. Оглядел своих воинов, послушных и верных, как свора псов.

— Что ж, — протянул он с улыбкой, — разрушим-ка эту святыню?

И армия вторглась внутрь помпезного здания.

…Полыхал огонь, звучали сталь, крики. Привыкшие разрушать, воины нападали на строение, как на заклятого врага. Но, как они ни бились, на до странности прочном камне не осталось ни одной зарубки.

***

— Молодой человек, здесь запрещено курить! — строго одёрнула экскурсовод.

Буркнув что-то неясное, парень убрал сигарету. С тоской оглядел павильон Земли, увернулся от тычка своей жены. Люба поморщилась — зачем приходить на экскурсию, если не хочешь?

— Здесь вы видите внутренний сад Аркана Третьего, — продолжила экскурсовод. — Для него были выбраны растения, лучше всего соответствующие условиям дворца. Десяток садовников поддерживали сад в порядке — ведь их могли уволить за один упавший листок.

Скучающий парень снова попробовал закурить. На него шикнули, экскурсовод сердито нахмурилась. Закатив глаза, парень бросил сигарету куда-то в сторону и вышел. Жена бросилась за ним. Люба проводила их встревоженным взглядом — она вдруг испугалась, что со злости невежда может навредить экспонатам музея.

— А сейчас пройдёмте в павильон Воздуха, — с нажимом произнесла экскурсовод.

Группа послушно побрела следом. Люба пошла было с ними, как вдруг резко остановилась. Ей стало не по себе. Что-то сжало грудную клетку, выдавливая из неё воздух, как крем из тюбика. Люба ахнула, схватилась за горло — внезапно стало нечем дышать. Она постояла немного, пережидая, когда пройдёт приступ. Попробовала идти дальше. Воздух не шёл. Горло стиснуло спазмом. Забыв обо всём, Люба бросилась из дворца.

На улице ей стало легче. Свежий воздух приятно освежил лицо, прогнал странное ощущение. Всё ещё гадая, что это было, Люба с тоской посмотрела на смятый в руке билет. Второй раз по нему не зайдёшь. А ведь она столько ещё не посмотрела!

Потоптавшись немного на входе, Люба отошла, чтобы окинуть дворец взглядом. Вид здания успокоил расстроенную девушку. Она стремилась сюда ещё с детства, когда в школе проходили историю древнего мира. Короткому, но жестокому правлению Аркана Третьего и его творению отводился целый параграф. Фотографии дворца занимали отдельную страницу. Тогда Любу поразило сходство зодчего с картинки и её собственного отца. Дома она спросила, не были ли они случайно в родстве с великим Риджано. Папа лишь посмеялся и похвалил её воображение. Больше Люба об этом не спрашивала. Но как бы то ни было, она загорелась дворцом и с тех пор мечтала побывать в нём.

Отсюда здание казалось ещё красивее. Выложенное из белоснежного камня, такое же великолепное, как в первые свои годы, оно сияло в лучах жаркого солнца. Высокие арки и витражные окна визуально вытягивали его, придавая ещё больше элегантности. Люба восхищённо скользила взглядом по капителям и колонам, как вдруг внутри мелькнуло что-то жаркое… чёрное… дымное.

— Пожар! — послышался крик.

Люба отступила ещё на пару шагов, чувствуя, как перехватывает дыхание. Горел павильон Земли.

…Тушили дворец долго. Он горел с почти что живым упорством, не разрушаясь, не оседая, и оттого казался призраком. Когда здание потушили, выяснилось, что несколько человек не успели спастись из пламени. Тот самый парень, вероятно и вызвавший пожар, его жена, экскурсовод, случайный посетитель… Их нашли полностью обгоревшими. Тела несчастных смотрелись ещё страшнее на фоне не тронутых огнём белоснежных стен.

***

Дворец долго изучали. Феномен не поддавался никакому объяснению. Не находили ни противовоспламенительных материалов, ни составов. Он просто не горел. Очень скоро обнаружилось, что дворец не поддаётся и механическим повреждениям. С трудом получив разрешение, команда исследователей попыталась разрушить здание. Возмущённые люди вышли на улицы с протестами. Защищая культурное наследие, активисты бросались под шар-молот, прятались в готовых к взрыву павильонах. Не обошлось без жертв — фанатичная оборона дворца напоминала партизанскую войну. Но их защита не потребовалась — дворец не брало ничто. Его вечная, пугающая красота оставалась равнодушна к любым разрушительным мерам. Вскоре и горожане успокоились, напряжённо наблюдая за попытками уничтожения.

Ничего. Тщетно. Дворец стоял.

Перепробовав всё, его оставили в покое. С почти суеверным страхом здание обнесли лентой. Какое-то время в здание лезли мальчишки и сталкеры, но и те ничего не нашли. Дворец забыли. Годы бежали, и чем больше менялся мир вокруг, тем меньше старались обращать внимание на неизменное величие древнего здания.

«Наверное, люди слишком ценят свои творения», — писала в дневнике стареющая Люба. Она недавно была у дворца, одиноко блиставшего посреди обедневшего города. «Нас угнетает собственная недолговечность. Хочется оставить память о себе, создать что-то, что простоит века после твоей смерти. Потому мы порой ценим искусство больше людей. Но впервые нам удалось создать нечто вечное — и нас пугает дело собственных рук».

***

Земля горела. Людей давно не осталось. Руины городов, миллионы брошенных машин и домой, миллиарды гниющих детских игрушек и чьих-то вечерних платьев уходили в небытие. Планета умирала, покинутая своими хозяевами и гостями. Только дворец продолжал сверкать белым посреди общего хаоса — нечеловеческий памятник человеческой культуры. Он начал разрушаться лишь вместе с поверхностью планеты — и, рассыпавшись в пыль, улетел в космос много позже своих создателей.

Принцессы или чудовища

Это случилось в мире благородных рыцарей и прекрасных принцесс, в сказочной вселенной из тех, что восхищали нас в детстве. Благородные рыцари сидели в трактире. Их храбрые лица исказило недовольство, ясные глаза блестели от хмеля. Опрокидывая в себя кружки пива, они рассуждали о прекрасных принцессах — извечной теме всех рыцарей и мужчин.

— С тех пор как Лилиан убили, никто нам не верит, — прогудел один здоровяк. — Не пускают в дома, не доверяют спасение девиц. Из-за одного свихнувшегося… как его там звать?

— Родриг, — хмуро ответил другой. — Родриг Салливан.

— Вот-вот, Салливан! — крикнул здоровяк.

Остальные посетители оглянулись на него, но промолчали. Рыцарь с грохотом опустил кружку на стол.

— Из-за того, что Салливан убил спасённую им же принцессу, от нас шарахаются, как от прокажённых! — прорычал он, не замечая, что в руке осталась отломанная от кружки ручка. — Раньше мы были любимы, девки сами в объятия кидались! А сейчас? Теперь даже разносчица в харчевне боится отдаться рыцарю!

Кто-то из мужчин вздохнул. Большой стол, за которым собралась шестёрка рыцарей, стоял почти по центру, и простой люд жался вдоль стен, подальше от шумной компании. Глотнув пива, сухой как жердь вояка добавил:

— Ладно разносчицы, к принцессам дорога заказана. — Он уныло вздохнул. — Ни один папаша-король не доверит дочь рыцарю, даже если сама просить будет.

— А ты через окошко наведайся, — посоветовал друг.

Рыцари загоготали. Каждый из них знал и о нравах некоторых принцесс, и о паре скандалов в королевских семьях. Говорящий только рукой махнул.

— Через окошко и простая баба сгодится. Принцессы не для того нужны.

— Тро-о-он, — мечтательно протянул другой.

Мгновение помолчали. Каждый из рыцарей с грустью думал о потерянной дорожке к власти.

— Раньше спасёшь девушку — и всё, рука с троном твои, — продолжил тощий. — Красота! Мечом помахал — и король.

— Как Филипп Третий, — подсказали ему.

Рыцарь кивнул.

— Как Филипп Драконоборец. — Он подпёр кулаком захмелевшую голову. — Хотел бы я на его место…

Пиво кончилось. Один из рыцарей махнул рукой, и стоящий за спиной оруженосец побежал за новым. Мужчина обернулся к столу. Он был не красивее и не уродливее прочих: молодой, с длинным хвостом рыжих волос, бородкой и лукавыми глазами. Оттопыренные уши торчали, как у летучей мыши, широкий нос дёргался от затхлого запаха трактира, кустистые брови подрагивали от шума. Дождавшись, пока оруженосец принесёт ещё пива, рыцарь глотнул, вытер пенные усы.

— Забудется, — уверенно сказал он. — Вот увидите, ещё попируете на моей коронации!

Давешний здоровяк ухмыльнулся. Принял от высокого, а оттого сгорбленного оруженосца свою добавку.

— Почему на твоей, Жак? Ты даже в турнирах не бьёшься.

Жак поставив кружку на стол и азартно подался к собеседнику.

— Зато сколько чудовищ убил! — напомнил он. — Ещё немного, и переплюну того самого Родрига!

Все промолчали. Хоть Жак и недавно за подвиги принялся, его слава уже бежала вперёд меча. Простоватый и юный, он справлялся с монстрами как опытный вояка, чем снискал уважение как у простого люда, так и у знатных особ.

— Чтобы принцессу получить, не сила нужна, а хитрость, — всё же возразил один из собравшихся. — Возьмёшь у одного чародея зелье получше, победишь другого, который девчонку похитил — и женись.

Рыцари одобрительно загудели. Жак кивнул тоже — хороший был план.

— А с драконами вообще легко — их же не существует! — вдохновенно продолжил говорящий. — Выдумки для крестьян да отцов-королей, у которых дочь с простолюдином сбежала. Отобьёшь принцессу такую у женишка и назад, за наградой. Живи долго и счастливо.

— И всю жизнь слушай, как она того простолюдина любила, — буркнул здоровяк. — На третий год брака сам на осине вздёрнешься.

Конец ознакомительного фрагмента.