Страницы жизни: будь моей

Алёна Макеева, 2021

Денис – успешный архитектор и бизнесмен, который производит впечатление вполне счастливого человека. Но мало кто знает, что вот уже семнадцать лет он безумно влюблен в одну и ту же женщину, которая когда-то родила ему дочь. Пошедшая по его стопам и ставшая архитектором, дочь Ксения приезжает к нему в Цюрих на стажировку. А потом прилетает и она – та самая, чьи поцелуи он хранил в памяти столько лет. Денис понимает: это единственный шанс, чтобы исправить ошибки прошлого…

Глава 5

Старые раны

— Ксень, привет. Тебя сегодня Альберт довезет до учебы, ладно? — сразу выдал я дочери на немецком, как только она появилась в кухне.

— Привет. — Ксеня чмокнула меня и Альберта, сидевшего рядом, с которым она уже успела подружиться. Я специально вызвал помощника домой, чтобы он отвез ее на учебу.

— Ладно, — улыбнулась она, но потом увидела смятую постель в гостиной. — А ты что, здесь спал? — Она налила себе стакан воды.

— А где? — удивился я.

— Правда, а где ему спать, если на втором этаже лежит телка, о которой он мечтал последние семнадцать лет. — Она бросила на меня укоряющий взгляд, а Альберт прыснул со смеха.

— Она вся в тебя, — откашлялся он.

— Детка, ты помягче на поворотах. — Я состроил страшную гримасу. — Я вообще-то твой отец, а это, — сказав, я кивнул на Альберта, — мой подчиненный.

— Боже мой, какие мы нежные! — Ксеня потрепала меня по волосам. — Сырники сделай, а? — Она чмокнула меня и пошла наверх.

— Короче, — продолжал я давать распоряжения помощнику, так как сегодня появляться на работе не планировал, параллельно доставая творог, яйца и сметану из холодильника. — Совещание проведете без меня, результаты на почту.

Не успел я закончить, как услышал тихие то ли рыдания, то ли похрюкивания. Я обернулся в направлении звуков. За столом, уронив голову на руки, содрогался от смеха Альберт.

— Что? — не выдержал я.

— Господи, видели бы тебя твои подчиненные! — гоготал он уже в голос. — Всегда строгий, чопорный, надменный, а эта коза одним взмахом ресниц тобой командует. — Он вытирал слезы. — Я тебя таким никогда не видел!

— Она моя дочь! Между прочим! — Я надулся, замешивая сырники.

Альберт продолжал ржать так, что стены сотрясались.

— И ты потише, вторая такая же изволит еще спать. Разбудишь, убью, — строго посмотрел я на Альберта.

Тот откашлялся и что-то записал в планировщик.

— Да уж, Дэн, таким ты мне однозначно нравишься больше, хотя это и безумно смешно!

— Вы чего тут ржете? Прямо как кони, — зашла уже переодетая Ксенька. — Аж наверху слышно.

Альберт снова засмеялся.

— Ржет, что я — строгий начальник — прыгаю под твою дудку, — пояснил я, выкладывая сырники на сковороду. — Кофе будешь?

— Ага. — Ксеня плюхнулась за стол. — А под чью дудку он еще должен прыгать? — Ксеня строго взглянула на Альберта.

— Я тоже буду, — посмотрел тот на меня.

— Слышь, ты, не борзей! — огрызнулся я.

— Да ладно, ты ж не жадный, да ведь? — толкнул он Ксеню.

— Ну не знаю. — Та демонстративно взяла нож. — За папины сырники я прибить могу.

Альберт снова рассмеялся.

— За папины, слышал, да?! — Я ласково приобнял Ксеню и поцеловал в макушку. Она расплылась в улыбке.

— Мда, Дэн, не думал я, что ты подкаблучник, — продолжал хохотать Альберт.

— Доброе утро… — послышался Ленкин голос. — Ой, извините, я не вовремя? — растерялась она, увидев Альберта, который тут же перестал смеяться. Он смотрел на нее, открыв рот. Ленка стояла в просторной белой футболке и джинсах, подчеркивающих ее стройную фигуру.

— Нет-нет, ну что ты, — перешел я с немецкого на английский. — Доброе утро. — Я провел ее за руку и усадил за стол. — Ты сырники будешь?

— Что, прости?

— Сырники, — сказал я по-русски.

— Да ладно, ты же торопишься, наверное, — лепетала Ленка.

— Нет, — снова перешел я на английский. — Сегодня у меня выходной, эти остолопы и без меня справятся… — Я посмотрел на Альберта, который так и сидел, не двигаясь. — Кстати, это Альберт, мой помощник.

— Очень приятно, — улыбнулась Ленка, но тот не шелохнулся.

— Э! — треснул я того по плечу. — Слюни подбери!

— Здравствуйте, — выпалил Альберт по-английски.

— Лена, — представил я ее.

— Ого! — К помощнику вернулся дар речи. — Ну теперь я тебя понимаю, такую хоть всю жизнь ждать будешь! — выпалил он.

Ленка подняла на меня растерянный взгляд.

— Не слушай, он английский вообще не знает, — спохватился я.

Ксеня засмеялась, Альберт обиженно уставился в планер:

— У меня английский свободный. Вообще-то.

— И вообще я его уволю скоро к чертовой матери. — Я поставил перед ним тарелку с сырниками. — Ешь лучше, толку будет больше.

— А что не так-то?! — возмутился тот.

— Ешь, — сунул я ему сырник в рот. — Лен, так ты сырники-то будешь? — поинтересовался я по-русски.

Та лишь качнула головой в ответ, наблюдая за этими чудиками, один из которых смеялся, точнее, смеялась, а второй дулся. Как ребенок, честное слово!

После завтрака мы с Ленкой пошли погулять по городу и так заболтались, что чуть не забыли забрать Ксеньку после учебы.

— Так, девушки, — начал я, когда мы только вечером завалились домой, уставшие и голодные, с полными пакетами продуктов. — Я готовить, а вы — на стол накрывать.

— Я в душ! — крикнула Ксеня и пошла наверх.

— Э-э-э, — начал было я.

— Я помогу. — Ленка осторожно подошла ко мне. — Пусть отдыхает, — нежно сказала она и начала разбирать пакеты, пока я мариновал рыбу и ставил в духовку. — Она и так уже канючила в магазине, что нога болит.

— Ну да, есть такое. — Я повернулся к Ленке: — Ты тоже, наверное, устала, весь день на ногах.

— Ой, — засмеялась она, — мне полезно ходить побольше. Знаешь, частная экскурсия по городу с таким гидом, как ты, дорогого стоит.

— М-м-м, — игриво приобнял я ее. — Могу требовать оплату?

Лена так растерялась, что открыла рот.

— Это была шутка… — Я отошел на шаг. — Тупая, — тяжело вздохнул я.

— Нет-нет, — торопливо стала оправдываться Ленка. — Просто я отвыкла и…

Я в упор смотрел на нее. «Отвыкла» — это слово прозвучало как «отвали со своими подкатами».

— И? — чуть более злобно, чем следовало, спросил я.

— Просто чувствую тут себя не в своей тарелке, — закончила она.

— Почему? — недоумевал я.

Но не успела она мне ответить, как в кухню забежала радостная Ксенька.

— Смотри, мама, — ткнула она Ленке телефон в лицо.

— Хало! — услышал я голос Андре.

— Хэлоу, — растерянно поздоровалась Ленка в ответ.

— Ви гейтс? — поинтересовался Андре.

— Андре, мама не говорит по-немецки, только по-английски, — поправила его Ксеня.

— О, пардон муа, мадам. Хау а ю? — перешел он с французского на английский.

— Файн, — растерялась Ленка окончательно.

— На улице дождь начался, кстати, — брякнула Ксеня, убирая телефон. — И когда ужин?

— Минут через пятнадцать! — крикнул я Ксене уже вдогонку, когда эта симулянтка скакала по лестнице. Но ответа так и не получил.

— Давай тогда здесь накрывать, — достал я тарелки.

Мы молча нарезали овощи для салата, не зная, о чем говорить. Минут через десять гнетущей тишины Ленка спросила:

— А сколько Андре языков знает?

— Четыре, наверное, у него папа американец, а мама — француженка. Она живет здесь. Так что немецкий. — Я загибал пальцы, задумавшись. — В школе еще испанский учил.

— Ого! — опешила Ленка. — А я только английский освоила… И то с трудом, — усмехнулась она.

— Ой, да втянешься. — Я сунул ей хлеб в руки. — А немецкий выучишь.

— Зачем? — вернул меня в реальность ее вопрос.

«Ну, выйдешь за меня замуж, останешься жить здесь, как мы и мечтали», — хотел брякнуть я, но вовремя осекся.

— Ну, — промямлил я минуту спустя. — Приезжать сюда. Ты же будешь? — неуверенно закончил я.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Зачем?

Я стоял и смотрел на нее, как идиот, который не понимает, что его послали.

— Блин, Лен, — опустил я глаза. — Слушай… как все сложно-то…

— Давай тогда не будем, — оборвала меня Ленка на полуслове и отвернулась, пряча слезы.

Мне так хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть с силой, сказать, что я люблю ее и все еще хочу, чтобы она была со мной, несмотря на все эти годы разлуки, но тут пропищал таймер.

— Рыба готова, — сдавленно выдала Ленка. — Пойду Ксеню позову… — Она вышла из кухни.

А я так и остался стоять с застывшими на губах словами. Что-то немного не клеился разговор у нас. С самого ее приезда, надо сказать. Я не понимал, почему она держит меня на дистанции, и не знал, как себя вести! То ли выдать всю правду как на духу, то ли не давить на нее и дать время освоиться, терзая себя надеждой.

— Ладно, — выдохнул я, отвлекаясь от своих мыслей, и пошел доставать рыбу. — Может, подобреет, когда поест?!

Ужин прошел в крайне напряженной обстановке. Даже несмотря на то, что Ксенька пыталась шутить, а я болтал всякую чепуху про Цюрих и архитектуру. Ленка рассеянно ковырялась в тарелке, почти ничего не поела, погрузившись в свои мысли.

— Мам! — окликнула ее Ксеня. Но Ленка не отреагировала.

Ксенька обняла меня сзади и, положив подбородок на плечо, прижалась щекой к щеке.

— Я иногда думаю, как бы было здорово, если б мы жили с тобой тут всегда, — едва слышно сказала она, но Ленка подняла глаза и посмотрела на нас. — Да ведь? — спросила она у матери. — Ты сама-то не жалеешь, что профукала свой шанс?

Лучше бы Ксеня молчала. Лицо Ленки вытянулось, и без того большие глаза стали огромными и наполнились слезами. Она начала судорожно вздыхать, но из-за внутренних рыданий просто мелко содрогалась.

— Я профукала? — выдала она, и из глаз покатились слезы. — По-твоему, это я его профукала? — Ленка уже даже не сдерживала рыданий.

— Лен… — Я хотел коснуться ее пальцев, но она резко отдернула руку.

— А ты никогда не интересовалась у своего супергеройского отца, как он меня бросил, когда я вернулась после Ильи? И даже не спросил, почему я пришла так поздно? — прошипела она.

Ксенька напряглась всем телом и вжалась в меня. Я тонул в чувстве вины. Точно таком же, когда узнал, что Илья изнасиловал ее. Я сжал челюсти, стараясь хоть немного сохранить рассудок, но злость накрывала с такой силой, что глаза застилала пелена. Я зажмурился, чтобы прийти в себя. Ленкины рыдания стали приглушенными, казалось, я вернулся в тот день много лет назад.

— А как он изменял мне с Викой? — продолжала Ленка.

— Я не трогал ее, ты же знаешь! — оправдывался я, резко открыв глаза. Передо мной поплыли белые «мухи» и разводы.

— Да неужели! — Ленкино лицо исказила гримаса злости.

— Черт, — выругался я и закрыл лицо руками.

— Мам, — прошептала Ксеня и отшатнулась от меня.

Я, конечно, понимал, что я не супергерой, но жестокая правда резанула до ощущения физической боли в груди. Чувство вины накатывало все сильнее, буквально сжирая изнутри. Если бы я не бросил ее, если бы не усомнился в ее верности, если бы не выпил тогда это месиво, которое подсунула мне Вика, если бы не показывал свою гордость, тогда Илья бы выпустил меня из КПЗ раньше… Я бы успел, и Ленка не сделала бы аборт. Если бы, если бы, если бы… Мысли крутились в голове с бешеной скоростью.

— Мам! — услышал я чуть ли не крик Ксени.

Ленка уже бежала вверх по лестнице, буквально захлебываясь рыданиями. Я рванул за своей красоткой, благо, она не знала, как закрыть дверь спальни на ключ.

— Ленка! — влетел я в комнату.

Она стояла у окна, закрыв лицо руками, и рыдала в голос. Честно говоря, мне тоже слезы застилали глаза, ведь я и не подозревал, что она все еще носила всю эту боль в себе. Мне казалось, я чувствую то же, что и она. Я повернул ее и крепко прижал к себе. Ленка пыталась вырываться, но я просто сцепил руки в замок, не давая ей даже пошевелиться.

— Прости меня, родная, — шептал я ей. — Я знаю, что виноват, Ленка. Прости.

Она перестала вырываться и просто рыдала.

— Солнышко мое. — Ласково погладил я ее по голове.

— Нет, это моя вина, моя, — захлебывалась она. — Я не должна была выгонять тебя тогда, ты же вернулся, вернулся, как и обещал.

От этих слов мне стало еще хуже. Никогда я не чувствовал себя таким виноватым, как сейчас, ведь она не знала правды, что я вернулся потом еще раз и… и струсил.

В комнату тихонько закралась Ксенька, глядя на нас перепуганными глазами.

— Пап, — прошептала она.

Я отрицательно помотал головой, прижимая к себе рыдающую Ленку, которая то и дело бормотала:

— Это моя вина.

— Прости, я не хотела, — тихонько проговорила Ксенька и тоже заплакала.

Черт, рыдающая Ленка, плачущая дочь… И все из-за того, что какой-то мудак сделал кучу неправильных поступков восемнадцать лет назад. Да зашибись! Хотелось в аду сгореть живьем, только не видеть всего этого. Я прикрыл глаза, пытаясь успокоиться хотя бы немного и не заорать от бессилия. Как же я ненавидел себя в тот момент!

Ксеня аккуратно вышла из комнаты. А я так и продолжал стоять, прижимая к себе Ленку, и стискивал зубы от собственного бессилия. Причинить столько боли женщине, которую так любил, и дочери… Ада для меня будет мало за все это!

Не знаю, сколько мы так простояли, но за окном стало смеркаться.

— Прости меня за эту истерику. — Ленка отошла от меня, когда немного успокоилась. И стыдливо отвела взгляд.

У меня ком подкатил к горлу: я не смог вымолвить и слова, но продолжал держать ее за руку — за кончики тонких холодных пальцев. Казалось, они были ледяные и синие от холода. Я поднес их к губам и стал дышать, но они все никак не согревались. Ленка сжала руку и отошла от меня.

— Родная… — Я сделал шаг ей навстречу.

Но она лишь покачала головой и судорожно всхлипнула.

— Можно я побуду одна? — посмотрела она на меня со слезами на глазах. — Пожалуйста.

Ошалевший, я стоял на месте.

— Мне нужно в душ, — прошептала Ленка. Она выглядела такой потерянной и несчастной, но настолько настойчивой, что я просто вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Раздался звук льющейся воды.

Проходя мимо комнаты Ксени, я услышал то, что, по сути, слышать не должен был: дочь тоже плакала. Я постучался, но, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел. Ксеня сидела на кровати, уткнувшись лбом в колени, и тихонько поскуливала. Я сел рядом и прижал ее к себе. Дочка заползла ко мне на колени, как ребенок, обняла и уткнулась в шею.

— Солнышко мое, девочка моя маленькая, — гладил я ее по голове, стараясь успокоить.

— Я не хотела, — всхлипывала она. — Я не думала, что она так отреагирует, я не хотела, — подняла она на меня перепуганный взгляд.

— Зайка, — улыбнулся я через силу и поцеловал ее нос. — Ты ни в чем не виновата.

— Но почему она так плакала? — всхлипывала Ксеня.

— Так выходят боль и отчаяние, когда долго зажимаешь их в себе, — тяжело вздохнул я.

— Если б я не ляпнула… — снова разревелась Ксеня.

— Нет, доченька, твоей вины здесь нет.

— А чья есть тогда? — На меня смотрели два наивных глаза, ожидая, что я решу все и защищу ее от всего на свете.

— Моя, малышка, только моя. — Правда рухнула на меня с новой силой.

— Почему? — с беспокойством спросила дочь, надеясь, что я сниму с нее тяжелый груз боли и ответственности. И это меньшее, что я мог сделать для нее.

— Потому что когда мне было тридцать, я так хотел быть правым, так хотел доказать, что не силой решаются вопросы, что забыл о главном: моей любимой женщине нужны были поддержка и опора, защита, а не истерики и психи, — тяжело вздохнул я. — Меня не было рядом, когда я был ей так нужен. Когда появилась ты. Я просто струсил и ушел. — Правда была слишком жесткой, чтобы игнорировать ее. — Единственный, кто виноват, это я, малыш, — честно признался я.

— Но у тебя же было столько проблем, — пыталась оправдать меня Ксеня, утирая остановившиеся слезы.

— А у кого их не было, Ксеня? Это не повод отворачиваться от тех, кто дорог, — вздохнул я.

Ксеня успокоилась, сидя у меня на коленях, а на меня лишь сильнее накатывало чувство вины. Дочка устало зевнула.

— Ложись спать, солнышко. — Я поцеловал ее. — Завтра разберемся со всеми проблемами, и все будет хорошо, ладно?

— А получится? — с надеждой посмотрела на меня Ксенька.

— Обещаю! — тяжело выдохнул я и улыбнулся из последних сил.

Дочка крепко прижалась ко мне, а потом без сил рухнула на кровать. Я накрыл ее одеялом, поцеловал, погасил свет и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Во второй спальне не было слышно звуков воды. Я подошел к двери и прислушался — тишина. Не решаясь войти, поплелся вниз и налил себе коньяку из запасов Джастина. Что-то все шло сильно не так, как я думал. А что я думал? Да ничего, даже не успел, все навалилось, как снежный ком. Я отпил коньяка, который обдал все внутри горячей волной.