Дьявол и Город Крови 4: всей нечисти Нечисть

Анастасия Вихарева, 2010

Маньке и Борзеевичу приходится вернуться в горы, чтобы найти артефакты, с помощью которых можно расправиться с драконами. Но драконы и вампиры не собираются подставлять повстанцам грудь, чтобы те их осиновыми кольями протыкали. Понимая, что только там, где нет проклятой земли, можно достать проклятую и ее подельников, Их Величества и свита из вампиров решаются на отчаянную экспедицию, прихватив несколько тысяч боевых оборотней и обычных людей на закусь, которые не подозревают о своей предрешенной участи… Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Царем быть нелегко…

В кабинет без стука вошла Ее Величество. Его Величество тут же вскочил с кресла, зацепившись рукавом за чернильницу, опрокинув на пол. По полу расползлось пятно. Жена лишь криво усмехнулась, слегка поморщившись. Его Величество покраснел, но заметив, что жена отвлеклась на входящего следом Святого Отца, переступил через пятно, прошел к дивану и сел, дожидаясь, когда она заговорит первой.

— Собирайся! — она встала перед ним, уперев руки в бока.

Выглядела Ее Величество решительно.

Раздражена, как всегда, отметил про себя Его Величество. Но не послала за ним, не прислала приказ с посыльным.

Не сказать, что не обрадовался. Не стоило упускать шанс реабилитировать себя в глазах любимой. Но не одна, по душам не поговоришь. На секунду другую он смешался, вспомнив, что все еще Царь, и мог бы легко выставить Святого Отца за дверь — и тут же пожалел, что корона осталась на столе. Хотела Ее Величество или нет, он все еще был ее мужем, и корона пока принадлежала ему на законных основаниях. Но, заметив, что тот с озабоченным и измученным лицом пристально следит за каждым его движением, язык против Святого Отца не повернулся. Силой силу не превозмочь, так можно и последнего лишиться, что имеет.

Его Величество промолчал, стараясь не подать виду, что взволнован. Лишь с любопытством наклонил голову, дожидаясь объяснений.

— Пора народ отвлечь от этого проклятого места, побольше положительных эмоций… — бросила Ее Величество, пройдясь по кабинету и останавливаясь у стола, разглядывая чернильную лужу на полу. — Снять напряжение, ославив Проклятую землю выдающимися заслугами. Все только о ней и говорят… Куда не глянешь, везде смертушка.

Настроение у жены хуже некуда. Она с досадой сцепила руки, несколько мгновений рассеянно разглядывая пол.

— Перво-наперво, обоснуешь появление проклятой земли — будто горячие подводные источники создают некое поле, угрожающее всему живому. Объявишь опасную зону государственной собственностью — и пустим слушок, мол, проводили эксперименты, эксперимент удался — теперь у нас самое мощное оружие… Народ слухам больше верит, чем официальным источникам.

–???

Его Величество замер. Где у него голова?! Он с досадой взглянул на жену, которая еще раз доказала, кому он обязан своей короной и миллиардами.

Тоже выход. Простой, но, на первый взгляд, эффективный. Практика была проверенная. Для восстановления имиджа все средства хороши, и пока это был единственный доступный способ.

— Кстати, меморий уже издан. Подписан. Ставлю в известность! — сухо отрезала она, пройдясь взад-вперед, остановившись напротив Святого Отца.

— Там животные стадами бродят. Было бы опасно, не бродили бы, — высказался Его Величество и оборвал себя на полуслове. Ее Величество жестом поднявшейся руки приказала замолчать, резко развернувшись.

— Это еще не доказательство! — скривив губы, она гордо подняла голову в обрамлении золотых локонов, уложенных колечками, подбирая подол платья. — На то они и животные, чтобы вести неразумный образ жизни. Следующий шаг — военный парад, документальная хроника, ну и… выставка государственных достижений.

— Ты понимаешь, что после этого начнется? — спросил Его Величество.

— Понимай, не понимай, а делать что-то надо, — расслабилась она, опускаясь на кожаный диван рядом с ним, протягивая руку для поцелуя. — Мы не можем допустить упаднических настроений.

С ответом он не торопился. Рассеяно глядя перед собой, неторопливо перецеловал пальцы протянутой ему руки.

В последнее время все каналы усиленно зомбировали народ на положительную установку, муссируя преображение экономики. Установки начинали потихоньку работать — жизнь входила в свою колею. Найденные города оказались эффективным способом отвлечь народ от проблем. Народонаселение валом повалило в развалины, в надежде отыскать старинные монеты и, если повезет, клад. Клад, само собой, принадлежал государству, но нашедшему полагалось двадцать пять процентов вознаграждения. Естественно, по оценке государственных экспертов, которые готовили часть собранной коллекции антиквариата к аукциону. На всякий случай все три города усиленно охраняли. За выемку ценностей у обокравших государство солдатам тоже полагалась премия в размере чуть большем, чем тому, кто клад нашел и не сдал куда следует. И сразу же во всех трех городах стали один за другим обнаруживаться воры и расхитители. Наказывали воров нестрого, лишая вознаграждения и доступа на охраняемый объект.

Конечно, сразу нашлись те, кто хотел бы вознаграждение от цены, за которую иной коллекционер приобретал вещицу, но стоимость изделия одно, а блажь — другое…

Кроме того, захватывающие новости отвлекали подданных от новостей менее приятных, пробегающих по экрану быстреньким мелким шрифтом или произносимые шепотом по радио, желательно, когда народ подшофе, чтобы не сильно травмировать и без того расшатанную его психику, типа: подорожали ресурсы процентов, эдак, на двадцать пять, или про землю вот. Кто обратит внимание на такую мелочь во всенародный праздник летних каникул? А если скажут: не говорили, то вот они, новости — внимательнее надо быть!

Он не переставал удивляться, как царственной супруге удается выдуть из мухи слона. Взять, к примеру, страдающих сироток: показываешь малютку в патронатной семье, и вот уже государственная забота как бы на лицо. И кто после этого вспомнит, что сирот сотни тысяч, а в приютах за такую зарплату соглашаются работать разве что педофилы и извращенцы. И слава богу, что есть наставник, которые не корысти ради, а удовольствия для. Худо-бедно, и речь человеческую освоил, и лопату держать научился, и к смирению приложен. Чтобы сэкономить, приходится-таки открывать разные учреждения, которые сбывали сироток с государственных рук в руки частные. Например, тому же вампиру, который изгадил свои органы так, что год или два, и лежать ему в гробу. Не больно-то покрасуешься с дырой перед народом. Или продавая за границу. Спрос на сироток был, порой выпасть из женского места не успевал, как его уже рассовали по всем местам. И житье за морем не худо. Это кому как повезет — один на убой, зато двум сладко.

С землей то же самое, надо что-то большое, что-то этакое, чтобы все сразу поверили и пощупали, а вопросы отпали бы сами собой. А проблема противоположно направленная.

— Какие достижения? У нас их сроду не бывало! — буркнул Его Величество и скривился, перебирая в уме, что можно назвать достижением. Все из-за границы, во дворце ни одну вещицу родной не назовешь. Разве что те, которые под заказ, но и они, как правило, народными умельцами из заграничных полуфабрикатов лепились.

— А ты в земельку загляни, собери чего понаряднее, да и представь, как продукцию из государственных закромов! — с издевкой процедила сквозь зубы Ее Величество.

— Так есть же нельзя! — обиделся Его Величество, старясь понять, шутит она, или всерьез решила отравить народонаселение.

— А кто есть собирается? Ты стране представь! Таким ведь и был Царем, что показать нечего! — упрекнула она. — В общем так, решено уже. Пресса приглашена, пресс-конференцию… — она оценивающе окинула его взглядом, оставшись недовольной. — Впрочем, нет, тебя народу лучше не показывать. Надежнее. Неизвестно, что с лица вылезет. Министр экономики поговорит с подданными. Но кроме тебя на Проклятую землю никто попасть не может, а нам сведения нужны, кто такие, там ли еще, кто бывает у них. В общем, вот причина, вот задание, а вот оправдание, — взгляд Ее Величества был твердым и слегка обеспокоенным. — У меня, зайка, всего ничего времени остается, чтобы государство в руках удержать. На драконе полетишь. Если с тобой что случиться, поймут сразу. Заодно проверишь, много ли Проклятая земля оттяпала от государственной территории… — лицо супруги стало озабоченным. — И, если Дракон попросит чего — выполнишь! — бросила она раздраженно.

— Ты что? Ты меня в логово? Чтобы проклятым?! — одурел Его Величество. Он не мог поверить, что жена вдруг повернулась на сто восемьдесят градусов, бросая на растерзание врагу, будто избавляясь от него.

— Возьми охрану! Впрочем, нет, не поможет, — спохватилась Ее Величество и подняла на него усталые глаза. Голос стал мягким. — Я понимаю, милый, тяжело жить с таким грузом… — она погладила его по волосам, проведя по щеке рукой, будто прощалась. — Но это не шутки уже. Пусть ты один пострадаешь, но зато все мы жить останемся. По крайней мере, тебя они не убьют. Достать их мы можем только так. А с твоим Проклятием разберемся как-нибудь. Я уже вызвала специалистов, наука не стоит на месте. И потом, если собрались наложить Проклятие — наложили бы, а Зов, позвали бы. В конце концов, ты пока еще Царь… — напомнила она с досадой. — Надо начинать переговоры — пусть уж произнесут заклятия, да и выйдут к нам, а там посмотрим, кто кого. Мы не знаем, чего они хотят, поэтому не можем предупредить их удары.

— Не трудно догадаться! Трон, чего же еще-то?! — Его Величество поднялся, прошел к столу, чтобы не показать обиду, смял еще один лист бумаги с царскими водяными знаками, отправляя в корзину для бумаг. Последние слова жены заставили сердце больно сжаться. Да, ради нее он готов умереть, но жить-то хотелось.

— Поэтому подписан Указ о передаче твоих полномочий на управление государством в мои руки, — твердо, как приговор, произнесла Ее Величество. — Черкнешь там, в приемной. Но это не главное, главное — заставить врагов обратиться к нам… Эх, мне бы лампу достать! — тяжело вздохнула она. — Если она у них, мы быстро расправимся с ними.

— Опять ты… — Его Величество повернулся к жене, слегка усмехнувшись, почти с ненавистью бросив взгляд в сторону Святого Отца. Он не сомневался, что его отречение от трона была не ее идея. — Все твои лампы в городах лежат, возьми!

— Вот именно! Саркофаг… Лампа… Это знамение! — с жаром произнесла она, оставив надменное выражение лица. — Не случайно трижды повторилось одно и то же! Древний вампир встал из гроба, Антихрист — и пришел он с лампой, которая помогла ему захватит землю и обороняться против нас. Но, если мы получили знаки, значит, Спаситель и Отец Наш Небесный на нашей стороне! Это не рука человека, и даже не рука вампира — это спасение нам. Посуди-ка, мог ли маг предполагать, что города выдадут его с головой?

— Что-то поздновато нам сообщили… когда уже своим умом дошли, — Его Величество скривился, не сдержав усмешки. Как могла жена быть такой умницей и наивной одновременно? Ясно, откуда ветер дует: Святые Отцы основательно засрали жене мозги душещипательными проповедями. — Не кажется ли тебе, что Благодетельный наш Спаситель знавал сего вампира, будучи искушаем им в пустыне? Где Спаситель, и где Отец Его, когда этот умник ходит по земле? Кто, кроме того вампира, смог бы так объяснить нам, кто он, и кто мы с нашим Спасителем? Не удивлюсь, если выяснится, что и города его рук дело.

— Мы, братья Господа Нашего, поднимем знамя Спасителя и спасем мир! — гордо возвестил Святой Отец. — Нам ли боятся Дьявола и приспешников его? Спаситель превозмог, и нам силу дал.

— Спасали уже… Жгли, вешали, убивали, проклинали и отлучали, — с укором попенял Его Величество. — Могли освоить космос полторы тысячи лет назад. Порчи, корчи на народе — прошли бы по желтым домам, да подняли одержимых бесами, но нет, уровень не тот, вам, Святой Отец, царские палаты подавай, да трон, да молодежь не защемленную, которая бесами не загружена… На руки, на руки свои посмотрите, Святой Отец… Давайте, мы сами как-нибудь с женой разберемся, а то, смотрю, за последние пару месяцев аппетиты ваши здорово выросли. Если будете продолжать в том же духе, прикажу финансирование строительства новых церквей урезать. Вряд ли народ от этого расстроится.

— Я понимаю вашу слабость духа, — смиренно грудным голосом проговорил Святой Отец. — Мы все находимся в стесненных обстоятельствах, когда враг переступил черту. Именно Дьявол поганит землю, пытаясь сломить веру Христову, и вселяется в людей нетвердых, чтобы сделать его жилищем своим. И вижу, как неискушенного происками его улавливает в сеть. Ползут от него бесы, толкая человека на убийство, на прелюбодеяние, на гордыню, отвращая от Спасителя нашего. Дома с умалишенными не оставляли мы, и утешение несем всякому. Смирение и вера спасут нас, на колени встанем, и будем молиться на костях, сын мой, и уповая на Спасителя Нашего. Тогда победили народ, и сейчас победим. Но на все воля Божья…

— И боевой дух нашей церкви! Которая, как в старые добрые времена, выйдет на охоту… Пока народ смиренно прогибается и молится, стоя на коленях… — рассмеялся Его Величество, глядя Святому Отцу прямо в глаза. — Ваше Святейшество, я Царь, и могу поменять веру народа, если любимая мной церковь не будет обращать любовь народную на Царя. Как Пророк, который полюбить вас не сумел. Что вы делаете тайно, я вполне могу сделать явно. Крестным ходом на землю вы уже ходили. Она, наверное, этого даже не заметила. Лучше бы помогли Ее Величеству образумиться. Какая лампа?

— Не вижу ничего смешного, — ответила Ее Величество, заступаясь за Святого Отца, и твердо добавила: — Желания лампы предатели уже потратили. Первое — заказали себе землю, второе — добыли проклятую, а третье, чтобы мы туда не сунулись.

— А тетушку твою, а Матушку, а дядьку Упыря — они тоже лампой? — напомнил Его Величество.

— Не думаю. Один из них маг, и этим все сказано. Но мы тоже не лыком шиты. Он их поодиночке, когда они не ждали, а если всем государством, кто устоит?

— А если у них не одна лампа, а на лампу по знаку? Тогда у них три лампы и еще шесть желаний, — кисло произнес Его Величество. Он вдруг ясно ощутил, что стоит у стены — жена его не слышала.

— Я советовалась с драконами. Проклятая не могла бы достать сразу три лампы. Человек может взять ее только единожды, — ответила Ее Величество. — Я предусмотрела вариант, что маг мог использовать трех проклятых, но следы были только чудовища и того старика, который вряд ли может называть себя таковым. Следовательно, лампа у мага одна. Достав использованную, которая была бы уже у меня, если бы я знала ее местонахождение, я смогу получить еще две. Одним желанием. И ты полетишь, и узнаешь, где она, и оставишь жучки, чтобы мы могли выяснить, наконец, сколько их, и кто с ними заодно.

Супруг ей не нравился: мешки под глазами, лицо серое, не одет подобающе…

За того ли она в замуж вышла?!

— Так ведь аппаратура глохнет и выходит из строя, — воскликнул Его Величество с недоумением.

— Ну, это не повод раскисать, — резко перебила его Ее Величество, нахмурившись.

— Понял, — покорно ответил Его Величество с некоторым облегчением. В конце концов, если драконы воспринимали лампы всерьез, кто он такой, чтобы сомневаться?!

Он хотел поцеловать супругу, но она отстранилась, встала, повернулась и направилась к выходу. Ее спутник — Святой Отец, не выпускающий из рук четки, со времени перепалки нервно поправляющий шарфик, поплыл следом.

Его Величество проводил Святошу мрачным взглядом. Распирает от удовольствия! Как же, Матушке Благодетельнице достали трон — единоправный, чего не радоваться! Будто он мешал ей править… Трон Святые Отцы доставали для себя, пытаясь добраться до казны, забивая его насмерть руками жены. Не иначе, убрать собрались. Все перевороты происходили именно так. Не пройдет и месяца, как его объявят тираном, слабоумным дурачком, который окружил себя сворой недоносков, наушников и казнокрадов, которые сбивали Царя с пути. Редкое правление Царей было долгим. Другое дело женщины, которые умели окружить себя толпой любовников, когда каждый мечтал взойти на трон, и бился не с Царицей, а с такими же, как он, претендентами на руку и сердце. Отправить его в Проклятую землю наверняка они же, Святые Отцы насоветовали. Он и сам иногда посылал, откуда не возвращались — своя шкура дороже. Увы, в данных обстоятельствах жену, которая так легко уловилась в хитросплетения красноречивых проходимцев, он понимал — и оттого ему становилось еще горше. Ей ли править государством, когда любой вот так легко может использовать ее женскую слабость и желание опереться на сильное плечо?

«Так, теперь мне нужно подумать!» — Его Величество собрался уже вернуться за стол, собираясь с мыслями, но вдруг Ее Величество обернулась, и холеный служитель Спасителя мгновенно оказался позади.

— Дракона возьмешь двенадцати голов, — бросила она пренебрежительно. — Пусть попробует еще раз огнем Проклятую землю пожечь. Негодная она ни к чему, нечего ее жалеть.

— Хм, если она не годна, то какая годна? — Его Величество сверлил жену взглядом, понимая, что заставляет ее волноваться. Любое упоминание без иронии или пренебрежения обо всем, что было связано с проклятой, вызывало у нее изжогу, и сейчас ему нестерпимо захотелось ее уязвить. — Может, нам как-то по-другому с землей надо было? Человеку она понравилась бы…

Ее Величество и в самом деле на секунду другую замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами, в которых отражалась лишь любовь.

— Мы поделим государство на людей и вампиров? — сурово посмотрела она, и Его Величеству стало не по себе. Нет, бессильной ярости у нее не было, ошибся — было другое, холодная, почти железная воля. Такой он жену видел редко. И снова будто раздвоилось ее лицо, и опять он увидел клыки. Но на этот раз был готов, понимая, что однажды тоже станет таким же. Зато бессмертным. И невольно позавидовал.

— Мы — соль земли! — выставился из-за спины Ее Величества обиженный Пресвятейший Отец. — Кроме нас, кто сделает ее соленою? Если не дает нам доброго плода, проклянем и перепашем, чтобы вовек не росло на ней ничего. Мазут пробовали, нефть пробовали, кислотой пробовали, а соль? Вот вы, сын мой, по Духу ли поступить решили, зная, что сам Сатана ищет головы вашей? Знает церковь наша все происки Дьявола и прислужников его бесовских. И вам, Ваше Величество, — служитель скривился, изображая смирение, но грудной голос продолжал звучать до противного поучительно, будто на проповеди, — выпала честь послужить на славу Отечества, опрокинув планы страшных слуг Дьявола. Вам ли враждовать с молящимися за вас?

Он вдруг изменил голос, стал вполне адекватным и здравомыслящим, глаза его оживились. Будто мысли прочитал.

— Поймите, сын мой, из-за вас столько проблем в государстве, что и вы, и мы понимаем, нет ничего худого, если уйдете вы один. Мне очень жаль. Но кроме вашей проклятой, кто еще смог бы притащить Дьявола в наш мир? Мы не раз и не два сталкивались с подобным явлением, и всегда умели выйти из положения, сохранив наше основное… основной источник духовности народа. Хотите вы или нет, но наша церковь всегда умела отстоять свои интересы. Цари приходят и уходят, а мы остаемся вот уже две тысячи лет. Мы — и наш Спаситель.

Святой Отец решительным шагом подошел к нему и протянул руку для поцелуя. Слегка изумленно взглянув на Святейшество, Его Величество пожал ее и улыбнулся, отринув руку, глядя ему в глаза.

— Спасибо, Ваше Святейшество, за добрый совет, — поблагодарил он, слегка наклонив голову. — Но не забывайте, Царь — Помазанник Божий. Я к Богу и Спасителю ближе любого из вас. Я ведь могу объявить, что неправедность ваша довела нас до Дьявола, который смог переступить через церковь, погрязшую в грехе и чревоугодии.

«Ты бы мне еще про Духа Святаго, который упреждает каждый удар из своего гроба, поведай! Братской могилы вам! Братской могилы!» — мысленно попрощался со Святым Отцом Его Величество, скрывая едкую усмешку, поворачиваясь спиной.

Служители давно уговаривали Йесю представить гроб, как доказательство Его Бытия, но Спаситель упирался, считая, что плащаницы с его Ликом вполне достаточно. С нее и портреты рисовать во все времена было модно. Обнаружили такое необъяснимое явление, когда нашли поленья, в которых огонь. Он прямо изнутри сжигал вампира безо всяких следов, но! — если сверху на вампире что-то было, то огонь ровно впечатывал прожженного, оставляя о нем навечную память. Мышление от такого чуда зашкаливало. Правда, пришлось пожертвовать вампиром, но так оно даже лучше, ведь по преданию вознесение было живым телом, а не загубленным огнем. И сразу нашлись и противники, и сторонники, которые и так и так объясняли божественное произведение искусства. По одним выходило: Свят и непричастен, по вторым — Свят, ибо причислен. Один Спаситель Йеся от этого заболел: вроде и жив, а на лица не кажись — ибо на Небе. После распятия и не узнавали его, и не замечали, и многие дела его оставили без рассмотрения, так и не сумев объяснить народу, как воскрешенный и вознесенный одновременно мог быть и на Небе, и на земле. Один племяш Иоанн, не имея других знаменитых родственничков, обратил на себя таким образом внимание, переплюнув всех других апостолов, которые увидеть в дяде Бога не захотели. Быть племянником Бога разве не престижнее, чем просто быть?

Был он сыном Вефсаиды, сестры Йеси, и сыном рыболова. Первое произведение Ванька написал спустя десять лет после вознесения дяди под псевдонимом Марк, руководствуясь наставлениями Петра (которому Ванька достался по наследству) и Павла (он же Савл, который однажды услышал глас среди ясного неба, взывающий к нему из глубин: Савл, Савл, что ты гонишь нас?! Вот мы, душа твоя!). Второе, спустя шестьдесят пять лет на острове Птамос, когда ему было примерно около семидесяти девяти лет.

Его Величество задумался, подсчитывая, сколько лет было смышленому племяшу в то время, когда он увязался за дядей.

Мария вышла замуж за Иосифа, будучи беременной. Ни о каких детях и второй жене речь не шла, Иосиф считал Марию женой, а Мария Иосифа мужем. (Какой нормальный мужик бросит жену с семью детьми, чтобы жениться на беременной бесприданнице, у которой из родственников только священник и был, воспитавший племянницу не по самым взыскательным правилам? Так опорочить свою семью!) И по заграницам он с нею хаживал, и по синагогам, и блудного сына искал, пытаясь оградить семью от позора. И оба считали себя родителями чада, особенно Мария. А чадо уже тогда от родителей отрекалось, считая их недостойными. Наверное, все же пасынок Иосифу не пришелся по душе, и когда у Иосифа появились родные дети, отверженный Йеся разницу эту почувствовал особо остро. За это говорит и тот случай, который запомнился Йесе особо, и о котором он рассказывал не единожды своим апостолам, а именно: когда мать и отец просто-напросто забыли о нем, оставив в городе, куда приходили на праздник, спохватившись только на третий день. Предположим, мать апостола Иоанна Вефсаида была следующей за Йесей, родилась года два спустя, и пошла по стопам матери, соблазнив рыболова, когда ей было лет шестнадцать, родив в семнадцать. Итого девятнадцать лет. Спасителю было тридцать три, когда его распяли. Год можно скинуть, год он прославлял себя. Получалось, что племяшу было в то время меньше тринадцати лет. И ходил Йеся с ним повсюду, и лобызал его, и возлежал с ним, и прижимал к груди, и обращался не как с племянником…

Или мстил Йеся своим братьям и сестрам за сиротское свое детство, что обошелся с племяшем еще хуже, чем обошлись с ним самим — ибо и Ваньку не искали родители. Ваньку можно понять, он болезненно переживал свой позор, открывая все новые и новые достоинства в своих Благодетелях, которые раскрывали ему очко, в последнем произведении примирив, наконец, дядю и матерь его… Не иначе, выдавая желаемое за действительное, ибо жизнь подходила к концу, своей матери у него уже к тому времени тоже не было, и жутко ему хотелось покаяться, но не перед братьями же.

Так, все педофилы вполне могут попасть в Рай к Отцу Небесному, минуя чистилище. Причем не просто педофилы, а инцестные педофилы, которые не брезгуют своими чадами. Ведь не скажешь, что прелюбодеяние, ибо не женщина. И женщины не могут прелюбодействовать, ибо не мужчины. Следовательно, нет греха, раз не упомянут. Понятно, почему требовали распятия жители Иерусалима, предъявляя в качестве обвинения детей, на которых была кровь…

Да, резня была самая, что ни наесть, вампирская — и не удивительно, что первые христиане слушались своих апостолов, как мусульмане Пророка.

«Руки по плечи в крови, а туда же… к престолу потянулись. Везде за нею таскается!» — с неприязнью подумал Его Величество, но промолчал.

Новоиспеченный провидец и соправитель государства его раздражал. Когда место на троне рядом с Ее Величеством окажется пустым, кто осудит? Ради трона снять с себя сутану не грех — тоже Помазанник. В последнее время Святые Отцы с корнем выкорчевывали любое его начинание, которое могло навести в государстве хоть какой-то порядок. Спорить с Отцами, когда они так близко подошли к жене, было опасно. Он не сомневался, что Зов Святой церкви не слабее его Зова, опыта им было не занимать. По крайне мере, не сейчас, когда они как никогда в силе. В школах ввели богословие и познание азов духовности, теперь это были наиважнейшие предметы. Осталось ввести розги и отменить все прочие предметы. Последнюю надежду отнимали у человека, а тот лишь благословлял руку, вырывающую его с корнем. До чего же слаб был человек, оскотинился по самое не балуй. Всем от шести лет и старше наладили учет, в определенной графе отмечая, кто к чему приписан. Так было проще.

Бывало, спрашивает учитель духовности:

— А сосчитай-ка ты мне наоборот от четырехсот семидесяти трижды! Или, не думая, шестизначное число произнеси. И где три раза ошибся, там и попался. Вот она — душа, спит и не ведает… А ее уже повели, как вола на заклание. Вампир, оборотень, проклятый или пища… Преступность поползла вниз. Детишек теперь зомбировали насчет крамолы по душам. Бывали прецеденты, когда двое отпрысков из семьи вампиров, и тут уж кто кого переплюнет. И оба выходили болезные и сыпались жалобы. Ее Величество решала спор простым способом:

— Кто докажет лучшие организаторские способности, тому и вампиром быть!

Естественно не в ущерб казне.

И начинались травля и бойни. Их и без того было немало, разминались вампирчики, точили зубки. Стоящие зрелища снимали на пленку, чтобы доказательство было на руках. Взрослые отпрысков журили и драли ремнем, понимая, что ничего путного из дитяти не выйдет, если не сумеет показать всем, какой он герой и право имеет носить высокое достойное определение. Молодому поколению нравилось играть во взрослые игры, не понимая, что, не достигнув половой зрелости, нельзя устроить свою жизнь по любви и с любовью. Детишки-проклятые вешались, топились, бродяжничали, прыгали с крыши. На погостах уже давно было не увидеть лица с морщинами. Не многие решались высказать несогласие, а точнее — никто. Но решилась проблема нехватки учителей. И каждый старался угодить духовному лидеру. Пришлось срочно открывать дополнительные семинарии.

Да что там! Поначалу он и сам нежился в лучах славы, когда Святые Отцы причислили Царствующих Особ к Лику Святых, объяснив всем вопрошающим, что стоят они у трона Спасителя и имеют от него благоволие казнить и миловать народонаселение, а, следовательно, при жизни встали по правую руку Его и рука Его на земле. Устроенное в честь Их Величеств шествие приятно изумило: какое примирение между двумя народами — человеком и вампиром, когда вместе он богат и беден, сыт и голоден, обут и раздет. В страдании народном — сила народа: вы — соль, вы — крепость…

Много было сказано добрых слов. Но потом Святые Отцы как-то слишком уж часто начали намекать, что за Святость надо платить… Пришлось построить закрытую церковь при Государевом Суде, ввести в Народную Думу, взять в советники, в школы вот…

Еще одно государство в государстве…

Его Величество так задумался, что прослушал Ее Величество, которая мило ему улыбалась, стоя рядом со Святым Отцом.

— Запасемся терпением. У проклятой Зов, наложенный тобой. Поманишь пальцем, побежит за тобой на край света. Я не бросаю тебя, я спасаю наш брак. Кто еще-то кроме тебя? Человека маг-вампир прочитает, оборотень в зверя превратиться, а вампиру не ступить на Проклятую землю. Через горы Проклятая земля не переступит, а нам и этой части хватит оставаться Величествами. Мне надо достать твою проклятую во что бы ни стало, до других мне дела нет. Убьем и забудем, а Преосвященство грех замолит.

Его Величество насторожился, отгоняя грустные мысли.

— Так если мою… тьфу… мерзость убить, я могу вздохнуть спокойно?

— Мы всегда так поступаем! — ответил Святой Отец, будто разговаривал с поленом. — Ловим и на костер. Если горит, замечательно, не горит — бывает, приходится попотеть. Так у вас драконы есть, вы ими престол унаследовали! Самое место и время их применить. Зря хлебушек ваш кушают? Это ж какая сила в них запрятана! Он сам и есть проклятие на проклятых. Благородный муж не устоит, а тут особь женского полу. Царствие на земле и на Небе силою превозможем! Да разве ж мы себя спасаем? В чем сила, брат? — Святой отец положил руку на его плечо. И сам же ответил: — В нашем братстве! — и перекрестил его перстом.

Точно также прозвучали слова из уст самого Спасителя Йеси, когда он и его жена были допущены к Нему на прием. Спаситель, перво-наперво, прочитал им длиннющую пространную лекцию о всяком своем слове. Ничего нового Спаситель Йеся не сказал: повторил свои притчи, выдвинул предположения, что могло бы значить то или иное высказывание, приравнял четыре послания апостолов то к четырем концам света, то обзывая зверями по роду, то к мужеству, мудрости, правде и целомудрию, то к заповедям, угрозам, правде и обетованиям… Некоторое время рассуждал о своем появлении на свет, наивно удивляясь, как у него появились четыре брата и три сестры, если Иосиф не познал матерь его Богородицу, обвиняя Иосифа в тайном многоженстве, а матушку в наивности, которая до конца дней своих верила, что детей приносит аист. Долго смотрел на троекратное свидетельство, которое гласило, что матерь его и братья стояли вне стана, и уговаривали его идти с ними домой, и одно, что братья его не верили и издевались, как над дурачком, посылая явить себя миру и стать известным, если такой, как о себе говорит — потом тыкал в следующее и восклицал, будто проснувшись: вот! Говорю же, не знал я их! Если не слушали, какие они мне после этого братья? Пока Он говорил, старческий дрожавший голосок из гроба усиливался сводами амфитеатрального строения, множественно отражался во всех направлениях, слышимый и спереди, и сзади, и с боков, и в уши, и летел в глаза, и звучал шишкой на голове.

Да-да, слово у святых Отцов было живое, но из гроба. И учились они ему у святых немощных мощей.

С тех пор так и повелось, как он какое действо затеял, служители Спасителя тут как тут. Самым строжайшим образом накладывают запрет на все его мероприятия по восстановлению экономики и борьбе с казнокрадством. И получалось, все вкривь и вкось, чему он же оставался виновник. Так было и с дурной травой и порошками, ввозимыми для испития крови на расстоянии. Уж лучше бы свои пили, а доходы можно бы и на восстановление здоровья выпитых потратить, и учет наладить, и выбить, наконец, рынок из-под ног иностранных завистников. Так нет, Спаситель не позволял своим травить своих, пекся об интернациональных отношениях. Или те же пошлые женщины, которым тоже… и пенсию по старости вынь и положь, и здоровье поправь. Где они, с кем, кого милуют? А так бы и стаж трудовой, и сами себе на здоровье и на пенсию, и присмотр какой-никакой. Опять же, строгий учет. И не искал бы, кто его самого обласкает, да так, чтобы в поте труда своего трудолюбивая женщина не угодила к жене на стол.

Его Величество позволил себе немного помечтать: сильно хотелось, чтобы не одна, а пятеро бы мяли его в своих пальчиках. Почему другим можно, а ему нельзя?!

И снова недовольство Отцов — как обозвать женщину падшей, если сам не без греха? Оказывается, прелюбодеяние, ворожба, книгочтение, взывание к мертвым могли не столько навредить сим занимающимся, сколько открыть грех, положенный вампиром на проклятого. Вот. например, пришел Благодетель удовлетворить нужду свою, а потом проклятая посмотрела на муку свою — и все, и нет болезни. Или, пришел Благодетель к ворожее, заговорила она ему на доброе, а тут проклятая посмотрела на нее, и нет ворожбы, подняла и повернула против Благодетеля. Или сколько вреда, сколько растления от книг в книгах открыли! Слово должно быть твердым, да — да, нет — нет, а если смешается слово, и увидит проклятый, кому да, а кому нет? Или, а ну как каждый покойник начнет рассказывать, кому в государстве жить хорошо, и отчего хорошо? Попил Благодетель кровушки, а покойничек раз, и обратился с могилки к народу, тыча пальцем в достойного человека… А там, глядишь, и Дьявол пожалует Царства свои показывать, камни рушить и уминать их до хлебного предложения, выменивая на Благодетеля? Да разве ж соблазнится проклятый Благодетелем, если перед ним Царство выложат, разве ж пожалеет, разве не потащит на жертвенник, если выгода на лицо?

Так и спускали любое решение на тормозах…

И как-то так всегда выходило, что Ее Величество только выигрывала от их вмешательства, оставаясь надеждой и опорой в отечестве, и Матушкой, и Заступницей. Взять, к примеру, золотую рыбку. Во все концы мира летели гонцы, о любом подозрительном и сверхъестественном происшествии докладывая — и народ ждал, верил, надеялся.

А ему… ему поверили бы так безоговорочно?

Вряд ли… Стали бы считать, в уме прикидывать…

Пожалуй, проклятая бы ему самому не помешала. Минут на тридцать… Помощников найти нетрудно — без Отцов и Ее Величества. Не дурак, усвоил. Теперь, когда он знает, что почем, он и один управился бы, не так уж сложно: как хотите, чтобы поступали с вами, так и вы поступайте — а словоохотливые помощники засвидетельствуют деяния, обращаясь к народу. А то слишком многие о себе пекутся. Случилось нечто — и вот, он не у дел. Вроде и не плохо, масса времени появилась на отдых, на развлечения, на удовольствия, но из всех удовольствий остались только карманные средства, которые выдавала ему Ее Величество на игорные заведения, сначала ежедневно, потом через день, а теперь раз в неделю. И на резиновые куклы. И ему оставалось из всех развлечений честно проигрывать подачку от «государства» за занимаемое им место при этом «государстве». В покоях ее постоянно толпился народ, то приходил, то уходил, то валялся в ногах, вымаливая заступничества от Его Величества… Пришли бы к нему, попросили, чего жену беспокоить? Еще немного, и он будет этому «государству» совсем не нужен — хоть самому падай в ножки. И упал бы, но не при Святом же Отце!

— Да, Ваше Величество, с превеликим удовольствием, — ответил Его Величество, приближаясь к жене и загораживая проход. К черту этого служителя, семь «я» — дороже! — Если не хватит достижений, займем у соседей. И дракону услужу. Но позвольте, милая жена, хоть к пальчику вашему губами приложиться!

Ее Величество сразу стала рассерженной.

— Это после того, что ты натворил, а я исправляю? — упрекнула она его, протягивая руку для поцелуя. — Все коту под хвост пустил, все, что дала тебе… Кстати, — она обернулась к Отцу народа и образцу духовности, — как там Котофей Баюнович?

— Вспомнил, Матушка, вспомнил! Тоненький еще голосок, и чушь какую-то несет о мадам Маньке. Но думаем, это от потрясения. Надеемся, что еще неделя, и на всех каналах порадует народные массы своими сказками и песнями, открывая долгожданную истину!

— А принесите-ка его, надо понять, что за чушь он там несет. Его Величеству полезно будет послушать, — приказала Ее Величество Святому Отцу, который при примирении супругов проявлять доброе расположении сразу стал обоим.

— Сейчас, сию же минуту-с, Матушка! — кивнул головой служитель.

Святые Отцы кланяться избегали, не пристало. Если кланялись, то всегда спиной. Но шипящие в речи Отца слушать было приятно. Его Величество с усмешкой проводил Отца взглядом, положив руку на плечо жены — как в старые добрые времена. Он еще Величество, и пока на жену влияние имеет, пусть и не так, как раньше. Нет, любимая, царствовать одна ты не будешь! Его Величество нежно перецеловал каждый пальчик жены, чувствуя ее легкую дрожь. Теперь уже нежно, прижимая руки ее к своему сердцу.

Но насладиться близостью не удалось, кота внесли тут же, будто поджидали с ним за дверью. Может, так оно и было, Ее Величество любила кота безмерно, могла потребовать его в любую минуту. Такой обходительности и приятельских обольщений, какие имел в своем лексиконе Котофей Баюнович, ни у кого в государстве больше не нашлось бы. Чего греха таить, он сам не раз подглядывал за ними в щелку, записывал слово в слово, чтобы выучить и произвести на Ее Величество впечатление наедине. Разумеется, она понимала, откуда он это все берет, но не журила, а ласково гладила по голове, как своего кота, доставшегося ей от Матушки.

Но в последнее время ей было не до любимца…

Кот уже почти сформировался во взрослую личность. Шерсть его лоснилась, глаза зорко оценивали обстановку, ушки прижаты к голове, пятая лапа исключительно подражала хвосту, задранному трубой, хвост на голове уложен колечком на подобие пуховой шишечки-шапочки, придавая его лицу милое выражение. Ее Величество сразу бросилась к нему, забыв о муже.

— Мой Баюнович, а как подрос-то, как подрос! Дай-ка я тебя поцелую.. Мма, мма, мма! Сколько ж мы не разговаривали-то, дружок!

Кот замурлыкал в ответ, обращаясь только к Ее Величеству:

— Королева моя золотая, услада глаз моих, головушка светлая, лучезарная, царица полей, лесов и рек, ягодка моя садовая, простила ли ты своего котика? Мр, Мр, Мр…

— Конечно, конечно, Котофей Баюнович! Да могу ли я серчать на тебя, что не уберег тебя изверг… — она подняла кота на руки, поглаживая за ушками, передавая его Святому Отцу.

Кто был извергом, сразу же стало понятно, как только кот пренебрежительно посмотрел на Его Величество, как на преступника, распушил пятую лапу, выпуская на конце острые когти. Его Величество слегка стушевался — он понятия не имел, куда отправился кот.

Интересно, каким образом он мог помочь ему облажаться?!

— Поведай, друг сердешный, расскажи при всех, как убивали тебя лиходеи, видел ли проклятую?

И вдруг кот фыркнул, выгнул спину, глаза его сделались большими, он прыгнул из рук державшего его Отца на каминную полку, перепрыгнул на шкаф, взбираясь на самый верх и царапая лаковую облицовку, до крови разодрав Святому Отцу лицо.

— Не усмотрел… Упустил, Матушка! Злая девка! Злая! Уж и била меня, уж и била! Избы плакали!

— Да как же… — Ее Величество растерялась. — Неужто, Манька тебя?!

Она развела руками и с ужасом уставилась на кота. Его Величество приблизился, понимая, что сейчас, пожалуй, пришел его конец. Жена впервые… нет, не впервые, но раньше не с таким испугом, произнесла имя проклятой. Он с тревогой ждал, слегка побледнев, мысленно помолившись, чтобы амнезия кота оказалась неизлечимой. Кот вздрогнул, закатил глаза и свалился со шкафа, отчаянно мяуча. Минут пять он катался в истерике по полу, закрываясь лапами, изображая свое умирание, явно давая понять, что под каким-то тяжелым предметом, который был в руках у его убийцы, или сам он в руках убийцы. Наконец он остановился, встал на задние лапы и, по-прежнему продолжая рыдать, проговорил тихим жалобливым голосочком.

— Она, Матушка! Схватила меня, и ну давай раздирать на половины… Еле живой ушел…

— Да какой же живой, если дымом прилетел! — воскликнула Ее Величество, рассматривая кота пристально и с прищуром. — Как могла-то, ведь невозможно убить тебя человеческой рукой!

Кот на мгновение задумался и выдохнул:

— Так-так, золотая восходящая звездочка, Матушка-Благодетельница… Дымом… Не помню… А, так там еще старичок был, который на пороге догнал и кочергой меня, кочергой… — Котофей Баюнович заплакал, уронив несколько слезинок.

— А избы что же? Как впустили их? — гневно воскликнула Ее Величество, поднимая кота с пола.

— Тоже, ласковая ясная зорюшка, тоже… Промолчали и покорились! Склонились к преступникам! — он положил голову на ее грудь, высмаркиваясь. — И меня склоняли! Мол, Манечка… — кот остановился, перевернулся и запрыгнул на камин, скривился и блеванул оттуда комком шерсти, — чертей повымела, злодейские замыслы повывела… Похвалялась, разлюбезное Пресвятейшее Ваше Величество, Матушку вашу убить и на косточках поваляться… — кот задумался, страшно кося в сторону Его Величества. — Или убила и повалялась?

— Вот, что я говорил! — воскликнул Его Пресвятейшество, доставая из рясы белый носовой платок, прижимая к поцарапанной щеке. — Бредовое его состояние — не признак ли неудовлетворительного самочувствия?! Да разве ж такое возможно? А враги там были?

Кот задумался, почесывая пятой лапой у себя за ушами.

— Может, были, а, может, не были… Помню, стоял… На берегу реки… С кем же стоял-то я? Были, госпожа сердца моего, были еще демоны! Страшные, глаза — во! Ротище — во! А зубы… От голода слюна капала, всю шерстку мне изгадила! В траве я сидел, под лопушком… Вас, Матушка Благодетельница, видел… Во множестве… Шли вы по бережку…

— Что?! — взревела Ее Величество.

— Это водяной с русалками, — пояснил Его Величество, оправдываясь. Он снова ненавидел проклятую, которая покушалась на жизнь самых дорогих и близких. Что же за наказание-то?! И прикусил язык, вспомнив, как прореагировала его жена, когда он намекнул ей на удивительное сходство с водяными. — Я рассказывал…

— Господи, когда же она сдохнет-то, когда загнется?! — вскричала Ее Величество, обратившись к небу. — Чем им Котофей Баюнович помешал?! Ведь милейшее существо!

— Свят! Свят! Свят! — перекрестился Отец церкви. — Очистим! Изгоним! Сию же секунду… Вознесем очистительную молитву, всем миром!

— А дальше-то что? Что еще видел, Котофеюшка? — нетерпеливо потребовала продолжения Ее Величество, не обратив внимания на Святого Отца.

— Тыкву! Вот такую! — кот широко развел в стороны лапы, почесав макушку. — Свалилась на меня, когда я в кусточке сидел! С дерева…

— Да вот, Матушка, разве ж тыквы на деревьях растут? — с вымученным видом, Святой Отец обратился к Ее Величеству.

— Там растет, я видел, — оправдал кота Его Величество. Но кот не удостоил его взглядом, продолжая вылизываться и паскудно поглядывать в его сторону, будто видел не его, а проклятую.

— Нет, Матушка, Царицушка славного государства, больше ничего не помню, не стану ложные надежды подавать! — кот утирал слезы передними лапами и сморкался на подол Ее Величества, спустившись на пол.

— А Манька-то, Манька, какова из себя? — поинтересовался Святой Отец.

— Глазищи — во! Страшные! Во рту огонь! Язык змеиный, ноги как столпы каменные, а руки… — и тут кот захворал, вытянулся, впал в горячку и замер, облезая шерстью.

Святой Отец склонился над Котофеем Баюновичем.

— Дышит? — поинтересовалась Ее Величество, вытягиваясь на цыпочках через плечо коленопреклоненного Отца, чтобы увидеть кота.

— Нет, Матушка. Самое странное в нем, — ответил Святой Отец, прощупывая пульс. — Никогда не дышит… И пульса нет!

— Валерьянкой напои, пусть проспит всю ночь. Завтра снова приведешь, — приказала Ее Величество.

— Слушаюсь! — ответил Отец, исчезнув с котом на руках.

— А ты, овца, похоже, закланная, — Ее Величество грозно повернулась в сторону мужа, зло сверкнув взглядом, — чтоб через три дня был у меня на докладе! Сутки туда, сутки обратно, полдня на поиски проклятой… Притащи ее! В твоих же интересах!

— А не боишься, что спущусь я к ней на крыльях дракона, и буду жить поживать и добра наживать? — усмехнулся Его Величество. Обида легла на чело, а сам он вдруг как-то сразу начал успокаиваться. К черту дворец! Три дня без постных и глумливых лиц хоть кому пойдут на пользу. Отпуск не состоялся, так хоть выходные проведет по-человечески. А там, глядишь, и голова прояснится, а то в последнее время мыслей много, а умных среди них нет.

— Спустись, полюби… Если сможешь, — усмехнулась Ее Величество. — Этот… Зов и Проклятие… они… Ненавидеть будешь до конца дней своих. Это она у нас объективная, ей никто другое и не оставлял, а ты… А ты, милый, магнит всему царству, — она тоже вдруг начала успокаиваться, меняясь на глазах. Вернулась уверенность, окреп голос, весь вид ее стал медово-сахарный.

И сразу Его Величество заметил, как одна из голов дракона заглядывает в дворцовое окно, и еще одна другого дракона смотрит через другое окно, и еще…

В последнее время это было не в первый раз, когда он внезапно улавливал присутствие и слежку драконов, когда один лишь их взгляд обращал жену в каменную скалу. Между ними было что-то общее, будто их связывали не просто служба и дружба. Драконы исподволь следили за ним, даже когда они с женой находились наедине в спальне, и она позволяла им положить голову на постель и гладила ее, забывая иногда о нем, но раньше он почему-то не обращал на это внимание, не помнил о них, не смущался и не придавал значения их присутствию. Сразу стало не по себе. Он навалился на стол, чтобы не упасть, когда закружилась голова и подкатила тошнота.

— Представь-ка другую-то на моем месте… — долетел до него голос Ее Величества, вернув в кабинет. Головы драконов исчезли, и он уже не был уверен, что видел. Хотя… Клыки Ее Величества открывались ему точно так же, вдруг, на мгновение, будто он проваливался в другую реальность. Голос жены звучал пространственно, будто она говорила и в нем самом, приходил снаружи и поднимался из глубин, вибрируя, когда проходил сквозь него, вызывая приятную истому и разливаясь благодатным огнем.

— Представь, представь! То-то и оно. Я знаю, как покажется она тебе, видела, полюбовалась на своего — хуже нет никого. Я тебе и душа, и жена, и Царица… Пора бы уже начать объективно мыслить. А то я по-всякому придумываю, как уберечь нас от беды, а беды-то, поди, и нет никакой… Надеюсь, справишься с собой, не убьешь ее сразу… — она замолчала, прошла к дверям, и, уже открыв ее, обернулась и приказала: — И дракону исполнишь, о чем попросит! — и сразу же твердым шагом покинула его кабинет.

— Слушаюсь и повинуюсь, Госпожа моя! — ответил Его Величество тихо, провожая ее взглядом.

Сердце кольнуло, но почему-то в правом подреберье. Да, жена имела над ним неограниченную власть, как и над всеми, на кого обращала свой взор. Он уже не надеялся на благополучный исход примирения. Она была права, как всегда: он стал бы искать встречи с проклятой лишь для того, что снять с нее шкуру. Вампиры ненавидели человека, особенно человека, с которым он был повязан, и всякий раз встречи заканчивались или побоями, или летальными исходами. Предостережение жены было вполне обоснованным. После такой встречи внезапно на лице вампира начинали проступать те же черты, что и у проклятого, поворачивались к вампиру направленные на проклятого болезни — и никто не мог этого объяснить. Убийство, даже с приятными словами, все же оставалось убийством. Поэтому вампиры избегали встреч с проклятыми, как с зараженными чумой.

Его Величество почувствовал, как возвращается досада. «Сдохнуть мне что ли?!» — подумал он с тоской. И тут же поймал себя на мысли, что так думать мог только проклятый. Несомненно, он завидовал жене. Зависть была осознанной, он не чувствовал ее, он знал, что именно таким, как жена, хотел бы стать, чтобы предстать перед народом. Почему проклятие не действовало на чудовище? Кто помогал ей справиться с ним?

Тоска стала еще сильнее, когда он обратил мысли на жену.

Именно она допустила, чтобы проклятая стала ему могилой и западней, а теперь отворачивается. Он поднял их на такую высоту, о которой другие не смели мечтать, и вот, все разваливалось в пух и прах, утекая между пальцами. Будто не чувствовала, что он все тот же, и сердце его, как драгоценный алмаз, трепетно сохраняло великую любовь, которую он познал и пил, как напиток богов, пылая бесконечной нежностью, которая разливалась во всем теле, искрилась и играла всеми гранями. Будто не видела в нем этой любви, будто не слышала, как он зовет ее и тянется к ней. И это была не ревность, она оставляла его, бросала голодной своре, на которую он уже не мог прикрикнуть, ибо она встала между ними.

«Проклятую надо убить! — твердо и спокойно подумал он, без малейшего сомнения. — Но убить так, чтобы превозмог вампир!»

Из своего кабинета Его Величество приказал приготовить ему еды на неделю (Слава Богу, наконец, поест по-человечески), теплую одежду и дракона. Потом быстрым шагом прошел чрез приемную, бросив дожидающемуся его человеку с бумагами «После!», выскользнул в коридор, спустившись по потайному ходу на лужайку перед дворцом, где его уже дожидался экипированный и оседланный дракон.