Сквозь дебри и пустоши

Анастасия Орлова, 2022

Из-за применения биологического оружия во время Третьей мировой, выживший мир захлестнули мутации. Самая опасная из них – "оборотнический" синдром Грапица, превращающий больных в кровожадных неуправляемых грапи – полулюдей-полуптиц, и справиться с ними под силу разве что бойцам отряда зачистки.Служивший в зачистке Берен пытается сбежать от настигшего его прошлого, и у него с крылатыми тварями свои счёты.Та́мари – одна из грапи. Она отправляется в путь, чтобы спасти самое дорогое, что у неё осталось.Охотник и его потенциальная жертва – не лучшие спутники в опасном путешествии, но только они могут помочь друг другу. Получится ли у них найти выход из дебрей собственных кошмаров?

Глава 2

Лес дышал августом: густым, настоявшимся, в самом соку. Пробивающееся сквозь ветви солнце горело в золотых каплях смолы на тёплых и шершавых красновато-коричневых стволах сосен, упругая земля, покрытая ковром из опавших иголок, приятно пружинила под колёсами байка.

Берен прибавил скорость, лишь когда они выехали на шоссе, большое и пустынное, с потрескавшимся асфальтом и выцветшей разметкой. Лес закончился, и вдоль дороги потянулись покосившиеся столбы электропередач с оборванными проводами, заржавленные и покорёженные дорожные знаки, заросшие травой в человеческий рост отворотки на уже несуществующие деревни. Пахло пустотой, песчаной дорожной пылью и нагретым на солнце асфальтом.

Больших городов давно не осталось. Маленькие посёлки и деревеньки были разбросаны на почтительном друг от друга расстоянии и обнесены высокими стенами от тварей, пробуждавшихся по ночам в лесной чаще, на болотистых пустырях, в деревянных и каменных скелетах полуразрушенных домов заброшенных селений. Они шли на запах человеческого тепла и на свет. От них возводили стены, запирали на засовы двери и ставни. А ночами уже привыкли сквозь сон слышать голодный горестный вой животных, изменённых мутациями до неузнаваемости.

Берен и Аркадия проехали отворотку на Виленск — самое крупное поселение грапи и тех, кто присоединился к общине, хоть и не страдал от страшного синдрома.

Эта резервация появилась лет двадцать назад на месте колхоза «Виленский», который умудрился пережить Третью мировую, но развалился сразу после её окончания.

Тогда больных синдромом Грапица ещё не умели контролировать, и любой скачок адреналина, спровоцированный сильными эмоциями, превращал их в охотников за человечиной, вооружённых мощными когтями, хищными клювами и гигантскими крыльями. В то время от них могли спасти разве что специально обученные отряды зачистки.

«Чистых», доведённых до паранойи страхом однажды стать обедом собственных соседей, быстро захлестнула «охота на ведьм». В лучшем случае больных синдромом Грапица просто выгоняли из селений, в худшем — уничтожали.

Берен остановил мотоцикл на просторной подземной парковке госпиталя — длинного четырёхэтажного здания, которое больше походило на бастион, чем на больницу, и стояло прямо у шоссе: медицинские заведения давно не строили возле человеческого жилья.

— Поднимешься ко мне в кабинет за рецептом? — спросила Аркадия.

Он кивнул, потрепал по пышному воротнику пристёгнутого на своём «штурманском» сидении Макса:

— Подожди здесь, приятель, я скоро.

— И зачем было тащить его с собой, — пожала плечами Аркадия. — За твою винтовку на посту охраны я распишусь, а вот лису точно не пропустят, стоило ли зря катать её туда-сюда?

— Жизнь приучила меня всё ценное всегда носить при себе, — просто ответил Берен.

Они поднялись на второй этаж, но доктор, петляя серо-фиолетовыми коридорами, похожими на гигантский кишечник, свернула не к своему кабинету, а в сторону процедурных палат.

— Эй, куда ты меня ведёшь? — Берен схватил её за локоть.

— Если думаешь, что я решила обманом заманить тебя на тесты… — усмехнулась Аркадия.

— Именно так и думаю, — серьёзно ответил он.

Аркадия вздохнула, мгновение помолчала.

— Помнишь, я рассказала о девочке? Она сегодня на ежемесячной процедуре. Это просто капельница с лекарствами, ничего такого. Я бы хотела, чтобы ты увидел её.

Берен ни слова больше не говоря, отпустил её локоть и пошёл назад.

— Берен! — окликнула Аркадия, но он не остановился. — Берен! — ей пришлось почти бежать за ним — слишком широк был его шаг. — Тебе нужен рецепт? — с вызовом спросила она, поймав его за жёсткий рукав косухи. — Тогда придётся послушать меня. Пожалуйста!

— Шантажируешь?

— Прошу. Умоляю, если хочешь.

— Ну? — Берен сунул пальцы в карманы джинсов.

— Ты всю жизнь смотрел на таких, как эта девочка… как на монстров.

— Недалеко и ушли.

— Да послушай же! Я бо́льшую часть своей жизни потратила на то, чтобы помогать таким, как она. Помогать быть обычными людьми. И сейчас я лишь прошу тебя взглянуть… — Аркадия умоляюще сложила ладони, — взглянуть на одну из них. Но взглянуть с моей стороны. И увидеть не монстра, а просто больного ребёнка, который не виноват в том, что это с ним происходит. И не заслуживает ненависти. Пожалуйста! Просто взгляни. Хотя бы раз посмотри на грапи в человеческом обличье, а не в том, в котором ты привык их видеть! А потом пройдём в мой кабинет, и я выпишу тебе рецепт.

Берен долго молчал, что-то обдумывая.

— Мир меняется, Берен, — надавила доктор, — даже за полгода нашего знакомства многое изменилось. Что уж говорить о том времени, что ты в запасе! Просто взгляни на неё.

— Это на самом деле так для тебя важно? — наконец спросил он.

— Да, — слукавила Аркадия, мысленно добавив, что это важнее для него, а она лишь пытается помочь ему исцелить многолетнюю рану.

— Твоя взяла, — вздохнул Берен, — показывай.

В палате было небольшое окошко, и Берен увидел их раньше, чем они его. Раньше, чем Аркадия открыла дверь. Маленькая девочка, подключенная к какому-то хитрому аппарату, прижимала к себе потрёпанного плюшевого зайца. На полу, прислонившись спиной к больничной койке малышки, сидела тонкая черноволосая девушка в высоких берцах, кожаных штанах и слишком свободной футболке, ещё больше подчёркивающей её хрупкость. Мягкие локоны крупными кольцами ниспадали на страницы большой детской книги, которую девушка читала вслух. На правом предплечье незнакомки вилась татуировка — веточка папоротника, левое стягивал кожаный наруч с механическим устройством и датчиком — адреномер, который контролирует уровень адреналина в крови и, стоит только тому подскочить, впрыскивает в вену блокаторы обращения. По такой штуке несложно опознать «активного», уже перекидывавшегося грапи.

«Ну ясно!» — подумал Берен, но вслух почему-то спросил:

— Они сёстры?

— Она её тётка, — Аркадия покосилась на егеря, — ей двадцать шесть, грапи часто выглядят моложе своих лет. А эта ещё и чертовски хороша, — с едва уловимой завистью в голосе закончила врач.

— Я этого не говорил, — скептически хмыкнул Берен, не отрывая взгляд от окошечка.

— Оно и не требовалось, — пожала плечами доктор.

— Она — грапи. На этом всё.

Аркадия вновь демонстративно вздохнула, возводя к потолку разноцветные глаза, и отворила дверь. — Доброе утро, девочки! — беззаботно улыбнулась она, входя в палату. — Не скучаете? Я привела вам своего друга, он очень хотел познакомиться.

Берен ошпарил Аркадию неодобрительным взглядом, но та не обратила внимания.

— Та́мари, — доктор указала на старшую, — и Эльса, это Берени́к, можно просто Берен.

— А почему не Ник? — спросила Тамари мягким контральто, который совершенно не вязался с её субтильностью и скуластостью, но изумительно подходил к завораживающим глазам цвета спелой ежевики, с тонким янтарным ободком вокруг зрачка.

— Потому что мне не нравится, — хмуро ответил Берен.

Тамари усмехнулась, не без любопытства окинув гостя цепким, чуть надменным взглядом. На вид ему было меньше сорока, но редкая седина в короткой бороде и тёмных, завязанных на затылке волосах явно не молодила. На его левом глазу — чёрный треугольник повязки, из-под которого выныривает застарелый рваный шрам, распоровший бровь и скулу. За плечом торчит зачехлённая винтовка: видимо, Аркадия доверяет одноглазому настолько, что поручилась за него на посту охраны, выписав разрешение на проход с длинноствольным оружием. По выправке похож на военного, а пахнет лесом, бензином и… Тари перевела вопросительный взгляд ежевичных глаз на Аркадию, и та многозначительно дёрнула тонкой бровью, подтверждая догадку. «Ах, вот оно что! Тот самый „непробиваемый брутал“! — подумала Тамари, вновь посмотрев на Берена. — Но видимо, Кади своего всё-таки добилась».

Пока она разглядывала визитёра, коммуникабельная Эльса уже вовсю демонстрировала ему своего зайца. Он принадлежал ещё её матери и давным-давно потерял глаз, на месте которого теперь красовалась пуговица.

— Твой глаз тоже потерялся? А эта штука, — девочка показала на повязку, — вместо пуговицы, да?

— Эльса! — Тамари бросила на девочку укоризненный взгляд, и та смущённо примолкла.

— Что читаете? — загладил неловкость Берен.

Тамари приподняла книжку, показывая обложку: «Волшебник изумрудного города».

— Моя любимая! — оживилась Эльса. — А ты читал?

«Спрячься здесь и не выходи, хорошо?» — говорит мама. У неё длинные волосы и тёплые руки, она сжимает пальцами плечи сына и шепчет ему на ухо, щекоча дыханием его щёку.

«Обещай не выходить, что бы ни случилось, ладно?»

Берен кивает. Берен уже большой, он чуть старше Эльсы, но сейчас ему всё равно страшно. «Нужно немножечко побыть смелым, милый, — её голос дрожит и срывается, — как тот лев из книжки, обещаешь?»

Берен снова кивает. Больше всего он хочет, чтобы мама тоже не выходила из этой тесной тёмной кладовки, но она суёт ему в руки читаного-перечитаного «Волшебника изумрудного города» в мягкой синей обложке и тихонько выскальзывает за дверь. От кладовки до телефона на кухонном подоконнике — девятнадцать шагов. В густой, пугающей тишине Берен мысленно считает их, прижимая к груди любимую книгу. Раз… Два… Три… Металлический вопль, похожий на крик свихнувшейся чайки, обрывает счёт на шести. Этот вопль выпивает из тела Берена всё оставшееся в нём тепло, превращая его в непослушную болванку, и он не может пошевелиться, не может даже отвести взгляд или зажмуриться, когда дверь кладовки чуть приоткрывает сквозняк, рождённый взмахом огромных крыльев…

— Берен! — Аркадия толкнула его в плечо. — Эльса спросила, читал ли ты эту книгу.

— А? Да, — рассеянно ответил он, — да, читал. Много раз.

— И кто у тебя любимый герой? — обрадовалась девочка.

— Не знаю. Трусливый Лев. А у тебя?

— Гудвин!

«Не вздумай стрелять, Гудвин! Слышишь меня? Не стреляй, это приказ!»

— Почему? — Берен тряхнул головой, прогоняя из мыслей знакомый голос. — Потому что он волшебник?

— Не-а, нет! Потому что он мой друг.

— Воображаемый, — тихо вмешалась Тари.

— А вот и нет! — запротестовала Эльса, — он настоящий! Если ты его не встречала, это ещё не значит, что его нет!

— Но и ты тоже ни разу его не видела, — мягко возразила Тари.

— Конечно! Как, по-твоему, можно увидеть голос?!

— Но ведь и слышишь его тоже только ты.

— Это потому, что у вас в головах слишком шумно, — рассмеялась Эльса, — папа говорит, что у взрослых головы гудят от проблем! Вот им ничего и не слышно.

«Не стреляй, мать твою!!! Она ребёнок!»

— Я подожду тебя у твоего кабинета, — невпопад бросил Аркадии Берен и не прощаясь вышел из палаты.

Он присел на свободный стул в просторной рекреации. Рядом ютился тощий лысоватый мужичок. Закутавшись в мешковатую куртку, он нервно покачивался из стороны в сторону, баюкая пустой левый рукав. Наверняка тоже грапи. Раньше многих больных синдромом вынуждали ампутировать руку, чтобы при обращении те остались без крыла и не могли атаковать. Особенно часто такие операции проводили детям.

Мужичок съёжился и чуть отвернулся от Берена, но продолжал поглядывать на него через плечо.

— Вы думаете, — вдруг заговорил он тихо и как-то обиженно, — что боретесь с чудовищами. Защищаете остальных. Но сами вы становитесь ещё худшими чудовищами! Соседи вынудили мою мать сделать это, когда я был подростком со спящей мутацией, — грапи потряс рукавом, — «На всякий случай», — сказали они. И вот, руки нет. А мутация до сих пор «спит»…

Берен посмотрел на калеку: тот явно ждал какого-то ответа.

— Я не в силах вам помочь, — наконец выдавил егерь.

— Я вам тоже, — шёпотом ответил грапи и поспешил отвернуться, заметив приближающуюся Аркадию.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила она Берена. — Выглядишь совсем не очень… Пойдём, выпишу тебе в нагрузку ещё что-нибудь из сорбентов.

Они вошли в кабинет, Аркадия склонилась над столом, заполняя рецептурный бланк, а Берен привалился к стене, помассировав виски.

— Ты чего так убежал? Мне показалось, они тебе даже понравились.

— Тебе показалось.

Аркадия подошла к нему, положив ладонь на дверную ручку, словно не хотела сразу выпускать его из кабинета, и прищурилась, внимательно вглядываясь в его лицо.

— Они тебе понра-а-авились! — протянула она, расплывшись в довольной улыбке. — Иногда полезно взглянуть на человека без перьев, правда? Увидеть сквозь чужой недостаток его боль и беду.

Берен кисло усмехнулся:

— После твоего вчерашнего снадобья мне так паршиво, что даже грапи не будоражат воображение, — устало произнёс он, — но это не значит, что я теперь их фанат.

— Не всё сразу, не всё сразу! И прости за вчерашнее, я была не права, — доктор виновато улыбнулась и протянула ему рецепты. — Здесь что обычно и то, что поможет прийти в себя после… снадобья.

Берен взял бумаги и хотел сказать, что всё нормально, забыли и проехали, но не успел. Где-то совсем близко раздался оглушительный хлопок. Госпиталь тяжело вздрогнул всем своим бетонным телом, выбив пол из-под его ног. Берен отлетел к стене, Аркадию откинуло взрывной волной вглубь кабинета, а следом за ней понеслись острые щепы, на которые разлетелась деревянная дверь.

Несколько мгновений колыхавшийся, словно студень, окружающий мир состоял лишь из пыли и звона в ушах. Берен, так и сжимавший в руке помятые листочки с врачебными печатями, подполз к лежащей на полу Аркадии. Её тело было иссечено острыми дверными обломками, один из которых вошёл в шею под правым ухом и противоположным своим концом торчал из её левой щеки. Разноцветные глаза смотрели сквозь Берена спокойно и безжизненно. Она даже не успела испугаться, не успела ничего понять…

Берен закрыл её глаза ладонью, подозревая, что это не реальность, а всего лишь один из тех кошмаров, которые приходят, если не выпить на ночь блокаторы сознания. Один из чужих кошмаров. Но боевой опыт сделал своё дело: в голове быстро включилась нужная программа действий.

Рекреация превратилась в груду окровавленного строительного мусора. Вряд ли кому-то посчастливилось выжить в этом месиве. Берен быстро отыскал взглядом эпицентр взрыва, оказавшийся в том самом месте, где пять минут назад сидел он сам. Где-то глубоко кольнул отголосок вины: он только что говорил с этим странным типом и не заподозрил в нём смертника, не угадал под мешковатой курткой собеседника пояс со взрывчаткой…

А потом — то ли включили больничную тревогу, то ли просто разложило уши. Вой сирены застал Берена уже на служебной лестнице, ведущей на подземную парковку. Нужно было уносить ноги, пока одноглазого мужика с двустволкой — возможно, единственного выжившего в этой рекреации — не сочли причастным к теракту. А главное — внизу, пристёгнутый к байку, остался ждать Макс. Начнётся паника, и ещё не хватало, чтобы кто-то в неразберихе угнал его мотоцикл вместе с лисой, которая привыкла доверять человеку и уже не сможет постоять за себя, если вновь окажется в дикой природе. Или в недобрых руках.

Макс беспокойно вертелся в своей люльке и очень обрадовался хозяину. Берен, не теряя времени, сел на байк, дал по газам и вылетел с парковки. Покинув территорию госпиталя, он несколько километров ехал узкой тропинкой в поле, срезая крюк, а когда выскочил из высокой травы на шоссе, слишком поздно заметил несущуюся на него легковушку.

Пытаясь избежать столкновения, оба водителя отвернули в разные стороны одновременно и резко. Завизжали тормоза, машину занесло, и она крылом зацепила Берена, а потом со всего маху врезалась в столб на обочине. Байк рухнул на бок, протащился юзом несколько метров, едва не переломав Берену кости, лис завизжал похлеще тормозов, но крепкие ремни не дали ему вылететь на асфальт.

— Да чтоб вас! — выругался егерь, вылезая из-под тяжёлого мотоцикла. — Ты цел, приятель?

Макс поскуливал, жалуясь на пережитый страх.

— Ничего, ничего, — успокоил его хозяин.

Подняв байк и откатив его на обочину, Берен, прихрамывая, подошёл к машине, заглянул в лобовое стекло.

— Твою ж лесную лисью мать! — со злой досадой констатировал он.

За рулём была Тамари. Судя по рассаженному над бровью лбу, она крепко приложилась о руль, а потом её, бывшую уже без сознания, откинуло на спинку кресла. На заднем сидении, пристёгнутая ремнём безопасности, завозилась Эльса.

— Ты в порядке? — грубее, чем планировал, спросил девочку Берен, открыв дверцу с водительской стороны. — Как себя чувствуешь?

— Что с Тари? — встревоженно пискнула девочка, в то время, пока он, выпростав руку старшей грапи, следил за табло на адреномере.

Подпрыгнувшая до критической отметки шкала пульса и адреналина на секунду зависла у красного деления, а потом пошла вниз вместе со шкалой расхода лекарства.

— Она в порядке, — кивнул Берен с явным облегчением: прибегать к крайним мерам на глазах у ребёнка, если бы Тамари перекинулась, никак не хотелось.

— Сама как? — резко переспросил он у девочки.

— Нормально.

— Вы из резервации? — спросил Берен, окинув взглядом смятый в гармошку капот и вывернутое на сторону колесо.

— Ага, — кивнула Эльса.

Машине конец. Может быть, на ней ещё и можно будет ездить, но точно не сегодня. До Виленска километров тридцать, автобусы в этой глуши не ходят. Не бросать же их здесь, пусть они и грапи!

— Ладно, малая, слушай, — кивнул он, обратившись к Эльсе, — жди здесь, я найду вам машину и вернусь.

Девочка смотрела недоверчиво, но удивительно спокойно. Берен секунду подумал, а потом отстегнул ремни лисьей люльки и посадил Макса на худенькие коленки Эльсы.

— Этот парень — мой друг. Ты же знаешь, что друзей не бросают, верно? Вот и я никогда не оставлю его надолго, понимаешь?

Девочка кивнула, осторожно коснувшись ладошками рыжего меха.

— Пригляди за ним, а я скоро вернусь, обещаю.

— Я знаю, — тихо сказала Эльса, — Гудвин предупредил, чтобы я не боялась.