Городские смехи

Анастасия Цепринская-Цекавая

Книга «Городские смехи» написана в редком жанре литературного импрессионизма. Это калейдоскоп эмоций, которые за счет стилистики книги легко примерить на себя и ощутить всю полноту переживаний героев. От яркого искрящегося счастья и трепета надежды до боли, беспросветного одиночества и горечи потери.Вместе с тем это яркая интеллектуальная проза, в которой едкая сатира над городским бытом умело встроена в пульс большого города с его противоречивыми образами.

4. Диплом и немного секса

Наступил долгожданный момент. Последний курс института и… диплом! Эта дорога, от школы до диплома была не то что тернистой, а просто сплошными шипами и проблемами. Я окончила школу. В институт поступать не рисковала. Денег на платное образование не было, да и на взятки и подарки тоже. Пошла в училище, которое облегчало поступление в институт по нужному мне профилю. Но откусывало от моей молодой жизни лишних 4 года… Вот мне 21 год, я окончила это училище, отсидела за партой. Последний рывок! Поступить!

Родственники — мать и старшая сестра считали меня неудачницей и вечно упрекали, что живу на их грошовый счёт. Отец ушёл от нас, когда мы с сестрой были ещё школьницами. Мать работала на рынке. Торговля шла не шибко, и она стала попивать, чтоб согреться на ветру, да завела подруг — из соседних ларьков, соответствующих их торгашеской работе. Как женщина, мать давно поставила на себе крест, ничего не ждала от этой жизни, ни во что не верила. Думала лишь, что нам принести на обед, да чтоб переучёт прошёл без проблем, и что будет в новой серии «Большой стирки». Мне такая жизнь просто невыносима. Я стремилась к высокому полёту мысли. Не хотела провести остаток жизни на рынке. Мечтала о творчестве. Стать чем-то и кем-то… Сестра же полностью повторяла мать, и была мне совершенно чужим по душе человеком.

Направление, которое я выбрала, вызывало в глазах матери и сестры ужас и осуждение. Наш профессиональный мир слишком тесен, так что не буду уточнять, что это было, но это касалось творчества.

Дома мне сказали, что готовы меня кормить, так как работать у меня не получалось. Ведь занятия на дневном отделении отнимали всё время — 6 дней в неделю. Но на большее обеспечение «такой дармоед как я рассчитывать не могу. И так денег лишних нет».

В какой-то момент, я думала что сорвусь. Я и так одевалась хуже, чем все, отказывала себе в малейших удовольствиях. Прокатиться на маршрутке было для меня событием, подорвавшим бы недельный бюджет выданного мне скудного содержания. Кроме того, в нашем учебном заведении мальчики были на перечёт, в основном учились одни девчонки, и конечно, такой как я, рассчитывать на мужское внимание не приходилось.

Постепенно я начинала тихо сходить с ума и зацикливаться на одной мысли. Мне было уже 25! И никому! Не единому мужчине не была я нужна! В старом пуховике зимой, похожем на матрац, или в серой шерстяной кофте, поверх платья осенью… никто из мужчин не обращал на меня своего взгляда. В какой-то момент повзрослевшее тело настолько брало верх над разумом, что я ловила мужские взгляды в автобусе, и если бы хоть один из них обратился ко мне, такой неприметной и не аппетитной. Я бы пошла за ним на край света, что бы получить ЭТО.

Многие подруги уже повыскакивали замуж, а я всё ещё не знала, как ЭТО! КАК! Казалось порой, что все поглядывают на меня и посмеиваются про себя, над моей опостылевшей «чистотой».

Иногда этот ком откатывал от горла, и мне казалось, что вполне можно вести достойную жизнь и без секса. Но в такие праздники как новый год, восьмое марта или 14 февраля, я не могла найти места себе и своему несчастному телу, мне хотелось рыдать от одиночества, и казалось, что праздники эти придумали садисты, чтобы лишний раз поиздеваться над людским самолюбием одиночек вроде меня. Всё. Весь мир кричал об ЭТОМ. Целующиеся парочки в метро и на улицах, фильмы по телику, даже реклама, совершенно, казалось бы, не связанная с отношениями, всегда строилась на поцелуях, объятьях, и прочих проявлениях, так мучивших и раздражавших моё воображение.

Я читала любовные романы, ощущала себя их героинями, пыталась заполнить пустоту вокруг себя, но мысль что мне сейчас, срочно, нужно найти мужчину, что это изменит мою жизнь, сделает меня такой же полноценной как все. Мысль о том, что все великие люди, о которых нам рассказывали в институте, творили под впечатлением эмоций, а сильнейшее из них — любовь… Эта мысль сводила с ума. Мне казалось, что и осмыслить-то творчество их я не могла, потому что была не познавшей секс, то есть любовь, и понятия эти на тот момент казались мне синонимами.

Да! И ожидание, и полное отсутствие перспектив, знакомств, приводило меня в исступление. Тысячи раз я проклинала тот день, когда компания ребят из нашего класса во время выпускного вечера отправилась к Петьке домой. И меня тогда звали. Я знала, что эта за компания, что будет много спиртного, сигарет, танцы, и не пойми что. Вернее очень даже понятно что. И… Я не пошла! Побоялась мамы, постеснялась, короче говоря, дура! ДУРА! ДУРА! ДУРА! Повторяла я себе тысячи раз. Упустила свой шанс!!!! С этой мыслью я уснула в очередной раз под утро, в своей одинокой постели, и даже представить себе не могла, что занимавшийся день несёт мне неожиданный сюрприз.

Был конец ноября. Я начала недавно писать свой диплом. Проснувшись утром, и отправившись в институт, я не ждала именно в этот день чего-то особенного. Но меня остановил в коридоре педагог нашего факультета и сказал, что заранее обращает моё внимание: в нашей библиотеке недостаточно материала по моей дипломной теме. Или нужно менять тему, или… съездить в Москву — в наше отделение, и там посмотреть недостающие материалы. Я знала, как будут злиться дома, как попрекнут меня деньгами, которые неизбежно потянет эта поездка, но даже не раздумывала, и решила ехать.

В Москве у нас жили какие-то дальние родственники. У них я и должна была остановиться. Наскребли денег на билет, на еду, так как ценник в Москве по сравнению с Петербургом явно зубастее, а ждать от родственников хорошего приёма не приходилось. Им тоже не нужны были «нахлебники», и так угол мне выделяли бесплатно.

Ради такого дела я попросила у подруги её старое зимнее пальто, что б выглядеть попрезентабельнее, и она, в добавок, напихала мне в чемодан своих юбок и кофт — «вернёшь, не к спеху!»

Я чувствовала себя словно маленькая школьница, когда на Московском вокзале кассирша выдала мне билет из Петербурга туда, в Москву, на встречу неведомому приключению! Когда мне любезно указали на входе в вагон, в какой стороне моё место, когда поезд тронулся, и колёса всё быстрей стучали, унося меня в неведомые края от всего, что так опостылело. Как это было здорово!

Стыдно признаться, но как догадался читатель моих мемуаров — дипломная проблема в Москве меня мало занимала… Красота города, в преддверии Нового года, яркие огни гирлянд, толпы людей на улицах, поток машин, общее веселье и оживление, которое царило на вечерней улице города, вскружило мне голову. Я чувствовала себе какой-то новой, смелой, раскованной, чуть ли не шикарной женщиной. Словно я приехала на выходные, на шоппинг или ещё не знаю зачем, а не на неделю, писать диплом, при милости на кухне у дальних родственников. Дни летели с невероятной скоростью. Неумолимо близился день, когда я снова должна была отдаться равнодушному бегу поезда… Но, у меня ещё оставалось два полных дня и три ночи в Москве. В тот вечер я купила себе билет в Театр. Спектакль закончился, но на ночлег возвращаться не хотелось. Я зашла в Пассаж. Великолепие витрин не привлекало меня. Всё равно эта роскошь мне не доступна. Я присматривалась к людям. Атмосфера праздника, предновогоднего ажиотажа, улыбки, эта милая суета. Я с трудом нашла свободное место и присела за столик в маленькой кафешке. Народ толпился. Зал гудел от стука каблуков и разговоров. И тут случилось нечто обыденное, но для меня заоблачное, невероятное, долгожданное, и не знаю, как ещё сказать об этом первом шаге, повернувшем русло моей однообразной жизни. Всё, что дальше я рассказываю, было словно не со мной.

Ко мне за столик подсел молодой человек. Поинтересовавшись, не занято ли место, он робко сел рядом, и я поняла, скольких усилий стоил ему этот решительный шаг. Он был совсем юным — лет 19 или 20. Его неумелый разговор, его смущение, его страх, что я могу обдать его холодом равнодушия и отправить обратно в толпу, всё это предало мне сил. Я была наверно на себя непохожа, если б кто-нибудь из знакомых увидел меня здесь, с каким-то посторонним мне молодым человеком, болтающую и небрежно играющую чайной ложкой. Я болтала как можно непринуждённее, рассказывала о своей поездке, о Петербурге, о том, что отдыхаю здесь, хожу по театрам, осматриваю достопримечательности. Наплела о себя всяких небылиц, и постепенно я так вжилась в роль, что перестала из себя изображать нечто. Я стала для него этим нечтом. Он слушал меня, не сводя глаз, затаив дыхание, не перебивая, только редко выдавая своё восхищение короткими фразами одобрения. Кто бы мог ожидать такого успеха? Конечно, я была лет на пять, а то и больше старше его, но, увы… мои годы опыта мне не прибавили. Просто жизнь сжалилась надо мной и подарила мне этот вечер, этот праздник, хотя… или вовсе не мне — в чужом городе, в чужом пальто, в чужой одежде и с маской непринуждённости на лице, какому-то другому, скрытому до сели, я.

Мы гуляли по ночным бульварам, посидели в каком-то парке на скамейке, прошлись вдоль набережной. Всё было отлично, но мой ухажёр продолжал робеть, несмело держал меня под руку и говорил бессвязные комплементы.

В конце прогулки он проводил меня до дома, и мы условились встретиться следующим вечером.

Я не пошла в библиотеку, а целый день ждала пяти вечера, сидела как на иголках и отсчитывала, сколько часов, минут, осталось до свидания. Переводила эти минуты в секунды, и их убывающее с каждым часом число, заставляло сердце биться сильней. Вечер прошёл так же восхитительно, но… Но завтра оставался последний день, а через день, в девять вечера у меня был поезд на Петербург. Мой кавалер словно позабыл, что пребывание моё в Москве неумолимо подходит к концу. Он галантно распрощался со мной у парадной, и условился встретиться на следующий день.

День накануне отъезда. Что принесёт мне этот день? Я оделась с особой тщательностью. Мы встретились днём, не откладывая свидание на вечер, но наша прогулка до позднего вечера, не увенчалась даже поцелуем! Что за повальное невезение? Я уже не думала о бессмыслице этого маленького флирта. Я старше его, живём в разных городах, у меня учёба, упёртые родственники, он ещё совсем ребёнок… Перспектив никаких, и чем меньше мы привяжемся друг к другу, тем легче. Но этот мальчик, заставивший меня поверить в себя, пересмотреть свою скованность и самоуничижение, почувствовать себя женщиной, он ДОЛЖЕН был до конца сделать меня счастливой!

Мы обменялись телефонами, и он обещался проводить меня на вокзал на следующий день. Кажется, только в этот момент он окончательно понял, как мимолётен был тот лоскуток счастья, что торопливый город отпустил нам без очереди. Свидание устраивать не было смысла. Утро должно было пройти в сборах, а потом, дорога на вокзал, и последнее «прощай».

Я не спала всю ночь. Собрала вещи. И, сидя на чемодане, обдумала, как я должна себя вести.

Я вызвонила его с утра, и напросилась в гости. Он сомневался, но родители его были на работе, квартира пустая, и он согласился, что последний раз «поболтать и выпить кофейка, вполне можно».

Я приехала. Сначала, и правда, было кофе и разговоры. Потом он показывал мне квартиру и вид из окна. Когда мы добрались до его комнаты, я уселась на кровать и стала расхваливать как тут аккуратно и уютно. Он совсем раскрепостился, сел возле меня и стал рассказывать, что за безделушки на полках стеллажа, откуда что привезено, и когда. Тем временем я расстегнула пару верхних пуговиц на кофте, и когда он вновь повернулся ко мне, то был слегка сконфужен. Но я, прочитавшая столько романов о любви, я, столько мечтавшая, как останусь наедине с прекрасным молодым мужчиной, как он обнимет меня, как его губы сольются с моими губами, я притянула его к себе, положила руку ему на плечо, губы мои оказались напротив его губ, а глаза — в глаза. Мы постепенно раздевали друг друга. Он легко поддался моей игре, да и вообще оказался довольно умелым, не смотря на юность и внешнюю непорочность. Поначалу в силе его объятьев было, пожалуй, нечто пугающее, будто не я соблазнила его, а он решил взять меня всю, без остатка. Но страх был мимолетным, и дальше мне казалось, что я проделывала все эти движения уже тысячи раз. Куда делось моё смущение? Мы даже не сообразили закрыть дверь в его комнату, я забыла о времени, об отъезде. Не думала тогда и о боли расставания. Просто мне было так сладко и хорошо, когда наши два обнажённых тела в полном изнеможении вытянулись на кровати, руки ещё были сжаты, а дыхание частое, словно на пределе.

…………………………………

Надо было торопиться. До поезда оставалось полтора часа. Мы вышли из его квартиры. Тело моё до сих пор ломило от сладостной истомы, а ноги едва передвигались. Я остановилась. — Покажи мне твоё окно! — он указал мне на освещённое лампой окно. — Мы забыли выключить свет уходя.

На подоконнике был небольшой силуэт.

— Что это?

— Это мой плюшевый мишка, в детстве ещё родители подарили.

Я посмотрела ему в глаза — мальчик он или мужчина!? В этом мишке за занавеской был он весь — нежный, трогательный, но… нерешительный. Как жалко, что он здесь, далеко, в Москве, этот мальчик с плюшевым мишкой на окне. Как жаль, что надо расстаться. Как жаль… Первый раз это «как жаль», всплыло у меня в сознании.

……………………

В поезде мне не спалось. Не смотря на усталость и переизбыток впечатлений. Я ехала назад, но ехала на встречу чему-то новому, или я ехала обновлённой, повзрослевшей. Теперь я стала женщиной. Я познала. Я поняла. И груз комплекса моей отсталости и ненужности упал с плеч раз и навсегда.

Дома, распаковав чемодан, и наскоро ответив на расспросы своих, я ушла к себе в комнату, порылась в коробке на шкафу, достала своего старенького медвежонка и поставила его за занавеску на окно…