Варвар

Анастасия Шерр (2020)

Если бы Снежа знала, чем обернется празднование дня рождения Аньки, ни за что бы не согласилась идти в какой-то дурацкий закрытый клуб. Жуткое местечко — здоровенные мужики колотят друг друга на ринге, разбивают лица в кровь, хрустят сломанными костями. И выглядят как звери — огромные, дикие и безумно зловещие… А публику это кровавое месиво лишь заводит, вон и Анька рядом визжит, привлекая внимание Варвара. Бой окончен, победитель объявлен, и ему положен приз — любая из девиц, любезно приглашенных хозяином клуба. Вот только ни одна из них не интересует Варвара, его выбор пал на Снежу. А когда он чего-то хочет, он это получает. Секунда — и к столу Снежи подходят два охранника. Еще секунда — и над столом гаснет свет. Не успела девушка опомниться, как ее потащили в неизвестном направлении. Сегодня она — приз для Варвара, и он будет делать с ней все, что ему заблагорассудится. И если она хочет вернуться домой, а не отправиться на тот свет, ей придется подчиниться. Вот только как потом с этим жить?

Глава 3

Оперлась руками о раковину, взглянула в зеркало. Что-то не так. Не может так вести от бокала вина. Это таблетка… Как будто не моё тело. Не мои руки, не моя кожа. И разум не мой. Я больше им не управляла. Или он не управлял мной. Перед взором всё плыло, но не как от алкоголя, а как-то по-другому… Мягко и приятно.

Глаза стеклянные, во рту сухо, даже горло не смочить. Хотелось пить, есть и непонятно что ещё. Словно очнулась от наркоза.

Склонившись к струе воды, сделала глоток. Затем ещё и ещё. Мало. Слишком мало… Только не воды хочется, а чего-то другого. Чего-то, что вроде и есть у меня, а вроде и нет.

Ох… Кажется, это наркотики.

Тряхнула головой, побрызгала в лицо водой и заставила себя оторваться от раковины. Мне срочно нужен был душ. Может, хоть тогда отпустит и я наконец придумаю, как спастись.

О том, что будет происходить, если сбежать не удастся, почему-то не думала. Страшно уже не было. Лишь в голове назойливой пульсацией билась мысль, что всё это неправильно и я должна отстоять свою честь.

Должна бороться. Хотя бы попытаться должна.

Сняла бельё и, чтобы хоть немного прийти в себя, полезла в душ. Включила ледяную воду, тело тут же задрожало от холода, но ожидаемого облегчения не наступило. Всё тот же туман в голове, всё та же странная эйфория, накатывающая волнами. Где-то на задворках сознания билась мысль, что всё это неправильно, не должно так быть. И я держалась за эту мысль, как утопающий за единственную соломинку.

Но вскоре ушла и она. Я, правда, пыталась ухватиться за неё, удержать. Не лишиться разума…

А потом стало хорошо. Так безумно приятно, что хотелось смеяться. И я, улыбнувшись своему отражению в зеркале, показалась себе безумно красивой и необычайно соблазнительной. Правда, было трудно дышать. Откуда-то взялась аритмия, сердце билось, как сумасшедшее.

* * *

Она заставляла ждать, а у Хаджиева уже заканчивалось терпение. Ещё немного, и сперма в голову ударит в прямом, мать его, смысле слова. Марат был как раз из тех мужчин, для которых воздержание похуже возбуждения. Нет секса — разум в клочья, а с ним и терпение, и самообладание. Полный психоз. А на фоне старой раны так и вовсе припадочным становился. Мозг плавился, и мужчина брался за террор. И плевать, кто предал, а кто просто не уступил дорогу. Всех начинал крошить. Без разбора.

За то время, пока ждал её, принесли ужин и бутылку виски.

— Это что? Я не пью! — всучил бутылку официанту в руки и захлопнул дверь перед его носом. Снова открыл дверь, забрал бутылку. — Пусть будет.

Ел на автомате, не сводя взгляда с двери в ванную комнату, оттого и вкуса еды почти не чувствовал. Адреналин всё ещё гулял по венам, побуждая к действиям. Совершенно не до приёма пищи, но давился, потому что режим. Марат вообще многое делал без удовольствия и желания. Просто потому, что так надо. Сам себя загонял в рамки, выдумывал правила и сам же им следовал.

А когда Снежана наконец появилась, вскочил.

— Ты долго.

Она бросила быстрый взгляд на дверь, потом на него.

— Я могу выйти? Мне нужен воздух, а здесь очень душно.

— Нет, — тихо, коротко и понятно.

Она тут же поникла, принялась кусать губы. Нет, хорошо всё-таки играет, шлюшка. Очень хорошо. Жаль, что выбрала такую профессию. Могла бы стать актрисой.

С каждой минутой Марат всё больше убеждался, что девка засланная. Во-первых, он раньше её здесь не видел, хотя клуб посещал часто. Во-вторых, её подруга (или напарница) привлекала его внимание. Одна — развязная прошмандовка, вторая — скромная училка, ясен хрен он кого-нибудь да выберет. Те, что на сцене, — запасной вариант. Спирин хорошо подготовился. Вот только к чему? Грохнуть чечена вряд ли осмелился бы, не того полёта птица. Да и бабу на это дело подписывать глупо. Уговорить девка должна на что-то? Долг поубавить? Ну, смешно же.

Во всяком случае, нужно бы повнимательнее за ней присматривать. Кто его знает, крысёныша этого, Спирина, может, и правда замочить собрался. Смешно будет, однозначно. Особенно когда Марат его кишки на свой кулак намотает.

Снежана стояла перед ним в одном полотенце, только руку протяни и бери. Но было что-то в её глазах голубых… Что-то, из-за чего возникало бешеное желание поиграть с ней. Жёстко так, по-его. Чтобы завтра она своей тени шугалась и ходить не могла.

— Выпить хочешь?

— Да, — улыбнулась ему и плюхнулась в кресло.

Марат прищурился. Пьяная? Но отчего? Воды, что ли, в душе нахлебалась?

Эта мысль раздражала. Трахать бухую бабу до тошноты противно. Но от неё пока не отворачивало, и на том спасибо.

— Ладно. На, немного. Пару глотков сделай — и достаточно.

Она опрокинула в себя содержимое бокала и застонала, словно умирала от жажды. Облизнула влажные губы, но одна капля покатилась по подбородку, по шее, ниже. Марат наблюдал за ней и чувствовал, как становятся тесными штаны.

— Вставай. И сними уже это полотенце.

— Мы будем делать это здесь? — ошалело посмотрела на широкий разложенный диван и снова на него. Трудно было сказать, что именно её шокировало. Шлюхам вроде как по хрену, где, с кем и на чём.

— Извини, постели с шелковыми простынями нет. Как-нибудь в следующий раз.

Шагнул к девице, а та вдруг стащила с себя полотенце и бросила его под ноги. Ну вот. Другое дело. Всё же нужно было подпоить её с самого начала и не ходить вокруг да около. Детский сад какой-то.

Приподнял её лицо за подбородок, провёл большим пальцем по щеке, а Снежана подалась вперёд, сама подставила свои губы для поцелуя. С ума сойти… Шлюха целоваться лезет. Что с ней не так, с этой Снежаной?

* * *

Резко развернул, прижал меня к стене лицом и, грубо смяв ягодицу, прошептал на ухо:

— Нежностей не будет.

А что тогда будет? Секс сам по себе разве не нежность и ласка? А то, что он делал в тот момент, разве секс?

Звонкий шлепок по попе, и боль обожгла кожу.

Только боль эта странная. Приятная, что ли… Всему виной та таблетка. Со мной ведь явно что-то не то происходило. Откуда эта тяжесть внизу живота и почему мне совершенно не было страшно? А ещё… Стыдно в этом признаваться, но я не хотела, чтобы он останавливался. Напротив, возникло желание ощутить этот шлепок ещё раз.

Почему-то в затуманенной наркотиком голове всплыла небезызвестная фраза «Оставь надежду всяк сюда входящий»*… К чему бы это? А может, я и правда умерла и за свои порочные мысли попала в ад? А он… Кто он, этот человек? Может, и не человек вовсе? Может, он дьявол, что искушал меня? Змий тот самый?

— Скажи моё имя, — тихий приказ, и я с готовностью исполнила его, как заправская шлюха.

— Марат…

— Попроси, чтобы трахнул тебя.

— Трахни… — я никогда не произносила это слово… Мерзко, гадко.

Всё больше кажется, что это был какой-то сон. До ужаса непривычный, дикий, но и кошмаром его не назовёшь. Хотя бы потому, что хотелось, чтобы он продолжался. Возник какой-то нездоровый интерес, и его не погасить доводами здравого смысла.

И волнительно до невозможности. Неужели это произойдёт? И он не остановится? Не передумает? Но и желания, чтобы передумал, особо не возникало.

Подумала, что, скорее всего, уже утром мне будет очень плохо от происходящего в тот самый момент. Жизнь уже не станет прежней. Но я всё больше склонялась к тому, что завтра ничего не вспомню. И пусть. Пусть всё произойдёт и поскорее закончится. Пока я находилась в этой прострации.

Он берёт меня за волосы и тащит вниз. Падаю на колени и, подняв на него взгляд, облизываю пересохшие губы. Когда он успел раздеться? И его член… Он совсем не такой, как у моего мужа. Он большой и… Какой-то странный. А что этим вечером не странно?..

— Ну, чего? Обрезанного никогда не видела? — усмехнулся, блеснув белыми зубами. — Открывай рот, или мне каждый раз нужно говорить тебе, что делать?

Он минет хочет? Серьёзно? Но я же никогда… Мой Петя никогда не допустил бы такого. Минет, куннилингус… Это же для извращенцев! В груди шевельнулся протест. У меня ведь есть любимый муж. А я, как уличная проститутка, стою на коленях перед громадным мужиком и пялюсь на его член. Обрезанный. Хотя по нему и не скажешь. Очень даже… Полноценный.

— Я не умею…

— Да ладно! Ты уже переигрываешь, Снежана, или как там тебя. Давай, — надавил пальцами мне челюсти, и не осталось ничего другого, кроме как разомкнуть губы. — Вот так, умница, — его член ворвался в мой рот, и, совершив первый глубокий толчок, мужчина хрипло застонал. — Ну? Чего застыла? Заглатывай, — и снова толкнулся так глубоко, что достал до горла, а я закашлялась. — Да твою же мать, ты что, совсем ни хера не умеешь?! — рявкнул на меня и больно дёрнул за руку, принуждая встать. — В чём дело? Хватит этих игр!

Подтолкнув меня к кровати, развернул к себе спиной, надавил на шею сзади, заставляя наклониться, а я вдруг поняла, что страх возвращается и мне очень хочется домой. К моему мужу ласковому. В его объятия. И пусть его майка всегда в пятнах и пахнет майонезом с кетчупом, но я очень скучала по нему. А этот мужчина… Он не человек. Зверь какой-то.

Пальцы Марата коснулись моих складочек, и одним он нырнул в меня, а вторым стал надавливать на клитор, заставив задрожать и сжаться от непривычных ощущений. Петя меня тоже трогает там, но всегда нежно, еле касаясь. А этот груб и неотёсан, словно никогда женщины не знал. Дикий. Настоящий варвар.

Но наркотики продолжали действовать, и я явственно ощутила, как там становится мокро. Не влажно, как это бывает обычно, а мокро. Его пальцы (уже два) врезались в меня резко, с хлюпающим звуком, и было стыдно от того, что со мной делает чужой мужчина и как мне это нравится. Тугой комок внизу живота становился всё больше, всё мучительнее терзал меня Варвар, а я позорно постанывала в такт его движениям.

Зашелестел пакетик презерватива. Надеялась, что это он…

Когда его член заменил пальцы и вторгся в меня как нечто жутко огромное, вскрикнула и подалась вперёд, желая сбежать, но Варвар схватил меня за волосы и потянул назад так сильно, что, казалось, вот-вот свернёт мне шею.

— Нет… Прошу… У меня муж! Я не могу! — закричала, насколько хватило сил, но его большая ладонь зажала мне рот, а затем последовала очередь грубых, глубоких толчков.

— Закрой рот, шалава, и не смей его открывать, пока я не позволю!

Вторая рука сдавила мою шею, чем практически обездвижила. Прижав меня к своей груди, продолжил яростные свои движения, а я замычала в руку, выгнулась, насколько позволял его захват, и, зажмурившись, пожелала, чтобы это поскорее закончилось. Но он, похоже, не торопился. Вошел до упора, остановился и, убрав ладонь от моего рта, вцепился ей в мою шею, после чего грубо повернул мою голову к себе и впился жестоким поцелуем, больно сминая и кусая так сильно, что я ощутила во рту привкус крови.

Оторвавшись от меня, снова задвигался в бешеном ритме, а я заплакала от жутких, противоречивых чувств — стыда и наслаждения. Мне нравилось… Господи, мне так нравилось то, что он делал со мной… С каждым его резким толчком всё больше казалось, что это не наркотики, а я сама… Моё второе «я», которое так давно требовало выхода… Которое мечтало о таком грязном, отвратительном сексе. Как стыдно и гадко. Пусть это всё скорее закончится…

Перевернув меня на спину, навалился своим крупным телом и снова вошёл. Глядя мне в глаза и стиснув зубы, повторял свои бешеные фрикции снова и снова и вскоре, замерев лишь на секунду, вынул из меня свой член, шумно выдохнул и, стащив с себя презерватив, кончил мне между ног, обжигая кожу горячим вязким семенем.

Оставь надежду, всяк сюда входящий* (итал. Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate) — заключительная фраза текста над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Алигьери.