4

Анастасия Шистерова

В книге описывается жизнь четырех молодых людей. Тита, Ежи, Марвы и Насти. В самом начале одна из героинь представляет свою теорию о том, что все люди в мире делятся всего на четыре типа: те, кто смирился с бренным бытием; те, кто сошел с ума от всего этого; самоубийц и тех, кто обрел самостоятельно смысл жизни и научился радоваться ей. Марва считает, что то, к какому типу относится человек – не его личный выбор, а чьи-то махинации с Небес. Но так ли это на самом деле?

Тит

— Даа… — выдавил из себя Гоша Титов в шестой айфон, лежа на мятой постели.

— Тит, привет. Че-как? Можно я приду к тебе в гости с пиццей? У тебя же есть сигареты?

«Ну, прекрасно. Теперь эта малолетка пропишется у меня».

— Да, Настюх, конечно приходи. Все есть. Погоняем чаи, — сказал Гоша и, не дослушав, вырубил телефон.

Каждое божье утро уже в течение недели Настя звонила в двенадцать дня и будила Тита. Потом приходила с двумя дешманскими маленькими кружками пиццы и высиживала у него аж до пяти вечера. К нему приходили друзья, он решал свои взрослые вопросы, не понятные 16-летней девочке, пробовал какие-то дешевые местечкового производства «приправы», играл часами напролет в КС-Доту-Танки и иногда даже лизался с ней. Фигня, иногда он даже мацал ее грудь. Но Настя отчего-то не сдавалась.

— Да и черт с ней, не дает, так не дает, — думал Тит. — Похоже, я уже на той стадии, когда секс становится рутиной и с каждым разом хочется все большего и большего разнообразия в нем. Например, совсем недавно осознал, что возбуждаюсь от беременных женщин. С порнофильмов о них — просто тащусь. Так что теперь моя главная мечта — попробовать с беременной женщиной. Лет тридцати. Крутяк.

Хах, недавно тут Настюху на «измену» подсадил. Рассказал ей историю, как меня из армейки в психушку завезли на три месяца. Она сначала с огромными испуганными глазами на меня пялилась, потом как-то взгрустнула, призадумалась и под конец от нее волнами начали расходиться флюиды жалости и безмерной любви. Ну, что телки за тупые существа такие, а?

А история с психушкой действительно забавная. Меня тогда отвезли в сборный пункт. Недалеко от нашего города. Там распределение происходило. Я был выделяющимся таким пареньком с длинными, ниже лопаток черными волосами. И черт его знает, как так получилось, что меня не обрили. Сам я бабки тратить на это дерьмо не стал.

В общем, стою в коридоре, мимо идет какой-то парень лет двадцати пяти в форме. Смотрит на меня и говорит:

— Эй, говнарь патлатый, че лысиной не блестим, я не понял?

Ну, думаю, это лох какой-то, такой же, как я — призывничок, из магистратуры попертый. С ним не надо рассусоливать.

— Сам ты говнарь бритый, — говорю.

У него как-то сразу глаза кровью налились, как у быка корридского. Он уже и туловище свое перекаченное начал на меня надвигать, но тут какие-то два старичка-начальника появились, стали его по плечам дружески хлопать, лыбиться, видимо, рады были видеть этого ублюдка. Они зашли с ним в кабинет и оставили меня-таки в покое. Я тут же забил на это все. Ну, мало ли в моей жизни было ситуаций, когда быдло-гопники с района били мне морду и пинали по почкам за мои длинные волосы и за то, что я не так одет? Я нормально к этому отношусь.

Потом нас «зеленых» завели в какой-то актовый зал. Заставили переодеваться в форму. Выдали портянки, а я вообще, хрен знает, как ими пользоваться! Ну, замотал кое-как одну ногу, стою, начал вокруг второй мотать — ни черта не получается. И в этот момент заходят «покупатели». Я все свое внимание сосредоточил на дурацких бинтах, ни на кого не смотрю, и нагло игнорю всех этих служивых псов. Вдруг слышу за спиной знакомый голос:

— Эй, щенок патлатый! Лучше веревку себе вей из портянок, потому что мыло в нашей части просто так выдают.

Я разворачиваюсь. Твою ж, мать! Тот чувак из коридора оказался «покупателем» и по всему стало понятно — он любой ценой заграбастает меня в свою часть. А, пофиг, думаю, раз терять уже нечего — буду кидать понты до конца.

— Если я и сдохну там, то только после того, как сдохнешь ты, лысый! — с веселым лицом говорю я ему и в довесок нахально так подмигиваю.

А потом я видел только огромный кулачище, который летел мне прямо в нос. Я даже как-то запомнил, что у него на фалангах пальцев росли уродские рыжие волосы. И это, кстати, последнее, что я запомнил. Нет, конечно, когда я на несколько мили-секунду приходил в сознание, я ощущал, что меня пинают в живот, в голову… Но это все как-то обрывочками. Очнулся я минут через десять. Этого сумасшедшего куда-то увели, а я лежал в лужице своей кровятины. Мне дали махровое маленькое полотенце не первой свежести и тут же отправили к психологу. И я долго задавался вопросом: почему именно к этому представителю здравоохранительной индустрии, а не, например, к хирургу, который мог бы сделать что-нибудь с моей рассеченной губой?

Толстая тетка психологиня с порога начала свой допрос:

— Титов?

— Йес.

— Ты че вытворяешь-то?

— Этот долбаеб сам начал — отвечаю я тетке, не стесняясь в выражениях относительно того лысого психопата.

— Слушай, а Титова Елена Михайловна тебе случайно никем не приходится?

— Случайно приходится, — говорю я. Это моя мама.

— Господи, ну и дал же бог сына. Кошмар. Мама такая интеллигентная женщина, ее по нашему каналу постоянно показывают, музееев столько наоткрывала в нашем Мухосранске, а сын — дурак и матерится.

Я смеюсь, а баба начинает что-то строчить в моей карточке. Потом спрашивает:

— На учете у нарколога состоим?

Блин, тетя, вопрос не ко времени, конечно. Тут вот какая штука. С полгода назад я с товарищем заторчал денег черномазым с нашего района. В их оправдание скажу, ждали бабок они довольно долго. И вот где-то недели три назад я подхожу к дому, и у меня начинает звонить телефон. Звонок был от Ежи — моего товарища, с которым мы и задолжали денег:

— Тит, ты где? — с каким-то истеричным провизгом спросил он.

— Подхожу к дому, а че? — интересуюсь я.

— Блять, стой на месте. Стой, умоляю тебя!

— Стою я! Объясняй уже, что случилось.

— Если бы я стоял перед твоим подъездом сейчас, я бы тебя увидел?

— Не. Вот я бы тебя увидел. Я в кустах на площадке детской, сижки курю, если что.

— Красава. Видишь форд черный стоит?

— Даа..

— Короче, это хачи-трюкачи нас поджидают. Они меня от самой «Монетки» гнали. Отвечаю, я еле успел в падик сныкаться. Ты пойди, погуляй где-нибудь, иначе пиздец тебе. Я позвоню, как они свалят.

В общем, Ежи перезвонил мне только часов в двенадцать ночи. Сказал, что надо валить из города. Якобы эти уроды явно серьезно настроены. И мы решили валить.

У Ежи уже год простаивала хата в Ч., городке неподалеку от нашего. Простаивала она в связи с умерщвлением любимой и последней из двух, которые были изначально, бабули Егорки. В общем, часа в три ночи мы уже стояли на вокзале в Ч.

Оказалось, что хата Ежиной бабули совсем не хата, а малюсенькая комната в какой-то грязной коммунальной квартире. Где по несчастливому стечению обстоятельств, нашими соседями оказались: Гарик — парень лет тридцати, по видимому что-то употребляющий (тощий, бледный и уродливый), и Дарья — его девушка (тоже уродливая, но не употребляющая).

Надо отметить, что Ежи — депрессивная, вечно загоняющаяся личность. И тогда в его жизни, как раз, была поганая полоса. И с телками беда, и бабок не было постоянно, и амбиции его писательские с каждым днем подтухали…

В общем, начал Егорка от тоски и скуки в городе Ч. изрядно прибухивать. Я и моя печень своих в беде не оставим никогда. Я нажирался с Ежи. Пили все и везде. Могли пойти в местный блядюжник, накуриться там каликом до блевотины, бухнуть дорогого вискаря и им же накачать длинноногих сучек в коротких юбках. А могли остаться дома и наслаждаться компанией себя любимых. Под конец бэд-трипа, когда бабок не оставалось даже на билет в родную обитель, мы выпрашивали у соседа Гарика шкалики с медицинским спиртом и разбавляли его морсиком со смородиновым вареньем, которое досталось Ежи по наследству от умерщвленной ныне бабули. Спасибо ей. Нам вставляло.

И вот однажды этот дурак Егорка по пьяной двухнедельной запойной лавочке возомнил себя самым крутым гангстером и бандитом всех времен и народов. В двенадцать часов ночи ему приспичило пожрать. Надо сказать, что и я вообще-то был не против. Денег нет, магазы закрыты. Все сходится. Настало время «хлопнуть» ларечек где-нибудь поблизости. Отмечу, что «ужраны» мы были до такой степени, что Егор спускался кувырком аж три лестничных пролета, а я просто вышел на улицу в белых носочках. Свои грабительские умения продемонстрировать городу Ч. нам к счастью, или несчастью, в ту ночь не удалось. Все дело в том, что выйдя из подъезда, мы решили покурить перед столь ответственным мероприятием, и присели на лавочку рядом с детской площадкой. В душе не знаю, с какой целью господа полицейские патрулируют ночами дворы в спальных районах. Скорее всего, они тогда «закладчиков» выслеживали. Район-то не благополучный. Район — засраночка, так сказать. Ну, и увидели наши стражи закона и порядка следующую картину: два парня бомжеватого вида сидели на лавке и, оперевшись друг на друга, храпели очень громко и сладко. Так, как будто спали на лучшей постельке двухместного президентского. Нас прибрали. Отрезвили, прокапали. После небольшого дебоша в больнице отвезли в обезьянничек. Дебоширили мы по поводу того, что нас поставили на учет к наркологу. Ежи тогда показалось, что это навредит его службе в КГБ, мол, не правильно его будущие сослуживцы отнесутся к тому, что он не соблюдает «сухой закон». Он тогда орал на все отделение: «Я что, по вашему, похож на какого-то советского лударя?! Что я вам, беспризорник какой-то, чтобы меня на учет ставить?» Уже когда нас отпустили из мусарни я рассказал Ежи об его увлекательных приключениях под «белочкой» и поинтересовался, почему именно КГБ и кто такие лудари? Он так и не смог мне ответить.

А вот теперь вернемся к вопросу психолога, который она задала спустя всего неделю моих прокапываний витаминками в каком-то захолустье.

— У нарколога на учете состоим?

Я подумал, что смысла врать — нет. А так, хоть, может, откосить получится.

— Да, — говорю. — Состоим.

Психологичка на меня свои огромные глазищи поднимает. Вытирает со лба сало платочком, который становится влажным и коричневым от тоналки. И снова спрашивает:

— У нарколога на учете состоим?

Мне это уже начинает казаться смешным.

— Состоим, состоим, — широко улыбаясь, повторяю я.

Не поверила, зараза. Спросила еще раза три. Я не вытерпел.

— Упаси господи, конечно, не состоим!

По ее толстой морде расплылась в улыбке малиновая помада.

— Ну, так бы сразу и сказал. Зачем мне голову морочил?

Больная дура. Она что-то там еще пописала в своих тетрадочках и вышла из кабинета.

— Я на совещание по поводу тебя. Ничего не трогай.

Не буду описывать, как через несколько часов после этого мама собирала меня в путь-дороженьку, и сколько блоков сигарет ей запретили пронести мне в отделение. Скажу только, что спустя три дня, я уже сидел на своей больничной коечке и махал свесившимися с нее ногами. А еще спустя неделю я окончательно убедился в том, что психушка — это весьма не романтичное место, из которого, по возможности, нужно валить.

Самое главное, что меня в том веселом заведении не устраивало, так это концерты одного чудака в туалете. Каждый божий день ровно в восемь часов вечера эта тварь накладывала целую кучу и принималась обмазывать ею стены. Еще он любил подкидывать свое дерьмо так, чтобы коричневые пятна оставались и на потолке. И если стены санитарки к утру уже немного отдраивали, то о потолке и речи не было. Во-первых, им было лень, во-вторых, эти коротышки сроду бы туда не забрались.

Был там еще замечательный пациент по имени Авессалом Аристархович. Мне вообще кажется, что людей с такими странными именами уже лет в двадцать надо в психушку класть. Ничего дельного в жизни с такими именами они все равно не добьются. Хотя, наш Авессалом аж до пятидесяти продержался. Какие-то степени у него были, кандидатские, докторские, хрен его знает. Вот тетка моя, которая окончила только 8 классов и всю жизнь на игольном заводе проработала, частенько говорила: «Нафиг, нафиг вам эти высшие образования? У меня вон подружка два института закончила, так у нее крыша-то и съехала уже к тридцати годам». Мы всегда смеялись над наивностью нашей тетки, а тут я прямо проникся ее словами. Этот Авессалом Аристархович дочитался до такой степени, что задался всем известным вопросом: «Тварь я дрожащая или право имею?» И кокнул свою уже довольно старенькую маман, которая каждое утро будила его с милой улыбкой и серебряным маленьким подносиком, на котором стояли крепкий кофе, тарелочка с блинами и баночка Нутеллы. Но, как говорится, философия дороже жизни. Ради эксперимента пришлось Настасье Дмитриевне раскрошить милый черепок под платочком статуэткой Пушкина. Спасибо, не Достоевского. А то совсем бы смех был.

Еще помню козла-врача, который пообещал выпустить меня из своего заведения тотчас после того, как я на его глазах соберу кубик Рубика не более, чем за пять минут. За несколько недель я поднадрочился в этом занятии настолько, что мог собирать его даже за три минуты. Показал свои фокусы козлу-врачу. Он несколько раз назвал меня пиздаболом и сказал, что я что-то подкручиваю и разбираю в тот момент, когда он отвлекается на что-нибудь. Я тоже несколько раз назвал его пиздаболом и даже поставил ему фингал под левым глазом, когда швырнул ему в морду этим самым кубиком. Через неделю после этого инцедента специально для моей персоны в больницу была приглашена комиссия, которая в итоге решила, что я невероятно адекватный и мне пора домой. Спасибо мамочке, связям и деньгам за это. Остальные нормальные и здоровые ребята из этой больнички так в ней и сидят. Сорри, не насосали еще, щенки.