Сила Берендея с нами навек

Анатолий Агарков

Этот совместный наш труд с Надеждой Сергеевой начинался как повесть о приключениях мальчика в дохристианской Руси. Со временем он подрос до размеров романа и изменилась суть произведения. В «Силе Берендея…» раскрывается менталитет русского народа – откуда есть пошел несокрушимый дух народный, его единение с живой природой, его любовь к своей Родине. Обозначена историческая миссия России как миротворца на Земле… Ну и конечно же присущие фэнтези драконы, превращения, сражения и приключения…

/Александр Иванович Герцен/

© Анатолий Агарков, 2018

© Надежда Сергеева, 2018

ISBN 978-5-4493-1814-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Малушка вздрогнул и проснулся.

Выглянув из потаёнки, внимательно прислушался. Разбудивший его звук повторился рядом. Кто-то плакал в лесу. Голос девичий. Откуда в такой глухомани могла взяться девушка?

Малушка осторожно выбрался наружу, поднялся на камень, скрывающий вход в потаёнку, и огляделся. Неподалеку за елями увидел сидящую на пеньке девчонку, немного младше его.

Привычно легко и бесшумно двигаясь меж деревьев, Малушка подошел ближе.

— Ты откуда здесь, чудо лесное? — тихо спросил он.

Девчушка замолчала и подняла на него глаза. И тут же зажмурилась что есть сил, закрыла лицо руками и что-то зашептала.

Малушка подошел ближе, отнял ее руки от лица:

— Посмотри, я не леший, я человек. Откуда ты здесь взялась? — повторил он вопрос.

Продолжая всхлипывать, неожиданная лесная гостья тихо произнесла:

— Заблудилась. Я с бабушкой Добряной в лес по травы пошла и не заметила, как от неё отстала, в другую сторону попала и вот… сюда пришла. А ты кто?

— Зовут меня Малушкой. Раньше жил с отцом в поселении, а как отец зимой помер, меня староста к весне из дома выгнал. С тех вот пор и живу в лесу. Бортничаю, а мёд в поселении на хлеб да молоко меняю. А тя звать-то как?

— Я Дарёна, воеводы Ужгорской крепости дочь. Малушка, — Дарёна потупила взгляд, — а у тебя не найдётся для меня хлебушка с молоком, уж больно кушать хочется.

Малушка улыбнулся, скрылся в своей потаёнке, достал крынку с молоком, отломил от буханки кусок хлеба, сдобрил его мёдом и принес своей неожиданной гостье.

Дарёна торопливо ела, отвернувшись от мальчика. А когда наелась, Малушка спросил:

— И давно ты плутаешь по лесу?

Девочка взглянула на него заплаканными глазами и вздохнула:

— Ночь в лесу ночевала, — и снова заплакала. — Страшно было очень.

— Вот впредь знать будешь, как одной в лесу очутиться — станешь держаться за спутника, — совсем как взрослый строго сказал мальчик. — Ладно, поела, пора и в путь. Провожу тебя до Ужгорска. Ты погодь маленько, я котомку в дорогу соберу.

Малушка снова скрылся в своей потаёнке. Вскоре вернулся с котомкой за плечами и подал Дарёне небольшой аккуратный посошок:

— На вот, опирайся: идти легче будет — не так устанешь, а путь-то неблизкий; день идти да ночь прихватим, далёконько ты забрела.

Дарёна приняла посох и зашагала за Малушкой.

Тот шёл неторопко, поглядывая на спутницу — не устала ли? Как только понял, что Дарена начала отставать, нашел подходящий пенек, усадил на него девочку, дал хлеба и ключевой воды — благо баклажку из бересты перед походом наполнил.

Вдруг далекий, но знакомый звук заставил мальчика насторожиться. Он прилёг наземь и приложил ухо к тропинке. Всадники!

— Дарёна, нам надо спрятаться, — заторопил он её.

Оглянувшись вокруг, Малушка не увидел ничего более или менее подходящее для схрона. Оставалось одно — вверх, на разлапистую ель, растущую чуть в стороне от проезжей тропинки.

Подсадив Дарену на нижние ветки, он помог ей взобраться выше. Только они успели скрыться за еловыми ветками, как по поляне галопом проскакали всадники в разноцветных кафтанах и с перьями на шлемах. Над каждым на пике качался бунчук. Нахлестывая коней нагайками, они вскоре скрылись в чаще.

Дарёна сидела на ветке ели ни жива, ни мертва — по щеками блестящими нитями скользили слезки.

— Кто это? — еле выговорили она.

— Печенеги, — посуровел Малушка, — видать в набег ринулись. Давай спускаться.

Помогая Дарёне нащупать ногой устойчивую ветку, он помог ей спуститься на землю.

— Посиди-ка тут, под ёлкой, я ночлег сооружу.

Нарубив лапника, Малушка обложил им нижние ветви широкой ели, накидал сверху сухих иголок и листвы, сделав шалашик практически незаметным снаружи.

— Вон, платье порвалось, — вдруг заметил Малушка, задумался и спросил, — Дарёна, а ты шить умеешь?

— Умею. Нянюшка научила, а что?

— Надо из твоего сарафана штаны сделать, удобней идти будет да по веткам лазить, если придётся.

Что ж, дом далеко, Малушка рядом и, кажется, неплохой отрок — подумала Дарёна — надо ему довериться.

И тут девочка поняла, что уже не боится случайного встречного: ведь он накормил её, взялся домой отвести — поэтому она его будет слушаться. Без Малушки ей из леса не выбраться. Девочка с теплом смотрела на мальчика будто он её старший брат.

Вздохнув, Малушка достал из котомки хлеба, отломил кусок и вместе с баклажкой протянул Дарёне.

— Поешь. Костёр разводить не будем. Степняки, как волки, далеко дым чуют.

Девочка слишком устала, поэтому сразу же, поев, забралась в шалашик из елового лапника.

— Ты очень смелый, — сказала она, засыпая.

Малушка усмехнулся, мысленно отчитав себя за то, что стал в глазах девочки героем. Опасные печенеги не выходили у него из головы. Не будь с ним девчонки, он бы помчался за ними по следу. Нет, Малушка не самый великий воин — с мечом ему не выйти на врага. И лук настоящий ему не натянуть так, чтобы стрела пробила доспехи. Но есть у Малушки праща, и камни, пущенные его рукою, разят врагов не хуже стрел. Из пращи он может в белку попасть. Пущенный раскрученной пращою камень размером с кулак сбивает всадника с коня, разбивает голову даже в шлеме, обгоняет летящую стрелу….

Девочка всхлипнула во сне.

Нет у Малушки ни сестер, ни братьев, родителей нет и деда с бабкой, никого у него не осталось на белом свете. И вот надо же! — какая-то приблудница стала ему дороже сожжённого печенегами посада, убитых или угоняемых в полон русских людей.

Ты что, Малушка, так расслабился? Ты же мечтал стать великим витязем — защитником угнетенных и обиженных. Ты мечтал степнякам навсегда пресечь все пути на Русь. И вот, какая-то заблудившаяся девчонка отнимает твоё внимание и время. Ты что, Малушка?

Думая о печенегах и девочке, Малушка чувствовал, что её горе ему ближе и заполняет всё сердце. Он не может бросить её и помчаться за ворогами.

Ночь была на исходе, когда Малушка принял окончательное решение — сначала девчонка, а потом печенеги. И удивительно — он никогда не чувствовал себя таким уверенным и бесстрашным.

Солнце позолотило верхушки елей, когда Дарёна выбралась из шалаша.

— Какое утро чудесное! — улыбнулась девочка.

Малушка сидел с суровым видом.

— Мне кажется, нам надо поговорить. Начнем с того, что ты заблудилась. Потом мы увидели печенегов. Знаешь кто это? Убийцы и грабители. Их мало, но они крадутся тайком. Ужгорскую крепость им, конечно, не взять, но какое-нибудь селение они смогут разорить, убить или угнать людей в полон. Если бы я не обещал проводить тебя к твоему отцу, я бы помчался за ними вслед….

— Ты же еще мальчик! Что ты можешь против здоровенных мужиков?

Малушка поднялся и достал из котомки пращу. Поискал глазами в траве и нашел плотную нераскрывшуюся шишку. Сунул ее в пращу.

— Смотри. Видишь, на ветке шишки висят? Вон ту крайнюю я сейчас собью.

Он размотал пращу, пустил шишку в полет и сбил другую.

— Ой, как здорово! — Дарена запрыгала и захлопала в ладоши. — Ты научишь меня?

— Научу, если мы устремимся за печенегами. И не научу, если мы пойдем в Ужгоскую крепость. Отдам тебя батюшке и сразу обратно — встану на печенежский след.

— Как же ты увидишь его?

— Я зверя выслеживал в лесу. А след лошадиный за версту обнаружу.

— И шишками побьешь степняков?

— Для таких случаев в котомке есть всегда пара-тройка булыжников — по дороге ещё найдём. Решай, Дарёна — куда мы идем?

Девочка задумалась. Пойти с Малушкой по следу печенегов, конечно, заманчиво, интересно. Но в крепости ждут мать и отец, да и Добряну по голове не подгладят, за то, что за нею, воеводиной дочкой, не уследила. Вздохнув, она совсем как бабушка Добряна проворчала:

— Не гоже отца с матерью страдать заставлять. Не гоже, ежели нянюшку накажут из-за меня. Значит, идти надо в крепость. А по дороге ты меня лесной науке учить станешь. Ты не бойся, я понятливая.

— В крепость, так в крепость, — согласился Малушка, — только давай тут малость задержимся. Ты сарафан в штаны переделаешь, нитка и иголка там, в котомке лежат в берестяной коробушке. Готова будешь, а там и в путь.

Дарёна кивнула и вернулась в шалаш. Малушка слышал, как она прошуршала одежкой, как начала тихонько петь, приступив к шитью.

Убаюканный песенкой Дарены Малушка неожиданно для себя задремал. Смешались сон и явь. Тут и жестокие степняки, махавшие саблями, и плачущая на пеньке Дарёна, и бородатый староста, кричавший «Пшёл вон, сам справляйся!»….

Проснулся он от легкого прикосновения и тихого голоса:

— Малушка, вот смотри, как получилось.

Он открыл глаза и посмотрел на девочку. Она разрезала подол сарафана и сшила его портками, отрезанный верх пошел на тряпицы. Рубашку Дарёна заправила в портки, но они не хотели держаться. Малушка, скрыв улыбку, пошарил в котомке, достал веревку, отрезал от нее кусок и подал Дарене:

— Подвяжись, заправь под верёвку.

Внимательно оглядев спутницу, Малышка снова полез в котомку и достал шапку:

— На, косы спрячь. Шапка отцова. Вот, вся память и осталась, — вздохнул мальчик, — ну, пора в путь. Пошли.

— Постой, Малушка, надо поблагодарить ёлку за приют да лесавке гостинец оставить, чтобы нам в дороге по лесу не мешала, а помогала, — проговорила торопливо Дарёна и начала что-то шептать, спрятав в ладошки веточку ели.

Когда она закончила, Малушка протянул ей кусок хлеба, смоченный в молоке, который Дарёна аккуратно пристроила в перекрестье веток.

На прощанье Дарёна погладила ладошкой еловую лапу и первой ступила на малозаметную тропинку. Малушка смерил взглядом ель, давшую им приют, и, как Дарёна погладив иголки, прошептал:

— Спасибо.

Он шагал рядом с Дарёной и думал о том, как далёк он от того, что она сделала сейчас. Когда живы была матушка и бабушка, имена богов всегда звучали в доме, а неподалеку в лесу отец устроил капище. Но, оставшись вдвоём с сыном, отец забросил его и не вспоминал больше богов-покровителей. Оттого и Малушка не помнил их.

Они уже почти вышли из леса, как вдруг раздался страшный рык, лошадиное ржание и громкое хлопанье крыльев.

Малушка поспешил залечь в кустах и закидать ветками притихшую Дарёну.

Сквозь деревья они увидели кружащее над поляной чудище, похожее на змея, но с крыльями. От него пытались отбиться те самые всадники, встреченные ими прошлым вечером. Испуганные кони вставали на дыбы, копытами стараясь отбиться от врага. Кони настолько были напуганы, что даже таким умелым наездникам как печенеги было не удержаться на них верхом. Степняки растеряли весь свой скарб, кололи зверя пиками, но чудище ухитрилось схватить одного из них и полетело прочь.

— Что это было? — спросила Дарёна.

— А ты что увидела?

— Что-то такое, чего раньше не видела. Может быть, ты мне расскажешь.

— А я тоже его первый раз вижу, — пожал плечами Малушка.

Дарёна прошептала:

— Рассказывала мне бабушка Добряна, что далеко-далеко отсюда в горах живёт страшный зверь чудо-юдо Змей Горыныч, он летает на крыльях, дышит пламенем и о трёх головах.

Малушка искренне удивился словам девочки.

— Я такого не слышал. Да и этот вроде одноголовый… но летает, зараза!

Выждав какое-то время, Малушка вновь встал на тропу, ведущую к крепости. Дарёна, не отставая, следовала за ним.

— Я думаю, это чудище еще задаст проклятым печенегам. Было бы интересно проследить за ними.

Но девочка шла и молчала.

Ну, что же, пусть молчит, испужалась поди, — подумал юный бродяга — всё-таки дочь воеводы.

Уже в виду крепости Малушка остановился:

— Ну, вот ты и дома.

— Ты действительно очень хороший следопыт. Такой бы разведчик отцу пригодился. Пойдём, я тебя познакомлю с ним.

— Когда живёшь в лесу, понимаешь его — ничего сложного.

Однако, Дарёна заметила, что на щеках её проводника появился румянец, а взгляд потеплел.

— Я бы с удовольствием служил разведчиком твоему отцу, но не люблю кланяться, кому бы то ни было. Мой отец был вольным человеком, а я его сын.

— Но ведь жизнь так устроена — кто-нибудь кому-нибудь обязательно служит. У моего отца три десятка воинов, и они его все уважают. Дружинники слушаются его, а он их хвалит или наказывает, если кто-нибудь провинится. Отец поставлен сюда князем — князя все слушаются….

Тут Дарёна поняла, что сказала лишнее. Малушка мгновенно помрачнел, на его лице отразились раздражение и испуг, перешедшие в маску неприступности.

— Я никому не хочу служить, даже князю. Мне в лесу хорошо одному, а ты ступай в крепость.

— Но ведь нельзя в одиночку победить печенежскую орду.

— Я и не собираюсь этого делать.

— Но ведь ты хотел встать на их след.

— А там не орда, а всего несколько человек.

— Малушка, — девочка скинула шапку и отвела за плечи тугую косу. — Пойдем, я познакомлю тебя с моей мамой. Она очень хорошая и никем не командует. Она покормит нас и даст тебе на дорогу еды.

Мальчик откинул со лба длинную прядь волос и мрачно взглянул на Дарёну.

— Моя мама тоже доброй была, — тихо сказал Малушка, на мгновение задумался и грустно улыбнулся. — Мамы у всех добрые, наверное, они так устроены.

Эта грустная улыбка мальчика потрясла Дарёну до глубины души. Ей изо всех сил стало жалко одинокого лесного жителя.

— Если ты не пойдешь со мной, она будет думать, что я тебя чем-то обидела и запечалится. Пойдём, я подарю тебе щенка. Вдвоём будет вам веселей в лесу.

Малушка прятал свой взгляд.

— Пойдем, или я буду думать, что ты трус, и боишься взглянуть в глаза воеводе, — настаивала девочка.

К её изумлению, спаситель покраснел, как рак.

Малушке стыдно было признаться, что Дарёна оказалась права, ему и вправду страшновато было предстать пред воеводой. Ведь кто он такой? Сирота бездомный.

Дарёна медленно пошла к крепости, потянув за собой упрямца, и он сдался. Отнял свою руку и зашагал рядом.

Когда до крепости осталось совсем немного, Малушка услышал, как на крепостной стене поднялся переполох, и тут же ворота, скрипнув, приоткрылись, и из крепости выбежала женщина. Плача, она обнимала Дарёну:

— Доченька моя, вернулась. Как же я молила Ладу и Макошь, чтобы ты нашла дорогу домой.

— Матушка, я не послушалась Добряну, отошла от неё и заблудилась. Пропала, если бы не этот отрок. Он спас меня и к крепости привел.

Только после слов дочери женщина обратила внимание на мальчика, стоящего рядом, и внимательно взглянула на него.

В это время из ворот вышел сам воевода, окруженный дружинниками.

— Всеслава, — раздался зычный густой голос, — уведи дочь, да приведи её в порядок.

— Батюшка, этот мальчик спас меня от печенегов, — успела сказать Дарёна, увлекаемая матерью за ворота крепости.

Малушка хмуро смотрел на воеводу и его свиту. Сердце его билось словно заяц в силках.

— Ну, здравствуй, — произнес воевода, сделав шаг навстречу Малушке.

Тот собрал в душе всю свою храбрость и взглянул в глаза воеводе:

— Здравствуй, воевода. Что ж люди твои за дочкой плохо следят? Я нашел её аж у Синей елани.

Воевода хмыкнул в седые усы и улыбнулся:

— Смел, однако. А правду Дарёна сказала про печенегов?

— Правду, — Малушка смотрел в глаза воеводе и думал об отце — такой же взгляд был у него, когда он Малушку похвалить хотел.

— И как тебе удалось? — недоверчиво проговорил воевода, хотя мальчик ему явно нравился.

— Я услышал топот их коней, — Малушка был серьёзен, — и мы вместе с дочерью твоей влезли на ель густую, там, в ветках и сидели; под той же елью и шалаш я сделал, чтобы ночь скоротать.

— А как дорогу до крепости нашел? — продолжал допрос воевода.

Малушка посмурнел:

— В прошлом лете я с отцом на ярманке был, мёд мы с ним торговали. Вот дорогу я и запомнил.

— Стало быть, отец твой бортник? — последовал вопрос воеводы.

Малушка отвел в сторону глаза, которые полнились слезами:

— Бортничал, охотничал, рыбалил… на семью да на продажу.

— А почему ты сейчас один? Где отец? — не унимался воевода.

Малушка молчал, горло сдавил комок, и он с трудом выговорил:

— Померли они все в зиму. Как снег упал братейка с сестрой померли. В самый мороз матушка упокоилась. А ближе к весне и батюшку лихоманка свела.

Воевода вздохнул сочувственно и крикнул в сторону ворот:

— Эй, Баламошка, подь ко мне.

Из крепости выбежал небольшого роста мужичок, обутый в неряшливо сплетённые лапти — одна онуча расплелась и тянулась за ним змейкой. Худые голые руки смешно выглядывали из одетого мехом наружу кожуха с оторванными рукавами. Голову венчала островерхая шапка.

— Звал, батюшка воевода? — почтительно склонившись, спросил Баламошка.

— Поручаю тебе сего отрока, — указал на Малушку воевода. — Своди его в баню, накорми, одень, как подобает, да ко мне в светлицу для разговора приведи.

Воевода еще раз окинул взглядом стоящего пред ним Малушку, повернулся и вошел в крепость.

Баламошка улыбнулся:

— Айда, милёна моя, в крепость. Банька у воеводы знатная. Попаришься с дороги.

Малушка с неохотой пошел за мужичком. Он не заметил как Баламошка переглянулся с дородным мужиком, прятавшимся в тени ворот.

Вместо бани Баламошка привел мальчика к каким-то развалинам у восточной стены крепости. Пол уже зарос травой и кустами, а пустые проёмы в стенах свидетельствовали о том, что когда-то в них были окна.

Поведение дурачка озадачило.

— Здесь ты и посидишь, — сказал Баламошка, подталкивая его вперёд и доставая из кармана верёвку. — Ничего с тобой не случится. А время придет, выпущу.

Малушка попятился.

— Ты что удумал?

Дурак заскрежетал остатками зубов и сильным толчком сбил его с ног. От удара о камень у Малушки закружилась голова. Однако он нашёл в себе силы вскочить на ноги и попытаться достать нож из котомки. Баламошка оказался проворнее. Заломив ему руки за спину, он связал запястья верёвкой, край котомки сунул кляпом в рот и затянул тесёмку узлом на затылке. Подтащил брыкавшегося мальчишку к яме среди развалин и столкнул вниз.

Удар от падения смягчили росшие в ней заросли малины и кипрея.

Когда Малушка взглянул вверх, увидел в глазах Баламошки страх и гнев.

— Я не хочу тебя убивать, — будто оправдываясь, сказал дурак. Теперь в его взгляде странным образом смешались злость и обида. — Но ты не вовремя здесь появился. Так что звиняй….

С этими словами Баламошка прочь пошел, а Малушка сел, упираясь в стену голбца.

Что это было? Чему (кому?) он помешал, появившись в крепости? Что затеял хитрый дурак? И почему он не выполнил приказ воеводы?

Десяток вопросов и все без ответа. Голова раскалывается, руки связаны, во рту собственная котомка. Мальчик помотал головой, в попытке избавится от нее. Тщетно. Хоть вой от тоски безысходной….

Дарёна, умытая и причёсанная с лентой, в косу вплетённой, в сарафане новом, подвязала косынку на голову и побежала во двор.

— Куда ты, Дарёнушка? — всполошилась нянька.

На её крик из горницы вышла Всеслава и с улыбкою посмотрела дочери вслед.

— Должно быть, к спасителю своему побежала. Вот егоза!

Добряна показала ей узелок:

— Так прихватила бы пареньку обнову — не в ремках же воеводе ему являться.

— И то верно, — спохватилась Всеслава и велела девке. — Беги, Хорина, догони, верни — пусть портки возьмёт новые для спасителя своего и рубаху. А уж кожушок расшитый я сама ему подарю.

Дородная сенница пустилась в погоню за юркой девчушкой. Махнула рукой мужику, случившемуся в воротах усадьбы:

— Держи её!

Бородатый присел, расшаперев руки — ну, чисто ловец козлят на лугу.

Дарёна со смехом кинулась в сторону, понеслась вдоль забора — всё равно ушмыгну! Челядь дворовая, забыв все дела, кинулась её ловить.

Мать и нянька Добряна с улыбками и любовью в глазах смотрели на весёлую чехарду погони. Гоготали гуси, собаки лаяли, взбалмошно носились куры; опрокидывались пустые кадки, деревянные вёдра с водой — кутерьма кутерьмой!

— Три дня в доме тихо было, — сказала бабка Добряна, шмыгнула и утерла слезу уголком платка.

— Да будет тебе, — ласково шлёпнула её по руке Всеслава, не стесняясь счастливых слез. — Пусть гомонятся: все ведь скучали.

Наконец, Дарёну поймали и за руки подвели к крыльцу.

— Ну, скажи мне на милость — в кого ты скаженная такая? В лесу потерялась. Из леса пришла в штанах вместо платья. Дело ли это девичье? — Всеслава со строгим лицом отчитывала дочь. — Вот спасителю своему возьми портки да рубаху — пусть после бани оденется в чистое. Как воевода с ним отглоголит, домой приводи — покормим его.

— Думаешь, он опять в лес пойдёт? — тревогой подернулся чистый взгляд Дарёны.

— А ты поуговаривай, — хмыкнула нянька Добряна. — Докажи, что ты нашего бабьего племени.

Не успела Всеслава к самовару сесть, как у крыльца появилась плачущая Дарёна. Мать всполошилась — кто посмел обидеть дитя!? Девочка присела на ступеньку и, всхлипывая, сказала матери и нянюшке, ждущих её слов:

— Нету Малушки в бане. Она и нетопленая стоит.

— Как это нетопленая? Кто посмел приказ воеводы не справить? — возмутилась Всеслава.

Дарёна вздохнула, смахнула со щек слезинки:

— Я пришла, а там возле заплота банщик дрова колет. Он и сказал, что никто ему не велел баню немедленно топить.

— Не плачь, доченька, ты иди с нянюшкой в светелку, повышивай, а я к отцу пойду, все узнаю, — Всеслава погладила дочь по голове, поправила кичку и, накинув сверху платок, величаво вошла в дом, направляясь на мужскую половину.

— Ты, Важин, странные слова баешь, — воевода с недоверием смотрел на волхва. — Почему я должен верить тебе?

— Былята, ты не зря поставлен князем над крепостью, — волхв, опираясь на посох, дошел до лавки и сел. — Своим умом и сильным сердцем заслужил ты княжее благословение. Дружина тебя уважает, в посаде народ тебя любит. Но от предательства даже ты не защищён. Карна и Желя скоро в крепость придут, ведомые Мораной, ежели ты меня не послушаешь.

— Ты упреждаешь о предательстве, а имён не называешь, — сомневаясь, проговорил воевода. — Кто готов предать крепость и всех нас?

Важин смотрел в окно, думая о своём. Потом повернулся к воеводе:

— Лиц я не видел, голоса знакомыми показались, а вот точно сказать не могу. Знак будет дан Перуном али Велесом — надо жертву принести. Пойду я говорить с богами.

Былята хмуро смотрел вслед уходящему волхву. Сумел, таки, Важин, заронить в сердце воеводы тревожные сомнения.

Лёгкие шаги жены отвлекли его от дум. Былята, взглянув на Всеславу, понял — она чем-то недовольна.

— Что случилось, матушка? — ласково спросил воевода жену.

— Случилось. Приказ твой не выполнен, вот что случилось, — голос Всеславы дрогнул. — Отрока, что дочь нашу спас и домой привёл, нет в крепости. А баня даже и не топлена стоит.

— Что?! — поднялся с лавки воевода, — позвать сюда Баламошку!

И минуты не прошло, как верные дружинники втолкнули в светлицу дурачка. Тот уселся на пол и подолом рубахи давай утирать лицо, будто только что мылся.

— Ты пошто моего приказа не выполнил? Почему мальца в крепости нет? — грозно спросил Баламошку Былята.

— Ай, милёна моя, как же я приказ твой выполню, ежли малец, как ты в крепость вошёл, в лес от меня убежал. Не захотел, знатца, милостей воеводы, — почёсываясь, разлегся на полу дурачок.

— Убежал, говоришь? — опустился на лавку воевода. — Пшёл геть отсель. Видишь, Всеслава, спаситель дочери нашей не захотел благодарности от нас принять. Сбежал. Так и скажи Дарёне.

Малушка попробовал освободиться от пут, но это ему не удалось. Единственно, что получилось, так это выплюнуть кляп изо рта. Вдруг он почувствовал, как по ноге кто-то перебирает маленькими лапками. Помня отцово наставление, Малушка прошептал:

— Ты дитя Берендея, я дитя Берендея — вместе нам никто не страшен.

Маленький гость переполз на плечо, пошмыгал носиком, щекотнув узника усами, и вдруг сказал:

— Сила Берендея с нами навек. А ты не из крепости. Тут никто заветных слов не знает. Ты кто?

Малышка повернул голову к плечу и увидел крупную крысу:

— Малушка я, сын бортника Ерофея. А ты?

— Слушай, а что это так вкусно пахнет из твоей котомки? — крыса шумно втянула воздух ноздрями. — А меня звать Пацук.

— Я бы угостил тебя, Пацук, но руки связаны, — улыбнулся Малушка.

— А, ну я это быстро исправлю, — сказала крыса и ловко перегрызла верёвки.

Малушка размял затёкшие руки и достал из котомки хлеб и мёд. Обильно смазал кусок и положил перед крысой:

— Угощайся.

Крыса, отвернувшись от мальчика, быстро расправилась с угощением.

— Добрый ты, дитя Берендея. Случись нужда какая, брось оземь вот эту горошину — будет тебе от всех детей Берендея помощь, — Пацук подал Малушке маленькую сухую горошину и скрылся среди развалин.

Малушка завернул горошинку в тряпицу, оставленную Дарёной, и положил в кармашек на котомке.

Оглядевшись вокруг, Малушка понял, что место это остатки какого-то строения, от бывшей стены шел неприятный запах. Мальчик выглянул в щель между гнилыми досками, за ними располагались пустые стойла.

«Скот, поди, на выгоне», — подумал Малушка и направился в противоположную сторону.

Света было мало, потому шёл он сторожко, вытянув вперёд руки. Через несколько шагов наткнулся на стену, ощупал её по сторонам и вверх.

— Крепостная стена, — произнес шёпотом. — Пойду вправо, всё от ямы подальше.

Ощупывая левой рукой крепостную стену, Малушка медленно шёл вперёд. Вдруг он услышал неясный говор. Сделав еще пару шагов, он прислушался. Говорили двое. Голос одного показался Малушке очень знакомым. Да и второй он слышал недавно — так это Баламошка говорит с кем-то.

Баламошка говорил громко, никого не опасаясь:

— Да ты не бойсь, милёна моя. Малой связанный в яме лежит, во рту кляп вставлен — не пискнет.

Второй голос глухо басил ему в ответ:

— Я хочу, чтобы все было шито-крыто — не допусти Велес, воевода прознает. Ты слышишь меня, Баламошка?

— М-м? Да-да, уважаемый, слушаю, — бормотал дурачок. — Но ведь знаешь, в крепостишке нашей живет волхв. Как бы чего не пронюхал.

— Дай срок, мы и волхва умоем. Кто он против Морены? Червяк! — жутко знакомый голос гоготнул баском.

Малушка дрожал при одной мысли, что угодил в паутину заговора. Как поступить, чтобы не ошибиться? Чтобы предателей извести да свою буйну голову не сложить. Ему не страшно: он прирождённый разведчик — только бы не ошибиться. Первой мыслью было — бежать, доложить воеводе…. Но надо дослушать, пока говорят.

— Скажи, Баламошка, ты бы мог Быляту ножом прикончить или отравой извести?

Дурачок шумно сморкался, сопел и кряхтел, ковыряясь в носу грязным пальцем, и делал вид, что не слышал вопроса. Собеседник толкнул его:

— Ты что, глухим притворяться вздумал — вмиг уши прочищу.

— Ну, вот, — огорчился дурак, — палец сломал.

Послышался звук затрещины и знакомый бас:

— Поёрничай у меня еще — головой назад будешь ходить.

— Больно крут ты, милёна моя. С друзьями так не годится.

Тот, что с басом знакомым, отхаркался, сплюнул и так саданул кулаком дурака, что тот кубарем покатился.

— Если мало, добавлю еще. Тоже мне, друг отыскался.

Баламошка захныкал:

— Все Баламошку обидеть стараются, нет ему в жизни счастья. А я хоть и дурак, но человек — из миски ем ложкой и утираю губы ладошкой, когда поем.

— Мерзкий червяк ты, а не человек.

— Для чего ты тогда ко мне обращаешься? Паренька вон велел заныкать. Теперь воеводу извести…. Делай сам, если я червяк.

— Молчать! Здесь я решаю, кому что делать. Кому жить, а кому помирать время пришло.

Баламошка насупился и замолчал, больше не пытаясь с собеседником спорить.

— Ты не ответил — пырнёшь воеводу?

— А рука дрогнет? Может, лучше ядом? Есть яд?

— Найду. Потемну здесь же встретимся — принесу.

Заговорщики пошли в разные стороны. Малушке очень хотелось взглянуть на того, басовитого, но мимо крался дурак Баламошка, и мальчик решил проследить за ним.

Шут воеводский вернулся в развалины, встал на четвереньки у края ямы.

— Эй, ты где? — чета я тебя не вижу. Шевельнись-ка….

Малушка прокрался к нему за спину, вынул из котомки пращу, вложил булыжник, раскрутил до легкого свиста….

— Я здесь, дядя — оглянись!

Дурак оглянулся, стал подниматься — праща с булыжником чуть не снесла ему голову с плеч. Скоморошьим кувырком, боднув небо лаптями, Баламошка улетел в яму.

Теперь следовало пойти к воеводе и всё рассказать о заговоре. Но как пойдёшь, если не знаешь, того, что знакомым баском говорит. Он-то Малушку знает и сразу пырнёт ножом, не даст к воеводе на шаг подойти.

Паренёк присел в развалинах поразмыслить, доел остатки хлеба, что был в котомке — голода не утолил, но жить можно. Дождаться вечера и подкараулить на условленном месте второго, который яду обещал принести дурачку.

Он вернулся к стене крепостной, залег в высокой траве и стал ждать.

Долго ли коротко — время шло. Свечерело. Скот пригнали с выгона, поставили в стойла, подоили. Так захотелось молочка парного! В другой раз Малушка бы рискнул умыкнуть подойник из-под носа у баб. Но не сейчас.

Совсем стемнело. На башнях на стене зажгли факела. Часовые начали перекликаться. Взошла луна.

Малушка всё пытался вспомнить, где же он мог слышать тот грубый бас. И вдруг, словно свет луны осветил воспоминание! «Иди в дупле с пчёлами живи, тебе одному дом-то велик будет, а моему сыну как раз. Пшел вон, сам справляйся!». Староста! Но почему он в крепости и почему извести воеводу хочет!? Надо это выяснить!

Легкими неслышными шагами двинулся Малушка к месту встречи заговорщиков. Староста, прогнавший его из родного села, был уже там и тихо бормотал ругательства. Послышались шаги, и к старосте подошел человек в нерусской одежде.

— Зачем зваль? — тихо проговорил он. — Не пришёл мой время ещё.

— Тирах, может мне пока из крепости в село вернуться? — пробасил староста.

— О, рюска струсиль! Рюска не воин! — еле сдерживал голос иноземец.

— Да, погоди ты орать, нечисть печенежская! — не говорил, шипел предатель. — Перед закатом дочка воеводина нашлась, а привёл её в крепость сын бортника из моего села. Он меня в лицо знает. Помешать нашим планам может!

Малушка сжал кулаки так, что ногти впились в ладони — помешаю, как есть помешаю!

— Тебя зналь, моя не зналь, твой малшик, — рассмеялся печенег. — Я кто? Я купец. Паривез на крепость меха, украшения. Как мне он помешает? Я видаль, как он у ворот быль.

— Тирах, послушай, а вот как скажет он воеводе, что я его дом отобрал — велит воевода меня в тёмную посадить, — продолжал шипеть староста. — Кто тогда тебе поможет в нужный час? Дурачок этот? Много от его обиды на Быляту пользы…

Тирах задумался. Молча вышагивал вдоль стены, потом повернулся к старосте:

— Карашо. На заре уйди с крепости. И я уйду. Вернёшься, когда луна снова маладой будэт. К той время я и братья мои поспеют.

Печенег повернулся уйти, но староста тронул его за плечо:

— Погоди, Тирах, а может, нам отравить Быляту? Подсыпет Балабошка ему в пищу яду….

— Нет, — рявкнул Тирах, вспугнув ночную птицу, — убить воеводу высокий честь! Это мой делать будет.

Печенег смахнул руку старосты с плеча и зашагал прочь.

Предатель скрипнул зубами, но промолчал. Малушка осторожно выглянул из укрытия — староста сидел на бревнах, вглядываясь в темноту.

— Да куда этот дурак запропастился! Всё, хватит тут сидеть — пойду телегу соберу, да на заре прочь из крепости…

Малушка смотрел вслед ему. Он понял, что именно староста откроет ворота крепости, когда придут печенеги. Из-за подобного предательства была разграблена и разрушена в начале лета небольшая крепость на мысу в Заречье. Малушке об этом рассказали дружинники в Негельском погосте, когда он там мёд на хлеб менял.

Он еще не знал, как сумеет помешать планам предателей. Сначала решил осмотреться вокруг, понять, откуда смогут напасть печенеги, если не открывать главных ворот.

Выйдя из своего закутка, Малушка, тихо ступая, пошёл за старостой. Его внимание привлекла тихая песня, и Малушку словно верёвкой притянуло к костру. Вокруг сидели дружинники, один из них грустно пел о далеком доме, о покинутых родных. В сердце Малушки словно птичка забилась, на глаза навернулись слёзы.

— Не плачь, — обнял мальчика за плечи бородатый дружинник. — Все те, кто ушли от нас, живут в нашем сердце, только всегда помни о них. Да, я тебя узнал! Ты же дочку воеводы нашего из леса вывел. Ай, молодца! Братцы, а, ну, хлеба да миску каши герою. Поешь, да спать ложись. Сил набирайся.

Малушка не стал скромничать и отказываться от еды. С аппетитом умял полную миску каши с ломтем хлеба. Разморенный вкусной едой и согретый пламенем костра Малушка уснул. Сон был неспокойный, и с первыми лучами солнца Малушка был уже на ногах. С покидающими крепость подводами он выбрался за ворота. На одной из подвод мальчик заметил спящего старосту. Оставшись один, он погрозил вслед и прошептал:

— Ну, погоди, предатель, отольются тебе все мои слёзы, не сбудутся твои замыслы.

Малушка спустился к реке и оттуда глянул на крепость. Стены казались высокими и неприступными. Пологий берег постепенно стал крут, но по корням можно было забраться к самой стене.

— А тут можно смолу горючую заложить и стена сгорит на раз-два. Непорядок.

Надо бы воеводе подсказать, да обо всем предупредить — мол, жди печенегов в гости, а старосте сельскому, что повадился в крепость, не доверяй. Но очень Малушке хотелось взглянуть на купца, которого староста звал Тирах — куда он подался? что затевает?

Мальчик вышел на дорогу, по которой ушли подводы, и побежал легким волчьим намётом, которым хищники могут бежать и сутки, и двое — не останавливаясь. К обеду он догнал обоз купца, который расположился табором у родника Перуна — вон и идол его деревянный на камне стоит. Здесь хоть и не было поселения, но место излюбленное для пристанища. Всегда здесь можно увидеть, коль не купцов, так странствующих калик или просто странников. Вот и сейчас здесь вместе с людьми купца отдыхала ватага плотогонов, направляющихся к верховьям реки.

Малушка напился целебной воды, а потом сел трапезничать краюхой хлеба, что дали ему в дорогу дружинники, аккуратно собирая крошки с колен. Вдруг увидал чьи-то ноги в обувке с загнутыми носками и поднял взор. Перед ним стоял мордастый печенег с кинжалом за поясом в богато украшенных ножнах. Но поразило не это. Малушка почувствовал в его существе скрытую угрозу и внутреннюю силу — грубую и страшную. Незнакомец его ненавидел — это мальчик тоже почувствовал.

Тирах! — подумал Малушка.

Вот он наклонился к мальчишке, и лицо с горящими злобой глазами заполнило собой все пространство.

— Пириятно кушаль, малшик — сказал печенег с противным акцентом. — Небогато одним хлебом ести. Ступай са мной — мой тебя кормить вкусно.

Малушка не мог отвести глаз от его безбородого лица. Красноватая кожа с кровавыми прожилками, чёрные змеиные глаза, клиньями редкие зубы — опасная физиономия.

Змеиные глаза завораживают — печенег берёт его за руку, а мальчик ничего сделать не может. Он в страхе плетётся за ним. Ладонь у купца липкая, а Малушке кажется — пропитана кровью. Алая кровь капает с куска мяса, который ему протягивает человек купца по его знаку.

— Сырая печень. Ешь — станешь воином, — говорит Тирах.

Сам смеется, и смеется его человек.

Малушка послушно берёт, но ему кажется, что это печень убитого человека. Мальчик пятится. Тирах берёт его за руку, подтягивает печень ко рту своему и вонзает зубы. Отгрызает кусок и жуёт, показывая окровавленные зубы. Лицо его искажает немыслимая улыбка — должно быть, означающая верх блаженства. По подбородку течёт слюна, смешанная с кровью.

— Ешь. Лючий кусок гостью.

Купец разразился демоническим смехом. Его люди вторят ему.

— Рюска малшик слаб — он не ест сырой мяс.

Малушка, застыв от ужаса, смотрит на Тираха — тот чем-то похож на летающее чудище, которое они видели в лесу с Дарёной, когда оно напало на печенегов. На мерзкое чудище.

Подошел плотогон с топором за кушаком.

— Эй, красномордый! Ты чего к мальчонке пристал? Тяпнуть тебя обухом в ухо?

Он сказал, а его ватага дружно заржала у своего костра.

От заступничества, а больше от голоса плотогона — грудного, доброго, сильного — Малушка воспрял душой.

— Да не… ничего… он не пристал — он меня угощает.

И, преодолевая отвращение, откусил сырой печени и принялся жевать. Контакт с печенежским купцом ему нужен, чтобы все разузнать.

Когда плотогон отошел, покачав головой — ну-ну! — Тирах погладил Малушку по голове.

— Ты умный малшик. Такой мене нужен. Ты карашо знаишь дес места? Можишь привести мой караван, куда кажу? Я тыбе заплачу серебряный деньга.

— Я тут родился и живу, — кивнул Малушка, доедая печень.

— Тогда мы друг друга нужен.

Купец с беспокойством посмотрел на отдыхающих плотогонов.