Памятник капитанской дочке

Анатолий Лукич Клименок

Два рассказа – «Как жить?» и «Памятник капитанской дочке» – удивительно трогательный, порой смешной и грустный, взгляд автора на самого себя со стороны, из другого времени, из другой реальности.

© Анатолий Клименок, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как жить?

Трудно сказать первое слово, потому что от него многое зависит, оно, в сущности, определит все последующие слова. Вот ты сказал неправильное первое слово и всё испортил. Теперь ты вынужден и дальше говорить неправильные слова. Слова, сами по себе, не могут быть правильными или неправильными, вернее могут, но сейчас не об этом речь. Слова приобретают особое значение, когда они тесно связаны с твоей жизнью. Ты понимаешь, что сейчас нужно произнести слово, которое, может быть, повлияет на всю твою дальнейшую жизнь. Ты ищешь это слово и не можешь найти. Тебе страшно. Ты вдруг на мгновенье увидел своё будущее. Оно оказалось совсем не таким, каким представлялось тебе раньше. К тому, старому, будущему ты уже привык. Оно не казалось тебе идеальным, но ты с ним смирился. А теперь тебе страшно. Сейчас ты скажешь слово и твоё будущее станет другим. Сразу, конечно, ничего не изменится, но потом, когда пройдёт много лет, и ты поймёшь, что твоё будущее наступило, ты воскликнешь:

— Я не этого хотел!

У американского писателя Рэя Брэдбери есть фантастический рассказ о том, как человек попал в прошлое. Его отправили туда так же, как сейчас космонавтов посылают в космос. Перед «полётом» в прошлое ему объяснили, как себя там, в прошлом, вести. Главное, сказали ему, ни во что не вмешиваться, ни с кем не разговаривать, ничто не трогать. Причинно-следственные связи настолько сложны и запутанны, что малейший неосторожный шаг в прошлом может необратимо изменить будущее. Попав в прошлое, герой этого рассказа вёл себя крайне осторожно, он только смотрел на всё, что его окружало, но, тем не менее, случайно наступил на бабочку и раздавил её. Мало ли бабочек на белом свете! Может ли случайная смерть одного насекомого повлиять на человеческую историю? Рэй Брэдбери утверждает, что может. После того, как человек раздавил в прошлом бабочку, он не смог вернулся в своё настоящее. Машина времени из-за этой бабочки не испортилась. Она доставила его точно в ту же эпоху, в тот же самый день и час и в то же самое место, из которого он прибыл. Но он не узнал своего настоящего. Всё вокруг было другим — люди, дома, улицы, машины. Это был чужой не знакомый ему мир.

Ты тоже увидел другой мир, когда искал первое слово. Скорее ты не увидел, а почувствовал, что твое будущее становится хрупким и неустойчивым, что оно рассыпается и на его месте возникают какие-то странные конструкции.

И ты ничего не сказал. Ты не смог найти первое слово, а если бы и нашел, то все равно не сказал бы его. Так уже было с тобой. Ты просто струсил. Ты стоишь опустошенный своими фантазиями, своей нерешительностью, и тут в класс входит учитель.

— Ну, Агапов, — говорит учитель и смотрит на Агапова тяжелым взглядом.

Наступает момент истины: что скажет Агапов? В такой ситуации есть много вариантов поведения. Агапов выбирает самый уязвимый и невыгодный для себя.

— Это не я, — говорит он.

Его слова прозвучали так, словно он сказал совсем другое: да, это я.

— А кто? — спрашивает учитель.

— Я не знаю, — отвечает Агапов, но эхо, которое появляется не от сотрясения воздуха, а от биения сердца, повторяет: я знаю.

Не надо было Кольке Агапову так говорить. Бессмысленно отрицать очевидное. Весь класс знает, что произошло, и кто в этом виноват. Можно было избрать другую тактику поведения. Допустим, вошел в класс учитель и говорит строгим голосом:

— Ну, Агапов!

— Слушаю Вас, Николай Иванович, — отвечает Агапов.

Но Колька повёл себя иначе. Он стал оправдываться. А зачем? Его ещё ни в чём не обвинили. Он вообще к этой истории не имеет никакого отношения. У него даже есть алиби. В тот момент, когда всё происходило, он стоял в коридоре и старательно выцарапывал гвоздём на стене матерное слово. Он делал это с несвойственным ему усердием и прилежанием. Кольке хотелось, чтобы это слово все заметили и поэтому тщательно вырисовывал каждую букву. Когда он дошел до последней буквы и уже почти полностью её дописал, от стены отвалился кусок штукатурки вместе с нехорошим словом. Колька пытался установить этот кусок на место, но он всё равно отваливался. Тогда Колька аккуратно засунул отвалившуюся штукатурку в карман и пошел искать клей, чтобы успешно завершить начатое дело.

— Кто? — снова обратился к Агапову учитель.

Колька молчал, опустив голову. У него в кармане находилось алиби, но Колька не мог его предъявить.

Таких шалопаев, как Колька, надо ещё поискать. Во всех школьных происшествиях (разбитое окно, сломанный стул, испачканная дверь и чего только не происходит в школе!) первого всегда подозревали Кольку Агапова. Если честно, то он давал немало поводов для подозрений.

А у Кольки, между прочем, есть сердце. Не моторчик, который толкает кровь (такой есть у всех), а сердце, настоящее сердце. Ты знаешь об этом! Как-то Колька принёс в класс щенка. Это было маленькое, забавное и совершенно беззащитное существо. Колька обнаружил его на дороге, когда шел в школу. Он положил испуганного малыша за пазуху. Щенок немного поскулил на новом месте, а потом заснул. Во время урока собачонка проснулась, стала тявкать и бегать между рядами. Кольку выгнали с урока вместе с его новым другом.

Ты завидовал Кольке в тот момент. Ты тоже хотел иметь щенка и был бы не против, если бы тебя вместе с ним выгнали с урока. Потом ты узнал Колькину тайну. Недалеко от школы, за пустырём, в небольшом овраге у Кольки было укромное место, которое он называл «мой штаб». Он привел тебя туда, чтобы показать собачку. На краю оврага росла берёза. Видимо, дерево уже доживало свой век. Оно было наполовину сухое. Часть корней берёзы свисало над оврагом. Под ними Колька вырыл небольшую пещеру и устроил в ней дом для своего друга. Он бегал к нему каждый день по несколько раз, он возился с ним, как с ребёнком. И ты тоже после уроков сначала навещал щенка, а потом шел домой. Однажды вы вместе с Колькой прибежали к его штабу и увидели, что щенок висит на верёвке, примотанной к крючковатому корню берёзы. Шея щенка была сдавлена петлёй, маленькая голова неестественно вывернута, а левая передняя лапка тянулась вверх. Ты стоял ошеломлённый и боялся подойти к щенку, а Колька осторожно вынул его из петли и прижал к груди.

— Надо бы похоронить, — сказал он.

Вы стали копать могилу. Ты долбил пересохшую землю палкой как ломом, а Колька выгребал её ладонями. Вскоре образовалась небольшая прямоугольная яма. Колька поместил в неё мертвого щенка. Сначала он положил его на спину, но левая лапка была задрана вверх, и поэтому Колька повернул щенка на бок. Казалось, что он просто спит, вытянув левую лапку. Вы забросали могилу землёй.

— Я убью его, — сказал Колька.

Ты не понимал, о ком говорит Колька, но в тот миг ты точно знал, что он его обязательно убьёт. Потом вы молча стояли у могилы.

— Уходи отсюда! — грубо сказал тебе Колька.

Не возражая, ты стал уходить, но сделав несколько шагов, остановился от пронзительного воя. Ты оглянулся и увидел, как плачет Колька. Он растирал слёзы грязными ладонями по щекам и выл, как воют собаки. Ты почувствовал, что в твоё сердце залетел маленький воробышек и не может из него вырваться. Он бился там, как в клетке. Ему было безумно страшно и больно. А ты стоял и шептал:

— Как же так! Почему? Как жить?

Учитель, понимая, что от Кольки он ничего не добьётся, переходит к другому подозреваемому.

— Может быть, ты Смирнов нам всё расскажешь?

— А что я могу рассказать? — разводит руками Серёга Смирнов. — Я сегодня чуть не опоздал в школу и появился в классе перед Вашим приходом. Я бежал и ничего не видел.

Серёга врал, не моргнув глазом. Он пришел в школу едва ли не самым первым из вас. Наверное, учитель подозревал Серёгу из-за его антисоветской бабушки. Что можно ждать от человека, бабушка которого училась в институте благородных девиц? Но Серёга гордился своей бабушкой, а весь класс гордился тем, что учится с пацаном, у которого такая благородная антисоветская бабушка. Правда, тебя смущало слово «девица». Тебе казалось, что в нём слышится что-то неприличное. А «благородная девица» — звучало просто вызывающе. Какая она благородная, если девица! Но когда ты познакомился бабушкой Серёги, все твои сомнения рассеялись.

Помнишь, как это было? Ты пришел к Смирнову домой, чтобы списать домашнее задание по математике. Серёге все математические задачи помогала решать бабушка. Она никогда не ошибалась, поэтому у Серёги можно было смело списывать.

Его бабушка оказалась совершенно не похожей на бабушку. Все бабушки в твоём представлении были такими старыми, сгорбленными, жалкими существами, а у Серёги ты увидел совсем другую бабушку. Она была старой, даже очень старой, но не бабушкой, а женщиной. И сразу становилось понятно, что это совершенно антисоветская бабушка, потому что обычные советские бабушки совсем другие.

— Пойдёмте пить чай, молодые люди, — сказала она.

В тот момент ты впервые в жизни почувствовал себя «молодым человеком». До этого ты был мальчиком, школьником, пацаном. Ты даже не задумывался, кем ты был. Просто был и всё. Оказалось, что быть «молодым человеком» очень приятно. И вообще, тебе было приятно находиться в обществе Серёгиной бабушки. В руках она держала какую-то старую книгу. Ты с удивлением заметил, что книга на иностранном языке. Благородная старушка обратила внимание на твой взгляд и сказала:

— Это первое лондонское издание работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». К сожалению, прижизненное издание этой книги на русском языке я не смогла найти. Ленина сейчас издают много, но современным изданиям я не доверяю — в них слишком много купюр и умышленных неточностей. Если хотите докопаться до истины, изучайте первоисточники. Вы согласны со мной, молодой человек?

Ты неуверенно кивнул, а она продолжала:

Конец ознакомительного фрагмента.