В уездном городе

Анатолий Малиновский

У каждого человека есть прошлое, которое таит в себе много ошибок, заблуждений и мечтаний. Иногда, люди из прошлого возвращаются в самый неподходящий момент и, врываясь в нашу жизнь, требуют выполнения некогда данных обещаний… Так и в тихой, спокойной жизни школьного учителя Николая Григорьева начали происходить события, которые, казалось, от него совсем независимы, стоило в небольшой уездный город Подольской губернии приехать нескольким товарищам по подпольной, революционной борьбе, следом за которыми появились и тайные агенты охранного отделения…

2

Что и говорить — город хоть и не был шикарен и велик, но был по своему прекрасен и доброжелателен. Быть может — красив в своей скромности и умиротворенности.

Почтово-телеграфная контора находилась на улице Большой Дворянской в самом центре городка, а это означало, что Николай в который раз мог полюбоваться неприхотливой архитектурой здешних построек, а также атмосферой, царившей в самом эпицентре здешней жизни…

По мере его продвижения скромные избы сменились другими, более прочными и более просторными строениями. Были здесь и дома весьма зажиточные, где проживали недавно приехавшие, фабриканты. Кругом было зелено и красочно. Солнечные лучи играли в еле трепещущих на легком ветерке листьях яблонь и вишен. Кое-где попадались и более вековые деревья, которые своей мудростью и опытом, вносили немного серьезности в этот почти летний день. Дальше пошли магазины, скобяные лавки, экипажи с лошадями. Газетчики уже и здесь развернули свою деятельность, носились по улице, от дома к дома со своими свежими сенсационными, новостями. Дамы в легких платьях прогуливались, с важного вида мужчинами. Бегали еврейские мальчишки, постоянно друг другу что-то покрикивая на своем, чужеземном, древнем языке. Молоденькие девицы прохаживались, предлагая всем и каждому сладости за несколько монет, которые в весьма художественном беспорядке были разложены на подносе. Продавцы лимонада зазывали покупателей, ежеминутно напоминая о жажде, душившей их. Рядышком, изредка в рой звуков вкрапливался польский говорок. Щекотали и звенели повозки. Чем ближе к рынку, тем публика становилась всё более резвой и разномастной. Тут и там торговались покупатели и торговцы, состязаясь в том, кто-кого быстрее одурачит и проведет.

Зразу за Куличами начиналась центральная улица городка — Почтовая Здесь уже можно было увидеть зародыши прогресса — выложенная брусчатка, ухоженные фасады зданий, открытые модные ателье, кофейни, результат работы дворников и городовых, стоящих на своих постах в полном параде, с невозмутимой серьезностью во взгляде. Редкие кареты по проезжей части развозили мадемуазелей по домам, после их утренних занятий.

Было заметно, что городок готовится к перемене освещения — на смену газовым фонарям идет электричество, так по крайней мере думается, видя как копошатся служивые над разборкой старых столбов. Городской голова Оводов Николай Васильевич также заверил местных жителей, что вскоре ожидается и водопровод, и даже трамвайная линия.

Возможно городку весьма повезло, что здесь нежданно-негаданно оказался некий архитектор Георгий Артынов. Результат его работы уже виден — Здание женской гимназии, которое было построено в самом начале Почтовой улицы, и возле которого как раз сейчас проходил Григорьев. Смесь классического стиля с модерном — и это можно назвать весьма красивым зданием. Еще говорят, что Артынов уже успел спроектировать и построить синагогу. А еще поговаривают о множестве его других проектов — как-то: оновить центр города, сделать его более изысканным и таинственным, дать городку новый величественный театр, библиотеку, отель и многое другое.

Что-ж, быть может, с такими планами и такими темпами, с каким взялись за обустройство городка — тот в конце-концов превратится в один из прекраснейших уголков империи. И когда нибудь, пребывая в совсем другом месте, Николай будет думать о нем с чувством самой искренней ностальгии. И этот колорит, и это сплетение языков и культур, и еще какое-то непонятное ощущение, которому он не может дать название, но которое как-то связано с Ариной, и будет самым лучшим, что ему, возможно, уготовано в жизни.

Но настроение у него немного ухудшилось, как он только завидел здание Почтово-телеграфной конторы, которая находилась в боковой улочке, примыкавшей к центральной улице городка. Хоть он понимал, что письмо может быть от кого угодно, но почему-то не сомневался ни секунды, что это письмо именно от них. Ведь ему была дана свобода, дана была возможность поработать в этом районе, наладить контакты, узнать перспективы. А он ничего не сделал, он и думать об этом забывал, когда приходилось проводить уроки с детьми, купаться в речке с Генкой, или же гулять с Ариной. Но всему приходит конец. Он догадывался, что теперь он для чего-то им понадобился.

Николай Тимофеевич, невзирая на душившие его сомнения, всё-таки вошел в одноэтажное кирпичное строение, служившее почтовой конторой, о чем и оповещала небольшая деревянная табличка, прибитая у входа.

Помещение было тесное, сырое и темное. Николай вспомнил, как ему не так давно говорили, что работники этой конторы, наиболее часто страдают от туберкулеза, он, так сказать, стал их профессиональным заболеванием, оттого они и не доживают до пенсии, до своих 50 лет. Так как почтальон был болен, то в конторе сидели только два связиста Один немного младше самого Григорьева, второй — видавший виды старик. По приходу посетителя они разом вскинули головы и оценивающе посмотрели.

— Добрый день! — сказал Григорьев.

— Здравствуйте! — ответил тот, что помоложе. Старик только кивнул головой.

На несколько секунд Николай Тимофее замялся.

— Извините, что мешаю. Мне моя соседка сказала, что для меня имеется корреспонденция? Моя фамилия Григорьев, работаю уездным учителем.

Старик взял со стола пачку писем и начал их внимательно перебирать, вчитываясь в фамилии адресатов. Наконец он, кажется, нашел нужное и протянул его просителю.

Николай Тимофеевич с поклоном взял письмо и, даже не взглянув на него, моментально погрузил во внутренний карман пиджака. И уже хотел было уходить, как тут его остановил младший из связистов.

— Распишитесь в получении! — он пододвинул к краю стола бланк, в котором Григорьев и расписался.

Но на этом мучительное для Николая посещения не закончилось, вдруг к нему обратился молодой связист.

— Извините, вы школьный учитель?

Григорьев подтверждающе кивнул головой.

— И вы приехали из столицы? — продолжил расспросы служивый.

— Ну, не совсем…, — пытался ответить Николай, но тот же парень с каким-то лихорадочным блеском в глазах перебил его.

— Скажите, это правда, что в столице и в других городах создаются профсоюзы в защиту прав рабочих?

Это уже было что-то такое далекое для Григорьева, что-то из другой, прошлой жизни. Он даже немного заволновался. Как наваждение — и письмо, и поднятие служащим весьма острого в данный час вопроса. Совпадение? Случайность? Но на вопрос ему нужно было ответить — пусть и весьма косвенно.

— Да, в городах, поговаривают, идут работы в этом направление.

Молодчик как-то весь оживился. Поглядев на старика, воскликнул.

— Кузьмич, а я что говорил?! Нам тоже нужно отстаивать свои права!

Старик неодобрительно покачал головой.

— Помалкивал бы ты, Сережа, — и отвернулся.

— А чего молчать! Тебе-то понятно, не сегодня, так завтра на отдых. А мне еще здесь работать. И извините, гробиться в таких условиях я не хочу. Вы понимаете, у нас рабочий день по 14 часов. Работаем сверхурочно, без выходных и праздников. По малейшем пустякам штрафуют. А еще и издеваются, насмехаются. Тож несправедливо это! Мне газеты показывали, так там…

— Заткнись уже! — вдруг накинулся на парня старик. — Я тебе говорю — крива твоя дорожка. — Тут связист обратился к Григорьву. — Извините, господин учитель, молодо-зелено, сам не знает чего несет.

Связист, которого звали Сергей, что-то еще пытался выкрикнуть с места, но Николай Тимофеевич уже этого не слышал, он поспешно, весьма озадаченный и взволнованный, покидал Почтово-телеграфную контору.

Выйдя на свежий воздух, с того темного и грязного помещения, Григорьев подумал — он должен радоваться этому случаю, тому, что нашел одного из тех, кого можно назвать потенциальным. Но ему это никакой радости не доставляло. Неужели весь революционный пыл исчез, или быть может он смог что-то понять другое? Иль быть может привык ко всему этому, и ему просто нужно немного встрепенулся?

Как только он подумал об этом, так и нащупал в кармане уголок письма — нет не сон, а самая настоящая явь.

Николай хотел добраться домой и только тогда распечатать конверт. Но это было ему не под силу, к тому же оно становилось угольком, жарило его прямо в сердце. Пробравшись в небольшой сад, он присел возле каштана. В нетерпении, дрожащими руками, распечатал письмо. Стоило ему взглянуть на почерк, как всё становилось ясным.

«Уважаемый, Николай Тимофеевич, приезжаю в гости, на лечение. Говорят городок у вас тихий и спокойный. Приезжаю 29 мая сего года. Железной дорогой. Адрес Ваш мне известен. До встречи!

С поклоном, София Р.»

Григорьев сложил письмо обратно в конверт и сунул его в карман.

Что оно означает, он прекрасно понимал, потому и направился домой в весьма подавленном настроении.