Украденная святыня

Анатолий Пащенко, 2010

В остром, занимательном повествовании ставятся вечные вопросы жизни, смерти, памяти, любви. Городской юноша с друзьями оказывается в алтайской тайге вблизи набитых золотом скифских курганов. Скоро сюда прибывают китайские «чёрные» археологи. Ребята становятся на защиту родных святынь… Историко-приключенческий роман «Украденная святыня» получил награду – Диплом Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы им. А.Н. Толстого в номинации «Художественная проза для юношества».

Часть первая

Глава 1

Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи

От востока на запад молитвенным светят лучём.

Только богу войны тёмный хворост слагаем мы в кучи

И вершины тех куч украшаем железным мечём.

(К. Д. Бальмонт).

Жарким июньским полднем 201… года в центре сибирского города К. прозвучали выстрелы. И хотя пули улетели в белый свет, в размеренной жизни пожилого сотрудника крупной компании возник сбой. Не окажись он во время стрельбы в офисе у окна, не было бы потом ни скитаний по тайге, ни болезненного удара ополоумевшего майора, ни переодетой в китайца коварной монголки…

В тот день Сергей Сергеевич тихо-мирно просматривал в кабинете свежие газеты. Наткнувшись на красочные фотографии, он внимательно прочитал статью, попросил секретаря пригласить начальника службы безопасности Георгия Сакелаву и, хмурясь, подошёл к окну. Тонированное стекло отразило круглое обвисшее лицо с утопленными глазами. Рассеянно пригладив седые волоски вокруг влажной лысины, Сергей Сергеевич посмотрел на брусчатую площадку с чуть брызгающим фонтаном. Отсюда, со второго этажа, казалось, что струйки воды с трудом пробиваются сквозь густой пульсирующий воздух. «Летом работают лишь трудоголики и неудачники», — уныло пробормотал он, доставая платок.

Огорчаться было чему: масштабные археологические раскопки прошли без его участия. Журналист восторженно перечислял уникальные находки, обнаруженные в захоронении скифских вождей на территории Тувы, близ поселка Аржаан, в знаменитой Долине царей. Погребение оказалось нетронутым. Археологи нашли останки мужчины и женщины, усыпанные грудами золотых бляшек, фигурок зверей и животных, золотые пластины, подвески, бусы, серьги с драгоценными камнями, инкрустированное оружие и посуду. Женский головной убор венчали золотые шпильки, у мужчины на шее находилась золотая гривна — символ власти. Захоронение называли «царским».

В компании Сергей Сергеевич занимал должность помощника депутата Государственной Думы, алюминиевого олигарха, известного коллекционера древностей Якова Михайловича Полякова и отвечал за пополнение его домашнего музея. Выезжал на раскопки, в государственные хранилища, связывался с антикварными структурами, профессионалами и любителями. Бывал за границей. Не чурался общения и с «чёрными» археологами. Поляков заботился о раритетах не меньше, чем о своих алюминиевых чушках. Внимательно следил за мировой археологической жизнью, к успехам конкурентов относился крайне ревностно.

Сергей Сергеевич понимал, что информация о находках в Туве обязательно дойдёт до шефа, и тогда пощады не жди. Финансовый кризис подорвал империю олигарха, который, в свою очередь, заставил сотрудников затянуть пояса. Теперь он гневался из-за любой, даже малейшей, неудачи. И вдруг такой провал, не спасёт и давнее знакомство. Ещё в советские времена Сергей Сергеевич руководил партийной организацией оборонного завода, который возглавлял Поляков. В перестроечные годы промышленный гигант остановился, и пути их разошлись. Однако вскоре набирающий силу директор-бизнесмен призвал бывшего парторга на службу. Сергей Сергеевич получил приличное жалование, кабинет с евроремонтом, секретаря и даже стал собственником: приобрёл небольшую кофейню в центре города, прямо напротив офиса. Испытав после развала завода нужду, он неустанно укреплял собственный источник пропитания.

В заботах о своём бизнесе помощник депутата проглядел раскопки в Долине царей. Начались они больше года назад, но информация к нему поступала всё реже и реже. И вот сообщение в газете — как ушат холодной воды…

Сергей Сергеевич огорчённо поскрёб тонировку окна. Наступило время обеда, и людей на площади прибавилось. Возле фонтана покачивала детскую коляску пожилая женщина в белой панаме. Подняла семенящего ножками ребёнка и поднесла к хилому водостоку. Поодаль на узорчатых металлических скамейках расположилась стайка перекуривающих школьниц, на другой стороне — несколько похожих на китайцев парней.

Взглянув на свою кофейню, он отметил потускневшую вывеску, две отвалившиеся на ступеньках плитки и нахмурился: заведению нужен ремонт. Вздохнул и хотел было вернуться к столу, как вдруг заметил перебегающего проспект невысокого азиата в джинсовом костюме. Вот он присел за скамейку девчат, выхватил длинноствольный пистолет и направил в сторону китайцев. Оружие дрогнуло в руках. Школьницы кинулись врассыпную. Парни попадали на брусчатку и поползли к кустам. Женщина, оглядываясь, торопливо засовывала ребёнка в коляску.

В эту секунду из офисного здания выбежал вахтёр в камуфляже и прыгнул на стрелка. Пистолет отлетел в сторону. Азиат вскочил на ноги, но, сбитый резкой подсечкой, ударился о бордюр и бессильно раскинул руки. Визжа тормозами, к площадке подлетел «Мерседес». Распахнулись дверцы, и Сакелава с двумя охранниками кинулся к фонтану. Бросив скрученного азиата в салон, он подошёл к вахтёру, помог встать. Площадка опустела, лишь на брусчатке белела панама, вздрагивая под редкими каплями воды.

Всё произошло так быстро, что Сергей Сергеевич ещё несколько минут неподвижно стоял у окна. Проводив взглядом джип, ослаблено побрёл к столу. «Славу богу, обошлось, кажется, без жертв. Если бы не этот вахтёр…». Попытался представить его внешность, и не смог. Помнил только, что парень был совсем молоденький, с книжкой в руках, и при появлении людей вставал.

— Сергей Сергеевич, — доложила секретарь Елена Андреевна, маленькая, энергичная брюнетка, — Георгий позвонил, вот-вот подойдёт, неожиданные обстоятельства задержали.

— Да-да, — буркнул помощник. «Неужели это его разборки?».

Два года назад тридцативосьмилетнего Сакелаву уволили из органов за должностные злоупотребления. Отделался он лёгким испугом: начальство почему-то благоволило к волосатому, с крепкими бицепсами оперуполномоченному. Вместе с двумя коллегами Георгий устраивал облавы на «чёрных» археологов. Операции заканчивались взятками. Скоро он вошёл во вкус и установил копателям порядок выплаты дани в обмен на защиту от других посягателей. Сергей Сергеевич несколько раз прибегал к его услугам, а затем похлопотал перед шефом, и Сакелаву приняли в компанию.

«Уникальные находки в Туве», — пестрила газета фотографиями золотых украшений. Сергей Сергеевич задумчиво уткнулся в статью. Во что бы то ни стало нужно добыть несколько предметов. Что предпринять? Послать Сакелаву на курган или обратиться к специалистам из республики, которые не раз помогали ему?

В дверь громко постучали.

— Это я, — заглянул Георгий.

— Входи. Что за стрельба была у фонтана?

Сакелава втиснул между подлокотников мощное, квадратное, как у орангутанга, тело и взглянул на окно.

— Да это какие-то китайские придурки! Ребята разберутся. Не волнуйтесь, Сергей Сергеевич.

— Некрасиво получается. В центре города, солидное место. Что люди скажут?

Георгий забарабанил волосатыми пальцами по столу.

— А мы не проболтаемся.

— Шуточки у тебя… Ладно. Газетку вот возьми, изучи внимательно. В долине около Аржаана обнаружено богатое захоронение. Если верить журналистам, золото уже достали, но, возможно, ещё не увезли. Нужно слетать туда. На месте оценить обстановку и попытаться забрать ценности.

— Сделаем! Ребят взять с собой?

— Подожди, — Сергей Сергеевич задумчиво протёр лицо. — Дело деликатное, Георгий, сам понимаешь. Экспедиция официальная, с участием зарубежных специалистов. Нужно попытаться договориться.

— Яволь, — козырнул Сакелава. — Если в прессе сообщили о находках, значит, груз, скорее всего, вывезен. Сейчас там наверняка «шакалы» пасутся. Можно сработать под ментовскую облаву. Так что ребята понадобятся.

Помощник депутата задумался. Будут ли органы заниматься расследованием событий вокруг каких-то кладоискателей? В спокойные-то времена не очень обращали внимания: нашёл что-то в земле, взял, ну и ладно, не украл же. А теперь тем более. Милиция завалена работой по уши. Кризис выбросил на улицы тысячи людей. В поисках заработка порою невольно переступаешь закон.

— Постарайтесь обойтись без шума.

Георгий поднялся.

— Подожди. Что за парень на вахте сидит?

— Антон? Нормальный пацан, серьёзный. Недавно дембельнулся.

— Ага… — Сергей Сергеевич вытер лицо. — Смелый парень. И с книгами вижу его. Скажешь Елене Андреевне, пусть пригласит ко мне.

— Яволь!

Спустя четверть часа в дверь осторожно постучали. На пороге появился худощавый среднего роста юноша в камуфляже, с книжкой за поясом.

— Проходи, садись. — Помощник депутата с интересом рассматривал его. Темноволосый, с короткой, явно армейской стрижкой, голубые глаза слегка прищурены, пухлые мальчишеские губы напряжённо сжаты. Прихрамывая, вахтёр прошёл к ряду стульев у стены, присел на краешек одного из них.

— Меня зовут Сергей Сергеевич.

— Антон, — вскочил гость. — Антон Горчаков!

— Горчаков? Виктор Дмитриевич, военком, кто тебе будет?

— Отец.

— Ясно. Да ты садись, Антон, вот сюда, поближе. Расскажи о себе. Возраст, образование, увлечения.

— Двадцать один год. Родился в Красноярске. После школы поступил на геологоразведочный факультет, бросил, ушёл в армию. Служил во внутренних войсках. Демобилизовался в звании младшего сержанта. Две недели работаю охранником. Увлечения… С хобби пока не определился. Книжки люблю, в тренажёрный зал хожу. Готовлюсь поступать на исторический факультет. Всё.

— Ага-а… — Сергей Сергеевич кинул взгляд на книгу. — Что читаешь, если не секрет?

— Да не секрет, конечно, — смутился Антон, кладя на стол брошюру в мягкой обложке. — Гомер. «Илиада».

— Интересуешься древней историей? Хм… А кто такой Шлиман, знаешь?

— Генрих Шлиман, купец, занимался археологическими раскопками, нашёл Трою.

Сергей Сергеевич вытер лицо и подошёл к окну. Перед глазами мелькнули азиат с пистолетом, белая панама под каплями воды, взметнувшийся в воздух вахтёр. «Парень смелый, грамотный, — снова подумал он. — И отец у него человек полезный».

— В общем, так, Антон, — решительно повернулся он к столу. — С завтрашнего дня работаешь у нас. Пока в службе безопасности, а там посмотрим. Твоим начальником будет Сакелава. Знаешь его? Ну вот… Поработаешь месяца два, садимся и решаем, получается у тебя или нет. Хорошо?

— Так точно, Сергей Сергеевич! — Вытянулся юноша.

— Ну, и замечательно. Иди к секретарю, оформляйся.

Глава 2

Поверь, мой милый друг, страданье нужно нам:

Не испытав его, нельзя понять и счастья, —

Живой источник сладострастья

Дарован в нём его сынам.

(Е. А. Баратынский).

Антон взял в приёмной бланк анкеты и, прихрамывая, сбежал по лестнице. Радость переполняла его: наконец-то вместо скучного дежурства начнётся настоящая работа. У окна возле книжного лотка стояла продавщица — полная седая женщина — и зорко оглядывала входящих людей.

— Спасибо, тётя Нина. — Антон с размаху сел на стол. — А я на другую работу ухожу! К Полякову Якову Михайловичу.

— К Полякову? Надо же! Кто ж тебя к нему устроил, — отец?

— Ну, почему отец, — обиделся он. — Я и сам вполне самостоятельный.

— Повезло тебе, ох, повезло. Он, говорят, большие деньги своим платит. Так что смотри… Слушай, Антоша, купи у меня книжку, а? Ты же любишь читать. Купи. А то сегодня не идёт никак, будто у людей деньги кончились.

— Тётя Нина, ну вы же знаете…

Она не в первый раз предлагала Антону книги, но он всегда отказывался. При виде ярких обложек с изображением драк, трупов, оружия, крови и обнажённых красоток у него рябило в глазах, а иногда даже чуть не подступала тошнота.

— Я новую партию, Антоша, получила. Посмотри хотя бы эту, тебе понравится.

Он нехотя взял книгу и вздрогнул от неожиданности. Это был «Всадник без головы». По телу прокатилась горячая волна. Сел за стол, дрожащей рукой поглаживая скромный ворсистый переплет. Майн Рида он не видел больше десяти лет…

К третьему классу девятилетний Антон читал лишь школьные учебники, да и то не всегда. Свободное время проводил в уличных играх и за компьютером. Однажды, весной, в дождливый воскресный день отец зашёл в его комнату с двумя книгами. Ребёнок даже не взглянул на родителя, в ту минуту его героя-астронавта атаковали инопланетные монстры.

— Скажи мне, сынок, — серьёзно начал отец, — когда ты в последний раз прочитал какую-нибудь книжку? Не по школьной программе.

Выйдя из игры, Антон опустил голову. Что тут сказать? Ему и по программе-то одноклассники пересказывали.

— Давай так. Прочитай сегодня одну из этих книг, на выбор. Потом мы с тобой о ней поговорим.

Мальчик покосился на них, словно на ядовитых тварей, и несколько раз шмыгнул носом.

Положив книги на стол, отец промаршировал к выходу. Уже у порога строго добавил:

— А дверь я запру на всякий случай. Пусть у тебя получится безвыходная ситуация.

Дождь кончился к обеду. Обиженный Антон стоял у окна и смотрел на прояснившееся небо. Дом находился в новом микрорайоне, на окраине города, у берёзовой рощи, где они с друзьями сегодня намеревались достроить навес на дереве. В открытую форточку проникал свежий весенний запах. До земли было всего ничего — второй этаж. «На простыне, что ли, спуститься?», — мрачно подумал он.

Вздохнув, подошёл к столу. Взял одну книгу, швырнул через плечо и угодил на подушку. Ему это не понравилось. Снова кинул её и попал точно на стол. Хмыкнул, с любопытством глядя на обложку. «Всадник без головы». «Ерунда какая-то, — отбросил в сторону, — разве может быть всадник без головы! Как он на лошадь-то усаживался? Вслепую, что ли?».

За окном раздался свист. Там в больших резиновых сапогах, с мотком верёвки в руках стоял Вовка, рыжий долговязый парнишка, его одноклассник. Увидев Антона, недовольно крикнул:

— Тоха, ты чего там! Выходи! Я верёвку у бати выпросил, привяжем жерди друг к другу. Она крепкая, выдержит.

— Не могу я, — просунулся Антон в форточку, — мне книгу надо читать.

— Чего-о-о? — не понял Вовка. — Какую книгу? Зачем?

— Да так… Про всадника одного. Он голову потерял.

— Ужастик, что ли? — заинтересовался дружок. — Ты сколько прочитал? Половина есть?

— Ну, почти, — приврал Антон, — немножко осталось.

— Эх, жаль, — утёр нос рукавом Вовка и повторил: — А то я верёвку достал, еле выпросил.

— Не-а, не могу… Ты знаешь что, готовь пока жерди, я дочитаю и выйду. Ладно?

— Ага, — обрадовался приятель. — Только ты побыстрей.

До самого вечера Вовка свистел и кричал под окном, но Антон не обращал внимания. Книга захватила его настолько, что уже в сумерках он силился разобрать строчки, не сообразив включить свет. Другая книжка была о Робинзоне Крузо. Через два месяца отец насильно отправлял его на прогулку, запрещая читать ночью, украдкой, под одеялом и с фонариком, чтобы не испортил зрение. А «Всадника без головы» Вовка взял почитать, да затерял…

— Беру, тётя Нина.

Он отдал деньги и принялся просматривать другие книги. В это время в здание вошёл невысокий плотный брюнет лет тридцати в белой, украшенной цветным галстуком рубашке. Скосив большие чёрные глаза на книжный лоток, он смахнул ладонью капельки пота с горбатого носа и не спеша поднялся по лестнице.

— Антоша, это кто такой? Я его здесь не видела, — зашептала продавщица.

— Это преподаватель из университета. Он и раньше заходил.

— А-а-а. Всё-таки надо было проверить, а то скажут, плохо дежуришь. Хотя тебе сейчас всё равно.

Через полчаса на вахте раздался звонок: Елена Андреевна приглашала его к начальнику службы безопасности Георгию Сакелаве. Зайдя в кабинет, Антон вытянулся у порога, с любопытством посматривая на своего нового начальника. Он, конечно, видел его раньше, они даже здоровались, но сейчас для него Сакелава был не просто одним из высокопоставленных служащих офисного здания. Напротив хозяина кабинета сидел тот самый преподаватель и пил минеральную воду из запотевшей бутылки.

Сакелава неожиданно крепко стиснул Антону руку и не отпускал, с улыбкой глядя в глаза. Юноша напрягся, сжал зубы, но попытку выдернуть занывшую ладонь не предпринял.

— Силён, бродяга! — Георгий сильно хлопнул его по плечу. — Тогда садись, будем знакомиться.

У Антона подкосились ноги, но он сумел-таки ровным шагом пройти к стулу. Достав из ящика стола пистолет, Сакелава щёлкнул обоймой, неожиданно подпрыгнул и прицелился в настенный календарь с изображением картины Шишкина «Утро в сосновом бору».

— Стоять, кому я сказал! — внушительно проговорил он и неожиданно рявкнул: — Бах! Бах! Бах!

Дунув в ствол, протянул ошарашенному Антону оружие.

— Знакомая пукалка?

— Пистолет 6П35 конструкции Ярыгина. Обойма на 18 патронов. — Похожий ствол он видел сегодня у стрелявшего на площади азиата.

— Молодец! — Сакелава снова хлопнул его по плечу. — Будем работать вместе. Завтра полетишь с нами. Это Денис Борисович Хавицкий, научный работник. Тоже летит.

— Ну, ты, Жора, даешь! — перевёл дух преподаватель. — Медведи-то чем виноваты?

О Хавицком Антон слышал от мамы. Они работали в одном университете. Мать рассказывала о молодом кандидате исторических наук как о человеке с энциклопедическими знаниями. Преподавал Хавицкий историю древнего мира. Ходили о нём разные слухи, — будто он не только участвовал в нелегальных археологических раскопках, но и приторговывал находками.

— Летим в тувинский поселок Аржаан. Будут ещё два бойца. Ваша задача — сопровождение ценного груза, — продолжал Сакелава. — Задание ответственное. В деле заинтересованы важные персоны. Командировка займёт около трёх дней. Отличившихся участников ждёт вознаграждение. Вылет завтра утром. Вопросы есть?

— Никак нет!

Смену Антон сдал в радужном настроении. Жизнь кардинально менялась. Поделившись новостями по телефону с матерью, он договорился со Светланой, своей подругой, отметить событие вечером в баре, у Вовки, сел в автобусе на освободившееся место и стал представлять сцену прощания с ней…

В шестом классе он влюбился в соседку по парте. К тому времени Антон ещё не подрос и сильно досадовал на своё тщедушное телосложение. Светка же была выше его на голову. Их одноклассник Вовка тоже вымахал с коломенскую каланчу; его рыжие космы, как маяк, пламенели посреди класса, притягивая взоры. Он сидел позади, и всё время тыкал Светку в спину конопатым кулаком.

Антон, страдая, всячески старался привлечь её внимание, но никак не получалось. В то время они изучали стихи Лермонтова, и учительница рассказывала о том, что поэт был невысокого роста и оттого всю жизнь смущался женщин, хотя и слыл сердцеедом. «Чем же он привлекал их?» — задумался Антон. Вернувшись из школы, он нашёл в домашней библиотеке томик Лермонтова и наткнулся на такое стихотворение.

Когда бы встретил я в раю

На третьем небе образ твой,

Он душу бы пленил мою

Своей небесной красотой…

Красивыми печатными буквами Антон переписал стихотворение и на уроке тихонько пододвинул листок на другую половину парты. Сердце отчаянно билось; опустив глаза, он в волнении принялся чертить на столешнице узоры. Боковым зрением увидел, как его избранница обернулась назад и торжествующе помахала листочком перед Вовкой. Рыжий схватил бумагу, Антона бросило в жар. Пригнувшись, он выскочил за дверь, не обращая внимания на оклики учительницы.

Весь вечер юный страдалец лежал на кровати и, сглатывая слюну, вспоминал эту сцену. Потом открыл Лермонтова и сразу попал на такие строчки.

Пора уснуть последним сном,

Довольно в мире пожил я;

Обманут жизнью был во всем,

И ненавидя, и любя.

Антону стало так тоскливо, что он незаметно дочитал весь томик до конца. С тех пор поэзия навсегда вошла в его жизнь…

В армии — на дежурствах, после отбоя и даже на «губе» — он украдкой читал замусоленные книжки с оторванными страницами, которые соратники порой использовали по надобности. Особенно радовался поэзии. Легко запоминал прочитанное, рассказывал бойцам разные истории, стихи, объяснял значение слов, за что заслужил прозвище «Профессор» и уважение офицеров. Пользовался облегчённым режимом: ходил в поселковую библиотеку, пропадал в спортивном зале.

Вернулся домой поздоровевшим, и даже Вовка, которого он встретил на следующий день в городском баре, с трудом узнал его. Выскочил из стойки, где наливал пиво крашенной симпатичной блондинке с сигаретой в унизанных перстнями пальцах и долго тыкал его костлявым кулаком в грудь, оглядывая со всех сторон.

— А это Светка. Узнаёшь? — показал он на девушку. Выглядела одноклассница так, будто сошла с обложки модного журнала. Она смерила Антона с ног до головы и ослепительно улыбнулась.

— Ну, ты как, Тоха? — теребил его дружок. — Совсем вернулся? Тогда давай сюда, нам как раз бармен нужен. В ночную смену.

— Да я не умею.

Он взял протянутый бокал, который Вовка наполнил из отдельной бутылки.

— А чего тут уметь-то! Ты, главное, мимо тары не лей, — заржал рыжий. — А здесь, брат, реальные бабки. Таких больше нигде не срубишь. Девочки опять же, то, сё… Да, Светик? — подмигнул он девушке. — И люди серьёзные заходят с хорошими деньгами. Особенно ночью. Да я научу тебя реально лохов стричь.

За стойкой Антон продержался неделю. С работой он справлялся, не гнушался протирать столы, сносил капризы клиентов, а в ответ на хамство выходил в подсобку и с зажмуренными глазами считал до десяти, постепенно разжимая кулаки. Однако так и не смог привыкнуть к шуму, орущему телевизору и табачному дыму, скоро пропитавшему его одежду.

После сумасшедших выходных выложил на стойку ключи.

— Всё, Вова, ухожу. Не по мне это.

Со Светой стал встречаться часто. Она работала в супермаркете. Днём Антон искал работу, а по вечерам слонялся между полок с товаром и наблюдал, как её красивые пальчики с длинными красными ноготками ловко порхают по клавишам кассового аппарата. Они заходили в кафе, прятались в тёмном уголку, и она, покуривая тоненькую сигаретку, учила его целоваться.

Иногда Антон читал стихи, но слушала она напряжённо, опустив голову, а потом рассказывала о подругах из шоу-бизнеса, которые обещали устроить её к себе. Он мало что понимал в этих рассказах, злился на себя, на свою затворническую книжную юность, армию, пытался смотреть и слушать молодёжные программы. А когда спросил у мамы, что такое «гламур», она засмеялась, потрепала его по голове и посоветовала пользоваться словарём Даля.

Поиски работы ни к чему не привели: везде требовались или специалисты, или работники со стажем. Антону было неважно, куда пристроиться, лишь бы не болтаться попусту. Он даже подумывал о том, чтобы организовать бизнес, но сомневался в умении вести самостоятельное дело. А потом получил письмо от сослуживца, который оформился в охранные структуры и советовал сделать то же самое. Антон призадумался: а почему бы и нет, оружие он знал, с основами рукопашного боя знаком, дисциплине обучен, — значит, почти профессионал. Отец решение одобрил. Так он оказался на службе вахтёром в престижном офисном здании…

Вечеринка в кафе не оправдала ожиданий. Света опять без умолка рассказывала о подругах. От табачного дыма и невкусного шампанского у Антона заболела голова, и даже любимое мороженое с клубникой не улучшило настроение. Домой вернулся разбитым и сразу лёг спать.

Под утро неожиданно, словно от толчка, проснулся. За окном ещё не рассвело, у дверей виднелась фигура. Антон вгляделся.

— Мама!? Ты что?

— Ничего, ничего, — она подошла, поправила одеяло. — Что-то тревожно мне, сынок. Может, не поедешь?

— Ну, как так, мама! Ты что говоришь? — начал он возмущённо.

— Ладно, ладно. Спи.

— Всё будет в порядке, мама, — громко прошептал Антон вслед.

Но из командировки он домой не вернулся.

Глава 3

Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем,

И бесстрашно насытим мы алчные души свои.

И всегда на врага тетиву без ошибки натянем,

Напитавши стрелу смертоносною желчью змеи.

(К. Д. Бальмонт).

До полутора лет мама воспитывала Антона одна. Гордая девчушка Тамара из отдалённого сельского района легко поступила на филологический факультет университета, а через полгода, праздничным мартовским вечером, возвращаясь из концертного зала, заметила в заснеженном скверике на скамейке сгорбившегося офицера. В тот день тридцатилетний Виктор похоронил свою маму, фронтовичку. Спустя трое суток поезд унёс его на Дальний Восток, к месту службы, а она зимой родила чернявого мальчугана, но на звонки офицера не отвечала, тая необъяснимую обиду.

С ребёнком управлялась легко, — сама выросла в многодетной семье. Братья возили из села мясо, овощи, соленья, ягоду, а сестра приезжала понянчиться. Пытались узнать имя «обманщика», но молодая мать обрывала расспросы. Ровно через год в скверике увидела она своего офицера, жадно рассматривающего прохожих девушек. Понаблюдала за ним, понимая, что ищет её, ждёт, не зная ни фамилии, ни адреса, но что-то мешало ей подойти, и она побежала прочь, глотая слёзы. Назавтра ноги сами привели к скамейке…

В ту ночь она тревожно вглядывалась в спящего сына, а в памяти возникали вихляющий вагон, уходящий на Дальний Восток, невыносимо трудный год, а потом та самая встреча и мартовская капель — звонкая, ликующая, словно детские рукоплескания.

Утром тронула его за плечо:

— Вставай, сынок, пора.

Когда Антон подбежал к вертолёту, группа уже собралась. Экипаж возился у кабины, рядом стояли два здоровых парня в камуфляжах. Сакелава прервал разговор с Хавицким и покосился на опоздавшего. Антон виновато схватил огромные спортивные сумки, подтащил к вертолёту. Один из парней сунул ему руку, буркнул: «Костик», и, почти не касаясь ступеней, прыгнул в салон. Второй отрекомендовался Лёвой, легко приподнял сумку и кинул в проход. За ней последовала вторая. Костик успел поймать обе. Антон подивился силе ребят, хотя и сам в армии отжимал немалый вес.

Вертолёт зашумел, задрожал и тяжело поднялся в облачное небо. Летели молча, — шум двигателей не располагал к разговору. Однако вскоре Хавицкий, вглядываясь в окошко, прокричал:

— Минут через сорок Улаган будет.

— Улаган — это что? — отозвался Антон.

— Гора так называется. Рядом с урочищем Пазырык. Про него, надеюсь, слышал?

— Расскажите.

Достав из портфеля бутылку минеральной воды, историк надел наушники и пошевелился в кресле, словно усаживался на любимого конька.

— Итак, молодой человек… В урочище находится одно из самых больших кладбищ древних захоронений. Почти сорок уникальных курганов. Сверху они засыпались не только землёй, но и камнями. Поэтому в погребениях образовались участки вечной мерзлоты. Лёд в могилах сохранил одежду погребённых, украшения, деревянную утварь и ковры. Уцелели и тела людей. Многие из них забальзамированы. Из Пазырыка в Эрмитаж перенесли сруб с высохшими останками скифского вождя и коней. В вечной мерзлоте нашли мумию скифского воина. И кого бы вы думали?

Хавицкий хитро прищурился.

— Высокого блондина! Это даёт учёным основание считать, что в Азии вплоть до скифских времен жили европеоиды.

Он обвёл спутников торжествующим взглядом.

— В Пазырыке также обнаружены шедевры изобразительного искусства. Они бесценны. В том же Эрмитаже всю стену покрывает войлочное полотнище шатра с цветными аппликациями. А мелкие предметы? Деревянные, кожаные и войлочные украшения, чепраки, сбруйные и поясные бляхи со вставками литого золота, меха или крашеного конского волоса… Такие артефакты сохранились только здесь, в вечной мерзлоте. Вот и подумайте, сколько они могут стоить.

Антон заёрзал от любопытства.

— Денис Борисович, а там, куда мы летим, тоже есть погребения?

— В Аржаане? О, там не просто погребения, мы летим в знаменитую Долину царей. Это местность с сотней могильных курганов, где хоронили только знать. Равной ей нет в мире. Знаменитая египетская Долина царей раз в десять меньше её. Находки из Аржаана заставили учёных пересмотреть историю человеческой цивилизации. Один из курганов был сооружён во второй половине VII века до нашей эры. Это величайшее открытие! Какие события приходят на память об этом периоде истории? Древняя Греция? Но она ещё даже не образовалась. Только-только начали возвышаться Афины и Спарта. Доживало последние десятилетия Ассирийское царство, а скифы уже обряжали царскую чету в золотые украшения.

Хавицкий достал из портфеля папку.

— А две недели назад там было совершено очередное сенсационное открытие. Тут у меня вырезки из свежих газет. Так… Начало пропустим… Это тоже к делу не относится… Так, отсюда. «Но каково было потрясение археологов, когда в глубине земли открылся сруб из брёвен лиственницы, а потом не тронутое никем погребение. На полу лежали костные останки двух людей: мужчины и женщины. Судя по тому, во что они были когда-то одеты, археологи сразу поняли: это «царское» захоронение скифов. Они буквально тонули в грудах золотых бляшек, фигурок зверей и животных, золотых пластин, некогда украшавших, по-видимому, одежду. Женский головной убор венчали золотые шпильки, одна из которых представляла скульптуру стоящего оленя. В районе шеи и груди лежало множество золотых подвесок, бусы и серьги с драгоценными камнями…».

Костик, присвистнув, переглянулся с напарником. Антон заволновался:

— Денис Борисович, а мы увидим эти находки?

— Увидим, — ответил вместо историка Сакелава. — Обязательно увидим, если постараемся. А сейчас попрошу запомнить: в дороге выполнять мои распоряжения беспрекословно. И без опозданий. Понятно, младший сержант Горчаков?

— Так точно, — уныло ответил Антон, закрыл глаза и привалился к борту. В салоне стало прохладно, шум постепенно убаюкивал его, тело охватило сонное оцепенение, он задремал.

Приснились ему сокровища. Золотые предметы с драгоценными камнями грудой лежали в тёмном, похожем на пещеру, помещении, и даже стены его подсвечивали радужными красками. Вдруг полутьма озарилась ярким светом, и вошла ангельской красоты юная девушка: её длинные жёлтые волосы обрамлял золотой обруч, на высокой хрупкой шее висело ослепительное ожерелье, изящные ручки украшали сверкающие золотые браслеты. Она подняла узенькие ладошки, и пещера содрогнулась с ужасным грохотом…

Вздрогнув, Антон открыл глаза. Вертолёт встряхнуло ещё раз, потом ещё, и он приземлился. Вокруг раскинулась степь, окружённая плавными изгибами смутно проступающих в голубоватой дымке холмов. В тусклом небе кружила чёрная птица, пахло выжженной растительностью.

Они поднялись на середину поросшей редколесьем возвышенности и, спрятавшись от ветра, разбили лагерь между тощими сосёнками и берёзами. Отсюда хорошо просматривались окрестности. Долина Царей казалась бесконечной плотью, на которой, подобно опухолям, застыли курганы в ожидании вскрытия. Позже Антон узнал, что нетронутых захоронений почти не осталось. Три тысячелетия земля подвергалась разбоям кладоискателей — от алчного кочевника с лопатой до цивилизованного дикаря с бульдозером и металлодетектором. Во многих погребениях зияли едва заросшие чёрные штольни, словно следы от больших могильных червей.

К вечеру спустился туман. Сакелава с Хавицким отправились вниз, в долину. Бойцы соорудили кострище. Антон натаскал валежнику, а потом решил прогуляться. Когда в сумерках возвращался к палатке, увидел на склоне три фигуры. Слева от историка в подпоясанном синим кушаком халате шёл невысокий человек, узкие глаза которого терялись на широкоскулом жёлтом лице.

— Это Коля. Абориген и чабан. Коля охранял золото, — протягивая руки к костру, сообщил Сакелава. — Давай, Коля, колись. Куда золото дели?

Местный житель кое-как говорил по-русски. С трудом выяснили, что собрали находки недели две назад. Именно тогда, после обнаружения артефактов, археологи наняли охрану. А поскольку денег для этих целей обычно в экспедициях не бывает, обратились к Коле, который за похлебку и чай охранял многомиллионное богатство с двустволкой в руках. Позавчера золото увезли, как сказал чабан, «в банка».

Когда он нарисовал на земле эту «банку», похожую на дом, Хавицкий предположил, что сокровища могли увезти в посёлок, в местное отделение банка.

— Уплыло золотишко, а остатки «шакалы» доберут, — уныло почесал в затылке Костик.

— Какие «шакалы»? — недоумённо спросил Антон.

— Так археологов «чёрных» называют, которые остатки подбирают. Они и сейчас в кургане копаются.

Сакелава достал из сумки спутниковый телефон и отошёл в сторону. Антон не мог понять, почему археологи не сообщили об открытии раньше, если намеревались под их охраной переправить находки в город. «Зачем рисковать, привлекая сторожа с таким оружием? Наверное, что-то случилось со связью», — решил он, косясь на чабана, который неподвижно сидел у костра, подперев щёки руками.

Сверху раздался треск валёжника, к палатке быстро спустился Сакелава.

— Готовность номер один, — весело крикнул он, пряча телефон в карман. — Всем переодеваться. Быстро, марш!

Вытащил из сумки одежду и проворно облачился в форму капитана милиции. За пояс воткнул пистолет Макарова. «Лейтенанты» Костик и Лева держали по «Бизону». Антон поймал брошенное ему обмундирование и растерянно стал переодеваться.

— Товарищи, на вверенной нам территории происходят действия, связанные с нарушением закона, — выпятив квадратную грудь, возвестил Сакелава. — Эти действия могут причинить существенный вред стране. По предварительным сведениям, три неизвестных лица, а проще говоря, «шакалы», с целью грабежа ворвались на государственный объект. Нам поручено восстановить порядок… Короче, проверяем у пацанов документы. Если будут дёргаться, стреляйте. Но только в воздух, мы не бандиты. Вопросы есть? Нет. Тогда выдвигаемся.

Антон молча следовал за бесшумно скользящими впереди бойцами. Вопросы у него, конечно, были. Он ничего не понимал. При чём здесь форма? Зачем устраивать проверку? Они же не милиция. «Почему бы не вызвать наряд из Аржаана, если случилось преступление?», — недоумевал он.

Следом за ними, на некотором расстоянии, тянулся чабан Коля. Ещё у лагеря Сакелава шуганул его, показал кулак, но тот не отставал.

Сумерки сгущались. «Милиционеры» вышли к каменистой гряде, которая обрамляла обширный раскопанный курган. У камней белела небольшая палатка, рядом тлел костёр. Погребение находилось в середине площадки. Оттуда вырывался луч света, слышались приглушённые голоса.

Сакелава указал бойцам на яму, а сам рванулся к палатке. На ходу выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Тут же прозвучали автоматические очереди, истошный голос завопил: «Менты-ы-ы!!!». Антон прыгнул за камни и, держа револьвер двумя руками, оглянулся по сторонам. Грохотала стрельба.

Неожиданно к костру подбежал человек. «Стой!», — заорал Сакелава, вскидывая пистолет. Антон метнулся к незнакомцу, толкнул на землю. Раздался выстрел, пуля ударила его в плечо и отбросила к камням.

Стрельба прекратилась, в наступившей тишине слышались булькающие звуки. Лежащий на животе человек, всхлипывая, что-то бормотал.

— Ну-ка, повернись, сволочь. — Сакелава с размаху пнул его. — Ты кто?

Незнакомец поднял голову, это был чабан Коля.

— Ну, абориген, ну, придурок, — плюнул Георгий и объяснил подошедшим бойцам. — Под пулю полез, а Антоха кинулся к нему. Герой, мать твою… А «шакалы» где?

Парни понуро опустили головы.

— Лопухнулись, значит… А ты, сын степей, — обратился Сакелава к Коле, — чего ты сюда шёл?

Чабан, дрожа, поднялся и спрятался за спину Антона. В руках он держал похожий на небольшую лопату предмет с заострённым книзу овальным ковшом, обтянутым кожей. Вдоль «черенка» тянулись два укреплённых на концах волоса, напоминающих струны. Это и был музыкальный инструмент. Имелся длинный узкий смычок. «Игиль, игиль», — твердил Коля, крепко прижимая предмет к себе. Выяснилось, что «шакалы» забрали его у чабана, он и вернулся за ним к костру.

— Скрипач хренов! — подёргав струны, проворчал Георгий.

Между тем совсем стемнело. Только сейчас Антон почувствовал, что плечо его заныло и намокло. Он бросил ветку на угли, подул, а, когда пламя вспыхнуло, увидел на руках кровь.

— Командир, — позвал Лёва, — похоже, Антоху зацепило.

— Как так! — подскочил Сакелава. — Ах, мать твою!

Когда они, обыскав палатку «шакалов», вернулась к себе, выяснилось, что трофеи им достались неплохие. В пакете лежало множество мелких потускневших украшений. Из мешка же Денис Борисович достал золотые бусы и золотой колчан, — у скифов он назывался «горит». Довольно сощурив глаза, историк перебирал бусы и рассказывал о найденных ранее в долине Царей раритетах. Такие предметы попадались нечасто.

— Можно себе представить, какие тогда находки археологи повезли в банк! — воскликнул он. — Надо перехватить, Жора!

Сакелава, не отрывая глаз от украшений, о чём-то сосредоточенно размышлял…

Несмотря на оказанную помощь, плечо у Антона воспалилось и опухло. Ночью Сакелава вызвал вертолёт, а наутро крепко сжал ему здоровую руку, поблагодарил за службу и отправил домой. По пути вертолёт приземлился в Аржаане. В поселковом медпункте юноше сделали перевязку. Экипаж принял на борт ещё двух пассажиров — пожилого худощавого мужчину и седоволосую женщину, и они полетели дальше. Ветер не стихал. Скоро не спавшего ночью Антона укачало, и он прикрыл глаза.

Очнулся от громкого женского крика. Вертолёт лихорадочно трясло. Он ошеломлённо вскочил на ноги и тут же полетел к борту. Сильный удар по голове отключил сознание.

Глава 4

Информационные сообщения

— 29.06.201… 19:56 —

МЧС России ищет пропавший в горах вертолёт, на борту которого 5 человек.

МЧС России ведёт поиски вертолёта Ми-8, принадлежащего компании «Промавиа», который в четверг утром не вышел на связь. По предварительным данным, на его борту 5 человек, сообщил по телефону представитель Сибирского регионального центра МЧС. «В 09.00 мск не вышел на связь вертолёт Ми-8. На борту могли находиться 5 человек: два члена экипажа и три пассажира. Производились поиски вертолёта самолётом Ан-2, которые результатов пока не дали», — сказал он. По его словам, в настоящее время в связи с наступлением темноты поиски приостановлены, они будут продолжены утром. В готовности находятся спасатели и вертолёт Ми-8 МЧС. РИА «Новости»

— 31.06.201… 12:51 —

Пропавший вертолёт Ми-8 обнаружен на территории Алтая.

Вертолёт Ми-171 (модификация Ми-8), принадлежащий компании «Промавиа» и не вышедший на связь 29 июня, обнаружен на территории Алтая в районе горы Улаган, сообщил источник в Федеральной аэронавигационной службе (Росаэронавигация). «По информации спасателей, вертолёт находится в разрушенном состоянии, спасители высадились вблизи места происшествия и продвигаются к обломкам», — отметил источник. По данным республиканского МЧС, вертолёт вылетел из посёлка Аржаан (Республика Тыва), но в назначенное время на связь не вышел. «Интерфакс».

— 31.06.201.. 15:13 —

МЧС России подтверждает информацию об одном выжившем и одном пропавшем в аварии Ми-8.

«Найдена живой одна пассажирка, находившаяся на борту вертолёта Ми-8», — сообщила сотрудник Управления информации МЧС России Вероника Иванова. Она пояснила, что пассажирка, имеющая российско-американское гражданство, была обнаружена на месте крушения вертолёта в тяжёлом состоянии. На борту находились 5 человек. Погибли оба пилота и один пассажир. Ещё один человек не найден. ИТАР-ТАСС.

Глава 5

Гей вы! слушайте, вольные волки!

Повинуйтесь жданному кличу!

У коней развеваются чёлки,

Мы опять летим на добычу.

(В. Я. Брюсов).

О неудачной попытке захвата золота из скифского кургана Сергей Сергеевич узнал из региональных теленовостей, которые просматривал в утренние часы, находясь, как обычно, в офисе.

Сообщалось, что в Туве, у горного хребта Усинского тракта, неизвестные лица напали на автомобиль, перевозящий ценный груз из Аржаанского отделения Сбербанка, открыли стрельбу, в результате чего водитель не справился с управлением, и машина упала в наполненную водой котловину. На месте происшествия работают водолазы.

И хотя Сакелава на связь не выходил, Сергей Сергеевич не сомневался в том, что это его рук дело. Накануне по телефону они обсудили ситуацию на раскопках. Оба понимали, что возможность завладеть золотом упущена. Однако Георгий горячо заверил помощника депутата, что у него есть «надёжный план», и он постарается сокровища захватить. Судя по сообщению, план опять провалился, но обошлось, кажется, без жертв. Это отчасти успокаивало.

Сергей Сергеевич связался с нужным человеком из правительства республики, и они долго обсуждали ситуацию с находками. Покончив с переговорами, он бодро подошёл к окну и подмигнул отражению. Теперь следовало думать об Алтае. Он потянулся к телефону.

— Елена Андреевна, какие вести от Сакелавы?

— Рано утром из Тувы вылетел, Сергей Сергеевич.

— Пусть позвонит мне на мобильный. Что с аварией вертолёта?

— Ищут, Сергей Сергеевич. Но там тайга и болото кругом. Вчера мама Антона звонила. Горе-то какое, сердце кровью обливается. Такой мальчик…

— Будем надеяться на лучшее. Данные по экспедиции где?

— Папка у вас на столе, Сергей Сергеевич.

Вчера по поручению Полякова ему прислали пакет документов о российско-германской археологической экспедиции, готовящейся к раскопкам скифского кургана в предгорьях Алтая. Передали, что Яков Михайлович уделяет делу особое внимание. Группа специалистов сформирована из четырёх человек: двух сотрудников из Санкт-Петербурга и двух немецких учёных. Руководитель — доктор Германского археологического университета Марта Баллок, член оргкомитета Берлинской выставки «Под знаком золотого грифона — могилы скифской знати». Её коллега — Герман Зингер, профессор. Питерцы тоже авторитетные археологи, хотя и пониже рангом.

Сергей Сергеевич задумчиво повертел маршрутную карту. Обычно Поляков сам разъяснял задание, разбавляя комментарий свежим столичным анекдотом. На этот раз всё выглядело официально. «Неужели до него дошли слухи о неудаче в Аржаане?».

Зажужжал мобильный телефон. Сакелава.

— Здравие желаю, товарищ начальник! — он явно старался бодриться.

— Доложишь в кофейне, через час, — сухо ответил Сергей Сергеевич. Он никогда не принимал материальные ценности в кабинете.

Заведение располагалось напротив офисного здания и считалось престижным. Посетители высоко ценили хорошее меню, уютную обстановку, защиту от шума, солнца и посторонних. Приобретя со временем солидную репутацию, кофейня превратилась в элитную площадку для переговоров. Здесь бывали деловые люди, политические и общественные деятели. Пивную молодёжь не допускали.

Как владелец заведения, Сергей Сергеевич обладал информацией о жизни постоянных посетителей. В помещении велась видеосъёмка. Полученные сведения вполне окупали расходы на неё. Иногда хозяин развлекался: в кадр попадали не только деловые партнеры. И сейчас он, понимающе улыбаясь, бросил взгляд на пожилую пару, которая расположилась в углу с невинно заговорщицким видом.

Сакелава опаздывал, но Сергей Сергеевич не беспокоился: пусть хотя бы умоется с дороги — заслужил. Его суровость в телефонном разговоре была лишь воспитательной мерой. История с аржаанскими находками завершается не худшим образом — ими занимаются влиятельные люди. Георгий задание выполнил: привёз ценные предметы. Любопытно, что он достал на сей раз?

Прежде Сергей Сергеевич равнодушно относился к ископаемым безделушкам, часть которых иногда оставалась у него. Дарил украшения женщинам, подносил нужным людям в качестве презентов. Но когда с помощью преподавателя университета Дениса Хавицкого продал через нью-йоркский антикварный аукцион монеты древнего города с изображением грифона, — задумался. Полученная сумма составила восемьдесят тысяч долларов. Почти вся его годовая зарплата у Полякова. А ведь он своими глазами видел усыпанные золотом гробницы.

Помощник депутата вспомнил прошлогодние раскопки кургана времён Золотой Орды. Дело было в Забайкалье. Археологи обнаружили большой склад инкрустированного золотом и серебром оружия. Руководил работами господин Чжан — полный китаец с лицом усопшего фараона, цепкой хваткой и правилом: весь мир — товар, который следует продать дороже, а купить дешевле. Или, лучше, забрать даром.

Позже Сергей Сергеевич узнал, что исследовать курган начинала группа российских парней, «чёрных» археологов, которые с приездом китайских специалистов бесследно исчезли. Совпадение казалось недвусмысленным, хотя местные жители утверждали, что их похитили подземные карлики. Рассказывали необыкновенный случай, который произошёл в августе 1945 года. Тогда над территорией Забайкалья сбили советского лётчика-истребителя. Пилот опустился на парашюте в рощу, лёг отдохнуть и заснул. Проснувшись, увидел своё тело обмотанным лентой. Вокруг суетились маленькие существа в одежде и с ножами в руках, ростом не выше 45 сантиметров. Называли они себя людьми племени ханяньги. И только спустя четырнадцать лет лётчик чудом выбрался из подземного лабиринта наружу, где на него наткнулись кочевники-скотоводы… Поэтому, говорят забайкальцы, ворошить курганы опасно, вторжение в жизнь карликов приводит к неминуемой гибели.

Тогда Сергей Сергеевич испытал смешанную со страхом зависть, глядя на низенькую фигуру господина Чжана, только что проводившего набитый ценными находками микроавтобус к себе на родину.

«Напористости нам, русским, не хватает, наглости, — вздохнул он, осматривая полупустое заведение. — Столько золота проскользнуло мимо!». Взгляд его уткнулся в треснувший светильник, в водяные разводы у окон. Но ещё ничего не потеряно. Экспедиция на Алтай — его шанс. В случае удачных поисков можно будет не только отремонтировать кофейню, но и приобрести другую. А потом ещё и ещё. Целую сеть! Так все сейчас делают. Хотя если Поляков что-нибудь заподозрит, то и последнего лишишься. Не любит когда втихушку. Но, с другой стороны, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Тогда, может быть, пока не докладывать ему об аржаанских находках?

В кофейню зашёл мужчина, среднего роста, с гладко выбритой головой, с белесыми навыкате глазами. Сергей Сергеевич его не знал и слегка насторожился. Лупоглазый был больше похож на представителя криминальных структур, чем на бизнесмена или политика. «Впрочем, все мы напоминаем друг друга, — философски подумал помощник депутата, — есть в нас что-то общее. Хватка, что ли?».

Тем не менее, незаметно кивая на незнакомца, он осведомился у вскоре вошедшего Сакелавы:

— Неприятный тип. Кто это?

Георгий пожал плечами и негромко отдал по телефону распоряжение проследить за лупоглазым.

— Ну, — недовольно откинулся Сергей Сергеевич на спинку диванчика. — Как же вы проморгали?

— Да всё было окэй, — загорячился Сакелава. — Подготовились, как надо. Место выбрали, дорогу загородили. А тут… Как назло, туристы появились, человек двадцать. В самый неподходящий момент. Там вообще с этим золотом непонятки были. Если бы мы на недельку раньше прилетели! Оно под ногами валялось, чабан с ружьём охранял. Да и сейчас никто толком не занимается. Хотели же мы отследить, да вы вернуться приказали.

— Нашумели вы там, куда уж оставаться. Сейчас другие люди занимаются.

Помолчали.

— Ладно. Побрякушки привёз?

Сакелава достал из портфеля пакет. Сергей Сергеевич мельком заглянул внутрь, увидел мелкие потускневшие украшения. Недовольно поморщившись, убрал ценности в портфель.

— В машине ещё пакет, побольше. Не стал сюда нести, — торопливо сказал Георгий, следя за мимикой собеседника.

— Ладно, — повторил помощник депутата, протягивая папку. — Это внимательно изучи. На Алтай прилетает международная экспедиция. Раскопки серьёзные. Курган, по некоторым данным, нетронутый, может быть, замороженный. Сам понимаешь, какие там предметы бывают. К экспедиции приставь знающих ребят. Возможно, им самим придётся доводить работу до конца. Хавицкого возьми, охрану экспедиции оформи. Бойцов поселишь в охотничьем доме Полякова. Оттуда до кургана недалеко. Кстати, как Горчаков себя проявил?

— Антон? Толковый боец будет. Жалостливый, правда, но ничего, обкатается. Пугнули мы одного аборигена, а он прикрывать бросился. Под шальную пулю попал, плечо зацепило, ну я уже докладывал… Да! Что там о вертолёте известно?

— Ищут. Будем надеяться на лучшее… Ладно, читай, думай. Пакет завезёшь домой.

Сергей Сергеевич поднялся и, вытирая платком лицо, направился к двери.

— Яволь! — козырнул ему в спину Сакелава. Оглядев посетителей кафе, он подмигнул сидевшей в уголке пожилой паре, и, беззвучно похохатывая, вышел следом.

Он не видел, как бритоголовый незнакомец ощерился в жёсткой ухмылке, молниеносным движением смахнул со стола в карман миниатюрный аппарат и тоже двинулся к выходу. Позже Сергей Сергеевич, прокручивая кусок видеозаписи, терялся в догадках.

Через день Георгий доложил, что о лупоглазом никто ничего не знает, — ни менты, ни деловые люди, ни братва. Поселился тот в местной второразрядной гостинице, где снял номер на имя Рязанова Василия Ильича, инженера леспромхоза. Вёл себя спокойно, подозрительных контактов не имел, на глаза не попадался, а потом, похоже, вообще исчез из города.

Глава 6

О, наконец! Из вражеского стана

Я убежал, израненный боец…

Из мира лжи, измены и обмана

Полуживой я спасся наконец!

(А. Н. Апухтин).

Очнулся Антон от сильного дождя: холодные струи больно стегали по лицу. Повернулся набок и уткнулся в кочку, заросшую острой травой. Лежал он в воде, в бок упиралась острая коряжина. Тело сотрясал озноб, ныла рана в плече, опухшая нога онемела. Морщась от боли, он с трудом поднял голову. Сквозь мутную пелену разглядел невысокий кустарник, окруживший болотистую впадину. Дальше, на пригорке, смутно виднелся хвойный лес, накрытый тяжёлыми тучами. Антон выполз на край болота, просунулся в гущу кустарника, с трудом свернулся в клубок. В тайге предстояло провести вторую ночь. Минувшие события остались в памяти, как кошмарный сон…

Когда он выбрался из покорёженного салона вертолёта на заросшую папоротником ложбину, наткнулся на обезглавленное тело пассажира. Рядом, неестественно изогнувшись, лежал пилот. Антон прикоснулся ладонью к его шее, пульса не почувствовал. В глазах потемнело, он откинулся на траву, крепко сжал виски пальцами. Только что они были в Аржаане и вот… «Что же произошло? — сморщился он, — вынужденная посадка?». Голова не переставала болеть.

Потрогал затылок, — волосы слиплись от крови.

По серому небу мчались тёмные облака. Порывами налетал сильный ветер. Верхушки высоких деревьев качались рывками, словно стряхивали с себя поваленные вертолётом соседние стволы. Машина упала в самую гущу леса.

Второй вертолётчик, с чёрной кудрявой шевелюрой, сидел в кабине, привалившись к приборной доске. Антон осторожно разогнул его и отшатнулся при виде кровавого месива на животе. Ему показалось, что раненый дышит. Поводил рукой перед глазами, — зрачки пилота шевельнулись. Стараясь не смотреть на рану, вытащил на траву. Белые губы вертолётчика дрогнули. Сквозь прерывистые вдохи послышалось: «Помощь, радио…».

В наушниках стояла тишина. Антон внимательно осмотрел разбитую приборную доску, переключил тумблеры, но стрелки под треснувшими стёклами застыли на нулевой отметке. Не нашёл он и аптечку. Выудив из-под кресла большую бутылку минеральной воды, поспешил к раненому. Пилот уже не дышал.

Седовласую пассажирку Антон отыскал в стороне, под обломками хвостовой части машины. Она лежала на спине с открытыми глазами и, казалось, тихонько напевала. Нагнувшись над ней, понял: это был сплошной вибрирующий в такт дыханию стон.

— Живы?

Прикрыв глаза, женщина с усилием прошептала:

— Что с ногами?

Антон увидел вывороченные в стороны ступни, рядом валялась синяя босоножка с порванным ремешком. Он замялся, пытаясь найти слова.

— Как тебя зовут?

— Что у меня с ногами, Антон?

— Они… по-другому выглядят. Наверное, сломаны.

Женщина застонала, прикусила губу.

— Где Арнольд? Помощь вызвали?

Антон понял, что речь идёт о её спутнике.

— Приборы сломаны, связи нет. И в живых никого нет.

— Где Арнольд? — повторила она.

— Травма у него. Со смертельным исходом. — Антон оглянулся в сторону обезглавленного тела и протянул бутыль. — Вода, минеральная. Попейте.

Из зажмуренных глаз женщины покатились слёзы. Виновато покосившись на её ноги, он отправился к вертолёту. Порылся в кабине, в салоне, но ничего подходящего для устройства шин не подобрал. Зато нашёл нож и, морщась от боли в кровоточащей ране, принялся стругать толстые ветви.

Когда стягивал ей ноги, она прикусила до крови губы, а потом побелела и потеряла сознание. Наложив ей на лоб смоченную в минералке тряпицу, он отправился искать воду. Набрёл на болотце, разогнал плавающих мошек и, морщась, обмыл рану на голове. Залепил её похожими на подорожник листьями, но они скоро отпали.

Ветер немного утих, но небо оставалось свинцовым. Антон соорудил из сосновых веток шалаш, перенёс женщину и принялся разбираться в аппаратуре. Приборы не работали. «В любом случае нас должны искать, — с тоской оглянулся он по сторонам. — Надо приготовить костёр». Натаскал сушняка, в отдельную кучу сложил свежую листву для дымовой завесы. В поисках еды обшарил вертолёт, нашёл лишь связку бананов. В дамской же сумочке увидел документы. Женщина и её спутник имели гражданство США, хотя имя у неё было русское. Из кармана кудрявого пилота достал плоскую фляжку с коричневым алкогольным напитком.

— Ирина Фёдоровна, как вы? — протиснулся он в шалаш и протянул очищенный банан. Качнув головой, она закрыла глаза. Её широкоскулое лицо осунулось, тонкие губы побелели, пряди седых коротких волос сосульками прилипли ко лбу.

— Съешьте, — настойчиво проговорил Антон, — вам силы нужны. Ещё спиртное есть, коньяк, кажется. Выпили бы немного.

Она глотнула раз, другой, вяло надкусила банан.

— Нас найдут?

— Конечно, найдут! Наверняка уже ищут. Я и костёр приготовил.

— Бардак, — тоскливо произнесла женщина. — Вечный российский бардак. Там бы давно помощь подоспела.

Антон внимательно взглянул на неё и отвернулся.

— Всю жизнь так… У меня ведь и мама умерла, не дождавшись врачей. — По её щекам поползли слезы. — Совсем молодая была, жить и жить бы ещё. Наша хвалёная медицина… Дерьмо.

— Ну, зачем вы так, — пробормотал он.

— Дерьмо, — повторила она и закрыла глаза.

Антон выполз наружу. Стемнело. В просвете мелькнула звезда и исчезла, поглощённая чёрной тучей. Накрыв погибших людей брезентом, он принялся укрывать хвойными ветками сушняк. Понимал, что костёр должен вспыхнуть сразу, едва покажется в небе вертолёт. Иначе сверху их заметить трудно.

На рассвете его разбудил протяжный стон. Ирина Фёдоровна лежала, запрокинув мокрую голову, глаза лихорадочно блестели. Шуршал дождь, вода просачивалась внутрь. Антон протёр лицо больной, напоил её и, дрожа, выбрался наружу. В лесу стояла плотная, похожая на туман, морось. Воздух набух влагой. Взглянув на затянутое небо, он поправил шалаш и нырнул в убежище.

— Надо идти за помощью, — низким срывающим голосом проговорила Ирина Фёдоровна. — Мы пролетали деревню. Иначе пропадём. Нас не найдут, дождь.

— Деревня в какой стороне?

— Мы пролетали её. Значит, осталась за нами, восточней.

— А как же вы?

— Отнеси к костру, дай зажигалку и какую-нибудь одежду. Я справлюсь.

Антон подобрал куртку.

— Подожди… Ещё хотела сказать. Я вчера наговорила лишнего, не обращай внимания. Просто… Понимаешь, я родилась в этих местах, прожила всю жизнь. Семь лет назад в Москве на симпозиуме встретила Арнольда. Мы поженились, и он увёз меня к себе. Мы были счастливы. Через год я приехала навестить родных. Арнольд отправился со мной. С тех пор мы приезжали сюда каждое лето. А недавно он построил здесь дом и сказал, что остаток жизни проведёт в нём. Ему очень нравились наши места. Тут он оживал, словно ребёнок. Пропадал в лесу, в горах, на озёрах. Приносил каких-то бабочек, жуков, букашек. Он вправду… умер?

Антон сглотнул ком в горле и отвернулся. Тело американца он укрыл рядом с пилотами, а голову не нашёл.

— Умер… — прошептала Ирина Фёдоровна.

… В полдень дождь прекратился, в небе появились голубые просветы, но в тайге по-прежнему было мрачно и сыро. Антон не сливал из кроссовок воду, шёл, хлюпая, напрямик. По его подсчётам, прошагал он километра два-три. Однако не увидел ничего похожего на тропинку, кругом высилась буреломная болотистая тайга.

К вечеру наткнулся на лужайку с огромной лиственницей, вершина которой терялась в облаках. Рядом раскинулся большой, чуть не с его рост, муравейник, присыпанный мелкими веточками. Антон изумлённо обошёл это чудо природы, подобрал хворостину, легонько ковырнул кучу. Однако поверхность оставалась неподвижной. «Спрятались от дождя, — подумал он и ещё раз взглянул на дерево. — Оттуда видны окрестности. Может, залезть?».

Уже через три-четыре метра он пожалел о своём решении. С одной здоровой рукой подниматься было непросто. Боль в раненом плече возобновилась, но он продолжал карабкаться по сучьям. И когда, наконец, попытался взглянуть по сторонам, ничего не увидел, — разлапистые ветви закрывали обзор.

«Не спускаться же назад», — подумал он, выбрал толстый сук и осторожно пополз вдоль него. Сразу и не понял, что произошло. В следующую секунду летел вниз, ломая сучья и разрывая треском таёжную тишину. Нижняя ветвь пружинисто отбросила его в сторону. Ногу пронзила острая боль, в глазах потемнело, и он потерял сознание. Очнулся от укусов. Разгневанные муравьи бегали по его телу, мстя за поруганное жилище.

Нога быстро опухала. Антон брёл куда глаза глядят, опираясь на палку. Надеясь на обыкновенный вывих, попробовал резко дёрнуть лодыжку, но только охнул от пронзительной боли. Опять пошёл дождь. Лес затуманило сыростью, будто с небес опустились серые облака и затопили его. От слабости юношу шатало во все стороны. Ему казалось, что он продвигается вперёд, а на самом деле почти топтался на месте, не ощущая, как погружается в зыбкую болотистую почву. С трудом вытащил больную ногу, рухнул на кочку и забылся в полусне-полуобмороке. Очнувшись, добрался до кустарника, всю ночь продрожал от сырости. И только под утро забылся тяжёлым сном…

Когда открыл глаза, смутно разглядел перед собой зелёное чудовище. Ритмично раздувая морщинистое горло, оно смотрело холодными глазами. Антон вяло махнул рукой; чудовище, квакнув, отскочило в сторону. Следом отпрыгнула ещё одна жаба. Усмехнувшись, он выполз из кустарника и зажмурился от ослепительного света. Утреннее солнце торжественно сияло на пронзительно голубом небе, радуясь победе над мрачными тучами. Несмотря на ранний час, кругом всё парило, терпко пахло влагой.

«Ну, наконец-то! — задохнулся от восторга Антон: в эту минуту он, словно древний солнцепоклонник, готов был молиться живительному светилу. — Теперь-то Ирину Фёдоровну найдут». Он снял мокрую одежду и осмотрел раны. Плечо, похоже, затягивается, ссадина на голове тоже, а нога — подумаешь! — всего лишь вывихнута. Можно смело идти дальше.

Греясь на солнышке, он подумал о том, что во французской кухне лягушки считаются деликатесом. Такого добра здесь было полно. Попив из болотца, вычислил по солнцу восток и, опираясь на палку, тронулся в путь. К полудню вышел на едва заметную тропинку и решил никуда не сворачивать. Припекало, в горячем воздухе роилась мошка. Антон натянул куртку на голову, но всё равно не успевал стирать с лица и шеи грязный бурый пот. Вскоре глаза окончательно заплыли от укусов, губы опухли, и он ковылял почти вслепую, изредка поглядывая на тропу.

Справа открылась небольшая, заросшая мелкой земляникой лужайка, которую пересекал сухой ствол берёзки. Облизнув пересохшие губы, Антон шагнул на неё и неожиданно провалился вниз. Упал на гнилые, хрустнувшие под ним колья. Резкая боль разорвалась в груди. Его вырвало. Разлепив глаза, он разглядел над собой просвет. Ему показалось, что попал он в охотничью звериную ловушку. Невыносимо болело тело, кружилась голова. «Всё, — тяжёло проворочалась мысль. — Здесь и останусь».

От боли и слабости не мог даже шевельнуться. Попытался глубоко вздохнуть и окунулся в безразличие. В сознании медленно проплывали бессвязные картинки: вот он, маленький, бежит навстречу отцу, вернувшемуся из военной командировки; вот торжествующе раздаёт одноклассникам выигранную в споре коробку мороженого — за выученного наизусть «Евгения Онегина»; вот тревожное лицо мамы, умоляющей не ехать в Аржаан…«Мамочка, — прошептал он, — как же так?».

Он долго неподвижно лежал в яме, пока не услышал шорох. Разлепил глаза и увидел склонившуюся над ним золотоволосую девушку с ангельской внешностью — ту самую, которая приснилась в вертолёте. Призывно махнув тоненькой ручкой, она медленно исчезла на поверхности. Антон от неожиданности приподнялся, напрягся и на одном дыхании вскарабкался наверх. Оглянулся — никого не увидел. «Привиделось, должно быть, опять» — вяло подумал он. Отдышавшись, попытался встать, но не смог. Тогда он пополз.

Стемнело, когда он выбрался на каменистую почву. Впереди виднелась невысокая гряда с редкими широкими деревьями. Антон полз, сбивая руки, хватаясь за камни и траву. Куртку оставил у ямы, она сковывала движения, и теперь жалел об этом: футболка разодралась, и кожу пощипывало. «Заражения не миновать, — морщась, думал он. — Надо найти воду, промыть. Неужели и ребро сломал? А может, просто ушиб? Воды надо, воды…».

Наконец он добрался до кривой ветвистой берёзы. Хотел осмотреться, но сил не было никаких. Лежал и безучастно глядел в ночное звёздное небо. Стояла тишина, изредка прерываемая всплесками. «Значит, где-то рядом вода. А где вода, там жизнь». Представил, как окунается в живительную влагу и сдвинулся с места.

Вдруг неподалёку прозвучал жалобный детский плач, следом послышался негромкий стук. Антон насторожился, приподнял голову и на фоне синеющего неба увидел несколько фигур с палочками. Опираясь на них, существа шли в его сторону. Он разглядел лохмотья, прикрывающие их кости, скелеты. Голые черепа поблёскивали в лунном свете.

Страх и ужас пронзили его. Мертвецы, постукивая посохами, неотвратимо приближались к берёзе. Сбивая локти, Антон попятился к широкому стволу, стремясь укрыться за ним, и неожиданно провалился в пустоту. Миг, и он летел вниз, в глубокое ущелье, сквозь ветви растущих на склоне деревьев, а они впивались в его тело, в лицо, рвали на части, но он уже ничего не ощущал, когда бездыханный упал на каменистую площадку.

Глава 7

По Руси великой, без конца, без края,

Тянется дорожка, узкая, кривая…

Да куда ни глянешь освежённым взором,

Отовсюду веет тишью и простором.

(А. Н. Апухтин).

Охотник Пётр Матвеевич проснулся, как обычно, на рассвете. Зажёг лампу, воткнул ноги в калоши и подошёл к печке. Огонёк осветил бледное осунувшееся лицо парня. Глубокие рваные ссадины на щеке подсохли и затянулись. Хозяин перевёл лампу ниже: плечо не кровоточило, опухоль на ноге опала, дыхание было ровным. «Кроме смерти, от всего вылечишься», — довольно усмехнулся он, взял сухари для Чары и вышел на крыльцо.

В тайге стояла предутренняя тишина. Лапы могучих сосен, окружавших избушку, застыли во сне. На желтоватом фоне горизонта неподвижная черемуха у баньки казалась нарисованной. Безоблачное серо-голубое небо предвещало ясный день.

Пётр Матвеевич жил в охотничьей заимке, приютившейся на вершине пологого каменистого склона, заросшего у подножья родниковыми травами. В трёх верстах от него рядом со сгоревшим хутором обитала знахарка Татьяна с внучкой Дарьей, да где-то за Нечистым ущельем в похожей на землянку избе гнездился седобородый дед Фрол. До ближайшей деревни, куда охотник изредка ездил на лошади за продуктами, было почти полдня пути. Оттуда он взял в жёны вдовую женщину, но прожил с ней недолго — напилась она студёной воды из родника, занемогла и быстро угасла. Позже таёжник закопал и старого пса. Остался с лошадью и тремя козами. А несколько зим назад в капкан попалась матёрая волчица. Когда вытаскивал окоченевшую хищницу, увидел чёрный пушистый комочек. Был он такой шустрый да забавный, что охотник не удержался, ласково прижал тёпленькое тельце к щеке: «Ах, ты, волчара моя». Так и приклеилось — Чара да Чара. Вскоре он не представлял свою жизнь без поджарой мускулистой помощницы.

Петр Матвеевич был белобрыс, сухощав, бородат. На широком лице голубели по-ребячески распахнутые глаза, из пшеничных зарослей торчал крупный, свёрнутый набок нос. Родился и вырос он в тайге, в староверческой семье. С детства отличался порывистостью, неусидчивостью, мечтал посмотреть белый свет. Служил на востоке моряком, ходил на торговых судах, попал в кораблекрушение. Выжил кое-как, осел на берегу, устроился на рыбную базу механиком автомастерских.

О прошлой жизни вспоминать не любил, хотя постоянно носил выцветший, перештопанный полосатый тельник. В бурные времена перестройки, уже на суше, ему пришлось два месяца отсидеть в заключении. Однажды весной командировался он в крупный портовый город, где на площади попал в бушующую митинговую толпу. Помятого, ничего не соображающего зеваку притиснуло к памятнику Ленину. Трое мужчин разъярённо стаскивали с постамента упирающуюся женщину с красным бантом на груди. Её горький отчаянный взгляд резанул сердце моряка. Пётр оторвал двух молодчиков, но получил сокрушительный удар палкой в лицо. Сплевывая сгустки крови, нащупал он в кармане свинчатку, бросился к ним и… очнулся на больничной койке. Там и узнал об окончании истории. Одного громилу чудом вытащили с того света, другой стал заикаться, а третьего найти не смогли. В камере, пока шло дознание, измусолил Пётр кем-то забытую потрёпанную книжицу писателя Даля — без начала и конца. Почти наизусть выучил сказку-притчу о журавле, который сидел в поле и думал о том, чтобы хозяйством обзавестись, гнездо свить да хозяюшку добыть. Прочитал и затосковал о доме; вскоре и вернулся в тайгу.

Теперь ему было под шестьдесят.

Лежащего без сознания парня они подобрали в Нечистом ущелье дней десять назад. В то утро, добыв трёх куропаток, он возвращался к избушке, как вдруг Чара сорвалась с места и огромными прыжками помчалась вперёд. «Гости», — решил охотник. Так и есть: навстречу меж сосен, легко скользя по валежнику, бежала Дарья, знахаркина внучка. Ветерок плескал её длинные золотистые волосы, белое платьице развевалось парусом, по худеньким ножкам хлопал полотняный мешочек. Она мчалась так стремительно, что, казалось, опережала даже слова, которые выкрикивала на ходу.

— Стой, стой! — поймал охотник девочку, пролетевшую было мимо. — Стой! Да что случилось-то? С бабой Таней что?

— Там, там! — округлив огромные синие глаза, нетерпеливо подскакивала на месте Даша, отталкивая прыгающую же волчицу. — В ущелье лежит. Там. Быстрее…

— Да кто там!?

— Человек. Весь побитый, раненный. Не дышал. Я пошептала, сейчас дышит. Его в дом надо. Скорей! Бежим!

— Стой! Не Олег ли случайно?

Девочка отрицательно мотнула головой, рванулась вперёд и, оглядывась на ходу, скрылась из глаз. Чара метнулась следом, но остановилась, дожидаясь хозяина. Пётр Матвеевич очень любил Дашу. Его поражали необыкновенные способности девочки. Она напоминала свою бабку, Татьяну, в молодости. Тогда они с друзьями-подростками стайкой ходили за хуторской красавицей и украдкой подсматривали за её чудесными приёмами лечения.

Однако то были детские впечатления. Седого же, немало повидавшего охотника удивить было непросто, — девочка изумила. Однажды Пётр Матвеевич шёл мимо Змеиной поляны и услышал громкое шипение. Подкравшись ближе, раздвинул кусты и обомлел. С десяток крупных пятнистых змей кружили вокруг Дашиных хрупких ножек, а она, поводя узкими ладошками в воздухе, шипела вместе с ними, извивалась, и в этом магическом танце трудно было разобрать: где змеи, а где ноги…

Но девочка не росла лесной затворницей. Несколько лет назад охотник отвёз её в райцентр, где она записалась в школу и две зимы прожила у двоюродной сестры бабы Тани. Именно тогда появилась у Петра Матвеевича страсть. Зашли они с Дашей в книжный магазин за учебниками, и увидел он толстую книгу «Пословицы русского народа» В. И. Даля, того самого, написавшего сказку о журавле. Ёкнуло в душе охотника, осторожно перевернул обложку. Так и застыл перед полкой, шевеля губами. Но уж очень дорого стоила книга, и он ещё долго оглядывался на магазин, провожая девочку к дому.

А следующей весной притихшая, необычайно серьёзная Дарья зашла к нему в избу и протянула красочный пакет. «Это тебе, дедушка, от нас с бабой Таней», — будничным голосом произнесла она, но её огромные глаза торжествующе сияли. Когда он дрожащими руками взял в руки желанную книгу, она подскочила к нему, расцеловала в заросшие щеки и умчалась, сопровождаемая радостно прыгающей Чарой.

С тех пор Даша не жила в городе, — не приспособилась, хотя и ездила туда два раза в год сдавать экзамены. В лесу же девочка знала каждую травинку, и каждая былинка знала её. Поэтому Пётр Матвеевич совсем не удивился тому, что «побитый» человек попался именно ей.

Вот и ущелье. Глубокое и каменистое, поросшее по склонам многоцветьем, оно издавна считалось нечистым местом. Солнечные лучи почти не освещали его дна, устланного костями то ли людей, то ли животных. Недолго гостивший у охотника молодой парень Олег однажды прикатил оттуда бронзовый котёл с массивными вертикальными ручками — для банной, мол, воды. Но Пётр Матвеевич убрал посудину вглубь загона, укрыл сенной трухой: из ущелья же, мало ли что… Хранится котёл до сих пор, а Олега уже нет — повадился ходить в глухие чащи и топи, да сгинул. Остались от него лишь книжка и стопка исписанной бумаги…

Охотник осторожно спустился по едва заметной тропинке, вьющейся между сумрачных скал, и перешёл ручей. Девочка была внизу, на крохотной каменной площадке, возле неподвижного человека.

— Дышит? — он приложил пальцы к горлу, стараясь уловить биение. Перед ним лежал совсем ещё молодой парнишка. На перепачканном кровью и грязью лице застыл страдальческий оскал, одежда была разодрана в клочья, голова и тело кровоточили, кулаки сжимали засохшую траву.

Даша протянула тонкие ладошки к его голове:

— Холод от него.

Пётр Матвеевич взглянул вверх. Высоко над ними, вдоль каменной гряды, свисали корневища деревьев, которые уже не умещались на склоне, сползали вниз, загораживая свет. Тянуло промозглой сыростью. Охотник вспомнил о маленьком самолёте, кружившем над тайгой. Обычно он прилетал во время пожаров, но в лесу палёным не пахло. «Может, его искали?». Он оглянулся. Волчица наблюдала за девочкой, которая что-то шептала, легко проводя ладонями по голове незнакомца.

«Да-а-а… Совсем ещё мальчик. Собираемся жить с локоть, а живём с ноготь». Вздохнув, он полез за ножом. Неподалеку росли невысокие берёзки, пора было мастерить волокушу.

— Деда Пётр, — вдруг низким голосом проговорила девочка, — отойди от нас. И Чару уведи.

Охотник пристально взглянул на неё, подозвал волчицу и отошёл к краю площадки. Даша постояла с зажмуренными глазами, сняла с плеч полотняную сумку, достала туесок со снадобьем, маленькие ножницы, иконку с изображением Девы Марии, берестяную фляжку с водой. Извлекла из мешочка золотой обруч с вкраплёнными драгоценными камнями, золотое ожерелье и два сверкающих золотых браслета. Тоненькая гибкая фигурка выпрямилась, и Пётр Матвеевич окаменел. Перед ним стояла прекрасная юная девушка: золотые украшения сияли, жёлтые пушистые волосы разметались по стану, огромные синие глаза засветились такой силой, что, казалось, солнце снизошло в тёмное ущелье, и камни заблистали радужными красками.

— Дарья, ты что? — прошептал изумлённый охотник.

А девушка между тем вливала снадобье в полураскрытые губы незнакомца, и щёлкала ножницами над ним, и приговаривала нараспев, склонившись над чашей с водой.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!

Стану я, благословясь, пойду, перекрестясь,

Из дверей в двери, из ворот в вороты, во чисто поле.

В чистом поле стоит церковь. В этой церкви стоит престол,

За престолом сидит Матушка Пресвятая Богородица…

Она приговаривала всё быстрей и быстрей; ножницы, стрекоча, стремительно порхали вокруг бесчувственного тела. Петра Матвеевича словно обволокло туманом. Всё затихло; в пустоте раздавался только напористый страстный заговор.

…Так сгрызай и скусывай с его головы,

С мозгу, с горла, с лица, с рук, с ног, с нутра,

С белого легка, чёрного печени, с ретивого сердца,

Со всего тела белого щипоты, ломоты, скорби, болезни…

Пётр Матвеевич вспоминал потом, что назад он двигался, едва волоча ноги, будто тащил на волокуше громоздкую тушу медведя, а не худенького паренька. Причем деревья как бы расступились перед ними, открывая ровный путь домой. Даже Чара, и та, необычайно присмиревшая, шла рядом, а не бежала стороной. Позже он решил, что Дашино колдовство коснулось и волчицы.

Почти десять суток пробыла девочка в избушке охотника, лишь слетала, как ветерок, к своей бабке-знахарке да к Фролу за снадобьем и мазями, и снова села у изголовья парня. Пётр Матвеевич тем временем съездил в деревню за продуктами, где узнал об аварии вертолёта и о пропавшем человеке. И даже захватил местную газетку с сообщением.

Вернулся вчера днём, а вечером Даша известила его о выздоровлении больного, окинула незнакомца долгим взглядом и ушла домой.

Глава 8

Но настанет пробужденье,

Новым чувством вспыхнет взгляд,

«Возрожденье! Возрожденье!» —

Струны сердца зазвенят.

(К. Д. Бальмонт).

Огромная змея пристально смотрела холодными глазами. Пахнув лесным ароматом, она громко заблеяла, скользнула за кочку и пропала в болоте… Открыв глаза, Антон разглядел светлеющее окно. Блеяние раздавалось оттуда — нетерпеливое, раздражительное.

Тусклый свет освещал огромный букет пёстрых полевых цветов. Широкая чаша на деревянном столе казалась изображённой на холсте разноцветной полянкой. В углу стояла кровать, на бревенчатой стене висели два ружья, сумки и календарь, пол устилала шкура животного. Сам он лежал на большой печи, в длинных, до колен, трусах. Ступню левой ноги стягивала повязка.

Опустив закружившуюся голову на подушку, Антон напряжённо прислушался к звукам. Перед глазами мелькнули обрывки картин: курган, Сакелава, стрельба, вертолёт, болото… «Почему болото? Где я?», — вяло подумал он. Осторожно сполз на пол, проковылял к распахнутой двери и оторопел — на крыльце лежала огромная чёрная собака с немигающими жёлтыми зрачками.

— Не бойся, парень, не бойся, она не кусается. — От низенького жердяного строения с кувшином в руках вразвалку шёл бородатый старик в старенькой тельняшке. — Волчица эта, кличут Чара… А ты зайди в дом, зайди. Сейчас завтракать будем. Без соли, без хлеба худая беседа.

Антон прислонился к двери.

— Где я?

— В тайге ты, парень. Где же тебе ещё быть-то? Пройди к лавке, присядь, тяжело, поди, стоять.

Хозяин нарезал хлеб, достал из кастрюли мясо, плеснул в кружку молока.

— Почему я здесь?

— А ты и не помнишь? Хм… С неба ты упал, парень. Как ещё живым остался, непонятно. Видно, кто-то молился за тебя горячо. — Он достал из сумки неровно оторванную из газеты страницу.

— На вот, почитай.

Антон схватил клочок, впился глазами. Так… Значит, вертолёт упал… А кто погиб — пассажиры, экипаж? В посёлке они взяли на борт мужчину и женщину. Смутно мелькнули вывороченные в сторону ноги. Он наморщился, но вспомнить ничего не смог.

— Давно я здесь?

— Вторая неделя пошла.

— Вторая неделя?! А как же мама, Сергей Сергеевич? Они знают обо мне?

— Я сказал в деревне, они в милицию сообщат. Там телефон есть, и автобус в район ходит.

— В какой деревне? — не понял Антон. — Я же в городе живу. Надо ехать. Где моя одежда?

— Погоди, парень, погоди. Куда ехать-то? До деревни полдня на лошади, а уж до твоего города и подавно. Здесь же тайга, глухомань.

— Доберусь. Вы только дорогу расскажите.

Приподнявшись, он покачнулся и угодил ладонью в букет. Сладкий аромат поплыл по избе. Охотник подхватил его под руки, повёл к кровати. «Места живого на нём нет, а всё туда же — доберусь, — пробормотал он, — куда доберёшься, до первого оврага? Тебя и осталось-то на кошачий обед. Дай-ка я повязку поменяю»…

Раны Антона затягивались быстро и вскоре уже не напоминали о себе. Лишь иногда подёргивался длинный рубец на щеке, да покруживалась голова. Пётр Матвеевич поил его настоем, накладывал целебные мази. На расспросы отвечал гордо: «Бабка тут живёт, знахарка. Из трав и кореньев делает. Всю хворь вышибает!». Лекарства и впрямь оказались волшебными, — силы прибывали с каждым часом.

Просыпались они на рассвете. Поначалу Антон ходил с Петром Матвеевичем на охоту, но к делу не приспособился: то слишком шумно пробирался по лесу, то заглядывался на шустрый родничок или на усеянную ягодой полянку, а однажды забыл у муравейника ружьё. Таёжник только качал головой, но после встречи с хозяином тайги перестал брать его с собой. Произошло случайно, — медведь сам вылез из малинника. Антон застыл на месте, и если бы не Чара, злобно ухватившая зверя за «штаны», неизвестно, что бы приключилось дальше. Охотник двумя выстрелами завершил стычку.

Из деревни, между тем, вестей не было. На пятый день Антон не выдержал.

— Пётр Матвеевич, расскажите дорогу к деревне. Пойду я.

— Я и сам не могу понять, в чём дело, — почесал бороду хозяин. — Оно, конечно, пока сообщили, пока соберутся, то, сё… В общем, давай так, парень. Ждем ещё дня два-три и выступаем. Долечись уж до конца. Да и бабке Татьяне надо передать, чтобы за козами посмотрела.

Антон согласился. «Два дня, действительно, ничего не решат, а когда еще доведётся попасть в такие края?». И с головой окунулся в лесную жизнь. Поутру вскакивал с печи, выпивал кружку козьего молока, цеплял к поясу нож и уходил в лес один. До вечера бродил по тропинкам. Наблюдал за растениями, таёжной живностью, дышал изумительным воздухом, испытывая при этом необычайную телесную легкость. Ложился на сухой островок травы и бездумно смотрел на просветы в верхушках деревьев, гадая, на каких животных похожи силуэты. Бывало, и засыпал, пока не разбудят упавшие на лицо сосновые иголки.

Иногда рисовал в воображении картину возвращения домой. Мама, конечно, всплакнёт, как тогда, при встрече из армии, и поспешит в магазин за чем-нибудь вкусненьким. Отец расспросит о командировке, об аварии, и, как военный человек, поинтересуется техническими подробностями.

Потом Антон зайдёт в супермаркет и… Но здесь представление мутнело: лицо Светы заслоняли бегающие по кассовому аппарату пальчики с красными ноготками. Она, конечно, сразу поведёт его в кафе и закажет шампанское. Антон вздохнул: что ж, придётся пить вино, однако затем он непременно попросит мороженое с клубникой.

А вскоре пришла тоска по книгам. И чем больше он думал о них, тем острее желал вдохнуть запах маленького печатного чуда, листнуть страницу-другую и, вживаясь в воображаемый мир, радоваться, негодовать, плакать и смеяться. И тогда он пробовал читать стихи. Вспоминались они с трудом. Поэзией Антон увлекался в школьные годы, а потом армия, трудности с работой, служба в охране — занятия, к стихам не особо располагающие. «Лета к суровой прозе клонят», — посмеивался над собой.

Однажды с ним произошёл странный случай. В голове назойливо крутились первые строки стихотворения, а продолжение не вспоминалось. Он брёл к роднику, бормоча: «Я уходил в леса такие, каких не сыщешь наяву…». Повторял ещё и ещё, но — никак! И тогда в отчаянии прокричал их на весь лес, вспугивая полуденный сон его обитателей. Память словно шевельнулась, пробуждаясь от долгой спячки. И он вспомнил!

Я уходил в леса такие,

Каких не сыщешь наяву.

И слушал вздохи колдовские,

И рвал нездешнюю траву…

Запнулся и вдруг услышал хлопки. Доносились они из ельника. Легонько качнулись ветви, и стало тихо. Недоумённо осмотревшись вокруг, Антон осторожно приблизился к елям: лес как лес, ничего особенного. «Что же это было? Хлопанье веток, птичьи звуки? Или просто послышалось?».

Вечером, за ужином, он рассказал о происшествии Петру Матвеевичу. Ему показалось, что в глазах охотника мелькнул огонёк.

— Кабы знал да ведал, всего бы отведал, — хозяин вытер бороду полотенцем и отодвинул тарелку. — А может, это скрип был?

— Да нет, хлопки.

— Хм… Неужели мертвяки хлопать стали.

— Мертвяки?! Какие мертвяки?

— Из Нечистого ущелья. Где мы нашли тебя.

Он косо взглянул на ошарашенного юношу.

— Есть одна побасенка… В общем, когда-то, давно, вместо ущелья кладбище было, там много папоротника каждый год родилось. Однажды, сказывают, женщина с ребёнком ночью туда пошла. Отговаривали её люди, нет — пошла, уж больно он там ядрёный был. Говорили ей, что сзади будут свистеть, плясать, но оглядываться не надо. Женщина старалась быстрей доделать дела. А ребёнок сильно плакал, кричал. Она обозвала его чернаком и сказала: «Чтоб ты провалился!». И тут же ребёнок провалился сквозь землю. Так и образовался овраг, а потом ущелье. Теперь там иногда слышен детский плач, и к прохожим стали мертвяки привязываться. Особенно к незнакомцам. А теперь ещё и нечистая сила собирается… Вот такие дела. Хочешь, верь, хочешь, не верь. Коли люди врут, так и я соврал.

Антон в задумчивости вышел на крыльцо. Вечер был тёплый, тихий. Сгущались сумерки, в тёмно-синем небе проявились первые звёзды. Рассказ охотника озадачил его. Мертвецы, плач ребёнка… Где-то он об этом слышал. Но где? «А вообще, всё это суеверия. Мифы, легенды, фольклор», — решил он.

Ночью ему приснился сон. Он пробирался по сумрачному лесу через груды валежника, болотистые заросли и скоро оказался в непроходимой чаще. Сплетённые с кустарником ветви деревьев отталкивали его назад, зажимали со всех сторон. Измученно опустившись на мшистую землю, он склонился к ногам и вдруг услышал потрескивающий шелест. Поднял голову и увидел над собой сгусток света, похожий на пламя свечи. Сияние усилилось, разлилось, заполнило пространство и плавно вынесло его на зелёную цветочную лужайку.

Глава 9

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

(А. С. Пушкин).

Пётр Матвеевич, управившись с хозяйством, лежал в одежде на кровати и поглядывал на завтракающего Антона. Парень был явно не в себе: водил ложкой мимо тарелки, глядел в одну точку, вздыхал. «Зря я про ущелье рассказал, — досадливо морщился охотник. — Хотел предостеречь, а, похоже, только раздразнил. Или о хлопках вчерашних думает?». Он догадывался о том, кто мог шалить в кустах. Глаза маленькой сиделки ещё у ложа израненного парня лучились сиянием. Бывший моряк имел немалый опыт по части женского пола. Понимал — девочка выросла. Уведёт его, как пить дать. И опять он останется один.

— Подождём ещё денек и отправимся. Ты бы полежал, отдохнул перед дорогой.

— Нет, Пётр Матвеевич, пойду я, — снова вздохнул Антон, помолчал и обречённо добавил. — Надо идти.

— Ну, сходи, сходи. Только от ущелья подальше держись.

Антон опустил голову. Он и вправду собрался к Нечистому ущелью. Его тянуло туда с неизъяснимой, почти осязаемой силой. Ночью он, словно лунатик, спустился с крыльца, а очнулся уже в лесу от вспорхнувшей из-под ног птицы. Недоумённо оглянулся: избушка едва проступала в темноте. Вернулся, залез на печь и промучился до рассвета.

— Да я к роднику схожу… землянику поищу.

— Ягодки, значит, захотелось, — охотник встал. — Запомни, парень. Ведьмы любят оборачиваться то птицами, то змеями, то ещё кем-нибудь. Если она кинется на тебя, бей наотмашь, и один раз. Понял?

Опытного таёжника не обманешь, и всё-таки Антон спустился к роднику, оглянулся и прыжками достиг густого кустарника. Дальше продвигался, сверяясь по солнцу. Пётр Матвеевич рассказывал, что ущелье находится к северу от избушки, к нему ведёт широкая тропа. Покружившись по лесу, Антон, в конце концов, набрёл на неё. Зашагал быстрее и внезапно упал навзничь, едва успев выбросить ладони перед собой. Недоумённо оглянулся, встал, отряхивая колени, шагнул и — снова повалился на землю. Поднял голову, напряжённо прислушался. Стояла тишина. В стороне каркнула ворона, тонким посвистом ответила какая-то пичужка. Он осторожно потыкал ножом песок и вдруг рассердился на себя. «Чушь какая-то! Упал и упал, что особенного? Все падают, не я один».

Тропа шла в гору. За поворотом виднелся широкий зелёный просвет. Антон прибавил шагу и… опять оказался на траве. Теперь он заволновался не на шутку. По спине поползли мурашки, задёргался шрам на щеке. Говорил же охотник избегать чёртового места! Вернуться назад? Но до поляны рукой подать. Он встал на четвереньки и, быстро перебирая руками и ногами, засеменил наверх. И тут раздался заливистый смех. Справа зашелестел кустарник. Мелькнуло белое, воздушное; смех прозвенел, как колокольчик, и, затихая, пропал в чащобе.

«Ведьма!» — обожгла мысль. Он вскочил на ноги и, не отводя взгляда от кустарника, боком забрался на возвышенность. Повернулся и обомлел.

Поляна переливалась солнцем и разнотравьем. Сотни мелких цветов всевозможных оттенков устилали её ярким ковром. Слева виднелась цепь камней. Антон подошёл к краю утеса и задохнулся от восторга — перед ним распахнулось громадное ущелье. К каменистым склонам лепились низкие и широкие, словно зонтики, деревья. Между лесистыми холмами неровными пяточками зеленели долины.

Чувство невероятной легкости овладело им. Впору было взмахнуть руками и взлететь над пустотой. Его неудержимо тянуло к пропасти, закружилась голова. Отступив назад, он привалился к тёплым камням. Долго лежал без движения, поглядывая сквозь ресницы на сверкающее солнце. Рядом порхали бабочки, тонко жужжали насекомые. Пахло душистым и сладким. Он вдруг вспомнил, как, очнувшись в охотничьей избушке, увидел на столе такую же благоухающую цветочную «полянку». Откуда она взялась? Надо спросить у Петра Матвеевича…

Наверное, он задремал, потому что открыл глаза от пристального взгляда. На него смотрела огромная змея. Зрачки её завораживали. «Ведьма!» — мелькнуло предостережение охотника. Антон попытался встать, но тело словно парализовало. Скосив глаза, он увидел клубок больших извивающихся особей. В стороне раздалось шипение. На солнечную полянку вышла тоненькая золотоволосая девочка. Приблизившись к змеиному стаду, она подняла узкие ладошки и зашипела громко, требовательно. Нехотя скручиваясь и шурша по цветочному покрову, пятнистые твари скрылись за камнями.

Девочка наклонилась, и Антон онемел. Огромные синие глаза, казалось, поглотили его. Задыхаясь от нахлынувших чувств, он зачаровано выдохнул: «Вот это да-а-а!». Глядел на неё и не мог оторваться. Но вот видение, легонько тряхнув головой, исчезло из виду.

— Я думал, ведьмы в змей превратились, — пробормотал он, поднимаясь. — Пётр Матвеевич говорил.

Девочка исподлобья смотрела на него.

— Это охотник, в избушке живёт, — краснея, пояснил Антон. — А вы… ты кто?

— Я тоже в лесу живу.

Она была невысокого роста, ему по плечо. Ветерок развевал её белое платьице и длинные золотистые волосы, розовые пухленькие губки слегка дрожали. «Лесная русалка, — подумал Антон. — А может, она… тоже превратилась?».

— Суеверия это всё. Про ведьм, — нахмурился он.

— И совсем не суеверия. Смотри!

Она подалась вперёд, к пропасти, неожиданно поднялась в воздух и исчезла внизу. Антона бросило в жар. Он кинулся следом, но в последнюю секунду ухватился за выступ, заполз назад, на утёс, и, свесив голову, закричал: «Ты где? Ты где?!». Но даже эхом не отозвалось мрачное ущелье.

Сзади раздался звонкий смех. Антон резко обернулся: девочка выглядывала из кустов. Тяжело дыша, он отошёл к камням, сел и опустил голову на колени.

— Не обижа-а-айся, — проговорила она, слегка растягивая слова. — Здесь совсем рядом площадка. И прыгать на неё не больно.

Он хмуро смотрел в сторону.

— Ну, Анто-о-он, я больше не бу-у-уду. Правда-правда!

— Ты знаешь моё имя? — удивлённо поднял он голову. — А тебя как зовут?

— Даша. А деда Пётр зовёт меня по-взрослому, Дарьей.

— Так ты и есть знахаркина внучка?!

— Да. Баба Таня моя бабушка.

Они молча выбрались на тропу. Антон напряжённо выбирал темы для разговора, но все они казались глупыми, неуместными. Молчание затягивалось. Девочка, собирая цветы, следовала чуть позади, словно вела его под конвоем. А он боялся поднять голову, и от того ещё больше хмурился, а потом стал покашливать.

— Простудился? — прозвучал участливый голосок.

От неожиданности он вздрогнул, покашлял громко, солидно и осмелел.

— У вас погода всегда такая тёплая?

— Да, летом у нас тепло, — ответила Даша, — а зимой у нас холодно. А у вас?

— И у нас холодно, — мгновенно откликнулся он, косясь на неё. Лицо девочки было серьёзным.

— А ещё, — продолжала она, — у нас весной на деревьях распускаются листочки, а осенью они опадают. А у вас?

Он остановился. Девочка поджала губки, еле сдерживая смех. Её очаровательное личико так ясно, по-детски, казалось шаловливым, что Антон невольно хохотнул. Прыснула и Даша. И они засмеялись — искренне, заливисто, неудержимо. Смеялись известному только им одним, и никому больше. Ни сороке, тревожно выглянувшей из кустов, ни испуганно скользнувшему в заросли зайчику, ни застывшим в вечных раздумьях деревьям, ни земле, ни небу, ни солнцу, — хотя оно, конечно, догадалось и засияло в тот миг особенно ярко, радуясь соединению двух сердец.

А потом Антона словно прорвало. Он говорил обо всём, что приходило в голову. С восторгом отзывался о природе, об охотнике, о Чаре. Рассказал о вчерашних аплодисментах лесных жителей, на что Даша похлопала в ладошки и забавно, нараспев, спародировала его: «Я уходи-ил в леса таки-и-ие…».

О себе она говорила мало. Нехотя ответила, что родителей у неё нет, и она всё время живёт с бабушкой. Зато слушала охотно, с блеском в глаза. Иногда Антон удивлялся её наивным вопросам, хотя понимал, что имеет дело с лесным диким существом. «Да как можно в двадцать первом веке не знать компьютера или сотового телефона! — возмущался он. — Не смотреть телевизор, не бывать в других городах и странах. Не изучать науки, не летать в космос, не изобретать вечный двигатель, наконец! Это… это же невежество!».

Тут же спохватывался и косился на неё. Но девочка молчала, лишь исподлобья прожигала синими глазищами. А когда он опять разошёлся по поводу образа жизни — не отшельников, нет, а тех людей, которые понапрасну коптят белый свет, превратились, по сути, в бездушные механизмы по переработке пищи, забыли истинную, созидающую цель существования, — тогда Даша остановилась, пропустила его вперёд. И вдруг Антон упал на траву, растерянно оглянулся и увидел, как она, прыснув в кулачок, легко скользнула в чащу, рассыпая за собой цветы, словно указывая ему дорогу.

Долго-долго не мог он уснуть в ту ночь! Беспрестанно ворочался на печи, выходил на крыльцо, ложился, снова вставал. И только под утро растворился в сонной томящейся истоме. А потом на цветочном лугу догонял золотоволосую девочку, с ужасом оглядываясь на шипящих змей…

Поднялся поздно, вялый и голодный. Пётр Матвеевич, выставив на стол кастрюлю, выжидательно сел напротив.

— Ну, рассказывай. Где был вчера, что делал?

— Да-а… — Антон пододвинул тарелку. — К утёсу ходил, девочку одну встретил.

— Дарью? Ну! О чём говорили-то?

— Она о городе расспрашивала, пещеру обещала показать. — Он вспомнил рассыпанные цветы. — Пётр Матвеевич, а где они с бабушкой живут, далеко отсюда?

— Уже и в гости пригласила?

— Да нет, я так, издалека взглянул бы и назад.

Поднялся, походил по избе.

— У вас зеркала случайно нет?

Охотник, усмехнувшись, направился к сундуку.

Антон долго смотрел в мутноватый с трещинами осколок и не узнавал себя. Худое, обросшее чёрным пушком лицо, длинный уродующий шрам. Складка поперёк лба, брови в полоску, в глазах усталость. Дикобраз! Нахмурившись, он с силой провёл ладонью по щекам и неловко, не глядя, положил зеркало на край стола. Дзинь! — и по полу разлетелись сверкающие кусочки. Он бросил виноватый взгляд на хозяина и кинулся за веником. Собирая в кучку осколки и стеклянную пыль, услышал бормотание Петра Матвеевича: «Зеркало разбивается, беда раба Антона не касается». Заметил, как охотник перекрестил его, вздохнул ещё раз и выгреб веником из-за сундука запыленный бумажный сверток.

— Что это, Пётр Матвеевич?

— А-а, вон оно где! — всплеснул руками хозяин. — А я думал, пропало с концами. Погоди, там ещё книга должна быть.

— Книга?! — Антон изогнулся в три погибели и дрожащей рукой зашарил в пыльном углу. Почувствовал укол в ладонь, но продолжал копаться, пока не вытащил потрёпанную книгу. Сунув кровоточащий палец в рот, принялся жадно разглядывать её. На серой перепачканной обложке два обросших шерстью бородача боролись с грифоном. Внизу краснело название — «Загадки древних цивилизаций: скифы».

Охотник рассказал, как однажды на рассвете, недели за две до появления Антона, в дверь избушки отчаянно заскребла Чара. Привела она хозяина к баньке, где, привалившись к срубу, лежал широкоплечий с длинными светлыми волосами парень лет тридцати, обутый в диковинную без каблуков обувь. За голенищем его правого сапожка виднелась узорчатая ручка старинного кинжала, из-за пояса торчала книга.

К обеду незнакомец очнулся, удивлённо уставился на охотника. Подошёл к настенному календарю, полистал. Назвался Олегом, владельцем строительной фирмы. Стал расспрашивать о каких-то людях с непонятными именами и о кургане, через который он будто бы прошёл в древний мир, к скифам. Там он вроде как спасал девушку, а враги запустили в него отравленную стрелу, которая задела книжку и поясницу. Показал рану и пятно на переплёте.

Днём Олег ходил по окрестностям, а ночью что-то писал. Однажды то ли в шутку, то ли всерьёз сказал охотнику: «Мы, Матвеич, скоро с тобой разбогатеем. Гостиницу построим с тёплым туалетом и будем экскурсии водить. По местам боевой славы наших предков. Тут раньше такие дела творились, да и сейчас есть, что показать, надо только найти». Потом парень внезапно пропал…

— Древние курганы, — задумчиво произнёс Антон, вспоминая Аржаан. — У вас его листочки не сохранились?

— Вон те бумаги и есть, что ты из угла вымел.

Антон схватил свёрток, стряхнул пыль. Сверху крупными прописными буквами было выведено — «Мои приключения в стране скифов». Быстро просмотрев несколько листов, он заглянул в окончание, прихватил со стола книгу и торопливо пошёл к дверям.

— Я к загону! — крикнул на ходу. — Почитаю.

Охотник проводил его задумчивым взглядом, почесал бороду и принялся дометать пол. Отнёс осколки разбитого зеркала в лес и — от греха подальше — закопал в землю отражающей стороной вниз.

Глава 10

Всё в ней гармония, всё диво

Всё выше мира и страстей;

Она покоится стыдливо

В красе торжественной своей.

(А. С. Пушкин).

Ночью разразилась гроза. Зашумели, потрескивая, деревья, порывы ветра с силой ударили в жалобно побрякивающие стекла. Во тьме загрохотало, избушка осветилась вспышками молний. Послышались частые удары дождя. Антон увидел, как на потолке проступили тёмные очертания, по шее скользнула холодная капля.

— Пётр Матвеевич, — перегнулся он с печки, услышав, как хозяин, ворча, зашевелился. — Кажется, крыша протекает.

Луч фонарика скользнул по стенам.

— О-хо-хо… Обносится тулуп — плешь да шкура. — Охотник накинул на тельняшку блестящий мышиного цвета плащ. — Заштормило всё-таки. Посмотрю, как там в загоне. А ты, парень, переселяйся на лавку, спи, крышу завтра починим.

Но Антон долго лежал без сна. Вслушивался в мерное бульканье капающей в тазик воды и думал о рукописи. До вечера, впечатлённый захватывающим рассказом, гулял он по окрестностям. Бродил по лесу, поднимался на Змеиную поляну, смотрел с утёса на простор. Повествование Олега о приключениях в стране скифов казалось правдоподобным. Записки написал человек, не придумавший эти действия за столом, а совершавший их воочию. И хотя здравый смысл его отчаянно сопротивлялся, интуитивно он доверял автору. Есть же, в конце концов, гипотезы о перемещениях во времени. Все величайшие открытия поначалу казались фантастическими. В любом случае, думал Антон, что-то необычное с Олегом случилось.

Потом он просмотрел книгу «Загадки древних цивилизации: скифы». Два этих письменных источника учинили в его голове немалый беспорядок. Если в Аржаан он летал поглазеть на находки, то теперь задумался о том народе, который в давние времена жил здесь, на земле, где живёт теперь он.

В том, что скифы были его предками, сомнений нет, — погребения он видел своими глазами. Освоившие Сибирь переселенцы тесно перемешались с коренными народами и выдали потомство со скифскими генами. В книге утверждалось, что из 200 дворянских родов Российской империи 132 рода были тюркского или монгольского происхождения, то есть из скифских племён. Мощная цивилизация, созданная почти тридцать веков назад, — тоже факт. «Тогда почему, — терзался вопросом Антон, — почему в учебниках истории существованию русского народа отводится всего два тысячелетия? До этого, мол, по лесам да по горам рыскали дикари, о которых и говорить-то не стоит. А «дикари» эти, между прочим, строили льнокрылые речные корабли, прокладывали подземные ходы под крупными реками. Верховные жрецы скифов у Енисея имели даже летательные аппараты собственного изготовления. В древней индийской книге сохранилось описание их устройства. Разве это не доказательство?».

Его потрясло утверждение о том, что скифы считаются прародителями не только славян, но и всех народов. В книге доказывалось, что история скифов — это история древней цивилизации империи Атлантида. А ведь именно в Атлантиду входили нынешние земли Африки, Америки, Гренландии, России, Скандинавии, а также Средиземья, где жили предки народов Европы и Азии. Великий Прометей был скифским царем, греческий герой Ахиллес был чистокровным скифом.

Антон подумал, что и в его фамилии тоже есть что-то тюркское, татарское: наверняка существовал в те времена какой-нибудь хан Горчак. Да и имя созвучно с племенем антов, имевшим скифские корни. Потом он стал исследовать пятно на книжном переплёте, пытаясь понять: что это может быть, если не яд. Поскрёб, понюхал его. Едва уловимый запах напомнил лекарство, которое давал ему Пётр Матвеевич. Охотник рассказывал, что знахари приготовляют лечебные бальзамы из нескольких веществ, но всегда в них присутствуют сок белого корня и земляной орех. А при смешивании снадобий со змеиным ядом получаются различные ядовитые зелья: от наркотических до смертельных. Пятно на книге пахло белым корнем…

Дождь шумел стройно, ритмично. Гром, затихая, удовлетворённо бурчал в отдалении. Отругав провинившееся в чём-то человечество, небо заботливо отмывало его обитель. Монотонный шум постепенно обволакивал юношу, какая-то мысль ускользала и ускользала от него. «Завтра в тайге будет сыро, — думал он. — А что завтра? Завтра к Даше пойду… к Даше…какая же она всё-таки…». Улыбался он уже во сне.

Утро выдалось тихим, ясным и солнечным. Антон двигался по тайге осторожно, не спеша. Уворачивался от брызжущих ветвей, но всё же промок изрядно, пока выбрался на заросшую дорогу. И сразу повеселел. Солнце припекало; кругом радостно гомонили птицы, пахло грибами и травой. Он шёл, собирая высокую земляничную траву с крупными ягодами, думал о Даше, о её бабушке, о том, что наконец-то увидит жилище настоящей колдуньи. И поначалу даже растерялся, когда за поворотом сверкнул железной крышей добротный сельский дом. «Такие постройки можно встретить и в городе, — разочарованно подумал он. — Где же избушка на курьих ножках да Баба Яга на помеле?».

На крыльце стояла невысокая стройная, как тростинка, старушка в косынке. На морщинистом круглом лице выделялись большие выцветшие голубые глаза.

— Ты никак Петра Матвеевича парень? — вгляделась она. — Тебя ведь Антоша зовут? Подойди поближе.

Легко, почти не касаясь, она пробежала мягкими пальцами по его лицу.

— Славно тебя подлечили, сынок. Ну, пойдём в горницу, пойдём, там и подождёшь. Внучка мне говорила, сейчас прибежит.

— О чём говорила? — опешил он. — Извините, я без приглашения.

Старушка светло улыбнулась в ответ.

Антон не переставал удивляться. В доме было несколько комнат, хотя и обставленных по-сельски просто. Кругом зеленели растения. Подоконники казались цветниками, на стенах висели пёстрые акварельные картинки, тонко пахло сладковатой свежестью. В Дашиной комнатке его поразило множество книг. На широких слегка прогнувшихся полках в два ряда теснились справочники по народной медицине, школьные учебники, томики Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Толстого, Есенина… Дрожащими руками Антон вытаскивал книги одну за другой, перелистывал, втискивал назад, снова брал. «Здесь же целая библиотечка, — думал он, — и совсем рядом. А я почти месяц, как бирюк — без книг, без бумаги».

На столе заметил альбом для рисования. Хотел полистать, но на кухне раздался стук. Отскочил от стола, как ужаленный, торопливо бросил поверх альбома земляничные веточки и вышел в переднюю.

Знахарка лепила на невысоком круглом столе вареники с ягодой.

— Баба Таня, а Даше сколько лет?

— Шестнадцать весной справили, — ответила она, с любопытством глядя на Антона, — школу нынче заканчивает. Тебе-то сколько годков?

— Двадцать один.

— Да-а-а, взрослый уже.

Она улыбнулась, взглянула в окно.

— Бежит. Иди, встречай.

Смущённый Антон вышел на крыльцо. «Вот тебе и дикие, замшелые отшельники! — краснея, думал он. — А я-то, я… Самодовольный юнец, разглагольствующий о прогрессе. Видел же насмешливый огонёк в глазах».

— Ой, Антошка! — Даша подлетела, коснулась руки. Он отвёл взгляд в сторону, заметив улыбку на разгорячённом лице девочки.

Направились в сторону ущелья. Антон шёл хмурый, с опущенными глазами, пинал попадавшие под ноги гнилушки. Начал было рассказать Даше о рукописи, но скоро умолк, — перед глазами стояло «дикое жилище отшельников», набитое книгами и картинами. Девочка тоже посерьезнела и даже не собирала, как в прошлый раз, цветы. У сворота на заросшую лесовозную дорогу они наткнулись на поваленную ночной грозой сосёнку, которая вольно раскинула ветвистые лапы поперёк тропы. Даша прыгнула через неё, задела ногой ветку и упала, вскрикнув, на траву. Обхватив лодыжку, она испуганно посмотрела на него.

Антон легко перешагнул деревцо и склонился над ней. На тоненькой ножке краснела небольшая царапина. Он осторожно коснулся кожи и, словно обжёгшись, отдёрнул руку.

— Что? — расширила глаза Даша.

— Да так, ничего, — он облизнул пересохшие губы. — Рана неопасная.

— Ой, кажется, напухает! Помассируй вокруг.

Вздохнув, Антон легонько стал разминать нежную плоть.

— И как только ты споткнулась, здесь же ребёнок перепрыгнет.

Даша привстала, но тут же, ойкнув, присела на сосёнку.

— Что, больно? — встревожился Антон

— Ага, — кивнула она. — А ты меня не оставишь?

— Ну, скажешь тоже! — Антон важно шмыгнул носом. — Русские в беде своих не бросают.

Он решительно поднял её, бодро воскликнул:

— Командуйте, сударыня, — вперёд или назад?

— Только вперёд, и ни шагу назад, — улыбаясь, она склонила головку ему на плечо.

Антон шёл по тропе с девочкой на руках и удивлялся, какая она лёгкая и горячая. «Может, у неё начинается жар?» — подумал озабоченно. Даша смотрела на него сквозь приспущенные ресницы и чуть не мурлыкала на плече. Слегка пошевелившись, протянула:

— Почитай мне стихи-и-и.

Антон усмехнулся и в такт шагам отчеканил:

— У лукоморья. Дуб. Зелёный. Златая цепь. На дубе. Том.

— Не-е-ет, — закапризничала девочка, — други-и-е.

— Можно и другие. О чём, например?

— О любви, — она метнула острый взгляд.

Он покраснел, мысли заметались.

— Какого автора предпочитаете?

— Ну-у-у… Пушкина.

— Пушкина? С удовольствием! — сразу успокоившись, он дурашливо известил: — Итак, по заявке одной лесной… колдуньи предлагаем вашему вниманию стихотворение великого русского поэта.

О дева-роза, я в оковах;

Но не стыжусь твоих оков:

Так соловей в кустах лавровых,

Пернатый царь лесных певцов,

Близ розы гордой и прекрасной

В неволе сладостной живёт

И нежно песни ей поёт

Во мраке ночи сладострастной…

Даша задрожала.

— Пусти.

— Но твоя нога! — растерялся он.

— Мне стало лучше. — И она легко побежала вперёд.

У горной гряды девочка показала на заросший мелким кустарником невысокий утёс, где таился вход в пещеру. Если бы из камней не донеслось негромкое звериное урчание, Антон прошёл бы мимо.

— Это мой Арик. — Даша обхватила выкатившего из кустарника мохнатого медвежонка, который, как щенок, лизнул её в лицо. Получив кусочек сахара, он довольно захрустел и спрятался в камнях.

Антон, согнувшись, пролез за Дашей в узкую щель и оказался в кромешной темноте. Девочка зажгла свечу. Тусклый свет отразился от мерцающих стен и потолка. Укрытие наполняли необычайные предметы. Напротив входа висел большой тёмно-красный ковёр с узорами в форме восьмиугольных звёзд. Справа раскинулось полотнище меньших размеров с рисунками напавших на оленей пантер.

Он удивлённо оглядывался по сторонам. На песчаной почве у стены стояла квадратная деревянная колода, рядом — овальный столик на резных, похожих на лапы животных, ножках. В углу отсвечивали горшки, чаши и котлы, разрисованные силуэтами зверей. На камнях блестели золотые, серебряные и бронзовые предметы, оружие и украшения. Слева располагалась лежанка, покрытая войлочным одеялом, над которой висели серебряное зеркало в голубой оправе и ещё один, небольшой, ковёр с изображением длинноволосой женщины.

Воздух в желтеющей полутьме казался плотным и одурманивающим. Антон перевёл взгляд на Дашу, которая наклонилась над грудой украшений. Она разогнулась, и он в изумлении застыл на месте.

Перед ним стояла ангельской красоты юная девушка. Её длинные жёлтые волосы обрамлял золотой обруч с вкрапленными драгоценными камнями, на хрупкой шее висело золотое ожерелье, изящные ручки украшали сверкающие золотые браслеты. Огромные синие глаза засветились такой силой, что, казалось, солнце заглянуло в тёмную пещеру, и камни заблистали радужными красками.

В висках у Антона застучало, он закрыл глаза и увидел быстро сменяющиеся картины. Обломки вертолёта, обезглавленный американец, Ирина Фёдоровна, болото, яма с гнилыми кольями, стремительное падение сквозь острые сучья, раздирающие голову, руки, тело. И видение — девичье лицо со светящими глазами… Это была Даша!

Он сильно прижался лбом к холодной стене, будто стремился избавиться от наваждения. Глубоко вздохнул.

— Такая пещера… Словно в тридевятом царстве. Откуда это всё?

— Дедушка Фрол принёс. Он сам тебе расскажет.

— А кто он? Отшельник?

— Нет, просто дедушка. Он очень хороший.

— А это кто? — кивнул Антон на ковёр с изображением женщины со змеями возле ног.

— Богиня Табити.

— У скифов? Я читал. Так вот она какая!

Перевёл взгляд на Дашу:

— Ты на неё сильно похожа. Только она… она взрослее.

Девочка улыбнулась.

Антон прошёл в угол и стал разглядывать предметы. Коснулся стен пещеры. Ему показалось, что в них вкраплены россыпи ценных камней. Хотел спросить, но не успел — у входа послышалось недовольное урчание. Они обеспокоено переглянулись и осторожно выбрались наружу.

В стороне раздался шорох ссыпающихся камней. Прячась в кустарнике, они приблизились к шуму и увидели бритого человека с плащом в руках. Мужчина, оглянувшись, блеснул белесыми навыкате глазами.

— Это дядя Вася, наш постоялец, — шепнула Даша.

Лупоглазый спустился вниз и вскоре исчез из виду. Но Антон застыл на месте. Горячее плечо девочки касалось его груди. Теперь он ясно понимал, что не хочет расставаться с ней.

Глава 11

Усопший брат! Кто сон твой возмутил?

Кто пренебрёг святынею могильной?

В разрытый дом к тебе я нисходил,

Я в руки брал твой череп жёлтый, пыльный!

(Е. А. Баратынский).

Утром Пётр Матвеевич разбудил Антона, запряг лошадь, и они двинулись в старый березняк за дровами. Погода выдалась пасмурной, воздух пропитался моросью. Обласканная влагой и солнцем земля, истекая прелостью, благодарно выталкивала на свет лесные плоды. Возле намокших кустов желтели слизистые грибные пятачки, на бурых травяных проплешинах маслята покрупней — с младенческую ладошку. Антон осторожно переступал их, но когда под ногами блеснул огромный груздь, не выдержал, бросился на колени и дрожащими от азарта пальцами развёл в стороны тёмно-рыжие сосновые лохмотья. Вытащить не успел, увидел другой гриб, а дальше целые россыпи, по цыплячьи сбившиеся в кучки. «Ну и ну!», — пробормотал он и кинулся догонять охотника.

Отточенная пила легко вгрызалась в древесину. На траве белели кучки опилок, терпко пахло берёзовой свежестью. Работали молча. Мысли Антона витали вокруг рукописи. Он перечитал её перед сном не торопясь, и снова рассказ показался ему правдоподобным. Теперь он думал о том, что самый надёжный способ проверить достоверность событий — самому побывать в погребении. Хорошо бы отыскать то самое.

Скоро телега наполнилась сочными чурками.

— Пётр Матвеевич, а где Олег курган искал?

— В урочище, должно быть. Их там полно, штук пятьдесят, а может, и больше.

— Урочище? А как называется, не Пазырык?

— Кто его знает. Может, по научному и так.

Антон вспомнил рассказы Хавицкого. Историк тоже говорил о множестве захоронений. Неужели урочище здесь? Вечная мерзлота, в которой сохранились даже тела погребённых скифов. Сруб с останками вождя, который теперь в Эрмитаже, бесценные ковры, одежда, вещи, украшения. И всё это здесь, рядом! Олег наверняка был там.

— Пётр Матвеевич, как бы посмотреть, а? Один день у нас есть.

Охотник молча уложил пилу, выпнул из-под телеги сучок и тронул коня. Антон побрёл следом. Мысль об урочище не выходила из головы. Как туда добраться? Пётр Матвеевич не говорит. Но ничего — он сам найдёт.

Они подъехали к избушке, скидали чурки в поленницу, и Антон стал собираться. Выложил на лавку спички, сухари, фляжку с водой, рогатину, нож. Охотник хмуро наблюдал за ним.

— В урочище не ходи, не доберёшься. Да и нельзя туда, Фрол увидит — в болото бросит.

— Как так? — опешил Антон. — Даша говорила, что он хороший.

— Ну-ну… Хорошо и бросит, в самую топь. Он со всеми так делает, кто усопших беспокоит. К утёсу иди. Змеиную поляну пройдёшь, дальше, у трех берёз, могилка есть. Ручей переходить не надо. Только ничего не трогай, над ней заклятье висит. Посмотри, если невтерпёж, и сразу назад.

— Невтерпёж, Пётр Матвеевич, ох, как невтерпёж!

— Ну, ладно, ладно, — расчувствовался охотник. — Дарья научила обниматься? Скоро тоже не ходить, а прыгать будешь. С кем познаешься, у того и нахватаешься.

В ущелье стоял густой туман. Сбежав с поляны по каменным россыпям, Антон остановился в замешательстве. В плотном сыром воздухе едва просматривались мутные очертания окрестностей. Куда идти? В раздумьях присел он на камень. Рядом, у подножия, валялись похожие на сучья куски. Он поднял один и мгновенно отбросил в сторону. Ужас охватил его: это был скелет человеческой руки.

Вскочив, он быстро зашагал по долине и вскоре различил берёзы, похожие на те, о которых говорил охотник. Рядом раскинулся невысокий холм, поросший мелким кустарником и высокой травой. Антон обошёл его, наткнулся на бугорок. Поковыряв ножом слежавшуюся землю, понял: здесь было отверстие. «Вот и хорошо, — подумал он, — хотел же побывать внутри!». Расчистил рогатиной завал, добрался до широкого прохода. Из темноты пахнуло сыростью. «Эй, есть там кто?» — негромко крикнул он, взбадривая себя. Неожиданно раздался шорох, из ямы выскочил полосатый зверёк и скрылся в бурьяне. «Ну, вот и первый экспонат», — слегка волнуясь, усмехнулся Антон.

Итак, он находился у кургана, возведённого его предками несколько тысячелетий назад. Сейчас он прикоснётся к земле, которая хранит энергетику легендарных скифов. Поприветствует их через века. Момент был торжественный, следовало подумать о чём-нибудь возвышенном. Антон взглянул на небо, но перед глазами блеснул скелет руки.

Тогда он вздохнул, как перед прыжком в воду, и присел на четвереньки. Быстро, словно стесняясь, перекрестился, лёг на живот и медленно пополз вперёд. Ход шёл по наклонной вглубь. Скоро совсем стемнело, появился душно-горьковатый запах. Перед спуском он содрал с берёзы несколько кусков бересты, и хотя понимал, что на факел они не годятся, рассчитывал, что на какое-то время освещение дадут. Но зажигать не спешил; полз, выставив рогатину. И вот она уткнулась в препятствие. Подтянулся, ощупал рукой — как будто стена. Чиркнул спичкой и увидел подгнившие брёвна. Оттуда тянуло холодной сыростью.

Решив рассмотреть всё тщательней, Антон зажёг полоску бересты. Затрещав, она закрутилась и опалила пальцы, — пришлось бросить рядом, на песок. В стене чернело отверстие. «Слишком узкое, не пролезть», — подумал он и ножом осторожно поковырял бревно. Дерево подалось, — очевидно, основательно подгнило. Тогда он затушил огонёк и наощупь с нажимом стал отколупывать куски.

Перемешанный с дымом горьковатый запах усилился, но Антон притерпелся и дышал ровно. Тело полегчало, движения обрели плавность. Ему показалось, что вокруг посветлело. Во мраке смутно проявились неровные глинистые стены. Он продолжал равномерно скрести дерево, но с каждым разом оно становилось твёрже, а его усилия слабее. Скоро нож еле-еле задевал волокна.

Внезапно он ощутил сильное головокружение и уткнулся лбом в землю. Сжав пальцами потяжелевшие веки, вдруг увидел себя со стороны: маленького, скользкого, похожего на червячка, прогрызшего чужую обессиленную плоть. «Что же я делаю? — прошептал он непослушными губами, — противно…». Попытался сдвинуться назад, но тело не слушалось. В глазах потемнело. И, уже теряя сознание, он потянулся онемевшей рукой к отверстию, словно к спасательному кругу…

Тем временем Пётр Матвеевич, по обычаю, управлялся с животными. Выслушивал жалобное блеяние, поглаживал редкую старческую шерсть и просил потерпеть до снега. А потом, говорил, опять будет солнышко да свежая травка. Козы подслеповато тыкались в хозяина, проверяли, он ли это, и, убедившись, приникали к пойлу. Лишь дряхлая лошадь уже не отзывалась на слова, смотрела, не отрываясь, в угол, словно на ворота в иной мир, — будто раздумывая: сейчас зайти или позже.

Они да волчица — вот и все собеседники охотника. Пётр Матвеевич привык к одиночеству, но иногда отчаянно тосковал по общению. И тогда укладывал в рюкзак вяленое мясо, выделанные шкурки и шёл с Чарой в деревню, к пчеловоду Николаю, крепкому с пышными хохлацкими усами мужику, бывшему бригадиру лесорубов. Хозяин доставал из погреба слабенькую медовуху и топил баню. Наговаривались до изнеможения.

И вот снова в его доме появился человек, и опять охотник забегал, как молодой. Даже козы почувствовали ответственность — прибавили молока, и конь зашевелился бойчее — вон какую телегу с дровами притащил. Не зря говорят: две головни и в поле дымятся, а одна и в печи гаснет…

Приткнув дверь в навес, Пётр Матвеевич присел на отполированную чурку. Смеркалось. В тайге изредка постукивало, у родника глухо куковала кукушка. Скоро подойдёт Антон. Первой гостей обычно встречала Чара. Вот и на этот раз охотник услышал рычанье, но затем вместо радостного повизгивания тоскливый вой. Он насторожился. Вой еще раз прорезал тишину. «Ах ты, боже мой!» — засеменил он к дому, кляня себя на чём свет стоит. Он сразу догадался: случилась беда. Разве можно было городского парня отпускать одного к заражённой могилке!

Только сейчас, торопливо двигаясь к ущелью, Пётр Матвеевич осознал, насколько близким стал ему Антон. Через день, когда стало ясно, что парень вырвался из лап смерти, охотник оставил хозяйство Даше и отправился к сопкам, где тогда кружил самолётик. Перебравшись через поваленные деревья, осмотрел место аварии, покосившийся шалаш. Отыскал витиеватые отпечатки обуви Антона и двинулся по следам. Увидел развороченный муравейник, зацепившийся за корягу клок одежды, рваную куртку возле ямы-ловушки. Дальше, неподалеку от ущелья, разглядел след ползущего человека. «Надо же! — удивился тогда. — Иной таёжник запаниковал бы, без пищи и огня, с ранами да увечьями, а этот… С характером!». С той поры по-особенному, по родному, наблюдал за больным парнем, вспоминая себя, попавшего в кораблекрушение…

Стемнело, на небе высветились яркие звезды. Голубая дымка овеяла верхушки деревьев, запахло мёдом. Вот и Змеиная поляна. Волчица спустилась в долину, к небольшому холму. Пётр Матвеевич увидел лаз, куски бересты. «Неужели полез туда?», — нахмурился он, направляя фонарик в проход. Яркий луч высветил неровные глинистые стенки, свежую борозду и уткнулся в песчаный завал.

Внимательно оглядевшись вокруг, он увидел на комьях земли отпечаток чужого сапога, рядом ещё один — легкий, узкий, девичий. Здесь была Даша! Но с кем, с Фролом? У того нога побольше… Следы вели к ущелью. Чара пометалась по скользким валунам и остановилась у расщелины. Охотник посветил вниз. Луч скользнул по красноватым камням, растворился в темноте. «Антоша здесь был, это ясно. Может быть, мы разминулись?». Постояв в раздумьях, он направился домой.

До рассвета просидел с Чарой на крыльце, дожидаясь парня. А как только на горизонте посветлело, выдоил недовольных ранней побудкой коз и с кувшином молока отправился к Татьяне.

Усадьбу знахарки окружал новенький забор из гладко выструганных жердей. Дом ей отремонтировали в прошлом году, и теперь металлическая крыша горделиво посверкивала в лучах рассветного солнца. Татьяна слыла знатной целительницей. Лечила не только деревенских баб и мужиков, но и людей из отдалённых мест. Наезжали даже министры. Клиентов знахарке отправляла её двоюродная сестра из райцентра, весёлая, оборотистая бабка, к которой охотник привозил Дашу на постой.

— Ты, подруга, гляжу, помещицей стала, — отворив дверь, пробурчал он. Разглядел у окна чужого человека, смутился. — Я подожду на воздухе.

Скоро с крыльца легко сбежал коренастый бритый мужчина. Скользнув по охотнику белесыми навыкате глазами, направился к сараю. Следом вышла баба Таня.

— Доброго здоровья и тебе, Петруша, — она цепко оглядела его с ног до головы. — Пошли в дом-то.

— Я на минутку, Татьяна. Да и гость, вижу, у тебя.

— Василий? Это постоялец мой. Недавно поселился. Врачи лесной воздух посоветовали. А мне что, приняла его. Вон в сараюшке, на сеновале устроился. Изгородь поставил новую.

Пётр Матвеевич покосился на сарай. У бревенчатой стены стоял мотоцикл.

— Дома Дарья твоя?

— Опять в бегах где-то, — махнула знахарка рукой. — Вчера убежала. Сидела, сидела, потом побледнела вся, затряслась. Ой, бабушка, говорит, беда с ним. Схватила свой мешочек и умчалась. Может, с медвежонком что случилось. Она ведь тут брошенного зверька приручила.

— С медвежонком, говоришь… — похолодел охотник. — Ладно. Как вернётся, пусть ко мне забежит. Пойду я, бабка.

— Погоди, Пётр, — вгляделась в него знахарка. — Да ты побелел весь. Неужели с Антошей что?

— Ушёл вчера и не вернулся, — опустил голову он.

— Да ты что! Куда ушёл-то?

— В ущелье, к могилке заклятой. Это я, дурень, отпустил его. У меня Чара-то завыла вечером, я и побежал. Только следы и видел. Думал, может, с Дарьей где, вроде и её след там был. Ах, дурень, дурень!

— Ты погоди, Пётр, не казнись. Я прямо сейчас и посмотрю, где он.

Появившиеся невесть откуда карты стремительно запорхали в её руках.

— Живой твой Антоша, под крышей где-то. А рядом девушка молодая. Уж не Дашенька ли с ним? — нараспев произнесла она, подошла, прикоснулась ладонью к его подёргивающей щеке. — Прикипел, видать, ты к парню.

Пётр Матвеевич махнул рукой, протянул кувшин и зашагал в лес. Остановившись за огромной засохшей берёзой, стал наблюдать за сараем. Долго не сидел: лупоглазый с одеждой в руках вышел наружу и направился к тропе. Проводив чужака взглядом, охотник прокрался к сараю.

На чердаке увидел раскладушку, под ней — вещевой мешок. За стропилами нашёл коробку с патронами и целлофановый пакет с тремя удостоверениями на одну фамилию — Рязанова Василия Ильича. В одном документе его обладатель был сотрудником археологического института, в другом майором милиции, в третьем — инженером леспромхоза.

Спустившись, охотник подошёл к мотоциклу. Отпечатки сапог были похожи на те, которые он обнаружил у кургана. Задумчиво почесав бороду, он направился к дому.

— Что, Пётр? — Знахарка тревожно смотрела на него.

— Чуть не забыл ведь. В деревню мы собрались. Тебе что привезти?

— Ничего не надо. Мне Василий недавно продукты привёз. Медку у Николая захвати только.

— Ладно… Ты вот что, Татьяна, гость твой непростой человек. То ли милиционер, то ли учёный какой-то. А может, и другое обличье имеет. Ты приглядись к нему. Если что не так, отправляй ко мне Дарью.

— Хорошо, Пётр, хорошо, — отозвалась знахарка. — Ты себя береги. Вернётся твой парень, не переживай.

— Спасибо тебе.

Он неловко ткнулся бородой в её пахнущую цветами морщинистую руку и быстрым шагом направился к лесу.

Глава 12

Взбегу на холм, и упаду в траву.

И древностью повеет вдруг из дола!

И вдруг картины грозного раздора

Я в этот миг увижу наяву.

(Н. М. Рубцов).

Открыв глаза, Антон увидел небольшое тёмное помещение. На стене белело мутное пятно, пахло травами. Он с удовольствием потянулся необыкновенно лёгким телом, привстал и услышал быстрый шёпот: «Подожди, подожди…». Тоненькая ручка настойчиво притянула его назад. В полутьме замерцали огромные синие глаза.

— О, Даша, — выдохнул он. — Где я?

— У дедушки Фрола, — шепнула девочка, зажигая свечу. — Ты надышался отравой, а мы принесли тебя сюда.

Антон огляделся. Лежал он в небольшой бревенчатой комнатке, с маленьким оконцем, прикрытым узорчатой серой занавеской. Справа выступал угол печи. У кроватки стояла широкая лавка, больше похожая на низкий стол, заставленная сосудами, керамическими чашками и туесками. На стене висело ожерелье из бледно-зелёных травяных пучков. «Как в сказке, — подумал он. — Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит».

— А дедушка, он что, и вправду людей топит?

Но Даша, казалось, не слышала. Сидела на краю лавки, что-то размешивала в чашечках, беззвучно пошевеливая пухлыми губками. Её освещённое свечой лицо казалось иконописным. Ощущение образа было настолько велико, что Антон невольно пробормотал: «Душе настало пробужденье, и вот опять явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты».

Девочка встрепенулась:

— Ещё!

Антон улыбнулся, закинул руки за голову и, подвывая, продолжил:

— Отворите мне темницу,

дайте мне сиянье дня,

чёрно… синеглазую девицу,

чёрногривого коня!

— Ну что ж, если коня просит, значит, жить будет, — раздался в тишине мягкий голос.

За спиной девочки, слегка согнувшись, стоял высокий и седой, как зимнее дерево, дед с большой серебрящейся на чёрной рубашке бородой. Он что-то спросил у Даши, удовлетворённо двинул белыми мохнатыми бровями и пригласил их к столу.

Антон ел с удовольствием, при этом не переставал говорить. Возбуждение не покидало его. За едой он рассказал чуть не всю автобиографию. Вспомнил о том, как летал с группой в Аржаан. Потом стал рассуждать о записках Олега, о скифах, о планах на будущее. Выяснилось, что, вернувшись домой, он серьёзно займется не только изучением мировой истории, но и разработает программу по проведению публичных лекций для школьников о «белых пятнах» истории России, и в частности о скифской эпохе.

— Время многое сокрыло от нас, — разошёлся он. — Существует общепринятая теория о рождении Древней Руси. Считается, например, что только два тысячелетия назад, с возникновения христианства, у нас появилась письменность. Его якобы принесли нам греки Кирилл и Мефодий. А ведь это не так: они сами учились старославянскому языку по древним книгам, которые существовали за много веков до нашей эры.

Заложив руки за спину, он зашагал по избе.

— О появлении письменности на Руси говорят многие источники. В библиотеке Ватикана хранится экземпляр «Псалтыри», написанный задолго до христианства руническим письмом. Да и само слово «псалтырь» восточного происхождения. «Псах» — это венец, корона, а «алтарь» — приподнятый, возвышенный. Тюрки же — одно из скифских племен. Нет, нам не две тысячи лет, мы намного, намного старше. А посмотрите, что находят в захоронениях…

Даша, подперев лицо кулачками, неотрывно смотрела на Антона. Ему показалось, что глаза её насмешливо искрились. Фрол кашлянул и встал.

— А для чего усопших-то беспокоить?

Антон заволновался и горячо заговорил о желании изучать историю древнего народа по сохранившимся источникам, смотреть своими глазами на то, что осталось от них.

— Это уже не захоронения, а объекты для изучения, — сформулировал он.

— Объекты? — Дед выпрямился во весь рост. — А если разбросают останки твоих умерших родственников? Изучать будешь?

Прошёл к порогу, обернулся:

— Просто мы не чувствуем их близкими.

Через полчаса, попрощавшись с хозяином, молодые люди отправились в обратный путь. Антон вздыхал, бормотал под нос, пытаясь понять, чем же остался недоволен дедушка Фрол. «Но ведь так можно усомниться в любой науке, и вообще, в чём угодно, — сокрушался он. — Учение — это ведь не только теория, но и практика. Опыты, эксперименты, исследования. Материя подвергается анализу. А дед… Дед, конечно, о духовном говорит. Ну, разве я могу чувствовать близкими давно умерших незнакомых людей? Близкие-то рядом, вместе, а те… Хотя вон Олег чуть жизнь не отдал за далёкого предка. Как же ему удалось попасть к скифам?».

Он остановился, поджидая девочку, которая легко скользила по тропе, собирая на обочине цветы.

— Даша, а далеко отсюда урочище?

— Понравилось? — невинно спросила она.

— Нет, подожди, я, конечно, зря полез, — улыбаясь, загорячился он. — Больше не буду, честное слово! Даша, давай заглянем в урочище, ну, пожалуйста! Скоро уезжать, обидно, недалеко был и не видел. А я… я тебе из города красок пришлю. И книг.

— Не надо мне ничего! — Она дёрнула плечиками, но свернула с тропы и пошла напрямик, по лесу, не оглядываясь. Антон торопливо двигался следом, любуясь тоненькой воздушной фигуркой. Томящее прошлой ночью волнение вернулось к нему. Тогда, неожиданно проснувшись, он почувствовал её горячее тельце так, будто держал до сих пор. Горьковатый запах узеньких ладоней, дрожь тёплых коленок, шёпот, поглаживание — всё слилось в прежде не знакомое, затопившее его чувство.

— Даша! — догнал он её, — скажи, ты ведь в городе жила, тебе там не понравилось?

— В городе? — она остановилась. — Я там многое не понимала. Почему люди делают то, что не хотят. Думают одно, а говорят другое. Им же этого не хочется!

— Н-у-у, знаешь… — он даже растерялся от такой наивности. — В любом обществе существуют правила, законы. Если каждый будет делать то, что захочет, знаешь, что будет?

— Что? — В её глазах загорелись огоньки.

— Беспорядок будет. Анархия, революции, войны. Поднимется такое… В конце концов, человечество может исчезнуть с земли.

— Совсем?

— Совсем.

— Совсем-совсем?

Антон увидел, что Даша еле сдерживается.

— Да ну тебя…

— Подожди! — она забежала вперёд. — Не обижайся. Ты такой умный. Мне с тобой очень-очень интересно.

— Да я не обижаюсь…

Между тем солнце припекало. Лес поредел, справа от тропы открылась заболоченная местность; куцые берёзки и осинки, удаляясь, пропадали в высокой траве. Антона донимала мошка. Сначала он отмахивался руками и веткой, потом не выдержал — натянул куртку на голову. А Даша шла как ни в чем не бывало, такая же свежая, как раньше. Вскоре они подошли к ручью.

— Вас, колдунов, даже мошка не трогает, — торопливо сбросил Антон куртку и майку. — Живёте одной семьей.

Остановил дыхание и долго держал разгорячённое лицо в свежей проточной воде, пока не почувствовал прикосновение к плечу.

— Это в тебя стреляли, да?

— Бандитский налёт, — важно сообщил он, растирая живительной влагой вмиг озябшее тело. — Все пули отбил, а одну проглядел.

Девочка смотрела исподлобья, надув губки. Тогда Антон в шутливых красках расписал историю с чабаном Колей, который ради музыкального инструмента рисковал жизнью.

— Представляешь, Коля весь задрожал, когда взял его, — улыбаясь, рассказывал он. — Прижал к себе и твердит: «Игиль, игиль». Командир наш подумал, что это ружьё, и решил попугать. Стрелял-то он мимо, я сам нечаянно подставился.

— Он стрелял в человека, а ты его спас, — неожиданно заявила Даша.

— Да нет, что ты! Мы же не бандиты, — возразил он, вспоминая слова Сакелавы.

— В человека, — упрямо повторила девочка.

Антон замолчал. Многого из того, что произошло в Аржаане, он до сих пор не понимал. О некоторых событиях думал теперь по-другому. Но никак не хотел верить тому, что они приезжали для захвата золота, а не для официального сопровождения груза.

— Ты знаешь, Даша, — сказал он, — Олег в своих записках пишет, что никак не мог понять, почему человек добровольно отдаёт жизнь за идею или за товарищей. В соседней с ним квартире жил ветеран войны, который рассказывал, что его брат, тоже фронтовик, бросился грудью на фашистский пулемёт. Как Александр Матросов. И ещё одна девушка из страны скифов, которую Олег полюбил, добровольно ушла к врагам, чтобы они вернули её народу религиозную святыню. Пожертвовала собой. Олег всё время мучился, старался понять. А потом, когда они уходили от погони, один враг нацелился отравленной стрелой в его друга. И представляешь, что произошло? Олег бросился на стрелу, лишь бы защитить товарища. Такая вот история… Это и есть самопожертвование. Мне кажется, это самый высокий духовный подвиг. Его немногие достойны. А я… Я случайно подставился. Хотел просто оттолкнуть Колю, и попал под шальную пулю.

Даша долгим взглядом посмотрела на него.

— Ты уедешь и нас забудешь. — Она шла чуть впереди, покусывая травинку. — Скажи, у тебя в городе много друзей?

Антон вспомнил одноклассников, товарищей по службе. Со школьными друзьями, кроме Вовки и Светы, он не виделся давно, письма от армейцев приходили реже и реже.

— Понимаешь, Даша, в детстве я был не очень общительным. Друзья, конечно, есть, но в последнее время мы видимся редко.

— А девушка?

Антон увидел, как напряглись её плечики.

— Какая девушка? — глупо переспросил он, вспоминая пальцы с длинными красными ноготками, бегающими по кассовому аппарату. — А-а-а…Ты имеешь в виду… девушку?

— Ничего я не имею в виду. — Бросившись по тропинке, она исчезла за поворотом.

«Ну, дурак, какой же я дурак!», — плёлся следом Антон. И вдруг почему-то подумал, что больше никогда не увидит её. Быстро пошёл вперёд, а потом и побежал, пока не заметил девочку на полянке в окружении пушистых молодых елей. У лица она держала огромный красный мухомор.

— Он же ядовитый! — закричал Антон, хватая её за тонкие запястья. Но во рту уже виднелся откушенный кусочек гриба, и она, как ему показалось, побледнела и задрожала. В отчаянии, не соображая, он попытался забрать отраву своим ртом, коснулся её губ, и замер… Этот обжигающий лесной вкус Антон пронесёт через всю жизнь. Он будет остро ощущать его в дни тяжёлых испытаний: и когда со скифским кинжалом бросится за убийцей родных людей, и когда направит гранатомёт в ненавистное вражье гнездо, и когда истерзанный врагами в чужой стране возрадуется друзьям-освободителям. Словно к животворящему солнцу, он будет тянуться к нему в часы бессилия и душевного расстройства. Он будет наслаждаться им в редкие минуты грёз, поэзии и вдохновения. Это было прикосновение к губам ангела…

Склонившись к его плечу, Даша шепнула: «Это сыроежка, она безвредна».

Они пошли дальше. Антон виновато косился на девочку. Она же не обращала на него внимания, отбегала в лес, выкапывала растения складным ножичком и складывала в сумку.

Скоро болота остались позади, тропа потянулась к пригорку. Впереди показалась берёзовая роща, появились клубничные поляны. Ягоды было так много, что обувь окрасилась в малиновый цвет. Даша шла рядом, присмиревшая и серьёзная. Потом вдруг сказала:

— А если б это был мухомор? Ты бы тоже отравился.

— Да? Я и не подумал.

— Ты за меня испугался. Ты добрый. И красивый.

— Да какой там красивый, — буркнул он, потирая заросшее лицо.

— Да, красивый! Ты похож на дедушку Фрола. Такой же храбрый и помогаешь людям. А я его очень-очень люблю.

— Даша! — Антон бережно привлёк её к себе, голос его задрожал. — Дашенька! А ты такая… такая… Ты как цветочек.

Она подняла голову, глаза её засияли. Легко прикоснувшись пальчиками к его лицу, отстранилась и побежала к берёзам. Антон помчался за ней.

Догнал он девочку в конце рощи. Остановился и замер от неожиданности. Перед ним открылась просторная долина, на которой раскинулись курганы с каменными вершинами и плоскими овальными оградками. Вокруг возвышались заросшие деревьями холмы, кое-где их венчали белоснежные шапки. Зрелище впечатляло, от бесконечного пространства захватывало дух. Антон вспомнил картины Рериха, которые поражали его величавостью изображений, сгустками устремлённой вечности.

Даша взяла его за руку, и они долго стояли перед молчаливым очевидцем событий прошлых тысячелетий.

Время, казалось, застыло в пространстве, лишь вдали у большого кургана шевельнулась и поднялась к небу большая птица, которая, приближаясь, постепенно превращалась в вертолёт. Облетев урочище, воздушная машина вздрогнула и, набирая ход, понеслась вдаль, словно хищный стервятник в погоне за добычей.

Глава 13

Среди лесов, в глуши далёкой

Живут седые колдуны;

К предметам мудрости высокой

Все мысли их устремлены.

(А. С. Пушкин).

Проводив молодых людей, Фрол засобирался на участок. Прежде он служил лесником, и хотя контору давно прикрыли, привычка осталась. Обход начинал с урочища, куда съезжались грабители древних захоронений. Наблюдал за ними, обдумывал план и принимался за работу.

Дед издавна слыл загадочной личностью. С детства был молчаливым, рос дичком. Родителей, переселенцев, помнил плохо. Отец двухгодовалого ребёнка погиб на фронте, а вскоре скончалась мать — тихая, как тень, домоседка. С той поры переходил он из руки в руки, по соседям, а подрос — ушёл в лес. Днями и ночами собирал в тайге травы, корешки, листья, шишки, мелкую живность. Незаметно мальчик превратился в статного светлокудрого парня с ясным печальным взором. Поговаривали, что его без памяти любила целительница Татьяна. И будто бы в тайных встречах у них зародилась дочь. Что было на самом деле, неизвестно, жили они раздельно.

Врачеванием Фрол не занимался, но, прослышав о тяжёлобольном, заходил к нему со своим лекарством, и тот чудесным образом выздоравливал.

Говорили, что водится дед с колдовской силой. Видели его на болотах, у Жабьей протоки, где в одиночестве обитал некий Старец, рассказы о котором шли из глубин времён. Будто послан он на землю небесными силами. Отбывает век в миру, покидает белый свет и возвращается. Смельчаки пытались пробраться к островку, посмотреть на него, но одни пропадали в топях, а другие возвращались несолоно хлебавши.

А когда после большого пожара Фрол ушёл за ущелье, слухов прибавилось. Из урочища стали исчезать археологи. Утверждали, что их топит в болоте дед. Шум, однако, не поднимали, — в деревне на разорителей могил смотрели косо. Больше других о судьбе копателей знал пчеловод Николай, бывавший у Фрола, но он отмалчивался.

Недавно разговоры возобновились. На тропе к урочищу видели парней со снаряжением. А через несколько дней их, якобы связанных, дед, вёл, как бычков на бойню, к топям Жабьей протоки. На этот раз очевидцы не соврали. Фрол и вправду застал в урочище двух копателей. Они прорыли в погребении ход, но успели вынести лишь один предмет, золотой колчан. Грабителей дед «очистил» и отправил домой, а находку отнёс в пещеру. Тогда же вытащил из кургана потерявшего сознание парня, оживил его и отвёл к Петру. Штольню же завалил.

Гостей Фрол не любил и знакомых не особо привечал. Радовался только Дашеньке. Для неё готовил снадобья из ведомого ему состава, с ней обходил свои владения, рассказывал о травах, деревьях, птицах, насекомых. Научил её дружбе со змеями.

Пришло время, и девочка задала непростые вопросы. Фрол показал пещеру, где хранил отобранные у грабителей находки. Дашенька лишь изумлённо охала, попав в царство золота и драгоценных камней. Перебирала украшения, инкрустированное оружие, древнюю посуду, ковры, зеркала. Потом села напротив него и замерла в ожидании объяснений.

Фрол рассказал ей о том, как однажды в молодости наблюдал раскопки захоронения. До рассвета сидел на краю урочища, слушал пьяные крики, выстрелы, смотрел на мелькавшие в зареве костра страшные лица веселящихся археологов. А когда они уехали, подошёл к лагерю, усеянному бутылками, мусором и костями. Место очистил, а древних людей собрал по косточкам и похоронил заново. В яме обнаружил золотые украшения, положил рядом со скелетами. Долго разбирался в странном сплетении двух костей, пока не понял: детская кисть намертво сжала взрослую руку.

Ночью он свалился в горячке. Проболел до осени. Когда же снова пришёл в ущелье, увидел кости разбросанными на поверхности.

Фрол пояснил девочке, что раньше люди верили в жизнь на том свете. Поэтому и укладывали в погребение самое необходимое: лошадей, одежду, посуду, оружие. Раскопать захоронение — всё равно, что разрушить дом, выкрасть имущество, погубить хозяина и по кусочкам разбросать тело. А он, Фрол, оберегает убежища предков. Сокровища же закопает назад, в землю, когда грабители перестанут приезжать на кладбище…

Вчера, когда Даша нашла потерявшего сознание парня, дед находился у края ущелья, откуда курган просматривался, как на ладони. Даже в сумерках он разглядел копошащийся комочек и узнал золотистые волосы. О том, что над погребением висит заклятие, знали в округе все. Только чужак мог оказаться там. Тогда почему рядом Дашенька?

Парня они принесли в избушку. Впервые за долгие годы в его жилище появился чужой человек. Но иначе он не мог, видя, как девочка судорожно ухватила руку незнакомца. В эти минуты она сильно напоминала юную Татьяну.

Дед усмехнулся. Парень попался непростой. Сначала заливался соловьём, стихи читал, потом заговорил серьёзно, по-учёному. А ведь складно получалось! Бедная Дашенька смотрела на него, не отрываясь. А потом, уходя, прижалась к Фролу, шепнула в отчаянье: «Дедушка, уедет же он. Ну, сделай что-нибудь!». Дед утешил её тогда. Он видел, как парень посматривал на девочку. Уедет, приедет. От судьбы не уйдёшь…

Фрол неторопливо шёл к урочищу. Болота остались справа, дорожка свернула на подъём. Через триста пятьдесят шагов, у ручья, она выведет на широкую тропу, и до места останется всего ничего — полторы версты.

Свежий отпечаток сапога он увидел сразу, как только достиг сворота. Прошёл мужчина, среднего роста, прошёл недавно, только что. Могли бы и встретиться. Такой же след он видел вчера у кургана, где они подобрали бесчувственного парня. «Бережённого бог бережёт», — подумал Фрол, сворачивая в лес. Ниже петляла ещё одна тропинка, звериная. По ней и двинулся, быстро и бесшумно. Через полверсты поднялся на большую тропу, осмотрел её — незнакомца он обогнал. Свернуть тот не мог, разве что в болотистое мелколесье, которое раскинулось по обе стороны дороги.

Устроившись в кустарнике, дед принялся ждать. Примерно через четверть часа услышал шаги. В просвете показался мужчина среднего роста в плаще, с капюшоном на голове. «Мошка заела», — понял Фрол. Во влажном мху у ног он нащупал подгнивший сук, выудил его и, когда прохожий миновал засаду, почти без замаха перебросил через тропу. Кусты треснули, незнакомец отпрянул в сторону, выхватывая пистолет. Капюшон свалился на спину, Фрол разглядел бритую голову, белесые глаза. Мужчина постоял и, оглядываясь, тронулся вперёд.

Дед не торопился вставать — пусть отойдёт подальше. Гость опасный. Это не ребятки-копатели. Обличьем похож на милиционера или уголовника. Ему приходилось сталкиваться и с теми, и с другими.

Дальше решил идти лесистым болотом. Чуть дольше, зато безопасней. Незнакомца он не боялся, однако показываться без нужды не хотелось. Судя по рассказу Даши, это был их постоялец. Она называла имя, — кажется, Василий. В том, что он имеет оружие, ничего удивительного не было: в тайге водится немало дичи. Но почему вооружение не охотничье, а боевое? Постоялец явно шёл к урочищу. Зачем? Любоваться красотами с пистолетом в руках?

Местность стала ровнее и суше, болота закончились. Осталось подняться на пригорок, усеянный лесной клубникой, пройти берёзовую рощу, и вот оно — урочище. Фрол добрался до деревьев, выбрал просвет и принялся осматривать окрестности. В долине было всё, как всегда, только далеко впереди, на краю, чернело пятно.

Подобравшись лесом поближе, он увидел вертолёт. Его появлению не удивился. За урочищем вдоль елового бора текла речушка. На другом берегу, у минерального источника, на месте исчезнувшей деревни стояли высокие дома. Однажды они с Дашенькой переправились через речку, и подошли к ним вплотную.

— Это загородные коттеджи богатых людей, — пояснила девочка. — Здесь они отдыхают. Правда, красиво? Как английские замки.

Дед не интересовался мирской жизнью, однако знал, что лет двадцать пять назад в стране опять произошла революция, только власть на этот раз захватили богатые. Особых перемен он не заметил, разве что лесничество прикрыли, дома эти появились, да грабителей с оружием прибавилось…

Гости явно прилетели не отдыхать. Судя по объёмистому багажу, это была археологическая экспедиция. До него донеслись непонятные слова — значит, есть и чужеземцы. Собрались они у того кургана, откуда он прогнал парней.

Устроившись в тени раскидистой берёзы, Фрол достал лепёшку, три варёных картофелины и потёртый термос с самодельной пробкой. Решил пообедать, а потом рассмотреть всё как следует. И только приступил к еде, как в роще хрустнула ветка, зашуршал хворост, и на поляну вышел бритый незнакомец. Увидев Фрола, сунул руку за пояс.

Дед спокойно, не шевелясь, смотрел на него.

— Здорово, отец! — жизнерадостно воскликнул незнакомец, но глаза его были холодны.

— И тебе, Василий, здоровья, — ответил Фрол.

Пришелец весело ощерился.

— Круто! Говорили про колдуна, который в лесу живет. А предсказывать умеешь?

— Зачем тебе?

— Это не мне, это тебе надо! — он поднял пистолет. — Угадай с трёх раз, что будет с тобой, если не ответишь на вопросы?

— Смотри! — Фрол указал на дерево за его спиной, коротко взмахнул рукой, и в ствол на уровне головы лупоглазого с хрустом вонзился нож. Василий несколько секунд смотрел на старика, в руке которого поблескивало ещё одно лезвие, потом сунул пистолет за пояс.

— Уважаю! — одобрительно поднял палец вверх. — Это — по-нашему!

Подошёл к нему, развалился на траве.

— Чайком угостишь?

Фрол пододвинул полотенце с едой.

— Ты парня из кургана вытащил?

Глава 14

Трава поблекла, пустыня угрюма,

И сон сиротлив одинокой гробницы,

И только в небе, как вечная дума,

Сверкают звёзд золотые ресницы.

(А. А. Фет).

Ночевать Антон остался в экспедиции. В темноте археологи закончили работы на кургане и вернулись в лагерь. В кухонной палатке на газовой печке ароматно парила гречневая каша с мясом. Антон был голоден, но поел неохотно. Постелил на редкой траве куртку и лёг, закинув руки за голову. Ярко светили звёзды, ночь была светлой и тихой, смолкли даже кузнечики. От затухающего костра тянуло дымком. Юношу переполняли случившиеся днём события…

Проводив вертолёт, Антон с Дашей пошли вдоль берёзовой рощи и вскоре увидели палатки у заваленного камнями кургана. Рядом передвигались фигурки. Антон почувствовал, как девочка крепко сжала его руку, тревожно огляделся, но вокруг было спокойно. Некоторое время они молча пробирались по косогору, сокращая дорогу к лагерю.

— Может быть, это туристы? — предположил он.

— Нет, — покачала головой Даша, — это археологи.

— Ты погрустнела. Что-то случилось?

Она снова покачала головой.

— Мы только узнаем, кто это, — сказал он. — Возможно, у них есть телефон, и они дадут мне позвонить.

У палаток невысокий человек, размахивая руками, что-то оживлённо говорил группе людей. Услышав шорох травы, он обернулся, и Антон застыл от неожиданности: это был Хавицкий.

— А вот и местные жители! — бодро возвестил кандидат наук. — С чем пожаловали, гости дорогие?

— Денис Борисович, — юноша шагнул вперёд, — это я, Антон Горчаков. Помните меня? Мы с вами в Аржаан летали.

— Антон!? Не может быть! — Хавицкий подошёл вплотную. — Вроде похож… Неужели это ты?

— Я это, я!

Историк вгляделся, качнул головой и хлопнул его по плечу.

— Как же так! Мы думали, ты пропал. А ты здесь, оказывается. Ну, давай, присоединяйся к нам… Господа, нашему полку прибыло.

«Полк» оказался международной российско-германской экспедицией. Группа специалистов состояла из двух немецких учёных, двух археологов из Питера и Хавицкого. Работами руководила доктор наук немка Марта Баллок, коротко стриженая улыбающаяся брюнетка средних лет. Она приняла молодых людей доброжелательно. Пригласила в палатку, а когда гости отказались, вынесла печенье, чипсы, сладости. При этом пыталась говорить по-русски, смешно коверкая слова. Антон, помявшись, оглянулся на Дашу и быстро съел несколько конфет. Девочка стояла в стороне, рассматривая археологов.

— Льесная фьея? — с улыбкой показала на неё Марта и по-немецки продекламировала: — Die schoenste Jungfrau sitzet, dort oben wunderbar, ihr goldnes Geschmeide blitzet, sie kammt ihr goldenes Haar*. («Прекрасная юная фея, присела на тот утёс, блистает её ожерелье и золото волос»).

— Генрих Гейне? — попытался угадать Антон.

Марта радостно закивала.

— Её зовут Даша, — довольно обернулся он к девочке, но она даже не взглянула на него.

— У вас есть телефон? — спросил он немку, показывая пальцем набор номера. — Телефон. Звонить. Дзинь-дзинь.

— О-о-о… — Она вынесла из палатки спутниковый телефон с большой, торчащей на бок антенной…

Костёр догорел, в урочище посвежело. Сероватая дымка подёрнула лежащие вдалеке хребты. Синеющие на горизонте небеса казались просторными, далёкими. Антон лежал, умиротворённый раздумьями. Ему хотелось думать торжественно и поэтично. «А ведь там гора Улаган, — вспомнил он. — Та самая». Совсем недавно упал вертолёт, а казалось, прошла вечность. Прошла целая жизнь с радостями и переживаниями, с открытиями и разочарованиями, — с теми яркими чувствами, которых прежде недоставало ему. «А ведь я не случайно попал сюда! — вспоминал он свои падения с дерева, в яму, ущелье. — Словно какая-то сила вырывала меня из того мира, очищала испытаниями, чтобы бросить в другой мир — естественный, добрый, волшебный. В тот мир, где можно дышать полной грудью, говорить не таясь, чувствовать не скрываясь. Где можно не стыдиться слёз, если они льются от впечатлений, не сдерживать радости, если она рвётся наружу»…

Когда Антон позвонил маме на работу и услышал, как из её рук выпал телефон, он кричал и кричал, не останавливаясь и не выбирая слов. Ему надо было успокоить её: сказать, что у него всё-всё в порядке, что он познакомился здесь с замечательными людьми, что он встретил одну удивительную девочку, которая, которая… Но его перебил деловитый мужской голос и попросил продиктовать адрес, по которому он в настоящее время проживает. И Антону вдруг стало так смешно, что он захохотал диким хохотом. «Адрес? Пожалуйста! — задыхаясь, закричал он. — Записывайте! Алтай, скифскому царю, до востребования. Можно писать и так: Нечистое ущелье, на болото дедушке Фролу». Трубка заскрежетала, отключилась, а он продолжал истерично хохотать, представляя, как по буреломной тайге, пугая мелкую живность, мчится волчица Чара, сжимая в клыках телеграмму для него.

А потом, позвонив и вернувшись к лагерю, он не нашёл Дашу. Букетик собранных ею в дороге красных цветов прощальным приветом лежал у палатки.

Археологи копошились возле кургана, и Антон отправился бродить по урочищу. Дошёл до реки. На другом берегу увидел красивые особняки, выстроенные из красного и белого кирпича. Нахлынула тоска, захотелось домой, в город.

Остаток дня он провёл на кургане. Таская в сторону камни, Антон вспоминал рассказы Хавицкого об уникальности Пазырыкских находок.

— Денис Борисович, а здесь мы увидим вечную мерзлоту? — обратился он к историку.

Хавицкий в ту минуту оживлённо разговаривал с другим участником экспедиции — профессором Германом Зингером. Обернувшись, историк заметил:

— Не исключено, молодой человек. И даже скорее всего. Тогда мы сменим, так сказать, штыки на орала. То есть, вместо лопат и носилок нам понадобятся вёдра и кипяток.

— О, да, да, — подтвердил профессор. — Кипяток.

Немецкий учёный напоминал Антону его школьного приятеля Вовку, только раза в два-три старше его. Короткий рыжий ежик украшал его продолговатый череп, на красном одутловатом лице застыла улыбка. Он был на голову выше Хавицкого, но такой же подвижный и разговорчивый. По-русски говорил чисто.

— Размеры кургана свидетельствуют о том, что это, возможно, царское захоронение. Нас ожидают интересные открытия, — сказал немец. — Смущает одно обстоятельство: слева мы нашли свежую штольню. Правда, она кажется не до конца прорытой или обвалившейся, но всё равно это подозрительный факт.

«Олег! — мелькнула у Антона мысль. — Точно Олег! Это его курган».

— Сейчас там кто? — спросил он.

— Никого нет. А были «чёрные» археологи, — уверенно заявил Хавицкий. — Но что-то их напугало. Может быть, вертолёт наш увидели.

Антон отнёс очередной камень в сторону и повернул налево. Отверстие он увидел издалека. Штольня обрывалась почти сразу, в метре от начала. Земля была свежей и мягкой.

«Проход явно засыпан, — думал он, возвращаясь к археологам, — неужели Олега снова завалило? Или это другое погребение? Вон их сколько тут! Тогда кто же там копал, куда они делись? А может курган тоже заражённый?». Потоптавшись, он подошёл к немцу.

— Господин профессор, при раскопках могил может выделяться плохая энергия?

— Ха, Антон, — воскликнул Хавицкий. — Ты же будущий историк. Значит, должен быть реалистом до мозга костей и не обращать внимания на бабушкины сказки.

— Погодите, Денис. Не всё так просто, мы же с вами знаем, — вмешался Герман Зингер. — Пусть мальчик поразмышляет, это полезно. Хотите, юноша, услышать историю, которую поведал англичанин Харри Прайс в своей книге?

— Конечно!

— Однажды его пригласили расследовать странные явления в одной из деревень графства Эссекс. Они появились после того, как во время работ был передвинут большой камень, который, как считалось, отмечает место захоронения ведьмы из семнадцатого века. После этого в деревне сами собой стали опрокидываться стога, переносились с одного поля на другое снопы. Звонил сам по себе колокол на церковной колокольне, вещи пропадали со своих мест и обнаруживались в самых неожиданных местах. Животные разбредались из неповрежденных загонов, коровы телились прежде срока, куры переставали нестись. Жители обвиняли передвинутый камень. Тогда Прайс предложил водрузить его на прежнее место. Совету последовали, и неприятности прекратились… Вот вам, Денис, и конкретный пример.

Антон невольно посмотрел на камень в своих руках и осторожно положил назад.

— Надеюсь, здесь нет коров и куриц? — пошутил Хавицкий, мигнув в сторону Марты Баллок, которая вышла из палатки с кипой бумаг. — Прошу прощения за такой юмор… Ваш пример, дорогой профессор, уводит молодого человека в сторону от научных изысканий. Видите, он камень назад положил. Антон, не будь таким простосердечным. Что поделаешь, если большинство изыскательских мест — погребальные. Совершенно ясно, что без их изучения невозможно восстановить историю человечества. Разве историческая наука имеет право отказаться от порой единственного источника информации?

Антон понимал, что историк прав, но что-то скребло в душе, не давало покоя. Он вспомнил слова Фрола, защитника погребений, и подумал о своём дедушке-фронтовике, похороненном несколько лет назад. В день победы бывший разведчик 3-го Белорусского фронта надевал усыпанный наградами парадный костюм и гордо шёл по центральным улицам города. «Что же получается? Придёт время, и в его погребение залезут за орденами? «Шакалы» для наживы, а учёные для изучения эпохи?». Представил себе картину и заволновался.

— Что же тогда получается, Денис Борисович. Значит, через какое-то время будут вскрывать могилы… ну, например, фронтовиков, чтобы по их наградам, по их… костям изучать эпоху?

— Сегодняшнюю эпоху, конечно, будут изучать, — улыбнулся Хавицкий. — Но в отличие от прошлого, Антон, нынешнее время оставляет много других источников информации. И захоронения не будут играть такую роль, как сейчас…

На горизонте посветлело, поднялся прохладный ветерок. Антон плотнее закутался в куртку, скосил глаза на палатку, но вставать не хотелось. «Хавицкий говорит, конечно, логично, — подумал он, — а разве дедушка Фрол не прав? Мы же разрушаем могилы, обираем их, пусть даже в научных целях. Это всё равно, что для изучения краски средних веков соскребать её с картин Рафаэля. Одну-то, пожалуй, испортить можно, а все зачем? Так и здесь. Раскопал один курган, изучил, остальные пусть покоятся с миром. Или там надеются найти то, чего нет в других погребениях? К тому же изыскательский азарт, золото… В общем, копать, наверное, надо, но не всё подряд».

И, найдя, как ему показалось, решение, Антон облегчённо вздохнул и провалился в глубокий сон.

Глава 15

На то ль он жил и меч носил,

Чтоб в час вечерней мглы

Слетались на курган его

Пустынные орлы?

(М. Ю. Лермонтов).

Каждое утро Марта Баллок прогуливалась по сонному урочищу. Мужской коллектив и отсутствие санитарных удобств склоняли к естественному уединению. Но её притягивали и окружающие красоты. Изумрудно-зёленые холмы, необъятные леса, свежий воздух, прозрачная, с заросшими берегами река… Хороши русские просторы! Иногда она восторженно вскидывала руки к небу, вдыхала полной грудью и, улыбаясь, декламировала: «Über allen Gipfeln Ist Ruh, In allen Wipfeln Spürest du Kaum einen Hauch; Die Vögelein schweigen im Walde. Warte nur, balde Ruhest du auch». («Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины полны свежей мглой; Не пылит дорога, Не дрожат листы… Подожди немного, Отдохнёшь и ты»).

Рядом с мелководьем располагалась широкая впадина с греющейся на солнце водой, вполне пригодной для мытья. Вечером вода была особенно хороша, да и к утру не очень остывала. Здесь же Марта делала физические упражнения и медитировала с закрытыми глазами.

Совершив утренний туалет, она уселась на скрещённых ногах, и уже глубоко вдохнула воздух, как вдруг её обволокла мягкая, душная тьма. Женщина закричала, забарахталась, но терпкий запах внутри мешка заволок и растворил сознание.

Между тем жизнь в лагере шла своим чередом. Перед завтраком Хавицкий сообщил, что к ним вылетел Сакелава с охранниками и лаборанткой-поварихой. Парни из Питера довольно переглянулись и, балагуря, направились к траншее. Антон подумал о том, что сегодня обратным рейсом может вылететь домой. Он вышел из палатки и увидел прижатый к колышку поблекший красный цветочек. Прижал его к губам, ощущая тонкий вкус степной росы. Вздохнул и, бережно сомкнув лепестки, спрятал в карман.

У кургана на коленях стоял профессор в широкой панаме, очищая кисточкой какой-то предмет.

— Что-то нашли? — спросил, подходя, Антон.

— Золотое ожерелье, — оглянулся Герман Зингер. — Примерно такой же экспонат хранится в Гёттингене. Но почему оно не в гробнице, а в земле? Упало при погребении?

— Может быть, его вынесли оттуда, штольня же осталась. — Антон вспомнил ночные размышления и решил спросить напрямую. — Скажите, профессор, а не похожи ли мы на обычных грабителей, только наукой прикрываемся?

Немец внимательно взглянул на него.

— Вас волнует этическая сторона дела? Понимаете, юноша, на этот счёт существует не одна точка зрения. Некоторые специалисты призывают бережно относиться к достояниям пращуров. Говорят, что нужно сместить акцент поисков от захоронений к местам стоянок, городищ, селищ, пещер и так далее. Там ведь тоже можно найти много полезного для исследований. А если и заниматься могильниками, то только аварийными — в местах освоения земель, строительства дорог и так далее. Они предлагают оставлять курганы нетронутыми как памятники древности и культуры, подобно египетским пирамидам.

— Так бы и делали! — воскликнул Антон. — Ведь бывают музеи в естественном виде. И воспринимаются экспонаты по-другому. Не то, что в кирпичных стенах, пусть даже и в Эрмитаже. А вот ещё, профессор. Вчера вы о ведьме рассказывали. Получается, что покойники мстят за разрушенные погребения?

— Мстят? Хм… Странные совпадения, действительно, случаются. Сломанные на ровном месте руки и ноги, разбитые автомобили, смертельные заболевания, смерть от ударов молний. Различные стихии — наводнения, землетрясения, эпидемии. Мистические настроения иногда очень сильны.

— А в реальности мертвецы могут появляться? В материальной оболочке? Ходить по земле… с палочками, людей преследовать?

— О палочках мне ничего неизвестно, — улыбнулся немец. — Что же касается воскрешения, бывали в истории случаи — Иисус Христос, например. В науке существует теория, что информационный комплекс человека не исчезает с потерей биологической оболочки. Иными словами, смерть является лишь фазой перехода самосознания человека в иное качество.

— Это когда говорят, душа вознеслась на небо?

— Примерно так. Ваш соотечественник, академик Фомин, считает, что информационная структура умершего человека продолжает существовать в параллельном мире. Мы не видим его потому, что он не трёхмерный, как у нас. Проводятся эксперименты, и довольно успешно… А вообще, Антон, не всё так тревожно, как может показаться. Здравые археологические силы не сидят, как у вас говорят, сложа руки. Взять хотя бы инициативы ЮНЕСКО по спасению и защите замороженных захоронений. Считается, что это бесценные свидетельства культуры древних кочевников. В том числе и те, возле которых мы находимся.

— Тогда почему вам разрешили копать?

Профессор развёл руками.

— В археологии тоже существуют лоббирование, материальная заинтересованность, коррупция. Есть так называемые археологи-ренегаты, музейные работники, которые организуют нелегальные поиски. Но к нашему случаю я криминал не отношу. У нас всё законно…

Исчезновение Марты обнаружилось спустя час-полтора. Поднялся переполох. Хавицкий схватился за телефон. Профессор растерянно ходил по палаткам и заглядывал в спальные мешки. Питерцы обыскали урочище вдоль и поперёк, затем, аукая, побежали вдоль реки. Скоро вернулись удручённые: осмотрели каждый кустик, но — увы. На их крики из леса вышел местный житель и рассказал о колдуне, который топит археологов.

Конец ознакомительного фрагмента.