Миллиард долларов наличными

Анатолий Ромов, 1998

Российский авианесущий крейсер продан Ирану на металлолом. В трюмах корабля тайно перевозят сверхновое оружие ценой в миллиард долларов. Уголовные авторитеты, рейнджеры-наемники, коррумпированные чиновники, словно стая акул, кружат вокруг лакомой добычи. Убийства, пиратские нападения, кровь и предательство мрачным шлейфом тянутся за кораблем. И всему этому беспределу противостоит один человек – агент Главного разведывательного управления.

© Ромов А.С., 2018

© ЗАО «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2018

* * *

Глава 1

Поезд резко сбавил ход. Соскользнув с верхней полки, он потянул за собой сумку, снял гитару. Все его вещи состояли из гитары, не очень новой, а также лежащих в сумке двух свитеров, брезентовой парки и мелочей вроде зубной щетки и бритвенных принадлежностей. Над сумкой он поработал сам, она была в меру потерта и в одном месте заклеена скотчем. Одет он был под стать сумке: старые кроссовки, вытянутые на коленях немодные джинсы, черная, стиранная бесчисленное количество раз тенниска, на тенниске — тонкий, поредевший от долгой носки пуловер.

Прикид был продуман до мелочей. Он не должен был выглядеть бомжом, здесь его должны были принять за небогатого, нуждающегося молодого человека, приехавшего искать работу. Держаться он должен был просто, но с достоинством — как человек, ищущий работу, которая ни в коем случае его не унизит. Гитара добавляла к образу нужную окраску.

Соседи по купе, пожилая женщина с дочкой-подростком и мучивший его всю дорогу разговорами лысый бухгалтер, взяв вещи, вышли в коридор. Почти тут же состав дернулся и встал.

Выйдя одним из последних, он сразу же направился к станционному зданию.

Новороссийск не входил в число его любимых городов, раньше здесь он бывал лишь проездами. Но в последнюю неделю он не жалел времени на изучение карт, схем и фотографий, так что чисто теоретически знал сейчас местность до последнего камня.

Войдя в здание, повернул к буфету.

Буфет был окружен народом, хотя у стойки стоял лишь один покупатель, пацан лет девятнадцати, обвешанный золотыми цацками и затянутый в кожу. Взяв у буфетчицы блок «Мальборо», юнец покосился на него и отошел.

Он сделал вид, что изучает выставленные под стеклом бутерброды, пирожки и прочую мелочь. Буфетчица, тридцатилетняя толстуха, встретив его взгляд, отвернулась, никак не отреагировав. Он простоял еще с минуту, но человек, о котором его предупредили в Москве, пока не появлялся. Прокол? Подумал: от проколов в таком предприятии не уйти. Но если срывы начнутся с самого начала — мало хорошего.

За его спиной раздался шум — кто-то, подходя к буфету, сбил стул. Это был мужичок лет сорока, невысокого роста, плотный, мускулистый, с круглой головой, маленьким носом, одетый в щегольские белые джинсы и модную куртку из тончайшей желтой кожи. Подняв стул, мужичок мельком глянул на него и тут же навалился на буфет.

— Привет, ненаглядная… Что мы будем пить завтра утром, когда проснемся, — чай или кофе?

— Ой… — Толстуха смахнула со лба прядку волос. — Ой, что это вы говорите?

— Золотце, нехорошо забывать любимых мужчин…

— Ой, да я же вас не знаю…

— Как не знаешь? Забыла?

— Вы ведь видели меня всего два раза… А уже ненаглядная…

— Золотце, не будем спорить… Так что мы будем завтра утром пить, когда проснемся?

Толстуха захихикала. От сердца сразу отлегло. Оглядев балагура, подумал: да, это он. Раньше он видел только его фотографии, но ясно, что продублировать такого человека невозможно.

Подошедший мельком глянул на него, и он спросил:

— Простите, вы местный?

Крепыш пренебрежительно прищурился:

— Секундочку… — Продолжил, тут же повернувшись к буфетчице: — Значит, золотце, наладь мне с собой икорочки, семги, колбаски хорошей, ну, там зелени, хлеба. Сама знаешь. И чего-нибудь крепкого. Есть что-нибудь крепкое — из приличного?

— Есть «Финляндия», — сказала буфетчица.

— Вот-вот. Значит, давай «Финляндию». И все остальное. И упакуй получше, хорошо?

— Хорошо. — Буфетчица отошла к холодильнику.

Пока невысокий все говорил по делу. Он решил помолчать, предоставив инициативу ему.

Повернувшись, крепыш процедил снисходительно:

— Откуда приехал, турист?

— Из Москвы. Хотя вообще-то сам я из Псковской области.

— Д-да? — Достав сигареты, крепыш закурил. — Ладно. Ты что, хотел что-то спросить?

— Да я… первый раз в этом городе. Как тут можно добраться до порта?

— Сто способов. На тачке, на «Ракете», на своих двоих. Кому что нравится.

— Что, автобусы туда не ходят?

— Ходят и автобусы. — Взяв у подошедшей буфетчицы сверток, мужичок достал бумажник, хлестко отсчитал деньги. Придвинув пачку к толстухе, чмокнул губами: — Чао, золотце… Я ухожу, но ненадолго… — Подмигнул: — Прощай, браток. Город небольшой, думаю, еще увидимся…

— Ой, ну какой прям шутник… — Спрятав деньги, буфетчица посмотрела вслед ушедшему крепышу. Повернулась к нему: — Что-нибудь брать будете?

— Да нет, раздумал. Счастливо, сестренка.

Буфетчица хмыкнула. Закинув сумку на плечо, он вышел из станционного здания. Здесь стояло несколько припаркованных машин, но ни такси, ни автобусов видно не было. Утро было пасмурным и жарким. Подумал: надо снять пуловер. Повернулся и увидел крепыша, стоящего у одной из машин. Встретив его взгляд, тот махнул рукой:

— Ладно, Псков, давай сюда. Так уж и быть, подброшу до порта. Естественно, не даром.

— Спасибо. — Подойдя к «тойоте», он сел на переднее сиденье.

Владелец «тойоты», устроившись за рулем, захлопнул дверцу. Повернул ключ зажигания, дал газу. Отъехав, посмотрел в боковое зеркало. Вздохнул:

— Кажется, все чисто. С приездом.

— Спасибо.

— Я могу вас называть…

— Юрий Седов.

— Юрий Седов. Меня предупредили. А меня зовите Женя. Женя Чемиренко.

— Очень приятно.

Они обменялись рукопожатиями, прекрасно понимая при этом, что имена, которые они назвали друг другу, могут быть и не настоящими. Свернув к каким-то невзрачным кирпичным строениям, похожим на склады, Чемиренко остановил машину. Людей вокруг видно не было, но Женя около минуты вертел головой, проверяя местность. Раскрыл рот, будто хотел изобразить задыхающуюся рыбу, вытащенную из воды. Покачал головой:

— У деловых тут схвачено все. Город поделен на сферы влияния. Засветишься — пропал, уберут сразу. Даже смыться не сможешь, к аэродрому подъехать не дадут.

— Знаю. Меня предупредили.

— Мы здесь должны работать вдвоем. Только вдвоем, без каких-то других контактов. На остальные службы, ФСБ, СВР, милицию, надежды нет. Мы работаем вдвоем, при этом никто не должен знать, что мы с вами знакомы. И никаких телефонных звонков, все новости и сообщения передаются при личном контакте. И еще одна просьба: передвигайтесь по городу или на автобусах, или пешком. Такси, частники и вообще любые машины, кроме моей, исключаются. Естественно, если только вы не убеждены, что поездка на машине пойдет на пользу делу.

— Договорились.

— Нам повезло, пока вместе нас здесь никто не видел.

— Видела буфетчица.

Чемиренко постучал пальцами по баранке.

— Пожалуй, единственный человек, которому я, а значит, и вы можем доверять в этом городе, — это Аня Селихова. Буфетчица.

— Ей можно доверять?

— Да. Она не кадровый агент ГРУ, но работает на нас. А вот ее отец работал в ГРУ. Запомните на всякий случай ее адрес: Морская, восемнадцать, второй этаж.

— Запомнил.

— Сам я живу в гостинице «Новороссийск». Номер четыре «А», люкс. А теперь… — Чемиренко достал из пачки сигарету, сунул в рот, чиркнул зажигалкой, затянулся. — А теперь о задании. Вы ведь понимаете в морских делах?

— Понимаю.

— Здесь, в военно-морской гавани, стоит сейчас авианесущий крейсер «Хаджибей». Он построен лет десять назад. Крейсер хоть куда. Но по некоторым параметрам, главным образом касающимся электроники, он ВМС уже не устраивает. Плакать поздно, крейсер еще в прошлом году по указанию первого заместителя министра обороны был включен в список кораблей, подлежащих продаже на металлолом. Официально акт о продаже был подписан полгода назад, продали его Ирану. Команда, состоящая частью из кадровых офицеров и сверхсрочников, а частью из вольнонаемных, должна была отвести крейсер через Суэц в Индийский океан, в иранский порт Бендер-Аббас. Крейсер чуть было не ушел, но внезапно встали на дыбы таможенники.

— Таможенники?

— Да. Как вы знаете, с военных кораблей, списанных на металлолом, по уставу должно быть снято все, что представляет хоть какую-то ценность. Вооружение, электронная часть, проводка. Все, вплоть до мебели и облицовки в каютах. Вы должны знать, одних только проводов цветных металлов на таком крейсере десятки тонн. А золота и платины наберется сотни килограммов.

— Я это знаю. Значит, таможня его не выпустила?

— Пыталась не выпустить. Крейсер уходил в Иран целехоньким, со всем вооружением, со всеми уникальными приборами. Да еще и с контрабандой, стоящей, по приблизительным подсчетам, около миллиарда долларов.

— Что там было на миллиард долларов?

— Было и есть сейчас. Главным образом вооружение. Военные самолеты, вертолеты, приборы, ракеты.

— Таможенники все это выявили?

— Они заподозрили неладное, но выявить все, что находилось на крейсере, им не дали. Был жуткий скандал, сюда, в Новороссийск, чтобы отмазать временного командира корабля Петракова, приезжал сам первый замминистра обороны. С крейсера для вида списали несколько человек. Но это были не бандюги, а честные офицеры и старшины, которые не устраивали командира. Вылетел с крейсера и наш агент, внедренный с огромным трудом. Через день после списания его вообще убрали. Здесь его знали как капитан-лейтенанта Жебрикова.

— Что значит — убрали?

— Убили. Официально — он утонул во время купания на местном пляже. Пошел купаться перед вылетом в Москву — и утонул. Но у нас нет сомнения, что его убили. Выследили под водой и утянули на дно. Он слишком много знал. И был единственным свидетелем, который лично видел все, что происходит на крейсере.

— Не слабо.

— Да уж. Думаю, вам ясно, что после всей этой заварухи на крейсере ничего не изменилось.

Они помолчали. Наконец Седов спросил:

— Я правильно понял: у тех, кто хочет вывести крейсер из Новороссийска, наверху лапа?

— Очень сильная лапа. Может, здесь завязано несколько заместителей министра обороны. А может, сам министр. Нам нужен свой человек на крейсере. Опытный, знающий, компетентный. Короче, профессионал. Если центр прислал вас, значит, вы именно такой человек. Причем, если вы понимаете специфику работы ГРУ, мы даже заинтересованы, чтобы крейсер ушел в Иран. У центра есть сомнения, нет ли предателя в самом ГРУ. Выяснить, кто это, на крейсере будет легче.

— Когда крейсер уходит в море?

— Через три дня. Таможенники его выпустили, главный акт подписан. Есть еще документы, которые нужно подписать, но они подпишут и их. Таможенники куплены.

— Что требуется от меня?

— Попасть на крейсер, войти в состав команды. Причем войти так, чтобы командир крейсера, капитан первого ранга Петраков, вам полностью доверял. Если вам удастся попасть на крейсер, нам удастся решить множество проблем. Дело ведь касается не только крейсера. И не только предателя в ГРУ. А… — Чемиренко тяжело вздохнул, — кое-кого в Министерстве обороны.

— Считаете, это возможно — чтобы я попал в состав команды крейсера?

— Считаю, это абсолютно невозможно.

— Тогда зачем все?

— Есть план, разработанный в центре. Этот план — единственный выход из положения, к которому мы можем прибегнуть. Если обстоятельства сложатся определенным образом и если нам к тому же повезет, у вас появится пусть крохотный, но все же шанс оказаться на крейсере. С некоторой гарантией, что капитан первого ранга Петраков будет вам доверять.

— Что за план? Что он вообще за человек, этот Петраков?

— Петракову тридцать шесть лет, он сын члена правительства, рассчитывает на быструю карьеру. Любит женщин, любит красивую жизнь. И, естественно, деньги, которые успешно делает. В том числе и здесь, в Новороссийске. Помогает ему делать эти деньги некто Глеб Довгань по кличке Ганя.

— Авторитет?

— Местный житель. Бывший бандит, а ныне один из самых уважаемых граждан города. Довгань примерно одних лет с Петраковым, познакомились они лет пятнадцать тому назад. Петраков тогда был еще курсантом, проходил здесь практику. Довгань яхтсмен, с юных лет гонял здесь под парусом, несколько раз становился чемпионом страны. Петраков тоже был не чужд парусному спорту — они на этой почве подружились. Потом, с течением времени, появились более солидные интересы. Я имею в виду денежные. Довгань долго занимался рэкетом, здесь, в городе, у него была своя команда, которая раскручивала порт. Из городских авторитетов больше никто в порт не совался. Часть полученных денег шла в общак, часть членам преступной группы, остальное шло Гане, который переводил валюту на Кипр, в офшорный банк. Когда на его счете в банке набралась приличная сумма, Ганя с делами завязал. Открыл в Новороссийске солидную фирму, стал перекачивать деньги на Кипр уже вполне легально. Поскольку Петраков, служа в ВМС, делал примерно то же самое, они не могли не спеться рано или поздно. И спелись. Оба, естественно, давно уже миллионеры.

— Так в чем план-то?

— План в том, что Глеб Довгань сейчас — единственный человек, который, сам того не зная, может помочь вам попасть на «Хаджибей».

В машине наступило молчание. Наконец Чемиренко сказал:

— У Довганя есть большая крейсерская яхта, он собирается идти на ней на Кипр. Но у него нет шкотового матроса.

— Что, опытный яхтсмен не может найти в Новороссийске шкотового матроса?

— Шкотовых в Новороссийске полно. Но Довганю нужен хороший шкотовый.

— Что значит — хороший?

— Об этом спросите у него. Вы, по моим сведениям, занимались яхтенным спортом?

— Занимался.

— Я не большой специалист по оценке шкотовых матросов. Но думаю, если вы сможете продемонстрировать Довганю, что разбираетесь в яхтах, и докажете, что вы тот самый шкотовый, — есть шанс, что он вас возьмет.

— Он меня возьмет — и что дальше?

Чемиренко усмехнулся:

— Разработчики предлагают несколько вариантов.

— Каких?

— Разных…

— Что, «Хаджибей» заходит на Кипр?

— Пока в расписании «Хаджибея» захода на Кипр нет. Но может быть, нам удастся этого добиться.

— А если не удастся?

— Могут быть другие варианты. Вы пока не думайте об этом. Ваша задача — приложить все силы к тому, чтобы Довгань взял вас на яхту шкотовым. Причем как можно скорее. Остальное приложится. Во всяком случае, другого пути разработчики не видят.

— От этого мне не легче.

— Никому не легче.

— Потом — я не вижу вариантов, что работа у Довганя даст мне рекомендацию для Петракова.

— Юрий… Давайте не будем гнать волну. Попробуйте. Это ведь предлагаю не я, а центр.

Чемиренко застыл, упершись взглядом в лобовое стекло. Седов некоторое время следил за чайками, летающими над складами. Кивнул:

— Ладно. Где я могу его найти?

— Он собирается выйти в море сразу же, как найдет шкотового. Насколько я знаю, сейчас он всю первую половину дня проводит в яхт-клубе, возле своей яхты.

— Как называется яхта?

— «Алка». В яхт-клубе она стоит на третьем пирсе у причала номер четырнадцать. Ее легко узнать, она там самая большая.

— Хорошо, попробую. Фото покажете?

— Кто вас интересует?

— Довгань. И Петраков.

Достав из кармана куртки конверт, Чемиренко вытянул из него пачку фотографий. Протянул Седову:

— Пожалуйста. Только не советую брать их с собой. Изучите — и верните мне.

Не прореагировав на реплику Чемиренко, Седов внимательно просмотрел фотографии. Вернул пачку:

— Все ясно.

Спрятав конверт в карман, Женя улыбнулся:

— Юра, только вы не сердитесь на меня за предупреждение. У меня привычка осторожничать.

— Да я не сержусь.

— Спасибо. Вы, наверное, голодный, с утра ничего не ели?

— Если честно, да.

— Тут есть неплохая столовая, у морского порта, для плавсостава. Если идти пешком, минут тридцать. А вам лучше идти пешком, вместе нас видеть не должны. Выходите сейчас из машины и идите туда. Завернете за этот склад, пройдете по улице, повернете налево — и выйдете. Там же есть и гостиница, прямо на дебаркадере, сравнительно недорогая, называется «Якорь». Поешьте, устройтесь в гостиницу — и сразу двигайте в яхт-клуб. Он тоже сравнительно недалеко. Довганя вам нужно поймать как можно скорее, не тяните. И еще одно: в любом случае, получится ли у вас что-то с Довганем или нет, сообщите мне. Сегодня же. Но попозже, часов в одиннадцать-двенадцать ночи. — Чемиренко повернулся: — Сможете подняться ко мне в номер по крыше?

— По крыше?

— Да. Вы умеете лазить по крышам?

— Вроде да.

— Собственно, там и лазить не придется. Надо только забраться на пристройку с задней стороны. Окна моего номера выходят как раз на эту пристройку. Подтянетесь — и вы у меня. Окна будут открыты.

— Хорошо. — Взяв сумку и гитару, Седов вышел из машины. — До вечера.

— Ни пуха ни пера, — сказал Чемиренко.

— К черту… — Седов не обернулся.

До столовой для плавсостава он добрался минут за двадцать с небольшим. Столовая была обычной забегаловкой, не хуже и не лучше других, если не считать стеклянного шкафа со спиртным и сигаретами за спиной кассирши. Когда он вошел, зал был заполнен наполовину.

Взяв поднос, поставил на него салат, бутерброд с сыром, сосиски, налил себе кофе и, расплатившись у кассы, сел в дальнем углу у окна.

Из окна был виден причал, и он, попивая кофе, от нечего делать попытался разыскать среди ошвартованных у причала сухогрузов и танкеров, прогулочных шаланд, рыбацких лайб и буксиров тот самый дебаркадер, в котором должна быть гостиница «Якорь». Летали чайки, часть из них бродила возле столовской помойки, лакомясь отбросами. Сразу же за помойкой тянулся длинный ряд ларьков, продававших все, от цветов до ювелирных изделий. Чуть поодаль грузчики переносили с большой шаланды на берег картонные ящики. Так и не найдя гостиницу «Якорь», он стал просто разглядывать стоящие у ближнего пирса в шахматном порядке прогулочные «ракеты» и «кометы». Одна из «ракет», только что ошвартовавшаяся, высаживала пассажиров. Скользнув взглядом по растянувшейся вдоль причала толпе курортников, он вдруг услышал резкий звук тормозов. Почти под самым его окном остановился белый двухместный БМВ с открытым верхом. Загорелая девушка в коротеньких джинсовых шортиках и белой размахайке, не доходящей до пупка, сидевшая за рулем, взялась одной рукой за спинку сиденья, другой — за верх дверцы и перепрыгнула на причал.

Девушка двинулась в сторону ларьков. Она шла, гордо глядя перед собой, шла как-то по-особому упруго, на вид ей было лет двадцать, может, чуть больше. У нее были стройные ноги, длинные, по моде подвитые светлые волосы, маленький нос и красивые губы. Глаз девушки он рассмотреть не успел, но кажется, глаза были голубыми или что-то вроде этого. Подумал: такой красивой девушки он еще никогда не видел. В ней есть какая-то двойственность. С одной стороны, она похожа на уличную девчонку, бандитку, к которой опасно подходить. И в то же время выглядит королевой.

В свои тридцать он был холост. Вообще-то с девушками по жизни ему не очень везло, и он уверял себя, что во всем виновата его работа. Сколько он себя помнил, все его романы оказывались какими-то случайными, девушки, с которыми он виделся, появлялись будто бы ненароком. Исчезали они точно таким же образом, ненароком, так, что он не успевал даже этого заметить. Но сейчас, разглядывая девушку, идущую к ларькам, он вдруг понял: у него впервые за всю жизнь при виде девушки пересохло горло. Она его завораживала.

Осознав это, сказал сам себе: парень, успокойся. Ты на работе. Да и потом, здесь, на юге, полно красавиц, не она первая. К тому же тысяча процентов, что ты никогда ее больше не встретишь. Забудь.

У киоска стояли выставленные наружу ведра, тесно набитые букетами роз, хризантем и гладиолусов. Присев перед ними на корточки, девушка стала внимательно осматривать цветы, изредка трогая их. Наконец, встав, что-то сказала продавцу. Тот кивнул и исчез в глубине киоска.

Пока его не было, девушка стояла, с досадой поглядывая то на небо, то на причалы. На ногах у нее были белые кроссовки, и она время от времени нетерпеливо постукивала пяткой кроссовки об асфальт.

Наконец появившись, продавец протянул ей огромный букет темно-красных роз. Оглядев цветы, девушка кивнула. Достала из кармана шортиков кошелек, рассчиталась и, взяв букет, вернулась к машине. Положила букет на сиденье, открыла дверцу, села и уехала.

На этот раз он сумел хорошо рассмотреть ее глаза — они были темно-синими.

Допив кофе, взял сумку и гитару. Спустившись на причал, решил, что найти гостиницу «Якорь» он еще успеет, а пока поищет яхт-клуб.

Разыскать яхт-клуб он смог лишь после долгих расспросов. Грузчики, портовые матросы, продавцы в ларьках, к которым он обращался, утверждали как один, что отлично знают, где яхт-клуб, показывая при этом почему-то в разные стороны.

В конце концов он все же вышел к яхт-клубу. Он был расположен в лагуне, швертботы и яхты всех видов стояли здесь вдоль деревянных причалов и в центре небольшой бухточки. Территория клуба была ограждена высокой, выкрашенной шаровой краской проволочной сеткой; в середине сетки была дверь, представлявшая собой металлическую раму с такой же, как и у ограды, сеткой. Дверь закрывалась на вделанный в нее большой замок.

Некоторое время он стоял, наблюдая за проходившими на территорию клуба. Избранные открывали замок собственным ключом, проходили в дверь, захлопывая ее затем за собой.

Сразу же за проволочной сеткой на небольшой полоске берега стояли и лежали старые яхты. Часть из них была просто оставлена на земле, что означало: на этих яхтах поставлен крест. Те же яхты, которые еще могли пригодиться, стояли на грубо сбитых деревянных стапелях.

У одной из таких яхт возились три загорелых человека. Двое молодых счищали на корме шпателями старую краску, пожилой мастерскими движениями закрашивал нос. Все трое работали босиком, на них были только шорты и бейсбольные кепочки.

Дождавшись, пока к двери подойдет очередной обладатель ключа, он прошел вслед за ним на территорию. Двинулся к стоящей на стапелях яхте, возле которой шла работа. Остановился.

С минуту он стоял, разглядывая, как пожилой точными движениями, слой за слоем, наносит на металлический борт белила. Поскольку никто из тройки не обращал на него внимания, он сказал:

— Привет.

— Привет… — Пожилой бросил это, не обернувшись и продолжая красить. — Что, браток? Нужно что-нибудь?

— В общем, ничего. Дадите покрасить?

Сделав несколько мазков, пожилой опустил кисть в ведро. Взял ветошь, вытер руки. Посмотрел на него:

— Шутишь?

— Нет, не шучу.

— Браток, спасибо. Услуги не требуются.

— Я не в смысле услуг. Я просто так хочу покрасить. Для души.

Вытерев тыльной частью ладони лоб, пожилой усмехнулся:

— Для души… Я смотрю, ты душевный парень.

— Просто люблю красить.

— Зачем здесь оказался, в яхт-клубе?

— Ищу работу. Вам, случайно, шкотовые не нужны?

Работающие на корме ребята покосились в их сторону, но работы не бросили.

— Шкотовые? — Достав из кармана трубку, человек стал набивать ее табаком. Раскурив, бросил спичку на песок. — Понимаешь в яхтах?

— Вроде.

— Ясное дело. Нет, браток, шкотовые нам не нужны. У меня вон своих двое шкотовых, два сына — один другого лучше.

— Жаль.

Пожилой обошел нос яхты, оценивая свою работу. Вернувшись, спросил:

— Красить-то умеешь?

— Умею.

— Если в самом деле всерьез хочешь покрасить, покажи, как красишь. Если нормально красишь, я заплачу.

— Никакой платы я не возьму. А кисть давайте, поработаю. Можно взять?

Пыхнув трубкой, пожилой кивнул:

— Бери.

Положив сумку и гитару на землю, он снял пуловер и тенниску. Взял из ведра кисть, примерился и начал работать.

Понаблюдав некоторое время за ним, пожилой взял шпатель и пошел к корме, помогать сыновьям.

В полном молчании они проработали около получаса. Наконец, вернувшись к нему, пожилой сказал:

— Молодец. Сколько я тебе должен?

— Да нисколько не должны. Дайте доделать до штирборта.

— Доделывай, раз уж ты такой.

Когда он закончил и вытер руки, пожилой протянул ему ладонь. Крепко встряхнул:

— Спасибо. Меня зовут Николай Владимирович Радченков. Сыновей — Виктор и Денис.

— Меня — Юрий Седов.

Сыновья, перестав работать, смотрели на них. Радченков поправил бейсболку.

— Я вижу, вы не местный?

— Да я вообще-то из Псковской области.

— Яхтсмен?

— Вроде того. Ходил по Псковскому, по Ладоге.

Один из парней, отложив шпатель, сказал:

— Па, а ведь Довгань ищет себе шкотового.

Радченков некоторое время рассматривал землю. Наконец сказал:

— Да, ищет. Попробуйте с ним поговорить.

— С кем?

— С Довганем.

— А кто это?

— Как вам сказать… Если коротко — яхтсмен. Хороший яхтсмен.

— А где мне его найти?

Обернувшись в сторону бухты, Радченков махнул рукой:

— А вон мачта, самая высокая, видите? Это его яхта, называется «Алка». Стоит на четырнадцатом причале. Он сейчас там. Подойдите, может, вам повезет.

— Спасибо. Я могу сказать, что меня направили вы?

Радченков посмотрел на сыновей. Потер загорелую до черноты шею.

— Почему нет, скажите. Не думаю, что это вам поможет. Но скажите.

— Спасибо.

— Да не за что. Желаю удачи.

— А вам счастливо поработать.

Подняв с земли гитару, сумку и одежду, он пошел к четырнадцатому причалу.

В дверь каюты постучали, и Петраков крикнул:

— Да, входите!

Вошла его личная официантка Лена. В руках она держала большой поднос, на котором стояли два судка и фарфоровый чайник. С утра Петраков еще не выходил из каюты. Он недавно встал, и на нем были сейчас только трусы и кроссовки на босу ногу. Подумал: хорошо, что это Лена, она не смутится, даже если он вымажется в дерьме. Когда-то они были близки, впрочем, он и сейчас изредка делил с ней постель.

Глянув на девушку со складной фигуркой, бывшую, помимо того, что она работала у него официанткой, еще и мастером спорта по гимнастике, процедил:

— Что там?

— Леонид Петрович, вы просили ланч. Вот ланч.

— Ланч, ланч… Ладно, поставь. И налей мне чаю.

— Сейчас… — Поставив поднос на передвижной столик, Лена взяла чайник и прошла в буфетную.

Каюта у Петракова была командирская, огромная, с двумя спальнями, кабинетом, гостиной и большим холлом для приема гостей. Прислушавшись, как в буфетной позвякивает посуда, поморщился. Вчера, парясь в большой компании в сауне, он нарушил режим, выпил чуть больше, чем нужно, и вот расплата: голова побаливает. Что-то надо делать. Может, сейчас, пока никого нет, лечь с Леной? На полчаса, не больше? Лучший способ, чтобы убрать похмелье. Проверено.

Посидев, подумал: нет, не стоит. Вообще, не надо себя распускать. Они вот-вот выйдут в море, предстоит серьезный поход, может быть, самый серьезный в его жизни. Перед выходом в море он должен следить за своей формой.

Выйдя из буфетной, Лена поставила перед ним стакан. Тонкий сосуд в серебряном подстаканнике был доверху наполнен темно-янтарной жидкостью.

— Пожалуйста, Леонид Петрович.

— Что это?

— Леонид Петрович, перестаньте. Это чай, как вы любите. Крепкий.

— Какой крепости?

Лена подняла глаза к потолку:

— Ну, купеческий, купеческий, довольны? Третья степень, купеческий.

— А где сахар?

— Уже в чае. Как вы любите, два куска.

— А где пенка?

— Леонид Петрович, опять вы со своей пенкой… Ну нет пенки, нет, не получается у меня…

Делая вид, что сердится, он проворчал:

— А чему тут получаться? Как только чай налит, ты осторожно, на ложечке, опускаешь в стакан два куска сахара. И через несколько секунд на поверхности появляется пенка. Точнее, две пенки. Две квадратные пенки, по форме кусков. Как раз такие, какие я люблю. Неужели трудно?

— Леонид Петрович…

— Лена, пойми: без этих пенок мне чай не в чай.

— Леонид Петрович, клянусь — в следующий раз я лопну, но пенки у вас будут. А сейчас попейте так. Чай отличный. Вы же знаете, как я завариваю.

— Ладно. — Взяв стакан, отхлебнул чай, который в самом деле оказался отличным. — Что там на палубе? Все в порядке?

— Не знаю, что на палубе. Вахтенный просил вам передать, что звонили с таможни. Сказали, в двенадцать дня придут подписывать последние бумаги.

— Черт… Что ж ты мне сразу не сказала?

— Вот я говорю. Но сначала чай.

— Почему сначала чай?

— Чай важнее.

— Я сам знаю, что для меня важнее. Давно звонили?

— Да не торопитесь, Леонид Петрович, еще только без четверти.

— Без четверти… Они вот-вот придут, а мне это важно. Что еще?

— Кулигин сказал, что нужно с вами разбираться.

— Кулигин… Ладно, разберемся. Что еще?

— Больше я ничего не знаю. Я же не ваш секретарь. Мое дело — принести вам позавтракать.

— Ладно. Пойди скажи, когда таможенники придут, пусть их немного задержат. Чай предложат, что-нибудь еще. А я пока переоденусь.

— Хорошо, Леонид Петрович. — Лена вышла из каюты.

Посмотрев ей вслед, Петраков проверил судки. В одном была рыба, приготовленная так, как он любил, в другом салат. Съев все до конца, прошел в ванную, почистил зубы, обработал себя дезодорантом. Некоторое время рассматривал себя в зеркале. Он был выше среднего роста, худощав, мускулист, глаза были светлыми, нос чуть курносым, волосы же, иссиня-черные, он всегда носил с пробором. Петраков отлично знал, что такие лица, как у него, нравятся женщинам. Расчесав волосы и попрыскав на них закрепителем, прошел в спальню, надел белые брюки, белую куртку со знака ми отличия капитана первого ранга, белую пилотку с кокардой-крабом и золотыми дубовыми листьями. Поднял ладонь, чтобы привычным жестом проверить, точно ли по центру надета пилотка.

Телефон в гостиной давно уже жужжал, но он не торопился. Наконец, подойдя к столу, взял трубку:

— Да?

Услышал голос старпома:

— Товарищ капитан первого ранга, разрешите доложить?

— Докладывайте.

— На борт поднялись представители таможни, с бумагами. Их надо подписать. Вы можете их принять?

— Кто конкретно из таможни? Вы их знаете?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга. Один Сулеев, другой Батуринец. Мы с ними работали.

— Скажите, пусть заходят. Пусть их проводит мой порученец. И распорядитесь, чтобы принесли легкую закуску и шампанское. Пару бутылок. Надо им предложить за успешное завершение.

— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранга. Какие-нибудь еще указания будут?

— Нет. Если нужно будет, я вас вызову.

Он положил трубку. Подойдя к открытому иллюминатору, стал смотреть на море. Сейчас он подпишет последние таможенные документы — и будет спокоен. Если поход удастся, навар будет приличным. С таким наваром он сразу поднимется на другой уровень. Впрочем, он и без этого навара поднимется на другой уровень, поскольку уже представлен к адмиральскому званию. Как только он получит контр-адмирала, сразу же уйдет в Военную академию Генерального штаба. А это — верный путь к следующему званию. Нужен успех, и успех будет. Но мандраж, легкий мандраж у него все-таки есть. Как-никак он должен протащить «Хаджибей» через четыре моря, причем последнее, Аравийское, является частью Индийского океана. Ничего, он в себе уверен. К тому же он прикрыт на самом высоком уровне, его поддерживает первый замминистра. Проколов, вроде прокола с таможней, что случился месяц назад, уже не будет.

Раздался стук в дверь. Не оборачиваясь, крикнул:

— Входите!

В каюту вошли, и он обернулся. В двери, ведущей в гостиную, стояли два таможенника, за ними виднелась лихо изогнутая мичманка старшего лейтенанта Качурова, его порученца. Сделав широкий жест, показал на стол:

— Господа, прошу садиться. Документы с вами?

— Да, Леонид Петрович.

Старший из таможенников, Сулеев, невысокий, с узким костлявым лицом, положил портфель на стол. Оглянулся, будто изучая стул, и сел. Второй таможенник, пожилой толстяк, устроился рядом.

Открыв портфель, Сулеев торжественно достал папку.

— Леонид Петрович, вот. Вам нужно только подписать. Вот здесь… — Показал. — И вторая подпись, вот здесь.

Чувствуется рука Глеба, подумал Петраков, оба куплены с потрохами. Встретившись взглядом с порученцем, метнул молнию, на что тот, обернувшись, показал на Лену. Официантка медленно вкатывала в каюту поднос с шампанским, фруктами и закуской.

Удовлетворенно кивнув, Петраков взял из подставки на столе ручку. Подождав, пока Сулеев придвинет к нему документы, размашисто подписался несколько раз. Посмотрел на таможенника:

— Все?

— Все, Леонид Петрович. Поздравляю.

— Я вас тоже. Что ж, давайте выпьем за успех дела.

— Да мы… — Сулеев сделал вид, что хочет встать. — Мы пойдем, у нас еще много дел.

— Не выйдет, господа. Вы находитесь на борту военного корабля, а у нас свои законы. Вставать я вам пока не разрешил. Леночка, бокальчики, пожалуйста… И разложи закусочку, что там у тебя… Семга, икорочка… Разложи, сделай бутербродики… Старший лейтенант, присоединяйтесь к нам… Садитесь, садитесь… Вы были свидетелями торжест венного момента… Молодец, Леночка, спасибо…

Он поднял наполненный шампанским бокал:

— Итак, господа таможенники, за успех! Пьем до дна!

Таможенники и Качуров, подняв свои бокалы, чокнулись с ним и выпили. Осушив свой бокал и тронув губы салфеткой, Петраков встал:

— Господа, я оставляю вас на своего порученца и на Лену. Перекусите, выпейте. А у меня дела, прошу извинить.

Выйдя из каюты, Петраков увидел стоящих на палубе и, видимо, ожидающих его старпома, пухлого и румяного кавторанга Бегуна и командира отряда спецназа Кулигина, жилистого верзилу с лошадиным лицом.

Дав Бегуну приказание проверить готовность всех служб к отходу, повернулся к Кулигину:

— Что у тебя?

— Да, товарищ капитан первого ранга… — Кулигин посмотрел в сторону. — Я хотел показать вам тренировки ребят. Мы кое-что новое придумали.

— С чего это вдруг ты захотел показать мне тренировки ребят?

Кулигин промолчал. Отлично зная характер командира спецназа, Петраков сказал:

— Ладно, пошли. Посмотрю, что вы там новое придумали.

Свернув на боковую палубу, они двинулись к бронированной каптерке на юте. Эта каптерка, в которой раньше хранились канаты, бочки с краской, швабры и прочая боцманская утварь, по указанию Петракова была переоборудована под тренировочный зал, в котором теперь каждый день тренировались спецназовцы. Из почти полутысячной команды, полагавшейся по штатному расписанию огромному крейсеру, Петраков взял в этот рейс только палубную команду, механиков, штурманов, радиоспециалистов и немногочисленный обслуживающий персонал. И еще — лично подобранную им полуроту морского спецназа, взятую специально для охраны крейсера. Помимо автоматов и личного оружия, эта полурота была вооружена также ракетами ручного управления «земля — вода» и «земля — воздух» и тяжелыми пулеметами. Все кулигинские спецназовцы владели карате на уровне третьего дана, сам же Кулигин спокойно разбрасывал двадцать нападающих — что уже не раз приносило Петракову ненужные хлопоты.