Совсем другая тень

Анатолий Ромов, 2015

Анатолий Ромов – признанный мастер детективного жанра. По его сценариям и по мотивам произведений поставлено более десяти фильмов. Пять из них, «Колье Шарлотты», «В полосе прибоя», «Алмазы шаха», «Фуфель» и «Чужие здесь не ходят», до сих пор регулярно выходят в эфир на различных каналах российского телевидения. В романе «Совсем другая тень» московские работники прокуратуры вступают в борьбу, завязавшуюся вокруг особо опасного преступления.

Банкет

Без десяти семь наша машина остановилась у подъезда Алены. Дом у Алены был добротным — трехподъездная кирпичная шестнадцатиэтажка.

Выключив мотор, Сашка спросил:

— Как думаешь, они сильно опоздают?

— Минут на десять. От силы на пятнадцать.

— Ты вообще продумал, что сказать Алене?

— Что я ей должен сказать?

— Тебя ведь день-два не будет в Москве.

— Я разве обязан отчитываться?

— Нет. И все же?

— Скажу… еду на халтуру. В другой город. Сойдет?

— Сойдет. И все, о делах больше ни слова! Алена говорила, что из себя представляет ее подруга? Наверное, страшнее атомной войны?

— Наоборот. Сказала, у тебя глаза на лоб полезут. От ее красоты.

— Будем надеяться, — скептически заметил Сашка.

— Будем.

— Хорошо бы она еще жила в этом доме.

— Почему?

— Все-таки первая категория. И жильцы соответствующие.

— Где живет, ничего не знаю.

Мы сидели, изредка перебрасываясь короткими замечаниями. Наконец Сашка не выдержал, возмутился:

— Мы ждем уже полчаса!

— А что делать?

— Действительно, нечего.

В конце концов я облегченно вздохнул: из подъезда вышли Алена и стройная светловолосая девушка. Сашка присвистнул:

— Неужели наши?

— Наши.

— Люблю, когда девушки знают, что у них хорошие фигуры, и не собираются это скрывать.

Алена меня не обманула. Ее подруга была очень мила. Впрочем, я смотрел лишь на Алену. На ее темно-каштановые волосы, нежное лицо с широко расставленными серыми глазами. Подумал: она действительно очень красива, и не только с точки зрения художника. Насчет же фигур Сашка сказал из-за коротких платьев, напоминающих не доходящие до колен облака. Платье Алены было дымчато-серым, подруги — бледно-бирюзовым.

— Со своей Аленой сядешь сзади, — распорядился Сашка. — Хорошо?

— Ладно. — Я вышел и открыл дверцу, усадил Алену на заднее сиденье, ее подругу на переднее.

Алена улыбнулась:

— Мы не очень опоздали? Сережа, Саша, это моя подруга Жанна.

У Жанны были столь редкие зеленые глаза, изящный вздернутый носик и пышные рыжеватые волосы.

— Очень приятно… — Сашка чопорно поклонился. — Вы вместе учитесь?

— Мы вместе живем, — сказала Алена. — В одном подъезде.

— Но учитесь отдельно?

— Жанна учится в школе-студии МХАТ. На актерском.

— О-о… Потрясающе!

Чуть помедлив, Жанна спросила:

— Почему?

— Потому что я бешеный поклонник искусств.

— Тогда кто вы? Чтобы я знала, кто мой бешеный поклонник? Художник?

Сашка включил магнитофон, притворно вздохнул:

— Увы, всего лишь хирург-косметолог. — Стал осторожно разворачиваться. — Как поедем? С ветерком или медленно? Жанночка, как вы любите?

— С ветерком. Только хотелось бы знать, куда мы едем?

— Жанночка, сейчас я вам все объясню. Все, все, все…

Выехав на трассу, Сашка прибавил скорость. Проскочив несколько светофоров, сказал:

— Мы едем в Совинцентр. В ресторан «Континенталь». На банкет. Не против?

— Кто же будет против «Континенталя»? Только что за банкет?

— Некая наша знакомая, которую, скажем так, знает пол-Москвы, собирает своих друзей. Посидеть, поболтать, потанцевать. Только и всего.

— А… как зовут вашу знакомую? Если ее знает пол-Москвы?

— Вера Новлянская. Слышали?

— Знаете, Саша, нет.

— Тогда… — Он что-то сказал Жанне на ухо. Она рассмеялась. Сашка же, выпрямившись, продолжил рассказ о Вере Новлянской. Поскольку меня больше занимало то, что рядом со мной сидит Алена, половины того, что он говорил, я уже не слышал. К тому же я точно знал: главного о Вере Новлянской Сашка все равно не расскажет. Вообще Вера считается одной из известных московских красавиц, хотя ей около пятидесяти. Последний ее муж, заместитель министра, умер два года назад — и по этому случаю Вера сделала у Сашки очередную пластическую операцию. Не знаю, насколько искусны были врачи, работавшие над ней раньше, но теперь Вера, конечно в гриме, выглядит тридцатилетней женщиной. Сашка, понятно, рассказывал совсем о другом — о широте Вериной натуры. А также о тонком вкусе, любви к искусству и поклонниках. Изредка он оборачивался в нашу сторону, понимая, что Алена тоже его слушает.

Наконец девятка остановилась у Совинцентра. Поскольку здесь все швейцары хорошо знали и меня, и Сашку, мы были пропущены без звука. В ресторане метрдотель сообщил: банкет дается во втором банкетном зале. Как только мы вошли в помещение, представляющее что-то среднее между маленьким залом и огромной комнатой, раздались оглушительные аплодисменты. Девушки смутились, но мы с Сашкой знали: на таких банкетах по привычке хлопают всем опоздавшим. Впрочем, может быть, сигнал к аплодисментам подала Вера, ослепительно царственная Вера, разместившаяся во главе П-образного стола. Мы посмотрели в ее сторону. Она тут же послала мне и Сашке воздушный поцелуй.

Администратор показал на свободные места, мы сели, и стоявший поблизости официант откупорил бутылку и разлил в бокалы шампанское. Сразу вслед за этим тамада провозгласил тост. Во время тоста оркестр из пяти человек несколько раз грянул «К нам приехал наш любимый».

Выпив и поставив бокал, я огляделся. Стол был богатым, публика же самой разношерстной, чего и следовало ожидать. Вера, как всегда, производила впечатление. Она почти не говорила, лишь выслушивала, улыбаясь, развлекавших ее наперебой гостей. Ее платье, безусловно, стоило огромных денег, но в то же время как будто ничем особенным не выделялось. То же можно было сказать о бриллиантовых серьгах и ожерелье, обращавших на себя внимание главным образом тонкой работой.

Банкет катился по накатанной колее. Вскоре тосты кончились, заиграла музыка, и мы вчетвером пошли танцевать. В том, что Алена прекрасно танцует, я мог убедиться раньше. Жанна ей не уступала, Сашка же был просто в ударе. За стол мы вернулись, когда оркестр ушел отдыхать. Настроение было отличным, мы смеялись и разговаривали, перебивая друг друга. Нам никто не мешал, остальные, как водится, тоже разбились на группы. Лишь однажды Вера, подойдя, сказала:

— Не обращайте внимания — я на секунду. Девушки, я рада, что вы пришли. Сергей, насчет вашей картины, она здесь?

— Здесь. В багажнике у Саши.

— Я завезу ее завтра? — сказал Сашка. — В середине дня?

— Хорошо. Больше не буду вас мучить. Девушки, запомните: вы здесь самые красивые. — Улыбнувшись, ушла.

— Милая женщина, — сказала Алена.

— Очень, — согласилась Жанна. — Саша, я ее представляла другой.

Сашка поднял обе ладони:

— Ради бога, Жанночка, лишь бы вам понравилось.

Вернулся оркестр, и мы снова пошли танцевать. В середине танца Сашка выразительно глянул на часы. Я посмотрел на свои: без пяти одиннадцать.

Алена подняла брови:

— Спешишь?

— Аленка, через час у меня поезд. Я уезжаю.

— Куда?

— На так называемую халтуру.

— Это нечестно. Мог бы сказать раньше.

— Зачем портить вечер? И потом, я ведь приеду через день-два.

— Откуда?

— Неважно. Из областного города со скучным названием.

Танец кончился. Я осторожно обнял Алену. Она прижалась губами к моему уху:

— Я буду скучать. Вспомнишь в своем скучном городе?

— Вспомню.

После того, как мы сели в машину, Алена уткнулась носом в мое плечо. Так мы просидели до самого ее дома. Выпрямилась она, когда Сашка, выключив мотор, повернулся к Жанне:

— Ну как? Есть претензии? Пожелания?

Жанна улыбнулась. Опустила ресницы:

— Саша, вы прелесть. Спасибо за чудесный вечер.

— Не стоит. Можем повторить. Жанночка, вы как насчет совместных встреч? Не против?

— Я, как Алена…

Сашка посмотрел на Алену, та вздохнула:

— Саша, естественно, я не против.

— Отлично. Проводить? Или дойдете сами?

— Сами. — Жанна выскользнула из машины.

Алена поцеловала меня, тихо сказала:

— Понимаю, у тебя не будет времени. Но если будет, позвони. Хорошо?

— Хорошо. — Я был почти уверен, что не позвоню, ведь я даже не представлял, куда поеду.

Кивнув Сашке, Алена вышла и догнала Жанну. Дождавшись, пока девушки скроются в подъезде, Сашка стал разворачиваться. Я же остро пожалел, что не могу остаться с Аленой.

Перевоплощение

Когда мы поднялись в квартиру, было пять минут первого. Себе Сашка постелил в комнате, мне на кухне. Подождал, пока я разденусь. Протянул небольшую баночку с бледно-желтой мазью:

— Обмажься. Причем хорошенько. Втирать надо до покраснения.

— Куда?

— Сначала обмажь руки до запястий. А я посмотрю. Давай.

Подцепив мазь пальцем, я начал обмазывать руки. Мазь втиралась хорошо, сразу же впитываясь в кожу. Минуты через три началось легкое жжение.

Сашка спросил:

— Чувствуешь что-нибудь?

— Чуть-чуть жжет.

— Так и должно быть. Притерпишься. Давай на лицо. По порядку: лоб, нос, щеки, уши, шея, грудь. Давай… Мази не жалей, пусть находит на волосы…

Тщательно втирая мазь во все эти места, я почувствовал: лицо, шею и грудь будто обложили перцовым пластырем.

— Терпимо? — поинтересовался Сашка.

— Терпимо. Может, хватит?

— Ладно, хватит. — Взял баночку, завинтил крышку. — Ложись. Встаем в полпятого. Я поставлю свои часы. Ты — свои. Будит тот, кто раньше проснется. Все, спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Я поставил часы на полпятого. Выключил свет. Натянул простыню, попробовал понять, мешает ли мне жжение… И почти тут же заснул.

Меня разбудили легкие толчки в плечо. Спать хотелось безнадежно. Но поскольку толчки продолжались, заставил себя приоткрыть глаза. Сашка… В неясном свете белело его лицо.

— М-мм, Сашка… Я сейчас, — промычал я.

— Серега, пора. Вставай.

— Ага… — Сделав усилие, я сел на кровати. Взялся ладонями за лицо. Что у меня с ним?.. Вспомнил: мазь. Интересно — подействовало? Посмотрел на Сашку. Он кивнул:

— Порядок. Посмотри в зеркало.

В ванной, еще не очухавшись от сна, я долго всматривался в себя. Точнее, в кирпично-бурую маску, которой стало теперь мое лицо. Эффект был потрясающим: я действительно стал старше лет на двадцать. Причем действие мази было неодинаковым — в одном месте кожа пошла пупырышками, в другом казалась обожженной, в третьем покрылась неровными, типично старческими пятнами. Изменились и некоторые черты лица. Нос от общей припухлости казался еще меньше, губы — толще. Плеснул в лицо водой и снова посмотрел в зеркало. Сейчас я похож на крепкого загорелого старика. Поднял руки — кожа до запястий тоже побурела, съежилась.

В ванную заглянул Сашка, спросил:

— Не очень испугался?

— Да нет. Это точно сойдет?

— Точно. Идем стричься. Давай-давай. Времени нет.

Я уселся на кухне. Сначала Сашка действовал ножницами. Потом, намылив голову, тщательно выбрил остатки моих волос безопасной бритвой. Смочил одеколоном. Протянул парик. Я повертел его — волосы были седыми и короткими.

— Надевай осторожней, — предупредил Сашка. — Виски и затылок на липучке. Вообще же это — вершина искусства. Можешь убедиться.

Натянул на голову легкую шапочку. Разгладил. Места у висков и затылка сразу же прилипли к коже. Подошел к зеркалу. Сашка прав, парик можно смело считать вершиной искусства. У меня на голове топорщился самый натуральный седой бобрик. Сколько я ни вглядывался, так и не мог понять, где кончается моя кожа и начинается парик.

Сашка подал накладной живот:

— Последнее усилие… И учти, из гаража нужно выехать в полшестого. Кивнул на сложенные вместе белую рубашку и синие с тройными лампасами брюки от пижамы «Адидас», сверху лежали очки в черепаховой оправе.

— Для солидности. Не бойся, они без диоптрий. Обычные стекла…

Накинув рубашку, я с сомнением взял брюки. На живот они налезли с трудом, резинка натянулась до предела. Мой собственный пиджак на животе, конечно, теперь не сходился.

Взглянул в зеркало. Оттуда на меня смотрел не имевший со мной ничего общего человек лет пятидесяти. Такой человек мог быть начальником отдела снабжения. Или, допустим, директором кинокартины. Впрочем, он мог быть кем угодно.

— Есть хочешь? — спросил Сашка.

— Поем в дороге.

— В машине. Кстати, я тебе заварил чай в термосе. Надень кроссовки. Когда я надел кроссовки, сказал: — И послушай. Из моей квартиры выйдешь один. Выведешь машину, гараж запри. Ключ от гаража останется у тебя. Когда их отвезешь, внешность не меняй. В Москву возвращайся в том же виде — в парике, с животом и в очках. Как только въедешь в Москву, позвони мне из первого же телефона-автомата. Я скажу, что дальше. Без моих указаний ничего не делай.

— Ясно. Деньги понадобятся?

— Возьми полсотни. На всякий пожарный. — Подождал, пока я положу в карман две двадцатипятирублевки. Протянул две уже знакомые мне книжечки. Это права и техпаспорт на Семенова. Свои документы оставь. Сейчас доедешь до Лесной. Там есть маленькая химчистка. Ближе к Новослободской. Встанешь возле. Ребята обещали подойти в шесть.

— Как я их узнаю?

— Я их не видел. Зовут Юра и Женя. Других данных у меня нет. Им известно, что тебя зовут Игорь Кириллович. И что у тебя светло-серая шестерка.

— Считаешь, этого достаточно?

— А что еще нужно? Назовутся, посадишь. И возьми поесть. Возьми, возьми. В дороге можешь не купить.

Вместе сделали бутерброды с сыром и колбасой, положили их в два полиэтиленовых пакета. Сунув по пакету в боковые карманы пиджака, я прихватил термос, кивнул на прощание и вышел из квартиры.