Земля бессмертных Восток

Анатолий Сергеевич Завражнов

Восток планеты. Красные маги,эльвины, «властители» – либо хотят господствовать над миром, либо стремятся кгеноциду разума. Виктор Мальцев не считает себя спасителем планеты, но помочьдрузьям обязан…

О, женщины…

Перемены настроения — это тоже признак предчувствия некоего события. В дверь тихонько постучали. Да что это с дверью творится? Подошёл, открыл… Марэн! М-да…

— Проходи, Марэн, — с улыбкой пригласил новую визитёршу, — рад, что не успела еще меня позабыть.

Первая сестра шутливого тона не принимает, проходит в комнату, окидывает её рассеянным взглядом, также рассеянно перебирает карты, устало присаживается на кровать.

— Тебя уже не позабыть, странник. Какого шороху навел в Храме! — совсем немножко улыбается она. — Думаешь, спит кто-нибудь из сестёр? Разве что Карнэ с Дроней. Остальные спорят о твоих… гм… догадках. И о их возможной проверке. Я и пришла… проверить… Если ты согласишься.

Марэн выглядит растерянной и вовсе не уверенной в себе.

–???

— Так уж вышло, Виктор, по твоей же вине.

Ой, можно подумать, когда-то была женщина виноватой, если рядом случайно оказывался мужчина!

— После твоего ухода все потребовали немедленного… э… опыта с твоим участием. А со стороны сестёр почему-то, — тут Марэн заулыбалась, — предлагали себя все, даже ярые противницы твоих выводов. И чтобы никого не обижать, я воспользовалась правом Первой сестры… — Марэн снова занервничала. — Виктор, ты, вправду, можешь показать, что мужчина может доставить женщине настоящее удовольствие… здесь… — она провела рукой по кровати.

— Марэн, скажи мне, только честно, ты всё это ради проверки только или вправду хочешь удовольствия?

Эльвина осторожно опустила руку Вмктору на плечо, взглянула на него уверенней и глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду.

— Хочу, Виктор, я очень хочу, но не очень верю в то, что ты говорил. Тем более… мой возраст, то есть как я выгляжу по сравнению с тобой и сёстрами… то, что я — эльвина… мало ли… Не знаю ведь, как ты ко всему этому отнесёшься. Но… хочу, потому и решилась. Случится ли?

А вот что будет, если он откажется? Может ведь легко. Неожиданно всё это. Такие «сюрпризы» наёмниками не предполагались. Однако… Однако оказалось у Андрея три жены. Нет, чёрт, как раз не о жёнах речь, а об этой вот «проверке», кто его за язык-то тянул сегодня? А с другой стороны, можно ли было знать, куда этот язык доведёт? Итак, отказался и что? Да то, придурок, что всем твоим словам — грош цена! Значит, это начало полного недоверия. Вот, разум вовремя заработал, хотя именно тут эмоциям бы место. Чёрт!

А почему же «чёрт»? Вся сущность милицейского земного организма требовала ответа на вопрос «зачем». И где найти ответ, кроме как искать того, кому это выгодно?

— Случится, Первая сестра Верхнего Храма Марэн, если ты кое в чём послушаешься!

— Что такое быть послушной, я не представляю…

…Дальнейшее сложно передавать вслух или описывать, даже невозможно. Да и ни к чему. Однако! Происходило ведь нечто крайне странное и удивительное даже для подготовленного наёмника. Мага, лекаря!

Без всякого сознательного участия Виктора организм Марэн изменялся! Он молодел и подстраивался под мерки землянина, что ли. И под мага-лекаря, которому это было заметно. Ярче становились энергоканалы, крепче кости, свободнее дыхательная и кровеносная системы, более упругими — связки, мышцы, грудь, чуть шире бедра и длиннее ноги… на лице приподнялись высокомерно опущенные кончики губ, и выше взлетели ресницы, вовсе пропали чуть приметные морщинки… Не было от Виктора установок на эти перемены! Значит… А чёрт его знает, что это значит, разбираться с этими делами — после когда-нибудь. Может, взаимодействуют таким образом ауры — у Марэн она ведь практически белая, да уже и не видно в ней замеченных ранее синих отблесков! Страсть, однако! Может быть. А может, у этой расы таков настрой на людей? Вопросы появляются и множатся. Размножаются.

Ожидал он такого? Нет! И Марэн, скорей всего, за всю долгую жизнь не предполагала ничего подобного. Что ж, наверное, был Мальцев в какой-то степени прав, невольно инициировав споры в Храме, и что скрывать, остался доволен!

— Ты ужасен, странный странник, — прошептала эльвина, глядя в потолок, — ты кошмарно ужасен, а свои слова ты доказываешь очень убедительно, поэтому я не уйду отсюда до утра, не надейся.

Неожиданно Марэн замерла, как будто к чему-то прислушиваясь, на лице мелькнула тень тревоги, которая, впрочем, тут же сменилась удивлением. Её лицо, не меняя удивлённого выражения, обернулось к Мальцеву. Вместе с головой.

— Ты знаешь, Виктор, меня просит прийти мама. Ничего тревожного, но ночью это бывает крайне редко. При этом она хочет, чтобы я и тебя прихватила… Не знаю, зачем.

— Что ж, просьба мамы не обсуждается. А кто она, и как мне себя с ней вести?

Марэн погрустнела.

— Мама… весьма пожилого возраста, даже по нашим эльвинским меркам. Она очень долго была Первой сестрой Храма. Но уже пятнадцать лет не встает с постели. Никакие лекарства помочь не могут, магия тоже… Но она не потеряла себя, нет. Виктор, мама по-настоящему живет, она знает всё, что происходит вокруг, знает и то, что случилось днём… У меня ближе неё нет никого, я ее очень люблю, да и все сёстры относятся к ней, как к самому родному человеку, и все, кроме меня, зовут её Матушкой, — Марэн вздохнула и улыбнулась, — а как себя вести, мама тебе подскажет.

— Странно… — продолжила она, одеваясь. — Платье как будто не совсем мое — тут жмёт, тут чуть великовато, и короче, что ли немножко стало… ладно, разберусь…

Через полянку, освещенную луной, подошли к теремку, расположенному рядом с центральным зданием. Проследовали в невеликий зал, да нет — комнату на первом этаже. Неяркий свет уже знакомых «шариков», стены и потолок в цветочном орнаменте — без никакой больничной грусти. Запахи леса. В середине, наверное, чтобы удобнее было ухаживать за больной, — широкая кровать. Высокие подушки, на которые опирается спиной… как вот честно-то сказать? Не старая, а очень старая женщина-эльвина: сухое лицо в редком венчике совершенно седых волос, обтянутые почти прозрачной кожей скулы, кисти рук, выглядывающие из ночнушки поверх покрывала — сухие веточки… И лишь глаза! Черные яркие глаза, полные жизни и света устремлены на странника. Хотя нет, сначала эльвина недоуменно воззрилась на Марэн, хотела что-нибудь сказать, но удержалась. Две молоденькие сиделки, увидев Первую сестру, одновременно открыли рты и закрыли глаза, потом сделали наоборот, и уже не отводили от неё взгляда. Марэн же подбежала к кровати.

— Мама, что случилось? — спросила с тревогой. — Время такое неурочное, ты же обычно спишь…

— Не суетись, дочка, со мной-то как раз не случилось ничего пока, — улыбнулась старушка, — а просто захотелось понять, что случилось с тобой. Видишь ли, впервые меня разбудили твои необычные чувства. Я удивилась, когда их увидела в таком букете: радость, удивление, удовольствие, даже наслаждение, блаженство и просто счастье… Ты хоть помнишь, что с тобой было-то? И ведь я ясно видела, что ты была не одна, и твои эмоции возникли в присутствии твоего э… Так разве могла я не посмотреть на это твое «блаженство»? Как я понимаю, это ведь оно стоит столбом? Виктор, расслабься, — обратилась она уже к Мальцеву, — присядь и вставь хоть слово. Меня, кстати, можешь называть, как и все, Матушкой.

Мальцев склонил голову и присел в кресло рядом с ложем.

— Спасибо, Матушка. Очень рад познакомиться с такой оригинальной интересной женщиной.

— Эк, ты меня удивить хочешь? Ничего подобного давненько не слышала, если слышала вообще. А подробней можешь об этих двух словах: «оригинальная» — что это? «интересная» — поясни, если не трудно, в каком это смысле.

— Да легко, Матушка, даже об трёх словах! — Виктору отчего-то в присутствии престарелой эльвины стало очень легко и спокойно. Странно это, но появилась интересная лекарская мысль.

— Оригинальная — это особенная, ни на кого не похожая. Может, ты знаешь ещё кого-нибудь, чей разум, несмотря на… некоторые сложности с другими частями организма, оставался бы таким светлым, не потерявшим связи с окружающим миром и желающим участвовать в его событиях? Я вот до сих пор никого подобного не знал. Теперь смотри, Матушка, разве не интересен человек, пусть эльвина, извини, хотя в Храме — какая разница, как я понимаю? — человек, который так тонко и отчетливо воспринимает чувства и эмоции другого, и неважно, что это родная дочь? И третье «место»: может быть, ты позвала меня к себе по делу.

Здесь глаза эльвины почему-то чуть дрогнули. Угадал? Есть дело? Надо смягчить.

— Но главным поводом для этого, думаю, было все-таки обычное женское любопытство. Ценное свойство, между прочим, потому что пока оно действует, женщина остается женщиной, не так ли?

— Да-а! — протянула Матушка. — Ты и меня начинаешь удивлять. И где только учат так необычно выражаться? Ведь нутром подвох чувствую, а ни капли обмана! Марэн, я за тебя начинаю радоваться и, не поверишь, уже слегка завидую.

Марэн заалела и прошептала: «Спасибо, мама…»

— Виктор, — продолжила Матушка, — ты, оказывается, ко всему, весьма догадлив. Дело тоже есть, и по моим меркам, не очень обычное дело. Небывалое. Пресветлая Валента хочет с тобой поговорить сама.

Марэн и сиделки прикинулись статуями. А у Виктора мелькнула мысль понять сущность этой Валенты — кто она: натуральная богиня, как та Арахнита, или нечто иное?

— Как? — он не стал скрывать удивления. — Я, Матушка, не о теме разговора, а чисто технически, разве это возможно? Передача мыслей, что ли, будет? Или явится она ко мне в образе синицы?

— Да нет, странник, не усложняй. Через меня будет ваш вполне обычный разговор. В Строгом зале. Меня туда э… доставят перед рассветом. И ты должен быть там. Дочка, все жрицы и послушницы тоже нужны. Пусть слышат — кривотолки нам ни к чему.

Мальцев быстро еще раз просмотрел организм предельно старой женщины-эльвины. Не совсем уж просто, но! Но мозг, тем более, такой мозг! — Он жил полной жизнью и до последнего заставлял организм обеспечивать себя всем необходимым. Только вот «связные» энергоканалы слабели, истончались… Надолго ли их хватит, если они мясом не питаются? Вот её разум, возможно, не откажется лекарю помочь, так что останется пополнить запасы энергии там, где нужно, и восстановить всё остальное до разумных пределов… Да, и ещё крайне важная деталь — явно, что организм эльвины начал резко стареть не сам по себе, что-то его «толкнуло». Наверняка был некий яд, очень может быть, что приготовленный специально для этой женщины, неизвестный более нигде. Потому, может, и не обнаруженный вовремя. Да и сейчас о нём никто не подозревает. Но это предположения, хоть и не так уж нереальные, а сообщать о них — нет уж, рановато будет.

— О чём это ты вдруг размечтался, Виктор? — недоумевает Матушка. — До рассвета время еще есть, подготовишься. Да о чём я — ты к любому разговору, кажется, готов…

— Матушка, — спросил лекарь задумчиво, — а не хочешь ли ты до Строгого зала дойти сама, на своих двоих?

— Не надо так шутить, чужак. Пусть даже ты и считаешь себя лекарем. Такой возраст не лечится, — Матушка прикрыла глаза.

— Я и не собираюсь возраст лечить — это не болезнь, а заслуга! Его не лечить, ему завидовать надо. А вот небольшая поддержка организму не помешает, правда ведь? На дочку-то взгляни еще раз. И потом, веришь ты мне или нет, но если честно, что тебе может повредить, а попытка — она же не пытка, верно?

— Как ты сказал, лекарь? — Матушка открыла глаза, усмехнулась. — Что мне уже может повредить, шутник? А про попытку с пыткой надо запомнить, не перепутать бы…

Марэн, когда Мальцев попросил Матушку посмотреть на неё, как-то напряглась. Но спросила о другом:

— Виктор, а ты точно уверен, что что-то может получиться?

— Всё больше уверенной становлюсь я, — вдруг вместо лекаря ответила Матушка. — Дочка, вижу, ты так спешила сюда, что не успела в зеркало глянуть, растрёпанная вся такая. Марш в ванную!

Марэн подозрительно посмотрела на обоих и прошествовала в указанное место. Сиделки насторожились. И не зря. Из санузла донесся то ли визг, то ли писк, звон стекляшек плюс невнятные возгласы, что-то вроде «ой, мамочки!», «о, небеса!», и тому подобное возмущение. Резко распахнулась дверь, возникла Марэн, взъерошенная, глаза горят, руками странно водит…

— Ой, ёлки-палки! — перепугался Мальцев, закрыл лицо руками и спрятался за спинку кровати Матушки.

— Где он? — с обещанием неприятностей в голосе, спросила Марэн. — Куда девался этот… этот… Мама, ты же сразу увидела вот это, — Марэн провела руками по своему телу сверху вниз, — почему не сказала?

— Дочка! — расхохоталась Матушка. — Чего ты яришься, ведь изменилась-то ты к лучшему! А я не стала говорить, потому что пришлось бы сообщить Виктору, сколько лет назад ты была такой, как сейчас. Сказать?

— Нет! Мама, только не это! — прямо-таки возопила Марэн со страхом. И что тут страшного-то, непонятно. — Виктор, выходи, где ты там! Не трону я тебя. Почти не трону!

Стало быть, теперь лекарь узнал: когда Марэн «почти не трогает», значит, долго висит на нём с некоторыми другими действиями рук. Ладно, потерпеть это можно, зато она хоть маленько, но поверила — ещё бы, после зеркала, да и урок не забылся ещё. Умница!

— Для начала, Матушка, тебе обязательно нужно что-то съесть, — начал Мальцев-маг работу.

— Вот съесть вряд ли получится, — с сожалением произнесла пациентка, — утро далеко, а есть через силу, было бы через чего…

— Это поправимо, главное, ты умеешь не сопротивляться хорошему. Марэн, организуй как можно больше еды. Всякой, особенно мяса, овощей. И для начала много бульона. А еще для начала — быстрей давай, нечего ох… не обледеневай, распоряжайся!

А та, действительно, застыла. От радости, небось. Или от наглости чужака, какая разница. Но выполнила, что сказано.

— И кстати, кто не спит из сестёр, пусть здесь рядом околачиваются, а то будет потом недоверчивость девичья, оно мне надо? Кто-то встанет с Матушкой — поддержать, обсушить, а главное — покормить. Меня тоже придется… Марэн, ты давай к маме, а ко мне — выбери кого покрасивее. Подзатыльник-то за что?

Храм начал походить на разбуженный улей с непонятливыми пчелами: темь еще на дворе, куда лететь? Но если не спим, но покусаем за тревогу. Всё верно — пока храмовницы не знают, что Виктору предстоит. Точнее, уже не только ему — как там вывернулись посыльные на кухню, даже удивительно, но у постели Матушки неведомо откуда взялся стол с мисками, плошками, ложками, чашками и даже кубками…

Первый сон-наркоз всего лишь на минуту. Подпитка каналов, очистка кровеносных и иных сосудов, выправление легких, пищевода, желудка, кишечника… Умная, давно «ручная» энергия знает сама, что делать. И знает, что нельзя переборщить — организм истощён, а восстановление за его же счет… Теперь пару минут просто поспать.

— Порядок действий будет такой, — объявил всем, — пока Матушка спит, меня не касаться даже мизинцем. Когда она просыпается, причём не совсем, а чтобы поесть — в это время обеспечьте протирку моего организма. Со мной не разговаривать ни в коем случае. Так будет повторяться несколько раз, пока я не открою глаза. Всё понятно?

Молчание — согласие.

— Просыпайся, старушка! — первое пробуждение.

Проснулась, с ходу заявила:

— Есть хочу!

Вот так и началось. Сначала — бульон, несколько кусочков мяса, овощей… Снова короткий сон, недлинное бодрствование с едой, опять сон — уже длиннее, снова и опять… Матушка не произносила ни одного слова и ни на кого не обращала внимания. Конечно, чувствовала перемены в организме, волноваться начала. Да и не только она — это было видно с закрытыми глазами, окружающие сёстры — а их было много, да все, скорей всего, — замерли, не слышалось и дыхания. К счастью, не забывали стирать с лекаря и пациентки пот. Её кормили от души. А Виктора нет… И пот не со всего убирали — одежда промокла больше, чем до нитки… Лентяйки! Хотя рубаху все-таки догадались стянуть. Последние штрихи: волосы — в новой гриве надо оставить немного седины, зубы… оказалось, тут делать нечего, все же Валентинино лекарское искусство на высоте.

— Девушки, сделайте Матушке массаж! Полный!

Выполняют. Пока всё молча.

С трудом Мальцев открыл глаза, свои, естественно. Гениально! Но результат оценивать не ему, да и нечем пока — мозги уплывают в сумрак. Убрал анестезию окончательно, полностью освежил сознание больной, думается, что сейчас ей уже будет не до еды… Правильно подумалось. Матушка несколько раз проводит руками по своему организму, затем потрясенный шепот:

— Пресветлая Валента, это — я? Волосы, кожа… У него получилось! Где этот лекарь? Где это блаженство для Марэн?

Вот она и оценка — коротко и ёмко! О, жен… С такого расстояния всё не рассмотришь, но лицо эльвины хотя бы видно, точно. Не шибко молодое, конечно, лицо, лет на пятьдесят, может, чуть больше, кое-где морщинки… Но в целом ничего так, всё на месте: чуть раскосые зеленые глазищи, прямой нос, в меру полные, довольно бледные еще губы.

— Виктор, ты чудовище, ты — женский ужас! Что ты натворил с моим телом? Ты знаешь, сколько мне лет?

— Знаю, — не стал отпираться ужас, — женщине столько лет, на сколько она выглядит. Тебе мало, Матушка?

— Вот зараза! — удивляется она.

Кстати, что это у Матушки, у Великой такой жрицы, за лексикон? Где набралась-то? Хотя за столько лет… Но какой пример подает совсем неокрепшим головам сестёр, и почему это обязательно в адрес лекаря?

— Мне не мало, — соглашается она, — послушаем, что об этом Пресветлая скажет на рассвете. Готовься, якобы лекарь! А мне в ванну пора. Но перво-наперво к зеркалу, посмотрю, на сколько выгляжу, и учти, Виктор, если увижу несовершеннолетнее отражение, убью!

— Зачем все хотят меня срочно убить, Марэн, зачем? — загрустил Виктор. — Волки, кошки, челамы, оремы, шпиёнка красная… Матушка грозит теперь. Только вот ты, Марэн, добрая ко мне.

— А это временно, — прошипела первая змеюка, то есть сестра, конечно, — я вот в своих покоях прочту тебе кое-что из предсказания и прибью, в свою очередь.

— Давай уж прямо здесь, зачти цитату и исполняй! А что это за намёк? Зачем мне еще ходить куда-то, лень!

— Ничего, помучайся! — душевная доброта обволакивает Мальцева вместе с материальной Марэн. — Я побуду с мамой, а ты иди досыпай, в ванне отмокни.

— Да? — Мальцев возмутился. — А поесть? Причем здесь и сейчас же, иначе буду тобой питаться! Кстати, Матушка! — окликнул он профессорским тоном, крутя большие пальцы на животе. — Рекомендую баньку, очень рекомендую, с веничком непременно-с… Весьма способствует, весьма!

— Девочки, покормите этого проглота, видали, отощал после часа творчества! — скомандовала Марэн, и упорхнули обе.

Встретятся еще!

Девочки поднимаются с колен. Надо же, Виктор только что заметил, они же всё это время на коленях провели! Порядки тут… Настучать, что ли, Пресветлой во время разговора? Заметил бы раньше, эти сёстры всю жизнь бы на коленках прошагали!

Хорошо-то как! Море вкуснятины, просторная ванна, мягкая постель, свежее бельё, до рассвета часа два, не меньше. Мечты, снова лишь мечты! Лишь только сытый и чистый наёмник блаженно растянулся на ложе — а как иначе назвать этот необъятный лежак? Так вот, лишь только… и закрыл глаза. Да причём мечты-то — что тут происходит? Перед «заброской» всякое предполагалось: войны, драки, рабство, безлюдные пустыни, тяжкое вживание в местную реальность, даже моментальная гибель — варианты без границ. Вот и этот «за границами» — уж никак Мальцев ожидал, что в первые же часы и дни окажется «в плену любви» — этого не хватало! С такими темпами жизни пяти или даже десяти лет для разведки маловато будет. Если на каждом шагу его тут чувства местных дам тормозить начнут. К задаче добраться до экватора добавилась ещё информация Андрея о неких красных магах — с ними, небось, тоже придётся встречаться. Да уже и встретился, пожалуй, ничего приятного. Мало ли — может, они тоже к Кольцу стремятся с этой стороны! А если уточнить, то не просто встречаться, а искать их надо! Искать и убирать из этого мира! И некая Валента Пресветлая, с которой разговор предстоит. К нему-то какой разговор у этой… Она всё-таки кто — богиня местная? Тогда чего допустила нападение на свой храм? Если не в силах была справиться с магиней — какая, к чертям, богиня! На Тьёре, по словам Егора, круче была. Да и Андрей не упомянул о наличии тут таких сущностей. Хотя он, может, просто не успел. В итоге не мечтать надо, а планировать хоть что-то, несмотря на скудость информации. Перво-наперво необходимо всячески избегать попыток «прикрепить» его к определенному месту — а например, женитьбу иначе как такой попыткой не назовёшь. Может, тут он шибко высокого мнения о себе и о предусмотрительности местного населения, но! Те же эльвины, вспомни, Мальцев! — способны просчитывать будущее. А Валента — пусть и не полная богиня, наверно, видит же кое-что, судя по всему. Так что убирай эмоции и просчитывай в реальности возможность выполнения официальной задачи, то есть передвижения к Кольцу на экваторе. А то повёлся уже!

…Марэн не вошла и не вбежала — она влетела в комнату и бросилась в кресло. Что с ней? Её трясло, дрожь волнами катилась по всему телу… сухие, крепко закрытые глаза… Мальцев встал осторожно положил ладонь на ладони голову Первой сестры — там бился пожар: фиолетовые, синие, зеленые языки пламени пульсировали в бешеном ритме! А что странного — за неполные сутки столько пережить — от крайне отрицательных эмоций во время нападения на храм до невероятного излечения мамы. Не говоря об остальном! Как еще она вообще держится?

Немедленный сигнал на успокоение.

— Всё, всё, сейчас будет хорошо, — шепнул, не отпуская руки.

Безобразие в голове Марэн затухает. Вот и покой. Женщина с легким стоном делает несколько глубоких вдохов, смотрит удивленно на Виктора. В глазах собираются слезы.

— Не плачь, Первая сестра, всё же закончилось?

— Виктор, прости, — её шепот слышен был «как днем». Да и не шептала она вовсе. — Знаю, как ты измучен, но я вся на нервах, и спать не могу, и сказать нужно много тебе. Не вытерплю ни минуты! Ты слышишь меня?

— И как я могу тебя не слышать? Говори свои разговоры.

— Это вовсе не разговоры. За многое уже я тебе благодарна, не хочу даже перечислять. Но за маму… За неё я тебе обязана всем, что у меня есть. Ты не можешь представить, что значит для меня мама! Я уже говорила, что она — самый близкий мне человек. Виктор, вот как мне отблагодарить тебя?

— Скажи: спасибо, Виктор, — подсказывает тот.

— Спасибо, Виктор, — слегка улыбается Марэн, — миллион раз спасибо! Ох, странник, не было бы запрета, вышла бы я за тебя замуж, и каждый день говорила бы «спасибо»…

Между прочим, эта мысль Мальцеву не понравилась. Иметь в жёнах такую… Может, это очередное доказательство того, о чём думалось только что? Значит, как бы выкрутиться, не настроив на агрессию?

— А что за запрет на замужество?

— Знаешь, все валентинки могут выходить замуж, все, кроме Первой сестры — такое условие.

— Марэн, не обижайся, если мои вопросы покажутся наивными или просто глупыми, ладно? Вот скажи, выйти замуж — это значит, быть женой и иметь мужа?

— Конечно, а что еще? Или как еще? — недоумевает Марэн.

— А если, например, я не муж тебе, но ты считаешь меня мужем, это не запрещено — считать?

— Не запрещено, конечно, считать мужем я могу кого угодно…

— Так и считай, что я твой муж, в чём проблема?

Марэн задумалась надолго.

— Не очень я понимаю, но… вот я объявлю это всем сестрам, и что?

— Да что «и что», Марэн? Все и услышат, что никаких запретов ты не нарушила, формально я не твой муж, а то, что считаешь ты — это только твоё дело!

— М-да… Недаром мама начала мне завидовать. Но… как к этому отнесётся Пресветлая, ты подумал? Ведь это её запрет.

— Так я у неё спрошу.

— Виктор! — вскинулась Марэн. — Не смей! Ей ещё только до наших отношений при всех проблемах…

— Женщина! Я сделаю так, как считаю нужным! В настоящий момент мне нужно, чтобы ты не переживала, боясь, что нарушишь запрет, ведь боишься? Вот и спрошу, ты даже не заметишь.

— Ох, Виктор, у меня опять начинает голова болеть. Лечи, давай!

Лечить не сложно. А вот между «считать» и «быть» разница существенна. Если Виктор и лукавит сейчас, то будущее покажет степень правды.

— Марэн, рассвет близится, «полощется» даже. Можешь пару слов о Пресветлой?

— Именно пару. Она не разрешила говорить о её жизни, тем более писать о ней. Не удивляйся — если бы это было можно, представляешь, сколько бы нашлось писателей, и какие возникли бы разночтения? Пресветлая мудра, пусть лучше никто о ней не знает ничего. Зато и лжи нет, понял? Могу сказать только вот что…

Валента — очень сильная целительница с белой аурой. Однажды сразу на огромном пространстве материка случилась беда: на севере — страшные весенние паводки, за ними — ужасная засуха, голод, мор. Весь юг поразила эпидемия чумы, а на востоке, будто все сошли сума, начались войны между разумными расами, где и неразумным место нашлось. Маги оказались бессильны, да и много среди них оказалось робких, попрятались за своими защитами! А вот из других рас кое-кому и спасибо следует сказать, но об этом после.

Валента кинулась на юг, в самое опасное место, в эту заразу. Сколько она там была, по-разному говорят, остановила болезнь и оказалась на севере. Вот здесь в разгар жары, когда у неё стало получаться с погодой, она не смогла справиться со своим переутомлением, да к тому ж случилось быть у красного круга. На глазах потрясенного мужа и всех, кто был рядом, ударил в небо ярко-синий луч, и… Валенты не стало Земле.

Видно, столько было на материке благодарных Белой Валенте разумных, столько добрых дел свершила она, и так велика была её тяга к свету, что осталась она в небесах покровительницей земледельцев, семей и больных.

Этот Храм был сооружен вскоре верными последовательницами Пресветлой Валенты, именно женщинами разных рас и сословий — до сих пор нет между сёстрами никакого деления. День ото дня множилось наше число, и возникали местные Храмы в разных местах материка. Если Храм строился с искренними намерениями, освещался он синим светом Пресветлой и освящался им же.

И никто на материке не мог и может причинить вреда валентинкам — это грозит очень серьезными последствиями. Даже скрытые красные или просто подонки знают, что кара неотвратима.

А еще оставила нам Пресветлая несколько неписаных правил нашей жизни. Я тебе кое-что рассказывала о них вчера, но первое нужно учитывать всегда: ни храмы, ни Лига Пресветлой, ни отдельные валентинки не могут вмешиваться в мирские дела государств, царств, княжеств, разных сообществ, мы не можем ни осуждать, ни одобрять никаких действий разумных.

— И даже тех, что приносят вред семьям, здоровью разумных? — позволил себе Виктор перебить рассказ.

— Да, — вздохнула Марэн, — даже тех. Мы лишь исправляем, по возможности, последствия этих деяний. Только так мы можем помочь любому разумному, понимаешь, Виктор, — любому, вне зависимости от сословия, благосостояния, расы… Кроме… кроме правителей, что первыми начинают агрессию. И здесь нам уже никто не в силах помешать. Вот так. Хочешь о чем-то спросить?

— Хочу, но не спрошу.

— Это еще почему, никак стесняешься меня?

— Нет, просто не знаю пока, о чем спросить. Даже то, что ты успела наворковать, навевает всякие раздумья, особенно… Да нет, рано, думать надо. Марэн, а ты не замечаешь, что скоро уже солнышко встанет?

— Замечаю, и уже хочу, чтобы оно быстрее заходило, понял, учитель? Я бегу переодеться, не вздумай исчезнуть!

А куда ему с подводной лодки? Только отчалили… В каком направлении — неизвестно. Стал ждать, точнее, готовиться чисто технически. Голова, в самом деле, пуста, даже о том, что случится еще до захода солнца, думать не получается. Может, Пресветлая подскажет курс?

Зал находится в срединной башне Храма и названию «Строгий» соответствует полностью. Да, здесь стены, как и повсюду в Храме, украшены цветочным орнаментом, в оформлении вообще отсутствуют темные тона, сопутствующие обычно мрачности. Но! Высокие именно строгие стрельчатые окна-витражи, уходящий ввысь купол, полупрозрачно-синий с расширяющимися от центра вниз фиолетовыми лучами. И полное отсутствие какой-либо мебели. Освещённая незаметным источником тепло-белым светом статуя, не больше обычного человеческого роста — видимо, оригинал фигурок Пресветлой в жилых покоях, метра на полтора возвышается на чисто белом круглом постаменте. Статуя не в центре зала, а у стены напротив входа на фоне полукруглого витража той же растительной тематики. Всё просто и, действительно, строго, кроме улыбки Пресветлой.

Когда Виктор с Марэн вошли, все уже были здесь. Матушка сидела в кресле перед изображением Пресветлой, торжественная и умиротворённая, с уложенной венком причёской, в которой вместо украшений был всего один белый цветок, в длинном закрытом платье синих тонов. Видимо, она и вызвала Марэн ко времени начала «аудиенции».

Остальные сёстры, а это все, кто был на тот момент в Храме, выстроились вдоль стен, молчаливые, в «серьёзных», хоть и разнообразных нарядах, и все, как одна, с белым цветком в причёсках. Мальцев глянул на Марэн: цветок на месте, когда успела? Видно, не часты подобные события, да были ли они вообще? На лицах любопытство не так уж и замаскировано. Как и ожидание чего-то необычного. Для странника это тоже как-то не очень обыденно, так он и не скрывал интереса. Вот интересно, например, будет ли торжественный сигнал к началу действия, фанфары красиво бы звучали?

Остановились метра за два перед Матушкой в слегка светящемся кругу на полу.

Свет в зале чуть-чуть померк, статуя Пресветлой стала окутываться голубоватым сиянием, которое сгущалось и темнело к низу, в конце концов полностью укутав Матушку фиолетовым покровом и скрыв её от глаз присутствующих. Дыхание вокруг перестало быть.

Конец ознакомительного фрагмента.