Студёное море

Анатолий Хитров, 2021

В книге А.Н. Хитрова отражены события, связанные с началом царствования Алексея Михайловича Романова (1648–1653 гг.) и снаряжением по его указу первой государственной морской экспедиции на Новую Землю для поиска серебряных руд. В 1954 году на архипелаге Новая Земля был создан ядерный полигон СССР, на котором А.Н. Хитров прослужил 7 лет.

Глава шестая

Охота на тюленей

1

Самый известный в Поморье кормщик Антон Слетков, как и его многочисленные товарищи, рыбаки и зверобои, жил на окраине Архангельска в одном из небольших поморских поселков. За последние несколько лет он не пропустил ни одной рыбной путины, ни одной весенней или осенней охоты на морского зверя. Его характер был твердый как полярный лед, крепкий как трескучий мороз и колючий как северный ветер. Своей жене Катерине Антон всегда говорил одно и тоже: «Пока есть сила в руках, зоркость в глазах и смекалка в голове — буду ходить за рыбой и зверем!» И уходил с товарищами в море. А когда возвращался с богатым уловом трески или с двумя-тремя жирными тюленями, посадские бабы с завистью смотрели на улыбающуюся краснощекую Катерину и вслед ей говорили:

«Была бы красавица писаная или умна — в голове ума палата… А то ведь баба как баба — пройдешь мимо и не заметишь. Правда, добротой Бог её не обидел — что правда, то правда! Может, за эту доброту Антон её и заприметил…»

Двинской залив был забит ещё торосистым льдом со снегом, и поморский поселок жил своей тихой и размеренной жизнью. Однако в начале мая солнце уже не пряталось за горизонт. По утрам его малиновый диск появлялся во всей своей красе и, цепляясь за ледяные торосы, медленно, но верно поднимался все выше и выше к своему зениту. С каждым новым днем чувствовалось приближение настоящей весны: под тёплыми лучами солнца снег быстро таял, реки вскрывались и бурными потоками воды уносили куски льда и даже целые льдины в Белое море. Вот уже и само море стало освобождаться ото льда. Тёплый южный ветер и сильное подводное течение через проливы Горло и Воронко гнали битый лед из Белого моря. Там его подхватывало тёплое западное течение и уносило на просторы Студёного моря.

Весна брала свое: поморов тянуло в море и усидеть на берегу им становилось все труднее… Некоторые из молодых уже покачивались на своих лодках, насаживая на сотни крючков мойву для наживы, и ловили треску, палтуса и зубатку. Замершие и усталые, они возвращались домой с богатым уловом. Но иногда их подстерегали и неудачи: льдины натыкались на снасти и рвали их словно нитки, унося с собой течением далеко в море. А потом нагрянули туманы — из кормы бота его нос не видно! Приходилось дрейфовать, пока туман не рассеется, и не покажутся знакомые очертания береговых скал. Тогда уж не зевай, налегай на весла, а при попутном ветре ставь прямой парус, прозванный поморами «христовой скатеркой».

Несмотря на трудности и неудачи, поморы, соскучившиеся за зиму по рыбалке и охоте, спускали на воду свои боты, елы, шняки и семьями выходили в море. У поморов все от моря: добыча, богатство, слава… Так повелось издревле!

Когда рыбалка набрала свой обычный ход, по поморским поселкам Двинского залива поползли слухи: на льдинах пролива Горло появились беломорские тюлени. Поморы обычно называют их тювяками или жировцами.

Тювяк — длинномордый тюлень с длинной шеей, малой курчавой головой, похожей на лошадиную. Окрас шерсти — от светло-серой до тёмной, почти черной. Самцы обычно имеют тёмную и однотонную окраску, а самки — более светлую и пятнистую. Наиболее ценным мехом считается мех светло-серого окраса детенышей этих нерп — бельков или хохлушат. Во время охоты на хохлушат охотники убивают их палками. Многим зверобоям такая охота не по душе. Одним из ярых противников истребления бельков был кормщик Антон Слетков. Однажды на дрейфующей льдине он увидел двух беспомощных и смешных хохлушат — детенышей молодой тюленихи, лежащей рядом, и не стал их убивать, пожалел… «Пусть подрастут, — глядя на бельков, думал он. — Со временем они превратятся в красивых серок, мех которых так славится у поморов».

Пасха — один из великих христианских праздников, связанных с воскрешением Иисуса Христа. На этот раз она пришлась на средину мая, когда повсюду из земли уже пробилась зелень. Прихожане благодарили Бога, пославшего на землю свою благодать — возможность катать крашенные пасхальные яйца не по снегу, а по зелёной траве.

Накануне праздника, в начале Страстной недели, Алексей Васильевич решил заглянуть на верфь и самому убедиться о готовности первого для снаряжения морской экспедиции судна. О постройке коча за ужином ему намекнул Афанасий Петрович.

— Как и договаривались! — с гордостью сказал Данила, пожимая руку воеводы.

— Да, недаром говорят о купцах, что «честное купеческое слово дороже золота!» Алексей Васильевич смотрел на стапель, и его сердце радовалось. Там величаво возвышалось однопалубное парусно-гребное морское судно, длиной около 30 аршин и грузоподъемностью до двух тысяч пудов. На палубе, стремительно уходя ввысь, стояла мачта без паруса. Данила, видимо, угадал мысль воеводы и пояснил:

— После Пасхи коч будем спускать на воду, тогда и поставим парус. Приглашаю Вас на это мероприятие.

— Спасибо, приеду, — поблагодарил воевода промышленника и с чистым сердцем откланялся.

По дороге домой он то и дело вспоминал красивые обводы судна, его янтарно-жёлтые бока, сработанные из пахнущей смолой лиственницы. «Под парусом коч будет особенно хорош, — убеждал себя воевода. — И ни какие шторма ему не страшны…» Но подъезжая к своему дому, он ни с того ни с сего, будто под воздействием самого дьявола, засомневался: «Доверяй, но проверяй!» Уже дома он окончательно решил, что проверит мореходные качества коча во время весенней охоты на тюленей. «Чтобы не получилось, как в той пословице: первый блин комом», — подумал он.

Вечером, накануне Пасхи, горожане — богатые в экипажах, а бедные пешком, потянулись к главному храму Пресвятой Богородицы. Воевода и купец Афанасий с женами прошли в храм, где вот-вот должна начаться литургия в честь воскрешения Иисуса Христа.

Простой народ, в основном бабы в праздничных одеждах и белых платках, с куличами и крашеными яйцами в плетеных корзинах, несколькими рядами разместились прямо на лужайке возле храма. Там обычно святили куличи и пасхальные яйца, поскольку в храме для этого места не хватало. Среди прихожан со своими куличами были Дарья и Евдокия. Порфирий и казак Пантелей остались у своих карет. Порфирий, дружелюбно посмотрев на своего соперника, сказал:

— Постоим и здесь, наше дело кучерское!

Повернувшись к храму лицом, он трижды перекрестился и поклонился в пояс. В это время толпа прихожан, священников и монахов совершала крестный ход. Многие из них несли в руках иконы, кресты и хоругви. Обойдя храм, процессия скрылась внутри, откуда донеслось сначала песнопение, а потом зычные возгласы архиерея:

— Христос воскресе!

В ответ слышались радостные крики верующих:

— Во истину воскресе!

Началась вечерняя служба.

Прихожане, стоящие на лужайке, ждали священника и тихо переговаривались между собой. Наконец кто-то вполголоса произнес:

— Батюшка наш идет!

Из главных ворот храма вышел высокий священник в красивой парчовой с позолотой ризе. Рядом с ним шел молодой монах, который нес большой серебряный тазик со священной водой. Проходя вдоль рядов прихожан, священник кропил святой водой куличи и пасхальные яйца, читая при этом молитву. У него был сильный и приятный голос. Бабы с умилением смотрели на священника и истово крестились. Молитву священник каждый раз заканчивал словами: «Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… Аминь!» После чего в пояс кланялся и крестился тремя перстами, повернувшись лицом к храму. Служба закончилась поздно вечером, уже при свечах. Несмотря на некоторую усталость в ногах, Оля выдержала её стоя, с достоинством.

Утром следующего дня Хватовы сердечно поздравили хозяев дома с праздником Святой Пасхи, как и принято на Руси, словами: «Христос воскресе!» Ответ тоже был традиционным: «Во истину воскресе!» Потом следовали объятья и трехкратные поцелуи.

Хозяйка пригласила гостей к столу, который ломился от обилия блюд: оленина, жареный гусь, холодец, копченый балык из севрюги, икра красная и прочее, и прочее… Были и напитки на любой вкус. Каждый за столом ел и пил в свое удовольствие. Разговоры велись в основном о планах на весну и лето. Чуть позже к столу присоединились сын и дочь Старостины, которые приехали навестить родителей и поздравить с праздником.

Дарья тоже решила поздравить с Пасхой свою подругу. Евдокия к её приходу уже накрыла праздничный стол, за которым сидели её муж Порфирий и казак Пантелей. Они о чем-то громко спорили, бурно жестикулируя руками.

Обменявшись пасхальными яйцами, хозяева и гости приступили к трапезе. Перед этим мужчины выпили по чарке водки. На правах хозяина Порфирий предложил тост:

— С великим праздником Святой Пасхи и наше здоровье! — поднимая чарку, торжественно произнес он.

Обычно после выпитой водки Порфирий, не закусывая, уходил на сеновал. Но на этот раз он с жадностью голодного волка набросился на еду.

— Видно, долго постился, — кивнув на Порфирия, сказала Дарья своей подруге.

Евдокия расценила этот поступок мужа как намек на примирение мужчин, налила им ещё по чарке водки, а Порфирию первому положила большой кусок мяса. Порфирий в свою очередь ласково посмотрел на жену и, улыбаясь, подмигнул ей своим левым раскосым глазом. Несмотря на видимое семейное примирение, каждый из сидящих за столом понимал: там, где есть любовный треугольник, там господствует дьявольская страсть. Все это может в одночасье закончиться трагедией… Но на этот раз все обошлось без скандала, и все — хозяева и гости — пребывали в хорошем настроении.

Пантелей сидел красный, как вареный рак, в разговор вступал редко и, видимо, от нечего делать закурил трубку. Дарья, не переносившая дым табака, с укоризной сказала:

— Мог бы покурить и во дворе!

Казак недовольно покрутил свой ус, молча встал и направился к двери. Порфирий увязался за ним. Для подруг выдались светлые минуты, чтобы поболтать по душам.

— Смотрю я на тебя, подруга, и в толк не возьму, — сказала Дарья. — С чего это вокруг тебя до сих пор крутится женатый казак?

— Али не догадываешься? — улыбнулась Евдокия.

— Неужто влюбилась?

— А ты как думаешь? Умираю от любви!

— От любви ещё никто не умирал, а вот от измены…

— Тогда я буду первой!

— Все шутишь, а я тебя спрашиваю серьезно.

— Ну, если говорить серьезно, то я тебе скажу тоже серьезно, но по секрету: я давно уже на сносях!

— И молчала… Вот эта новость! — всплеснула руками Дарья. — А как же Бог?

— Бог простит…

В это время дверь распахнулась, и вошли мужчины.

— Налей-ка нам ещё по единой! — с порога крикнул Порфирий.

Он подошел к жене и обнял её за талию.

— Полегче! — дернула плечами Евдокия, но водки налила.

Мужчины выпили и снова продолжили разговор. У них одно в головах: баня, лошади, рыбалка, охота…

Дарья вдруг вспомнила наказ барыни убраться в их спальне, пока они будут поздравлять хозяев дома.

— Мне пора, — сказала она и встала из-за стола. — Спасибо за угощение.

Евдокия вышла в сени проводить подругу.

— Порфирий-то знает о твоем интересном положении? — участливо спросила Дарья.

— А зачем ему сейчас об этом знать? — на вопрос вопросом ответила Евдокия. — Когда придет время — сам все увидит и поймет. Он у меня смышленый… К тому же сам ребеночка очень хочет. Сколько лет об этом мечтает! Часто говорил: «Хочу свое умение и страсть по банному делу сыну передать по наследству».

Дарья обняла и поцеловала подругу.

— Дай-то Бог! Может все это и к лучшему. Смелая ты у меня, подруга…

— Заходи в гости почаще, — прощаясь, помахала рукой Евдокия.

— Спасибо, постараюсь.

Дарья тоже махнула ей рукой.

После празднования непосредственно самой Пасхи Христовой народ продолжал гулять всю Светлую Седмицу: старшее поколение под колокольный звон чинно посещали церкви, храмы и монастыри; девушки водили хороводы с песнями и плясками; юноши по вечерам устраивали веселые игрища с разведением костров.

Семь праздничных дней пролетели быстро, как один день… Впереди весна, лето, осень — самое время для активной работы, рыбалки и охоты. «Гуляй, да дело не забывай» — напутствовали старики молодежь.

Однажды утром в доме купца Афанасия Старостина появился приказчик Фома Филиппов.

— Данила милостиво просит Вас почтить своим присутствием спуск на воду построенного нами судна, — снимая шапку и кланяясь в пояс, сказал он воеводе Хватову.

— Буду, — кивнул головой Алексей Васильевич, подтвердив свое согласие посетить верфь. — Передай мое почтение своему хозяину.

За полчаса до спуска судна на воду воевода уже сидел в конторе Данилы. Там же, медленно потягивая из серебряного кубка хмельной квас, сидел и старший Старостин. Он налил квасу и воеводе.

— С почином, Алексей Васильевич, — ударив его кубок своим, весело сказал купец. — Как говорят: «Лиха беда начало, а там уж близок и конец».

— Твоими устами, да мед пить, — в тон ему произнес Алексей Васильевич.

— Народ доволен, — продолжал Афанасий Петрович. — На моей памяти такого одноразового крупного заказа — две ладьи и три коча — ещё не было. Мастеровые решили отметить это дело и назвать первый спущенный на воду коч в честь Вас.

— Пока моих заслуг в этом деле мало, — заявил воевода. — Но, если народ так решил, перчить не стану.

— Вот и славно! — крикнул купец. — Данила и мастеровые будут весьма рады.

Когда воевода с купцом вышли из конторы, то увидели большую толпу мастеровых людей, одетых по-праздничному. Многие были в красных атласных рубахах и черных суконных утеплённых зипунах. Некоторые были в белых и черных овчинных полушубках.

У кормы судна на стапелях с топором в руках стоял кормщик Антон Слетков. Данила попросил воеводу дать команду на спуск судна. Алексей Васильевич подошел ближе к кормщику, решительно взмахнул рукой и крикнул:

— Пошел!

Антон привычным движением, с плеча, рубанул топором по толстому пеньковому канату, и коч, под громкие крики «Ура!», сначала медленно, потом все быстрее и быстрее стал скользить по дубовым сходням, пока не коснулся воды. Под мощным фонтаном брызг, он словно желтоклювый поморник, плавно закачался на волнах. Находящиеся на нем поморы по команде кормщика быстро бросили якорь и подняли парус. С парусом коч сразу преобразился и стал похож на красивое мощное морское судно.

— Это другое дело, — хлопнув по плечу Данила, восторженно сказал воевода. — С таким парусом хоть сейчас в море!

Пока воевода Хватов, купец Афанасий Петрович и его сын Данила по старой морской традиции обмывали новое судно, угощаясь крепкой брагой и закусывая балыком из севрюги, специалисты — художники быстро работали кистями с краской. Выйдя из конторы, Алексей Васильевич к своему изумлению прочитал на борту спущенного судна слова, написанные четким старославянским уставом: «Воевода Хватов». Сердце его неожиданно екнуло, но с волнением он быстро справился. «Придется снова оправдываться перед Олей, — подумал он. — Но воля народа для меня, что воля божья… Значит, так решил сам Господь!»

2

В торговую лавку купца Старостина кормщик Антон Слетков пришел не один — с ним был его друг и помощник по морским походам Семён Бойцов. В поморском поселке Семён был знаменит тем, что на охоте всегда оправдывал свою фамилию: стрелял без промаха и слыл самым удачливым зверобоем на всем побережье Белого моря. Без добычи домой он никогда не возвращался.

Проходя мимо оружейной комнаты, Антон ещё издали заметил висящее на видном месте ружьё работы знаменитых тульских мастеров.

— Покупай, Семён, внакладе не будешь! — обратился он к своему другу.

— Хороша штуковина, да больно дорога, не по карману, — вертя в руках ружьё, сказал Семён. — Без штанов останусь…

— Зато вещь будет на всю жизнь. Через пару лет окупится, поверь мне. У меня такая уже пятый год, а как новенькая. — С таким ружьём все утельги и ошкуи будут твои, — не унимался кормщик. — Народ недаром придумал притчу о том, что скупой платит дважды… Бери, не упускай случая. Когда ещё такие тульские штучки опять появятся в Архангельске?

Вопрос повис в воздухе.

— Беру, — решительно сказал Семён и выложил продавцу почти все деньги, что накопил за год плавания в Студёном море. — Вместо жены будет, — усмехнулся он в усы.

Придя в поселок, друзья подошли к дому Семёна и сели на опрокинутый вверх дном его бот.

— Передохнем на свежем воздухе, — сказал Антом и с удовольствием закурил свою знаменитую морскую трубку.

В последние дни на Беломорье установилась тёплая, почти летняя погода. Правда, для этого времени года бывает неожиданный возврат холодов, когда за одну ночь погода может измениться на ненастную, с леденящим душу ветром, нудными, затяжными дождями, а ближе к северу часто и снежной метелью. Поморы в таких случаях говорят: «Белый шаман вернулся!»

Наслаждаясь выглянувшим солнцем, Антон курил трубку. Семён крепко сжимал в руках купленное ружьё и, задрав голову вверх, с блаженной улыбкой рассматривал кучевые облака. «То ли будет, то ли нет», — думал он.

— Что в небо смотришь, гадаешь насчет дождя? — спросил Антон, выбивая из трубки остатки табака. — Дедовские приметы надо знать, тогда и к гадалкам ходить не надо. Коль с вечера брызнул и не пошел, то жди дождя только под утро. Вот так!

Довольный своими познаниями вековых поморских примет, он улыбнулся в свои пшеничные усы. Повернув голову направо, увидел стайку мальчишек, бежавших по песчаному берегу Двинского залива в сторону поселка. Дети кричали:

— Кит, кит, кит!..

Среди мальчишек кормщик узнал зуйка Егорку.

— Что случилось? — спросил он.

— Там лежит большой кит, — тяжело дыша, ответил Егорка и показал в сторону моря. Мы все видели: сначала над водой блеснула спина большого животного, потом высоко вверх брызнул фонтан воды и на берег залива выбросился огромный кит.

Вскоре эта новость разнеслась по всему поселку, и многие мужчины выскочили на берег залива с топорами и охотничьими ножами в руках. Среди мужчин оказались и женщины.

— Это весенний пасхальный подарок нам от Божьей матери, — сказала одна из них, Анастасия, жена помора Ивана Огнева, и все бросились к туше кита.

Через полчаса от туши кита ничего не осталось — все было разрублено, разрезано и унесено по своим домам.

Настя Огнева пришла домой с большим куском китового мяса и увидела мужа за его любимым занятием — снаряжением патронов для охоты на тюленей.

— Ого! — увидев огромный кусок китового мяса, радостно воскликнул Иван. — Поздравляю с добычей. С такой женой-добытчицей не пропадешь…

— Завидуешь? — улыбнулась Настя.

— Нет, просто рад за тебя. Такое счастье привалило, и все задаром…

— Насчет задаром, это ты зря. За счастье надо бороться и постоянно воспитывать в себе доброту и трудолюбие. Главное — не быть завистливым. А если завидовать, то «белой» завистью. Но для полного счастья этого мало. Как говорил мне мой дедушка «для полного счастья надо ещё исключить такие отрицательные качества человека, как трусость, скупость и ревность». Надеюсь, у тебя таких отрицательных качеств нет?

Иван, засыпая в патрон порох и дробь, так увлекся, что не расслышал вопроса жены и промолчал. Все его мысли были уже там, на охоте. Каждую весну он с артелью выходил в Студёное море добывать нерпу и ни разу не возвращался без богатого трофея. Недавно он повстречал на пирсе казака Пантелея и попросился в его артель. Жена ещё не знала об этом, но сейчас по его настроению и старанию, с которым Иван готовил патроны, она поняла: скоро муж уйдет в море…

— Отдохни хоть этой весной, — глядя на исхудавшего мужа, ласково сказала Настя. — Посмотри на себя, на кого стал похож. Кости и кожа. Побудь дома с сыном хоть один весенний сезон.

На эти слова жены Иван всегда отвечал одинаково, обещая подумать и порыбачить с сыном на затоне. Но когда в их поморском поселке составлялись артельные списки на весеннюю или осеннюю охоту, он всегда был в первых рядах. Настя, как всегда, и на этот раз тяжело вздохнула, прослезилась и подумала: «Не дай Бог, что случится…»

Она посмотрела на мужа и с некоторой надеждой сказала:

— Может, в этот раз останешься дома. По поселку ходят слухи, что эта весна для зверобоев будет нелегкой. Матрена нагадала: этой весной, возможно, некоторые наши зверобои попадут «в унос».

— Больше слушай эту Матрену! — возмутился Иван. — В прошлом году она нагадала, что после Святой пасхи будет конец света. За это богохульство её арестовать надо и посадить в яму на покаяние. Урядник Рыжов на нее давно зуб точит…

— Все равно, Ванюша, не ходи в море. Душа у меня сильно болит.

— Успокойся, ради Бога, — сказал Иван и ласково посмотрел на жену. — В нашем поморском роду мужчины всегда ходили в море, и ничего не случалось. Бог даст, и мне повезет!

После этих слов Настя успокоилась, вытерла слезы и ласково посмотрела на мужа.

В конце мая месяца, когда Белое море почти полностью очистилось ото льда и стало вполне пригодным для судоходства, Алексей Васильевич решил проверить морские качества нового коча, а заодно и открыть весенний охотничий сезон на тюленей. По совету купца Афанасия Петровича он пригласил на свой коч в качестве кормщика Антона Слеткова. Купец тоже решил сходить в Студёное море и потешить свою душу на охоте. Место кормщика на его коче давно уже по праву принадлежало казаку Пантелею.

Через два дня все было готово к выходу в море. Оба коча, слегка покачиваясь на волнах, стояли у Соломбальского причала. Воевода и купец приехали на причал в одном экипаже и поднялись каждый на свой коч.

— Поднять паруса, отдать концы! — послышались команды кормщиков обоих судов.

Попутный ветер быстро наполнил паруса, и оба коча резво вышли на простор Белого моря.

Кормщик Антон Слетков, довольный началом морской компании, прошел на нос судна, нащупал на груди иконку и перекрестился. Иконку Николая Чудотворца, которая дарует благодать морякам во время их плавания по морям и океанам, ему подарила мать, провожая его на север в люди. И вера в могущество Николая Чудотворца не раз спасала ему жизнь…

Мягкие утренние лучи весеннего солнца скользили по сосредоточенному лицу кормщика, рельефно высвечивая широкие, заросшие щетиной, скулы, квадратный подбородок с ямочкой и умные, как у ездовой собаки, глаза. Легкий ветерок ласково шевелил огненно-рыжие волосы и уносил к корме струйку голубого дымка от трубки, которую Антон раскуривал, попеременно то открывая, то закрывая большим пальцем правой руки горловину чубука. Широко расставив ноги, он неподвижно стоял у борта, не обращая никакого внимания на соленые брызги морских волн.

«Пират, да и только! — подумал Алексей Васильевич, любуясь мощной фигурой своего кормщика. — Ну, вылитый морской волк, правда, с нашей доброй поморской закваской». Он подошел к Антону и тронул его за плечо. Тот, увидев воеводу, быстро вынул трубку изо рта и зажал её в кулаке.

— Смотри не обожги руку, — с беспокойством заметил Алексей Васильевич. — Каковы, на твой взгляд, ходовые качества нового судна?

— При таких ветрах вполне приличны, — с уверенностью ответил кормщик.

К полудню на траверзе показался остров Анзерский. Над морем — безоблачное небо и яркое солнце. Ветер стих, на море установился полный штиль. Паруса кочей безжизненно повисли на реях мачт, ни разу не шелохнувшись. Даже Георгий Победоносец, изображенный на красном флаге воеводского судна, поник головой, и, казалось, вот-вот уснет. Кругом тишина. Даже чайки молчат и спокойно сидят на морской глади.

— Ну и денек выдался! — вытирая пот со лба, как бы сам с собой рассуждал Алексей Васильевич. — Славный денек выдался для начала нашей морской кампании…

Он посмотрел на парус и приказал кормщику перейти на ход под веслами. «Проверим, на что способны наши матросы», — подумал воевода. Но не прошло и получаса, как ветер подул с новой силой. Антон облегченно вздохнул и, обращаясь к своему помощнику, сказал:

— Есть Бог на свете, и он услышал наши молитвы!

Шли хоть и под парусом, но очень медленно. До пролива Горло было ещё далеко.

— С таким ходом из пролива в Студёное море выйдем не раньше утра, — доложил кормщик воеводе. — Пока хорошая погода, будем идти и ночью, ориентируясь по звездам.

— Не опасно? — спросил Алексей Васильевич. — Так и на камни можно напороться…

— Нам ходить этим путем не впервой. Держи курс на Вегу, что в северном полушарии неба, и точно выйдешь на центр пролива Горло. Спокойно ложитесь отдыхать, а мы с моим помощником Семёном справимся с задачей.

Коч купца Старостина шел в кильватерном строю с воеводским. На обоих судах всю ночь жгли факелы в качестве сигнальных огней. Из Белого моря через пролив Горло в Студёное море вошли с рассветом.

Море и небо сливалось в единое тёмное пространство, и все вокруг растворялось в нем, образуя пугающую картину кромешной темноты. Но так продолжалось недолго. Летом на севере рассвет наступает быстро. Свободные от вахты охотники, проснувшись, ещё раз проверяли свои ружья и заряды, точили ножи для разделки туш животных и вели неспешные разговоры о море.

— Море может заколдовать любого… Увидишь море раз, а полюбишь навсегда! — уверял один из них.

— Земля — это одно, а море — совершенно другое. Чуть зазеваешься, допустишь малейшую оплошность, и море тут же накажет тебя, потянет к себе на дно, — убеждал другой.

Шли медленно под парусом вдоль береговой черты в направлении мыса Канин Нос. Кормщик Антон Слетков доверил руль своему помощнику Семёну Бойцову, а сам решил часок-другой поспать. «Пора ему проявить самостоятельность, — примостившись тут же на палубе у руля и укрывшись полушубком, думал он. — Хороший и опытный помощник на судне — это большое подспорье в нашем морском деле…»

Коч плавно скользил по водной глади моря, словно собачья упряжка по первому зимнему снегу.

— Во время морского промысла на нерпу мне больше всего нравится ночь, — тихо, будто про себя, сказал Антон.

— Почему? — облокотившись на руль, спросил его Семён.

— Ночью, после трудной дневной охоты, можно отдохнуть у костра, разведенного прямо на льдине, поговорить с друзьями по душам, вспоминая сплошную ружейную пальбу в порыве охотничьего азарта, а главное — послушать тишину, спокойно поглядывая на молчаливое мерцание звездного неба…

К полудню на горизонте показался мыс Канин Нос. На его скалистом берегу, словно средневековый замок, возвышался маяк с уходящей в небо башней. Рядом, как-то сиротливо прижимаясь к мощному основанию маяка, стояла избушка, из трубы которой почти вертикально шел слабый дымок.

— Видать, смотритель маяка уху варит, — сказал Антон. — Нам бы тоже не мешало ушицы хлебнуть. Но… В море главная пища — солонина да сухари. Придется подождать до лучших времен.

У мыса Канин Нос кормщик слегка изменил курс хода судна. Теперь коч шел мористее в направлении острова Колгуев. По мере удаления от берега волнение моря усиливалось.

— Скоро войдем в крепкие объятия Студёного моря, — пояснил кормщик подошедшему к нему воеводе. — Теперь глаз да глаз нужен — можно напороться и на льдину…

Судно медленно раскачивалось, и его нос то поднимался на гребень волны, то падал вниз. В момент падения ощущался сильный удар, и палубу окатывало пенящейся морской волной. Сила ветра и его направление менялось быстро, прямо на глазах у всех. На пути коча стали появляться битый лед и даже отдельные крупные льдины. Антону, стоящему у руля, приходилось искать разводья, чтобы не застрять во льдах. Делать это надо было быстро, проявляя смекалку, мастерство и мужество. Ветер постепенно усиливался.

— По всем признакам, — доложил он воеводе, — надвигается шторм.

Воевода распорядился команде готовиться к штормовой погоде и срочно проверить крепление груза в трюме. Через несколько миль хода высокая волна стала бить в левый борт коча. Бортовая качка усилилась настолько, что пришлось убрать часть паруса. Для того чтобы уменьшить бортовую качку, кормщик сменил курс с северо-восточного на северный. Кроме того, он боялся случайно наскочить на рифы, которые поморы издавна называли «Шараповы кошки».

Несколько матросов навалилось на руль, и под ударами волны коч встал на дыбы. Сквозь рев и стоны моря, леденящие душу, рулевые услышали крик Антона Слеткова:

— Молодцы, братцы. Так держать!

Кормщик стоял на палубе, держался за леер и под скрип мачты думал: «Проскочим камни — будем живы, а не проскочим… На все воля твоя, о Господи!»

Он трижды перекрестился по старому обычаю двумя перстами и крикнул всем, кроме рулевого, спуститься в трюм. Там охотники несколько успокоились и, усердно молясь Богу, с нетерпением стали ждать, когда стихнет ветер и прекратится шторм. Под шум моря и качку некоторые из молодых охотников лежали на дне судна вповалку, закрыв лица руками, и дрожали от страха.

И вот наступил момент, когда Бог услышал их молитвы… Бывает же такое, когда в один миг случается то, на что не надеешься часами! Ветер прекратился так же быстро, как и возник. На кочах подняли, паруса и они медленно, но верно пошли вперед на расстоянии прямой видимости друг от друга по чистой воде, пока не уткнулись в сплошной лед.

— Слава Богу, — сказал воевода своему кормщику, — первую проверку выдержали.

Посоветовавшись с Антоном, он решил начало охоты перенести на утро. Об этом решении известили купца Старостина, послав к нему лодку с Семёном Бойцовым.

В постоянных судовых работах, хорошо известных только морякам, незаметно прошел конец дня, и северные сумерки окутали море и небо. На кочах зажгли сигнальные факелы, и свободные от вахты охотники быстро улеглись спать.

Первым на льдину рано утром спустился друг Антона Слеткова ненец Нучкай, которого кормщик всегда брал с собой на охоту. Он хорошо знал повадки морского зверя и подсказывал зверобоям, как надо вести себя в той или иной ситуации, чтобы не остаться без добычи. На охоту Нучкай всегда брал свою байдару — очень легкую и вместительную лодку. Деревянный каркас её был обтянут двумя моржовыми шкурами. По размерам байдары ненцы обычно судят о зажиточности её хозяина. Эта лодка была средних размеров, без паруса.

Конец ознакомительного фрагмента.