АнтиМетро

Андрей Бондаренко, 2010

Зачастую события, описанные в фантастических романах, сбываются – полностью или частично. А иногда не сбываются вовсе. В том смысле, что начинают – ни с того, ни с сего – развиваться по совершенно другому сценарию, написанному некими важными и мудрыми – до пошлой тошноты – личностями, облачёнными нешуточной властью. Или же и вовсе безо всякого сценария. То есть вопреки всем тщательно разработанным планам и подробным инструкциям. Недаром говорил великий Александр Македонский: «Иногда и единичный воин может решить судьбу всего сражения. Если, конечно, этот воин отважен и имеет на плечах голову, а не глиняный горшок…» Так сбудется предсказанное или же нет, в конце-то концов?! Непростой, ей-ей, вопрос… И, вообще, по мере прочтения данного текста вопросы будут множиться и накапливаться, наслаиваясь друг на друга. А ответы на них уважаемый читатель получит только в последних главах… Но вдруг вопросы останутся? Ничего страшного. Уже пишется вторая книга этого цикла, которая, возможно, будет называться «АнтиМетро, Буэнос-Айрес».

Глава четвёртая

Старые знакомые и новая версия

Татьяна отнеслась к этой новости достаточно спокойно, то есть, с полным пониманием, уточнив на всякий случай:

— Про данный…, э-э-э, инцидент тоже не стоит никому рассказывать? Коменданту Мельникову — в особенности?

— Всё правильно понимаешь, — подтвердил Артём.

— А, если, он сам спросит? Мол, не заметили ли, часом, чего странного и необычного в туннеле?

— Пожимай легкомысленно плечами, мол: — «Я же будущий врач, а не профессиональный разведчик. У каждого из нас — свои проблемы и свои же должностные обязанности…». Почему ты так задумчиво нахмурилась, моя алмазная донна? Не можешь чего-то понять-переварить? Так, спрашивай! Может, я и проясню ситуацию…

— Вот, эти разноцветные двери, пусть и тёмных колеров, — секунд через восемь-десять неуверенно произнесла девушка. — Я столько раз проезжала по этому туннелю. Скорость состава тут маленькая… Не было здесь ничего! Не, пару раз я, всё же, замечала, что есть что-то похожее на двери-ворота… Но они были абсолютно чёрными! Объясни мне, пожалуйста, товарищ командир, данную странность. Будь так добр!

— Элементарные маскировочные щиты, не более того. Пластиковые или металлические, тщательно подогнанные по размеру и выкрашенные в чёрный цвет. Прозвучала «Атомная тревога!». Через некоторое время — в полном соответствии с инструкциями — щиты сняли…

Артём уверенно постучал — условным манером — в тёмно-рыжую дверь. Примерно через полторы-две минуты раздались едва слышимые щелчки, и дверь — с тихим шелестом — на половину «отодвинулась» в сторону, то есть, частично «утонула» в стене.

— Заходите, усталые странники! — доброжелательно пророкотал густой бас. — Наша скромная обитель открыта для всех, кто чист сердцем и помыслами! Об одном, лишь, прошу, гости дорогие. Оставьте тёмные помыслы и гордыню излишнюю — за порогом…

— Поп, что ли? — испуганно шепнула Таня. — Не доверяю я им, речистым. Сама не знаю, почему, но не доверяю…

Встретивший их широкоплечий мужик — внешним обликом — совершенно не напоминал служителя культа. Скорее, наоборот, являлся классическим воплощением такого небезызвестного термина-понятия, как «отвязанный наёмник, жизнь вволю понюхавший и разные виды видавший…». Лет пятидесяти пяти, низенький, кряжистый, в стареньком тельнике, с коротким седым ёжиком на круглой голове и с приметным шрамом на характерной рязанской физиономии. Шрам — толстый, багрово-фиолетовый — уверенно змеился от правого виска — через толстый нос — к левой скуле волевого подбородка.

Татьяна непроизвольно охнула, но, быстро взяв себя в руки, вежливо поздоровалась:

— Долгих лет вам, дяденька! И крепкого здоровья — до самой смерти!

— Спасибо на добром слове, девонька! — жизнерадостно откликнулся седой крепыш и неожиданно загрустил. — Везёт же некоторым бестолковым костоломам! Такие симпатичные и правильные девчонки им достаются — только слюнки текут от белой зависти… Где же вы их находите, бродяги удачливые? Мне, вот, лично — на тернистом жизненном Пути — ни одной такой не встретилось. Так, только лахудры одни, с дешёвыми лярвами вперемешку. Ну, за исключением редких моментов, — смущённо, будто вспомнив нечто бесконечно-приятное, замолчал.

— Привет, Горыныч! — Артём с чувством пожал широкую ладонь крепыша. — Смотрю, славная компания подобралась. Боря Мельников, Лёха Никоненко, теперь, вот, ты. Случайное совпадение, надо думать?

— Оно, майор! Оно, родимое! — невесело хохотнул Горыныч. — Вообще-то, мы с Лёхой последнее время — примерно года полтора — кувыркались на Таймыре. Проект «Глонас», будь он неладен. Т-с-с! — поднёс корявый указательный палец к губам. — Секретность страшная, мать её… А два месяца назад из Москвы пришёл приказ — без промедлений следовать в славный Питер. Пару недель просидели в спецкоманде на «Кировском заводе», потом — на «Маяковской», несколько суток назад перевели сюда. Борис Иванович тоже здесь недавно, месяца три с половиной. Его из Владивостока срочно вызвали. Хорошо ещё, что семью с собой не потащил…

— Ждали, что начнётся война? — в лоб спросил Артём.

— Не то, чтобы ждали. Просто «тревожный уровень» подняли по максимуму… Но, как ты знаешь, майор, это — ни о чём ещё не говорит. «Максимальный уровень», его, заразу, два-три раза в год регулярно объявляют. Типа — учения проводят. А, может, и не учения, но всегда с благополучной отменой… И сейчас все были уверены, что пронесёт. Мол, высокое начальство находится в своём обычном репертуаре, не давая подчинённым расслабиться… Не пронесло. Рвануло…

— Говорите, рвануло…, — раздумчиво протянула Татьяна, не обращая внимания на сердитый взгляд Артёма. — А точно, что это была атомная бомба?

— Что же ещё?

— Ну, не знаю… Может, какая-нибудь другая? Например, обычная. Только очень большой мощности…

— Шустрая она у тебя, майор, — уважительно констатировал Горыныч. — Сидеть тебе под каблуком — до полного завершения жизненного Пути… Впрочем, разболтался я что-то с вами — вопреки строгим и нудным инструкциям. Пойдёмте, мальчики и девочки, я провожу вас к кабинету Бориса Ивановича. Вот, когда он сам появится, то все вопросы и проясните… Если, конечно, на то будет воля Божья. Или, к примеру, высокого начальства, что — суть — одно и то же, если подойти с философской точки зрения…

Они прошли — мимо обычного офисного стола с установленными на нём стандартными мониторами — метров двенадцать-пятнадцать по узкому коридору, скупо освещённому светло-розовыми лампами, и упёрлись в иссиня-чёрную бронированную дверь. Горыныч приложил ладонь к серой квадратной плите-экрану, раздался едва слышимый щелчок, после чего дверь послушно приоткрылась.

— Проходите, отрок и отроковица! — «поповским» голосом пророкотал седой крепыш в тельняшке, пропуская гостей вперёд. — Будьте как дома!

Артём и Таня вошли в просторное прямоугольное помещение. По стенам и на потолке горели не только розовые лампы, но и несколько длинных секций дневного света. Сзади раздался очередной щелчок, сигнализируя, что бронированная дверь закрылась.

— Напоминает среднестатистическую офисную приёмную, — тихо прошептала Татьяна. — Кроме входной двери имеются ещё три, которые, очевидно, ведут в кабинеты тутошнего начальства. Я по весне секретаршей подрабатывала в одной торговой фирме, там было точно также: приёмная с кожаными диванами, креслами и журнальными столиками, пальмы в кадках, герань в горшках. Только здесь они, то есть, пальмы и цветочки, похоже, искусственные…

— Всё верно понимаешь, госпожа майорша! — весело подтвердил Горыныч, демонстрируя, тем самым, наличие отменного слуха. — Один кабинет, который самый большой, занимает военный комендант «Лесной», он же — подполковник Мельников Борис Иванович. Во втором, левом, расположился профессор Фёдоров, ну, тот, который Василий Васильевич.… А третий — пока резервный. Правда, он очень неудобный, потому, как проходной. То бишь, соединяется коротким коридором с кухней и прочими хозяйственными помещениями. Имеете реальные шансы — занять. Если на то будет воля Божья, или.… Ну, вы уже в курсе… Ладно, пошёл на пост, а вы, гости дорогие, располагайтесь, не скучайте и читайте газеты-журналы. Я позвоню Глафире, — продемонстрировал чёрный громоздкий брусок, оснащённый короткой и толстой антенной, — она вам чая-кофия притащит, сдобы свежей, пряников тульских…

Из-за короткой дальней стены, где дверей не наблюдалось, раздавался размеренный перестук.

— Что это такое? — ожидаемо заинтересовалась Таня. — Машинный зал?

— Он самый, — Артём уселся на кожаный диван, взял с журнального столика толстую газету и лениво зашелестел страницами. — Дизель-генераторы, надо думать, пашут. Куда же без них? Значит, и вентиляционные системы исправно функционируют, что просто замечательно. Следовательно, и жуткого коллапса — в ближайшее время — не намечается… Кстати, где-то рядом с машинным залом должна располагаться аккумуляторная, где — с помощью различных кислот и щелочей — подзаряжают подсевшие аккумуляторные батареи.

— А почему Горыныч иногда говорит как нормальный человек, а иногда, как…, как монах из провинциального монастыря?

— Он в молодости лет восемь-десять нелегалом отработал за границей. Причём, именно, под личиной священника. В «Русской Православной Церкви Заграницей». А потом неожиданно началась горбачёвская Перестройка, Горыныча, вручив дежурный орденок, срочно отозвали на Родину. Идиотизм сплошной, если вдуматься…

— А где он заработал этот офигительно-красивый шрам?

— В одной южной и — на удивление — беспокойной стране.

— Где вы все вместе, включая Лёху Никоненко, славно кувыркались? — уточнила девушка.

— Ага! Именно, что вместе. И, именно, что кувыркались… Присаживайся, амазонка! Тут — кроме серьёзных мужских газет — имеются и легкомысленные дамские журналы…

— А что это за местная автономная связь? — Татьяна никак не могла справиться со своим природным любопытством. — И что за гигантский «мобильник» был в руках у Горыныча?

— Обыкновенная армейская рация. Разработка, если не ошибаюсь, 1963-го года. Или, всё же, 1967-го? Впрочем, неважно… Принцип работы — наипростейший. Есть ящик-передатчик, работающий от сменных аккумуляторов. Он исправно испускает радиоволны в определённом диапазоне. Рации… Ну, эти продолговатые чёрные штуковины с толстыми антеннами, настроены на строго определённую волну. Вот, такие дела… Дальше всё зависит от рельефа местности и прочих природных нюансов. В чистом поле радиус действия таких станций составляет от двух до десяти километров. В зависимости от долготы-широты конкретной местности. Здесь, под землёй, метров пятьсот-семьсот, не более…

— То есть, и с земной поверхности кто-нибудь может выйти на связь с комендантом станции?

— Теоретически, может, — тяжело вздохнул Артём. — Если, во-первых, на поверхности имеются живые индивидуумы с точно такими же рациями. И, во-вторых, если эти индивидуумы знают, на какую конкретную радиоволну нужно настраиваться, плюсом — секретные пароли входа, которые — в соответствии с инструкциями — регулярно меняются.

— Пароли?

— Это как у самолётов сигналы «свой — чужой»…

Минут через пять распахнулась дверь кабинета — того, который являлся «резервным и проходным» — и в «приёмную» вошла молодая черноволосая женщина с медным подносом в руках. Женщина была облачена в удобный светло-бежевый комбинезон, а на подносе располагались две тёмно-синие фарфоровые кружки, над которыми поднимались молочно-белые струйки пара, и большая плетёная корзиночка с плюшками, рогаликами и пирожками.

— Младший лейтенант Глафира Иванова! — приветливо улыбнувшись, представилась женщина, ставя поднос на край журнального столика, свободного от газет и журналов. — Мне тут Витя… Извините, капитан Горнов, поручил вас попотчевать. Как говорится, чем богаты… Угощайтесь! А вместо чая-кофе я вам какао сделала. Оно очень вкусное и питательное…

— Спасибо, Глаша! — от души поблагодарила Татьяна. — Может, и вы перекусите с нами? Присаживайтесь!

— Извините, но не могу! Служба! — женщина, коротко кивнув головой, скрылась за дверью.

«Глафира-то — кровь с молоком! Из тех, которые коней останавливают на скаку и запросто, между делом, входят в горящие избы…», — мысленно усмехнулся Артём. — «Горыныч всегда был — у прекрасного женского пола — записным любимчиком. И с гладкой физиономией, и со страхолюдным шрамом. И в рясе, и в тельнике. Хотя, роста в нём — один метр шестьдесят три сантиметра, не больше. А Глаша, явно, за метр семьдесят пять будет. Чудеса в решете, если — коротко…».

Поочерёдно — с аппетитом — кусая то рогалик с маком, то пирожок с мясом и рисом, Таня спросила, делая между фразами короткие вынужденные перерывы:

— А откуда здесь… Свежая сдоба, а? Имеется специальная… Пекарня, да? А зачем?

— Затем, что так полагается! — с нотками законной гордости сообщил Артём. — Написано в соответствующей должностной инструкции, мол: — «Данный объект — в период с «таково-то» по «такое-то» — должен быть обеспечен серым ржаным хлебом по ГОСТУ 6412-63 и свежей пшеничной выпечкой по ТУ 92–09…». Значит, объект будет обеспечен — всем предусмотренным. Иначе, моя радость, не бывает! При первой же серьёзной проверке можно погон лишиться… Специальная пекарня? Не смеши, ради Бога! Существует широкий перечень компактных хлебопечек, работающих и от сетевого электричества, и от аккумуляторов, и, даже, на обыкновенной соляре. Производства Японии, Южной Кореи, США и Израиля. Отечественные? Не, чего нет, того — нет, врать не буду.… И, вообще, общественное мнение о том, что нынешнее состояние российской армии находится, э-э-э, ниже плинтуса, оно — сильно преувеличено. Иногда, даже, преднамеренно преувеличено и специально раздуто…

— Преднамеренно раздуто, чтобы доверчивый потенциальный противник слегка расслабился?

— Точно, прозорливая мадмуазель Сталкер! И внешний противник, и внутренний… Понятное дело, что и пошлого бардака хватает, и гадости откровенной. Но… Имеются у нас, в России, и такие части специального назначения, подготовке и оснащению которых даже МОССАД обзавидуется. Не говоря уже о сопливых мальчишках из ЦРУ и МИ-6.

— Гордишься российской армией? — вопросительно прищурилась девушка.

— Горжусь и люблю.

— Почему же тогда вышел в отставку?

— Потому и вышел… Сейчас же рубить баблосы, осваивая бюджетные ресурсы, дело общепринятое и естественное. Не так ли? Ну, а я человек старомодный. Прежней закалки, так сказать…

— Брезгливый идеалист и неисправимый романтик, — понятливо сформулировала Таня.

— Да, наверное… А, что, тебя это не устраивает?

— С чего ты взял? Наоборот… Продолжай, Тёма! Продолжай…

— Нечего, собственно, продолжать. Вопрос был поставлен ребром: либо я вхожу в общую схему, плюя на излишнюю щепетильность, либо — подаю рапорт об увольнении из Рядов. Третьего здесь не дано… Человеку, не замазанному круговой порукой по самые уши, нет полноценной веры. В том смысле, что он может — как принято считать — «настучать» в любой момент… Так что, я без всяких мальчишеских обид (почти — без обид?) подал в отставку. Мол, не хочу глупой и излишней принципиальностью портить жизнь боевым друзьям. Соратники отнеслись к этому решению с полным пониманием, и всё такое… В армии любят прямолинейность, а, вот, скользкого лицемерия — терпеть не могут. Не хочешь корректировать свои основополагающие жизненные принципы и приоритеты? Без вопросов! Уходи… Это честнее, чем мозги пачкать — нравоучительными и нудными сентенциями — себе и другим…

Татьяна, успешно разделавшись с пирожками и рогаликами, достала из кармана куртки белоснежный носовой платок, тщательно вытерла губы и, недоверчиво покачав головой, заявила:

— Я ничего не понимаю! Абсолютно — ничего!

— Например?

— Как я поняла из твоих последних высказываний, милый, российские спецслужбы — это — о-го-го! Типа — безо всяких дураков и невинных шуток! Правильно?

— Ну…

— Баранки ярмарочные — усердно гну! А ты тут сидишь себе, и треплешься — без зазрения совести — обо всём подряд… А, ведь, наверняка…

— Записывают всё? На аудио-видео?

— Разве нет?

— Записывают, конечно, — признался Артём. — Было бы очень странно, если бы не записывали… Что из того? Я же тебе, вроде, уже рассказывал о некоторых «золотых» армейских правилах?

— О многих! — ехидно хмыкнула Таня. — И, по твоим словам, выходит, что они все — практически — золотые. Или, на крайний случай, серебряные…

— Каждый армейский служака — сам себе — расставляет приоритеты. Если он расставит их правильно, то будет — в глубокой старости — похоронен в генеральском мундире с красными лампасами на форменных штанах. Понятно излагаю?

— Да, как сказать… Впрочем, кажется, понимаю… Мол: — «Начальству надо выдавать только ту информацию, которую оно ждёт от тебя…»?

— Правильно, любимая! Почему бы ещё раз не повторить то, что всем уже давно известно? То бишь, подтвердить — в очередной раз — официально-правдивую версию?

Где-то рядом раздался приглушённый смешок, бесшумно приоткрылась дверь правого кабинета, и мужественный голос Мельникова предложил:

— Заходите, родимые! И болтливые — без меры…

— Как же он там оказался? — недоумённо прошептала Таня. — Впрочем, я, кажется, догадалась. Наверное, в стенах туннелей существуют всякие секретные коридоры, ведущие от одного края платформы к другому. В том числе, и в кабинет господина коменданта…

Кабинет подполковника, хотя и был подземным, ничем не отличался от кабинетов других подполковников спецслужб: длинный офисный стол с кожаным креслом в торце, монитор компьютера, лазерный принтер, несколько разномастных телефонных аппаратов, стулья для посетителей, громоздкий сейф в углу, вдоль стен — пластиковые стеллажи, плотно забитые книгами, справочниками и пухлыми картонными скоросшивателями. Ещё имелись две неприметные двери: одна с доходчивой табличкой «WC», другая без всяких табличек. Ну, и портрет руководителей страны — на стене, за креслом Мельникова.

«Тот самый, знаменитый! С горными лыжами!», — не преминул схохмить насмешливый внутренний голос. — «Знать, братец, не напрасно ты тогда извилины напрягал, старался, ночами не спал…».

Приметная вещь в кабинете была всего одна — в дальнем углу, на высокой тумбе располагался квадратный тёмно-зелёный ящик, оснащённый длинной чёрной антенной. Ящик умиротворённо и сыто гудел, лукаво и радостно подмигивая разноцветными лампочками.

— Армейская рация, — понятливо прищурилась Татьяна. — Вернее, автономный излучатель радиоволн в узком диапазоне, понятное дело…

— Наблюдательная и очень сообразительная особа! — одобрил Борис Иванович, после чего поскучнел, нахмурился и, подпустив в голос свинца, велел: — Присаживайтесь, девушка! И предъявите, пожалуйста, документы… Артём Петрович, гнездись рядом со своей шустрой наядой. Прошу!

Таня, демонстративно шумно устроившись на одном из стульев, достала из внутреннего кармана куртки паспорт и, презрительно хмыкнув, отправила его по гладкой столешнице по направлению к подполковнику. Мельников взял документ, раскрыл его на первой странице, небрежно пробежался пальцами правой руки по клавиатуре компьютера, внимательно уставился в монитор и, удивлённо присвистнув, объявил:

— Надо же! Оказывается, что на этом свете ещё встречаются самые натуральные чудеса! А я-то, старый пессимист и циник, думал, что всё врут в толстых книжках… Итак. Татьяна Сергеевна Громова, девятнадцати лет от роду, студентка второго курса Первого Меда. Красавица, круглая отличница, посещает всякие клубы, студии и кружки. Завзятая театралка, регулярно наведывается в музеи и на разнообразные выставки… И, при всём этом, является идеалом — в плане крепких моральных устоев и сбережения девичьего целомудрия. Что, согласитесь, для наших легкомысленных и распутных времён является откровенным нонсенсом…

— Можно и в глаз получить, шутник в погонах! — пунцово покраснев и стараясь не смотреть в сторону Артёма, грозно пообещала Татьяна.

— Можно! — радостно согласился с ней подполковник. — Потому, что наша Татьяна Сергеевна — кроме всего прочего — ещё занимается в секции восточных единоборств. Имеет коричневый пояс по дзюдо и является серебряным призёром по айкидо студенческого первенства Санкт-Петербурга. В весе до пятидесяти двух килограмм…

— Засудили меня тогда, сволочи наглые, — сердито пробормотала девушка. — Происки и откровенные интриги, так их всех… Ничего, по осени — в обязательном порядке — возьму реванш…

— Она, Белов, ещё и закоренелая реваншистка! — продолжал веселиться подполковник. — Упасть и не встать! Забыть и не вспомнить! Бывает же… Да, влип ты, Тёмный, по самое не могу! Такая уже не отпустит! Пропал ты, братец! Не забудьте потом, когда окончательно созреете, пригласить меня на свадьбу…, — запнулся, видимо, вспомнив о непростых реалиях, и опять направил разговор в серьёзное русло: — Ладно, с юмором я на сегодня закончил! Извините, это, наверное, такая нервная реакция — на события последних часов… Может такое быть, уважаемая Татьяна Сергеевна? Вы же, как-никак, будущий доктор. А компьютер дополнительно сообщает, что вы увлекаетесь не только хирургией, но и психиатрией.

— Ваша избыточная весёлость, господин комендант, действительно, может являться защитной реакцией вашего подсознания на избыточное нервное напряжение. И, даже, скорее всего…

— Спасибо! Так, вот… Артём Петрович, ты полностью уверен в своей сердечной подруге? Головой отвечаешь за неё? Вы, надеюсь, уже давно знакомы?

— Достаточно давно, — осторожно ответил Артём. — Отвечаю головой…

Мельников, с минуту-другую задумчиво побарабанив подушечками пальцев по чёрному бруску рации, лежавшему на столе, непонятно вздохнул и продолжил:

— Хорошо, верю! И перехожу к главному… У нас сработала сирена: сперва обычным образом, потом «пиковым» — одно длинное завывание, два коротких. Включили с наземного пункта, понятное дело. Потом загудели поезда, видимо, им передали отдельную команду по «метрошной» связи… Я тут же вышел на связь с руководством. Генерал начал испуганно мямлить в трубку, мол, ничего толком неизвестно, мол, всё ещё обойдётся. Но, при этом, приказал действовать в строгом соответствии с инструкциями, то есть, по полной программе… Один состав уже стоял на станции, другой подходил к ней. Мы напялили на морды противогазы и, благословясь, пустили на перрон и в туннели газ… Секретный, естественно. Усыпляющий, с затормаживающим эффектом. После этого — почти сразу же — оно и рвануло. Слава Богу, что к этому моменту заградительный щит возле эскалаторов уже выполз-сработал…

— Значит, мы не теряли сознания? — торопливо уточнила Татьяна. — А секретный газ был слабой концентрации? Рассчитанный только на час здорового сна?

— Да, примерно на час. Зачем, собственно, дольше? Мои бойцы пересчитали всех «пассажиров», включая тех, кто на перроне ждал последнего поезда, проверили — специальными приборами — на наличие взрывчатки и различного оружия, включая холодное. Конфисковали три травматических пистолета, шесть перочинных ножей и парочку кастетов… Хорошо ещё, что всё это произошло ночью. Представляете, что было бы, если «Атомную тревогу» объявили бы днём, когда в метро — единовременно — находились бы многие десятки тысяч человек? Даже, подумать страшно…

— А усыпляющий газ, он — зачем? Чтобы пресечь панику?

— Панику, истерию и массовый психоз. Инструкция, ничего не попишешь…

— А большая круглая лампа дневного света? — не сдавалась девушка. — Та, что висит в станционном зале, над трибуной? Она, ведь, тоже…

— Вроде бы, — нервно передёрнул плечами подполковник. — Говорят, какая-то экспериментальная разработка нового поколения, оказывающая — в купе с волшебной микстурой Василия Васильевича — успокаивающее действие.

Артём, громко покашляв в кулак, сердито предложил:

— Может, обсудим все мелочи, детали и нюансы немного позже? Расскажи-ка, Борис Иванович, что же случилось на самом деле…

— В смысле? — чёрные брови Мельникова удивлённо взметнулись вверх. — Что ты имеешь в виду?

— Извини, я неправильно выразился… С кем мы воюем? Количество нанесённых ядерных ударов по России? Количество ответных ударов? Общая обстановка? Прогнозы по дальнейшему развитию ситуации?

Подполковник, недовольно помотав головой, скривился, словно бы от сильнейшей зубной боли, достал из ящика письменного стола плоскую металлическую фляжку, отвинтил крышечку, сделал два крупных глотка и, неодобрительно посмотрев на Артёма, выдохнул — вместе с коньячными парами:

— Напрасно… Напрасно ты мне не веришь, Тёмный! Хочешь, я всё расскажу в хронологическом порядке?

— Расскажи, будь так добр.

— Сперва поступил сигнал — «Общая опасность!». То бишь, опасность, природа которой ещё не определена окончательно. По этому сигналу все, включая подвижные составы и эскалаторы, останавливаются-замирают, ожидая дальнейших команд…

— О чём говорит данный сигнал? — не утерпев, перебила подполковника Татьяна. — Извините, Борис Иванович, просто любопытно стало…

— Ничего страшного. Любопытство и женщина — понятия неразделимые… «Общая опасность!» — может означать всё, что угодно. Например, некий пьяный придурок позвонил по ноль-два и сообщил о минировании двух-трёх станций одновременно. Или начинается очередное наводнение, вода в Неве подобралась к критическому уровню и вскоре может рвануть в метро. Или возможен коварный сбой в системе подачи электроэнергии, обусловленный головотяпством и разгильдяйством всяких и разных «Чубайсов»… Можно продолжать? Через тринадцать с половиной минут — после «Общей опасности» — объявили «Атомную тревогу». Секунд двадцать пять я потратил на разговор с генералом, ещё через три минуты мы пустили усыпляющий газ, тут оно и рвануло. Причём, откуда пришла звуковая волна от взрыва — было не понять. Сложилось такое устойчивое впечатление, что со всех сторон сразу… Когда прервалась связь? Точно не знаю. Но после взрыва, то есть, после ударной волны, её уже не было. В том числе, и с соседними станциями, очевидно, где-то перерубило кабель… Автономная радиосвязь? Моя вина, Тёмный, так совпало.… Как раз в 24–00 наш куст — «Выборгская», «Лесная» и «Площадь Мужества» — меняли секретный код для выхода на связь. Согласовали с комендантами, поменяли. Естественно, с грубейшим нарушением инструкции.…То бишь, мы сперва должны были сообщить в Центр новый код, а только потом менять старый, но сделали, как и всегда. Мол, потом сообщим — по городской линии. Ну, и не успели — из-за всей этой катавасии. Рвануло, так его растак… Теперь, если, даже, наверху остались живые, то они не знают нового кода. А старый обратно уже не ввести, хитрое оборудование такого не допускает — хрен знает, из каких соображений… Татьяна Сергеевна! Вас опять, судя по выражению симпатичного личика, терзают смутные сомнения?

— Ага! Получается, что с момента объявления «Атомной тревоги» — до непосредственно взрыва — прошло порядка четырёх минут? Как такое может быть? Честное слово, не понимаю…

— А что по этому поводу думает уважаемый Артём Петрович? — ехидно поинтересовался Мельников.

— Правдоподобная и прозрачная ситуация, — почти не задумываясь, ответил Артём. — Допустим, что баллистическая ракета с ядерной боеголовкой стартовала с североамериканского континента. Расчётное время подлёта до Питера — минут семнадцать-восемнадцать. Получается, что ракета (много ракет?) стартовала (стартовали?), а наши руководящие деятели ещё целых тринадцать с половиной минут сомневались и не могли поверить в реальность происходящего. Потом, всё же, объявили «Атомную тревогу»… Впрочем, возможен и второй дельный вариант. Ракету (ракеты?) выпустил корабль (субмарина, ракетоносец?), находившийся в Северном море. В этом случае подлётное время составляет четыре-пять минут. Опять всё сходится. То есть, наши генералы, ни на йоту не сомневаясь, сразу же объявили «Атомную тревогу»… Кстати, Борис Иванович, а что у нас с фоном радиации? Измеряли?

— Конечно, измеряли. И ни один раз. Поднялся фон. Незначительно, но, всё же, поднялся…

— То есть, поднялся слабее, чем ожидалось?

— Слабее, — подполковник устало провёл ладонью по лицу. — Можно предположить, что заряд оказался не настолько мощным, как предсказывалось в инструкциях…

— Разъясните, пожалуйста, поподробней! — с надеждой в голосе попросила Таня.

— Ожидалось, что в случае начала активных военных действий, НАТО выпустит по Санкт-Петербургу баллистическую ракету, оснащённую боеголовкой мощностью от одной до пяти мегатонн. Но, учитывая показания наших приборов…

— Счётчиков Гейгера?

— Ну, и их тоже… Так вот, ядерный взрыв, скорее всего, был гораздо меньшей силы, чем прогнозировалось. На сколько — меньшей? Затрудняюсь сказать. Может, всего четверть мегатонны. Может, ещё меньше. Заградительный щит, закрывший доступ к эскалаторам, имеет очень эффективную конструкцию. Причём, непосредственно у щита радиационный фон почти не повысился. А, вот, в туннелях — возрос…

— Попробуй резюмировать! — предложил Артём.

— Резюмировать?

— Ну, предположить… Что, по твоему мнению, произошло?

Мельников снова глотнул коньяка, а убрав флягу обратно в ящик стола, пояснил:

— Вам, друзья мои, спиртного не положено. По крайней мере, пока. До тех пор, пока являетесь штатскими гражданами. Вот, когда напишите и подпишите соответствующие заявления — тогда — совсем другое дело…

— Какие ещё заявления? — нахмурился Артём.

— Объясню чуть позже, — пообещал подполковник. — Итак, резюмирую… На мой взгляд, ракету выпустила подводная лодка, всплывшая недалеко от побережья Норвегии. Почему боеголовка оказалось недостаточно мощной? Кто же его знает… Может, тут никаким НАТО и не пахнет? Например, это дело рук арабской Аль-Каиды? Мол, подлый Бен Ладен организовал провокацию — с целью развязать Третью мировую войну. Мол, пусть русские и американцы вволю поубивают друг друга, радуя фанатичных моджахедов… Чем, собственно, не вариант? А денег и иных возможностей у Аль-Каиды хватило только на маломощный заряд… Когда — два с половиной месяца назад — наши генералы объявили «максимальный уровень опасности», то не объяснили (по своей давней привычке) — откуда конкретно исходит эта опасность. Так что, возможны любые варианты… Теперь, что касается отдалённых и ближайших перспектив. Если мощность ядерного взрыва, действительно, была ниже четверти мегатонны, то можно надеяться, что через некоторое время — со стороны станции «Девяткино» — прибудет команда эвакуаторов. Когда? Может, через пару месяцев. Может, через полгода, через год. Не знаю, ребята… В любом случае, нам остаётся только одно — упорно и терпеливо ждать. Не допуская при этом, понятное дело, анархии и вакханалии.

— А продовольственных припасов, питьевой воды и медикаментов нам хватит на целый год? — забеспокоилась Таня.

— Да, хоть на пять! — сообщил подполковник. — И продовольственных припасов, и всех прочих. С этим, как раз, никаких проблем не наблюдается…

Неожиданно тоненько и тревожно взвыла сирена, через две-три секунды затихла, и басистый голос Горыныча, исходящий из маленькой чёрной коробочки, закреплённой на дверном косяке, оповестил:

— Борис Иванович, тревога! На перроне буза творится! Слышу частые пистолетные выстрелы, вижу на мониторах непонятных собак…

Мельников схватил со стола брусок рации, поднёс его к уху, и, нажав на нужную кнопку, принялся ругаться:

— Никоненко, мать твою старушку седую! Что происходит на платформе? Какие ещё волки? Ополоумел совсем?

Подполковник, отбросив рацию в сторону, вскочил на ноги, достал из ящика письменного стола мощный аккумуляторный фонарь, выхватил из наплечной кобуры массивный чёрный пистолет и скомандовал:

— За мной! Оружие вам Горыныч выдаст при входе (на выходе?) в туннель. Тёмный, прихвати мегафон! Он лежит на сейфе…