Невыдуманные истории. Рассказы о людях

Андрей Булатов

Никогда не знаешь, чем обернётся для тебя встреча с новым человеком. Кто бы он ни был – король ли, бедняк ли, учёный или глупец, он оказывает на тебя воздействие. Чем больше людей встречаешь, тем богаче становишься. У всех можно чему-то научиться, перенять что-то хорошее или же отвергнуть что-то плохое.

Синявка

Относительно недавно, лет 8 назад, мы с женой круто поменяли свою жизнь — продали свою двухкомнатную квартиру в спальном районе Екатеринбурга и купили дом-развалюху в ближайшем пригороде, в большой парковой зоне. Совершенно случайно получилось так, что наш новый дом оказался совсем рядом с домом наших старых знакомых, которых мы когда-то потеряли из виду — мы повторили их путь, с той лишь разницей, что они купили хороший, хотя и недостроенный коттедж.

Как бы то ни было, мы оказались на соседних улицах. Наше знакомство никогда не было близким, но теперь иногда Антон и Маша заходили к нам или мы заходили к ним. Антон даже предложил мне работу в его компании, так что мы с ним стали ближе знакомы. Я всегда уважал Антона, как молодого, энергичного предпринимателя. Можно даже сказать, что он подавал мне пример, как надо побеждать в жизни, хотя он и был младше меня лет на 15.

Моё отношение к нему сильно изменилось после одного странного случая.

Однажды в начале лета, почти в разгар дня, Антон позвонил мне. Он попросил меня прийти и оказать помощь какой-то женщине. «Я знаю, что ты любишь помогать людям, а ей, как раз, нужна помощь», — сказал он. Конечно, я никогда не отказываю в помощи, если она действительно необходима. Поэтому я пошёл на соседнюю улицу к его дому, чтобы разобраться с происходящим.

То, что я увидел, с одной стороны, повергло меня в полное недоумение, а с другой заставило мобилизоваться. Прямо напротив входной калитки в заборе, около дома Антона и Маши лежала на солнцепёке молодая женщина сомнительного вида. Таких в студенчестве мы называли «синявки» из-за того, что на их лицах постоянно были синяки: то под одним глазом, а то и под обоими. Обычно явно было видно и понятно, что родом их занятий является самая древняя женская профессия, если можно так выразиться.

Эта женщина выглядела как яркий представитель «синявок». Она лежала на пыльном асфальте на правом боку в неудобной позе и прятала лицо от яркого солнца под своими худыми ладонями. Глаза её были закрыты. На ней было цветастое платье, колготки и скромные туфли. Из под её ладоней, заслонявших лицо был виден потемневший «фонарь» под левым глазом. В нашем небольшом поселке живёт много совершенно разных людей: богатые и бедные; русские и армяне, таджики; коренные жители и приезжие. Эта женщина явно жила где-то поблизости.

Я слегка дотронулся до её плеча, чтобы убедиться, что она жива, потому что её землистый цвет лица, освещённого ярким летним солнцем, говорил о том, что с ней может быть что-то серьёзное. «Синявка» испуганно открыла глаза, сильно щурясь от яркого солнечного света, бившего ей прямо в лицо. Она даже предприняла слабую попытку отползти от меня подальше. Но ей это не удалось — она только лишь откинулась на спину. Видимо, «фонарь» она получила совсем недавно и теперь боялась повторения.

Убедившись, что она жива, я спросил её, что случилось. Хриплым слабым голосом она рассказала, что ночевала у «подруги», немного выпили, а утром пошла домой, потеряла на мгновение сознание, упала, да так неудачно, что сломала ногу где-то в лодыжке. Теперь она лежит здесь на солнцепёке в полубессознательном состоянии, совершенно не понимая, что же делать. Она также сказала, что живёт здесь неподалёку, как я и подумал.

Я убедил её, что что-нибудь сделаю для неё. Для начала я снял свою ветровку и накрыл голову женщине, чтобы её не напекло ярким солнцем. Затем осмотрел её левую ногу, благо колготки позволили это сделать легко. Действительно, ниже колена колготка была слегка разодрана, и на её лодыжке была опухоль, покрытая длинной ссадиной. На ссадине запеклись крохотные капельки крови. Я спросил её, может ли она подвигать больной ногой.

«Синявка» застонала в ответ и сказала, чтобы я её не мучил, а шёл своей дорогой, ей и так не сладко. Тогда я сказал ей, что сейчас вызову Скорую, чтобы ей оказали помощь врачи, так как я вряд ли смог бы что-то сделать с переломом ноги, если бы это оказалось правдой. Как обычно бывает в таких случаях, женщина испугалась ещё больше, представив, что ей придется следующие несколько дней провести в больнице. Может быть, её кто-то ждал дома?

Мало обращая внимания на её стенания по поводу Скорой и больниц, я всё-таки набрал на своем мобильном известные мне с детства цифры 03. Ответили мне довольно быстро. Я кратко объяснил ситуацию, попросив оказать «синявке» квалифицированную медицинскую помощь. Я даже не спросил, почему она сама не позвонила на 03. Только закончив разговор с оператором, я поинтересовался, почему она не вызвала Скорую сама.

«Синявка» в ответ показала мне свой разбитый мобильный телефон, который она, видимо, грохнула об асфальт во время своего неудачного падения. Я сказал ей, чтобы она потерпела ещё минут 20, пока приедут врачи на Скорой. Женщина, хотя и была не в восторге от моих действий, всё-таки стала немного больше мне доверять. Она попросила меня позвонить её брату, который мог бы отвезти её домой. Сама она не могла этого сделать из-за разбитого телефона.

Конечно, я подозревал, что её брат мог бы оказаться вовсе не братом, а сутенёром, но мои подозрения в такой ситуации были совсем не уместны. Кем бы он ни был, он мог бы лучше помочь ей морально (по её представлениям). Я набрал его номер на свое мобильном под её диктовку и нажал кнопку вызова.

Мне ответил мужской голос с явными нотками недоверия. Я, как мог, объяснил ему ситуацию, в конце отдав свой телефон самой «синявке», чтобы она подтвердила мои слова. Она слабым голосом, превозмогая боль в ноге, попросила его приехать либо на место происшествия, либо к ней домой. Видимо, мужчина согласился, потому что на какое-то короткое мгновение лицо женщины стало спокойнее.

Пока мы ждали Скорую, женщина сообщила, что ее зовут Фаина, чтобы я не думал о ней чего-нибудь плохого, что она просто была у подруги, а её синяк — это её парень так её любит. На вид Фаине было немного за 30. Но я знаю, как обманчив внешний вид «синявок» — вполне вероятно, что ей было не больше 25.

После того, как я сообщил ей свое имя и сказал, что я тоже живу здесь поблизости, она спросила, как я узнал, что с ней случилась беда. Внезапно мне стало очень стыдно ей признаться, что меня специально позвал Антон, живущий в доме, около которого она сейчас лежала. Мне стало стыдно за него почти до слёз. Я подумал, — «Неужели было так трудно выйти за пределы своей крепости, чтобы просто спросить лежащую женщину, что с ней случилось? Неужели его презрение к „синявкам“, недостойным его помощи, сделали его неспособным на простое человеческое сочувствие?»

Видя моё небольшое смущение и замешательство, женщина, похоже, поняла мой ответ без слов. У неё на лице появились некоторые признаки симпатии ко мне — лёгкая смущённая улыбка по-доброму озарила её лицо. Она сказала почему-то, — «Не переживай так, я уже не боюсь и мне уже лучше». Вместо ответа я отвернулся, чтобы скрыть всё-таки прорвавшуюся на мою щеку слезу. Я не мог сдержать свои чувства, потому что Фаина, какой бы она ни была «синявкой», оказалась более человечной, чем мой «пример для подражания» — Антон.

Через некоторое время, почти одновременно, из-за угла переулка вывернули с разных сторон две машины. Одна — Скорая помощь, на другой приехал брат Фаины. Он, кстати, действительно оказался её братом, потому что они были немного похожи. Врачи Скорой тоже оказались мужчинами, и через минуту вокруг Фаины уже стояли четыре мужика, все готовые ей помочь.

Такой поворот событий явно польстил Фаине — получить столько внимания и заботы от мужчин ей, скорее всего, пока ещё не приходилось. Пока врачи осматривали ногу Фаины, её брат, все-таки, подозрительно спросил меня, кто же я такой. Я сказал, что я живу здесь за углом на соседней улице и просто проходил мимо, уже не стал заострять внимание на том, что меня позвал Антон. В этой ситуации это было совершенно ни к чему.

Два врача не стали забирать Фаину в больницу, тем более, что увидели, что приехал кто-то, кто о ней позаботится. Они наложили ей на ногу прочную шину и посоветовали свозить её в травмпункт после того, как она придёт в себя, чтобы сделать снимок и убедиться, есть ли на самом деле перелом или нет. Брат помог ей сесть в свою заезженную девятку, чтобы отвезти её домой, а потом в травмпункт.

Видя, что теперь уже ей ничего не угрожает, Фаина забеспокоилась, что больше не увидит меня. За эти несколько минут она стала больше мне доверять и хотела, видимо, отплатить мне чем-то хорошим. Она настойчиво просила дать ей мой номер телефона. Я ответил, что мой номер наверняка определился в мобильнике её брата. Только после этого она позволила тому погрузить себя на заднее сидение машины. Скорая уехала, пожелав Фаине выздоровления. Я стоял, провожая взглядом её бледное тоскливое лицо в окне задней двери девятки, и думал.

Надо же, как немного надо, чтобы изменить мнение о людях! До этого случая я сам ощущал некоторое презрение к «синявкам», но не до такой степени, чтобы отказать в помощи. Теперь же я чувствовал глубокое презрение к Антону, несмотря на всю его современность и предприимчивость.

Фаина, конечно же, не позвонила мне, и я её больше никогда не видел. Может быть, её «брат» был и не братом, несмотря на их внешнее сходство. Может быть, она жила совсем не поблизости. Для меня это не имело значения. Удивительно, что эта женщина внезапно и непривычно для себя оказалась для меня учителем, показавшим, что должно быть главным в человеке. Не то, чтобы я этого раньше не знал, но это знание было несколько книжным, оторванным от жизни.

Наверное, так и должно было бы быть — настоящая человечность познаётся не через книги, а в обычной ежедневной жизни, когда ты сам проявляешь её по отношению к другим и чувствуешь в ответ то же самое.