Сильнее боли

Андрей Буторин, 2023

Фантастический триллер, детектив, любовная драма – такой он, этот роман.Жили-были двое одиноких людей – Тарас и Галина. И был кто-то еще, глубоко безразличный к их судьбам, но трепетно жаждущий встречи двух этих людей. Выражаю благодарность мурманскому психологу Марине Табейкиной за помощь в проработке психологической сюжетной линии.

4

Если бы Тараса спросили, любит ли он свою работу, то он бы сказал… А что бы он сказал? Если бы вопрос задавался проформы ради, так, почти риторически, то он бы, конечно, ответил утвердительно. И, собственно, не сильно покривил бы душой. А вот если пришлось бы отвечать совсем искренне и если спрашивали бы действительно с интересом, да еще тот, перед кем можно выговориться начистоту…

Пожалуй, он бы все равно сказал, что любит эту работу. Какой бы тяжелой и неблагодарной она ни была. Но об этом уже и говорить неинтересно, подобные банальности всем давно оскомину набили. А вот тем не менее!.. Хоть и пошел Тарас в педагогический не по велению «души и сердца», а потому что этот вуз и находился ближе всего, и поступить в него проще. Не любил Тарас по молодости лишних трудностей, они его пугали. Да и сейчас, зачем перед собой-то лукавить, пугают. Но как раз с институтом все сложилось как нельзя лучше. Если перефразировать поговорку, «корм» оказался «в коня». Тарасу выбранная наобум профессия понравилась. И нравилась до сих пор. А вот насчет какой-то особенной к ней любви — тут сложнее.

Он бы, наверное, на самом деле любил учительствовать, если бы приходилось работать с пяти-шестиклашками. Озорные, наивные, любознательные, в свои одиннадцать-двенадцать лет дети оставались по сути детьми, но с ними можно было уже общаться почти по-взрослому. И они сами тянулись к такому общению — раскрыв рты, слушали учителя, живо включались в дискуссию, задавали вопросы, впитывали новое, как воду губка.

С десяти — и одиннадцатиклассниками Тарас тоже общался с удовольствием. Эти мелковозрастные «дяденьки» и «тетеньки» тянулись к знаниям хотя бы из-за приближавшегося ЕГЭ. Правда, с теми, кого это не волновало, работать становилось попросту бесполезно — побившись пару лет лбом о стену, Тарас понял это и благоразумно отступился, заключив с подобным контингентом неофициальный и даже негласный — почти на уровне подсознания — договор: я не трогаю вас, вы не мешаете мне работать с остальными.

А вот с теми, кто учился с седьмого по девятый класс!.. С ними сложнее всего. Переходный возраст ломал подростков, словно ураган ветки. Вчерашние любознательные мордашки превращались в ехидно-злобные лисьи мордочки, щерились оскалами волчат; недавние мальчики и девочки становились то равнодушными ко всему медвежатами-ленивцами, то расфуфыренными павианами. Почти каждый хотел показать, что он уже не ребенок, что он самый крутой, а хорошая учеба и примерное поведение показателями «крутизны» не являлись. Тарасу и впрямь порой казалось, что ученики из этой возрастной категории больше похожи на зверят — коварных, озлобленных, хитрых, а поскольку дрессуру в пединституте не преподавали, он был к подобной работе не готов. Но мнения Тараса никто не спрашивал, да он и сам прекрасно понимал, что выбирать учеников не приходится, поэтому убедил себя считать выпадающие на «нелюбимые» классы часы издержками профессии. К тому же он справедливо отмечал, что и тут, на некомфортном в целом фоне, встречались ребята, которых учить вполне даже можно, порою и с удовольствием. В любом случае, это его работа, и относиться к ней следовало независимо от того, в каком классе доводилось вести урок. С таким же настроем он вошел в класс и на сей раз.

— Ну, друзья мои, — обратился Тарас к девятому «А», — кто же мне расскажет про деловую речь?

Класс зашевелился, заерзал, нестройно и недовольно загудел, словно учитель влез указкой в улей и пошевелил ею там.

— Ну-ну, — улыбнулся Тарас. — Разве это сложная тема? Смелее, смелее!.. Вот ты, Мальцев, назови, какие деловые документы ты знаешь?

Гарик Мальцев, худощавый веснушчатый парень, нехотя вылез из-за парты и печально посмотрел на учителя.

— Этот… как его?.. — забубнил он, косясь на Мишу Позднякова, соседа по парте, в ожидании подсказки. Но Миша отвернулся к окну, делая вид, что любуется весенней травкой и проклюнувшимися листочками на деревьях. А может быть, и впрямь любовался. Весна ведь и для девятиклассников — весна.

— Давай, Георгий, не тяни, — поторопил Тарас парня.

— Так это… — вскинул лохматую голову Гарик. — Приговор.

Класс неуверенно захихикал. Слово-то серьезное, звучало солидно. Хоть и не упоминалось про него вроде бы в учебнике.

Тарас выставил ладонь, призывая учеников к тишине. По его лицу было непонятно, верно ли ответил Гарик. А тот, похоже, выдохся и начал бросать просящие взгляды на одноклассников. Но слишком уж тихо стало вдруг в классе — любой шепот учитель сразу бы услышал. Ребята понимали это и молчали, кто виновато, а кто и злорадно поглядывая на товарища.

Тарас подождал еще немного и спросил:

— И все, Мальцев? Это все деловые документы, что ты знаешь?

— Практически да, — сказал Гарик и захлопал длинными ресницами.

— Ну, тогда это тебе приговор, извини уж, — вздохнул Тарас и нацелился ручкой в журнал.

— «Два», что ли?.. — буркнул Георгий.

— Практически да, — не удержался от подколки Тарас. И обвел взглядом класс: — Так кто все-таки назовет мне деловые документы?

Нерешительно потянула ладошку симпатичная рыжеволосая девчушка, Аня Бурыкина.

— Слушаю тебя, Аня, — ободряюще кивнул Тарас. Девушка поднялась.

— Заявление, расписка, доверенность, договор…

Продолжить ученице не дали — приоткрылась дверь, и раздался громкий шепот:

— Тарас Артемович, вас к телефону!..

Тарас досадливо поморщился: это, конечно же, мама, больше некому. Он ведь просил ее не звонить во время занятий! Да и вообще — что за срочные дела могут у нее вдруг появиться? Хотя… Тарас невольно поежился, вспомнив, что мама, хоть еще и не старуха, все же немолода. Мало ли что могло случиться?

— Посидите пять минут спокойно, — обратился Тарас к классу. — Вернусь, вызову двух человек к доске писать заявление и доверенность. Очень советую использовать эти пять минут на повторение.

Звонила, конечно же, мама. Не дав сыну высказать справедливое возмущение, она торопливо заговорила:

— Расик, ты не забудешь зайти в поликлинику?

— Мама!.. — попытался все же возмутиться Тарас, но встретил решительный отпор:

— Что «мама»?! Ты забыл, что с тобой вчера было? Как ты себя, кстати, чувствуешь?

— Я хорошо себя чувствую, — ответил Тарас и, воспользовавшись предоставленной возможностью, добавил: — И у меня сейчас урок, между прочим, а ты меня отрываешь.

— Ничего с твоим уроком за минуту не случится. А вот с тобой случиться может. Заработаешь инсульт, станешь инвалидом, вот тогда уже точно никаких уроков не будет. Кроме одного, данного жизнью. Но ты… ты уже ничего не сможешь исправить!.. — Из трубки послышалось шмыганье и всхлипывание. Тарас закатил глаза к потолку и промычал:

— М-мама!.. Ну, перестань, я тебя умоляю.

— Хорошо. — Из маминого голоса мгновенно пропали слезы. — Обещаешь, что зайдешь в поликлинику?

— Зайду, зайду, — буркнул Тарас. Никуда он заходить, разумеется, не собирался, но иначе ведь спорить придется до перемены.

— А потом — сразу домой! Нечего больному по улице шататься.

— Мама!.. — скрипнул зубами Тарас и торопливо огляделся. За столом у окна проверяла тетради «англичанка» Болдырева. Похоже, она не прислушивалась к разговору, хоть мамин голос, как представлялось Тарасу, разносился из трубки по всей учительской. Впрочем, Наташа Болдырева молодец — даже если и слышит, виду не подаст и шептаться потом с училками не будет о Тарасовой «подкаблучности». И все-таки было стыдно. Тарас крякнул и, придав голосу строгости, сказал: — Я приду, как только освобожусь. И не звони больше — у меня сегодня две контрольные.

Вернувшись в класс, он застал там, конечно же, шум и раздрай. И без того рассерженный разговором с мамой, Тарас окончательно вышел из себя. Он рявкнул, что делал исключительно редко, отчего класс изумленно притих, а потом, дважды ткнув наугад в журнал, злорадно отчеканил:

— Кожухов, Филиппова, — к доске!

Красавица Алиса Филиппова, высокомерно усмехнувшись и гордо вскинув голову, прошествовала вперед с таким видом, словно это она собиралась сейчас экзаменовать учителя. А вот щупленький, застенчивый Андрей Кожухов изрядно разволновался. Вышел к доске и виновато опустил голову. Тарас внутренне пожалел парня, но все же менять решения не стал. Единственное, что он сделал, — позволил некоторую вольность.

— Кожухов, — сказал он. — Что ты хочешь написать: заявление или доверенность? Разрешаю писать что и о чем угодно, хоть заявление с просьбой принять в папы римские! Лишь бы правильно было по форме.

— Я… я заявление буду писать, можно? — поднял обрадованные глаза Кожухов.

— Можно, конечно, — ободрил Тарас парня улыбкой. — Куда и о чем, если не секрет?

— В университет… — замялся Андрей. — На… на журфак.

Класс притих, не понимая, смешно то, что сказал тихоня Кожухов, или не очень. На всякий случай хихикнул балагур Дениска, но тут же получил учебником по макушке от Тани Бут.

А у самого Тараса буквально глаза на лоб от услышанного полезли. Чтобы неприметный троечник Кожухов — и… в журналисты?.. Вот уж неожиданность так неожиданность. Плохо работаете, Тарас Артемович, ой, плохо, если такое проглядеть умудрились!.. И ведь на шутку слова Андрея непохожи. Не тот это парень, чтобы так шутить.

— Ну что ж, — стараясь придать голосу непринужденности, выдавил Тарас. — Прошу. А тебе, Алиса, соответственно, достается доверенность. Ты не возражаешь?

Алиса Филиппова презрительно фыркнула, повернулась к доске и взяла в руку мел.

— О чем будешь писать? — спросил у девушки Тарас.

— О том, что завгороно доверяет мне свой дачный участок под Сочи, — с вызовом ответила Алиса.

— Дачный… участок?.. — севшим голосом переспросил Тарас, чувствуя, как вчерашняя боль, словно прорвав плотину, мощным потоком хлынула в черепную коробку.

После уроков Тарас стоял на школьном крыльце и жадно курил. Вообще-то это не рекомендовалось делать на глазах учеников, но ему сейчас было не до рекомендаций. Тарас переживал позорный срыв урока в девятом «А». До сих пор краска заливала лицо, стоило лишь вспомнить, как забегали вокруг него девчонки, когда он рухнул головой на стол и заскулил, сжимая виски… И чего он никак не ожидал от выпендрежных девятиклассников, так это искреннего, живого участия к его беде. Кто-то сразу помчался в медпункт за фельдшером, кто-то сбегал, намочил носовой платок и положил ему на лоб. А высокомерная красавица Алиса Филиппова рыкнула на класс, чтобы сидели тихо, и, приговаривая что-то умиленно-ласковое, словно ребенку, сняла с него пиджак и расстегнула ворот рубахи, чтобы легче было дышать…

Может, конечно, не все ему по-настоящему сочувствовали. Даже наверняка не все. Кто-то небось втихаря над ним потешался, кто-то злорадствовал. Если бы не Алиса, которую одноклассники не только уважали, но и побаивались, то наверняка посмеялись бы и вслух. Но все-таки, Тарас теперь не сомневался, таких — меньшинство. Да, неожиданно. Впору менять профессию, коль не сумел рассмотреть за кажущимися равнодушными масками настоящих человеческих, добрых и искренних детских лиц.

И все равно было стыдно. Очень стыдно. И в то же время беспокойно. Второй день кряду — одно и то же. Это явно не просто случайность. Что-то с ним и правда не так. Хочется не хочется, а придется выполнить данное маме обещание и зайти в поликлинику. Обидно только, если он всерьез разболеется в конце учебного года, перед самыми ЕГЭ!.. Но, может, все еще и обойдется. Выпишут каких-нибудь таблеток, микстур. Да, нужно надеяться на лучшее и срочно идти к врачу.

Тарас отщелкнул в сторону окурок, тут же пристыдил себя за это, но подбирать его все же не стал, а твердым шагом направился со школьного двора. Но не успел пройти и пары метров, как на его плечо сзади легла тяжелая ладонь.

— А кто это тута сорит? А вот я тебя чичас!.. — голосом школьной дворничихи пропел в ухо Валерка Самсонов.

— Фу ты, напугал! — развернулся Тарас и шутливо пихнул в плечо друга.

— Что там с тобой случилось? — посерьезнел Валера. — Слышал, ты в обморок грохнулся на уроке?

— Уже разболтали, — фыркнул Тарас. — Да не падал я в обморок! Просто голова заболела сильно.

— Видать, очень сильно, коль Любаша со шприцем по школе носилась. Что-то ты, брат… того. Вчера вон вечером тоже…

— Ладно, хватит, — хотел прервать Тарас неприятную тему, но друг не отставал:

— Да нет, братец, не ладно. Значит, так. Я на машине. Жди меня здесь, сейчас я ее подгоню, и поедем к людям в белых халатах.

— Ты что, с мамой моей сговорился? — недовольно буркнул Тарас, хотя и сам направлялся именно в поликлинику. На что Валерка лишь махнул рукой и побежал на стоянку.

А когда через двадцать минут его красная «семерка» подруливала к городской поликлинике, Тарас незнакомым жестким голосом заявил:

— Нет. Не сюда.

— А куда же? — притормозил Валера и уставился на друга, сидящего с каменным выражением лица и устремленным прямо перед собой взглядом.

— Дачный поселок Ряскино.

Валера присвистнул и захлопал глазами:

— Чего это вдруг? Там что, твой личный доктор обитает?

Но Тарас повторил, не меняя интонации и выражения лица:

— Дачный поселок Ряскино. Срочно.

— Ну, хохмач! — фыркнул Валера и вывернул руль. — Но смотри мне, от врача ты все равно не отвертишься.