Постоялец номера 7, или Последнее стихотворение Поэта

Андрей Валерьевич Павлов

«Информационные и гибридные войны… Мы часто слышим эти новые словосочетания в нашей жизни. Новые ли? Легендарный Сунь Цзы писал: «Война – это путь обмана». Так было и будет всегда. И все правительства мира стараются отстоять свои интересы любыми способами.В новом романе А. Павлова борьба спецслужб двух государств приводит к гибели гениального Поэта. Все совпадения случайны, при этом автор считает, что он не несёт никакой ответственности за их причины и последствия».

Евангелие от Марка (гл. 4, ст. 22)

Дизайнер обложки Андрей Павлов

Иллюстратор Юлия Суменкина

Редактор Наталья Астанина

Корректор Мария Черноок

© Андрей Валерьевич Павлов, 2022

© Андрей Павлов, дизайн обложки, 2022

© Юлия Суменкина, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0055-9667-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За два месяца до известных событий

— Всё складывается не так, как мы планировали, уважаемый граф. Наше совместное с Советами Gesellschaft zur Förderung von Industrieunternehmen¹, как тут говорят, дышит на ладан. Вновь избранный рейхспрезидент² ещё с Мировой войны негативно относился к русским, а сейчас, вникнув в наши с ними отношения, поручил начать расследование по деятельности ГЕФУ. Кто-то ему доложил, что с этой организацией не всё чисто. А раз так, то последуют определённые шаги против тех патриотов Германии, которые служат на её благо в России. И, соответственно, советское руководство будет делать всё возможное, чтобы замести следы нашего сотрудничества, потому что понимает, что без помощи Германии не поднять страну. А раз так, то нужно будет отрубить все концы, связанные с предыдущим руководством, и налаживать контакт с нынешним.

Граф Ульфган фон Бриксдорф-Райханц, посол Германии в СССР, внимательно слушал своего собеседника. Он видел его в первый раз, но текст той телеграммы, которую он получил из МИДа накануне приезда неожиданного гостя, говорил о том, что перед ним сидит хотя и молодой, но достаточно опытный разведчик.

— Выпьете что-нибудь, уважаемый Зигфрид? — обратился посол к гостю. — На улице зябко, вы немного продрогли, я же вижу. — И граф, слегка улыбнувшись, взял колокольчик, чтобы позвать прислугу.

— Не стоит, господин посол. — Гость поднял руку, отказываясь от угощения. — Нужно закончить наш разговор, а потом можно будет и поужинать.

Улыбка сошла с лица графа, кончики его лихо закрученных усов слегка опустились.

— Вы не курите, господин Кляйнц?

— Нет, господин посол.

— Я, с вашего позволения, закурю. — И он достал из верхнего ящика стола пачку Juno Josetti, вытащил одну сигарету, чиркнул спичкой о коробок, сладостно затянулся. — Не удивляйтесь, уважаемый Зигфрид. Тут нет нормальных сигарет, папиросы я не курю, а вот эти привык курить ещё с войны. Итак, что же нам нужно будет делать?

— Вы знаете, я встречался в конце 1922 года с председателем Реввоенсовета Советской Республики, и мы единогласно пришли к мнению, что Россия и Германия должны держаться вместе и оказывать помощь друг другу. Но времена меняются…

Зигфрид Кляйнц, которому совсем недавно исполнилось тридцать лет, слегка скривился от запаха табачного дыма, открыл кожаную папку, которая до этого покоилась у него на коленях, и, вытащив небольшой листок бумаги, протянул его послу.

Граф отложил сигарету в пепельницу и внимательно прочитал текст, написанный на листке ровным готическим почерком.

— Почерк у Бруно с годами не меняется, — засмеялся посол и, вернув листок владельцу, опять взял сигарету.

Бруно Клопп, старый товарищ графа ещё по дипмиссии в Брюсселе, теперь руководил проведением тайных операций за пределами Германии.

— Это написал не Клопп, — спокойно ответил Кляйнц.

Он подвинул к себе письменный прибор и не спеша на оборотной стороне листка точь-в-точь воспроизвёл текст, который только что прочитал граф, и передал листок хозяину кабинета.

Посол с недоумением переворачивал лист, всматриваясь в каждую букву текста. Его пальцы слегка задрожали и выронили сигарету, которая упала на зелёное сукно письменного стола.

— Но как?.. — еле выдавил из себя граф и, увидев, что огонёк упавшей сигареты начал прожигать материал, быстро её поднял, затушил в пепельнице, крякнул от досады и смахнул образовавшийся пепел на пол.

— Есть у меня такой природный дар — идеально подделывать почерк, — делано скромно и опустив глаза, тихим голосом ответил Кляйнц. — Не желаете проверить?

— Желаю! — машинально ответил посол, тут же широким росчерком пера написал первые две строчки из бессмертного «Фауста» Гёте:

Вы вновь со мной, туманные виденья,

Мне в юности мелькнувшие давно… —

и показал собеседнику, не отдавая лист ему в руки.

Зигфрид ухмыльнулся и через пару секунд на своём листке повторил надпись посла.

— Поразительно! — воскликнул граф. — С вашим… талантом… вы ведь можете изменить ход истории!

— Не ход, но некоторые её события, господин посол. Именно для этого я к вам и прибыл. И, если честно, первый текст, который я вам показал, действительно принадлежит перу господина Клоппа.

— Ах мошенник! — засмеялся граф. — Дайте-ка сюда, я ещё раз прочту, а то от ваших фокусов у меня всё из головы вылетело!

Кляйнц протянул листок и с удовлетворением заметил, что посол всё же несколько раз его перевернул, сверяя почерк.

— И как же собираетесь спасать ГЕФУ?

— Я не планирую спасать ГЕФУ. Я выведу людей, которые играют в этом проекте значимую роль, из-под удара, чтобы они потом, в новом месте и новой роли, опять заявили о себе.

— И кто эти люди?

Кляйнц слегка подвинулся к столу и откашлялся:

— Я не имею права называть фамилии всех задействованных в этой организации людей, но тех, кто на слуху, — пожалуйста: Хассе, Фрайхерр фон Плото, Вюльфинг фон Диттен.

Имена действительно были известны графу.

— Что же вы планируете предпринять?

— Вы что-нибудь слышали о последних разработках разведки её величества королевы Великобритании, а именно о так называемой DS?

— О чём, простите?

— Я вас понял, граф. Вы ничего не слышали о Distraction Strategy. Или, как её ещё называют, — Diversion Strategy. Это «Стратегия отвлечения», главная цель которой состоит в том, чтобы заставить противника отвлечь свои ресурсы на решение одной проблемы, попав в ситуацию, когда приходится отказываться от решения другой, теряя при этом своё преимущество в целом.

— И каким образом вы планируете отвлечь Советы?

— Я планирую провести диверсию. Но не военную и не экономическую. Это будет духовная диверсия. После того как православный крест они поменяли на пятиконечную звезду, единственное, что в них осталось духовного, — это искусство, в том числе далеко не последнюю роль играет поэзия. У них очень много молодых талантов, которые любят свою страну и которых любит население этой страны. Но есть среди этих поэтов настоящие вырожденцы: насколько они гениальны, настолько и безумны. И этим безумством мы воспользуемся. Вы же говорили о встрече с Троцким? И, конечно, помните, чем она закончилась, её неофициальная часть?

Посол от напряжения заёрзал на кресле.

— Да… Договор насчёт Франции… — слабым голосом сказал он.

— Всё верно. Так вот один из этих умалишённых гениев эмигрирует во Францию, благо там осела половина бывшей царской России, и во всеуслышание заявит о союзе Германии и России, в том числе военно-техническом, то есть о ГЕФУ. И тогда из осуждаемых наши люди превратятся в оклеветанных, и мы с достоинством вернём их в страну, без расследования рейхспрезидента. А в Германии ими займутся уже другие.

Глаза посла расширились от услышанного. Он явно не успевал за ходом мыслей собеседника, но понимал, что затевается очень непростая и опасная игра.

После небольшой паузы он ответил:

— Итак, господин Кляйнц, вас необходимо тайно перевезти в Петербург… простите, Ленинград. Что делать — понятно. Но как? Как вы там будете жить? Подделка почерка не заменит знания русского языка! Или вы и язык…

— Знаю, господин посол, — спокойно ответил Зигфрид на почти чистом русском, слегка проглатывая букву «л» так, что получилось «посоу».

«Посоу» встал из-за стола, нервным шагом прошёл до двери кабинета, слегка приоткрыл её, как бы проверяя, что их разговор никто не подслушивает.

— И кто этот бедный безумный гений? — спросил он, вернувшись на место.

— Терпение, дорогой граф, терпение! — И Кляйнц негромко, но, как показалось послу, зловеще рассмеялся. — Наша задача — вывезти его целым и невредимым за пределы России!

— Кто вы, чёрт вас побери?!

Посетитель приподнялся, одёрнул лацканы пиджака и ответил:

— Как пожелаете, граф. С этого момента и до конца операции для вас я — Чёрт.

* * *

— Право, Поэт! Это чёрт-те что! Куда делась сила духа?! Откуда это уныние и безысходность? Ну-ка! Встряхнись! Херес закончился? Эй, Петрушка! Мигом в магазин! Ещё три… нет, две бутылки хереса! И чтоб одна нога там, а другая здесь! Да не грусти, Поэт! Сейчас всё исправим!

Он обхватил за плечи пьяного молодого человека с кудрявой русой шевелюрой и слегка встряхнул.

— Или ты на сегодня всё?

— Отстань от меня, Волчара! Не могу… Сердце кровью обливается… Это же их из-за меня!.. И Лёшку… Гады! Гады! Гады!!!

— Успокойся, Поэт! — Он обнял друга, приподнял и прижал к себе. — Уже почти год прошёл, а ты всё не уймёшься. Тебе себя беречь нужно, ты же — Поэт!

— И что?.. И что?! Разве так можно, Волчара?

— Всё. Ложись. Никакого хереса на сегодня.

— Нет! Я должен писать! Мне немного осталось…

— Успокойся, Поэт! Ты об этом два года назад говорил, а живёшь же! Так и надо — смейся над смертью, пусть она тебя боится!

— Мне тяжело в Москве… — Поэт вдруг резко успокоился, что характерно для людей с расстроенной алкоголем или наркотиками психикой. — Мне нужно уехать. Может, на Урал? Или в Сибирь! А, Волчара?

— Как же так, Поэт! Ты же всего три года назад писал, что любишь Москву, «этот город вязевый»!

Он видел, что Поэт опять стал возбуждаться, и поэтому плотнее прижал его к себе.

— Не нужно. Зачем? Тебе в Питер стоит заглянуть. Там как раз к новогодним и Рождеству подготовка идёт, Дворцовую и Невский отмывают и скоро наряжать будут… Столько позитива!

— Не нравится он мне, — снова успокоившись, сказал Поэт. — Столько лет пишу, а о нём — лишь одно стихотворение. И то:

Я помню жуткий

Снежный день.

Его я видел мутным взглядом.

Железная витала тень

«Над омрачённым Петроградом».

Ты опять хочешь, чтобы я его видел «мутным взглядом», Волчара?!

Поэт опять завёлся.

— Конечно же нет, дружище! Уже год прошёл, как ты это написал! Попробуй, съезди! Может, что-то изменилось? И у тебя появится второе, уже доброе произведение о нашем городе… Ленина!

— Тьфу… Дрянь какая… — то ли от слов собеседника, то ли от осадка на дне стакана ответил Поэт. — Так что, без хереса сегодня?

Собеседник утвердительно кивнул.

— Как без хереса? — Поэт отстранился и засмеялся. — Это же в своём роде допинг для меня! Не волнуйся, дружище! Одну бутылку на двоих мы с тобой сегодня ещё уговорим, и после этого можно будет отдохнуть! Но только — тебе! Мне ещё творить! Ноябрь — прекрасный месяц! Тут, в столице, уже холодно, и он навевает мысли о зимней стуже. А на юге — напоминает ушедшее лето! Ты слышал это?

И Поэт, став одной ногой на стул, слегка запрокинув голову, отведя правую руку в сторону, а левую засунув в карман бридж, бодро продекламировал:

На белом снеге оттиск лапок

Медлительных гусиных стад,

И звонче голос нежных маток

И смех косматых жеребят.

За сетью снежной паутины

Зимующий темнеет стог.

И, как старухи, горбят спины

Деревья вдоль больших дорог.

— Это я про ноябрь написал, почти десять лет назад… Но никто их не помнит и мало кто знает…

Он опять стал впадать в отчаяние, поэтому товарищ поспешил его перебить:

— Всё! Готовься к поездке в город на Неве! В течение месяца всё устроим! Я буду там, попрошу, чтобы Жорж и Лиза также подъехали! Тебе будет там хорошо, поверь!

Собеседник видел, что Поэт заколебался. Конечно, глядя на состояние последнего, трудно было предположить, что Поэт что-либо вспомнит завтрашним утром, но гость хорошо знал его, знал, что такие «отправные точки» в его мозгу заседают надолго.

Решил добить:

— И Она туда обязательно приедет!

Поэт метнул в его сторону быстрый, казалось, протрезвевший взгляд.

— Ты обещаешь, Волчара? Я с ней виделся третьего дня, и Она ничего не сказала о том, что мы сможем снова встретиться!

— Обещаю, дружище!

— Тогда я согласен. Вы мне все и даром не сдались, а вот Она… Не обижайся… После того как убили Лёшку, со мной опасно находиться рядом, тем более вам, моим друзьям! А Ей… Пусть Она погибнет вместе со мной! — И его глаза вновь заволокло пьяной пеленой.

— Одно прошу, — продолжил Поэт, — никаких гостиниц. Только квартира. Не менее чем в три комнаты, с паровым отоплением, горячей водой и просторной ванной. И чтобы в шаговой доступности от этого дома была кондитерская. Она очень любит сладкое, а Питер славится своими кулинарными изделиями. Прошу тебя… И чернила! В квартире обязательно должны быть чернила, ты слышишь?! Мне нужно писать…

К окончанию этого монолога Поэт уже опустился на диван, привалился к его мягкой спинке и стал засыпать. Голос становился всё тише и тише…

— Я постараюсь это сделать, дружище, — ответил гость.

Видя, что Поэт заснул, он осторожно вышел в прихожую и подозвал Петрушку.

— Значит так, милый друг, — сказал он, взяв слугу за пуговицу на жилетке. — Никого не впускать. Хозяина среди ночи не выпускать, разве только в уборную и под твоим личным контролем! Вина больше не наливать, как бы ни просил! Ты меня понял?

— Так точно-с! — ответил Петрушка.

— «Так точно-с», — язвительно повторил гость. — Не дури! Не в старое время живём, поди. — И зашагал к выходу.

— Не в старое, — тихо вслед ему ответил Петрушка, — а жаль…

* * *

— Вы читали его «Страну негодяев»? — Председатель Главконцесскома нервно ходил по своему кабинету.

Его помощник, спокойный и уверенный в себе человек лет тридцати, ещё недавно входивший в команду странно умершего Михаила Фрунзе, кивнул.

— И что? Вы считаете это нормальным? Это же не стихи! Это набор каких-то фраз, порочащих наш советский строй! С этим Поэтом надо что-то делать! — И он вопросительно взглянул на помощника.

— Будем думать, товарищ председатель, — уклончиво ответил тот.

— А поздно уже думать, он зажёг фитиль! Любое промедление послужит взрывом, толчком к необратимым последствиям! И тогда ни мне, ни вам не сносить головы! Вы это понимаете?!

Помощник снова кивнул, не проронив ни слова, зная, что их могут прослушивать.

— Ну так действуйте! Не тяните время! И держите меня в курсе всех планируемых и проводимых мероприятий. Ступайте, более вас не задерживаю!

Помощник слегка наклонил голову и вышел из кабинета. Закрыв за собой дверь, он ловким движением ослабил на шее галстук, подошёл к столу секретаря, налил стакан воды из идеально чистого графина и выпил его залпом.

«Ну вот и началось», — с облегчением подумал он. Как же долго он этого ждал!

Примечания

1

Для маскировки финансирования советско-германских предприятий и концессий на территории СССР и координации их деятельности немецкой стороной военное министерство Германии в августе 1923 года основало «Общество содействия промышленным предприятиям» (ГЕФУ) со штаб-квартирами в Москве и Берлине.

2

Пауль фон Гинденбург.