Анекдоты Российской империи. Домашняя прислуга

Андрей Валерьевич Шевченко, 2021

Первый выпуск анекдотов и афоризмов из серии «Анекдоты Российской империи», посвящённый домашней прислуге: горничным, кухаркам, няням, кормилицам, боннам, гувернанткам, гувернёрам, лакеям, камердинерам, денщикам, швейцарам, дворникам, кучерам, шофёрам, экономкам и управляющим. Как жили, над чем шутили и смеялись, о чём говорили, думали и мечтали люди, жившие на этой земле более 100 лет тому назад? Книга представляет собой, пожалуй, первую в современной отечественной литературе попытку собрать воедино не столько исторические и литературные, сколько разговорные анекдоты дореволюционной России, систематизированные по темам и по годам, и заставит читателя не только улыбнуться или посмеяться, но и по-новому взглянуть на повседневную жизнь, быт и представления людей того времени из разных слоёв общества. В сборник вошло более 900 аутентичных анекдотов и афоризмов конца XIX – начала XX века, собранных автором за время работы над сайтом ANECDOTICA.RU, в основном, не представленных на сайте.

Домашняя прислуга

1867

— Ах, Маша, посмотри: без кринолинов идут!

— Теперь многие, сударыня, так ходят: и княгиня Валетова, и генеральша Тузова, и…

— Молчи, грубиянка! Я слышать этого не хочу!

Кринолин — вошедшая в моду в период 1851–1867 гг. конструкция из дерева, металла или китового уса, придающая юбке пышную колоколообразную форму.

1882

— Сударыня, я не могу больше в вашем доме оставаться.

— Это почему? Что же тебе здесь не нравится?..

— Я довольна, но… казармы далеко!

1883

— Аграфена! Вы опять не убрали как следует комнату! Посмотрите на окна, на двери, на мебель — всё в пыли!

— Барин, подумайте: если я вычищу всё, вы скажете, что и прислуги не надо!

— Хорошо, я возьму вас. Но сумеете ли вы убрать комнаты?

— Ещё бы, в деревне хлева приходилось убирать, а там грязи-то побольше, чем у вас будет!

— Что с вами, Аннушка?

— Ах, уж не говорите, барыня! Всю ночь мне снилось, что за мной ухаживал кавалергардский граф!

Кавалергард — военнослужащий привилегированного Кавалергардского полка гвардейской тяжёлой кавалерии. До 1800 г. кавалергарды набирались исключительно из представителей знатных дворянских фамилий.

— Матвей! Это что же такое: карманы разорваны.

— Жалованье вы изволили получить 20-го числа, а сегодня уже 2-е, так я думал, что чинить незачем-с!

— Катя, снеси это письмо в почтовый ящик.

— Но, сударь, вы изволили забыть надписать адрес.

— Учи больше! Это конфиденциальное письмо, ну так я не хочу, чтоб знали, кому я его адресую!

1887

— Ну, скажите на милость! Вот в газете сказано, что «требуется прислуга, умеющая коров доить, стирать, крахмалить и гладить». Поди ж ты! Знаю я, что коров можно доить и что их моют, но чтобы их ещё и крахмалили — в первый раз слышу!

Барыня:

— Смотри, Аннушка, никому не проболтайся о том, что я тебе сейчас сказала!

— Помилуйте, барыня! Да у меня всё, что вы мне скажите, в одно ухо влетает, а в другое — вылетает!

1888

— Что вы, барыня, — 8 рублей! Как возможно?! Супруг ваш, сыночек — студент, другой — тоже в возрасте, учитель в доме живёт, а при таких обстоятельствах меньше двенадцати целковых в месяц взять нельзя!

Целковый (устар.) — в данном случае синоним к слову «рубль».

1889

— Ты знаешь, Даша, разницу между барометром и термометром?

— Как же, сударыня, знаю… Когда я жила у прежних господ и разбила барометр, то барин меня ужасти как ругал, а когда разбила термометр — то ругали уже и барин, и барыня.

1892

— Что, дома барин?

— К сожалению, он уехал на дачу ещё вчера вечером.

— Жаль… Мне нужно лично передать ему деньги.

— К счастью, он сегодня утром уже вернулся. Пожалуйте!

— Барин дома?

— Дома-с. Только, извините, никого не принимает.

— Это почему же?

— А потому что они ночью померли-с.

В комнату вбегает испуганная прислуга.

— Ах, барыня, какое несчастье! Я сейчас проглотила иголку!

Барыня:

— Успокойся, милая! Есть о чём горевать — вот тебе другая иголка!

— Ах, Маша, если бы ты знала, как я его любила и вдруг…

— Бросьте, барышня, забудьте их… Не стоят они вас право, не стоят… Они и меня так-то всегда в любви уверяли, уж так клялись, так клялись, а сами на той неделе с чухонской бонной, вот что напротив — по аллее, обнявшись, гуляли… Сама видела.

Чухонец (устар.) — общеупотребительное в С.-Петербурге в XIX — начале XX века прозвище финнов.

— Барышня, барышня, там вас какой-то господин спрашивает!

— Что же он говорит?

— Ничего не говорит, только ущипнул меня за подбородок и ухмыляется.

— Дура, беги скорее смотри, цело ли пальто в передней!

1893

Жена — прислуге:

— Сходи, Матрёна, опусти это письмо в почтовый ящик.

Муж:

— Но, милочка, как тебе не совестно из-за одного письма заставлять старую женщину спускаться с 5-го этажа! Пусть хоть она заодно принесёт мне бутылочки две пива.

— Какой подарок тебе барин сделал, Аксинья?

— Сторублёвый билет подарил.

— Ишь, как отвалил! И с чего это он так?

— Да ведь я же ему сына подарила.

— Ты, Даша, никак опять уходишь с места?

— Да с барыней сладу нет, с каждым днём всё грубее и грубее.

— А барин?

— Тот всё нежнее и нежнее.

— Ах, Дуня! Какую бы мне выбрать причёску, чтобы сразу понравиться Валерию Ивановичу?

— Право, не могу вам ничего посоветовать, барышня! Знаю только, что мой Васька на причёску и не смотрит.

— Акулина, который час?

— Должно быть, рано, барыня, — соседи ещё не дрались.

1894

У пожилой прислуги спрашивают:

— Чем же так, Дарьюшка, теперь лучше стало, чем прежде?

— Вестимо, лучше. Народ не в пример вежливее стал. Прежде, бывало, пробежать по двору нельзя было — всякий сейчас пристанет: кто тебя ущипнёт, кто обнимет, а иной и поцелует. А ноне уже не то — идёшь себе спокойно, никто тебя не тронет, даже не взглянет. Гораздо вежливее народ стал!

1896

— Расчёт пожалуйте, барыня.

— Это почему?

— Не поеду я в Пушкино… Ишь где надумали дачи сымать!

— Но ведь ты же прошлый год жила в Сокольниках?

— Сравнили тоже: в Сокольники куму рукой подать!

Кум — наиболее часто используемый прислугой эвфемизм для обозначения своих ухажёров или любовников.

Дама приказала служанке сходить в прихожую и посмотреть не упал ли барометр. Девушка вернулась с ответом:

— Нет, сударыня, висит на гвоздике.

— Ты это почему же, Глашенька, курить-то стала?

— Да моя барыня нынешняя курит, и у ней папироски никогда не заперты, вот и я стала курить… Чем я хуже барыни?..

— Барыня! Позвольте мне сегодня со двора сходить.

— Опять тётка захворала?.. Часто уж очень у тебя, Пелагея, тётка хворает!

— Не тётка, барыня… А кум сегодня свой юбилей справляет: десять лет в пожарных прослужил.

— Оля! Куда нынешние газеты девались?..

— Дарья ими по глупости камин растопила.

— Ты что же, это, Матрёнушка, паспорт-то полугодовой берёшь?

— Да лучше так-то… А то когда часто места менять приходится, то на годовом уж очень много отметок накопляется, а господа этим брезговают… Полугодовой-то всё он чище годового будет.

1897

После праздника прислуга на услуги туга.

— И что говорят про господ наших — богачи, богачи, а не видно этого богачества ихнего.

— Как не видно?!

— Да конечно, какое уж это богатство, когда обе барышни вместе на одних фортепьянах кажный вечер играют.

Барыня возвращается из путешествия.

— Ну, как поживает моя кошурка?

— Кошечка-то? Да что ей сделается!

— Как у неё аппетит? Ест что-нибудь?

— Аппетит хороший! Всех канареек у нас в садке переела!

— Барыня, барыня, к вам в волоса навозный жук попал!

— Фи, Аграфена, когда ты, наконец, станешь приличною прислугою? Кто говорит, «навозный жук»?! Надо говорить: жук с заднего двора.

— О чём ты плачешь, Марфуша?

— Как мне не плакать, барышня, коли мово-то Петра в солдаты забрали…

— Что ж плакать, отслужит службу и опять вернётся к тебе.

— Так-то это так, да к тому времени я его могу позабыть.

— Аннушка, как это вы в такой темноте чай разливаете? Наверное, опять всю скатерть залили? Зажгите огонь.

— Ну уж, барыня, нет, я теперь не разолью — я научилась: я теперь завсегда чашку пальцем придерживаю — как, значит, до края долью — пальцу-то горячо.

— Дома барин?

— Дома-с. Только не принимают-с… они померли вчера.

— Марфуша, что это ты всё плачешь? Уж не забрали ли в солдаты твоего дружка?

— Всех четверых, Вера Павловна, забрали!

— Марфа, ты опять наговорила барину про меня… Я ведь приказала тебе держать язык за зубами.

— Ах, барыня-матушка, да зубов-то у меня ведь и нет!

При найме прислуги.

— А вы, милая, на последнем месте у кого жили?

— Да кто их знает, барыня?! Некогда было узнать-то… Я всего полдня у них и служила-то!

— Ну, что, Матрёна, посмотрела на барометр: не упал ли он?

— Ни чуточки, барин, не упавши, по-прежнему на своём месте находится. Да и с чего ему падать-то: гвоздь, на котором он висит, кажись, крепкий!

В маленьком будуаре термометр показывает двенадцать градусов. Барыня зовёт прислугу.

— Аннушка, отчего ты здесь сегодня не топила?

— Топила, барыня, и по трюмометру вашему.

— В комнате всего двенадцать градусов! Разве так топят?

— Я думала, барыня, для такой маленькой комнатки двенадцати градусов хватит.

Будуар (устар.) — дамская комната для приёма наиболее близких знакомых в богатом доме.

— Барыня, дозвольте жалование получить.

— Хорошо, три ты взяла, остаётся только два.

— Никак нет, два я взяла, теперь надоть три.

— Да что ты, матушка, тут написано два…

— Я не грамотна, а только знаю, что три.

— Постой, я очки надену… Да, да, ты права — на получи.

— Вишь, барыня, какие справедливые у тебя вторые-то глаза, дай им Бог здоровья, а первые хоть бы лопнули, окаянные!

На суде.

— Подсудимая, вы оскорбили словами вашу барыню и должны извиниться перед ней.

— Извинялась я уже, господин мировой судья, извинялась…

— Когда?

— А когда их оскорбляла, тогда, значит, и извинялась. Я так и докладывала им, что, мол, извините меня, а у такой сквалыги и, извините меня, у такой старой ведьмы я служить больше не желаю. Как же, всё время извинялась…

— Ты чего, Матрёна, ревёшь?

— Да как же, батюшка барин, хозяйка забыла на столе кошелёк — да и возвела на меня напраслину, что я полтинник из него взяла! А там, батюшка барин, и всего-то четвертак лежал! Нешто хорошо на бедную вдову такой поклёп возводить?!

1898

— Барыня, а барыня, вы давеча велели почистить ковёр и вывесить на лестницу, чтобы, значит, пятно от керосина на ветру отошло.

— Что же, вы вывесили?

— Вывесила.

— Ну, что же — пятно исчезло?

— Так точно — исчезло: и пятно исчезло, и самый ковёр-с!

— Глаша, говорят, что не хорошо, если разобьёшь зеркало?

— Говорят, барыня…

— Ах, какое несчастье! Ведь я сегодня разбила моё маленькое зеркальце!

— Эх, барыня, я сейчас разбила ваше большое трюмо, да и то не горюю.

— Маша, что ты всё ворчишь?

— Ещё бы не ворчать… голова идёт кругом… Стирала, стирала рубашки, выкатала, выгладила… Думала, что кума… ан, глядь, — бариновы!

— Я, барыня, с просьбою к вам…

— Что тебе, Аннушка?

— Окрестите, матушка, у меня ребёночка!

— Опять?!.. Что-то уж больно часто ребятишки у тебя пошли.

— И, что за часто, родимая моя, — и всего-то только по единому в год.

Барыня нанимает прислугу.

— Хорошо, я тебя возьму, но, скажи, много ли у тебя детей?

— Только один.

— Правда?

— Да помилуйте, скольким же быть, коли я всего второй месяц замужем?!

У мирового. Судится старушка с прислугой.

— Итак, ваша прислуга украла у вас подстаканник?

— Да.

— Во сколько вы его цените?

— Когда я выходила замуж, я купила его в подарок моему мужу и заплатила за него десять рублей. Но с тех пор я два раза чинила ему дно и ручку и платила оба раза по рублю — значит, всего двенадцать рублей.

Разговаривают два пшюта.

— Я не понимаю, Базиль, зачем ты так много даёшь на чай прислуге?!

— Очень просто: чем больше я дам на чай, тем больше я у неё могу занять.

Пшют (устар.) — пренебрежительное прозвище, синоним слова «фат» или «хлыщ».

— Барыня, какую скатерть прикажете стелить: суконную или полотняную?

— Что за вопрос, Катя?! В такую жару, понятно, полотняную.

— Барыня принимает?

— Да, только их с ночи дома нет.

— Говоришь «принимает» — и дома нет?!

— Потому, барыня — акушерка и у соседской ребёнка принимают-с.

— Дарья! Что это? Ещё первый день, как мы переехали на дачу, а у тебя уже кум сидит!

— Да это, барыня, прошлогодний… Прошлым летом я здесь же с одними господами на даче жила.

— Просто беда с этой прислугой!

— Но отчего же вы, Надежда Петровна, не возьмёте на прислугу абонемент в конторе?.. Тогда без всяких хлопот, хоть каждый день меняй… Я, например, подписана по третьему разряду и имею право менять ежедневно по три прислуги. Муж идёт утром на службу, я ему и говорю: «Зайди, душечка, в библиотеку и перемени мне, пожалуйста, книги; а потом зайди в контору и перемени прислуг».

— Сюда требовалась массажистка?

— Сюда-с!

— Так доложите барину, что пришла.

— Да барин приказали только тогда доложить, ежели хорошенькая придёт!

— Мариша! Мариша!!!

— Слышу… Чего изволите?

— Вычисти фрак, пальто и две пары сапог.

— Две пары?.. Вы, что, домой на четвереньках придёте?!

— Анисья! Анисья!

— Ну, чего глотку дерёте… туточки я.

— Где мой зонтик?

— А разве нету?.. Ну так, значит, хозяйка по ошибке вместо своего взяла.

— А… Ну давай мне её зонтик.

— Да у неё его отродясь не было!

— Марфа! На что это похоже?! Когда я тебя нанимала, ты уверяла, что от рождения водки в рот не брала, а теперь чуть ли не каждый день пьяна. Как стыдно лгать!

— Я и не лгала. Где же вы видели, чтобы младенцы водку пили! Точно, от рождения я её не потребляла, а вот как вышла замуж, овдовела — ну, и стала, значит, зашибать.

— Барыня дома?

— Дома-с… Но они заняты: никого принимать не приказано-с.

— Заняты? Чем же?

— Перед барином истерики и обмороки производят-с.

1899

Дороги услуги нашей прислуги.

— Опять у тебя, Акулина, комнаты не убраны, сор, пыль… А говорила, что умеешь убирать.

— Вам не угодишь… Пять лет хлевы да конюшни убирала, и все были довольны, а вам никогда не угодишь!

— Барыня ушла?

— Ушли-с.

— Ничего не приказывала мне передать?

— Приказывали.

— Что же?

— Скажи, говорит, барину, что я иду к Петровым, я знаю, он туда ни за что не пойдёт, а я уйду в другое место.

— Катя, если придёт портниха со счётом, скажи, что меня дома нет.

— Хорошо-с… А если она не придёт, что прикажете тогда сказать-с?

— Что же ты, Феклуша, грязным веником пыль смахиваешь?

— А вы думали, за ваши два рубля праздничных — я буду чистым смахивать?!

В конторе. Барыня нанимает прислугу.

— Ты мне нравишься… Но только предупреждаю, что я люблю бойкую прислугу. Ты не размазня?

— Что вы, сударыня, да бойчее меня вам ни в жизнь не найтить. Меня и с места согнали оттого, что я за какую-то дерзость самое барыню за косу оттаскала!

В конторе.

— Хорошо, я дам тебе жалованья восемь рублей, но предупреждаю тебя, чтобы ни один из твоих друзей не смел приходить ко мне!

— Ни в жисть не посмеют! Да и к тому же вы хошь и барыня, но я помоложе вас буду.

В конторе найма прислуги.

— Одной прислугой можешь быть?

— Могу-с…

— Аттестаты есть?

— Есть…

— От кого?

— Да известно уж, от кого — от лавочника. За полтинник целых три мне отписал!

Одна прислуга — прислуга, в одиночку выполняющая обязанности и кухарки, и горничной, и няни (при наличии у хозяев детей).

— Каждый день ловлю Матрёну, когда она вытаскивает у меня из карманов мелочь, каждый раз читаю ей нотацию — и каждый день она крадёт опять, и я опять её браню. Удивляюсь, как ей это не надоест!

В конторе.

— Вы можете одной прислугой быть?

— Могу-с.

— А вино пьёте?

— Вино?.. На вино — капитала нет: окромя водки да пива ничего, барыня, не пью.

— Мари, вы говорили, что запаха винного слышать не можете, а между тем всю баринову водку выпили.

— Что ж, я правду говорила: запаха водки, действительно, слышать не могу, каждый раз, как выпью, — горсть кофею сжую.

— Маша, говорят, твой жених — алкоголик?

— Нет, барыня, он в пожарном депо служит.

— Знаете, я вчера прогнала свою прислугу.

— За что? Она, кажется, была такая услужливая…

— Да, сначала такая была деликатная, что даже нашей Трезорке говорила «вы»…

— А потом?

— А потом оказалась такой дерзкой, что даже со мной стала обращаться на «ты».

В Гостином в магазин перед открытием входит хозяин.

— Вот что, други…

— Что прикажете?

— Хороший-то товар поуберите, а гнильё выставьте на вид: время предпраздничное, барыни словно мухи на гнильё набросятся, всё на подарки прислуге раскупят.

На праздники (Пасху и Новый год) было принято дарить прислуге подарки, на чём многие хозяева пытались сэкономить.

На Пасху.

— Ну, что, Маша, много ты получила на праздники?

— Чего?

— Ну, денег, конечно.

— Денег — ничего, а от поцелуев так до сих пор губы болят!

— Не понимаю, какое удовольствие находит наша барыня в шпинате?

— Удовольствия никакого… Но разве ты не знаешь, что всякую скотину обыкновенно весною выгоняют в поле на подножный корм?!

— Ну что, Марфа, довольна ты своим новым местом?

— Во как довольна, выгоднее места не найти!

— Да ну!

— Право слово… Барин суёт полтинник в руку, чтобы я следила, куда барыня идёт. А как придёт барыня, завсегда рублёвку дарит, чтобы, значит, не докладывала барину, кто без него был да с кем, значит, барыня гулять ходила.

— Анна, кто это звонил сейчас?

— Да Александра Ивановна… Да я сказала, что вас дома нет.

— Как?!.. Да я ведь дома!

— Я от неё к вам перешла и не желаю, чтобы она вам про меня сплетничала.

— Приданого я не ищу, но я хочу, чтобы моя жена умела прекрасно готовить, шить, стирать, гладить…

— Да, да, понимаю… Но чем ухаживать за барышнями и искать себе жену, вам самое лучшее обратиться в контору для найма прислуги.

— Барыня, дохтур вам ванны прописал?

— Да, Маша, грязевые ванны.

— Чудно… И из-за этого в заграницу ехать вам надо?

— Да.

— Знаете что, барыня: купите мне платье, а я вам кажинный день к ванне всякую грязь с лестницы таскать буду!

— Барышня, ваc спрашивают.

— Кто?

— Какой-то, значит, штатский…

— Блондин или брюнет?

— А кто ж его знает… Плешивый, стало быть, совсем без единого волоска.

— Что за безобразие, это всегда у вас в квартире такая грязь?!

— Нет, не всегда. Под очень большие праздники два раза в году у нас моются и полы, и окна.

— Катя, спрашивал тебя что-нибудь Николай Петрович, когда уходил?

— Как же, спрашивал…

— Ах, милочка, скажи, что же?

— Двугривенный на извозчика спрашивал, да я ему не дала.

Двугривенный (устар.) — монета номиналом 20 копеек.

1900

— Давай, Маша, я тебя нотам научу. Вот это «фа», это «соль»… Понимаешь?

— Понимаю, барин, — фасоль. А по-нашему, по-деревенски, значит, бобы.

— Маша, ты говоришь, что твой милый тебе изменяет?

— Да, барышня, люди говорят.

— Я тебе советую следить за ним, преследовать его по пятам.

— Ах, барышня, да где же за ним угонишься, коли он почтальон?!

Барыня нанимает приехавшую из деревни бабу.

— Ты, милая, умеешь ли печку затопить?

— Чаво?.. Лучинку-то запалить?.. Я, барыня, всё умею. Прикажешь, так весь твой дом спалю, а не токмо лучину, чтобы печь разжечь.

Барыня — прислуге:

— Мне твой солдат, Маша, надоел!

— Потерпите малость, барыня, — он скоро унтером будет.

— Маша, что, седых волос нет у меня?

— Нет-с.

— Странно, кажется, в мои годы пора бы их и иметь…

— Да вы не беспокойтесь, сударыня, как краска-то сойдёт-с, так седые-то и обозначатся все.

Барыня — прислуге:

— Маша, скажи, пожалуйста, почему это ты не нашла нужным меня поздравить?

— Да чего же вас сегодня поздравлять, ежели вы допрежь праздников подарок мне презентовали?!

Допрежь (диал.) — прежде, раньше.

— Как хорошо устроено в Нью-Йорке относительно прислуги…

— А что?

— Прислуга там нанимается по часам!

— У нас то же самое.

— Как?

— Так… Наша прислуга меняет места не по дням, а по часам.

— Что это вы, Анна Петровна, прислуге отказали всей?

— Решила, что выгоднее на время праздников самой в прислуги идти.

— Шерочка, я вам прислугу порекомендую… Отличная!

— Хорошо стряпает? Честная?

— Лучше… она — глухонемая.

1901

— А ты не пьёшь, милая?

— Ой, что вы, барыня! Как можно!

— Я к тому спрашиваю, что ежели тебе рюмочку поднесут иногда, пьяна не будешь?

— Ведро ставьте — на ногах устою!

Барин и слуга-малоросс.

— Архип, а Архип!..

— Что угодно, кажу, ваша благородия?

— Что ж ты не подал лимона к чаю, болван?

— Какого, кажу, лимона?

— Ах, ты, дурак, живёшь у меня столько времени и не можешь затвердить названий фруктам. Ну, тот, что вчера после гостя остался.

— Не могим знать, ваша благородия!

— Экая хохлацкая образина! Да ты видел, я думаю, что я привёз их из города, такие жёлтые, круглые… Ещё с одной стороны на яйца, а с другой на репу походят?

— А!.. Чухаю, чухаю, ваша благородия! Да оны, кажу, прокысли, так я их и выкинув.

— Матрёна, когда придёт Валериан Антонович, проси его в будуар. А если придёт кто другой, говори, что меня дома нет. Поняла?

— Поняла.

— Ну, повтори, что я сказала. Вообрази: звонок, тебя спрашивают: «Барыня дома?» Что ты скажешь?

— Да так и скажу: коли ежели вы Валериан Антонович, пожалуйте, значит, в будуар, а коли нет, так и дома их нетути, вот и всё.

— Аттестаты у тебя, матушка, великолепные, странно только, что все они написаны одной и той же рукой.

— А что же, мне для вас десять писарей было нанимать, что ли?!

— Ну что, довольны вы своей прислугой?

— О, да.

— Не дерзкая?

— Ничуть… Кроме плевков вслед да хлопанья дверьми, ещё ни одной дерзости не слышали от неё.

— А работящая?

— Очень! Кроме как вытирать пыль, мыть посуду и подметать пол, мне ещё ничего за неё делать не приходилось.

1902

— Митревна, что ж ты деньги-то при себе держишь?!

— А где же их держать-то, барыня-матушка?

— В банке надо их держать.

— И то, милая, в банке их держу — в банке из-под килек, родимая, завсегда их и держу.

Барыня нанимает прислугу.

— Хорошо, милая, вы по всему подходите мне, но… услужливы ли вы?

— Очень! Извольте на прошлом месте справиться: из-за услужливости, стало быть, и от места отказали мне.

— То есть как это?

— А так, значит, что письмо-то, что мил сердечный друг барыне велел предоставить, я, значит, при услужливости своей самому барину отдала.

— Ты, Матрёна, зачем часы остановила?!

— Да надо же, барыня, дать им отдохнуть: уж больше месяца я у вас живу, а они всё это время без передышки тикают. Чай, тоже устали!

Хозяйка:

— Дарья, это чёрт знает что за порядки! Кто-нибудь из нас сумасшедшая!

Прислуга:

— Надеюсь, барыня, что сумасшедшую вы не держали бы на месте.

— Что, Авдотья, из деревни вернулась?

— Нет, я замуж за дворника вышла и в послесвадебную турну в Колпино ездила!

— Если твоего барина нет дома, то я оставлю ему записку. Проводи меня в его кабинет.

— Нет, уж вы, сударь, записку-то лучше в гостиной напишите, потому как в кабинете барин спрятавшись.

— Вы хорошо за рыбами умеете ходить?

— Эка невидаль!

— Ну, например: когда в аквариум воду надо наливать?

— А как, стало быть, выпьют её, так, стало быть, и налить!

— Это что значит, Матрёна! Твой муж только что умер, а ты смеёшься как сумасшедшая.

— Ах, барыня, как вспомню, как он кривлялся, умирая, то моченьки нет удержаться от смеха!

— Барин дома?

— Нетути.

— Как «нетути», когда я видел, что ты сейчас приняла какого-то господина!

— Так мало бы што! Господин-то тот меньше как рублёвку на чай не даёт-с!

Барыня — прислуге:

— Ольга, нравится тебе моё новое платье?

— Так нравится, что как только барин из присутствия придёт, беспременно скажу, чтобы и мне такое же купил!

— Маша, не правда ли, как хорош Пётр Иванович!

— Да-с, оченно даже приятственный кавалер!

— Ах, а как он целуется, если бы ты знала, Маша!

— Уж так-то, барыня, хорошо, что не забудешь вовек.

Барыня — прислуге:

— Маша, слушай: я сейчас уйду к Павлу Петровичу, а когда барин придёт домой, скажи, что, мол, у барыни болит голова, и они просят их не тревожить. Поняла?

— Знамо, что так.

Барыня уходит. Возвращается супруг.

— Маша, барыня дома?

— В спальной, голова у них оченно шибко болит.

— Давно заболела?

— А знамо, что так, как к Павлу Петровичу пошли.

— Груша, что это такое?

— Сервиз разбит.

— Кто разбил?!

— Я.

— Да как же это?

— А в нервы вошла и, по вашему примеру, переколотила всё.

— Петра, а Петра! Сказывают, доктора всех нас будут смотреть?

— Будут.

— Ой!

— Ты чего?

— А они всё до подлинности могут узнать?

— Всё.

— Так я серебряные-то ложки, покеда что, лучше опять на своё место положу.

— Матрёша, слыхала?.. Доктора будут нас смотреть.

— Как же им показываться будем мы?

— А нагишом.

— Нагишом?! Ну, уже эфто… извините, для такого раза надену барынино платье — в ём всё одно, что нагишом.

— Барыня, а барыня, дозвольте на ваш счёт скребницу купить.

— Какую скребницу?

— Щётку такую, что лошадей моют.

— Зачем тебе?

— На смотр, сказывают, докторский скоро надо иттить, ну так, стало быть, грязь-то хошь сколько-нибудь надоть от себя отскребсти.

Прислуга:

— Оставьте, сударь! Что это, в самом деле, прохода не даёте!

— Дурочка, да ведь я с благородными намерениями: я тебе комнату сниму.

Между супругами.

— Что бы нашей Марье к праздникам подарить? — спрашивает жена.

— Автомобиль, чтобы она скорее из лавки возвращалась, когда я её за папиросами посылаю, — рассеянно отвечает муж.

— Котик, чего бы такого купить нашей Марье к празднику?

— Чего?.. Конечно, на платье.

— Да, но чего?

— Ну, ситцу, что ли!

— Ситцу? А она за это на нас не пожалуется какому-нибудь драматургу?

— Что, господа-то твои промеж себе хорошо живут?

— Чаво лучше: никогда и ссоры промеж их нет никакой.

— Да ну?!

— Право слово!

— А где живут-то?

— Мы с барыней в Павловске на даче, а барин — в кругосветном плаванье.

1903

— Ну, что, Матрёна, много получила подарков от господ?

— Оченно даже много!

— Кто да что подарил?

— Барыня отдарила меня за моё старанье платьем и деньгами…

— А барин?

— Как и завсегда — поцелуями.

— Хорошая у вас прислуга?

— О, очень хорошая! Сколько она нам экономии сделала…

— Неужели?

— Да. Благодаря ей ни одной газеты не надо покупать — всё знает!

— Как ты смеешь не впускать меня к моей жене?! Месяц я был в отъезде, теперь вернулся, а ты загораживаешь мне дорогу?!

— Я здесь вторую неделю служу и от десятого слышу: «Впусти меня к моей жене!»

Новая прислуга:

— Барыня, завтра поутру разбудить вас?

— Я сама рано просыпаюсь.

— Вот это хорошо: есть кому меня будить!

К барыне приходит прислуга с ребёнком на руках.

— Это твой мальчуган?

— Мой.

— Говорить умеет?

— Как же!

— Что же он говорит: папа, мама?

— Где ж эфто нам, чтобы по-благородному…

— Так что же он говорит?

— А разные ругательные слова.

— Барышня, что ж эфто вы всё плачете?

— Как же мне не плакать, Лиза, когда я сегодня разбила мою любимую чашечку.

— Что об эфтом плакать! Берите пример с меня: в прошлом году я сервиз ваш весь грохнула на мелкие куски, и то ни единой слезинки не уронила о нём.

— Глаша, а Глаша!.. Гла-аша!..

— Чаво?

— Ты что же не идёшь, когда я тебя зову?!

— Чаво же зря иттить-то?

— Как зря, дура ты этакая?!

— Как же не зря, когда токмо и кличите для того, чтобы обругать.

— Ольга, что это ты нарядилась в такое платье? Именинница, что ли?

— Я? Нет-с.

— Так почему же?

— Ваш знакомый-с, Павел Петрович, сказывали, что придут-с.

— Авдотья, умеешь ты комнаты убирать?

— Чаво тут не уметь-то?!

— Ну смотри, осторожно убирай, да ковры хорошенько вычисти.

— Чем чистить-то?

— Щёткой, конечно.

— А какой: ваксельной, что ли?

— Матрёна, почему вы не вытерли пыль?

— А что ж её зря вытирать-то?

— Как зря?

— А так, всё одно опять налетит.

Вечером.

— Даша, не изволь меня завтра будить, дай мне выспаться.

— Слушаю-с.

— В комнату мою не смей входить.

— Слушаю-с.

…Утром, часов в шесть.

— Барыня, а барыня…

— Что тебе? Я ведь тебе сказала, не смей меня будить!

— Да я не бужу-с, а я только пришла спросить вас, можно ли мне через вашу спальню пройти али нет.

— Маша, подите разбудите барина. Скажите, что в гости ехать пора.

— Слушаю-с.

— Но вы знаете, какой он нервный… Смотрите, не испугайте его, а разбудите осторожно, как я его бужу!

— И поцеловать его, как вы, тоже прикажете-с?

— Я приказала тебе нагладить зелёный капот — почему же ты не подала его мне?

— Извините, он ещё не глажен, барыня.

— Почему?

— Посыльный к барину пришёл.

— Так что же?

— И всё утро у нас на кухне сидел.

— При чём же тут посыльный?

— А при том-с, что при нём я никак не могла решиться гладить ваш капот.

— Почему?!

— Да потому что зелёный цвет до ужасти как мне не к лицу.

Капот (франц. Capote) — в данном случае домашнее женское платье, разновидность домашнего халата, пеньюара.

— Далеко ли, Матрёна, собралась?

— Домой, родимая, домой… Страшно у вас в столице, народ двугорлый — в оба, значит, горла жрёт.

— Да что ты?!

— Истинно, сама слыхала, как барыня за обедом говорила, что хлеб не в то горло попал.

— Ушла я от господ своих, Авдотьюшка!

— Почему, Аксиньюшка?

— Суди сама, что эфто за жисть: чай — опивки, сахар — огрызки, папиросы — окурки, свечи — огарки! Да нешто прислуга может удовлетворяться таким добром?!

— Барыня, позвольте мне пачпорт и расчёт.

— Почему?!

— Вы не ревнуете меня к вашему мужу, а я так не могу у вас жить!

— Вообразите себе, наша прислуга была с проказой!

— И-и… сударыня, да когда же они были без проказ?!..

Встречаются две прислуги.

— Хорошее место у тебя?

— Как тебе сказать…

— Да у кого живёшь-то: у купцов али у господ?

— У господ, у настоящих господ… Стала бы я у купцов жить!

— Нонеча купца-то от барина и не отличишь.

— Что ты! Сейчас видно, что купчиха, что барыня. Жила я у купчихи, так, бывало, она всё к тебе с любезностями льнёт: «пожалуйста» да «благодарю» токмо и слышишь от неё, а барыня совсем другое.

— Что же, лучше обращение?

— Не то, чтобы лучше, а как, стало быть, что не по ней — сейчас тебя либо туфлей, либо чем ни попадя по физиономии — раз, два, три…

— Смотри, милая, идёшь ты на место, всячески блюди себя, не пропади ни за грош, ни за копейку.

— Что вы, тятенька, не сумлевайтесь: меньше как за сотенный билет ни в жизнь ни на что худое не соглашусь.

— Ты что же это без места?

— Только что отошла.

— Что ж, не поладила с барыней или что?

— С барыней-то поладила, да с барином ссора произошла промеж нас.

— Анна, вот вам расчёт.

— Чем, барыня, матушка, провинилась я?

— Язык за зубами не умеешь держать.

— Да как мне его, милая барыня, за ими удержать, когда во рту всего-навсего один зуб торчит.

— Хорошая у вас прислуга?

— О, очень хорошая!

— Исполнительная?

— Очень, ещё даже не успеешь приказать ей, а она уже исполняет.

— Как же это?

— А так. На днях, например, пришёл муж домой, только что я подумала, что надо его поцеловать, а она уже и поцеловала его.

— Матрёна, вычисти мне две пары ботинок.

— Ишь ты, две пары?! Нешто сегодня на четвереньках ходить будете?

— Барыня, а барыня, кохту-то вашу, стало быть, я пропалила всю.

— Как?!.. Ну, хорошо, после этого вы можете убираться вон, и я вычту её стоимость из вашего жалованья.

— Да ты, барыня, зря-то не надрывайся, не серчай, кохту-то свою всё одно не стала бы носить.

— Почему?!

— Да потому что всю-то я её заржавила, стало быть.

Барыня наняла деревенскую прислугу.

— Смотри, Параша, — говорила она, уходя из дому, — без меня никого не пускай в квартиру, потому всякий народ ходит, воры и мошенники.

— Слухаю, барыня.

— Смотри же, никого.

Вечером барыня возвращается домой.

— А барин разве со службы не приходил ещё домой? — удивлённо спрашивает она свою прислугу.

— Как не приходил, почитай три раза приходил.

— Так где же он?!

— А кто ж его знает, где. Недавно был ещё тут, подле дверей, кулаки все об двери обломал, колокольчик оборвал да мне грозил бока намять.

— Что ты говоришь?!

— Право слово! Часа два под дверьми стоял, а как ты, значит, приказала не пущать никого без тебя, я и не пустила его.

— Аграфена, я ухожу, а ты вычисти птиц.

— Каких, барыня?

— А вот, канареек, что в клетке висят. Да ты чистила когда-нибудь?

— Сколько раз!

Барыня возвращается.

— Ну, что, вычистила?

— Вычистила, вычистила, ни одного пера не оставила на их. Вот токмо не знаю, как жарить али варить теперь прикажете их?

— Авдотья, притащи-ка ты мне мой старый башмак из спальни.

Авдотья идёт в спальню. Через некоторое время обиженная возвращается назад.

— Ну, что ж ты?

— Вестимо, что: кликала, не идёт, а нешто мне такого борова с места-то стащить!

— Какого борова?

— Да ведь ты старый башмак приказала из спальни притащить.

— Ну!..

— Ну, а ён брыкается.

— Кто, башмак?!

— Ну, да — супруг, значит, твой.

— Что?!

— Ну, вот… сама же завсегда старым башмаком его зовёшь.

— А, что, Лукерья, господа твои дружно живут?

— До того дружно, что один от одного не отстают ни в чём: уж ежели барин в три часа утра вернётся домой, барыня беспременно в пять.

— Ты довольна местом али нет?

— И где там довольна, ежели никакой свободы нет.

— Зачем же живёшь?

— Я не всё барынино бельё в свой сундук успела перетаскать — вот, как до полдюжины соберу всего, беспременно откажусь.

— Я, Аннушка, не могу держать вас у себя: к вам постоянно ходят кумовья, чужие люди. Я ещё понимаю, если бы родня…

— Так чаво же ты раньше-то, барыня, не сказала мне о том — пущай бы тогда, заместо кумовьёв, двоюродные братья ходили бы ко мне.

— Матрёна, что ты сделала?

— А что?

— Да ты карманы зашила мне!

— А вижу я так, что завсегда пустые они у тебя — ну, думаю, чаво им зря болтаться, так вот и позашила их.

— Дуня, Дуня, что это ты делаешь?!

— А што?

— Нос свой вытираешь салфеткой.

— Так что ж из того: он чистый, я его, чай, раньше высморкала.

Деревенская прислуга готовит чай.

— Марья, ты чашки чем вытирала сейчас?

— Обыкновенно чем — подолом.

— Что?! Да ведь я дала тебе полотенце!

— Так мало бы што дала, да оно чистое совсем, так я к празднику его думала сберечь.

— Какая ты хорошенькая, Настя!

— Стыдитесь, барин: всего семь рублей жалованья платите, а с куплиментами пристаёте!

— Митревна, ты, что, от места-то свово отошла?

— Знамо, что так. По моему характеру на таком месте невозможно жить.

— А что так?

— А то, что у нас с барыней скусы разные совсем. Она всё больше любит щи да пироги, а я — дичь всякую да цыплят.

Правила для петербургской прислуги.

1. Обворовывать господ не дочиста.

2. Давать волю языку, но отнюдь не рукам.

3. Иметь двоюродных братьев не больше дюжины.

4. Промывать не только окна и двери, но и косточки своих господ.

1904

— Маша, тебе какого цвета на платье купить?

— А вот, обождите, ужо у барина вашего спрошу, какой цвет мне больше к лицу.

— Что за безобразие: опять у меня раскрыт стол и кто-то рылся в нём!

— Извините, барыня, это я.

— Вы?!

— Да-с, я искала бильеду, которое вчера вам передала от Анатолия Ивановича.

— Что?.. Да как вы смеете?!

— Извините, барыня, но мне надо было их сличить.

— Что?..

— Я хотела узнать, кому из нас двух он их нежнее пишет-с.

— Маша, как же не стыдно вам, вы такие сплетни рассказываете про меня!

— А что же именно, барыня?

— Как что?.. Да хотя бы то, что у меня десять любовников.

— Извините, барыня, обсчиталась…

— Слушай, Марья, сегодня у меня много дела, и кто бы ни пришёл, говори, что или меня дома нет, или что у меня голова болит…

— Ин ладно, скажу.

— Ну, то-то, помни раз навсегда: у меня для гостей в этот день всегда болит голова или меня дома нет.

Вскоре после этого раздаётся звонок в дверь.

— Дома барин?

— Дома-то дома, но токмо у них сегодня голова болит.

— Жаль. А когда я мог бы увидеть его?

— А когды хотите, окромя среды, потому что у их в эфтот день, по положению, завсегда голова болит.

В конторе для найма прислуги.

— Мне кажется, у вас характер дурной, строптивый, спорить любите.

— Нет, спорить я не люблю, а ежели что не по-моему, так я просто чем ни попадя хвачу.

В конторе для найма прислуги.

— Всё хорошо, одно только прошу, чтобы к вам ваши старые знакомые не ходили.

— Не сумлевайтесь, старые не будут ходить — я на другой же день, как поступлю, новых себе заведу.

В конторе для найма прислуги.

— Вы почему с последнего места работы ушли?

— С барыней не поладили.

— Из-за чего?

— А из-за барина.

В конторе для найма прислуги.

— Аттестаты есть?

— Сколько угодно.

— То есть как это сколько угодно?!

— А оченно просто: мне их за три рубля десять штук земляк один изготовил и от графов, и от князей, и от генералов. Вам от кого угодно-с?

Барыня принимает прислугу.

— А почему вы, милая, с прежнего места ушли?

— Да что, барыня, неловко как мне не у русских-то жить.

— А кто они были: французы?

— Нет, не французы, а вегетарианцы.

Наём прислуги.

— Гости ходят к тебе?

— Нет, барыня.

— Приятель есть?

— Есть, да он ушёл бить неприятеля.

В связи с начавшейся Русско-японской войной в Российской империи производилась частичная мобилизация, при этом нередко призывались запасные старших сроков, в возрасте выше 35 лет.

— Чисто горе, Афимьюшка, с этой войной!

— И не говори, родная!

— Страсти, что делается: состоявших на службе усылают, в скорости, того и гляди, запасных потребуют… И выходит таперича, что из ополченцев второго разряда, из бракованных придётся нашей сестре куманьков брать. Грехи!..

— Наняли дачу?

— Нет ещё.

— Почему?

— Мне нравится Лахта, мужу — Озерки, дочери — Стрельня, сыну — Поповка, а прислуга хочет в Новую Деревню.

Утром.

— Матрёна, вот вам телеграмма, отдайте её.

— Слушаю-с.

Вечером.

— Матрёна, телеграмму отдали?

— Точно так.

— А квитанция где?

— Квитанции он не дал мне.

— Да вы кому её отдали?

— Да куму на папироски отдала.

— Как куму?!

— Да вы приказали отдать, а кому — не сказали, ну, я подумала, чем её нищему или ещё кому постороннему отдавать, лучше куму её презентовать, и отдала.

— Катерина, приведи скорее первого попавшегося извозчика, я должен немедленно ехать по делу.

Приходит.

— Извините, барин, я не смогла вам этого сделать.

— Как так, почему же?

— А первый извозчик проехал, но только с седоком-с!

— Барин, а барин!

— Что тебе, Маланья?

— Вас спрашивает какой-то господин по делу.

— Ну, что же, проси его в кабинет.

— А прикажите увести вашего сенбернара, так как они желают говорить с вами с глазу на глаз, без посторонних свидетелей.

— Ты чей это сапог, Акулина, чистишь?

— Моего кума.

— Что за безобразие?!

— Какое же безобразие?.. Сапог не хуже офицерского.

— Видите ли, Маша, я бы, пожалуй, держала вас у себя, но моя дочь очень недовольна вами: вы совсем не умели ей угодить.

— Уж не знаю, барыня, чем мне было ей не угодить, уж такой-то упористый характер у неё, не приведи Бог: я ей — своё, а она — своё… Ну, и как же я могу ей угодить?!

— Ты куда это летишь-то с письмом?

— В мелочную лавочку.

— Зачем?

— Барыня другу-то своему сердечному письмо послала отнести, а я, стало быть, допрежь того хочу, чтобы в лавочке-то его мне прочли, чтобы самой научиться, как следует такие-то письма писать.

1905

— Маша, приходил кто-нибудь без меня?

— Приходили, приходили…

— Что же ты не просила обождать?

— Уж вот как просила, поцеловать даже обещала, и хоть бы что, всё-таки ушли.

Барыня нанимает прислугу.

— А ты вообще подолгу привыкла на местах жить?

— Подолгу, барыня, подолгу… на одном месте почитай три месяца прожила.

— Ну, что, довольны вы новой прислугой?

— О, да. Сравнительно с теми, что были до неё — просто золото!

— Всё умеет делать?

— Нет, делать она не умеет ничего, но, вообразите, она живёт у меня уже неделю и до сих пор ни одним дурным словом меня не обругала.

Барыня нанимает прислугу.

— Почему ты, Лукерья, с последнего места ушла?

— Да как же, барыня, было не уйти, когда от барыни токмо одну ругань с утра до ночи слышишь, а от барина с утра до ночи одни токмо любовные слова.

Барыня нанимает прислугу:

— Горячее тебе от меня будет…

— Нет уж, барыня, ты меня от этого уволь: муж у меня в деревне был больно горяч, так не за тем я сюды приехала, чтобы это самое горячее и от тебя ещё получать.

Прислуга:

— Барин жалится, что водочки много выходит… А, кажись, куда бы ей выходить: только мы с ним двое и пьём её.

— Лукерья, изволь вытереть пыль, почистить платье, вымыть окна и обтереть двери.

— Ну, уж эфто вы оставьте! Сами можете сделать.

— Что ты говоришь?!

— А то и говорю, что сами всё это можете сделать. Потому нанимали меня токмо, чтобы комнаты убирать, обед стряпать да с мопсей вашей гулять, а потому, окромя эфтих дел, ничего прочего делать не стану.

— Что думаете подарить в этом году своим прислугам?

— Я им на праздники никогда ничего не дарю.

— Это почему?

— А я обыкновенно перед праздниками отказываю им, за какие-нибудь провинности, от места.

— Ну, что, Матрёна, давно на месте живёшь?

— Вторую неделю.

— Что так часто места-то меняешь? На хорошую барыню никак не попадёшь?

— Нет, барыни все были оченно даже хорошие — одна беда в том, что ни один барин по вкусу мне не пришёлся.

Барыня долго звонит в дверь. Наконец, прислуга открывает.

— Что это значит, Фёкла?! Звоню, звоню, не открываешь…

— Да нешто долго звонили?

— Раз десять звонила.

— Извините, барыня, не слыхала.

— Как же не слыхала, когда я чуть колокольчик не оборвала?!

— Ну, уж совсем это напраслину, барыня, вы говорите… Обыкновенно все десять разов звонили, как всегда.

Наём прислуги.

— Видите ли, я бы хотел человека бойкого, смелого…

— Об этом не сумлевайтесь, и того, и другого хошь отбавляй: два года в хулиганах состоял.

— Ты, милая, умеешь ли ухаживать за барыней?

— Ещё бы не уметь-то, когда я сама два года в барынях жила.

Деревня в городе

— Анна, кто придёт, говори всем, что меня дома нет, и не впускай ко мне никого. Прими только одного Петра Ивановича.

Проходит час, другой. Барыня входит в кухню.

— Ну, что, не был никто?

— Как же, были.

— Кто?

— Да Пётр Иванович.

— Где же он?

— Я сказала ему, что чтобы он уходил, он и ушёл.

— Как же ты смела это сделать?! Я же сказала тебе: прими только одного Петра Ивановича.

— То-то и дело, что он был не один.

— С кем же он был?

— А собака ещё с им была.

— Анисья, куда ты дела письмо?

— А вы давеча в кружку велели его бросить.

— Да, но я забыла наклеить на него марку.

— Эка невидаль! Так давайте, я и марку брошу туда же.

Объявление. Очень способный, разносторонне образованный молодой человек предлагает свои услуги в качестве сторожа, дворника, эконома, суфлёра, актёра, библиотекаря, кассира, воспитателя, фельдшера, кучера, альфонса, парикмахера и, наконец, портного.

— Барыня, вас какой-то господин спрашивает.

— А каков он из себя: брюнет или блондин?

— Эдакий… выпимши!

— Грушенька, здравствуй!

— Здравствуй, Феничка. Как живёшь? Что нового?

— Барыня моя влюбимшись, милая.

— Да ведь она замужем!

— А пойди, послушай, — разов десять в день кричит мужу:"Я не изменю своему рыжиму"!

Намёк на требования смены царского режима во время Революции 1905–1907 гг.

1906

— Анисья, ты опять что-то разбила?!.. Ах!.. Да ведь это старая севрская ваза!

— Ну, ещё слава Богу, что старая! А я так перепугалась и невесть что думала, что дорогое да новое!

— Что это ты, милочка, отошла от места-то?

— Да барыня у меня кума отбила: из писарей он! Как же мне было жить-то? Этак-то я и остальных четырёх могла лишиться!

Барыня:

— Вот тебе, моя милая, от меня на праздник, а барин тебе особо сделает подарок.

Прислуга:

— Спасибо им, они уже сделали мне подарок, хороший. Всю жизнь буду помнить… (Утирает слёзы передником).

Барыня:

— Я тебя не понимаю. Объясни толком.

Прислуга:

–Да барин за мной шибко ухаживали. Проходу не давали…

Барыня (вне себя):

— Ты лжёшь! Этого не может быть, где у тебя доказательства?!

— Вы, барыня, хорошенько вглядитесь… Доказательства у меня на виду-с.

— Как, вы сами убираете комнаты?!

— Да, я прогнала свою прислугу.

— За что?

— Страшная нахалка: вообразите, куда бы мы с ней ни пошли, все меня принимают за прислугу.

— Марфа, вы опять не полили цветов, и они завяли — я право стану мужу жаловаться.

— Ну и жалуйтесь, а я барину расскажу про ваши шашни с соседним жильцом.

— Имейте в виду, чтобы к вам кавалеры не ходили!

— Ко мне кавалеры не ходят, а на извозчиках ездят. Я не какая-нибудь и с обормотами знакомств не завожу.

— Что господа: дома? Принимают?

— Гм! Да-с, принимают-с!.. Только тех, что хорошо на чай дают!

— Барин дома?

— Никак нет-с. Ушли.

— Один?

— Нет, с собакой.

— Знаешь, мама, у нас Марфа удивительная политиканша!

— Чем?

— Да помилуй, я как-то говорю ей, что блюда надобно подавать с левой стороны, а она отвечает:"Барышня, мы не в Государственной Думе, где левая сторона пока имеет преимущества!"

При найме прислуги.

— Послушай, милая, ты нанимаешься?

— Нанимаюсь.

— Что же, ты в комнатах убирать можешь?

— В комнатах быть могу.

— А обед готовить можешь?

— И обедать могу.

Среди прислуги.

— Скажите-ка, Марья, почему это вашего барина называют тайным советником?

— Должно быть потому, что никому неизвестно за что его сделали советником.

— Катя, можно к тебе прийти сегодня ночью — поздравить с Новым годом?

— Сегодня я абонирована: меня старый барин поздравляет.

Прислуга:

— Сударь, пожалуйте расчёт.

— Это почему?

— Ваши папиросы мне не по вкусу.

Прислуга разговаривает по телефону:

— Нет! Вы сегодня в гости к моим господам не приезжайте. Сегодня я еду на дачу навестить своего кума.

— Ты теперь так часто бываешь в доме тайного советника С. За которой из девиц ты ухаживаешь?

— Откровенно говоря, за девицей, которая с меня снимает пальто.

Прислуга:

— А у моей барыни никак друг сердечный завёлся: она всё кричит «Я не изменю своему рыжиму!»

— Рыжего, чертовка, завела? К моей тоже один лысый ходит…

— Авдотья, я потеряла ключ от буфета, беги за слесарем — надо вино к обеду достать.

— Зачем же слесаря звать?! Одна доска из спинки отлично вынимается!

— Я охотно приняла бы тебя, моя милая, но ты не принесла мне аттестата с последнего места, и я не знаю, почему ты ушла от своих прежних господ.

— А разве я вас, барыня, спрашиваю, отчего вы отказали вашей прежней прислуге?!

1907

— Абсолютно никаких свобод у нас нет!.. Помилуйте, я, столбовая дворянка, урождённая княжна Полуполтинникова, не имею права разбить морду своей хамке-горничной! Ведь это же возмутительно!.. Поневоле позавидуешь покойнице-матушке, которая при крепостном праве этих гнусных челядинцев не только увечила, но даже и на тот свет отправляла!

— Барыня, а вправду в газетах пишут, что будто по ночам на Невском пришпехте очень много «котов» гуляет?

— Да.

— Так дозвольте, я как-нибудь сбегаю на Невский и изловлю одного кота, а то уж больно мыши одолели.

— Анна Васильевна, зачем у вас по всем комнатам кнопки электрического звонка? Ведь вы не держите прислуги?

— А это для того, что иной раз мне захочется позвонить и позвать самое себя.

— Послушайте! Иван Петрович дома?

— Никак нет-с: они отдыхают.

— Но ведь это чёрт знает что — не может же он отдыхать целый месяц!

— Не извольте беспокоиться, сударь: они уже 3 недели как в тюрьме.

Среди прислуги.

— Твои-то анафемы подарят тебе что-нибудь?

— Посмели бы не подарить! Я им такую забастовку устрою… Всю посуду переколочу.

— Ну, что, Акулина, как живёшь-можешь?

— Ох, Степан, не спрашивай: хуже худшего.

— На худых господ нарвалась?

— Господа-то хорошие, да дворники никуда не годятся: один рыжий, другой плешивый… чёрт их забодай!

— Признавайся! У моей жены есть кто-нибудь?

— Что это вы, барин, помилуйте!.. За полчаса до вашего прихода последний гость ушёл!

1908

Он:

— Приходи, Маша, сегодня ко мне в кабинет, мы устроим конференцию…

Горничная:

— Как бы барыня из-за этих конференций не взбесилась.

Он:

— Я уже уговорил её сделать предохранительную прививку!

Первая Пастеровская станция, где делались прививки против бешенства, в Российской империи появилась в Одессе 11 июня 1886 г. В том же году открылись станции в Санкт-Петербурге, Москве, Самаре, Варшаве и ещё более чем в 20 российских городах.

Прислуга:

— Если вы, барыня, будете ко мне придираться, я вас назову таким словечком, от которого не то, что извозчик, но даже современный критик покраснеет!

1909

— Барыня, какие фрукты подавать: для гостей или хорошие?

1910

— Это невозможно, Акулина! Ты отвратительно убираешь комнаты! Я сегодня нашла на этажерке такую пыль, что просто ужас. Наверно, целый месяц этажерка не вытиралась.

— Ежели месяц, так это, барыня, не моя вина, потому я у вас служу только две недели.

Заботливый отец, живущий в глухой провинции, отправляя свою дочь в Москву, где она рассчитывала поступить на службу, обратился к ней на прощанье с такими словами:

— Ну, вот, ты будешь жить в большом городе. Береги себя, дитя моё: путь добродетели тернист и узок.

— Не бойтесь за меня, папаша, — отвечала дочь, — я по нему совсем ходить не буду.

— Ты, Гриша, сюртуки или спинжаки больше любишь носить?

— А что?

— Да господа сегодня на Кавказ едут, так я не знаю, что тебе лучше оставить из баринова платья.

— Если вы не прекратите, барин, амуры с вашею женою, так я буду принуждена искать другого места!..

Хозяйка (нанимая прислугу):

— Надеюсь, вы будете знать своё место?

Прислуга:

— О, да, мадам, ваши последние три прислуги всё мне о вас рассказали.

1911

Гость:

— Где тут звонок позвать горничную?

Мальчик:

— Звонку тут нет, а вы сделайте так: трахните хорошенько сестрёнку по голове, она разорётся — горничная и прибежит. Я всегда так зову прислугу.

— Матрёна, опусти это письмо в кружку!

— Да кружка-то у меня, барыня, сметаной занята, в ведро нешто бросить?

— Барин дома?

— Нет-с…

— Значит, ушёл?

— Никак нет-с…

— И дома нет, и не ушёл?! Так чем же он занят?

— Они-с повесились.

1913

— А теперь, Мари, зажгите свечу и проводите барона…

— Не стоит и зажигать, барыня. Они всё равно погасят её в передней.

Мать (приведя дочь на службу):

— Будьте благонадёжны, барыня, останетесь моей дочкой довольны!

Хозяйка:

— Прежде всего, я требую от прислуги безупречной честности.

— Не беспокойтесь, барыня, я всегда твержу детям:"Если вы видите перед собой даже кучу денег, не прикасайтесь к ним, а то, неровен час, они, быть может, сосчитаны".

1915

— Фёкла, завари мне чашку травки — там в буфете есть два сорта. Я нездорова.

Немного погодя.

— Фёкла, что ты мне подала?

— Отвар из травы.

— А откуда ты взяла траву-то?!

— В буфете не нашлась, так я из вашего турнюра повыдергала.

Турнюр (от франц. Tournure, «осанка, манера держаться») — модная в 1870–1880 гг. принадлежность дамского туалета в виде подушечки, которая подкладывалась сзади ниже талии под платье для придания пышности фигуре.

— Однако, Акуля, барыня-то, видно, у тебя добрая, вишь, какой павой она тебя наряжает.

— Она-то?.. Захотела! Да у такой скотины и жить-то бы не стоило: а всё это барин.

— Вы рассчитали вашу прислугу. Но ведь она, кажется, аккуратно исполняла свои обязанности?

— Да, но она начала исполнять и мои.

— Извините, сударыня, я давно уже хотела доложить вам, да не смела-с… От барина просто житья нет, так они за мной ухаживают, — слов нет.

— Что-о?.. Как?!.. Поль ухаживает?! Каким образом?

— А вот извольте посмотреть, в каком я через них положении.

— Поверь мне, Настенька, твой поцелуй мне во сто раз вкуснее, чем поцелуй моей жены.

— Ещё бы!.. И Стёпа, ваш камердинер, мне то же самое говорит.

— Ой!.. Послушайте, Катя! Ведь я же просила вас сделать ванну из тёплой воды…

— Так ежели тёплой нет! Из одного крана течёт холодная, из другого — горячая… А откуда же я возьму теплую?!..

1917

Нынешняя прислуга.

— Вы хотите поступить на место ко мне, а ваши условия?

— Сорок рублей жалования, отдельная комната, восьмичасовой рабочий день, пять фунтов сахара, два фунта кофе, шестьсот грамм спирта, рубль на баню, а к хозяину не ревновать!

— Ах, Наташа, вы опять вечером подаёте мне утренний чай…

— Почему вы так думаете, барыня?

— Я прекрасно запомнила утренний чай: без хлеба и без сахара.

— Я тебя, пожалуй, найму. Водку пьёшь?

— А ни Боже мой! Разве что рюмочку, да и то с похмелья.