Банда возвращается

Андрей Воронин (2014)

Офицер ФСБ Александр Бондаревич по прозвищу Банда получает новое задание — расследовать цепь преступлений, совершенных в Кремле. Но кремлевские кабинеты иногда опаснее любых бандитских притонов. Могущественные преступники не выбирают средств, ставка в игре — судьба России. Победитель получит все, а проигравший просто погибнет.

Глава 3

Коридоры кончаются стенками

Бондарович и Макарова,

10 часов ночи,

23 марта 1996 года,

Кремль

Когда за Кожиновым закрылась дверь, оставшиеся с минуту стояли в молчании. Девушка — то бишь лейтенант Макарова — сосредоточенно просматривала свои записи в блокноте; Репека прислонился спиной к кафельной стене и, судя по мелькнувшему мечтательному выражению на лице, думал о чем-то постороннем; Секретарь Совета безопасности все еще раздраженно смотрел в ту сторону, куда ушел Кожинов… Или внимание его привлекала дверь?

Александр несколько секунд прощупывал Секретаря взглядом:

«Красивый дядя! Благородные черты; приятная — украшающая — седина. Волевое лицо… Такие всегда при власти, даже если не обладают никакими способностями, даже если совершенно бездарны; таких тянет внешность — представительная, впечатляющая, запоминающаяся; такие при необходимости могут нравиться… Да, они всегда будут при власти, — хоть маленькой, но при ней. Как при кормушке… А у Секретаря Совета безопасности власть большая».

Бондарович отвернулся. Он устал, он был раздражен. И переносил свое раздражение на всех, кто оказывался рядом. Давно пора было взять себя в руки…

— Послушай, майор, — Поливода решил за неимением лучшего воспользоваться тем, что есть. — Как у члена следственной бригады у тебя имеются определенные права…

Бондарович наконец взял себя в руки. Он повернулся к Секретарю всем корпусом и едва не щелкнул каблуками:

— Так точно, товарищ генерал-полковник.

Секретарь Совета безопасности слегка удивился неожиданному переходу майора к уставным отношениям. Однако Бондарович твердо смотрел ему в переносицу, выражая всем своим видом полную лояльность.

Поливода подошел ближе:

— Генерал Кожинов, кажется, считает это происшествие внутренним делом Кремля и не собирается никого подпускать к нему на пушечный выстрел.

Александр вскинул брови, но ничего не сказал.

Секретарь Совета безопасности продолжал каким-то вкрадчивым голосом:

— Однако в условиях чеченского конфликта и приближающихся выборов этот случай подрывает престиж Президента и становится вопросом поистине национальной безопасности, — Секретарь сделал значительную паузу, за время которой майор мог осознать всю меру своей ответственности и оказанного ему доверия. — Поэтому я вменяю вам в обязанность ежедневно два раза, или даже чаще — по мере необходимости — докладывать мне о результатах вашей работы. В этом случае я смогу оказать вам — специалисту, бесспорно, опытному и инициативному — оперативную поддержку.

Банда мысленно чертыхнулся; этого ему еще не хватало:

— Следственная бригада, товарищ генерал-полковник, в интересах дела работает независимо от кого-либо, о результатах своей деятельности докладывает только непосредственному начальству и не имеет права разглашать кому бы то ни было следственные секреты. Господин Президент объявил о своем непосредственном контроле за действиями бригады, поэтому вам следует решать вопрос о вашем регулярном информировании через генерала Щербакова, или через председателя ФСБ, или через Президента, — все это Бондарович оттарабанил на одном дыхании и снова уставился в переносицу Поливоде.

Тот побледнел и покачнулся.

— Ваньку валяешь, майор? Ты часом не собрался стать капитаном? — Секретарь с силой хлопнул дверью.

Бондарович остался с двумя разнополыми лейтенантами. Он устало подошел к креслу и уселся в него, закурил. Его примеру никто не последовал.

Александр подумал: что-что, а остаться незамеченным высоким начальством ему не удалось. Он усмехнулся этой мысли.

— Похоже, я произвел на дедушек не слишком благоприятное впечатление, — сказал он, глядя на девушку.

Банда уже заметил, как она хороша. И успел подумать, что от такой красотки на такой службе, должно быть, не очень-то много проку; впрочем, генералу Кожинову видней… А может, у девочки протеже… Еще Александр заметил, что девушка не почувствовала себя неуверенно под его пристальным изучающим взглядом, — она неплохо владела собой.

Посмотрела на него с прохладцей — как на человека, напрочь лишенного чувства такта:

— Руководителем объединенной следственной группы по делу об убийстве Виктора Смоленцева назначен распоряжением Президента Наум Степанович Кожинов, с которым вы говорили, — размеренно сообщила она.

— Я понял, — сидя в удобном кресле, Банда все еще оглядывал девушку.

— Поняли до того, как спросили, — утвердительно произнесла Виктория. — Остается непонятным: какого эффекта вы добивались?

Александр улыбнулся:

— Хотел уточнить — всего лишь.

Она смотрела на него изучающе; не поверила:

— Дело имеет ярко выраженный политический аспект и беспрецедентно по характеру. В этих условиях было логично доверить его ведение человеку, которому Президент безусловно и полностью доверяет. Именно этот человек сможет учесть все политические последствия своих действий.

— А Поливода? — Александр почувствовал, как на него все больше наваливается усталость; этот длинный день прошел в суматохе.

— Секретарь Совета злопамятен, — девушка оглянулась на дверь, прошлась по комнате; она чувствовала себя спокойно под пристальным оценивающим взглядом; впрочем, с такими данными, как у нее, можно было чувствовать себя спокойно под любым взглядом — даже под взглядом искушенного Славы Зайцева. — В общем, вам не стоило так себя вести…

— Как? — Александр помимо воли улыбнулся, женщина напоминала ему теперь молодую строгую учительницу.

Девушка предпочла уйти от ответа:

— Я оставлю свое мнение при себе, товарищ майор.

— Хорошо. Как вас зовут?

— Виктория Васильевна.

— Я хочу взять у лейтенанта свидетельские показания для того, чтобы войти в курс дела, — Бондарович все еще смотрел на нее снизу вверх, из кресла, и ее это, похоже, устраивало. — Вы можете на некоторое время отвлечься на свои дела.

— Я поняла. Я подготовлю вам часть документов, которые понадобятся. Через какое время мне вернуться?

— Надолго не пропадайте. Но минут десять-пятнадцать нам точно потребуется. Да вы мне не мешаете, даже наоборот… Тем более что комната прослушивается, просто я экономлю ваше драгоценное время, — Бондарович устало улыбнулся ей. — До встречи!..

— Благодарю, — Виктория ушла.

Банда взглянул на Репеку и тихонько помассировал себе глаза. На Александра угнетающе действовала обстановка в Кремле; и не только потому, что здесь недавно произошло убийство, и даже не столько потому, — сам дух властных учреждений Александру претил. В таких учреждениях он чувствовал себя картинкой, заключенной в дубовую рамку. Рамка давила — давила на грудь. И как бы мешала дышать… А Александр Бондарович всегда достаточно ревниво следил за своей независимостью — в том числе и за независимостью от непосредственного начальства, нравилось это тому или нет. Он был высококлассный специалист, и с его индивидуальными особенностями вынуждены были мириться, если, конечно, хотели его способности использовать…

— Садитесь, лейтенант Репека, — Бондарович указал на кресло напротив. — Скажите, пожалуйста, где вы находились во время преступления?

Лейтенанта, очевидно, смутил столь вежливый тон:

— В машине, а потом возле выхода из блока, в холле на контроле.

— Вас кто-то вызвал?

Лейтенант сел в предложенное ему кресло:

— Нет, я вернулся, выполнив поручение, и занял свое место.

— Какого рода поручение? — Александр все еще массировал себе глазные яблоки.

— Эти сведения я могу дать только с разрешения…

–…Кожинова, — завершил за него Бондарович. — Я понял… Фиксируется фамилия посетителя и время каждого прихода и ухода отдельно?

— По правилам — да.

— Ав реальности? — зацепился Александр, без особой, правда, надежды выяснить что-либо значительное, прошедшее мимо внимания других.

Репека отвечал обстоятельно и точно:

— Когда выходит относительно большая группа, мы фиксируем только номер карточки и очередность прохода. Время потом проставляется приблизительно.

— Сколько человек присутствовало на совещании?

— Двадцать семь.

— А всего было в блоке?

— Восемьдесят четыре. Вам скоро дадут список.

— Таким образом, с совещания люди выходили одним сплошным потоком?

— Сначала большая группа. А потом по одному, по двое следовали задержавшиеся.

— И мы можем установить очередность выхода, но не точное время?

— Да.

— Это можно узнать, только просмотрев видеопленку? — это была уловка: не проговорится ли лейтенант, не выдаст ли что-нибудь на блюдечке.

— Вопрос к Кожинову…

–…Президенту и Госдуме, я уже слышал, — разочарованно вздохнул Банда. — В ваши обязанности входит регулярная проверка сортиров?

— Нет, я зашел, так сказать, по собственной инициативе, — Репека за словом в карман не лез.

— По нужде, то есть.

Репека пожал плечами:

— Может, и так.

— Смоленцева убили в кабинке?

— Нет, его тащили туда, — лейтенант кивнул в сторону туалетной комнаты, — на полу остались капли крови, а тело было брошено ничком на унитаз.

— Ноги не торчали?

— Нет, там достаточное расстояние до двери.

— Хорошо, все это я увижу по фотографиям. Что вы предприняли дальше?

— Достал пистолет и проверил остальные кабинки, затем сообщил о происшествии по команде.

Банда оживился:

— Кому именно?

Последовала почти неуловимая пауза:

— Я находился на тот момент в оперативном подчинении у лейтенанта Макаровой, ей и сообщил.

— А она?

— Она через несколько секунд прибыла сюда.

— Дальше.

— Макарова отослала меня к Кожинову, а сама осталась дежурить здесь. Я побежал.

Тон Александра не демонстрировал особого интереса; все это были, можно сказать, рутинные вопросы:

— Побежали?.. Почему нельзя было просто сообщить по переговорнику?

— Услышали бы посторонние, нет связи, которая бы работала только с Кожиновым.

— А телефон?

— Тоже кто-то услышал бы…

Бондарович сообразил:

–…и в записи осталось бы на прослушивании. Понятно. Потом ты прибежал с Кожиновым, и все закрутилось.

— Именно так.

— Ясно… Как был убит Смоленцев?

Наверное, Репеке этот вопрос задавали сегодня уже не один раз. Лейтенант отвечал почти механически:

— Мне кажется, ему треснули по голове тяжелой стеклянной пепельницей, а потом перетаскивали в кабинку туалета и повредили шею, он был крупный человек. Или ломали шею специально, чтобы добить.

— Где была пепельница?

— Обычно, понятное дело, стояла на столике между креслами. Вот тут, — он указал рукой. — А когда я вошел, она валялась на одном из кресел. Есть снимки, сами увидите.

Вытянув ноги под столик, Бондарович расслабился. Он хотел использовать эти несколько минут разговора с Репекой еще и для того, чтобы хоть немного отдохнуть…

— Понятно: в одном из кресел… А дверь?

— Какую вы имеете в виду дверь?

— Из курилки в коридор.

— Эта дверь была закрыта. Точнее притворена… Поскольку она на пружине, то всегда в таком положении…

В курилку вернулась Виктория.

Александр сразу ощутил, что от девушки повеяло некоей свежестью — волнующей, можно сказать, свежестью. А еще можно сказать — как бы весной. Всякой молодой девушке подошел бы этот аромат… Вероятно, Виктория воспользовалась каким-то очень редким благородным дезодорантом.

Девушка остановилась у столика:

— Разрешите? Вот список лиц, присутствовавших во время убийства на этаже, — она протянула Александру распечатку. — А это ваше удостоверение члена следовательской группы и пропуск в четвертый госпиталь.

— Спасибо. Я вам признателен, — он глянул в пропуск, потом бросил на девушку благодарный взгляд; и сам удивился: взгляд его получился очень искренним.

— Вы уже закончили? — она спокойно смотрела в глаза Бондаровичу.

— Расследование? Пока нет.

— Вы всегда шутите на месте убийства? — Виктория не была склонна улыбаться.

— Да, такой уж я весельчак, — Бондарович потер лицо ладонями. — Не подумайте только, что у меня неадекватная реакция. Это срабатывает своего рода защитный механизм… Куда мы направимся дальше?

Ему казалась все симпатичней эта девушка. Сдержанность ее, умение держать себя в руках просто не могли не подкупать.

Виктория сделала движение к двери:

— В рабочую комнату, там получите остальные документы, и там же — все свежие сведения.

— А кофе?

— Да, конечно, — на почти неуловимое мгновение глаза девушки стали удивительно уютными.

«Прямо обалдеть», — поставил себе диагноз Банда и поднялся из кресла:

— Тогда пойдемте.

Виктория Макарова обернулась к своему напарнику, спросила Александра:

— Лейтенант Репека вам еще нужен?

— Нет.

— Отправляйся домой, Николай, — тихим мягким голосом велела Виктория. — Отдохни и завтра к восьми.

Они пошли бесконечными кремлевскими коридорами. Теперь коридоры по большей части были пустыми. Женщина шла чуть впереди и справа от Александра, указывая дорогу. Шла довольно быстро и уверенно. Бондарович, у которого был наметанный глаз, обратил внимание на некую неправильность в том, как на ней сидит пиджак.

— Что это у вас под левым плечом морщит пиджак? Плохой портной или «волына»?

— Что? — удивилась Виктория.

— «Волына» — это пистолет на языке моих клиентов. Я по долгу службы в основном не с кремлевскими генералами общаюсь, а с «братвой».

Девушка чуть замедлила шаг:

— Это «волына», по-вашему.

— И вы из нее, простите, стреляете? Не для виду носите? «Макаров», наверное? — все острил Александр; такое у него было настроение. — Фамильный?

— Да, приходилось, — спокойно подтвердила Макарова, продолжая указывать дорогу. — А шутка про мою фамилию, как вы понимаете, второй свежести…

–…и последней, — подхватил Бондарович цитату.

«Господи, — подумалось ему, — что это меня сегодня несет? И чего я к ней привязался?.. Должно быть, понравилась девица… запала. Что ж, бывает! Но почему опять раздражаюсь? Ах, да! Чертовы кремлевские игры…»

— Как ни странно, это мое любимое занятие, — слегка потупившись, сказала Виктория. — И, наверное, единственное, что я умею делать хорошо.

— Вот как? — ничего умнее этого замечания у Александра не придумалось.

Ему показалось, что девушка взглянула на него насмешливо. Или лукаво?

— Да вы наверняка знаете об этом, Александр Владимирович, просто не вытащили из памяти, где слышали мою фамилию.

— Я о вас знаю?..

Александр встрепенулся, и несколько секунд в его голове происходил отсев данных.

— Ну конечно, — с облегчением воскликнул он, хлопнув себя по лбу ладонью. — Виктория Макарова, чемпион Европы и чемпион мира по стендовой стрельбе!

Она позволила себе тихо засмеяться:

— Вот видите!

— А я вас зачем-то подначиваю насчет стрельбы. Вы же родились ковбоем, — Бондарович взглянул на девушку с уважением. — Я вам признаюсь. И может, это послужит оправданием… Меня просто раздражают эти чертовы политические игры. Чувствую себя не в своей тарелке.

Конец ознакомительного фрагмента.