Я бриллианты меряю горстями

Андрей Дышев, 1999

Профессиональный угонщик допустил смертельную ошибку: он нечаянно угнал машину высокопоставленной особы. Профессиональный автослесарь тоже вляпался по полной, когда перебивал номера на этой машине, а потом заметил в салоне кейс. Профессиональный журналист Гера Герасимов тоже попал в крутой переплет, взявшись за криминальное расследование… Судьба свела их в одно время и в одном месте, заставив платить по счетам. И каждый получил свое…

Глава четвертая

— Ты теперь все время будешь звонить мне по ночам?

— А что прикажете делать? Я не могу выйти к телефону днем.

— И долго ты так собираешься жить?

— Черт его знает! Запутался… Помоги мне, пожалуйста! Ты же в высшей школе милиции работаешь!

Назарова про себя усмехнулась и подтянула одеяло к подбородку. Из открытой балконной двери тянуло сырым ночным воздухом. По листьям старой липы, растущей у самого балкона, шлепал дождь. Пахло горькой смолой.

— Хорошо, — сказала она. — Чтобы ты жил спокойно, тебе надо умереть официально.

— Что?!

— Успокойся, это не так страшно, — ответила Назарова и, придерживая трубку плечом, обвела карандашом в записной книжке номер телефона телестудии. — В пятницу я приглашена в качестве эксперта на съемки телепередачи"Исповедь". И там мы ненавязчиво назовем твое имя в числе тех, кто стал жертвой наемного убийцы… Слушаешь меня? Дай мне телефоны и адреса всех твоих сотрудников по мастерской. Я приглашу их на съемки передачи. Все будет как бы официально. Ни у кого даже сомнений не останется… Почему ты молчишь?

"Не согласится", — подумала Назарова и почти отгадала.

— Каких сотрудников? — задумчиво произнес Макс. — В принципе, кроме хозяина и одного молодого у меня нет сотрудников.

— Тогда телефоны твоих любовниц, друзей, — легко произнесла Назарова, но эта легкость далась ей через силу, и карандаш как бы сам собой сломался в ее пальцах.

— Пиши: Назарова Римма Фаизовна, — отделался шуткой Макс. — Да нет у меня никого! Разве что этого молодого пригласи. Герасимов его фамилия. Домашнего телефона у него нет, он живет на даче, а найти его можно на кафедре журналистики гуманитарного института.

— Прекрасно, Герасимов. А еще?

Связь внезапно оборвалась. Назарова едва сдержалась, чтобы не кинуть трубку на пол."Это не случайно, — поняла она. — Он скользкий, как угорь. Голыми руками не возьмешь".

Она погасила бра, но еще долго не могла уснуть. Время шло, а ее преследовали одни неудачи."Исповедь" — это залп из пушки по воробьям, — думала Назарова. — Шансы, что он увидит ее, ничтожны. Он слишком занят, чтобы смотреть телевизор и, тем более, такую ерунду. Потому его надо будет подвести к экрану, подтащить силой, угрозой, чем угодно…"

* * *

Было скучно. Гера жалел о потерянном времени. Микрофон все время хватала полная женщина с первого ряда. Ее голова была выкрашена в в кричаще-желтый цвет и напоминала майский одуванчик. Она задавала вопросы, от которых Гере становилось стыдно.

— Вот скажите, а мама у вас была? Прямо отвечайте, в глаза смотрите! Я вот, например, не верю, что у вас была мама…

Может быть, когда"Исповедь"смонтируют, пригладят, вычистят и запустят в эфир, то по телевизору она будет смотреться интереснее. Но сейчас, во время съемки, Гера был близок к тому, чтобы принять судьбоносное решение и пересмотреть свои планы относительно журналистики. В студию он пришел не по своей воле. Утром куратор сказал ему:"Вот аккредитация. Пойдешь на съемки передачи"Исповедь". Потом напишешь хвалебную рецензию. Сделаешь все как надо — будешь иметь в семестре"отлично"по практике."

Гера попытался уточнить, а как именно надо сделать, но куратор кинул на него недоуменный взгляд и пожал плечами.

Это предложение Гере сначала понравилось. Но полчаса спустя после начала съемок он стал понимать, что журналистика — это не для него.

— Что вы все время ерзаете? — шепотом спросила короткостриженная девушка, сидящая рядом с ним с диктофоном в руке. Темные очки она подняла на лоб, и со стороны казалось, что это произошло помимо ее воли от крайнего удивления.

— В туалет хочу, — шепнул Гера в ответ.

Он не мог понять, откуда у ведущего передачи было столько терпения и тактичности, чтобы с завидным вниманием слушать ересь, которую несла майский одуванчик, и даже ни разу не покраснеть от стыда.

— Вы так считаете? — мягко уточнил он и, не вступая в спор, пошел по залу, держа микрофон, словно блюдо с сомнительными кулинарными качествами. — У кого на этот счет есть еще мнение?

У соседки Геры неожиданно оказалось свое мнение. Торопясь и сбиваясь, она сказала, что в жизни случаются моменты, когда человек становится одиноким, и от отчаяния начинает вершить страшные дела.

— Значит, вы его поддерживаете? — вежливо подвел к выводу ведущий.

— Я? — удивленно спросила девушка, словно все это время говорила о другом человеке. — Я не могу ответить так вот сразу, определенно…

— Да сядьте вы, наконец! — шепнул ей Гера, скользнув взглядом по ее ногам, обтянутым телесного чвета колготками. — Вы уже попали в кадр.

— А я вас не спрашиваю! — зло ответила девушка, опускаясь на стул. — Вам меня не понять!

Она сказала это слишком громко, и несколько зрителей, сидящих рядом, с опаской покосились на Геру. Он пожал плечами и развел руки в сторону: мол, простите, что я такой, постараюсь исправиться.

— Нет желающих? Тогда обратимся к нашей маске, — продолжал ведущий, плавно дефилируя по залу. — Что предопределило выбор вашей профессии, если, конечно, так можно назвать род ваших занятий? Стал ли он, этот выбор, результатом какого-либо душевного потрясения, жизненной коллизии или драмы? Или же вы определили свое предназначение, совершенно ясно осознавая, что никакую иную роль вы не сможете сыграть столь блестяще?

"Нет, — подумал Гера уже с полным убеждением, — журналистика не для меня. Никогда я не смогу говорить так гладко и умно, как этот импозантный мужчина!"

Человек в маске, напоминающей рыцарский шлем, сидел на стуле неподвижно и в неестественной позе, словно ему между лопаток упиралось лезвие ножа. Он был одет бесвкусно, в черный спортивный костюм, который кое-как маскировал его женоподобную фигуру; руки обтягивали тонкие лайковые перчатки; шею закрывал шарф, намотанный словно бинт.

— Мне кажется, что ваше сравнение с игрой не совсем корректно, — раздался из динамиков искаженный голос человека в маске. — Я не играю. Ничего общего с игрой моя профессия не имеет. Что касается предназначения, то и это слово не совсем точно определяет мотивы моего выбора. Никто никогда не узнает своего истинного предназначения…

— И все-таки мы отвлекаемся от главной темы, — перебил ведущий. Маска разговорилась, многие ее слушали с раскрытыми ртами, но ведущему хотелось, чтобы так слушали его. — Мы говорим не только, а точнее, не столько о моральной стороне профессии киллера и, тем более, не о правовой основе убийства. Нам бы хотелось разобраться в другом… Вот вы говорите: никто и никогда не узнает своего истинного предназначения. Означает ли это, что вы, если бы сложилась иная ситуация, с таким же успехом могли бы работать не во вред, а во благо общества?

— А я как раз и работаю во благо общества.

— Вы убивате!

— Я привожу в исполнение смертные приговоры.

— И кто, позвольте уточнить, эти приговоры выносит?

— Объективная справедливость.

Ведущий задумался. Возникла пауза. Гера зевнул слишком откровенно. Соседушка покосилась на него и сдвинулась на край стула, словно мое поведение молодого человека могло ранить ее хрупкую и нежную душу.

— Мы подошли к очень важному моменту, — сказал ведущий. — Объективная справедливость. Все ли из нас в достаточной степени осознают, какую социальную опасность представляет из себя вольное трактование этого, казалось бы, безобидного понятия? А бывает ли вообще справедливость объективной? Кто хочет высказаться? В третьем ряду молодой человек?

В этот момент Гера прикидывал, как лучше выбраться из зрительного ряда, чтобы не попасть в кадр и не отдавить ноги зрителям. Ведущий воспринял его нетерпеливое скольжение задницей по стулу как желание высказаться, и уже направился к нему, но Гера отчаянно покачал головой. Ведущий профессионально повел взглядом по рядам и зацепился за худенького школьника в очках, который сидел во втором ряду, как раз под ногами Геры. Камера уставилась в их сторону своим циклопическим глазом. Момент был упущен. Гере пришлось сосредоточиться, выровнять спину и сделать умное лицо.

— Если бы справедливость была объективной, то на земле никогда бы не существовало судов, и все конфликты решались бы легко и быстро, — едва слышно, очень серьезным голосом произнес школьник. Наверное, он был отличником. Отличники никогда не улыбаются, у них нет детства. — Но вся беда в том, что справедливость — это мутация инстинкта сохранения, который отвечает за благополучие только вверенной ему особи и игнорирует интересы всех остальных…

"Ну, все! — подумал Гера. — Больше нет сил терпеть. Мутация инстинкта — это уже слишком!"Красный огонек над камерой продолжал гореть, и школьник, не встречая сопротивления и возражений, продолжал его раздувать как уголек своим зрелым суждением.

Гера не мог шелохнуться, словно в него был направлен ствол безоткатного орудия. Соседка ритмично кивала головой, демонстрируя солидарность с витиеватой позицией юного вундеркинда, и тянула руку с диктофоном вперед, чтобы записать каждое его слово, каждый вздох."Ей бы рядом с ним сидеть, а не со мной!" — мысленно посочувствовал девушке Гера. Он стал думать о воле и настырном клиенте, который достал его своей"девяткой"с дефективным карбюратором. Третий день подряд Гера пытался вдохнуть в машину жизнь. Мастерская была наполнена запахом гари и матом.

— Обратите внимание: справедливость — это химера, — сказал ведущий, вновь привлекая внимание студии к себе. — Каждый по-своему справедлив, но человечество в целом несправедливо в принципе. Можно ли в таком обществе вообще говорить об убийстве как способе наказания за провинность?

Камера повернулась вокруг своей оси и нацелилась на человека в маске. Гера улучил момент, встал и пошел по кроссовкам, ботинкам и туфлям.

— Мою справедливость определяет моя совесть, — ответил человек в маске. — Прежде чем принять заказ и приступить к его выполнению, я требую от заказчика объяснений.

— И вы уверены, что заказчик скажет вам правду?

— Я доверяю интуиции. Она меня никогда не подводила.

— Вы страшный человек…

— Справедливость, как и правда, страшна.

— Скажите, а вы смогли бы сейчас снять маску?

— Нет.

— Вы боитесь правосудия?

— Я боюсь славы и популярности. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем в метро. Боюсь новых заказов — я завален работой выше крыши. А правосудие бессильно чем-либо навредить мне, потому что доказать мою причастность к убийствам невозможно. Я не оставляю ни следов, ни улик. Я никогда не повторяюсь.

— То есть, вы, говоря языком профессионалов, — мастер? — оживился ведущий. — Вы могли бы привести пример своего мастерства?

Гера уже выбрался на ступени и пошел наверх, к шторам, за которыми, как ему казалось, можно было найти выход из студии."К черту! К черту! — думал он. — Рожденный ползать летать не может. Пусть рецензии пишут юные вундкеркинды… Жрать хочу — умираю!"

— Пример? — отозвался за его спиной человек в маске. — Хорошо, я попробую рассказать… Недавно я получил задание ликвидировать человека, работающего в сфере обслуживания. А заказчиком был профессиональный политик. О нем я расскажу отдельно…

За шторами выхода не оказалось. Деревянный настил обрывался, как внешние стены античного амфитеатра. Внизу громоздились фанерные декорации. Пахло пылью и мышами.

–… я выбрал себе роль клиента. Его появление рядом с жертвой всегда мотивировано. Но самое главное: я поставил дело так, чтобы сама жертва была заинтересована хранить время и место нашей встречи в тайне…

Гера пошел по краю настила к противоположной стороне"амфитеатра". Из-за штор, оделяющих его от зрительного зала, проникали голос человека в маске, покашливание зрителей и волна парфюмерных запахов.

–… никакого оружия, никаких контрольных выстрелов в голову. Убийство было замаскировано под несчастный случай. Я — клиент. Он меня обслуживает…

Почесывая щетинку на щеке, Гера посмотрел вниз, на сложенные штабелем звенья строительных лесов. Прыгать на них с трехметровой высоты — все равно, что с"тарзана"без резины."А что у меня есть в холодильнике? — подумал он. — Кусочек сливочного масла и полкило костей, которые почему-то называются суповым набором. Слово-то какое: набор! Из каких таких продуктовых запасов его набирали?"

— Все очень просто. Надо знать психологию работника сферы обслуживания. В контакте с клиентом он думает только о том, как больше содрать с него денег. И потому никакой настороженности…

Гера сел на край настила, свесил ноги вниз и промахал кроссовками в пустоте."Надо же, какой умный! Все ты знаешь и предвидишь. А вот как спрыгну сейчас на эти железные трубы, так посмотрим, сколько зрителей останется на своих местах."

— В тот день на моей жертве была синтетическая майка с надписью"Don`t let me down"китайского производства — очень удобная вещица для факелов и костров. Горит долго и с высокой температурой. Я облил его бензином и кинул тлеющую сигарету. Дело происходило на складе, где было много бочек с бензином. Человек был курящим, задолго до нашей встречи я выяснил, что он курит легкие шведские сигареты"Блэнд"с ментолом. Бензин и сигарета, которые сделали свое дело, были естественными вещами. Пожар уничтожил все улики, если, конечно, они вообще были. В том числе и мобильник, на котором было мое предупреждение о приезде…

Гера опустился на руках и разжал пальцы. Все его восемьдесят кило приземлились на трубы. Звенья были крепко стянуты кожаными ремнями и даже не звякнули. Но ему показалось, что над студией оглушительно лязгнул колокол, и колокольный язык всей своей массой обрушился ему на голову.

* * *

Минуту он сидел на штабеле черных труб, пытаясь собраться мыслями. Что этот черт в маске наплел?"Блэнд"? Сфера обслуживания? Бензин? Облил бензином и кинул зажженную сигарету? И все это происходило на складе?!

Гера схватился за голову и почувствовал, как его прошибло холодным потом."Мать честная! Да эта же сволочь убила Макса! Все сходится! Несколько дней назад… Сфера обслуживания… Склад… Пожар…"

— К сожалению, время нашей передачи подошло к концу, — долетел до него приглушенный шторами голос ведущего. — В следующей передаче мы поговорим о заказчиках убийств. Кто эти люди? Политики? Бизнесмены? Или просто обиженные? Точку в нашем разговоре ставить рано…

"Какую точку! — чуть не закричал Гера. — Хватать надо этого мерзавца и надевать ему наручники! Сам ведь во всем признался! Ничего доказывать не надо! Уже завтра можно судить!"

Он метался за шторами, ожидая, когда прозвучат заключительные аплодисменты."Что делать? Надо позвонить в милицию! Надо задержать этого киллера под любым предлогом! Вот же идиот! Он дал показания перед десятком свидетелей, да еще запечатлел их на камеру! Какой самоуверенный болван!"

Гера опустился на корточки и приподнял нижний край шторы. Человек в маске встал, повернулся к зрителям спиной и пошел в проем, изображающий бутафорные крепостные ворота. Обе камеры провожали его. Зрители молчали. Ведушщий все еще держал микрофон у рта. Он готовился подвести итог передаче. Что бы он ни сказал, его слова будут на космическом расстоянии от истины. Он не знал главного: это самоуверенный убийца попался.

Человек в маске скрылся в проеме, залитом кроваво-красным светом. Лупоглазые камеры развернулись к зрителям.

— Так какова цена человеческой жизни?.. — начал философствовать ведущий.

"Может быть, выйти к камерам и объявить, что мой друг был убит этим киллером?" — думал Гера. Решимости поубавилось. Неизвестно, как поведет себя убийца, когда его попытаются задержать."Кто его знает, может быть, у него"пушка"за поясом… А куда ведет этот проем? Не может быть, чтобы сразу на улицу. Должна же там быть какая-нибудь гримерная, гардеробная…"

Он подошел вплотную к стене, сдвинул в сторону край шторы и посмотрел на зрителей. Все были увлечены финальной сценой. Никто не проявил к Гере интереса. Он мысленно сосчитал до трех и выскочил на сцену. Ведущий говорил о библейских заповедях. Он заметил Геру краем глаза, но съемку не остановил. Камеры продолжали работать. Гера быстро шел по следам киллера. Спина от недоуменных взглядов зрителей занемела. Он попал в красный луч прожектора, словно окунулся в ванну с кровью. Декорации надвигались, словно ворота в ад. Розовый туман обволакивал ноги. В проеме стоял легкий запах терпких духов. Все вокруг было нереальным, фантастическим, и Гере казалось, что едва он зайдет в проем, как окажется в загробном царстве, где бал правят убийцы, маньяки, людоеды и прочая нечисть.

Но за проемом оказалась темная штора, а за ней — узкий коридор, освещенный лампами дневного света, линолеум на полу и бордюр из темного пластика. Пожилой мужчина, сидящий за письменным столом, заставленным телефонными аппаратами, вскочил со стула и, широко расставив руки, крикнул:

— Стой! Сюда нельзя! Вы кто такой?

Коридор был не в такой степени узким, чтобы мужчина мог полностью перегородить его собой. Гера оттолкнул его руку.

— В милицию позвоните! Срочно! — взволнованно сказал он. — Где этот гад в маске? Куда пошел?

Он побежал и едва не сбил с ног женщину в парике и очках. В одной руке она держала чашечку с кофе, а в другой — зажженную сигарету.

— Сумасшедший! — предположила она и с опозданием прижалась к стене.

— Остановите его! — кричал вдогон пожилой мужчина.

Гера наделал слишком много шума. Если киллер уже успел покинуть телецентр, то можно было давать задний ход, попутно принося извинения.

Коридор углом уходил в сторону. Гера свернул и на секунду остановился, ослепленный светом, идущим из дальнего торцевого окна. Ему навстречу быстро шел милиционер. Сзади сотрясал пол пожилой охранник.

Чувствуя себя так, как Мюнхаузен между львом и крокодилом, Гера круто повернулся и распахнул единственную дверь, которая оказалась на его пути.

И обмер. В небольшой комнате, чем-то напоминающую зал парикмахерской, перед зеркалом, заставленным кометикой, стоял человек в маске. Он стоял к двери спиной, а на Геру смотрело его отражение. В глубоких прорезях блестели глаза. Губы, наполовину прикрытые металлом, были крепко сжаты. В напряженной позе угадывалось ожидание развязки. Гере показалось, что киллер знал, что к нему сейчас придут. Не было ни возмущения, ни вопросов, ни требований немедленно выйти из комнаты.

Убийца медленно поднес руку к маске. Гера успел заметить, что рука его была тонкой, изящной, как у больного худого мальчика. Он коснулся маски и потянул ее наверх. Длинные волосы, спрятанные под маской, расыпались по плечам. Гера едва не вскрикнул. Это была женщина.

— Ну, — произнесла она, поворачиваясь к нему лицом. — Что дальше?

— Это ты? — пролепетал Гера, уже не вполне уверенный в том, что на сцене в маске сидела именно эта женщина.

— Разве мы уже перешли на"ты"?

В это время дверь с грохотом распахнулась, и в комнате сразу стало тесно и шумно. Первым вошел милиционер. Широкими шагами он приблизился к Гере, крепко обнял его за плечо, словно намеревался представить к награде, и потянул к выходу.

— Все! Все! — безапеляционно говорил он, словно Гера возражал. — Никаких разговоров! Немедленно выйдите из служебного помещения.

— Палыч! — спокойным голосом обращался к милиционеру ведущий. — Спасибо. Оставь их, мы сами во всем разберемся.

— Юрий Александрович! — продолжал возмущаться милиционер, все еще обнимая Геру. — Ни пропуска, ни разрешения… Да директор мне голову оторвет!

— Под мою ответственность! Они слишком взволнованы…

Между милиционером и ведущим вдруг откуда-то появилась короткостриженная девушка, та самая, коротая сидела рядом с Герой.

— Я никуда не уйду! — пронзительным голосом говорила она. — Пять минут ничего не решают! Вы сами журналист и обязаны оказывать прессе содействие! Вы унесете меня отсюда только с дверья, имейте ввиду!

— Такого еще не было! — возмущался милиционер Палыч.

— Все будет хорошо! — вежливо говорил ведущий. — Я прошу всех успокоиться!.. Палыч, ты пугаешь их своим видом!

Женщина у зеркала присела на трельяж, скрестила ноги, закурила и кинула зажигалку в маску, которая лежала перед ней, как большая пепельница. Гера поймал свое отражение в зеркале. Физиономия у него была красной, словно он только что вышел из парной. Молодая журналистка за его спиной размахивала диктофоном и отталкивала от себя Палыча. Милиционер не знал, что делать. Гера ему подсказал:

— Лучше будет, если вы все-таки останетесь. И наручники приготовьте.

— Иди, Палыч, иди, — возразил ведущий. — Придется все объяснить молодым людям. Они пробудут здесь не больше трех минут.

Милиционер развел руками, мол, воля ваша, и вышел. В гримерной остались Гера с журналисткой, женщина, снявшая маску, и ведущий.

Ведущий вздохнул. Здесь он смотрелся непривычно. Ему не хватало микрофона. Гере казалось, что ведущий не сможет без него говорить, и будет лишь беззвучно раскрывать рот, как рыба.

— Доузья мои, — сказал он, обращаясь одновременно к журналистке и к Гере. Должно быть, он решил, что они с ней вступили в сговор. — Вы, как я понял, журналисты, и потому я буду разговаривать с вами, как с равными. Как коллега с коллегами.

Журналистка еще не пришла в себя после атаки, еще нервными движениями протирала платком стекла темных очков с круглыми линзами. Глаза ее беспокойно бегали. Она была уже у цели, уже держала синицу в руках, но была напряжена, ожидая подвоха.

— Представьтесь, пожалуйста! — попросил ее ведущий. — Какую вы представляете газету?

–"Мир молодежи", — ответила журналистка и ловким движением поменяла в диктофоне кассету. — Дина Стеблина, специальный корреспондент.

— А вы? — обратился ведущий к Гере.

Секундное замешательство. Интуитивно почувствовав, что если будет идти напролом, то может оказаться в смешном положении, Гера кивнул головой и не совсем уверенно ответил:

— Я… я учусь на факультете журналистики…

— Прекрасно, — не дослушал его ведущий. — Тогда представлю вам нашу гостью еще раз. Диктофон прошу не включать…

Он повернулся к женщине. Гера только сейчас рассмотрел ее внимательно. Она была стройной кареглазой шатенкой лет тридцати. Тонкий нос с широкими крыльями несколько выпирал вперед, но не портил ее лица. Тонкие губы, очерченные темной помадой, были слегка огруглены, словно женщина собиралась удивленно произнести"О-ля-ля"или же поцеловать ведущего. В ее расслабленной позе, но атакующем взгляде, уверенности хозяйки, с какой она подносила сигарету к губам и стряхивала пепел в маску, чувствовалась властная и прямолинейная натура. Она влекла к себе скрытой эмоциональной энергией."Похожа на татарку", — подумал Гера.

— Римма Назарова, — представил ее ведущий. — Актриса театра современного монолога. Мой давний хороший друг.

Он сделал паузу. Гера запутался. Римма Назарова не сводила с него своих глаз. В гляделки Гера ей явно проигрывал и все больше смотрел на железную маску.

— Позвольте, — с придыхом произнесла журналистка и кинула взгляд на Геру, словно призывала к поддержке и солидарности. — Это что же получается? Вы нас разыграли? Вы издевались над зрителями? Вы откровенно лгали публике, выдавая это за откровения?

— Стоп, стоп, стоп! — учтиво перебил ведущий. — Давайте для начала разберемся в терминах. Вам, как начинающим журналистам, это будет очень полезно.

Гера заметил, что он был взволнован, хотя старался это скрыть.

— Во-первых, никакой лжи не было. Все, что было сказано о работе киллера — правда. Во-вторых, наша передача не ставит перед собой целью показать зрителям живого киллера. У нас не зоопарк. Суть передачи в диалоге. Суть в истине, которую я, как ведущий, Римма Назарова, как исполнительница роди киллера, и вы, зрители, будем находить совместными усилиями. Истина — вот тот самый краеугольный камень…

Аргументов у ведущего не было, и он медленно скатывался на пафос.

— Да это же профанация! — прошептала журналистка, искренне потрясенная открытием. — Вы представляете, что будет, если об этой подмене узнают зрители? Как же вы к ним относитесь? Они же для вас быдло, стадо…

— Успокойтесь, девушка, — вмешалась Римма, чувствуя, что позиция ведущего весьма шаткая. — Не надо драматизировать то, что стало вам известно. Вы слишком молода, немножечко наивна и глупа и потому воспринимаете все так остро.

Ведущий собирался силами и не вмешивался.

— Присядьте, — предложила Римма. — Тремя минутами мы, конечно, не ограничимся. Не стоило вас вообще сюда пускать, но раз так вышло…

"Если Римма думает, что я такой же журналист и озабочен лишь обманом зрителей, то она глубоко ошиблась, — подумал Гера. — У меня такая бомба за пазухой!"

— Скажите, как долго вы уже работаете в газете? — спросил ведущий журналистку.

— Почти год.

— Почти год, — эхом отозвался ведущий и, передвигаясь по комнате, как по студии, спросил: — Вам никогда не приходилось брать интервью, а потом вставлять в текст совершенно другие вопросы? Или, скажем, писать о народных целительницах, как на ваших глазах они поднимают обреченных больных с постели? Или, может быть, про корову из деревни Шпуньково, которая родила собаку? Про жительницу из города Гнилуши, которая после контакта с инопланетянами научилась передвигать предметы взглядом…

— Я всегда пишу правду! — резко ответила журналистка.

— И до сих пор работаете в газете? — вскинул брови ведущий.

— Девчонка! — усмехнулась Римма и кинула быстрый взгляд на Геру."Чего пялится? — подумал он. — Но не заметно, чтобы опасалась чего-нибудь. Во взгляде только любопытство".

— Нет-нет! — поспешил поправиться ведущий. — Вы должны меня правильно понять. Есть факт. Естественно, не бесспорный, так как бесспорных фактов не существует вовсе. На этот факт у вас есть своя точка зрения. И вы ее высказываете. Но есть и конструирование факта. Это когда журналист, обобщая набранный им материал, выдает читателям или зрителям некий виртуальный объект, который состоит из реальных фактов. Но тем не менее, этого объекта в природе не существует… Я достаточно четко выразил свою мысль?

— Вы лгали публике, что человек в маске — киллер, — жестко сказала журналистка.

— Для вас что важнее: кто скрывается по маской или что он говорит? — проявил некоторую раздраженность ведущий. — Да, под маской был не киллер. А замечательная актриса Римма Назарова. Но она сказала о киллерстве то же, что сказал бы настоящий киллер. Причем, сказала намного больше, последовательнее и интереснее, чем это сделал бы оригинал. Вы ведь не назовете профанацией тот факт, что многих актеров кино подменяют дублеры?

— Я все поняла, — глухим голосом ответила журналистка. — Не надо больше ничего говорить. Ваше сравнение некорректно. В кино имя дублера показывают в титрах. Здесь же вы вешали откровенную лапшу на уши зрителям. А если бы признались, что вместо киллера в студии была Римма Назарова, то за вашу передачу никто не дал бы ломаного гроша. Вы обеспокоены только заработком, а не истиной.

"А эта девчонка — крепкий орешек!" — подумал Гера.

Актриса не выдержала. Она встала с трюмо и, скрестив на груди руки, жестко сказала:

— Вам, девушка, этого пока не понять. И по той простой причине, что вы еще живете на иждивении родителей, и потому в ваших незрелых суждениях так много максимализма. Когда вы займете место Юрия Александровича, тогда приведете в студию настоящего киллера, который откровенно расскажет зрителям о своих преступлениях. А мы пока будеми довольствоваться суррогатными героями.

Разговор стремительно приближался к финишу. Гера понял, что через несколько мгновений их попросту выставят за дверь. Но до него так и не дошло, откуда актрисе Римме Назаровой стали известны подробности гибели Макса? Сигареты"Блэнд", склад с горючими веществами, мобильник и пожар, уничтоживший все это, — не слишком типичный набор, чтобы можно было поверить в случайность. Но надпись на майке — совпадение просто невозможное! Значит, либо информацию ей представил настоящий киллер, убивший Макса, либо… Либо сама Римма убила его.

— Факты, — произнес Гера. — Откуда вы взяли факты?

— Сценарий я писала совместно с бывшим сотрудником уголовного розыска, — ответила Римма тотчас, глядя на Геру все тем же изучающим взглядом. Он уже не сомневался в том, что она проявляет к нему какое-то скрытое любопытство.

— Удивительно, — пробормотал Гера. — Откуда сотрудник уголовного розыска мог знать, какая майка была на жертве, если труп сгорел до неузнаваемости?

— Про майку я придумала, — ответила Назарова и едва заметно улыбнулась краем рта. — А вас, вижу, что-то сильно тревожит?

— Да нет, уже ничего…

Гера мучился оттого, что не знал, за что ухватиться."Ничего ты не придумала! — мысленно крикнул он ей. — Была на нем такая майка! Была! Признаться или нет, что я видел Макса за несколько часов до смерти? Признаться или нет?"

— Я надеюсь, что наш эмоциональный разговор был всего лишь конструктивным спором профессионалов, — поспешил ликвидировать следы конфликта ведущий. — И Дина Стеблина будет и впредь трудиться во благо торжества истины. Если не ошибаюсь, главный редактор у вас Герман Фризов? Я обязательно позвоню ему и выскажу свое восхищение вами.

— Спасибо, — холодно ответила Дина. — Ему вряд ли нужно ваше восхищение.

— Ему, пожалуй, не нужно. А вот вам… Расстанемся, однако, друзьями!

— Вы не могли бы познакомить меня с человеком, который дал вам информацию? С бывшим сотрудником, — спросил Гера у Риммы.

— Без проблем, — на удивление легко согласилась актриса. — Я оставлю вам свой телефон. Позвоните мне завтра.

Она протянула ему визитную карточку.

— Палыч! — позвал ведущий, выглянув в коридор. — Проводи наших гостей к выходу.

Дина вышла первой и, закинув лямку сумочки на плечо, быстро пошла по коридору. Гера брел следом, на ходу рассматривая визитку."Римма Назарова. Актриса театра современного монолога… Что-то не припомню такого. Впрочем, сейчас всевозможные театры на свет появляются, как грибы после дождя".

* * *

Они с Диной вышли на улицу. Был десятый час вечера. Улицы опустели, дороги очистились от дымного потока машин, и непривычно раздвинулись границы обозримого пространства. Дышалось легко, хотелось надеть на ноги ролики и помчаться по шоссе в центр, моргающий желтыми сигналами светофором.

Гера все еще был под впечатлением разговора с Риммой. Дина, впрочем, тоже напоминала кипящий чайник.

— А здорово мы на них накатили, да? — спросил Гера.

— Я так этого не оставлю, — пообещала Дина. — За идиотку меня принимают. Врут и не краснеют.

— Назарова не врала, — ответил Гера. — Она рассказала о том, что было на самом деле.

— Что было? — уточнила Дина, кинув на Геру испепеляющий взгляд. — Ты поверил в какого-то сценариста, близко знакомого с киллерами? Да надень на меня маску, и я такого наговорю, что вся студия валидол глотать будет! Все погрязли во лжи! Уже всем известно, что чем больше в газете вымысла, тем интереснее она читается и лучше продается. Телевидение — то же самое.

Гера уже смотрел на Дину с интересом."Не такая уж она и дурочка, как показалось мне в студии. И мордашка очень даже симпатичная". Дина была невысокой, на полголовы ниже его, фигура как у гимнастки — взведенная пружина. Короткое желтое платье туго обтягивало тело как чулок — ни морщинки, ни складки. Туфли на шпильках, которые оставляли дырки в разогретом на солнце асфальте. Ноги загорелые — такой бронзовый оттенок наверняка привезла из командировок с юга.

— Все так, — согласился Гера. — Но убийство, о котором рассказывала Назарова, в самом деле произошло.

— Ничего удивительного, — ответила Дина. — Накануне передачи она прочитала недельную сводку происшествий.

Спорить с ней было трудно. Гера смотрел, как Дина подошла к краю тротуара и подняла руку. Какое-то мгновение он колебался: остаться со своими проблемами наедине или же посвятить в них журналистку, с которой его свела судьба.

— Послушай, — сказал он, притягивая Дину к себе за локоть. — Если ты не будешь так тарахтеть, я расскажу тебе что-то очень любопытное.

— Я не тарахтеть буду, а реветь танком, — ответила Дина. — Что ты ко мне пристал?

Он нарочно стоял вплотную к Дине, крепко держа ее под руку. Если бы отошел от нее, то рядом образовалась бы очередь из автомобилей, желающих ее подвести.

— Несколько дней назад, — сказал Гера, — мой друг сгорел на складе автомастерской. Милиция недолго разбиралась и пришла к выводу, что пожар возник из-за замыкания в электропроводке.

— Ну и что?

— А то, что курил он сигареты"Блэнд", носил с собой мобильник «Nokia» и в тот день был одет в красную майку с надписью:"Don`t let me down".

— И что ты хочешь этим сказать?

— То, что Назарова если лично не устроила пожар на складе, то имеет прямое отношение к убийству. Никто, кроме убийцы, не мог знать таких деталей.

Дина отпрыгнула от Геры, словно он превратился в поливомоечную машину.

— Та-ак! — протянула она. — Еще один! Сейчас ты станешь убеджать меня в том, что Назарова все-таки, настоящий киллер.

— Нет, не стану…

— Так ты с ними заодно! — не дала закончить фразу Дина. — Они тебя подослали! Думаешь, я тебе поверю?

— Да подожди ты! — крикнул Гера. — Дай хоть слово вставить! Никто меня не подсылал! Я раньше тебя в гримерную ворвался! У меня к этой маске свои вопросы были!

Дина отвернулась, нахмурилась и опустила на глаза темные очки.

— Ты мешаешь мне ловить машину… А кто был твой друг? Кому понадобилось его убивать?

Все-таки заинтересовалась! Конечно, Гера ломал все ее проекты. Дина уже предвкушала, какой сенсационный материал о грандиозном обмане не телевидении она напишет. С каким-нибудь хлестким заголовком, вроде:"Маска, выдававшая себя за киллера, оказалась актрисой театра". Или:"Телевидение в маске лжи". А может так:"Телевидение потеряло лицо. Теперь вместо него маска".

И тут появился Гера и начал утверждать, что Назарова, прикрывавшаяся от зрителей маской, все же причастна к убийству.

Дина покусывала губы и хмурила лоб. Гера подкинул ей сложный тест.

— Ты, конечно, сбил меня с толку, — произнесла она.

— Я всего лишь предлагаю тебе написать правду.

— Да я уже держала эту правду за хвост! — раздосадованно произнесла Дина. — А ты мне все карты спутал.

— За эту правду Герман Фризов наверняка уволит тебя.

— Пусть увольняет! Его газета не единственная в Москве. Я никого не боюсь.

— С трудом верится, — ответил Гера. — За себя можно и не бояться, а за ребенка?

— У меня нет ребенка.

— А за мужа?

— И мужа у меня нет! — выпалила Дина.

— Тогда тебе, в самом деле, нечего боятся, — согласился Гера, удивляясь, как ненароком выяснил то, что, собственно, выяснять не собирался.

Рядом с ними остановился черный"Фольксваген — Пассат". Бесшумно опустилось тонированное стекло. За рулем сидела Римма Назарова.

— Подвезти? — спросила она, глядя на Геру.

— Не надо, — ответил он. — За нами сейчас"Ягуар"приедет.

— Чао! — кивнула она и взяла резкий старт.