Стерпор

Андрей Егоров, 2003

Быть самым умным ребенком в королевской семье, выделяться среди своих братьев многими талантами, пользоваться всеобщей любовью окружающих… и оказаться лишенным наследства! Участь, которой не позавидуешь. Его путь тернист: его преследуют братья, его преследуют тяжелые думы, его преследует разноплеменная нечисть… Его сподвижники – обладающий титанической силой идиот и вечно путающий заклинания колдун. Но Дарт Вейньет, принц, лишенный наследства, знает, что будет королем Стерпора!

— А мне вот его жалко…

— Нашла кого жалеть, проходимец какой-то. Может, он и не Дарт Вейньет вовсе…

— А как мечом машет, любо поглядеть… Рассказывают, будто он один может сто человек победить.

— Это ты кого проходимцем назвала, дура глупая. Сейчас курицей огрею, не посмотрю, что баба!

— А красивый-то он какой…

— Ну, это ты брешешь, сто человек никто не побьет…

— А ну молчи, охальник, пока сам курицей не получил!

— Убедительно говорил, хорошо, мне понравилось.

— А что же не поддержал его тогда?

— Проходимец! Проходимец! Проходимец!

— Да как-то, енто, еще попадет… Он же не король все же… А король у нас того, все одно — строгай дюже… Да и Зильбер Ретц тоже…

— Слушай ты, баба, точно дам курицей…

— Это и правда, попасть может… Рисковать нам, простым людям, не к чему. Пускай себе между собой разбираются…

— На-на-на, получай, охальник…

— Ты что?! Прямо по голове, у тебя же курица как железнайа-а-а-а — а!!!

Разговоры на одном из базаров Стерпора(время — почти полдень)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В ней рассказывается о том, что не всякий нищий — бесполезная скотина и порой может послужить на благо короны

Я и не заметил, как после моих речистых воззваний к действию улица быстро стала пустеть. Буквально несколько минут назад народ, привлеченный кровавым зрелищем, был воодушевлен и заинтригован, а теперь, едва я стал призывать к поддержке восстания, энтузиазм столичных жителей заметно схлынул…

А между тем я, увлекшись идеей своего скорого владычества над миром, все больше возвышал голос. Я ощущал, что поднимаюсь к самым вершинам ораторского искусства, что еще вот-вот — и превзойду придворного преподавателя ораторского искусства Альфонса Брехкуна. В определенный момент мне даже стало казаться, что я его уже превзошел: я вворачивал такие витиеватые обороты в свое выступление, что порой и сам не понимал, что, собственно, хотел сказать. Я применял самые изощренные фигуры речи для того, чтобы донести до народа смысл воззвания, и мне казалось, что слова мои льются свободно и гладко и являют собой не только глубинную суть вещей, но и поистине поэтическое звучание.

Сколько раз, используя словесное мастерство, я издевался над своими братьями, не обладавшими риторическим талантом. В ответ на их обыденные слова я начинал задвигать поистине колоссальную речугу. Они не сразу понимали, что я над ними издеваюсь. Когда же до них это, наконец, доходило, братья впадали в бешенство. Фокус словесной игры я проделывал регулярно…

Завершив с риторикой, я перешел к главной части своего выступления — ударился в обещания. Начав с малого и банального — я посулил народу хлеба и зрелищ, я затем совершенно увлекся и стал выкрикивать уже и вовсе немыслимые вещи, например, пообещал всем защиту от Общества темных заклинателей, существовавшего в Стерпоре ко всеобщему неудовольствию на вполне официальных началах, бесплатный эль по пятницам и субботам, а напоследок — эликсир вечной молодости, который якобы уже находится в разработке у известных мне ученых мужей. Осталось только освоить его массовое производство — и можно будет разливать эликсир всем моим подданным в то время, как они будут отдыхать от неограниченного употребления светлого эля. Разум мой блуждал где-то в небесах, я выписывал ладонью широкие круги, рассказывал о том, каким вижу будущее правление Дарта Вейньета (при этом я даже и не заметил, как стал говорить о себе в третьем лице) и какими мне представляются ближайшие перспективы развития Стерпора.

Мое увлечение собственным красноречием было столь велико, что я совершенно не следил за происходящим внизу. Вскоре, однако, даже для меня стало очевидным, что народу под балконом-трибуной становится все меньше и меньше. Люди слушали меня все менее внимательно, потом и вовсе откровенно заскучали, они прикладывали ладони к зевающим ртам и вдруг, словно вспоминая о чем-то, поспешно отворачивались, а затем как ни в чем не бывало отправлялись по своим делам.

Толстая баба, толкнувшая меня на выходе из проулка, подняла с мостовой корзину с бельем и помчалась куда-то вдоль улицы, пронзительно выкрикивая:

— Лай-е-ла, ты откудова идешь?! Лай-е-ла!!!

Ее крик был таким неожиданным и громогласным, что внезапно отрезвил меня. Я словно пришел в себя и больше не пребывал в плену наваждения. Встряхнув головой, я с изумлением уставился на быстро редеющую толпу.

— Эй, куда же вы? — выкрикнул я. — Народ Стерпора, слушайте меня!

Один из горожан поступил совсем уже невежливо — он смачно сплюнул на мостовую и потряс кулаком в мою сторону.

— Горлопан, — крикнул он, — вечная жизнь, да где это слыхано?! Ерундовина какая-то получается. Чушь полнейшая! Кому другому расскажи, брехун!

В то же мгновение на его голову опустился тяжелый кулак Кара Варнана. Ноги грубияна стали ватными, он ойкнул и, как срубленное дерево, повалился на мостовую, гулко приложившись о нее красной, разгоряченной от возмущения мордой…

Варнан махнул мне, предлагая продолжать, но я замолчал, пораженный до глубины души. Здесь было над чем подумать. Народ не хотел меня слушать. Он не воспринимал меня. Кажется, меня подвели фигуры речи. Простой народ не любит, когда излишне усложняют… «Будь проще — и народ к тебе потянется!» Так, кажется, говорят.

Я молчал, оторопело наблюдая, как «мои будущие подданные» покидают центральную улицу, совершенно не заинтересовавшись моими воззваниями. Похоже, для народа в Стерпоре не существовало никаких идеалов. Сейчас я убедился в том, что они не испытывают даже уважения к королевской фамилии. Ведь перед ними выступал не кто-нибудь, а потомственный принц дома Вейньет. Да и нынешняя правящая власть, похоже, вызывает у них только отторжение. Может быть, неуважение происходит оттого, что долгие годы в Стерпоре верховодил тупой от рождения герцог Ян де Бонт, интересующийся только красочными нарядами и великосветскими балами, а сменил его безмозглый король Алкес? Вот люди и приучились презирать глупую власть.

Исход народа между тем приобрел массовость… Словно внезапно прозрев, люди стремились убраться подальше от места побоища, пока не налетел отряд «королевских псов» и всех не забрали в кутузку. Они уже не оглядывались на балкон, а просто торопились унести ноги…

В конце концов, на улице остались только я, Варнан, несколько беззаботных уличных мальчишек и пара голодранцев из той малопривлекательной породы, что наполняла столицу Стерпора особым колоритом нищенства и грязи и произвела на меня еще во времена моего детства самое негативное впечатление. Один из них сидел в луже и шлепал по воде ладонью, встречая появление радужных пузырей радостным смехом. Делал он это еще до того, как появился Алкес в окружении доблестной стражи, и продолжал с переменным успехом проделывать сейчас.

Парочка бродяг просто от нечего делать переругивалась, швыряя друг в дружку гнилыми овощами и скатанными из нечистот шариками. А еще один нищий с выражением добродушного слабоумия на лице застыл посреди мостовой и смотрел на меня не мигая, завороженно, словно какие-то силы превратили его в каменную статую короля Георга. Серый оттенок волос и лица дополняли сходство. Клочковатая, спутанная борода бродяги прикрывала немытую шею, седые волосы висели длинными сальными сосульками, между ними торчали, как лопухи, странные уши, также поросшие обильным серым волосом. Одежду нищего составляли грязные лохмотья — судя по покрою, когда-то они были платьем священника или колдуна, но теперь напоминали более всего беспорядочное скопление тряпок. Казалось, он нисколько не был озабочен впечатлением, которое этот наряд может произвести на неподготовленного человека. Глаза голодранца горели восхищением. Он был похож одновременно на городского сумасшедшего и религиозного фанатика. Впрочем, одно другого не исключало.

— Спускайтесь, ваше величество, — шутливо крикнул Варнан, — ваш начальник королевской стражи ждет вас, и он тоже, — Варнан кивнул на нищего. — Я же говорил, Дарт, что ты, что вы — король оборванцев.

Он звонко расхохотался, запрокидывая голову. Его смех одиноко прокатился по пустынной улице, эхом отражаясь от стен домов. Я уныло перелез через балконные перила и спрыгнул на мостовую. Нищий в луже внимательно поглядел на меня и хлопнул по воде особенно сильно. Его резкий крик неприятно резанул слух. «Они словно все издеваются над моей неудачей…» Я ухватился за серьгу и принялся ее дергать, мрачновато посматривая на Варнана.

— Кажется, в Стерпоре меня не принимают всерьез, — после некоторой паузы проговорил я, — и это после великолепного поединка, который мы тут им продемонстрировали.

Мальчишки вооружились палками и теперь прыгали друг на друга, изображая бой на мечах. Сорванцы скакали и тыкали в убитых солдат короля, которых до сих пор никто не потрудился убрать — их тела лежали на залитой кровью мостовой.

— А люди вообще неблагодарные существа, — услышал я вкрадчивый, приятный голос и обернулся: говорил привлекший мое внимание «религиозный фанатик».

— Я заинтригован вашей речью, — учтиво произнес он и слегка поклонился, приложив руку к груди.

— Весьма польщен, — в тон ему и с некоторым удивлением, вызванным его несоответствующим внешности голосом, ответил я.

— Удивлены? — Нищему нельзя было отказать в проницательности. — Я — такой грязный, лохмотья, нечесаная борода — и вдруг говорю как человек высокого сословия…

Я обернулся к Варнану. Судя по его угрожающему виду, мой собеседник пришелся ему не по нутру. Великан глядел на нищего недобро, с недоверием.

— Ты кто такой? — спросил он свирепо. — Я тебя где-то уже видел. Только вот не припомню где…

— Скажите будущему начальнику королевской стражи, — сказал нищий с улыбкой, обращаясь ко мне, — что он может меня не опасаться…

— Чего?! — прогрохотал Варнан, — я?! Тебя?!

— Спокойнее. — Нищий поднял ладонь на уровень груди, что-то шепнул, и лицо моего крепкого спутника мгновенно разгладилось и стало совершенно умиротворенным. — Я только хотел спросить у вас, достопочтенный Дарт, должность придворного колдуна еще свободна?

— А ты что, колдун?

— В некотором роде да. — Он поклонился, приложив два пальца к бороде. — Мое имя Ламас, рад представиться вашему величеству…

— Что же ты умеешь, Ламас?

— Многое… — Он хитро улыбнулся из-под бороды. — Я многое могу, думаю, вы сможете в этом убедиться, если только все будет именно так, как мне сказали звезды…

— Сможешь устроить мне встречу с Алкесом?

— Но вы с ним уже встретились, — его лицо просияло, — это в некотором роде тоже моя заслуга.

— Хорошая шутка, — одобрил я, — нет-нет, мне нужна не такая встреча, я бы хотел, чтобы мы встретились на его территории и спокойно пообщались по душам. Мне кажется, он меня неправильно понял…

— Проще простого, — сказал Ламас, — я сам живу в королевском дворце и запросто смогу вас туда провести.

— Ты живешь во дворце? — недоверчиво переспросил я и покосился на Кара Варнана, но тот пребывал в самом положительном расположении духа — тупо и добродушно он глядел на колдуна с тем самым выражением лица, с каким еще недавно колдун смотрел на меня. Мне даже почудилось вдруг, что несколькими минутами раньше Ламас сам находился под воздействием этого чудесного заклятия успокоения. Возможно, он пользовался им иногда, чтобы ощутить благоприятное расположение духа.

— Дворец — мой дом, — подтвердил колдун.

— Тогда все понятно… А ты, наверное, и есть король Алкес, — поинтересовался я, осознавая, что беседую с сумасшедшим. Выглядел он соответствующе — пылающий взгляд, высокий лоб и рот, который постоянно что-то пережевывал.

— Я не король, — обиделся Ламас, — и рассудок мой в полном порядке, но я действительно живу там, потому что волею судеб знаю, как туда проникнуть, а во дворце имеется множество потайных мест…

— Да? — заинтересовался я.

— Разумеется. Этот дворец строился в старые времена, тогда о герцоге де Бонте, да и о мерзкой фамилии его еще и слышно ничего не было. В те времена борьба за власть была так сильно распространена, что военные конфликты происходили повсеместно и почти постоянно, любому замку просто необходимо было большое количество входов и выходов, потайных помещений, секретных застенков и, наконец, подземных ходов, — тут колдун поднял вверх узловатый указательный палец, — которые могли бы привести в замок и, разумеется, вывести из него. Нужно было только знать расположение этих секретных ходов, иметь их карту, и вы могли чувствовать себя во дворце в полной безопасности.

— А ты их знаешь?

— Я знаю некоторые из них, но и этого вполне достаточно, чтобы жить в королевском дворце и ничего не опасаться…

— И что, тебя там никто не замечает? — поинтересовался я.

— Точно, никто, — подтвердил Ламас, — правда, для этого у меня имеется своя, особенная метода, но, в общем-то, все именно так — я живу в королевском дворце, и меня никто не замечает…

— Понятно, — я кивнул, — надеюсь, ты не врешь, потому что я и так нахожусь в крайне расстроенных чувствах, думаю, ты понимаешь, что если наша беседа вдруг окажется пустым трепом, то я вынужден буду убить тебя, ну чтобы хоть как-то успокоить свои напряженные донельзя нервы…

Ламас вздрогнул всем телом, он сильно испугался моей угрозы, должно быть, воспринял ее всерьез, хотя я просто пошутил — я убивал только законченных мерзавцев, а не сумасшедших стариков.

— Зачем же так… зачем же… я же со всей душой, — забормотал Ламас.

Мне стало его немного жаль, но я был убежден, что с колдунами строить общение иначе нельзя: лучше уж сразу запугать чернокнижника, пока он еще не вышел из-под контроля, уверовав, что имеет над тобой какую — нибудь власть. Чего доброго, попытается потом завладеть моим телом, а то и бессмертной душой.

— Ладно, нечего дрожать, — твердо сказал я, — если сказал правду — будешь жить долго и счастливо, обещаю…

Я повернулся и тронул Кара Варнана за плечо. Великан безвольно качнулся, глупая улыбка растянула толстые губы, полузакрытые глаза были абсолютно пусты, а по подбородку неожиданно потекла тонкая нитка слюны. Судя по выражению плоского лица, в этот момент он был безмерно счастлив.

— Э-э-э, не мог бы ты привести его в чувство, — попросил я Ламаса, — что-то мне не нравится, как он выглядит, слишком счастливый, на мой вкус.

— О, да-да, — засуетился нищий, — сейчас… Просто он несколько нервничал, даже угрожал, ну я и решил, что так будет лучше для всех. Да и мы сможем спокойно побеседовать.

Ламас подбежал к Варнану, сжал длинные пальцы в сухонький кулачок и легонько подул в него. Мне показалось, что с его распахнутой ладони что — то спорхнуло и устремилось к лицу здоровяка. Варнан весь встрепенулся, вздрогнул и вдруг громогласно запел:

— Это страааааанное чувство свобоооооды…

Услышав его сиплый баритон, я едва не подпрыгнул:

— Что это с ним?

— Да, да, да, да, да, да, это я тут чуть-чуть перепутал, пере… перепутал, да, да, да, да, да, да, — затараторил колдун, потом он нахмурил брови и поднял вверх указательный палец, — ветер дует с востока, — пробормотал он, — какое невезение… А ведь еще вчера была пятница.

Похоже, он все-таки ненормальный, решил я, с подозрением вслушиваясь в едва различимый бред.

Ламас, наконец, прекратил бормотать, набрался решительности, приблизился и, выкрикнув что-то нечленораздельное, наотмашь ударил Варнана по щеке. Тот резко прекратил петь, выбросил вперед руку и, ухватив злополучного колдуна за горло, поднял его в воздух.

— Ты что это со мной делаешь?! — взревел великан. — Вздумал мне пощечины отвешивать, подлый старикашка?!

— Паамагит… — прохрипел колдун, он бессильно дергал руками и ногами, а глаза его сначала сильно покраснели, а потом стали закатываться.

Великан тряс его свирепо, всерьез, видимо, вознамерился выбить из живущего в королевском дворце нищего дух.

— Эй, Кар, — потребовал я, — поставь-ка его на землю, он нам еще пригодится.

Варнан посмотрел на меня осуждающе, еще разок встряхнул Ламаса, а потом нехотя отпустил его, бешено вращая налитыми кровью глазами.

— Я тебе еще покажу, — пообещал он.

— Да я же ни в чем не виноват, — выдавил колдун; он кашлял и бил себя кулаком к грудь, потом кашель его стих и он принялся осторожно ощупывать горло, — ты ведь сам все это начал… А я старался только не допустить конфликта, я применил исключительно мирное заклятие. А ты…

— А я?! — Лицо Варнана стремительно краснело. — А ну говори, кто виноват на самом деле, грязный старикашка?!

Видя, что так недолго и до беды, я поспешно встал между ними и обратился к Ламасу:

— Итак, я хочу услышать ответ на вопрос. Мы попадем с твоей помощью в королевский дворец?

— И даже более того, — заверил меня Ламас, потом скорчил обиженную физиономию, — правда, некоторые, похоже, мне не доверяют…

— Ладно-ладно, считай, что ты доказал свою лояльность, он больше не будет, — сказал я. — Что ты хочешь за верную службу короне?

— Меня устроят пятьсот золотых в год, постоянное место жительства при дворце, возможность обзавестись семьей, несколько оплачиваемых из казны помощников, полное содействие в поиске составляющих снадобий, ну и двадцать серебряных монет прямо сейчас, — свои требования колдун изложил скороговоркой, словно они были подготовлены давным-давно.

— Ишь чего захотел, гад! — взревел Варнан и снова потянулся к горлу колдуна. Тот поспешно отпрыгнул. Я поднял руку, останавливая великана.

— Мне тоже кажется, что это слишком, — я был несколько ошарашен аппетитами нового знакомца, — пятьсот золотых! Ну ты даешь!

— Но учтите, за это вы получаете превосходное колдовство. — Ламас поднял вверх указательный палец. — Как, интересно, вы сможете захватить власть, не имея хорошего колдуна? Это невозможно. А народ, кстати, как я тут понаблюдал, не слишком в вас заинтересован… О да, не слишком.

— Пределы тебя побери, этот народ вообще ни в чем и ни в ком не заинтересован, кроме собственной сиюминутной выгоды…

— Не скажите, милорд, — Ламас улыбнулся, — я могу сделать так, что народ вас полюбит. Нужно только рассеять соответствующую ауру, позаботиться о том, чтобы в массы проникли определенные идеи, настроения.

— Да он все врет! — рявкнул Кар Варнан. — Дарт, можно я убью его прямо сейчас? Или хотя бы поколочу…

— А ну-ка заткнись! — свирепо сказал я Варнану и ухватил его за воротник. — Он дело говорит, а ты отныне, раз знаешь, кто я такой, зови меня не иначе как на вы… пора бы уже забыть о запанибратстве… Ты понял меня?

— Понял, — великан огорошенно открыл рот, — я вас понял…

— Ну вот и отлично, а теперь помолчи, пока я разговариваю. — Я обернулся к Ламасу: — Я могу предложить тебе сто золотых в год и три медных монеты сейчас.

— Это даже не смешно. — Колдун запустил худые пальцы в свою жидкую бороденку и принялся оживленно ловить кого-то, потом поймал и раздавил между длинных желтых ногтей. — Мои услуги стоят гораздо дороже. Не просто больше, а намного больше… ну, хорошо, так и быть, я сейчас в затруднительном положении, можно сказать, в чрезвычайно затруднительном, — он словно рассуждал сам с собой, — хорошо, хорошо, будь по-вашему, согласен на четыреста золотых и десять серебряных монет сейчас.

— Двести, которые я смогу выплатить по достижении цели, и десять медяков сейчас — это мое последнее предложение. Если ты на него не согласишься, можешь продолжать распространять вокруг не положительную ауру, а зловоние.

— Ну, хорошо, хорошо, — нехотя согласился колдун, — это оскорбляет мое достоинство, но так и быть, я закрою глаза на свое неудовольствие, поступлюсь внутренними принципами и пойду вам навстречу…

— Варнан, выдай ему десять медяков, — сказал я.

— Я?! — Лицо громилы отразило искреннее недоумение. — А почему я?!

— Ну, конечно, ты… я, видишь ли, сейчас несколько на мели, так что мою кампанию по захвату власти придется финансировать тебе. Пока что ты будешь моим казначеем. Надеюсь, не будешь возражать? — Я так сердито посмотрел на него, что он поспешно извлек из кармана кошель. — Но можешь быть уверен, что, как только я стану королем Стерпора, я все тебе компенсирую. Пара алмазных рудников тебя устроит?

— Четыре — будет в самый раз, — резво ответил Варнан.

— Пределы побери, почему вокруг меня всегда собираются исключительно алчные люди? — сказал я и по-думал про себя: ну, четырех ему точно не видать.

— Наверное, такая у вас судьба, милорд, — ехидно заметил колдун, прочитав мои мысли.

Кар Варнан извлек из кармана кошель и принялся пересыпать медь в широкую ладонь, при этом он с явным неудовольствием что-то бормотал себе под нос… Наблюдая эту картину, я вдруг заметил кое-что интересное… Кажется, предмет в руках Варнана был хорошо мне знаком. Эти изящные буквы, кожаные шнурки, тонкая шелковистая ткань… Такие вещи дарят возлюбленным…

— Пределы тебя побери, — вскричал я, — да это же мой кошель, у меня его срезали, когда я только появился в Стерпоре…

— Бывает, — осторожно откликнулся Варнан, продолжая раскладывать на широкой ладони монетки.

— Откуда он у тебя? Вот на нем и вензель мой — буквы Д и В. Дарт Вейньет.

Я протянул руку, намереваясь схватить кошель, но великан поспешно спрятал его за спину.

— Э-э-э, хм, — пробормотал он, — кошель-то, может, и твой, э-э-э, я хотел сказать, ваш, но деньги, которые там лежат, — мои… Я, э-э-э, хм, нашел его, валялся, понимаешь, понимаете ли, на одной из центральных улиц. Ну я и подумал: зачем пропадать хорошей вещице?

— Все ясно, — насмешливо откликнулся Ламас, — да ты попросту вор, дружок. С твоими габаритами ты, конечно, кошели не срезаешь, больше похож на налетчика, но наверняка входишь в Гильдию Воров, а кошель тебе достался, когда делили дневную добычу. Я вас, ребята, насквозь вижу…

— Это что, правда, Варнан? — я удивленно вскинул брови.

Конец ознакомительного фрагмента.