Егор жених ведьмы. Сказка

Андрей Елисеев

Чудовищный голод и мор во всей округе вынуждают отчаявшегося деревенского охотника во главе ватаги крестьян отправиться в лес на поиски страшной ведьмы. Великан-людоед и Шабаш на лысой горе! Исцеление нищих и испытание веры! Бешеный смерч и дверь в Нижний мир! Любовь, прорывающаяся сквозь пространство, время и смерть!

Глава 6. ПОСВЯЩЕНИЕ

Та ночь.. Терпкий воздух пьянит, словно кто-то разлил в нём вино из дурманящих трав. Сгущающиеся сумерки толкут в ступе свежесть июльского леса. Тысячелетние дубы, сплетаясь ветвями закрывают собой все проходы, бреши и щели, отделяющие остальной мир от помрачающего рассудок праздника посвящения юных ведьм. Ибо все, кто хотел сюда попасть — уже здесь. Тёмно-зелёные листья плотно жмутся друг к другу, так что даже ветер просвистеть сквозь эту стену уже не способен. Мельчайшие, крохотные кусочки пространства в стыке их рёбер напитавших до кончиков контура свежестью свои тёмно-зелёные ладони, наглухо укрыты иглами хвои. Стены сомкнулись. Никто до утра не посмеет пренебречь гостеприимством жестокой и нежной Тайги.

Даже если лишь мельком взглянуть в верх, может явственно почудится будто сама Луна приняла приглашение ведьм присутствовать на празднике в ночь летнего солнцестояния. И, теперь тихо опустившись в болото она выросла увеличившись в двое. Вода тёмного лесного озера прозрачна до самого дна. В ночном отражение серебристой глади видны суровые ели и кедры, хвойные родичи дубов.

Звёзды.. Как будто кто-то высыпал их из мешка, и они продолжают хаотично летать над верхушками елей. То безудержно и безрассудно гаснут, падая россыпью серебряных огоньков, то загораются так ярко, что больно смотреть.

Мягкий словно руки кормящей матери, мох нежно стелит под ноги изумрудный бархат. Упругие стебли диких колосьев вдоль берега потягиваются как после сна. Великий ювелир вкрапил между зелёных зёрен бриллианты росы и сейчас, переливаясь мириадами миниатюрных граней, качаясь на ветру, они искрятся капельками света. В одном букете смешались запахи и цвета ярких красок лесных трав! Как сестра с братом череда и тысячелистник в неярком молочном свете стоят, подняв головы в верх. Дикая рута, чертополох и вереск кружат меж собой хоровод. Пустырник, горькая лебеда, и дикая мята не спеша ворожат у ключа. Красивый проникающий сквозь душу отсвет фиолетовых лепестков Иван-чая окутывает туманный берег. То там, то тут золотом вспыхивают грозди зверобоя. Кусты ежевики чёрно-синими ягодами как маленькими колокольчиками звенят на хмельном ветру.

Контраст следующих картин переступает через все мыслимые пределы. Происходит то, что и представить себе невозможно. Живые деревья, медленно передвигая корнями идут вдоль берега, недоверчиво присматриваясь к юным девушкам, женщинам и совсем ещё девочкам. Хотя это уже не дети. Своими ветвями прикасаясь, что-то шепчут им на своём языке сквозь зелёную шаль листвы. Камыши на болоте, словно всё понимая, трутся о нежную кожу дев, стоящих на пороге по-истине новой жизни, готовых перекроить свою сущность и поменять судьбу. Полные свободы, веры и бешеного желания постичь во что бы то ни стало тайны бытия, ступая пятками в осоку, окаймляющую берег, они идут в след друг другу вереницей в круг лесного озера. Они здесь, даже не смотря на то, что плата для каждой действительно велика. Будущие ведьмы должны умереть для этого мира и родится вновь уже иными..

А в чаще бегающие тени. Безудержная круговерть из белых саванов и обнаженных тел. Оскалы. Улыбки. Смех. Это русалки и утопленницы, сливаясь в едином хороводе вокруг костра, танцуют, обрывая тишину ту, что сгорая в пламени, сквозь иглы на лапах сосен огненным пеплом поднимается в небо.

Лешие и водяные что-то бормочут сквозь усы, и набив корявые трубки табаком из сушёных тёртых грибов курят в стороне, обсуждая прошедший год.

Даже те, что не выходят на свет, присутствуют незримо, и тихо ступая, по лесным тропам оставляют свои нечеловеческие следы в глубоких топях.

Седые фавны с кручёными рогами стоят в сажени друг от друга и, закрыв глаза, бьют в барабаны. Музыка, сливаясь с биением сердца входит в тебя, и растекаясь по венам, растворяется в крови.

Под исполинами, уходящими своими корнями в чрево земли, бронзовыми монетами рассыпана старой древесной коры прозрачная на свет чешуя. Продолжая медленно опускаться золотистым снегом, она тихо укладывается в мягкий в мох. Это тысячи воронов переминаясь скребут когтями костлявые ветви кедров..

Медленно и неотвратимо как движение тяжёлого маятника напольных часов, с пищанием комаров нагнетается атмосфера восхитительного невероятного таинства.

Петроглифы — рисунки первобытных людей в тёмных пещерах выйдут из оцепенения и движение начнут в преддверии великого часа.

Чуть поодаль на высоком холме, с корнями вместо волос сидит тот, чьё имя я не могу назвать тебе. Его лик — отражение мёртвых. Глаза словно тёмные озёра, в которых живёт сакральная сила, древняя как мир. Его обличье тьма, но свет внутри сурово держит в узде чудовищный мрак. Для всех, кто явился сюда в эту ночь, Он есть олицетворение вершащегося правосудия. Держащий в своей длани равновесие тьмы и света, Он грезит, одновременно находясь в сотнях измерений. Является эталоном, ибо только Ему древние маги доверили секреты бытия. К Нему стекается на суд всё то, что движется и дышит в тёмном мире; и сам мир, где обитают те, кого ты не увидишь при свете дня, есть часть Его души, а Он часть мира тьмы. Никто не смеет унизить, нанести обиду или вред кому-либо, ведь существует абсолютная уверенность, что никому не избежать расправы от Него, ещё до выяснения всех обстоятельств. Сидящий в этот час на зелёном холме — столп всех столпов. Остыв в каменном изваяние, Он остановил в себе жизнь, став мёртвым, до поры. Пока не начнётся то, что объединяет всех приобщившихся к Великой тайне в единый узел! Миг, несуществующий для смертных и недоступный для живых! Секунда, капля времени, когда случится Чудо! Сидящий на холме откроет синие глаза, указав на место, где через мгновенье, светом переполнив лес, бутон цветка откроет священный древний папоротник!!

А в ожидании ночного праздника под скалами в каменных нишах расположился на месте извечном рынок магических ингредиентов. В толчие галерей уродливые тролли с огромными носами, черти, суровые травники, старые знахари — все аккуратно шагая по булыжному полу внимательно ищут, то что их привело сюда этой ночью. Конечно в толпе есть и те, кто в этих местах старожил, и уже не первое столетие появлением своим вызывает отвращение или уважение, а иногда и то и другое.

Лишённое сострадания железное лицо Сикирчи, двести лет назад променявшего человеческую душу на крылья, чёрными глазами приоткрывает завесу для всех чуждого мира. Сухо и хладнокровно перебирает он в правой руке необычные чётки. Лишь ему одному известно чьи кости послужили для их появления на свет. Стальные перья у него за спиной в лунном серебряном свете становятся острыми, словно бритва. И если случайно одно из них падает в низ, то не встречая сопротивления режет в полёте всё, что попадается ему на пути, и достигнув мха скрывается, уходя глубоко в чрево земли. Раз в год Сикирчи приносит сюда ураган из тех мест, где лёд под ногами не тает уже миллионы лет.

Злой волшебник Дэф глухо ворчит, но подчиняясь всеобщему правилу, старается обходить тех, кто идёт ему на встречу. За его спиной ивовая сетка, а в ней птицы, кричащие голосами украденных им непослушных детей.

Старуха Мишь, в волосах которой запутался северный ветер, гонящий белые сливки волн Ледовитого океана лизать чёрный берег. В душе у неё метель поёт песни, которые уже не суждено услышать никому. Из рукавов рубахи, сплетённой волокнами крапивы, тихо сыпется снег и едва касаясь травы тает не долетая до земли. В мудром старческом взгляде отразилась печаль и тусклый свет прожитых тысячелетий.

Злые карлики с острыми топорами в руках, негромко звенят бубенцами в двуцветных красно-жёлтых шутовских колпаках. Добрые великаны в расхристаных рубищах, видя их чуть заметно кивают при встрече. Толпы ведьм всех мастей прихрамывая и опираясь на кривые палки текут сквозь базар тёмной водой.

А за прилавками фигуры, похожие на людей. Лица, прикрытые капюшонами, сотрясаясь от смеха читают страшные, известные только им мантры и заговоры. От яда в речах увядают цветы. А на исцарапанных чьими-то когтями, окаменевших изъеденных временем крепких столах, беспорядочно и завораживающе разбросано, всё что душе твоей будет угодно для создания самых разных волшебных бальзамов и эликсиров, порошков и суспензий. Сушёные крылья бабочек, такие красивые, что фантазии не хватает представить какими они были живые. Спящие летучие мыши, ящерицы с зашитыми веками, когти диких зверей, клыки, рога и копыта. Насекомые, целые и по частям.

Отдельный прилавок — мётлы с посохами, и каждый хранит на себе след Силы однажды оставленный резчиком.

А в глубине тёмных ниш за спинами продавцов, светятся приготовленные ими же экстракты всевозможных цветов. Чуть выше неперестающие биться сердца в мутном растворе стеклянных банок. А на расстоянии руки крылатые феи, крепко запертые в плетёных карзинах. Свиньи в клетках с остекленевшими от страха человеческими глазами..

Несмотря на то, что это единственное в своём роде место, случайных

здесь нет, их тут не может быть ни при каких обстоятельствах.

Сложно поведать и передать ощущения безграничности себя среди мира, который словно бутон раскрывает свои лепестки. И пыльца невыносимой лёгкости бытия, оседая внутри тебя, открывает двери иных уровней сознания. Пройдя один раз через всё это ты уже никогда не станешь прежним..