Львовская гастроль Джими Хендрикса

Андрей Курков, 2012

«В жизни самое интересное – это жизнь», – сказал однажды писатель, обращаясь к своим читателям. И его новый роман «Львовская гастроль Джими Хендрикса», где переплетаются действительность и вымысел, где нет границы между реальностью и сюрреализмом, прекрасное тому подтверждение. Над сухопутным Львовом летают чайки, и в городе временами пахнет морем. Бывшие хиппи в компании с экс-капитаном КГБ собираются на Лычаковском кладбище у могилы… американского рок-певца и гитариста Джими Хендрикса. А по древним улочкам города носится ночами старенькая иномарка с людьми, желающими излечиться… Андрей Курков – журналист, писатель-сценарист (по его сценариям поставлено 18 документальных и художественных фильмов), автор более двух десятков книг. Его произведения переведены на 34 языка, в том числе английский, немецкий, французский, голландский, испанский, японский, турецкий и др. Курков – один из двух писателей постсоветского пространства, чьи книги попали в топ-десятку европейских бестселлеров. Недаром он признан в Европе современным русскоязычным писателем № 1.

Глава 2

Высадив длинноволосых пассажиров, «опель» развернулся и поехал обратно, в этот раз в сторону центра.

— У нас такие хиппи давно вымерли, — сказал по-русски с заметным акцентом усатый пассажир. — Наркотыки, гашыш… Хиппи вообще долго не жили, зато с сексом и весело! Мы еще спробуем?

— Что попробуем, пан Ярек? — удивился водитель, у которого из всего только что сказанного поляком в голове остались только слова «секс» и «весело».

— Ну а за что я тебе плачу, курва-мать?!

Водитель внимательно всмотрелся в дорогу. Туман рассеивался.

— Попробуем, — закивал он и зевнул, одновременно нажимая на педаль газа.

По протертым влажной тряпкой ночи булыжникам улицы Шпитальной, раздвигая туман фарами и корпусом, «опель» Тараса «мчал» со скоростью двадцать километров в час. Машину трясло — не пристегнутый ремнем безопасности пассажир подпрыгивал на правом переднем сиденье. Тарасу даже эта скорость казалась опасной. Но никакой туман не был в силах отменить наступивший в Украине двадцать лет назад капитализм. А капитализм — это жестко. Хочешь есть — иди работай!

— Ну как? — остановив машину, спросил Тарас у пана Ярека, поляка лет пятидесяти, специально приехавшего во Львов.

Месяц назад этот поляк нашел в Интернете рекламную страничку Тараса и заинтересовался. Заинтересовался — и приехал. Сколько сюда от Польши ехать? Смешно подумать. Польша вполне могла оказаться пригородом Львова — такие тут расстояния!

— Вы если устали, то пристегнитесь! — добавил Тарас. — Или можем уже и закончить на сегодня?

— Нет, — мотнул головой поляк и перешел с ломаного русского на польский. — Вешь цо… Може йеще трохэ… минут петнаща… — Пан Ярек говорил, стиснув от боли зубы. Его глаза были потухшими, такими же, как и голос.

— А может, всё-таки лучше завтра продолжим? — уже тише и осторожнее попробовал Тарас настоять на своем после минутной паузы. — В таком тумане…

— Завтра?! То задрого бендже… Хиппи ваших одвозили, тоже за муй рахунек?

— Ладно, — выдохнул Тарас.

Серый «опель вектра» с длинной и международной биографией — Германия конца восьмидесятых, Польша девяностых, Беларусь двухтысячных и вот теперь Украина 2011 года — тронулся и покатился по горбатому, неровному булыжнику, передавая водителю и пассажиру в точности каждую вибрацию, каждый толчок, каждую ямку.

Тарас наклонился поближе к лобовому стеклу. Он почти лежал грудью на руле. Всматривался. Стрелка спидометра поднялась до «60». Пассажир молчал, подпрыгивая на дороге вместе с машиной и ее водителем.

Лично разработанные «лечебные» маршруты по ночному Львову Тарас знал наизусть. Не просто названия улиц, а даже мимо каких домов они проезжают и какие машины под этими домами чаще всего стоят. Если бы не туман — никаких проблем.

Пан Ярек резко застонал, бросил руки в пах, зажал между ляжек, затянутых в джинсы, так, словно хотел их согреть.

Тарас покосил взглядом на пассажира. На его губах появилась едва заметная улыбка. Решительнее нажал на педаль газа, и машина понеслась по плотно затуманенной улице как бешеная.

В глазах Тараса застыли одновременно азарт и страх. Страх присутствовал на самом кончике его взгляда, упиравшегося вместе с лучами фар в туман. И хоть фары пробивали туман метров на двадцать, но, появись на дороге какая-нибудь преграда, неважно — живая или нет, машину вовремя было бы уже не остановить. Мокрый булыжник не намного лучше обычного гололеда.

Неожиданно «опель» подбросило так, что Тарас, в этот раз не пристегнутый, коснулся макушкой потолка салона. Поляка тряхнуло посильнее, и он сцепил зубы, словно пытаясь остановить вой, пытавшийся вырваться из его нутра наружу.

Тарас бросил нервный взгляд на пассажира.

— Стой, стоп! — заорал пан Ярек, расцепив зубы, и тут же словно судорога скрутила всё его тело. Скрутила и сразу же отпустила. Он обмяк, как-то весь сжался, опустил локти к ногам. Губы на его побледневшем лице вытянулись в трубочку, словно он собирался свистнуть.

Тарас ударил ногой по педали тормоза. «Опель» бросило к бровке.

Поляк протянул левую руку к Тарасу. Рука дрожала. Тарас мгновенно, заученным движением вытащил из-под своего сиденья литровую стеклянную банку и передал поляку.

Выключил двигатель. Замер. Туман с навязчивым любопытством облепил собою «ослепшую» машину и ее обитателей.

А пассажир, продолжая стонать, открыл дверцу. Торопливо и одновременно неуклюже выбрался наружу. Остановился спиной к машине, спустил джинсы, наклонился вниз. Рукава кожаной куртки странно-жестко шелестели из-за движений его рук.

Тарас закрыл глаза. Нет, особой усталости он не ощущал. Его биологический ритм давно включил в себя ночные поездки по городу. Просто туман обычно не входил в его планы. Туман всегда мешает. Но всё-таки туман куда лучше, чем снег или гололед! А ведь выпадет снег, потом расстает, потом снова ударит морозец — и всё, прощай, заработок, до весны! Удивительно, что работа, как-никак напрямую связанная с медициной, и та может оказаться сезонной! Хотя существуют же сезонные заболевания! Тарас, правда, к лечению этих сезонных заболеваний никакого отношения не имел. В этом, пожалуй, и заключался главный парадокс.

В полной тишине прозвучал звонкий удар камешка о стекло, и тут же зажурчал ручеек — поляк мочился в дрожащую в его руках стеклянную банку.

Потом бжикнула железная «молния» — поляк застегнул «молнию» то ли на джинсах, то ли на куртке.

До ушей Тараса долетело тяжелое и частое дыхание пассажира. Тот еще стоял, теперь неподвижно и беззвучно. Стоял перед спящим трехэтажным домом, перед спящими окнами города. Он находился метрах в двух от фасада здания, и даже в этом коротком промежутке между камнем и человеком, только что избавившимся от маленького, но назойливого почечного камешка, висел туман.

Тарас терпеливо ждал. Снова послышалось журчание — пассажир аккуратно выливал мочу из стеклянной банки в канализационную решетку.

Через пару минут он осторожно сел на свое место рядом с водителем. Опустил на коврик под ноги пустую банку, а водителю протянул раскрытую ладонь, на которой лежала мокрая серая крупинка, маленький, размером с гречневое зернышко камешек. Тарас включил свет в салоне, аккуратно взял двумя пальцами крупинку, поднес к глазам.

— Поцо вам это? — спросил поляк хрипловатым, всё еще сдавленным от воспоминаний недавней боли голосом.

— На память, — спокойно и негромко ответил водитель. — Что б было, что детям показать, когда спросят: а что ты, папа, раньше делал?

Усталая улыбка сделала лицо Тараса приветливым.

— Маш джечи? — безразлично спросил поляк, перешедший на полушепот.

— Нет, и жены нет тоже.

— А иле маш лат?

— Тридцать семь.

— О! Да вы младше вашей автувки! — усмехнулся пассажир.

— Нет, она младше. На пару лет.

Поляк снова полез во внутренний карман куртки и извлек оттуда бумажник.

— Вот, — протянул он Тарасу несколько купюр по двадцать злотых.

— Вас в отель подвезти? — вежливо спросил Тарас.

— Я пешком, я тутай рядом, в «Старом Кракове», — поляк опять перешел на ломаный русский.

Пассажир выбрался из салона, махнул рукой на прощанье и исчез в тумане.

Тарас закрылся в машине. Достал из бардачка маленький пластмассовый тубус из-под гомеопатических шариков от кашля и опустил внутрь камешек, полученный от поляка. Выключил освещение.

Захотелось вздремнуть. Опустил спинку водительского кресла, откинулся, закрыл глаза. В салоне было темно, тепло и уютно. Этого тепла хватит на полчаса — час, а потом сырая прохлада сама его разбудит.