Шизоград. Город абсурда

Андрей Логунов

«Шизоград» – это сборник необычных коротких рассказов в жанре литературного абсурда.Не связанные друг с другом общим сюжетом истории повествуют повседневную жизнь небольшого города, наполненного глупыми и нелепыми ситуациями, в которые попадают главные герои. Описанные особым стилем приключения позволят вволю разыграться воображению каждого, кто решит узнать немного больше об этом необычном месте и смогут дать своему читателю позитивный настрой и вдохновение в различных творческих начинаниях.

Губки в пене*

На стене в ванне висели две губки и улыбались друг другу. Одна была губка для тела, которую звали Телогуб, а вторая губка для ног, по имени Губанога. Имена менялись местами раз в год на другой планете, и все привыкли к новому заведению внизу. Над крышей пролетали упаковочные пакеты, остывая и успокаивая души каравана. Злоумышленники дохли под солнцем, а новые выпуски штамповали просроченные продукты.

Та, что синяя, набрала неправильный номер и загрустила. Все были неприятно удивлены, что ток закончился ещё на прошлой неделе. На другом конце столба никто не отвечал. Начало крутиться время. Телогуб поднял гантели, но улыбка так и не сошла с ленты. Потом он снова сел и до утра никто его не ждал. В сауне утро было нормальным, но девчонки равнозначно позволили прийти на следующую сторону. Телогуб ещё раз набрал номер, но уже буквами. Полная надпись напомнила несъедобные пельмени, и непонятные интересы начали пропадать друг к другу. В прошлом году Телогуб один уезжал и не ждал, пока окружающие захотели чемоданы.

Губанога во всё это движение улыбалась нервной улыбкой и трясла музыкальными ложками. Её возмущали отписки целых мешков, но вопросов задавать она решалась. До этого поездки представляли из себя то же самое, если посчитать всех по порядку.

Молодые семьи напоминали облачные кроссворды. Ехать можно куда захочешь, а вот висеть и улыбаться пришлось отпустить с открытым ртом. Однозначные ползунки не нуждались ни в чём кроме звонков. Другие районы принимали речи по телефону в нежелательных бесформенных субстанциях.

Две взрослые губки подешевели при заходе. Улыбки стали плавающими. Стандартные старые скидки в приличных номерах были удачно расположены в горизонтальных сложностях. Оздоровление погодными условиями искали другие пути решения. Подключение снова было безграмотным, и кнопки крутились перед кончиком носа.

Старый диван для отдыха не подходил. Все расселись возле ржавой скамейки на газету. Суть происходящего была сформирована в справочнике телефонных хулиганов. Вешать бельё на ветку сирени было обычным случаем. Но ожидание всех угнетало. Когда сушка завершилась победой параллельных улиц, Телогуб решил сделать первый шаг. Но шагать он не смог по причине отсутствия мотивации. Попробовав поднять пластиковые бутылки, накаченные воздухом от потолка, он надорвал батарейки и был вынужден сложить в банку всю возможную мелочь.

Вечер подошёл заметно к сиреневому забору и раскрыл очки на самой интересной странице. Все повернулись и зафиксировали позвонки в вертикальном положении. До отбытия жарких масс оставалось не так много дней, сколько использовалось в прошлом году. Дела накапливались, а пот испарялся над духовкой. Проверка, которую запланировали провести над раковиной, не дала результатов, и пришлось танцевать в обратную сторону.

Губанога, висевшая всё это время в приподнятом настроении, запела сухим хрипом открывающейся двери. Пылинки стали ей подтанцовывать, но надолго их не хватило, и заканчивать вечерний сбор пришлось пустому кошельку. Песня высушила поля, а мангалы расставили уже на чёрные камни. Хлопали крыльями и щёлкали языками. Праздник был в самом загаре. Шея краснела, а плечи таяли под лампами синих кузнечиков. Нашествие козерогов предсказывали древние поколения, но книжки были замурованы в библиотеке. И всё это вместе сложилось в закрашенную картину.

Телогуб встал за кафедру и открыл свой доклад на второй странице. Текст был еле виден, а кофе остыло ещё пару дней назад. Он отпил из лужи и втянул в себя запахи увядших цветов. Речь началась под гимн забытых моряков. Никто не хотел слушать, но смотреть не запрещалось. Лучи жалили макушки острыми иголками, и ощущалась судорога деревянных сидений. Губанога пару раз пыталась подбодрить своего друга губку, но дотянуться не смогла. Выжимка тоже не давала особых результатов. Можно было бы попробовать заменить кран и вентиль, но ситуация на телевидении была сложной с самого начала. Раскачиваясь из стороны назад, начали падать хрустальные лебеди. Их с прошлого года осталось четыре, и они дружно стали падать в пропасть. На последних строках монолога жутко и сильно стали трястись уже старые парты. Надписи стирались, а дерево держало кеды на достаточном, для спокойного существования, расстоянии. Телогуб рассекретил документ клавиатурой вниз и сел несколько раз на корточках в погребе. Крышка закрывалась туго, поэтому её отправили в космос на освоение новых материков.

Зал зааплодировал лежа. Звуки разносились по всей округе и привлекали пьяных тараканов устроить драку на сцене академического театра. Выпуск оказался шедевром мирового пролетариата и силиконовые бюсты гордо установились на одном кирпиче старого разрушенного особняка. Было тесно, но все терпели. Привыкшие к промакаемым дождевикам вышли на демонстрацию днём позже, но не нашли друг друга. Расходиться пришлось ползком по шпалам. К тому времени трава уже начинала щекотать своими корнями пустые стаканы.

Губанога достала копию билета в кино и написала негативный отзыв на администратора пункта приёма просроченных продуктов. Второй шанс офицерским составам выдавать не решались. Фрагменты сна упаковали в мешок и запаяли остатками кремового рулета.

Губки продолжали висеть и улыбаться друг другу. Иногда их взгляд падал на форму школьного сторожа, но пугающие образы вездесущих продавцов разжигали аппетиты. Волнение постоянно переполняло вазы, и перелитая вода стекала по обоям новейшей разработки. Круг крутился по краю квадрата, и все замирали в ожидании чуда.

Когда животы были набиты закрытыми булочками, раздался звонок от старого приятеля. Обида на него в прошлой жизни стала поводом шариковой неграмотности. А шутка про автомобиль и мятые листья вывела всех на чистую воду. Голос растопил кусочки льда из соседского холодильника и задул нежными полями по волосатым ногам.

Губанога достала клей ручной работы и залепила трещину на правой обувной фабрике. Новые партии имели лишь такое название, а на деле существовали независимо от пешеходного перехода в солнечный день. Пузыри на лужах предвещали приезд консилиума. Никто никогда не подумал про зажиточных кассовых руководителей и губки были тоже из этого числа.

В нужный момент Телогуб усилил сигнал и обрезал провода на ремонтируемом балконе. Ценник просто зашкаливал и совершенно не стеснялся петь матерные частушки. Губки от звонких искр прекращали друг другу улыбаться и искали способ перевернуться на другой бок. Этого же искал и бокал с распродажи. Но даже он был не так умён, как олени на дороге популярной трассы. Особенно в момент соединения рук с плёнкой для хранения документов и приятным рассеиванием рекламных буклетов переворот назревал грозный. Насколько было можно, Телогуб перевернулся и снова задремал. Губанога взяла с него пример, но доела тарелку супа до дна. В счёт пошли и кубики игрового набора. Но покупать их не стали бы никогда. Так и не узнав, в чем суть сухого климата, губки обнялись в последний раз текущего вечера и потрясли канатами в сторону маски для сна. Её очень не хватало на том собрании, но исправить ремонт хотели сильно. Песня казалась знакомой, и Губанога так считала, но Телогуб запретил ей тратить суммы, превышающие вторую полку поезда. Послушав его, она вывернула карманы и зашила рваную рубашку ещё в прошлые выходные. Дни шли медленно, а висеть нравилось всему городу. Но только если никто этого не видел, конечно же.