Те, кого мы любим, не умирают. Том II

Андрей Мигулин

События романа переносят читателя во время Первой мировой войны, когда Российская империя и Франция были союзниками, и кровь русских солдат проливалась на территории чужой страны в составе Особых русских бригад. Главные герои – 23-летний подпоручик Арнатский и юная красавица Серафима. Смогут ли они без потерь преодолеть все тяготы войны и последовавшей за ней Октябрьской революции? Удастся ли им отвоевать себе счастье…?

Глава 15.

«Серафима»

«Продолжение скандинавской одиссеи»

«Из Хельсинки в Петербург»

Экипаж неспешно удалялся от места теракта по абсолютно незнакомым для Серафимы улицам. Она встревоженно крутила головой по сторонам и, не выдержав спросила возницу:

— Постойте, а куда мы едем?!

Ответа не последовало. Выдержав паузу, она достала свой браунинг из сумочки и, направив его в спину кучера, вновь повторила свой вопрос, но уже гораздо громче. На что человек, сидящий на облучке, слегка повернув голову вправо, на хорошем английском (что было полной неожиданностью для неё) негромко сказал:

— Разве мадемуазель не предупреждали о том, что не нужно говорить на русском языке?!

Девушка опешила¹⁰ от этих слов. А «кучер» тем временем продолжил:

— Не волнуйтесь, Софья, я везу вас в надёжное место, на дачи, в Скаттуден¹¹, где вас встретит наша общая знакомая. Потерпите ещё 20 минут, и мы будем на месте.

Эти слова несколько успокоили Серафиму, она откинулась на сиденье, пряча своё лицо в тени откидного верха пролётки, который предусмотрительно был поднят.

Он не солгал, через 15 минут пролётка въехала в большой дачный массив, в лицо пахнуло свежим запахом моря. А ещё через 5 минут экипаж остановился возле двухметрового забора, выкрашенного в зелёный цвет.

— Калитка не закрыта. Проходите, в доме вам ждут, — донеслось с облучка, — да, и сымитируйте оплату проезда, дайте мне какую-нибудь монетку.

Девушка послушно залезла в сумочку, достала первую попавшуюся монету, пятиалтынный¹², протянула псевдокучеру. Степенно выйдя из экипажа, она с неспешным достоинством вошла в дверь и, закрыв за собой, привалилась на неё спиной без сил. От пережитого напряжения ноги отказывались идти. Она постояла так несколько минут, приходя в себя. Наконец, собравшись с силами, пошла по дорожке, выложенной жёлтым кирпичом, к небольшому аккуратному, с небольшой стеклянной верандой, домику песочного цвета, спрятавшегося в тени раскидистых сосен. Подойдя к веранде, она тронула ручку двери, та на удивление легко поддалась, приглашая войти вовнутрь. На веранде, завешенной нежно-розовыми шторами, слева от двери, в дальнем углу, у окна, стоял летний плетёный столик, на нём початая бутылка белого вина и ваза с яблоками. По окружности стола были расставлены три плетёных стула. На одном из них восседала с бокалом вина в руке Айра. Чёрное платье было застёгнуто до подбородка, а в её строгих глазах читалось и волнение, и переживания, и любопытство одновременно.

— Ну что, получилось?! — тревожно воскликнула националистка, только Серафима переступила порог.

Ничего не отвечая, Клестова подошла к столу, налила до краёв вина в пустой бокал, залпом выпила. Затем налила ещё и, взяв его в руки, тяжело плюхнулась в соседнее кресло, едва не расплескав содержимое.

— Да, я думаю, что всё получилось! — девушка вкратце описала произошедшее.

— Слава богу! — произнесла Айра, отпивая из бокала. И тут же спросила: — А Александр ушёл? Как ты думаешь?!

Девушка в ответ молча пожала плечами.

— Ты молодец! Не зря мы на тебя рассчитывали! — Айра подняла на уровень глаз свой бокал, приветствуя Клестову, выпивая его да дна. Затем встала. — Так, я в город, завтра приеду. Ты располагайся, отдыхай. Заслужила. Еда, вино на кухне, напротив комнаты для отдыха, выбирай любую. Замёрзнешь, дрова уже в печи, только поджечь, — она указала пальцем на дверь, что вела вглубь дома и, не прощаясь, стремительно вышла на улицу.

Оставшись одна, Серафима, допив своё вино, тяжело поднялась, прошла вовнутрь дома, прихватив с собой бутылку с остатками вина. Войдя в коридорчик, безразлично толкнула ближайшую к себе дверь, за ней оказалась небольшая спальня с кроватью, комодом, шкафчиком и зеркалом. Поставив бутылку с бокалом на комод, она быстро разделась до нижней сорочки, бесцеремонно разбросав вещи по полу. Затем, взяв бутылку, вылила в себя содержимое прямо из горлышка, забралась под одеяло, свернулась калачиком и тихонько заплакала, жалея себя. Но нервная усталость вкупе с вино сделали своё дело, она уснула.

Проснувшись утром с больной головой, в отвратительном расположении духа, Серафима не стала одеваться, а, закутавшись в одеяло, побрела на кухню. Там на столе стояла корзина с едой, две бутылки вина. Откупорив первую попавшуюся, Серафима, налив полный стакан, с жадностью выпила. Тёплой согревающей струёй вино побежало по жилам, постепенно снимая ноющую головную похмельную боль. Выудив из корзинки яблоко, девушка с хрустом откусила порядочный кусочек. Налила ещё и так же залпом выпила. Вино ударило в голову, хмеля сознание.

«Эх, сейчас бы какого мужичка завалящегося, чтобы отвлечься от дурных мыслей», — неожиданно для себя подумала Клестова, ощущая, как горячая волна вожделения прихлынула к нижней части живота. А вслух добавила:

— Печь, что ли, затопить? А то что-то зябко совсем одной.

Взяв коробку со спичками с печного приступка, она открыла заслонку. Айра не обманула — дрова в печи были сложены так, что оставалось только зажечь бересту. Присев на корточки, она чиркнула спичкой, огонь весело побежал меж поленьев, постепенно разгораясь. Девушка так и сидела, наблюдая за пляшущими язычками огня, пока за её спиной не скрипнула дверь. Она, нисколько не испугавшись, встала, поворачиваясь на звук, одеяло соскользнуло с её плеч на пол.

В дверях, застывший как соляной столб от неожиданно открывшейся картины, стоял Вилли.

— Вы не закрыли входную дверь, — только и смог произнести он.

«Ну, вот вам и мужичок завалящий, — мелькнула мысль у Серафимы, внизу живота опять стала горячо. — Что это со мной, — удивилась мысленно она, — готовая броситься на любого, сходя с ума от вожделения? Или это такая защитная реакция на происходящее? А не всё ли равно! Я молода, пьяна и хочу секса. А может, завтра погибну, так зачем отказываться от своих желаний?!»

— Да и чёрт с ней, этой дверью. Вилли, что же вы застыли в дверях, проходите. В комнате и так холодно, — кокетливо сказала она, зябко поёжившись, обнимая себя за плечи.

Вилли, судорожно сглотнув, шагнул вовнутрь кухни. В руках он нервно сжимал корзинку, очевидно, с едой.

— Хотите выпить со мной вина?! — перешла на английский Серафима.

Вилли молча кивнул, взял бутылку, разливая по стаканам вино. Было заметно, как его руки от волнения слегка подрагивали. Наполнив наполовину стакан, он подал его девушке. Взяв протянутый стакан, опустив руки от плеч, она прекрасно понимала, что он сейчас ощущает глядя на неё в полупрозрачной шёлковой сорочке, под которой не было нижнего белья:

— Я предлагаю выпить за любовь! — томным голосом произнесла девушка.

Звякнули стаканы, Серафима выпила свою порцию, не сводя взгляда с Вилли, в глазах которого перемежалась робость одновременно с похотью. Допив вино, она, не глядя, поставила стакан на стол, затем, продолжая пристально смотреть ему в глаза, вдруг схватила его за пах, ощущая упругий растущий бугорок. Он вздрогнул, чуть не расплескав вино, но руки её не отнял. Тогда девушка, решительно взяв его за рукав пиджака, потащила за собой в комнату. Войдя, бесцеремонно толкнула его на кровать, он безропотно упал на спину, выплеснув на себя остатки вина из стакана, который продолжал держать в руке. Так же бесцеремонно она стащила с него ботинки, брюки, бельё и, поддёрнув подол сорочки до пояса, оседлала его вздыбленную плоть. То, что происходило дальше, можно описать как изнасилование, только в роли насильника выступала Серафима. Не обращая внимания на стоны и хрипы «несчастного» Вилли, каждый раз шлёпая его по рукам, когда он пытался дотронуться до её груди или бёдер, она яростно в течение нескольких минут «насиловала» его, приближая себя к вожделенному «финалу», достигнув которого, повалилась рядом на кровать, тяжело дыша. Спустя пару минут пришедший в себя мужчина, что-то пробормотав о высоких чувствах, попытался её обнять, она дёрнулась, как ужаленная, соскакивая на пол. Быстро подняв с пола свою сумочку, выхватила свой браунинг, взвела курок и, приблизившись к лежавшему Вилли, сильно прижала к его лицу ствол, яростно прошипела:

— Если ты, «экскурсовод», хоть кому-то обмолвишься словом о том, что здесь сейчас произошло, то я пристрелю тебя! И ты из «Кровавой собаки» превратишься в мёртвую! Это слово Студентки! Ты понял меня?! — Серафима ещё сильнее нажала на пистолет, до боли вдавливая его в щеку Фурахельма.

— Да, — жалобно запищал Вилли на русском языке, — да, я буду молчать как рыба. Только убери свой пистолет от моего лица.

— Этого мало! Дай мне слово мужчины! — не сдавалась Серафима.

— Клянусь честью, никто об этом не узнает!!! — произнёс Вилли, прижимая правую ладонь к сердцу.

— Так и быть, поверю, — снисходительно ответила девушка, отходя от кровати, и, поведя стволом, указала на дверь. — А теперь выметайся из моей комнаты и подожди меня на кухне, пока не приведу себя в порядок. Там расскажешь, зачем приходил.

Фурахельм не заставил себя долго упрашивать, вскочив с постели, он сгрёб свои вещи в охапку выскакивая из комнаты, при этом аккуратно прикрыв за собой дверь.

Клестова, садясь на кровать, бросила пистолет на подушку, затем легла и рассмеялась: «Оказывается, мужиками можно управлять, как захочешь! Главное, проявить решительность, продемонстрировать свою силу и одновременно слабость! Тогда из них можно верёвки вить! — размышляла она, а потом, погладив низ живота, подумала: — А Вилли ничего себе так мужичок, на одноразовую акцию пойдёт», — и вновь радостно рассмеялась.

Когда Серафима, уже облачённая в платье, с красивой причёской и лёгким макияжем вошла на кухню, то стол был сервирован на две персоны, вино разлито по бокалам. Вилли с невозмутимым скандинавским спокойствием приветствовал её лёгким полупоклоном, только мокрые, уже почти незаметные пятна на костюме указывали на произошедшее некоторое время назад. Присев за стол, девушка ощутила, насколько она была голодна, поэтому рыбный салат с треской, холодная курица с зелёным горошком, дополняемая отличным белым вином, пришлись как нельзя кстати. Она с аппетитом принялась за поздний завтрак, который прошёл в полной тишине. Каждый думал о своём. Закончил с едой, Фурахельм, промокнув салфеткой губы, взял лежащую на столе газету и, выразительно глядя на девушку, произнёс:

— Вот что пишет сегодняшняя газета!

«Вчера неизвестным лицом в офицерской форме, назвавшим себя Александр Град, несколькими выстрелами из револьвера убит наповал в своей квартире прокурор финляндского сената Ионсан, а также ранен шестнадцатилетний его сын. Убийца задержан. Как утверждает привратник дома, где было совершено нападение, убийцу в дом привела молодая русская девушка, некая Корчагина Софья. Сам привратник был тяжело ранен ножом и сейчас находится в больнице „Красного креста“. Полиция прилагает все силы к розыску упомянутой девушки».

— Так что, уважаемая Софья, вас разыскивает вся полиция королевства. Но не беспокойтесь, здесь вас будут разыскивать меньше всего. Сегодня вечером Айра принесёт вам новые документы и ваши вещи. А потом отвезёт вас в самую северную часть залива, в местечко Сёрнес, на дрезине, в грузовой порт, где суда нагружают и разгружают. Вас посадят на пароход, который идёт в Норвегию с заходом в Петербург или, как это он сейчас называется, Петроград. Там вас будет ждать ваш знакомый, Серж.

— А почему в Петербург или, как вы сказали, Петроград? — поинтересовалась Серафима. — Разве это не опасно? И когда это Санкт-Петербург стал Петроградом?

Вилли терпеливо ответил:

— Во-первых, в столице сейчас неспокойно, стачки. Поэтому надзор за прибывающими ослаблен, и вам будет проще затеряться в большом городе. А во-вторых, ваш друг Серж очень настаивал, чтобы вы после «экса» здесь прибыли туда. Сказал, что вы ему очень нужны для дела. Что же касаемо переименования, то ваш царь из патриотических чувств это сделал ещё в августе.

— Всё ясно. Значит, я теперь нарасхват! Даже Серж вспомнил обо мне, — саркастически улыбнувшись, только и ответила девушка.

— А теперь позвольте мне откланяться, — сказал Вилли, вставая из-за стола, — грязную посуду можете составить в раковину, а можете оставить на столе. К ужину придёт кухарка и всё уберёт. На этом прощайте, Студентка, — Вилли улыбнулся глазами. — Очень приятно было познакомиться.

Не желая больше получать сюрприза в виде внезапно пришедших гостей, Серафима заперла за ним дверь. Сытая, пьяная и удовлетворённая, она уснула на своей кровати, не раздеваясь. Разбудил её дробный стук в окно спальни, за которым уже сгущался вечерний сумрак. Включив свет, она подошла к окну. Во дворе с искажённым от злости лицом стояла Айра. Серафима неторопливо дошла до входной двери, провернула два раза ключ в замке и, не дожидаясь гостьи, пошла в уборную. Когда девушка, приведя себя в порядок, вышла, возмущение Айры сошло на нет. Она уже миролюбивым тоном начала разговор:

— Спите крепко, девушка! Нервы, видать, ещё крепкие. Кухарка так и не достучалась до тебя!

— На нервы пока не жалуюсь, а вот кухарку не слышала. Сладко спалось, — с улыбкой ответила девушка.

— Вилли, надеюсь, тебе уже всё рассказал?!

Клестова кивнула головой и тут же спросила:

— А что с Градом теперь будет? Его расстреляют?!

— За него не переживай. Он знал, на что шёл! Но мы приложим все силы, чтобы вызволить его из тюрьмы, — решительным тоном ответила Айра и тут же добавила: — Я привезла твои вещи. Вот новые документы, теперь ты Анастасия Станиславовна Зульдина, вдова офицера, уроженка Нижнего Новгорода. Возвращаешься домой. Документы подлинные, выкрала их гувернантка, наш человек, только вчера, так что хозяйка ещё пару дней их не хватится. А сейчас иди, собирайся в дорогу. Как мне сообщили, нужный корабль уже загрузили, и он через час отправляется. Так что у нас мало времени.

Через десять минут женщины вышли из калитки дома на улицу, где их поджидала пролётка. Доехав до железнодорожного разъезда, они пересели на ручную дрезину. Двое молчаливых мужчин в форме железнодорожников, равномерно раскачивая рычаг привода, менее чем за полчаса доставили пассажирок в порт, где их встретил ещё один молчаливый тип, но уже в форме морского чиновника. В сопровождении его они дошли до причала, где стоял под парами небольшой однотрубный пароход. Сопровождающий подошёл к вахтенному матросу¹³, стоящему у трапа, что-то негромко сказал на финском. Тот свистнул в дудку, висящую у него на груди.

Спустя некоторое время по трапу спустился вахтенный офицер¹⁴. Они обменялись фразами с «сопровождающим», затем подошли к девушкам, стоящим неподалёку. «Морской чиновник», подойдя, произнёс фразу, после которой Айра полезла в свою сумочку, достала оттуда плотный конверт, протягивая его вахтенному офицеру. Тот, взяв конверт на ладонь, взвесил его, улыбнулся и, тут же сгоняя улыбку с лица, произнёс длинную фразу, обращаясь к Айре. Та кивнула головой, повернулась к Серафиме, перевела:

— Он говорит, чтобы ты никуда не выходила из его каюты и не подходила к окнам в течение всего пути, а это примерно 12 часов, пока он не придёт за тобой и не выведет. Туалет с умывальником там есть. А если тебя вдруг задержит таможня или полиция, то помни: ты вдова, и у тебя мало средств, поэтому ты попросила своего знакомого бесплатно довезти тебя до Петербурга, — добавила от себя последнюю фразу Айра.

В знак согласия девушка молча кивнула головой. Офицер опять что-то сказал на финском и, махнув рукой Серафиме, пошёл к трапу корабля.

— Следуй за ним, — сказала Айра. — И прощай, Студентка, может, ещё свидимся.

Девушка также молча кивнула головой, уходя вслед за офицером. Ей почему-то не захотелось говорить ничего на прощание этой надменной женщине.

Они поднялись на корабль. Моряк молча вёл её пустыми путаными коридорами:

«Да, — подумала Серафима, — даже если я захочу, то, наверное, точно не найду выхода отсюда».

Наконец они остановились у железной двери, которая ничем не отличалась от остальных. Переступив через высокий порог, она осмотрелась. Небольшая, 2×2 м каюта, в которой поместилась койка, табурет и маленький столик около круглого иллюминатора. Рядом со столиком была ещё одна дверь, но уже деревянная. Дверь за её спиной закрылась, щёлкнул замок, запираясь на два оборота. Морское путешествие началось.

Все что смогла запомнить Серафима, так это непрекращающаяся качка, когда они вышли в открытое море. Естественно, её укачало, и всю дорогу она пролежала пластом на кровати, иногда выбегая в уборную, когда терпеть подкатывающую дурноту к горлу не было сил. Морской переход настолько утомил её, что когда корабль ранним утром пришвартовался в грузовом порту Петрограда, ей уже было всё равно, кто и как её встретит на причале. Но женщина всегда остаётся женщиной, поэтому спустя несколько минут она нашла в себе силы привести себя в порядок. Когда, наконец, дверь её каюты открылась, то перед моряком предстала симпатичная девушка без всяких признаков усталости на лице.

Теми же путаными коридорами он вывел её на палубу к трапу, возле которого на причале стаяла небольшая карета с занавешенными окнами. Вдохнув свежего воздуха полной грудью, Серафима молча спустилась по трапу, и как только она подошла к карете, дверца её распахнулась, а из глубины выглянуло довольное лицо Сержа. Печально выдохнув, с жёсткой решимостью она забралась вовнутрь.

— Ну, наконец-то, — восторженно воскликнул Серж, пытаясь её обнять и поцеловать, — Сима, я так ждал тебя!

— Спокойно, Серж, — резко парировала Серафима, упираясь твёрдой рукой ему в грудь, отталкивая его от себя. А оттолкнув, продолжила ледяным тоном, пристально глядя ему в глаза: — Я разве давала повод для телячьих нежностей? Если что-то и было, когда-то в прошлом между нами, то забудь! Той девочки-курсистки больше нет. Я Студентка, активный боевик, ваш соратник по партии, по борьбе и более ничего!!! Так что оставьте ваши «розовые сопли» для восторженных девиц.

Опешивший Серж откинулся на спинку скамейки, с удивлением глядя на девушку. Перед ним сидела вроде бы похожая на ту, московскую студентку, девушка, но это уже была не она. Чем он больше вглядывался, тем сильнее осознавал, что перед ним сидит холодная, твёрдая, расчётливая женщина. А самое главное, что она сильнее его, внутренне и морально, которая сможет с одинаковой лёгкостью почистить яблоко и убить этим же ножом. От такого внезапного открытия по его спине пробежался лёгкий холодок неожиданного страха. Он внезапно для самого себя проникся к ней уважением, переходя на всякий случай с ней «вы»:

— Да, сильно вы изменились, Серафима Андреевна, кажется?

— Что вы, любезный Серж, никаких имён и отчеств! Только партийная кличка! А пока едем до места, расскажите, зачем я вам понадобилась!

Карета, тем временем миновав беспрепятственно въездной шлагбаум порта, катила в сторону города.

— Вы, Студентка приехали как нельзя кстати вовремя. Вы нам нужны для проведения «экса». Наша боевая группа под руководством Сорокина совместно с анархистами готовит экспроприацию государственных средств. В назначенное время, через два дня, из Петербургской портовой таможни в Казначейство повезут крупную сумму денег, что-то чуть больше полумиллиона рублей. А партии сейчас позарез нужны деньги для покупки оружия, кстати, у финнов, содержания типографии, подкупа тюремных чиновников. Наших трёх товарищей приговорили к расстрелу. Так вот, товарищ Сорокин разработал план нападения. Но для его исполнения необходима надёжная женщина-боевик. Поэтому я сразу вспомнил про вас. Все детали обговорим сегодня вечером на конспиративной квартире.

— А почему с анархистами? Мы что, сами не сможем? — удивилась девушка.

— Дело в том, что это идея анархистов. У них свой человек в Казначействе. Но для проведения «экса» у них не хватает сил, поэтому и обратились к нам за помощью. Если всё удастся, то делим 50 на 50.

— Теперь всё понятно.

Тем временем карета остановилась у четырёхэтажного доходного дома на улице Пушкарской. Выйдя из кареты, они поднялись на второй этаж. Около двери под номером 7 Серж остановился, достал ключ, открыл дверь, приглашая её войти. Серафима сделала шаг, но вдруг остановилась, разворачиваясь к Сержу лицом:

— Так, Серж, это чья квартира? Твоя?!

— Точно так, моя, — улыбнулся он в ответ.

— А во сколько встреча сегодня?

— В девять вечера.

— Дай мне, пожалуйста, ключ, — девушка протянула руку. Он послушно отдал. Взяв ключ, она, сделав шаг назад, строго произнесла, захлопывая перед его носом дверь: — Я тебе уже сказала, никаких нежностей! Забудь! Поэтому я буду жить одна!!!

Обескураженный Серж только и смог проговорить, глядя в закрытую дверь:

— Да, но как же мои вещи?

— Сегодня вечером заберёшь. Жду тебя в 19.00. Поведёшь меня в ресторан обедать! А я пока побуду одна, — донеслось из-за двери.

Мужчина чертыхнулся. Ему ничего не оставалось как удалиться восвояси. Серафима же, измученная морским переходом, приняв ванну, легла отдохнуть.

В 19:00 Серж постучал, теперь уже в свою бывшую квартиру. Дверь распахнулась. На пороге стоял его дорожный чемодан.

— Я собрала твои вещи, — сказала Клестова, выходя в коридор. — Забирай. Отправишь с извозчиком на свою новую квартиру. А теперь вези меня в ресторан, есть хочу, сто лет не была в хорошем ресторане.

Сев в карету, Серж начал было что-то говорить про сегодняшнее собрание, но Серафима его резко прервала:

— Серж! Давайте не будем говорить о работе, расскажите мне лучше, куда вы меня везёте? В какой ресторан, самый дорогой?! Надеюсь, партия хорошо платит своим боевикам?!

— О да, непременно, в самый дорогой, Серафима Андреевна! Мы едем в «Донон»! — напыщенно торжественно произнёс мужчина.

— И чем же этот ресторан знаменит? — заинтересовалась девушка.

— Во-первых, — начал восторженно Серж, — ресторан находится немного в необычном для респектабельного ресторана месте. Он расположен во дворе дома, проще сказать, в подворотне и не имеет парадного входа, как его собратья. Зато у него есть свой сад и небольшой пруд.

— Вы меня уже заинтриговали, Серж! А почему так вышло? С чем связано? — удивилась она.

— Всё началось с того, — продолжил Серж, — что в 20-х годах 19 века некий француз по имени Сен Жорж открыл в этом месте небольшую лавочку, где торговал макаронами и печёным картофелем. Дела у него шли ни шатко, ни валко¹⁵, но говорят, на жизнь хватало. А потом, в конце девятнадцатого века, француз Жан-Батист Донон выкупил у него это помещение, превратив его в небольшой ресторан. Ходят слухи, что первые клиенты этого ресторана шли не обедать, а полюбоваться на жену Донона, говорят, она была очень красива в молодости. Впрочем, и сам Донон был не дурак, его недорогие и отменные блюда плюс отличное вино, поставляемое ему из Франции, сделали его заведение очень популярным для коллективных обедов. Надо отдать ему должное, он не остановился на этом, продолжая двигаться вперёд, доведя свою кухню и сам ресторан до совершенства. Это способствовало тому, что его облюбовала интеллигентная публика. Здесь устраивают ежегодные собрания Академии наук и общества художников-передвижников. А с 90-х годов прошлого века в нём проходили и проходят так называемые «Дононовские субботы», в которых участвуют петербургские писатели. А ещё говорят, это место облюбовали модные нынче поэты-символисты: Гиппиус, Мережковский, Вячеслав Иванов.

Во-вторых, репутация «Донона» как респектабельного ресторана настолько высока, что именно здесь скрывался после побега из Петропавловской крепости мятежный князь П. А. Кропоткин. Не зная, куда ему деться до назначенного часа, он, недолго думая, приехал к «Донону» и, сняв отдельный кабинет, прогулял там до утра. Полиция искала его везде, но не могла додуматься, что он сидит в центре Петербурга в ресторане. Так что, Серафима Андреевна, мы едем с вами в надежнейшее интеллигентное место с отменной французской кухней.

— Серж, вы так распалили моё любопытство и аппетит, что я с нетерпением хочу попасть туда. И раз вы такой изысканный кулинар, то право выбора блюд я предоставляю вам. Удивите меня!

Тем временем карета остановилась на набережной реки Мойки около дома 24. Серж нисколько не преувеличил. Они, с набережной пройдя сквозь арку, оказались в уютном тенистом саду, в центре которого располагался пруд с чистейшей водой, где плавали разноцветные рыбки. Пройдя по мостику, переброшенному через пруд, молодые люди вошли в массивную парадную дверь, которую любезно распахнул перед ними швейцар в помпезной ливрее и с большими бакенбардами. В общей зале, разукрашенной золотой лепниной и живыми цветами, царила необъяснимая атмосфера умиротворённости, достатка, роскоши с неповторимым ароматом дорогих духов и вина. Почти все столики были заняты разодетой публикой, которая, наслаждаясь изысканными блюдами, вела светские разговоры. Серафима даже почувствовала себя неловко. Ей показалось, что её наряд чересчур скромен для подобного места. Но тут её внимание привлекла громкоговорящая публика за самым дальним от двери большим столом. Небрежно одетые, с раскрасневшимися лицами, они о чём-то жарко спорили, при этом не забывая опустошать рюмки и тарелки с различной снедью.

«А, — подумала она, — это, наверное, и есть те самые поэты и писатели, про которых говорил Серж. Ну, раз они могут позволить себе выглядеть небрежно и скромно, то почему я не могу этого сделать».

Возникший из ниоткуда метрдотель, расплываясь в угодливой улыбке, склоняясь в почтительном полупоклоне, произнёс:

— Приветствую вас, уважаемый Сергей Эдгарович! Ваш кабинет готов!

— Спасибо, любезный! — со светской учтивостью ответил спутник Серафимы. — Не провожай, дорогу я знаю. Пришлите мне моего гарсона¹⁶.

— Уже ждёт! — склоняясь ещё чуть ниже, ответил метрдотель.

Пока они шли по залу, Серж, наклоняясь к Серафиме, сказал:

— Прошу вас, не удивляйтесь. Здесь я известен как богатый скотопромышленник из Сызрани.

— Понятно, — улыбнулась девушка и, не удержавшись, съязвила: — «Скотопромышленник», охотящийся на жирных вельможных «скотов».

Обед превзошёл все её ожидания. Форшмак из лангуста, суп «Пьер ля Гран», нормандский соус, донышки артишоков по-парижски, жареные перепёлки с лёгким шабли¹⁷ привели её в неописуемый восторг. На десерт подали тающую во рту шарлотку «Помпадур», мороженое и кофе. Серафима была на седьмом небе от всего происходящего вокруг. Ей вдруг показалось, что она схватила удачу за хвост.

«А революция, оказывается, дело прибыльное. Это не только стрельба да скитание по городам и весям¹⁸, но роскошная жизнь. Если она такая, революция, то я согласна».

Даже когда они покинули ресторан, добрались до конспиративной квартиры, где в накуренной полу сумрачной комнате собрались участники будущего налёта, радужное настроение не покидало её. Ей, как единственной даме, была поручена очень простая, на первый взгляд, роль. Она, после того как боевики захватят деньги, должна будет подъехать на карете к месту ограбления и после того, как туда покидают мешки с деньгами, уехать с ними на нужный адрес, где и произойдёт делёжка добычи. Её присутствие в карете обуславливалось двумя причинами. Первая — одинокая женщина в карете вызывает меньше всего подозрений. Вторая — братья-революционеры не доверяли друг другу до конца. И поэтому, чтобы избежать пропажи пары мешков денег при перевозке, было решено поручить это двум представителям, по одному от каждой из сторон. В карете сидит она, представитель большевиков, управляет каретой представитель анархистов.

После того как все детали налёта были оговорены, боевики стали по одному расходиться. Когда же Серафима начала было собираться на выход, Сорокин, суровый мужчина с твердыми губами и бараньими, как ей показалось, глазами, попросил их с Сержем задержаться. Наконец они остались втроём. Сорокин закурил папиросу, жёстко посмотрел сначала на Серафиму, потом на Сержа, снова на неё:

— Так что, Серж, она действительно стоит того, что ты рассказал? — спросил он, не сводя глаз с Серафимы.

— Да, Сорокин, она стоит моей характеристики! — спокойно ответил Серж. — Сегодня утром я ещё раз в этом убедился.

— Хорошо, — отозвался он и, уже обращаясь к Серафиме, продолжил: — Так вот, Студентка, почему мы позвали именно тебя. Зная, как ты ловко застрелила начальника охранки Москвы с его помощником и как в составе «Кровавых собак» вы покарали предателя прокурора в Хельсинки, мы уверены, что ты справишься с тем заданием, которое мы тебе поручим.

Серафима молча слушала.

— Дело в том, — не дождавшись ответа, начал Сорокин, — если налёт удастся и мы получим деньги, то после раздела нашей доли нам не хватит, чтобы покрыть все срочные расходы. Поэтому, когда вы въедете во двор дома, где должна будет состояться встреча, ты позовёшь анархиста вовнутрь под любым предлогом и застрелишь его. После чего ты уйдёшь оттуда, оставив карету, её заберут наши товарищи. Вернёшься в свою квартиру, где будешь ждать от нас известий. Продолжай играть роль офицерской вдовы. Денег, сколько тебе нужно, возьмёшь из любого мешка, пока будешь ехать до места. Связь будем держать через Сержа или человека, что придёт от нас. Пароль: «Я с приветом от Сорокина». Вопросы есть?!

Клестова равнодушно пожала плечами. Задание её нисколько не удивило, она даже ему обрадовалась, особенно той части, которая касалась денег.

— Мне всё понятно. Я готова. Только мне нужны патроны к моему браунингу, осталось всего восемь штук.

— Хорошо, Серж привезёт перед акцией, — ответил ей боевик.

Не дожидаясь Сержа, Серафима покинула конспиративную квартиру. И уже через час мирно почивала в своей постели. Угрызения совести больше не мучали её.

В назначенный день и час экипаж, в котором сидела Серафима, остановился на перекрёстке Фонарного и Максимилиановского переулка, на козлах которого восседал благообразного вида «кучер». Место было выбрано неслучайно, «экс» должен был произойти именно здесь. Как только карета казначейства, преодолев Фонарный мост, окажется на перекрёстке, её атакуют боевики с четырёх сторон. Волнительное ожидание достигло своего апогея, когда вдалеке, на мосту, показалась кавалькада всадников, окруживших плотным кольцом большую чёрную карету. Конвойных жандармов было много, двадцать конных, четверо на карете, да ещё пара конвойных сидела на облучке¹⁹, один управлял, второй находился рядом, и два конвоира на запятках²⁰ кареты, и это, не считая двух чиновников казначейства, сидевших внутри. Сердце девушки, наблюдавшей из-за чёрной занавески за происходящим, тревожно сдавило. Силы были явно неравны, против одиннадцати боевиков было двадцать четыре жандарма. Но Сорокин знал об этом неравенстве заранее, поэтому очень рассчитывал на эффект внезапности налёта, который будет в полдень на оживлённой улице в самом центре города.

Карета постепенно приближалась к перекрёстку. Хотя и готова была Серафима к развитию событий, но всё равно сильно вздрогнула, когда мирно идущий мимо посыльный в форме почтового ведомства, вдруг размахнувшись, с силой метнул свой портфель в сторону кареты, когда та выехала на центр перекрёстка. Под каретой полыхнуло пламя, раздался мощный взрыв, вырывая задние колёса, раскидывая по сторонам солдат, ближайших конников и прохожих на улицах. На мостовую пролилась первая кровь, истошно закричали испуганные прохожие. Следом раздались ещё два взрыва, но уже гораздо меньшей силы. Мнимый «чиновник», выхватив из карманов пистолеты, открыл стрельбу с обеих рук по суетящимся на перекрёстке жандармам. Она увидела, как к нему присоединились ещё несколько человек, открывая беспорядочную пальбу. Оправившись от первого шока, охрана огрызнулась ответным огнём. Видно было, как один из наездников выронил карабин из рук, получив пулю в левое плечо. Но парень оказался не из робкого десятка. Он выхватил здоровой правой рукой шашку, пришпорив коня, ринулся на боевиков. Почтового «чиновника» он сбил с ног конём, тот отлетел, словно резиновый мяч от ракетки, врезаясь головой в мостовую наотмашь, замирая без признаков жизни. Другого боевика, в одежде рабочего, что стоял недалеко от кареты Серафимы, с ходу рубанул шашкой по голове, наискосок, превращая её в кровавый сгусток. Но как только он остановился, чтобы развернуть коня, к нему подлетел ещё один террорист, одетый как городской франт, расстреливая его в упор. Жандарм обмяк, выронил шашку, вываливаясь из седла на дорогу. Раздался хлёсткий звук винтовочного выстрела, «франт» дёрнулся всем телом, недоумённо посмотрел на свою грудь, где по белой сорочке быстро расползалось кровавое пятно, падая, как подкошенный, на землю. Глаза Клестовой наполнились ужасом, кровавая бойня, развернувшаяся перед её взором, повергла её в шок. Затуманенным взором она увидела, как распахнулась дверь казначейской кареты, оттуда в клубах дыма вывалилась огромная туша сопровождающего чиновника. Подбежавший к открытой дверце боевик в соломенной шляпе всадил несколько пуль из своего браунинга в чиновника, исчезая в глубине кареты. Через мгновение изнутри стали вылетать мешки и баулы с деньгами. Автоматически Серафима отсчитала четыре мешка, два баула. Один из баулов раскрылся от удара о землю, несколько пачек с банкнотами выпали на мостовую. К карете подбежали два молодых человека в студенческих сюртуках, подхватив мешки, они побежали в сторону экипажа, притаившегося на углу Максимилиановского переулка. Из кареты вылезла «соломенная шляпа», подобрав выпавшие пачки с купюрами, и, прижимая сумки к груди, тоже побежала в её сторону. Девушка распахнула дверцу, «студенты», не глядя на неё, закинули мешки вовнутрь, вновь присоединяясь к своим товарищам, ведущим перестрелку со стражами порядка. К конвойным на подмогу стали собираться городовые со всей округи, которые рьяно включались в перестрелку. В подбегающей «соломенной шляпе» Серафима опознала никого иного, как Сержа. Он швырнул баулы к её ногам, проорал хриплым голосом благообразному анархисту, сидевшему на козлах:

— Быстро уезжай отсюда!

И тут же дёрнулся от пули, попавшей ему в спину. Изо рта на грудь хлынула чёрная кровь, Серж, захлёбываясь, упал лицом вперёд, под колёса экипажа. Возничему не нужно было повторять дважды, взметнулся к небу хлыст, опускаясь на спины лошадей. Карета дёрнулась, вздыбливая правое колесо, которое проехалось по спине ничком лежащего на земле Сержа, устремляясь во весь опор от места теракта. Звякнуло, разлетаясь от попадания чьей-то пули, стекло в дверце экипажа, впиваясь крупным осколком под левую ключицу девушки. Вскрикнув от боли, она машинально выдернула стекло, чувствуя, как горячая кровь потекла по её груди. Не теряя самообладания, Серафима достала из сумочки носовой платок, прижала его к ране.

Пролетев несколько кварталов, «кучер» попридержал лошадей, переводя их на неспешную рысцу, дабы не привлекать к себе внимания. Девушка более-менее успокоилась, перевела дух, трезвое мышление постепенно возвращалось к ней. Когда экипаж прибыл к назначенному месту, она морально была готова к выполнению миссии, возложенной на неё товарищами. Карета остановилась. Было слышно, как «кучер» спрыгнул с облучка. Серафима сжала свой браунинг в правой руке, левой она продолжала прижимать к месту пореза окровавленный платок. Дверь кареты распахнулась, девушка откинулась на спинку и слабым голосом произнесла:

— Помогите мне, пожалуйста, я ранена.

Мужчина забрался вовнутрь, сел напротив неё, закрыл дверь.

— Дайте, я посмотрю, что у вас там, — произнёс он, протягивая руку к платку.

Но как только он коснулся девушки, она твёрдым голосом, поднимая пистолет на уровне пояса, глядя ему в глаза, спуская курок, произнесла:

— Простите, ничего личного. Я всего лишь выполняю задание партии.

Два выстрела из маленького пистолета прозвучали негромко. «Кучер» завалился на бок, прошипев:

— Вот же сволочь.

Она же подняла пистолет на уровень глаз, хладнокровно прицелилась ему в сердце и сделала ещё один выстрел. Мёртвое тело «кучера» сползло ей под ноги.

«Так, с этим всё, надо уходить. Но я что-то я ещё не сделала, — подумала она, оглядывая карету. Взгляд её упал на раскрытый баул. — Точно, деньги не взяла», — осенило её.

В полумраке кареты она не смогла разглядеть достоинства купюр в пачках, поэтому взяла наугад первые пять, что лежали сверху, больше в её сумочку не поместилось. Прикрыв окровавленное плечо пелериной²¹, опустив на лицо вуаль со шляпки, она, аккуратно протиснувшись мимо бездыханного тела анархиста, вылезла наружу. Карета стояла в проходном дворе. Недолго думая, девушка, повернув налево, пошла к выходу. Когда она уже почти вышла на улицу, то услышала, как сзади, во дворе, зацокали копыта лошадей. Она не стала оборачиваться, ей было безразлично, кто и куда уезжал на экипаже, который она только что покинула.

Взяв извозчика, Клестова добралась до своей съёмной квартиры. Там она обработала рану, переоделась, упаковала окровавленную одежду в дорожную сумку, чтобы потом избавиться от неё, выбросив в мусорный ящик подальше от дома. Затем пересчитала деньги, что взяла из казначейского баула. Её добыча составила: пачка с трёхрублёвыми купюрами, две по десять рублей, одна по двадцать пять и самая солидная, по сто рублей. Итого ей в качестве приза досталось 14 800 рублей.

«Мне определённо нравится быть террористкой! — восторженно подумала она, лицезрея на богатство, что свалилось к ней. — Столько денег сразу не было даже у папеньки в лучшие дни».

И вновь Серафима почувствовала, как от похотливого желания загорячилось внизу живота. Не сопротивляясь своему порыву, она быстро собралась, отправляясь в популярный ресторан «У Палкина» на Невском проспекте, где главной темой разговоров в тот вечер было нападение на казначейскую карету в Фонарном переулке.

Она сидела одна. И когда к ней попросился за столик молодой пехотный подпоручик, бывший уже достаточно навеселе, то она не отказалась от его компании. Погуляв в ресторане, подпоручик повёз её в меблированные номера на Сенной площади, где «таинство интимных отношений» повторилось ровно по тому же сценарию, что было и Финляндии с Вилли. Утолив свою греховную страсть, Серафима тут же покинула гостиничный номер, где на кровати без штанов, но в мундире мирно посапывал молодой подпоручик.

На следующий день из газет она узнала, что в результате этой акции было ранено десять прохожих и жандармов. Убито пятеро налётчиков и один жандарм. Остальных же террористов, что схватили на месте или в течение нескольких часов, ждал военно-полевой суд. Она узнает позже: суд приговорит 6 участников налёта к смертной казни. Приговор приведут в исполнение на следующий день после суда.

Примечания

10

Опешить — Растеряться от неожиданности, удивления и т.п., прийти в замешательство.

11

Скаттуден (Скатудден) — полуостров, ограничивающий Южную гавань Хельсинки с северо-востока

12

Пятиалтынный (или пятиалтынник) — народное название монеты номиналом 15 копеек. Название происходит от пересчёта номинала в алтыны (15 копеек = пять алтынов). Алтын равен трём копейкам.

13

Вахтенный матрос — Караульный у трапа который осуществляет контроль за посещением судна, неотлучно находясь у трапа и не допуская на судно посторонних лиц без разрешения вахтенного помощника капитана»

14

Вахтенный офицер — дежурный по кораблю, один из помощников капитана

15

«ни шатко ни валко» — дословно означает «так себе, посредственно, ни хорошо ни плохо».

16

Гарсон — Официант во Франции.

17

Шабли — это вино из Франции зеленоватого цвета, а именно из района Бургундия. Самое необычное в этом виде вина то, что его название не совпадает с сортом винограда — изготавливается Шабли из винограда Шардоне.

18

Веси — множественное число слова весь, это старое, ныне вышедшее из активного свободного употребления слово, значит — «селение, деревня»

19

Облучок — Толстая деревянная скрепа (сиденье для кучера), располагающаяся по краям телеги, повозки

20

Запятки — место в задней части экипажа, где становятся или садятся слуги.

21

Пелерина (фр. pelerine — «странник», «пилигрим») — элемент женской и мужской одежды, преимущественно в виде безрукавной накидки или обязательно съёмного, большого, закрывающего плечи воротника.