Сатирический роман Двойник

Андрей Осипов (2024)

Герои — два простых человека из глубинки. Силой обстоятельств они попадают в столицу и вовлекаются в интриги политической элиты, сталкиваются с крупными фигурами: политиками, депутатами, чиновниками, мэром Кепкиным. Особо мерзкое впечатление производит руководство страны: Хайдар, Рыжпейс, Бурдалис… Герои принимают решение противостоять беспределу, царящему на их родной земле. Один из них даже становится двойником Президента со всеми вытекающими последствиями… Все события, описанные в романе, имена и фамилии, должности героев являются вымышленными, любые совпадения — случайными, и не имеют цели кого-то оскорбить или унизить. Все права защищены. Роман полностью закончен в 2007 году.

Глава 6. Заседание правительства

В Кремле у Михаила Потаповича был маленький кабинет. Скорее даже не кабинет, а так, комнатёнка: стол, стул и тумбочка… Он сидел за столом и корчил морды в зеркале… Иногда что-то приговаривал. Со стороны могло показаться, что немолодой уже человек валяет дурака:

— Не отступлюсь, панимашь, от курса реформ!.. — он скорчил дурацкую морду и, подражая голосу Президента, продолжил:

— Да я, панимашь, на рельсы лягу!.. — кричал Михаил Потапович. — Тридцать восемь, панимашь, снайперов! — он сделал руками жест, как будто держал винтовку и целился. — И у каждого снайпера, панимашь, по стакану с водкой, панимашь! — он показал зеркалу язык. Потом у него был урок подделки почерка и росписи. Он писал различные резолюции и, чуть высунув от старания язык, ставил подписи. «Расстрелять на помойке! — выводил он резолюцию. — Наградить ведром водки! Отказать без объяснения причин!» Потом стал совмещать: ставил подписи на чистых листах, корчил рожи и кричал в зеркало:

— Что ты, рыжая морда, панимашь, ещё хочешь? Ваучер тебе подписать, панимашь? Давай, панимашь, приклею его на твой конопатый, панимашь, исполкомовский лоб! А-фи-цер, панимашь, рыжий пейс! На рельсы тебя, панимашь, брошу! — Михаил Потапович вошёл в раж и не заметил, что в кабинете появился Шулер. — Нефть тебе? Панимашь! Газ тебе? Панимашь! Ложками забью!!!

— Очень, очень хорошо! — радовался Шулер. — Только потише немного, в коридоре люди оборачиваются. Я тобой доволен. И почерк, и подпись похожие…Только лицо… Выражение лица надо натуральнее: пустой огонь в глазах, выражение бессмысленное и, главное, маниакальный, неопохмелённый напор…

— Водку давай! Панимашь! Сначала водку давай! А потом советы! — заорал Михаил Потапович, сильно затопав ногами. Шулер слегка опешил, но собрался:

— Хорошо… Вполне похоже… Только не по теме. Ты больше про реформы, рельсы… Про водку не нужно! — он грустно вздохнул. — Всё хорошо, только выражение лица немного не то… Ты никогда, что ли, запоями не пил? — Шулер задумался. — Придётся всё-таки тебя в «Кащенко» к психам свозить. Посмотришь, запомнишь, какие у них выражения на лицах. «Неопохмелённый алкаш перед завтраком».

— Не надо! — испугался Михаил Потапович. — Потренируюсь, и всё получится.

— Сегодня Швайник проводит заседание правительства. Поедем вместе — посмотришь… Жду тебя у машины.

За столом для заседаний правительства расположилось много людей. На месте председателя сидел Хайдар. По правую руку от него находился Рыжпейс, по левую — Бурдалис. На менее почётных местах сидели министры: и Козырьков, и О́вен, и ещё много всяких министров. Все слушали Хайдара:

— Как я уже говорил, некоторые акцептанты путём агрессивной дезинтермедиации не достигают необходимых декортов…

Когда в зал вошёл Шулер с Михаилом Потаповичем, Швайник замолчал и встал. За ним встали и все остальные члены правительства. Шулер подошёл к Швайнику, поздоровался с ним за руку, потом поздоровался за руку с его заместителями, Бурдалисом и Рыжпейсом, кивнул всем остальным:

— Садитесь, господа! Продолжайте заседание правительства. А мы послушаем…

Все с шумом уселись на свои места, а Шулер с Михаилом Потаповичем в некотором отдалении. Швайник продолжил:

— Наипервейшая задача нашего правительства, товарищи, при помощи метода кумулятивного построения авуаров и пассивной банковской франшизы редисконтировать положительный эквайринг, причём, обращаю на это особое внимание, наши глобальные деривативы не должны пострадать! Тогда никакой форфейтинг и даже актуарные расчёты не обеспечат хеджирование и уход в фискальный оазис! Видите, как это просто… Теперь фискальный оазис не катит никому! — он причмокивал, присасывал, показывал всем зубы. Министры прикладывали неимоверные усилия, чтобы понять, о чём он говорит, но, судя по выражениям их лиц — не понимали. Только заместители делали вид, что понимают. Они изредка кивали головами, но по скучающим выражениям на их лицах было ясно: делают они это чисто автоматически. Михаил Потапович даже не стал вникать в речь фёст-министра: откровенно разглядывал зал, людей… До настоящего времени он общался только со Швайником и его замами. Шулер, очевидно, тоже не мог понять, о чём говорит фёст-министр:

— Хайдар, — резко одернул он оратора, — ты не на заседании редколлегии журнала «Коммунист» и даже не в газете «Правда». Говори понятно, без терминов.

— Слушаюсь! — ответил Швайник, качнул щёчками, причмокнул и показал Шулеру зубы. Шулеру это не понравилось.

— Говори уже!

— Вам докладывать? — осведомился Швайник, хрюкнув.

— Министрам, министрам докладывай! Я тут гость… Проводи заседание правительства, наконец!

Фёст-министр устроился поудобнее в своём кресле, прочмокался, прохрюкался и начал докладывать, старясь говорить понятно:

— Основная задача нашего правительства, как вы все знаете, сломать хребет тоталитарному режиму! Нанести ему, товарищи, сокрушительный удар и уничтожить полностью. После того, как мы путём подписания Пьяно-пущинского соглашения максимально минимизировали территорию страны, необходимо закрепить и развить успех. За очень короткое время, товарищи, нам удалось построить рыночную экономику в стране, а это уже явный переход к демократии, — Швайник хрюкнул и потряс щёчками. — И главное наше достижение в этом вопросе — либерализация и отпуск цен!

Шулер слушал и удовлетворённо кивал головой. Михаил Потапович, наоборот, слушал настороженно, удивлялся, но вида, пока, не подавал.

— Отдельные недоброжелатели и приверженцы тоталитаризма и кровопролития выступают с критикой: мол, гиперинфляция, разорили население, зарплаты не хватает и на буханку хлеба! Ну и что, что инфляция 2600 процентов? Через два, максимум три месяца, цены начнут стремительно падать!

— Как это падать? — удивился Шулер.

— Ты что? — подлизался Рыжпейс. — У меня приватизация пошла. Разоримся!

— Извините! — засуетился Швайник, тряся щёчками. — Я перепутал: «падать» — это для прессы. С чего бы им вдруг падать? С какого перепугу? Так вот. Да, говорю я, есть трудности. И мы для победы демократии и либерализма успешно их преодолеем! — Швайник хрюкнул.

Министры, сидящие на заседании, громко захлопали в ладоши. Многие поднялись с мест и аплодировали стоя. Раздались крики: «Ура!» и «Браво!» Фёст-министр просиял. Как ему этого не хотелось, но он, подняв руку, призвал министров к порядку и продолжил:

— И мы ответим критикам из Верховного совета: что же нам оставалось делать, когда… — он запнулся, — когда в стране… — Швайник растерянно посмотрел на министров, причмокнул и стал перебирать на столе бумаги. — в стране… Когда… — нужная бумага не находилась.

— Когда в стране, — громко подсказал с места Шулер, — продовольствия осталось на три дня, и надвигается голод!

— Точно, точно… Спасибо, доктор. Страна стояла на грани голода, и мы вынуждены были отпустить цены! — опять раздались аплодисменты. Михаил Потапович ничего не понимал. Он решил уточнить кое-что у Шулера.

— Я немножко не понял, — шепнул он Шулеру на ухо, — какой голод? Какие три дня? С продуктами, конечно, паршиво, но крупы, мука, соль… Это же всё есть. И потом, почти вся страна, за исключением больших городов, уже давно живёт натуральным хозяйством… С мясом и рыбой плохо, но остальное же есть…

— Это стандартная фраза из Плана, — отмахнулся от него Шулер.

— Из какого Плана? И ещё: остался же Гохран на случай чрезвычайных ситуаций. Я знаю, что его, то ли на год, то ли на три хватит, чтобы не допустить голод!

— Я тебе потом про План расскажу, не мешай слушать…

— Хорошо.

Тем временем Швайник продолжал, похрюкивая от удовольствия и тряся щёчками:

— Теперь никто не может нас упрекнуть в том, что в магазинах нет товаров. Всего полно! Относительно промышленности. Да, промышленность останавливается. Заводы и фабрики не могут сразу приспособиться к новой рыночной экономике, которую мы создали. Вот приватизирует их товарищ Рыжпейс, тогда они начнут работать как надо…

— Что ты всё: товарищ, товарищ! — поправил его с места Шулер. — Говори правильно: господин, господа… Пора уже привыкнуть.

— Так точно. Слушаюсь. Эффективным может быть только частный собственник! Поэтому промышленность надо быстрее развалить, потом приватизировать. А наладит её снова частный собственник. В этих же целях мы проводим банковскую реформу. Старая банковская система устарела. Нас критикуют: организации не могут дождаться перечисленных им денег, деньги могут идти целый год, процветает бартер… Да. Трудно! — Швайник причмокнул. — Но, с другой стороны, если промышленность не работает, зачем тогда деньги куда-то перечислять? За несколько лет мы проведём банковскую реформу, товарищ Рыжпейс, тьфу… — он стыдливо посмотрел на Шулера и показал ему зубы, — господин Рыжпейс к этому времени раздаст предприятия, и они заработают в полную силу с новой банковской системой. А то, что сбережения у граждан сгорели в топке демократических реформ? В новой, демократической стране каждый сможет заработать столько денег, сколько ему нужно!

Раздались одинокие аплодисменты Шулера. Все обернулись.

— Хорошо. В целом — хорошо! Можно даже пустить это на телевидение… Конечно, после хорошей правки…

Министры смущённо заулыбались. Швайник удовлетворённо чмокнул:

— А мы ещё не закончили… У нас на повестке дня несколько вопросов: доклад господина Рыжпейса о начале приватизации и вопрос о льготах и привилегиях для членов правительства.

— Хорошо, — разрешил Шулер, — продолжайте, я послушаю…

Поднялся Рыжпейс. Он гордо оглядел собравшихся и начал:

— Ну что, господа министры, поработаем? В самое ближайшее время страну ждут огромные преобразования. Мы начали приватизацию! Эти преобразования по масштабам можно сравнить только с Великой Октябрьской социалистической рево…

— Рыжий! — испуганно крикнул Шулер. — Ты о чём? Мы не в Исполкоме Ленсовета!

— Ой! — Рыжпейс поперхнулся. — Извините, привычка… С переворотом 1917 года. Можно сравнить… В соответствии с Планом мы начали приватизацию! — раздались аплодисменты, — Правительственная группа экономистов-либералов также в полном соответствии с Планом разработала подробную схему реформы. Мы разделили балансовую стоимость производственных фондов страны по старым, тоталитарным, расценкам на численность населения и вышли на стоимость одного ваучера. Каждый житель получит свой ваучер. Цена ваучера будет только расти и увеличиваться!

Михаил Потапович не выдержал и опять начал задавать вопросы Шулеру:

— А что за План-то такой? И почему поделили только основные фонды, а нефть, газ, природные ресурсы? Да ещё по советским ценам? И почему цена ваучера будет расти, когда в стране такая инфляция?! — Шулер не ответил, только отмахнулся от него. «Вот это я не рассчитал… — думал Шулер, — не предусмотрел, что пойдут ссылки на План. Что же… Придётся ставить вопрос ребром и всё ему рассказывать…».

— Мы не должны обращать внимания на злобную критику злопыхателей-лже-экономистов и игнорировать их требования сделать ваучер именным. В Плане записано: только обезличенный, только! — опять раздались аплодисменты. Рыжпейс, улыбаясь, раскланялся:

— А обосновывать это надо так: если мы будем выдавать именные ваучеры, у нас не получится развальной приватизации!

— Какой? — переспросил Шулер.

— Развальной! Так в Плане записано!

— План тоже надо с умом читать… Это в описательной части, а в лозунговой — обвальной! В смысле, очень быстрой!..

— Слушаюсь. Учту. Не получится обвальной приватизации… А нам очень нужен частный собственник-олигарх! Только он сможет эффективно управлять экономикой. Собственников не должно быть много! Вот, таким образом, товарищи. И наша задача — досконально отслеживать этот процесс. Не допускать искажений и разграбления страны алчным населением, как это недавно произошло в столице.

— Что произошло в столице? — удивился Шулер. — Я не в курсе.

Оживился Швайник. Хрюкнул, причмокнул, потряс щёчками и наябедничал:

— Столичный мэр! Псевдо-экономист Харитон Гаврилкин! Воспользовался Вашим указом, то есть, указом Президента о приватизации и разрешил трудовым коллективам разграбить предприятия путём бесплатной приватизации. Вот такой предатель оказался.

— Почему не доложили?! — заревел Шулер. — Всех выгоню! В Сибирь!

Члены правительства сжались и потупили глаза. Воцарилась полная тишина. Только Швайник одиноко похрюкивал и причмокивал. Видя сильный испуг Кабинета министров, Шулер немного смягчился:

— Выгнать предателя! Много он раздал?

— Слава Бо… Ой! Немного… Мелочёвку в сфере обслуживания: мастерские, парикмахерские… Большие и стратегические объекты уцелели…

— Хоть так… Немедленно выгнать мерзавца с должности! Что у тебя ещё по повестке дня?

— Льготы и привилегии — хотим членам правительства немного облегчить жизнь… Мелочёвка: дачи, машины, квартиры, зарплаты, кабинеты… От коммунистов осталось кое-что, но не хватает на всех…

— Ладно. Это вы и без меня решите! — и, обращаясь к Михаилу Потаповичу, сказал:

— Пойдём, при обсуждении этого вопроса тебе не надо присутствовать… Рано ещё тебе. Тут надо иметь крепкие нервы… Точно драка будет.

Они не успели ещё выйти из зала, как Правительство приступило к обсуждению льгот и привилегий. Слышны были крики, шум, возгласы. Выйдя на улицу и подойдя к машине, они остановились. Был прекрасный зимний день. Ярко светило солнце. Стоял лёгкий морозец. Михаилу Потаповичу, уставшему от душных кабинетов, очень захотелось прогуляться. У него была целая куча вопросов к Шулеру, но он решил отложить их. «Приду к нему в кабинет, и поговорим. Всё у него и узнаю…». И вдруг неожиданно для самого себя он сказал:

— Шулер! А давайте пешком прогуляемся. Смотрите, какая погода чудесная. Что Вы всё на машине? Пошли, а?

Шулер посмотрел на Михаила Потаповича. Он подумал: «Может, он и прав? Что я, действительно, всё по машинам и кабинетам? А заодно и поговорим. Без всяких Секретарей и Швайников!»

— Пошли, Потапов сын, прогуляемся! — ответил он. — Ты дорогу-то хорошо знаешь? Не заблудимся?

— Не в лесу, не потеряемся…

Отпустив машину, они пошли пешком. Снег скрипел под ногами. Шулер думал, как лучше начать разговор и не спугнуть Потапыча. В целом, он Шулеру нравился. Нравилась его образованность, своеобразный ум, тактичность и рассудительность… Нравилась сдержанность и скромность. И даже его религиозность, которая поначалу сильно раздражала Шулера, а порой, просто выводила из себя, тоже стала импонировать… Полное отсутствие алчности: с такими «русскими» ему ещё не приходилось сталкиваться… В последнее время Шулеру очень сильно мешал Президент. Не в реализации Плана, не своими пьянками и дурацким поведением. Вокруг него стало появляться очень много приближённых, включая родственников: жадных, алчных и несговорчивых. Они пока с уважением относились к Шулеру и его должности, но нельзя быть уверенным, что будет через год, два, когда они смогут приобрести влияние в стране, деньги. Нельзя быть полностью уверенным и в завербованных и пока ещё преданных ему людях: Секретаре, Швайнике, Рыжпейсе, Бурдалисе, других… «Сейчас они меня слушают и беспрекословно подчиняются! — думал Шулер. — Началась приватизация… Скоро они станут очень богатыми людьми… Могут и забыть, кому они этим обязаны. У меня начнутся проблемы…». Вот поэтому и решил Шулер полностью завербовать Михаила Потаповича, частично раскрыть перед ним свои карты. Если что, Президента можно без всяких хлопот устранить — отказало сердце после очередного запоя, а на его место поставить преданного и послушного Михаила Потаповича. Пока Шулер думал, Михаил Потапович сам начал разговор:

— Я так и не понял, что это за План такой, на который они постоянно ссылались?

Шулер остановился, повернулся к Михаилу Потаповичу:

— Вопрос очень серьёзный, Майкл. Я как раз собирался с тобой поговорить. Тебе придётся хорошенько подумать и определиться, на чей стороне ты играешь. Хотя выбор у тебя не велик, но всё равно, ты должен определиться.

— В каком смысле?

— Ты же умный человек… Разве тебя не удивляет, что я, иностранный гражданин, не имеющий, официально никакого отношения к этой стране, всем тут управляю, что я тут самый главный? Не удивляет?

— Очень удивляет. Но я как-то не решался об этом спросить… А почему Вы тут главный?

Шулер покрутил пуговицу на пальто Михаила Потаповича:

— Пойдём. Холодно стоять… Не буду лукавить и юлить, скажу прямо. Я тут главный потому, что больше нет такой страны. России больше нет!

— Как? — воскликнул Михаил Потапович удивлённо. Теперь уже он остановился в недоумении.

— Пока ещё она, конечно, есть формально, юридически, территориально… Но можешь мне поверить, Майкл, её уже нет! И не будет больше никогда! Вы проиграли этот война, а мы её выиграли. Вот так, Майкл! И ты обязан определиться, на чьей ты стороне. Но должен тебе сказать, мне не хотелось бы тебя терять. Я хочу, чтобы ты был на нашей сторона.

— Как тебя зовут? Как твоё имя?

— Билл.

— И почему ты так решил, Билл, что России больше нет? Почему?

— Потому что есть План, Майкл. Про который ты меня спрашивал… Это План уничтожения России! И он будет выполнен, Майкл, это точно!

Слава Богу, что нервы у Михаила Потаповича были крепкие. Это был мощнейший удар. Услышать такое он никак не ожидал. «Нельзя показывать, — думал он, — что я расстроен и обескуражен. Нельзя! Миша! Возьми себя в руки! Я-то думал, что он просто помочь приехал! — говорил он сам себе». Перед глазами появились жена, дети, внуки… Родной городок… Мимо них шли люди, о чём-то болтали. Прошла стайка школьников, которые ели мороженое… Ход его мыслей прервал голос Шулера:

— Майкл! С тобой всё в порядке?

— Спасибо, Билл. Я просто задумался над твоим предложением… А ты уверен, что вы всё правильно рассчитали? Нет ли ошибки?

— Ошибки нет. Над этим Планом очень хорошо потрудились. Его много лет разрабатывали лучшие наши учёные! — Шулер удивлённым взглядом проводил школьников, аппетитно уминающих мороженое. — Зачем они кушают холодное мороженое на таком морозе?

— Понимаешь ли, Билл! — Михаил Потапович взял Шулера под руку. Очевидно, он принял для себя какое-то решение и успокоился. — Ты вот не знаешь, зачем наши дети едят мороженое на морозе? Хотя некоторые ваши представители уже удивлялись… Так может, и учёные, которые сочиняли этот План по уничтожению нашей страны, тоже этого не знают? Или знают?

— Думаю, что не знают. А для чего им это знать?! Какое отношение имеет мороженное к Плану?!

— Имеет! — Михаил Потапович улыбнулся и выдохнул всей грудью. — Если вашим Планом не предусмотрена защита от этого мороженого на морозе — грош ему цена. Ничего вы тут не навоюете. Это наша военная тайна!

— Я понял… Ты так шутишь со мной? Не шути, Майкл, вопрос очень серьёзный.

— Я понимаю… Послушай, Билл! А давай, раз такой разговор серьёзный, водочки выпьем… Ты знаешь, что я почти не пью, но вдруг захотелось…

— Пойдём в нашу столовую в Кремле, там и выпьешь, я не против этого…

— Да нет. Там неинтересно как-то: всё чинно, благородно… Вон — магазин, — он показал рукой на магазин с надписью «Вино», — а вон — «Пельменная». Возьмём бутылочку, в пельменной выпьем… Мы так в студенческие годы делали. Посмотришь, как народ наш живёт…

Шулер немного поколебался, но любопытство пересилило. Ему ещё ни разу не приходилось просто так бывать в городе, ходить по улице, есть в пельменной…

— Хорошо, Майкл, пойдём. А есть в пельменной не опасно? Мы там не отравимся?

— Не страшнее, чем в Мак-Дональдсе, но туда я точно не пойду!

Вход в винный отдел магазина был отдельный. Само помещение маленькое, но народу там всегда было в избытке. Прилавок с продавщицей и витрину с образцами продаваемой продукции отделяла от страждущих мощная металлическая решетка, сваренная из толстой арматурной стали. Раньше, похоже, там была просто стеклянная витрина, но её, по-видимому, постоянно разбивали нетерпеливые покупатели. Часто около окошечка, через которое продавщица общалась с окружающим её миром, спонтанно возникали беспорядки, иногда переходящие в драки. Дрались в основном местные «короли», которые не считали себя обязанными стоять в очереди и лезли к вожделенному окошечку по головам стоящих людей. А очереди в винных магазинах всегда были большие.

Майкл с Биллом зашли в винный отдел и заняли очередь.

— Куда же ты лезешь, гадина? — раздался крик около окошечка. — Куда лезешь?

К окошечку, сильно работая локтями, пробиралась хрупкая прилично одетая женщина. В левой руке у нее были зажаты деньги, а в правой — букет красных гвоздик. Она медленно, но верно, как атомный ледокол «Ленин», пробивалась к намеченной цели.

— Разрешите, товарищи! — настойчиво голосила женщина. — Мне нужно очень срочно! Разрешите, товарищи!

— Срочно бывает только в сортире! — встретил её криком около окошечка пожилой мужчина в промасленной робе, — Тута все равны! Не за хлебом! — и он грудью преградил ей дорогу. — Интеллигентка вшивая, мать твою!

Люди, стоящие в очереди, с интересом наблюдали за этой сценой. Им было скучно. Женщина, услышав такие грубые слова в свой адрес, изменилась в лице и, что было силы, визгливо закричала:

— Ах, ты, старый таракан! Это я интеллигентка?! Ах, ты! — не удовлетворившись произведенным результатом, она обильно перемешивала простые слова с матерными, но, не удовлетворившись и этим, стала быстро и сильно бить мужчину сверху по голове букетом. — Я тебе дам «интеллигентка», алкаш поганый! Ах ты!..

Битье букетом по голове, а также попытки мужчины отбиться от наседавшей на него дамы способствовали вовлечению в конфликт стоящих рядом людей. Шулер с интересом наблюдал за этой сценой. Кто-то вступился за женщину, кто-то за мужчину, началась свалка: кричали, смеялись, визжали, толкались. Продавщица громко материлась из-за своей решетки. Михаил Потапович увидел, как в помещение вошел милиционер-сержант и стал внимательно наблюдать за развитием событий. Оценив ситуацию, он подошел к мужчине, тихо стоявшему около двери и державшему за поводок сидевшую около его ног таксу.

— Какого ты тут хрена с собакой?! — заорал сержант на мужчину. — Пьянь! — голосил сержант. — Оштрафую козла! Вон отсюда!

Сержант орал так громко, что на несколько секунд драка прекратилась. Все оглянулись на него и мужчину с собакой. Сержант был небольшого росточка, мелкий, то ли в прыщах, то ли в оспинах, сильно окал, но кричал громко, привычно. Посмотрели, оценили и начали драться с новой силой. Мужчина с таксой, имевший, видимо, такое же отношение к алкашам, какое имел сержант, оборавший его, к балету не стал спорить, и вышел на улицу. Сержант строго посмотрел на очередь, на драку около окошечка и тоже вышел.

— Герой! — заключил Михаил Потапович, обращаясь к стоящей за ним в очереди старушке. — Кстати, бабушка, этот мужчина с таксой за мной занимал.

— Хорошо, внучёк, хорошо, — ответила бабушка.

— Почему милиционер герой?! И зачем она била мужчину цветами? Как можно оштрафовать козла? — поинтересовался Шулер.

— Я тебе, Билл, потом расскажу…

Драка понемногу утихла сама собой. Хрупкая женщина с зарождающимся фингалом под глазом и двумя бутылками водки в руке, грязно ругаясь, ушла. Майкл медленно приближался к окошечку. Взяв пол-литровую бутылку водки, они вышли из магазина и направились в пельменную, которая находилась рядом с магазином. В народе такие пельменные назывались «стекляшками». Войдя внутрь, огляделись. Достаточно просторный грязный зал. В дальнем конце стойка. Посетителей было немного.

— Пойдём, Билл. Посмотришь, как народ питается…

Они подошли к стойке, взяли подносы. Михаил Потапович рассказывал Шулеру про блюда, выставленные на стойке:

— Выбор тут небольшой — пельменная. Вот варёные яйца под майонезом, огурчики солёные, можно взять бульон с яйцом…

— Что это за бульон?

— Не знаю, наверное от пельменей… А вот и пельмени: с маслом, с уксусом, с бульоном… — он слегка поморщился, — заводские… Ты вот домашних пельменей не ел! Даже сравнивать нельзя…

Шулер смотрел оценивающе на блюда, расположенные на стойке. Его внимание привлекли варёные яйца.

— Почему они в скорлупе? И что это на них прилипло? — любопытствовал Шулер, ковыряя ногтем что-то прилипшее к скорлупе.

— Помыли плохо перед варкой, — ответил Потапыч. — Выбирай быстрее, есть уже хочется… Да, и выпить тоже…

К прилавку подошла толстая раскрасневшаяся баба в грязном белом халате, посмотрела на Шулера, ковыряющего яйцо:

— Чаво, чаво? — крикнула она Шулеру. — Сперма петушиная! Чаво ещё на яйце может быть? Говори быстрее, чаво накладывать?

— Это такой деликатес? — удивился Шулер. — Я раньше не встречал.

В результате всё пришлось заказывать Михаилу Потаповичу: две большие порции пельменей с маслом, варёные яйца под майонезом, квашеную капусту, солёные огурцы, два компота…

— И ещё, дайте нам, пожалуйста, — попросил Михаил Потапович, смущаясь, — два чистых стаканчика…

— У-у-у… — наигранно возмутилась толстая баба, — туды же… А с вида приличные люди.

— Зачем чистые стаканы?

— Я из горла́ не приучен… А ты?

— Из чего? У меня не стало хватать словарного запаса. Много новых слов…

— Пойдём уже… Прямо как дитё малое. Брось вот так тебя в городе одного — пропадёшь совсем… Сгинешь…

Они расплатились, взяли свои подносы с едой и направились к свободному столику. Сняв дублёнку, Шулер спросил:

— Куда тут надо вешать свою верхнюю одежду?

— Хочешь, на вешалку, вот она стоит, хочешь, на спинку стула…

— А куда ставить мой дипломат? Тут очень важные бумаги. Секретные!

— Это очень просто… — взяв у Шулера портфель, Михаил Потапович положил его плашмя на стул:

— Садись…

— Это не совсем удобно, — возразил Шулер, ёрзая на портфеле, — можно натереть себе задницу…

— Задница — не передница — заживёт! Зато надёжно. Я так раньше свою кандидатскую диссертацию сохранял… Если пойдёшь в туалет, бери портфель с собой.

— Что такое «передница»?

— Хватит вопросов, Билл. Давай выпьем немного… И я тебя начну спрашивать. У меня к тебе тоже много вопросов накопилось.

Усевшись, наконец, за столом, Михаил Потапович раскупорил бутылку с водкой, налил в чистые стаканы по половинке и придвинул к себе солёные огурчики. Подняв свой стакан, он сказал:

— Давай, Билл! Выпьем за дружбу! За дружбу между народами! И поговорим…

Шулер ёрзал на своём портфеле, смотрел грустными глазами, но стакан не поднимал.

— Ты не хочешь выпить, или тост тебе не понравился?

— Я не могу, Майкл, выпить… Если я сейчас выпью этот первый стопка, то последний стопка будет через три месяца. Пей один!

— Не могу я один пить! У нас так не принято… Может, пригубишь чуть-чуть? Граммулечку? Просто за компанию…

Шулер поднял свой стакан, чокнулся с Потапычем и помочил губы водкой аккуратно, чтобы ничего не попало внутрь. Михаил Потапович, наоборот, быстро, с прямым локтем, «опрокинул» стакан, постучал пустым по передним зубам и тут же закусил солёным огурцом:

— Паршивые огурцы, — сказал он, крякнув, — не сравнить с домашними… Ты, Билл, умеешь закатывать солёные огурцы?

У Шулера, действительно, не хватало словарного запаса. И ему не нравилось в пельменной. Особенно не понравился последний жест Майкла, когда он постучал себя по передним зубам пустым стаканом. Ему сразу представился пьяный Папа: «Водку неси, па-а-нимашь! Разорву, панимашь!», — он пригляделся к Майклу. Тот спокойно пережёвывал огурец, вёл себя прилично. «Может, и ничего? — подумал Шулер. — А может, и этот запойный?» К соседнему столику подошла молодая женщина. Сняв с подноса две большие порции пельменей и пустой стакан, она села, не снимая пальто. Достав откуда-то бутылку водки, налила себе полный, до краёв, стакан, выпила его залпом и стала есть пельмени. Она была с мороза, и от неё, как от лошади, шёл пар.

— Не умеешь? Тогда расскажи про этот План.

— Слушай и отнесись к этому очень серьёзно. Ты человек образованный, и с тобой проще разговаривать. Постараюсь говорить короче… Начну с исторического аспекта, — он покосился на женщину, которая с удовольствием жевала пельмени. — Дело в том, что ваша империя всегда доставляла много хлопот остальному миру. И в царское время, и потом. Очень уж она большая, мощная и сильная. И если ею грамотно управлять, она сможет господствовать над всем миром! Царствовать над всеми народами! Понимаешь? А это очень опасно для всех остальных. Вот в чём дело! Пока этого не произошло, но кто может гарантировать? Вот поэтому и принято решение — уничтожить!

— Подожди, Билл! — перебил его Михаил Потапович, мрачнея и настраиваясь на серьёзный лад. — Очень знакомые слова: царствовать, управлять миром, избранность… Только исходят они от других, не от нас. Разве весь ход истории не говорит о том, что у нас нет таких планов, завоевать мир?! Царствовать над всеми народами?! И разве у нас не было такой возможности? Вспомни, как мы освободили от фашизма всю Европу, когда большая страна работала только на победу. Огромная страна превратилась в огромную сильнейшую армию! Разве мы не могли пойти дальше и завоевать мир, как ты говоришь? Но даже коммунисты не стали этого делать… Установили, конечно, в соседних странах вокруг своих границ коммунистические режимы. Надо же было как-то предохраняться… Но сражаться за мировое господство не стали. А Наполеон?! Пол мира от него освободили, вышибли отовсюду. Что? Не могли установить мировое господство? Могли! Наши войска в Европе стояли! Но не установили же! Знаешь почему? — Михаил Потапович налил себе ещё водки. — Давай, Билл, выпьем. Потом скажу…

— Я не могу, Майкл, мне нельзя!

— Это тебе виски нельзя. А водку можно! Если ты от виски в запой попадал, то от водки ничего не будет. Виски на основе ячменя делают, а водку — на пшенице. Можно, Билл! — он поднял свой стакан и чокнулся с Шулером. — Давай! За понимание исторического момента! — Шулер немного выпил. — А теперь огурчик. На, закуси огурчиком, похрусти… Это тебе не поп-корм! Упала?

— Что «упала»?

— Водочка?

— Упала… Я боюсь, что придётся к доктору Дринкеру обращаться, а мне не хотелось бы… Он стукач!

— Так вот… — продолжил Михаил Потапович, — не стали весь мир завоёвывать, потому что он нам не нужен! Не в природе русского человека над кем-то господствовать, угнетать кого-то… Зачем? У нас и так всего много! Да и Вера наша, православная, это запрещает. У нас хоть одна колония была? Это вы весь мир колонизировали: и Африку, и Азию, и Америку… Теперь хотите и до нас добраться?!

— Это всё слова, Майкл! Что бы ты не говорил, а решение принято и механизм запущен. Русские — это нация поработителей, нация, которая угнетает другие нации. И поэтому подлежит уничтожению!

— Ты путаешь, Билл! Не русская нация — коммунистический режим… Кстати, коммунизм не мы придумали. Нам его из Европы прислали в запломбированном вагоне.

— Не спорь! То, что вы нация поработителей, признано во всём мире. В Америке даже есть такой закон, принятый американским конгрессом, — Шулер опять покосился на женщину. Она доела первую порцию пельменей, опять достала бутылку и вылила остатки в стакан. Он был полон до краёв. Придвинув к себе вторую порцию пельменей, она подняла стакан. Шулер не выдержал:

— Тебе же плохо будет! — обратился он женщине с участием в голосе. — Не пей больше!

— Плохо будет тебе, — грозно парировала ему женщина, — если я встану! Комуняка паршивый!

— Почему я коммуняка? Почему она так сказала?

— Ты, Билл, очень похож на секретаря райкома партии или на директора завода. Вот она так и сказала… Ты, Билл, американец? Это американский План?

— Да, я американец, но План демократизации России не американский.

— Странно, — задумался Михаил Потапович, — сегодня только Америка претендует на мировое господство. Так чей же тогда План? Кто хозяева?

— Хозяева, которые меня наняли и руководят всеми моими действиями, не американцы. Нельзя их так назвать. И не Президенты! — Шулер ухмыльнулся. — Смешно. Кто такие Президенты? Мелкое жульё, вруны и воры, назначенцы-временщики… Что у вас, что у нас… Мои хозяева, Майкл, это очень серьёзные люди! Это самые богатые люди на этой планете. Они тут хозяева, и вправе решать, кому тут жить, а кому умирать! Их слово последнее. Это избранные люди, Майкл!

— Надо за них выпить, Билл! — выпалил Михаил Потапович, наливая уже по третьей. — Дай Бог им здоровья!

— Нет, нет! — стал отказываться слегка захмелевший Шулер. — Я не буду больше пить!

— Ты, Билл, отказываешься выпить за здоровье своих хозяев? Ведь помрут, ты же в дураках останешься!

— Я не хочу остаться в дураках. Давай тогда выпьем!

Они выпили, закусили. Михаил Потапович продолжил разговор:

— В целом, мне всё это понятно. Вы не первые. Уничтожали нас уже не один раз, только почему-то мы никак не погибнем. Значит, есть План уничтожения, вы тут купили всё начальство, и ты, как главный, руководишь этим уничтожением. Но я-то тебе зачем нужен? Я понимаю, что алкаша-Борьку надо периодически заменять, у него, если не запой, так больница. Но зачем ты мне всё остальное-то рассказал: про План, про уничтожение России. Я бы и без этой информации работал. Ты не боишься, что я пойду завтра на телевидение и расскажу всё про ваш План. Вот крику-то будет!

— Не будет! Все и так прекрасно понимают, что идёт уничтожение страны. Такими методами, как наши, страну не поднимают. Так что, никто не удивится. Сейчас и не такое болтают. Зачем я тебе это всё рассказал, пока не скажу, придёт время. Мне важно услышать, что ты будешь на меня работать. Зарплату я тебе увеличу в два раза. Когда начнутся серьёзные дела, сядешь на процент. Это, Майкл, очень большие деньги! Не то, что внуков, на тысячу лет вперёд всех своих потомков обеспечишь!..

— Какие такие серьёзные дела, Билл? Уж не людей ли расстреливать? Кстати, эти твои хозяева… Ты говоришь, избранные люди. А кто их избрал-то? У меня тут сомненьице закралось… Не Бог ли? Может это Богоизбранные люди? Уж больно тезисы знакомые!

— Я хочу выпить ещё! — выпалил Шулер. — Сегодня больше о работе говорить не хочу. Будем есть пельмени, петь…

— У нас и не осталось ничего… — Михаил Потапович посмотрел на пустой стол, — ничего, сейчас организуем. С моей зарплатой в пельменной жить можно!

Он пошёл к стойке, набрал ещё закуски, пельменей, пошептался с бабушкой, которая убирала посуду. Когда вернулся с полным подносом, Шулера за столом не было, остался только портфель, одиноко лежащий на стуле. Но уже через минуту Шулер появился, слегка покачиваясь, и с расстёгнутой ширинкой.

— Даю тебе три дня отпуска, Майкл! Будешь думать! Потом придёшь ко мне и скажешь: «да!» Ты меня понял? Не то я тебя, панимайшь, на рельсы положу! — он засмеялся. — Давай выпьем за наших хозяев, Потапов сын! Давай! Где водка? Где этот божественный напиток? Я теперь понимаю Борьку-алкаша! — Шулер на секунду задумался. — Не будет без водки демократии?

— Не будет!

— Вот за это и выпьем!

Не прошло и получаса, как Михаилу Потаповичу пришлось идти к заведующей пельменной и просить позвонить. Поскольку он ещё не знал, как вызывать машину, пришлось звонить Секретарю:

— Филат Сергеевич, добрый вечер! Это Михаил Потапович говорит… Как бы мне для доктора Шулера машину заказать? Он свою отпустил после заседания правительства, мы пешком пошли в Кремль… Решили прогуляться… Зашли в пельменную перекусить, выпили немного… Боюсь, пешком он до Кремля уже не дойдёт!..

По голосу Секретаря чувствовалось, что он не совсем понял, что происходит, но машину прислал. Шулера, который активно сопротивлялся и требовал ещё пельменей, погрузили в машину. Михаил Потапович подумал и поехал к Карпычу. «Надо же, как его развезло! — думал он. — Пил-то в основном я, он и стакана не выпил…».