От Мендельсона до Шопена. Записки лабуха

Андрей Петрухин, 2023

Жизнь прожить – это как от Мендельсона до Шопена… Не всем, конечно, такое выпадет, у большинства выйдет традиционно: как поле переплыть… стилем баттерфляй… А вот если тебе повезло – и ты с песней по жизни, то есть надежда познакомиться поближе с адони Феликсом и паном Фридериком, пожалуй, даже в стиле брасс может получиться… Лабухи поймут, о чём я… Один из везунчиков пытается разглядеть в былом воспетое знаменитым тёзкой, вослед и с благодарностью ему, то самое что-то ещё – сладчайшее и незабвенное – мимо чего в своё время мог впопыхах и проскочить, то, что в прожитом и спетом было кроме звуков и слов…И жизнь, и путь – всё без утайки в этой книге… И синтезатор мой любимый на обложке… Он – мой последний, он – седьмой, ласкавший эти пальцы… Слуга и друг!..Автор книги позволил себе стать также автором её обложки. Не претендуя на высокое звание художника, он лелеет себя надеждой на востребованность его стараний.

Интермеццо

В природе существует множество музыкальных баек — забавных, метких и удивительных историй о музыке и музыкантах, историй порой правдивых, а чаще не очень. Передаются они по преимуществу, как и положено произведениям этого жанра, из уст в уста, но при этом некоторые из них, случается, бывают удостоены чести лечь в основу сюжета какого-нибудь известного литературного или другого произведения, благодаря чему становятся широко популярными и приобретают ореол достоверности. Таким вот образом одну из самых известных музыкальных баек увековечил и донёс тем самым до нас Александр Сергеевич Пушкин, тот самый, который для нас «наше всё», именно он без малого два века назад рассказал человечеству историю о том, как знаменитый композитор Антонио Сальери коварным образом отравил своего друга, коллегу и не менее знаменитого композитора Моцарта из зависти к его легкокрылому таланту и удачливости, тем самым оборвав на высокой ноте путь славного мастера.

Было время, я Пушкину в далёком школьном детстве поверил, но позднее, уже во время более поздней музыкальной учёбы, педагог по музлитературе меня жестоко разочаровал, не оставив камня на камне от врезавшегося в память увлекательного детективного сюжета. Оказалось, что в действительности этот самый Сальери был в своё время известен и популярен в европейских музыкальных и околомузыкальных аристократических кругах ничуть не меньше, чем сам Вольфганг Амадей, по причине чего не мог иметь повода для зависти творческой либо какой-то иной. Прожил он сам по себе долгую жизнь, в течение которой не был ни в чём предосудительном уличён и обвинён, и исторически уже после своей смерти пал жертвой обычных досужих сплетен. Собственно, они и вдохновили нашего Александра Сергеевича на литературный труд и, выйдя из-под его пера в форме драматического произведения, перестали быть сплетнями, приобретя ранг художественного вымысла, на который поэт, как известно, имеет право.

Ещё одну забавную историю, призванную иллюстрировать строгую традиционность и каноничность высокой классической музыки и гармонии, поведал нам, тогда совсем юным студентам музыкального училища, наш педагог-теоретик. Согласно его доверительного рассказа, один из учеников великого Иоганна Себастьяна Баха, которых у того в доме всегда было изрядное количество, талантливый непоседа и шалун, имел обыкновение во время общей обеденной трапезы ни с того ни с сего выскочить из-за стола, взбежать на второй этаж, где в учебном классе стоял клавесин, наиграть на нём заученную на занятиях стройную аккордовую последовательность и, не дойдя пары шагов до её завершения, остановиться на неспокойном кадансовом квартсекстаккорде… После этого он всё бросал, спускался вниз и вновь принимался за обед.

Немало встревоженный несовершенством незавершённого гармонического оборота, а также возмущённый пренебрежительным отношением мальчишки-недоучки к царице-гармонии и богине-традиции, немолодой уже Бах бросал на стол салфетку, ковылял, пыхтя, наверх, садился за инструмент, доигрывал недостающие в цепочке после каданса аккорды, приводя всю звуковую последовательность в благополучную устойчивую тонику, после чего уже спускался вниз, вытаскивал за волосы из-за стола ученика-проказника и сёк того розгами, строго выговаривая за уважение к «генерал-басу» и «контрапункту».

Много ещё чего весёлого и познавательного поведал нам наш училищный педагог, умница и балагур. Перепало от него и гениальному Мусоргскому Модесту Петровичу за пристрастие того к определённого рода напиткам, и великому Чайковскому Петру Ильичу за некоторые его нетрадиционные жизненные воззрения, а уж кое-кому из менее маститых современников досталось и того пуще.

Сочиняют музыкальные байки и сейчас, теперь их персонажами становятся герои наших дней, известные личности в мире искусства, таких историй придумано немало, при этом зачастую не представляется возможным определить ни автора какого-то отдельно взятого «произведения», ни степень его достоверности, что, однако, не мешает внимать всему этому с интересом и улыбкой. В своё время мне довелось услышать пару забавных историй, связанных, как утверждали рассказчики, с жизнью и творчеством Мурада Кажлаева, замечательного музыканта, композитора, дирижёра, долгое время руководившего эстрадно-симфоническим оркестром Центрального телевидения и Всесоюзного радио, вот они.

Конец ознакомительного фрагмента.