Хроники Кайдарии. Дурная кровь

Андрей Плотник (2024)

Великая империя вампиров, Кайдария, находится на пике могущества — со дня на день грандиозный флот Ее Величества отплывет за океан, чтобы сокрушить последнее государство людей. Киз Шварцберг, юный оружейник-вампир, впервые в жизни приглашен на прием в замок своего кумира, прославленного охотника на людей. Однако миг триумфа оборачивается катастрофой — на следующее утро Киз обнаруживает, что превратился в простого смертного. Жизнь летит под откос, карьера рушится, невеста разрывает помолвку, а по его следу идут безжалостные оперативники секретной службы. Сумеет ли он разгадать загадку внезапного перевоплощения и обрести новых друзей? Шанс есть, но для этого Кизу придется стать чемпионом в игре на выживание и разрушить одну отдельно взятую империю… Вот только кому присягать на верность, если везде и всюду ты — чужой среди своих? Книга для тех, кто помнит ретро-блокбастеры нулевых — «Небесный капитан и мир будущего», «Ван Хельсинг», «Лига выдающихся джентльменов», «Другой мир» и т.д.

Глава 3. Вне закона

Небо постепенно темнело над островерхими домиками, чинно выстроившимися вдоль сумеречной Тау-плац. В течение полутора часов я провалялся в кустах посреди соседского палисадника, сквозь плотное сплетение ветвей и чугунную ограду наблюдая за улицей. Массивные старомодные строения с выбеленными стенами, как всегда, тонули в тишине и покое. Слежка за домом действительно была — двое подозрительных типов в гражданском бродили по улице туда-сюда, ненавязчиво поглядывая на окна моей мансарды и пряча руки в карманах долгополых плащей, как в скверном кинодетективе. Внутрь никто из них не входил. За те полтора часа, что я отлеживал себе бока на куче прелых листьев, первую парочку успели сменить двое коллег.

Когда руки и спина у меня окончательно затекли, я решил, что ничего нового уже не узнаю, и пора бы уже браться за дело. Медленно сдав назад, я прокрался через облетевшие заросли, перелез через ограждение, и оказался в узком пустынном переулке между двумя заборами. В этот переулок выходила задняя дверь нашего дома. Минуту спустя я уже оказался напротив нее. Нашарив в кармане ключ от черного хода, сунул его в скважину и отпер замок. Я был уверен, что прекрасно смазанные петли не скрипнут — ведь именно я за ними и приглядывал. Зная о роде моих занятий, госпожа Шойхцер никогда не стеснялась просить меня починить ту или иную вещь в доме. Не всегда я находил время, но по возможности старался ей не отказывать. Интересно, где сейчас этот престарелый Цербер? Может быть, спит — за окном ведь еще довольно светло. Я миновал высокий коридор, увешанный безликими акварелями и портретами исторических деятелей, и уже почти достиг лестницы, ведущей наверх, как вдруг услышал, что кухонная дверь неспешно открывается. В груди все так и сжалось, я даже дышать перестал. Меньше всего мне сейчас хотелось вступать в беседы с этой гарпией. Когда я оглянулся, госпожа Шойхцер уже стояла у меня за спиной.

— Мой милый Киз, — проворковала она вкрадчиво. — Наконец-то вы дома. Как прошел день?

— Сплошные хлопоты, как всегда. Мечтаю поскорее нырнуть в постель.

— Могу себе представить, — она ухмыльнулась, обнажив прекрасно сохранившиеся для ее возраста клыки. — Наверняка вы с ног валитесь от усталости. Мне даже как-то неловко просить о небольшом одолжении… Мою мясорубку, кажется, заклинило — не могли бы вы взглянуть на нее глазом выдающегося инженера?

— Честное слово, я сейчас немного…

— Вы уж не откажите беспомощной пожилой даме, голубчик!

— Ох… Ну, хорошо.

— Вот и славно. Идемте на кухню.

Проклиная все на свете, я вынужден был последовать за старой каргой в ее логово, благоухающее розмарином, корицей и прочими специями, а еще — резким ароматом сырого мяса. Человеческого мяса, конечно же… На столе в центре комнаты были грудой свалены ободранные мослы, по столешнице широко расползлись густые алые лужи. Металлическое ведерко возле раковины было до краев наполнено пестрой человеческой требухой. Со всех сторон с затаенной угрозой недобро поблескивали ножи, вилки, тесаки и прочая кухонная снасть, показавшаяся мне сейчас инструментарием заплечных дел мастера. Весело трещала сковородка, на которой поджаривались сочные кусочки мяса. На разделочной доске возле плиты покоились человеческая кисть и мошонка, как забытые экземпляры анатомической выставки. Массивная старомодная мясорубка, обляпанная кровью, покоилась на низком столике в противоположном от входа углу. Приблизившись, я брезгливо осмотрел ее, с ужасом сознавая, что мне придется касаться руками перемолотого человеческого фарша.

— Ну и что с ней не так?

Я едва успел заметить, как старуха заперла дверь на ключ и, словно по волшебству, материализовалась рядом со мной. Цепкие костлявые пальцы резко впились мне в плечи, и, развернув, с неожиданной силой впечатали спиной в стену. Ужасное старушечье лицо, перекошенное невообразимой гримасой, оказалось прямо напротив моего — страшная голова Медузы-горгоны, в глазах которой читалась тошнотворная смесь ярости, похоти, презрения и голода. Из уголков ощерившейся пасти бежали тонкие ручейки слюны.

— Мой милый мальчик, в какую скверную историю ты влип! Двое крепких парней в штатском интересовались тобой сегодня утром. Причину визита они так и не назвали — но меня не проведешь, я службистов за милю чую! Мой покойный муженек — да не опустеет во веки его кубок на загробном пиру — тридцать лет отработал в Службе безопасности. А ты ведь и не догадывался, правда? Эти молодчики интересовались, не заметила ли я в тебе чего-нибудь подозрительного, но я им не призналась, хотя и заметила, ох как заметила!

Ее лицо, иссеченное глубокими каньонами морщин, придвинулось еще ближе. Я попытался вырваться из цепкой хватки, но куда там. Ее пальцы будто налились металлом. Что поделать, ныне я являлся обыкновенным никчемным человечишкой, и не в моих слабых силах было совладать с вампиршей, пусть и престарелой. Расхохотавшись, старуха высунула изо рта длинный бледный язык, похожий на жирного червя, и провела им по моей щеке, оставляя на коже след густой тягучей слюны. Меня передернуло.

— Мой сладкий мальчик, — томно просипела госпожа Шойхцер. — Думаешь, я ничего не поняла? Думаешь, совсем потеряла нюх? Дурацкий маскарад не собьет меня с толку — от тебя ведь так и разит человечиной! Но не думай, что я удивлена. Ты заснул вампиром, но проснулся человеком — о, могу представить, в какое замешательство, в какой ужас тебя это привело! Но не ты первый, с кем произошло подобное превращение. Мой муженек-службист рассказывал о таких случаях, они крайне редки, но иногда все же происходят. Видят боги, я не знаю почему, да и знать не хочу. Знаю другое — людишки никогда не выходят живыми из моей кухни!

Она вновь захохотала, щеря клыкастую пасть с белесым рыхлым зевом. Не видя иных способов вырваться, я пересилил отвращение и укусил ее за длинный старушечий нос, одновременно изо всех сил пнув коленом в живот. Вампирша взвыла и разжала хватку. Оттолкнув ее, я кинулся в сторону двери, но не успел сделать и трех шагов, как цепкая когтистая лапа впилась мне в плечо и рванула назад. Жуткая хохочущая гримаса снова оказалась напротив моего лица. Потом чудовище резко развернуло меня и впечатало лицом в стол. Звезды так и замелькали перед глазами, кружась в причудливых хороводах, как на лекции в Имперском планетариуме. Едва зрение сфокусировалось, я увидел, как столешница снова летит навстречу моей несчастной физиономии, приходя с ней в болезненное соприкосновение. Сквозь кутерьму пляшущих искр я разглядел на столе окровавленный тесак для мяса — близко, только руку протяни. Впрочем, нашарить его с первого раза не получилось, голова так и шла кругом. Схватившись за скользкую ручку, я наотмашь ударил старуху, целя прямо в сморщенную физиономию. Но поскольку кухня перед моими глазами плясала и колыхалась, тесак вонзился в тонкое старушечье плечо. Вампирша зашипела, словно бы вторя подгорающему на плите мясу. Взмахом здоровой руки она отшвырнула меня в сторону, с легкостью перебросив через стол. Пошатываясь, я поднялся, и увидел, как она с хохотом выдирает тесак из плеча и, вооружившись им, начинает обходить стол с явным желанием порубить меня на ломтики. Я вновь заозирался в поисках оружия. На глаза тут же попались трещащие, чадящие сковородки, стоявшие на плите. В одной из них, разбрызгивая обжигающие капли, шипело масло или топленый жир — когда госпожа Шойхцер была уже в паре шагов от меня, я схватил эту сковородку и выплеснул содержимое вампирше в лицо. Старуха завизжала, как бешеная кошка, зажав здоровой рукой обожженные глаза. Тесак звякнул об пол, как бы уведомляя о том, что он выходит из игры. Размахнувшись, я впечатал ногу старухе в живот. Сухое тельце отбросило далеко назад, и оно распласталось на столике, где покоилась мясорубка. Теперь кошмарную физиономию госпожи Шойхцер, забрызганную кровью и обожженную кипящим маслом, искажала гримаса муки. Подскочив к ней, я схватил ее тонкую конечность, сунул в жадный зев мясорубки и повернул ручку.

— Ах вы старая мошенница, — пыхтя, бормотал я. — Говорили, будто мясорубку заклинило, но смотрите же — она прекрасно работает!

Прикладывая все силы, я вращал ручку, и под аккомпанемент тошнотворного хруста из мясорубки поползли первые розовые черви фарша. Старуха начала было верещать, но я своевременно схватил с разделочной доски человечью мошонку и в качестве кляпа затолкал ей в рот. Жажда насилия, охватившая меня, напоминала опьянение, дурман. Я торжествовал, обливаясь потом и упиваясь жестокостью, как древний воин-берсерк в гуще кровавой бани. Напрягая последние силы, госпожа Шойхцер вырвала измочаленную культю из мясорубки и оттолкнула меня. Кажется, она плакала и задыхалась — левая ее рука плетью висела вдоль тела, а от кисти на правой почти ничего не осталось. Но я уже не мог остановиться, даже если бы захотел. Схватив вампиршу за плечи, я подтащил ее к приоткрытому окну и высунул ее взлохмаченную голову наружу. Наши взгляды встретились — лишь на короткий миг, но этого хватило, чтобы я успел прочитать в ее глазах панику и отчаянную мольбу. Уж не знаю, что она увидела в моих — наверное, одну лишь жажду убийства. Схватившись за край рамы, я с силой опустил ее на старушечью шею подобно лезвию гильотины. В горле госпожи Шойхцер что-то сухо хрустнуло, налитые кровью глаза полезли из орбит. Но и этого мне было мало. Я снова и снова воздевал раму и обрушивал ее вниз, пока не перебил в шее вампирши все кости и жилы, едва не отделив голову от тела. Потом критически осмотрел плоды своих трудов. Плоская старушечья грудь больше не вздымалась, остекленевшие глаза с алой сетью лопнувших сосудов недвижно смотрели в небо.

Пошатываясь, я приблизился к крану и умыл забрызганное кровью лицо холодной водой. Затем брезгливо обшарил карманы старой хищницы в поисках ключа от кухни. Ключ был большой и тяжелый, с затейливой бородкой. Обнаружив его, я тихо покинул место первой своей схватки с вампиром, не забыв снова запереть за собой дверь.

На верхний этаж я поднимался, ощущая в душе смесь неловкости и опьяняющего восторга победы. Конечно, дряхлая старушка — не бог весть какой противник, но все же она была вампиршей, а я — чахлым, мягкотелым существом, так что силы были заведомо неравны. И все же я справился, проявил достойную истинного воителя безжалостность и силу характера, так почему бы мне не торжествовать?

Возле входа в мансарду я остановился и прислушался, приложив ухо к двери. Внутри царила тишина. Я не особо верил в возможность засады, поэтому быстро отомкнул замок и вошел внутрь. Что ж, в комнате действительно провели весьма бесцеремонный обыск, разбросав по полу вещи и разворотив шкафы. Мундир мой, впрочем, так и валялся бесформенной грудой на полу спальни. Карманы наверняка обшарили, но их содержимое меня все равно не интересовало. С трудом отцепив одеревенелыми пальцами орден Львиной головы, я победно сжал его в кулаке и криво ухмыльнулся. До чего эта вещь была бесполезна, и до чего радостен был факт обладания ею! Я словно бы держал в руке свою прошлую успешную и безопасную жизнь. Ощущая себя сентиментальным болваном, я спрятал безделушку в карман и спустился вниз, по счастью, не встретив никого из жильцов. Вышел так же, как и вошел — через черный ход. Узкий проулок оставался столь же пустынным, снова повезло!

Между тем, тучи в темнеющем небе стремительно густели, клубясь подобно облакам дыма над страшным пожарищем, и я вдруг ощутил непомерную тяжесть, словно бы в один миг легшую мне на плечи. Схватка с домоправительницей полностью измотала меня, кроме того, я понятия не имел, что делать дальше и куда идти. Я был изгоем, убийцей с руками, обагренными кровью невинной (с точки зрения вампирского закона) старушки. Меня начинал донимать голод, и я не представлял, где могу утолить его и найти крышу над головой. Единственным вариантом оставалось податься в гетто, населенное людьми, смешаться там с толпой и выспаться в каком-нибудь укромном уголке подобно бездомному бродяге. Но до человечьих трущоб путь был не близок, а пользоваться услугами общественного транспорта я больше не хотел. Слишком уж велик риск, вампиров стоило обходить стороной. А сделать это будет ох как непросто, ибо густели сумерки, наступало время активности Ночного народа, а я даже не мог видеть в темноте так же хорошо, как они. В случае очередного столкновения со службистами у меня уже вряд ли получится оторваться.

Следуя темными закоулками и аллеями, в коих густыми клубами копился мрак, через некоторое время я вышел к каналу, в бетонном ложе которого призрачно шелестели густые смолисто-черные воды реки. Здесь, между влажными, замшелыми массивами старых складов попадались человеческие лачуги, сколоченные из какого-то хлама и гнилых досок, принесенных течением. Я хотел было попросить помощи у местных обитателей, но эти изможденные, обескровленные существа, укутанные в грязное тряпье с намалеванными на груди белыми крестами, выглядели так, будто и сами готовы были вот-вот упасть в голодный обморок. Никогда раньше я не задумывался о том, как вообще они выживают и сводят концы с концами в Кроненбурге. Человеческий быт интересовал меня не больше, чем суматошная возня муравьиной кучи. Наблюдая сейчас за новообретенными собратьями, вылавливающими из реки мусор своими тонкими, покрытыми коростой руками, созерцая впалые лица их детей, я все сильнее испытывал стыд за себя прежнего. Я был частью системы, безжалостно перемалывающей жизни дышащих, мыслящих существ, и потому снова и снова задавал себе мучительный вопрос — действительно ли я желал возвратиться к былому своему состоянию?..

Ночь окончательно вступила в свои права. Кое-где в свайных постройках над рекой затеплились окна, зажглись, заплясали огни фонарей, отбрасывая жуткие тени на стены из красного кирпича и почерневшего, изъеденного сыростью дерева. Тут и там на берегу догнивали старые лодки, подобные выброшенным на берег дельфинам. Водная гладь маслянисто блестела, лениво извиваясь в бетонном лабиринте прибрежных кварталов.

Живот у меня сводило от голода. Время от времени я присаживался на какую-нибудь старую бочку или обломок каменной плиты, давая отдых натруженным ногам. Быть человеком — тяжко и безрадостно. Может, Тельма была права, и мне стоило бы давно уже пустить себе пулю в голову? А интересно, что именно удерживало меня на этом свете — отвага, с которой я готов был преодолеть любые трудности, или же банальный страх смерти?

Дойдя до места, где канал круто забирал вправо, соединяясь с полноводной Ллетрой, я вскарабкался по крутой каменной лестнице и, миновав обшарпанные задворки какого-то склада, вновь оказался на улицах Кроненбурга. Бледное сияние фонарей мягко серебрило мраморные скульптуры на фронтонах зданий и тонкие колонны, подпирающие портики в античном стиле. По улицам стремительно проносились автомобили, город вампиров пробудился к своей ночной жизни. Укрывшись в подворотне, я переждал, пока мимо проследует парочка полицаев, ведущая на цепи огромного черного дога с налитыми кровью глазищами. Люди, с наступлением темноты вынужденные жаться по темным углам и обочинам, старались держаться как можно незаметнее. В этом районе простым смертным находиться не воспрещалось, и, как я знал, многие панельные высотки были заселены людьми, работающими на заводах в промышленном районе. Что касается меня, я по-прежнему заслуживал быть повешенным на ближайшем столбе за нарушение установленной формы одежды. Неплохо было бы где-нибудь разжиться мешковатой человеческой робой — возможно, следовало выкупить комплект у бедолаг, ютящихся вдоль канала. Но возвращаться туда ужасно не хотелось, поскольку подъем по излишне крутой лестнице в моем измотанном состоянии являл собою сущую пытку. Оставалось лишь уповать на маскировку, которая вроде бы пока меня не подводила, и старательно обходить вампиров стороной.

Я шагал по тротуару в сторону трущоб, измученный, голодный и замерзший. Мысли при этом витали далеко — я размышлял о том, что услышал от госпожи Шойхцер. Выходит, я был не первым, кто однажды утром проснулся человеком, накануне заснув вампиром. Служба безопасности знала о подобных случаях и, судя по всему, оперативно с ними разбиралась — единственным способом, каким только умела. Это проливало некоторый свет на то, почему службисты за мной охотились, но все же ничуть не проясняло причину произошедших со мною метаморфозов.

На перекрестке Гаут-штрассе и проспекта Патриотов я увидел, как целый отряд полиции зачищает ветхую многоэтажку, населенную людьми. Причина облавы так и осталась мне не ведома. Людей выволакивали на улицу и забивали дубинками на глазах у радостно улюлюкающих прохожих. Я увидел, как пожилую женщину вышвырнули из окна пятого этажа, и она рухнула на тротуар подобно кулю, туго набитому мокрыми тряпками. Пришлось обойти это место стороной, пробираясь темными подворотнями и тесными, похожими на колодцы дворами, в которых лаяли цепные псы и царила топкая, словно бы пристающая к глазам тьма.

Привалившись к холодной стене, я простоял некоторое время, пытаясь усмирить выпрыгивающее из груди сердце. А когда решил двигаться дальше, отчетливо понял, что не могу больше сделать ни шагу. Ноги налились свинцом, голова отказывалась соображать. Осмотревшись, я разглядел в углу двора, окольцованного бетоном глухих стен, кучу какого-то хлама — старых ящиков, мешковины, брезента и размокших картонных коробок. Повинуясь инстинкту, я забрался в эту кучу подобно дикому зверю и замер, скорчившись на шероховатых досках. Тьма схлопнулась вокруг меня, и я будто бы ослеп. Это новое, необоримое чувство беспомощности вызвало во мне панику. И как только люди умудряются всю жизнь мириться с нелепыми ограничениями их несовершенных организмов? Отныне мне предстояло познать все их беды на собственной шкуре, и эта мысль повергла меня в такое отчаяние, какого я не знал никогда прежде. Когти голода беспощадно раздирали живот, пока я лежал без движения, слушая эхо ночного города, его пульс, его дыхание. Незаметно для самого себя я погрузился в зыбкий сон. Перед тем, как окончательно утонуть во мраке дремоты, мысленный взор явил мне картину уютного двухэтажного домика с белеными стенами, возвышающегося на макушке зеленого крутобокого холма. Родовое гнездо Шварцбергов во Фьоркхавене… В моем теперешнем состоянии добраться туда было бы ничуть не проще, чем до луны.

Утром меня ожидал сюрприз весьма приятного свойства — я не окоченел и не умер во сне, что само по себе уже было неплохо, да к тому же натруженные конечности слегка отдохнули и дурман в голове рассеялся. Голод, разумеется, продолжал жестоко терзать мое нутро, но, по крайней мере, я снова мог двигаться. Необходимо было как можно скорее добыть еду.

С рассветом на город опустилась белесая пелена тумана, так что, выбравшись из берлоги и выйдя на Гаут-штрассе, я обнаружил, что все прохожие обратились в серые призрачные тени. Лично меня подобное обстоятельство вполне устраивало. Ноги сами понесли меня в сторону гетто. Через полтора часа я достиг высокой стены из красного кирпича, на которой висела табличка с кривым белым крестом. Там, по ту сторону стены, жили люди, обладавшие определенного рода независимостью. Конечно, многие из них вынуждены были отрабатывать долгие мучительные часы на фабриках и заводах, вставая ранним утром по сигналу сирены, но зато внутрь самого гетто вампиры почти не забредали. За исключением полицаев, конечно, которые периодически устраивали рейды и облавы по любому поводу. Насколько я знал, в гетто имелись бесплатные столовые (вампирская пропаганда ужасно кичилась тем, что власти Кайдарии снабжали рабов-людей продуктами питания на безвозмездной основе), и я поставил себе целью первым делом найти такое место и подкрепить там свои силы. Я очень смутно представлял себе, чем именно питаются люди, но был голоден настолько, что мог бы слопать даже старый башмак.

Поверху стена была обтянута колючей проволокой, а по периметру гетто постоянно курсировал вампирский патруль, хотя сейчас в поле моего зрения не было ни одного упыря. Я неспешно побрел вдоль стены, и вскоре увидел перед собой высокую арку, напоминающую зев темной пещеры. Вход в гетто. Никто его не охранял, не было ворот, замков или хотя бы шлагбаума. Сей факт вызвал у меня облегчение. Я уж приготовился было шагнуть под высокий свод тоннеля, как вдруг услышал за спиной крики и топот, доносившиеся из ближайшей подворотни. Бог весть, что там творилось, но было очевидно, что у кого-то возникли серьезные неприятности. Меня это, впрочем, совершенно не касалось. Я сделал несколько уверенных шагов по тоннелю, погрузившись в полумрак. Позади снова раздались выкрики, злорадный хохот и… визг ребенка? Пришлось остановиться. В памяти возникла недавняя картина — герцог Глемм с кровожадной, мерзкой ухмылкой на сухом лице, взмах окровавленного клинка и откатывающаяся в сторону детская головка. В ту ночь я ничего не мог сделать для узников кровавой ямы (да и не считал нужным, ведь и сам был вампиром), но сейчас… Резко развернувшись, я зашагал в сторону подворотни, откуда долетал шум. За последние сутки глупостей мною было наделано уже предостаточно — одной больше, одной меньше, какая разница?

Звуки раздавались за углом осевшего набок, как бы оплывшего здания с расползающейся кладкой, окна которого были по большей части выбиты либо заколочены. Я перешел на бег. Хохот зазвучал громче. Вжавшись спиной в кирпич, я выглянул из-за угла. Взгляду открылся узкий проулок, заканчивающийся тупиком. В конце его замерла маленькая человеческая девочка с огромными бледно-голубыми глазами. Ее грубо обрезанные светлые волосы так и топорщились во все стороны, и вся она была словно какая-то воздушная, выцветшая, почти неосязаемая. Острый подбородок был заносчиво выпячен. Девочка без всякого страха наблюдала, как на нее надвигаются трое вампиров, один из которых был полицаем, а двое других — гражданские. Их жесты и позы красноречиво свидетельствовали, что именно они собираются сотворить с загнанной беглянкой. Растерзать на части, предварительно, быть может, надругавшись над нею (и плевать, что на вид ей вряд ли можно было дать больше двенадцати лет). Меня поразило (а скорее даже испугало) то, что лицо девочки оставалось до ужаса бесстрастным, без тени страха или волнения. Кричала она, должно быть, просто чтобы привлечь чье-нибудь внимание.

— Маленькая воровка, — прохрипел полицай. — Бежать тебе больше некуда. Теперь мы осушим тебя до капли.

— Пускай сначала вернет мой брегет, — потребовал один из гражданских. — Вдруг она его где-то припрятала по дороге? А ведь часики-то были из чистого золота!

Что ж, ситуация прояснилась. Жертва ограбления в компании с приятелем и представителем правоохранительных органов настигли воровку и загнали ее в тупик. Правосудие (конечно, это слово стоило бы взять в кавычки) могло свершиться прямо на месте, а жертва ограбления имела право затребовать любую кару по своему усмотрению. С людьми обычно не церемонились. Девочка же была настолько миниатюрной, что, если бы каждый из этих монстров сделал по одному большому глотку, в ней и в самом деле не осталось бы ни капли крови. Однако она нисколько не страшилась грядущей расправы. Эти большие печальные глаза, должно быть, слишком часто видели смерть, чтобы ее бояться. Девочка заметила меня, но никак этого не показала, молчаливо дожидаясь моих действий.

Как быть? Пот сбегал с меня в три ручья, как вода с подтаявшей льдины. Я таращился в затылки вампиров, неспешно приближающихся к своей жертве, и лихорадочно соображал. Мог ли я отвлечь их? Отговорить от того, на что они уже решились? Воззвать к их совести? Бессмысленно. Неисполнимо. Глупо. Они были вампирами, высшей расой, совершенными хищниками. Ну а я? Всего лишь бессильный простой смертный с арбалетом за поясом. Дрожащей рукой я выхватил оружие и привел его в боевую готовность. Насколько же далеко я готов зайти? На моих руках уже была кровь убиенной вампирши (право на самозащиту, говорите? Люди его не имели), так что смертная казнь грозила мне в любом случае. Без оговорок и разбирательств. Но мог ли я снова, на этот раз совершенно хладнокровно, отнять жизнь у мыслящего существа, причем подло ударив его в спину? Вопросы морального характера всегда казались мне важными, но я вдруг понял, что просто не выдержу, если эту девочку разорвут на части у меня на глазах.

Убить вампира не имея серебряных орудий было ох как не просто. Для этого требовалось пробить ему сердце или мозг, либо отделить голову от тела. Разумеется, на стрельбище я неизменно оказывался в числе призеров, но тогда мои руки не ходили ходуном от волнения, а крепкие вампирские мышцы делали каждое движение математически выверенным, как у заведенного автомата.

Тетива глухо щелкнула. Короткий дротик вонзился в затылок ближайшего упыря, пружина мгновенно вернула самовзводный механизм в боевое состояние. Второй дротик пробил черепную коробку следующей жертвы, пока первая не успела еще даже осесть на землю. Однако полицай уже простер лапищи, чтобы сграбастать малышку, да к тому же прочный куполообразный шлем вполне мог оказаться непробиваем для короткого болта. Но стрелять в третий раз и не понадобилось. Рука девочки исчезла под холщовым рубищем, выхватила оттуда длинный узкий клинок, и полированный металл поймал случайный солнечный лучик, пробившийся сквозь истаивающую пелену тумана. Не думал, что люди могут двигаться с подобной скоростью! Тонкая ручка, словно живя собственной жизнью, вогнала острие в брюхо полицая, аккурат промеж сочленений доспехов. Это был филигранный удар, требующий большой практики. Застонав, вампир согнулся вдвое, и клинок с той же стремительностью вошел ему в горло, снизу вверх, достав до самого мозга. Из-под глухого шлема густо брызнула кровь. С пугающей бесстрастностью девочка наблюдала, как тело заваливается набок, нелепо содрогается, разбрасывая руки, и затихает неподвижной черной грудой. Затем перешагнула его и подошла ко мне.

— Я уж думала, ты так и будешь стоять без дела.

Я сплюнул горький ком, сгустившийся во рту. Мы с девочкой смотрели друг другу в глаза, и ее взгляд меня откровенно пугал. Тонкий клинок исчез под складками одежды, будто его и не было.

— В любом случае, спасибо. С троими я бы не сладила. Любой из них мог меня напополам разорвать — жуткое дело, я видела, как это бывает.

При последних словах мне почудилось, что в этих бездонных глазищах, напоминающих глубокие озера, подернутые тонкой ледяной коркой, мелькнула тень печали — словно зыбкий призрак, на долю мгновения возникший в окне заброшенного дома.

— А эту штуковину можешь спрятать, — веско посоветовала девочка. И только сейчас я сообразил, что так и стою со взведенным арбалетом наизготовку.

— Так-то лучше, — спокойно проговорила она, когда я убрал арбалет за пояс, и принялась внимательно разглядывать меня. — Как интересно! Ты одет по-вампирски, да еще и вооружен. В курсе, что за это полагается смертная казнь? Наверняка в курсе. Я бы хотела узнать твою историю, но, пожалуй, воздержусь от расспросов. Во-первых, нужно убираться отсюда как можно быстрее — вокруг гетто постоянно слоняются патрули, и один из них вполне может заглянуть в эту подворотню. Не дело это, беседы беседовать над тремя трупами. Во-вторых, рискну предположить, что твои проблемы куда серьезнее моих, так что я не хотела бы в них вляпаться, извини.

С этими словами девочка спешно засеменила в сторону арки.

— Погоди! — смятенно воскликнул я, разочарованный столь скупо проявленной благодарностью. — Я иду в гетто, и мне не помешал бы проводник!

— Не моя забота экскурсии устраивать.

— Но мне нужна одежда! Если патруль сцапает меня в этом наряде…

Тут она остановилась, оглянулась и задумчиво покусала ноготь указательного пальца.

— Вот что. Когда окажешься в гетто, найди старую водонапорную башню — высокое строение из красного кирпича — и поспрашивай в округе мастера Руфуса. Я с ним обо всем договорюсь. Одежонку он тебе подберет, но не забесплатно, разумеется.

— У меня есть деньги, — заносчиво заявил я. — Могу и твои услуги проводника оплатить.

— Деньги у меня и так скоро появятся, — с этими словами несносная девчонка выудила из кармана золотые часы на цепочке, и нырнула под арку, мгновенно растворившись в полумраке. Не оставалось ничего, кроме как двинуться следом. В тоннеле оказалось темнее, чем я думал, да к тому же невыносимо воняло мочой. Я понадеялся, что маленькая воровка передумает и вернется, но этого не произошло. Как же, держи карман шире. Стоило ли вообще ради такой шельмы идти на убийство, да еще рискуя собственной шеей?

Шагов через тридцать тоннель кончался, и я увидел впереди застроенную ветхими домиками тесную улочку, по которой с тоской бродили согбенные обитатели гетто. Вскоре я влился в их ряды.

В человеческом квартале повсюду царили упадок и разложение, разительно контрастирующие с роскошью и порядком, свойственным вампирским районам Кроненбурга. Воздух наполняла самая невообразимая вонь, какую мне только доводилось обонять. В летнюю пору над сточными канавами наверняка вились целые рои мух. Возле одного из подъездов я увидел тележку, в которой покоился труп старика, иссохший почти до состояния мощей. Мелькнула мысль, что я мог бы снять с бесприглядного тела холщовую робу, но меня передернуло, едва я представил себе эту картину. Люди, тут и там попадавшиеся на пути, смотрели на меня с подозрением и ненавистью. Возможно, они принимали меня за вампира — ведь кто еще станет разгуливать по улицам в таком наряде? Я стянул с головы опостылевший мотоциклетный шлем, надеясь, что раскрасневшаяся и осунувшаяся физиономия наглядно продемонстрирует мою принадлежность к человеческому роду, однако ненависти в глазах прохожих меньше не стало.

На дорогу внезапно высыпала целая стайка оборванных немытых детишек. Заметив меня, они спрятались за ближайшим забором и стали выглядывать оттуда, как маленькие обезьянки. Я улыбнулся им, но ответные взгляды были столь же жесткими, как и у взрослых. Очевидно, улыбаться незнакомцам в гетто было не принято.

Некоторое время спустя я увидел на небольшой площади столы, выстроившиеся в ряд, а поблизости — большую бочку, керосиновую плиту, и хозяйничающего подле нее детину в белом переднике. Люди за столами — человек пять-шесть — поглощали пищу из алюминиевых чашек, позвякивая ложками. Запах оттуда долетал не слишком аппетитный. Он напомнил мне аромат гниющей ряски на берегу пруда в жаркий день. Вот оно, то самое круглосуточное бесплатное питание, о котором твердили имперские пропагандисты. Впервые в жизни мне предстояло познакомиться с блюдами человеческой кухни — и, хотя к горлу моему подкатила тошнота, желудок настоятельно заурчал, требуя насыщения. Сопротивляться ему не было смысла.

Приблизившись к стопкам сложенной на краю стола посуды, я взял миску и ложку, потемневшие от времени и отполированные сотнями пальцев, и приблизился к человеку в залатанном фартуке, стоявшему на раздаче. В руках у него был гнутый половник, в глазах — все те же ненависть и презрение. Рядом с ним возвышалась огромная кастрюля, покрытая многочисленными вмятинами и наполненная мутно-зеленым варевом совершенно неаппетитного вида. Я молча поклонился и поставил миску перед ним на стол, надеясь, что больше от меня ничего не требуется. Повар никак не ответил на поклон, однако половник все же нырнул в кастрюлю и плеснул в мою миску немного тошнотворной жижи, в которой вяло дрейфовали слипшиеся комки неведомой субстанции.

— Двадцать крон, — пробасил человек, едва я схватился за миску.

На двадцатку можно было неплохо закусить в не самом последнем имперском ресторанчике.

— Гм, я думал это бесплатный обед.

— Двадцать крон.

Вздохнув, я сунул руку в карман и выудил пригоршню мятых купюр. Отсчитал четыре пятерки и презрительно бросил на стол. Лапища повара сгребла их в мгновение ока. Признаться, мне очень не понравилась та алчность, с которой он пялился на мой финансовый запас. Взяв миску, я выбрал свободное место подальше от всех и с подозрением опустил ложку в суп. Тягучая смердящая похлебка напоминала рвоту какого-то болотного чудовища. Преодолевая отвращение, я втянул содержимое ложки в себя и сморщился — вкус блюда вполне соответствовал его внешнему виду. Но делать было нечего, жгучий голод заставлял меня снова и снова отправлять ложку в рот, пока я не осушил миску до дна. Не скажу, что после этого голод оказался полностью утолен, но почувствовал я себя несколько бодрее.

Повар и прочие едоки косились на меня как на прокаженного. Задерживаться тут дольше не имело смысла. Поднявшись из-за стола, я бегло осмотрелся и над черепичной крышей одного из домов увидел верхушку башни из красного кирпича. Очевидно, к ней-то и лежал мой путь. До башни было рукой подать, что меня здорово приободрило, но сначала одна, а потом и другая улица, которые, по моим представлениям, уводили как раз-таки в нужную сторону, внезапно закончились замусоренными тупиками. Планировка гетто напоминала те лабиринтообразные, полные обманчивых теней и иллюзий трущобы, какие каждый из нас иногда видит во сне. Зыбкий мир, в котором все не так, как кажется. Башня была близко, но добраться до нее не получалось.

Спрашивать дорогу у недружелюбных местных жителей я не хотел — очевидно было, что обитатели этих мест считали врагами не только вампиров, но и друг друга. Возможно, в этом и крылась причина рабского положения людей. Еще на начальных этапах военной подготовки офицеры объясняли нам, что человеческие особи чрезвычайно подвержены порочной склонности к индивидуализму, тогда как у Ночного народа субординация и подчинение лидерам прививались от рождения. Священная вера в Империю любовно пестовалась учителями и наставниками на всех этапах социального становления личности — так же как и ненависть к человеку, немощному и развращенному существу, угнетавшему Ночной народ на протяжении тысячелетий. Лишь два с половиной века назад численность вампиров достигла величины, достаточной, чтобы противостоять врагам. Вот так на фундаменте Великой революции и вознеслась необоримая Кайдарская империя, а уж с тех пор победа следовала за победой, и организм Империи неуклонно разрастался, поглощая страны и континенты… Окончательное падение человечества было уже не за горами.

Размышляя о непредсказуемых перипетиях истории, я свернул в очередной сумрачный проулок и уперся в трехметровый забор. Снова тупик! Чертыхнувшись в сердцах, я развернулся и понял, что забор был отнюдь не главной моей проблемой. Позади, надежно перекрывая выход из подворотни, стояли пятеро — крепкие ребята в холщовых рубахах и криво повязанных платках, скрывающих нижнюю половину лица. В жилистых, покрытых въевшейся грязью руках поблескивали самодельные заточки, бутылочные розочки и дубинки, обмотанные колючей проволокой, которой в гетто имелось в избытке. Очевидно, эти люди давно уже следовали за мной по пятам, дожидаясь подходящего момента для более тесного знакомства, и вот этот момент настал. Более красноречивой сцены и вообразить было невозможно. Я ощутил, как малодушный страх поднимает дыбом волоски у меня на затылке. Наверняка эта банда действовала по наводке повара — ну и дураком же я был, размахивая пачкой купюр у него перед носом!

— Гони деньги, чудила, — прохрипел один из грабителей.

— Какие деньги? — я изобразил недоумение, а сам в это время потянулся за арбалетом. Интересно, зачем? Ведь проще было расстаться с деньгами, чем с жизнью — а эта свора явно не постеснялась бы забрать и то, и другое.

К несчастью, мой безнадежный маневр не удался — кто бы сомневался! Один из громил ловко подскочил ко мне и двинул в челюсть. В глазах вспыхнули фейерверки, спина уперлась в забор, по которому я и съехал на землю. Но, к собственному изумлению, вовсе не отключился, хотя нападающий, очевидно, именно на это и рассчитывал. Кто-то расхохотался — смех, приглушенный тканью маски, звучал как кудахтанье.

— Здорово ты его, Зак.

«Зак, — мысленно отметил я, ощущая, что боль гаснет столь же стремительно, как и вспыхнула. — Негодяя зовут Зак. Примем к сведению».

Тем временем задира склонился надо мной, чтобы обшарить карманы, и я, незаметно наблюдая за ним сквозь полуприкрытые веки, решил, что пора делать ответный ход. Едва Зак нагнулся, мой кулак свистнул в воздухе и с хрустом вмялся ему в висок. Хрюкнув, негодяй повалился набок и распластался в грязи, как тряпичная кукла. Последовала немая сцена — очевидно, произведенный эффект впечатлил не только меня самого, но и бандитов. Затем все четверо ринулись в атаку, причем чрезвычайно неорганизованно. Вскочив, я кувыркнулся вперед и сбил первого с ног подсечкой. Второй поймал мой хук снизу, оторвался от земли и пролетел метра полтора. Тут мне в бок врезалась «розочка», но добротная кожаная куртка оказалась не по зубам какой-то стекляшке. Не глядя я ткнул в лицо ее обладателю локтем, и раздавшийся всхлип услужливо сообщил мне, что очередной противник выбывает из игры. Между делом, крутнувшись, я поддал ногой в голову верзиле, ранее сбитому подсечкой, с удовлетворением услышав раздавшийся в ответ влажный хряск. Остался последний бандит — одутловатый недотепа с припухшими глазами. Схватив его за грудки, я перебросил бедолагу через себя и отправил в полет навстречу забору, преграждавшему мне путь. Грузное тело ударилось в старые доски подобно пушечному ядру, и те, не выдержав, разлетелись в щепки. В образовавшемся проломе прямо перед собой я увидел красную водонапорную башню — до чего приятный сюрприз! Преграда была устранена, оставалось лишь надеяться, что я не выбил дух из несчастного увальня.

Потом, тяжело дыша, я осмотрелся, воинственно сжимая и разжимая кулаки. Бандиты лежали вповалку, мучительно постанывая. Конечно, в годы обучения я ни разу не пропускал занятий по технике рукопашного боя, но… Ловкость, с которой я превратил этих уличных псов в беспомощных щенят, поразила даже меня самого. Лишь одно объяснение само собой приходило на ум — не все мои вампирские способности растаяли без следа. Очевидно, насколько я уступал в силе и выносливости вампирам, настолько же и превосходил в этих качествах людей, являясь своеобразным промежуточным звеном между двумя этими видами.

Ухмыльнувшись, я двинулся к башне, переступив распластанное тело толстяка, валявшегося на куче щепок. Я не знал, к добру или к худу была эта стычка — возможно, теперь в гетто меня начнут бояться и уважать, а может наоборот, возненавидят и попытаются отомстить… Но все равно я улыбался, ощущая свое превосходство над простыми смертными.

Пустырь вокруг башни являл собой нечто вроде импровизированной рыночной площади. Тут и там виднелись навесы и палатки, перед которыми были разложены или свалены в груды предметы самого разного назначения. Сама башня превратилась в подобие донжона. По узкому балкончику, опоясывающему верхнюю часть, прохаживались дозорные; на крыше тоже застыли несколько крепких ребят, вооруженных дубинками. Имелось ли у них что-нибудь дальнобойное? По закону людям запрещалось владеть оружием, но здесь, в этом лабиринте осыпающихся каменных коробок, вполне могли царить собственные порядки.

Я неспешно побрел между рядами торговых палаток. Итоги недавней драки наполнили мое сердце уверенностью. Очевидно, человеку с военной выучкой и выдающимися физическими данными ничего не грозило среди этих доходяг. С другой стороны, даже лучший боец не устоит против подлого удара в спину. Задумавшись над этим, я тревожно оглянулся, но не увидел вокруг ничего подозрительного. Потом остановился возле навеса, под которым старик лет семидесяти сонно покачивался над грудой ржавых железяк, и как можно более дружелюбно сказал:

— День добрый, уважаемый. Не подскажете, где я могу найти мастера Руфуса?

Тощая рука, дрожа, поднялась и указала в сторону башни.

— Он там, внутри… Как обычно. Но вряд ли тебя к нему пустят.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Нашарив в кармане несколько монет, я бросил их старику, и тот с поистине юношеской прытью принялся их собирать.

Я зашагал к башне. Красная громада довлела, нависая над площадью, как булава какого-то великана. Входа я не увидел, и принялся обходить постройку под пристальными взглядами стражников на балконе. Внезапно передо мной вырос огромный детина, чей широченный щербатый рот кривился в идиотической усмешке. Тут же из-за спины у него выскочил лысый щуплый паренек с угреватой физиономией. Оба встали в одинаковую позу, сложив руки на груди, и одинаково ухмыльнулись. Кроме сходного поведения общило их лишь одно — неполный набор зубов во рту. За их спинами виднелась дверь, ведущая в башню.

— Куды прешь? — неожиданно высоким голосом поинтересовался здоровяк. Будь он танцором, ему бы явно ничего не мешало.

— Ищу мастера Руфуса, — невозмутимо сообщил я, на всякий случай незаметно разминая кулак.

В беседу вступил прыщавый:

— Многие ищут Руфуса, но не все находят.

— А я уже нашел. Он там, внутри… И он меня ожидает, — подумав немного, я веско добавил: — Не вздумайте вставать на пути.

Кривая гаденькая улыбочка на лице прыщавого сменилась звериным оскалом, сделав своего обладателя еще менее симпатичным.

— Пропусти его, Анджело, — вдруг крикнули с балкона. — Наверно, это тот самый парень, о котором толковала Аглая.

— Откуда нам знать? — огрызнулся прыщавый — видимо, его и звали Анджело. Ну а Аглаей, выходит, была та боевитая маленькая воровка из подворотни.

— Аглая расстроится, если ты станешь создавать проблемы человеку, который спас ей жизнь, — холодно заметил я, надеясь, что охранники не раскусят мой блеф. На самом-то деле я был уверен, что девчонка уже давно выкинула нашу встречу из головы, да и вообще, мои проблемы ее нисколько не волновали — об этом, помнится, она не постеснялась сообщить прямым текстом.

Повисла долгая пауза. Потом, проворчав что-то невнятное, прыщавый схватил евнуха под руку и оттащил в сторонку, освобождая проход. Кивнув с холодной почтительностью, я направился к двери, распахнул ее и шагнул в темноту. Раунд остался за мной.

На ощупь миновав короткий коридорчик, я вышел в более просторное помещение с низким бетонным потолком, с которого на цепи свисал масляный фонарь. Прямо напротив в стене имелась большая тяжелая дверь, рядом с которой на ящике сидел немолодой уже человек, не таясь сжимающий в руке старое гладкоствольное ружье. Он оценивающе посмотрел на меня из-под низко опущенных бровей.

— Я от Аглаи, — разыграл я все ту же карту. — Мастер Руфус меня ожидает.

Как ни странно, охранник понимающе кивнул и, привстав, наполовину распахнул скрипучую металлическую дверь. Я протиснулся в образовавшуюся щель и оказался в комнате куда более занятного вида. Она была круглой и, казалось, вообще не имела потолка — он терялся где-то в темноте, высоко над головой. Там, наверху, имелся еще один ярус, напоминающий внешний балкончик. Оттуда на меня глядели напряженные лица вооруженных людей. Фонари, укрепленные в стенах, освещали груды сваленного посреди комнаты добра, каковое любому обитателю здешних трущоб показалось бы подлинными сокровищами. По вампирским меркам, конечно, все это был никчемный хлам. Справа я увидел даже старую телефонную будку, и задумался — уж не рабочая ли? Посреди всего этого хранилища ценностей островком возвышался массивный стол, обитый листами меди, ножками которому служили отпиленные куски рельсов. За ним сидел человек, массивностью своей не уступающий самому столу. Плечи у него были широкие, брюхо напоминало туго набитый мешок, лоб был тяжелый и выпуклый, редкие волосы коротко острижены, а из-под густых бровей внимательно смотрели жесткие, чуть водянистые глаза цвета свинца. Тонкий широкий рот, обрамленный длинными усами, был сжат в совершенно прямую линию, ничего не говорящую о настроении хозяина. Кроме того, одно ухо у него было то ли обожжено, то ли изуродовано каким-то иным способом, и являло собой бесформенный гладкий кусок плоти, напоминающий обмылок. Очевидно, мастер Руфус действительно имел вес в гетто, причем во всех смыслах.

— Удовлетворены осмотром? — вдруг живо поинтересовался он. Выражение лица оставалось все таким же бесстрастным.

— Вполне. Именно таким я вас и представлял, — соврал я.

Брови Руфуса на миг удивленно выгнулись.

— Что ж, ну а я был избавлен от необходимости прибегать к фантазированию — Аглая, не упустив ни одной детали, четко описала ваш костюм. Другой такой в гетто вряд ли найдется.

— Аглая удивительная девочка, — согласился я, вспоминая, как ее лезвие вонзилось в горло полицая.

— Уж это верно. Знали бы вы, через что ей пришлось пройти… Впрочем, я и сам точно не знаю, поскольку она не любит делиться воспоминаниями — даже со мной, хоть она мне и как дочь. И потому я крайне признателен вам за ее спасение.

Я почтительно кивнул. Лично меня маленькая бестия немного пугала. Интересно, сколько ей было лет?

— Так значит, вы впервые в гетто? — Руфус сплел толстые пальцы и перешел к делу, впившись в меня глазами.

— Верно. Мне нужна одежда, в которой я мог бы слиться с толпой.

— Намереваетесь… задержаться надолго?

Я задумался. Никакого четкого плана у меня пока не было. Хорошо бы найти опытного доктора, а еще лучше — биохимика, чтобы обсудить с ним мое состояние, но таких найти? Витала в голове еще одна мыслишка, как-нибудь связаться с фон Вулом и выложить перед ним все начистоту. Но и тут никакой уверенности. Фон Вул, конечно, вампир со связями, да к тому же — хоть я никогда и не напоминал ему об этом — давний должник моего отца, который однажды спас ему жизнь на фронте, но… Доверять старому похабнику я не мог. С другой стороны, доверять я не мог вообще никому.

Тем временем пауза затягивалась. Бычьи глаза Руфуса пристально буравили меня, ловя каждое движение.

— Итак…

— Нет, оставаться здесь я не планирую. Максимум задержусь на пару дней. Но хотелось бы иметь какое-то убежище или хотя бы койку для сна.

Руфус облегченно выдохнул. Новичков здесь определенно не жаловали, особенно таких подозрительных как я. Его массивные руки почесали шершавый подбородок.

— Что ж, одежду и убежище мы вам обеспечим… — я сразу понял, что это не конец фразы, и после короткой паузы Руфус действительно добавил: — Но, во-первых, это будет стоить вам денег, а во-вторых, для начала нам следует узнать друг друга получше.

Понятно, куда он клонит. Руфус хотел выяснить, не тянется ли за столь подозрительной персоной след из неприятностей. Что ж, мудрый подход.

— Сколько? — спокойно спросил я.

— Скажем, для начала — четыре сотни, — взгляд Руфуса поверх сцепленных пальцев казался выжидающим.

«Хорошенькое «начало», — мысленно отметил я. — Похоже, желает прощупать, как у меня с финансами».

Стараясь не выдавать эмоций (а ими были страх и неуверенность), я выудил из кармана стопку банкнот и отсчитал четыре сотни, между делом наблюдая за хозяином башни. Больше всего я опасался увидеть в его глазах тот же маслянистый жадный блеск, что и у повара, который навел на мой след шайку головорезов. Но Руфус, казалось, не проявил никакого интереса к деньгам.

— Сколько добавить сверху, чтобы не тратить время на пустую болтовню и экскурсы в мою биографию?

Руфус сразу же напрягся, толстые брови скользнули к переносице и замерли там, косматые, как клочья свалявшегося мха. Он догадался, конечно же, что у меня имеются секреты, которые я не тороплюсь раскрывать перед посторонними и которые, потенциально, могут представлять угрозу для общины. Теперь пришла моя очередь ловить каждое его движение. Мне было любопытно, что в итоге одержит верх: осторожность или жажда наживы?

Широкий рот хозяина башни уже приоткрылся, дабы изречь свое решение, но тут нас прервали самым грубым образом. Наверху распахнулась дверь (ведущая, надо полагать, на внешний балкон) и оттуда закричали:

— Тревога! Полицаи!

Сердце мое похолодело. Я взглянул на Руфуса — он тоже впился в меня взглядом, и его желваки грозно заиграли под грубой загорелой кожей. Я мог догадаться, о чем он думает — появление подозрительного незнакомца и внезапный налет полиции могли быть связаны. Хуже всего было то, что я думал точно так же.

— Похоже, трупы, которые вы с Аглаей оставили в подворотне, найдены, — хмуро проронил он, и я облегченно выдохнул. Возможно, его умозаключение было верным. Хотелось верить, что Служба безопасности тут совершенно ни при чем.

Железная дверь со скрежетом распахнулась, и в комнату заглянул перепуганный до чертиков Анджело — прыщавый охранник.

— Скорей, шеф! — взвизгнул он. — Прятаться пора!

Словно опомнившись, Руфус кивнул, выхватил из ящика стола толстенный гроссбух и устремился к выходу. К моему удивлению, несмотря на впечатляющую ширину плеч, хозяин башни был на две головы ниже меня.

— Давай с нами, — бросил он на ходу. — Давненько здесь не устраивали облав…. Придется принять меры предосторожности.

Он словно бы извинялся за вынужденное поспешное бегство, так не вяжущееся со статусом всемогущего заправилы, роль которого он старательно изображал. Я кивнул и двинулся следом. Мы выскочили в комнату с низким потолком, но вслед за Анджело направились вовсе не к выходу, а в узкий проход справа. Охранник с винтовкой пропустил нас и пристроился в арьергарде, шумно дыша мне в спину. Стремглав промчавшись по темному изгибающемуся коридору, мы нырнули под укрепленную бревнами арку, спустились на несколько ступенек и оказались в низком тоннеле с земляными стенами, словно бы прорытом гигантским червем. Примерно через каждые пятнадцать шагов на стенах висели керосиновые фонари, под ногами жадно чавкала грязь. Подкоп, ведущий прочь от башни — умный ход! Похоже, Руфус всегда заранее просчитывал пути отступления.

В конце норы обнаружился люк, через который мы выбрались на поверхность. Водонапорная башня виднелась по ту сторону уродливых трехэтажек самого запущенного вида. С той стороны то и дело доносились выстрелы, хотя вскоре они вообще зазвучали отовсюду. По тому, как напряженно переглядывались мои спутники, я догадался, что подобной бойни вампиры не устраивали здесь очень давно. Но и убийство трех упырей — тоже не обычное преступление. Ясно, что теперь полицаи будут мстить. Не один и не два человека расстанутся с жизнью в этот день… Я с горечью подумал, что кровь их падет и на мои руки, ведь вампиры мстили за деяние, совершенное именно мной. Но не мог же я позволить тем троим растерзать ребенка! А впрочем, стоило ли оно того? Платить десятками загубленных жизней за одну спасенную? Я запретил себе размышлять на эту тему, ощущая, как чувство вины готовится наброситься на меня подобно разъяренному чудовищу. Там, в подворотне, я просто не мог поступить иначе, и точка.

Пригнувшись, мы перебежали улицу и снова нырнули во дворы. Я понятия не имел, куда мы держим путь. Впереди послышались крики. Анджело выглянул из-за угла, жестом приказав нам оставаться на месте, но я не выдержал и присоединился к нему. Лучше бы я этого не делал!

По узкой извилистой улочке маршировал отряд полицаев. Черная пластинчатая броня позвякивала в такт шагам, трепетали длинные несгораемые плащи. В прорезях высоких куполообразных шлемов, увенчанных плюмажами из вороньих перьев, не было видно глаз. Инсенераторы! Руки вампиров сжимали портативные огнеметы, время от времени выплевывающие рыжие сгустки пламени, испепеляя разбегающихся в панике людей. Я увидел, как из-за поваленной телеги выскочила растрепанная женщина, прижимающая к себе грудного младенца. Внутри у меня все похолодело, когда я увидел, как ближайший вампир нацеливает на них широкое дуло огнемета. Сейчас, сейчас мать и дитя обратятся в единый клубок трепещущего пламени! Однако, к моему удивлению, вампир внезапно опустил оружие. Пораженный, я вытаращил глаза. Неужели даже в сердцах моих бывших соплеменников еще осталось место жалости?..

Вскоре я понял, что ошибся. В череп бегущей женщины вдруг вонзился зазубренный металлический штырь, трос от которого убегал куда-то вверх. Проследив за ним взглядом, я увидел на одном из балкончиков бойца воздушного отряда «Кондор». За спиной у него, как полагается, виднелся массивный реактивный ранец, к разработке которого успел слегка приложить руку даже я сам. Примененный бойцом гарпун также сошел с конвейера совсем недавно и не без моего деятельного участия. Именно я был создателем спускового механизма. Зубы так и заскрипели у меня во рту. Куда ни глянь, я оказывался причастен к массовому убийству, творившемуся сегодня на улицах гетто.

Тем временем «кондор» начал подтягивать женщину к себе, подобно гигантскому пауку. Какое-то время ее руки продолжали сжимать младенца, а ноги отплясывали жуткий танец последней агонии. Затем пальцы разжались, и дитя упало на асфальт с высоты примерно пяти метров; жалостливый плач резко оборвался на высокой ноте. Инсенераторы, посмеиваясь, одобрительно наблюдали за трюком своего воздушного соратника. Потом один из них вскинул огнемет и поджег висящее тело, обдав его тугой струей пламени. Я не выдержал и вернулся к остальной группе.

— Там сущий ад, — констатировал я. Руфус угрюмо кивнул, напряженно обдумывая следующий шаг. Прыщавый тоже вернулся — в его выпученных глазах стояли слезы.

— Нам нужно добраться до убежища, — произнес он, всхлипывая.

— Нет, — ответ Руфуса прозвучал мгновенно. — Ни в коем случае. Не хватало еще привести туда упырей.

— Но это единственное безопасное место.

— Поступим так. Доберемся до склада контрабандистов и спрячемся в одной из тайных комнат, — сказав это, Руфус впечатал кулак в ладонь, сжимая под мышкой свой драгоценный гроссбух.

— Далековато до реки, — усомнился охранник с ружьем — я так и не успел узнать его имя.

— Выбора нет, придется рискнуть.

Руфус снова повел нас узкими проулками, в которых сновали облезлые крысы и невыносимо смердело содержимым ночных горшков. Вдруг я услышал какой-то знакомый звук — едва сообразив, откуда доносится это нарастающее басовитое гудение, я толкнул Руфуса на землю и заорал:

— Ложись!

Думаю, этот крик спас жизни всем четверым. Едва мы дружно уткнулись лицами в холодный булыжник, над головами на бреющем полете пронесся один из «кондоров» с кривой саблей наизготовку. Если бы не моя реакция (а я, конечно, не мог не узнать свист реактивного ранца), эта сабля непременно отделила бы чью-нибудь голову от тела. Я исподлобья проследил за врагом — в конце переулка он развернулся и умело опустился на крышу мансарды. Маневрировать в узком пространстве улочки наверняка было ох как непросто. Гримаса злобного разочарования исказила рот вампира, клыки обнажились. Глаз за стеклами пилотских очков было не разглядеть, но я легко мог вообразить себе эти зловеще сузившиеся, налитые кровью бельмища. Неужто и у меня они бывали такими же в минуты гнева?

— Парни, здесь четверо «крыс»! — заорал «кондор», и из ближайшего переулка послышались ответные выкрики. Нас обнаружили! Охранник с винтовкой, хрипло бросив ругательство, вскочил на ноги и вскинул свое оружие, больше напоминающее пропыленный музейный экспонат. Уже по тому, как человек сжимал его, мне стало ясно, что в цель он никогда не попадет. «Кондор» запустил движок и, неспешно набирая скорость, понесся на нас. Даже если бы стрелку повезло, и он каким-то чудом сумел бы поразить движущуюся мишень, заряды у него вряд ли были серебряными. Шанс оставался только один — найти слабое место реактивного ранца и снайперски вогнать в него пулю. Об этом самом месте, конечно, вряд ли знал кто-то, помимо самих конструкторов устройства. По счастью, я был одним из них.

Вскочив, я вырвал винтовку из рук ее хозяина. Приклад привычно уперся в плечо — ах, сколько раз я отрабатывал это движение на учениях! Летучий кровосос стремительно приближался. Память моя словно наяву развернула перед мысленным взором чертеж реактивного ранца. Сопло, топливные баки, снаружи усиленные броней, сплетение трубок теплоотведения и подачи топлива… Внешний покров брони напоминал панцирь черепахи, но внутренняя часть устройства имела уязвимые места. Целиться в бак нужно было прямо над плечом «кондора», слева или справа — без разницы. Лицо приближающегося вампира уже кривила усмешка, сабля грозно блестела, отражая солнечные лучи. Думаю, он уже представлял, как моя голова, подобно кочану капусты, катится в канаву — и, если я промахнусь или замешкаюсь, так оно и произойдет.

Но я не промахнулся. Грянул выстрел, отдача ударила в плечо — намного сильнее, нежели я ожидал. Летуна завертело в воздухе, в крутом пике он промчался над нашими головами, оставляя за собой едкие черные клубы дыма. Дальнейшее было чистой воды случайностью — как раз в это время из переулка, хищно гогоча, вывалила целая толпа инсенераторов с огнеметами наперевес, но обнаружили они не только группу перепуганных «крыс», но и пикирующую с неба живую торпеду. Мгновение спустя грохнул взрыв. Ударная волна, несущая опаляющий жар, прошла по всему переулку, едва не сбив меня с ног. Оторванные конечности и прочие куски тел так и разлетелись во все стороны. Один из дымящихся куполообразных шлемов запрыгал по булыжникам и замер у моих ног, как пустое ведро. Сожженные перья плюмажа испускали тонкий дымок.

Мы были спасены — но надолго ли? Звук взрыва наверняка привлечет сюда вампиров со всей округи. Я закинул винтовку на плечо и оглянулся. Распластанные на мостовой спутники смотрели так, будто у меня вдруг выросли рога или третья рука.

— Все… — начал было я, но закашлялся от клубящегося в воздухе дыма. — Все целы?

Люди закивали, поднимаясь на ноги. Первым опомнился, конечно же, мастер Руфус.

— Убираемся отсюда, пока вся стая падальщиков не слетелась, — он указал на большое здание из рыжего песчаника, часть фасада которого виднелась между домами справа. — Бежим туда. Это старый госпиталь. Выйдем через черный ход и окажемся на другой улице. Оттуда до канала уже рукой подать.

Без лишних разговоров мы последовали за вожаком. Отнимать у меня винтовку не спешили. Разумно. Даже ее хозяин теперь понимал, что в моих руках она принесет куда больше пользы. Нужно сказать, что до сего дня стрелять по живым мишеням мне не доводилось ни разу. Но на учениях я постоянно вгонял пули в яблочко, успешно постигая все тонкости снайперского искусства. В те годы причиной моего перфекционизма являлась, конечно, страстная жажда послужить на благо Империи — и кто мог предугадать, что однажды я обращу свои умения против нее?

До госпиталя добрались без инцидентов. Однако, к нашему разочарованию, здание не пустовало — оно было полно перепуганных людей, ищущих укрытия в переплетении темных коридоров, а также полицаев, недавно ворвавшихся внутрь и старательно обшаривающих все укромные уголки. На первой же развилке мы едва не налетели на огромного вампира в офицерских доспехах, и лишь каким-то чудом он нас не заметил, быстро исчезнув за углом. Мы переглянулись.

— План тот же, — едва не одними губами прошептал Руфус. — Надо добраться до черного хода.

Мы стали вдоль стены пробираться по широкому, но крайне захламленному коридору, в котором валялись перевернутые каталки, отсыревшие матрасы и инвалидные кресла с погнутыми колесами. Внезапно одна из дверей распахнулась, и в проеме возник рычащий упырь самого жуткого вида. Я бегло отметил, что в лапищах у него автоматический пулемет модели «Тантал» — и едва подумал об этом, как оный пулемет надсадно затрещал, выплевывая свинец. Мы кинулись врассыпную — я и Руфус в одну сторону, остальные в другую. Пулемет продолжал грохотать, выбивая фонтанчики известки из стен. Стрелок из полицая был никудышный, только это нас и спасло. Мы с Руфусом нырнули за угол. Судя по всему, полицай погнался за нашими товарищами, поскольку звуки выстрелов начали постепенно удаляться. Мы укрылись за поваленной на бок каталкой, и я вопросительно глянул на Руфаса. Тот задумчиво пожевал ус, постановив так:

— Движемся к черному ходу. Анджело знает госпиталь не хуже меня. Если им удастся выжить, там и встретимся.

Мы вскочили и побежали, миновав несколько распластанных человеческих трупов. У одной юной девицы, судя по изгрызенному горлу, полицаи не побрезговали выпить кровь. Но по разорванным в промежности мешковатым штанам было ясно, что этим они не ограничились. Я стиснул зубы и воинственно тряхнул винтовкой. Вот бы встретить сейчас еще одного упыря — уж от него-то я не стал бы убегать!

Мое желание исполнилось пугающе быстро. Стена справа от нас вдруг разлетелась фонтаном битого кирпича и пыли. Еще один полицай — здоровее первого — выскочил из пролома, внезапный, как порыв урагана. По счастью, в руках у него был лишь огромный шипастый моргенштерн, а не автомат.

— Я вас слышу, крысы! — проревело чудовище.

Могучая рука в толстой краге мелькнула в воздухе, и Руфус отлетел в сторону, забавно кувыркнувшись в воздухе. Меня вампир попытался достать своей дубиной — массивное орудие врезалось в стену, почти проломив ее насквозь, но я успел поднырнуть под удар. Опустив глаза, вампир увидел дуло винтовки, нацеленной ему в лицо.

— Жри свинец, — процедил я, и спустил курок.

Пуля вонзилась ему в челюсть, и полицай, как повалившийся шкаф, рухнул навзничь, захлебываясь кровью. Конечно, рана от обычной пули не могла быть смертельной для вампира, поэтому я вскочил на ноги и пустил еще несколько пуль ему в пасть и в глаза, прямо в упор. По кафелю заструилась кровь вперемешку с мозгом. Теперь-то он наверняка подохнет — но на всякий случай я направил ствол ему в пах и посулил:

— Больше ты никого не изнасилуешь, мразь.

Последующий выстрел начисто лишил вампира всех признаков мужественности. Потрепыхавшись немного, он окончательно затих. Жаль только, что это была последняя пуля в обойме. Впрочем, оно того стоило.

Перебросив винтовку за спину (а вдруг у ее хозяина есть запасные патроны?), я помог Руфусу подняться. Глаза у него разбегались, а челюсть стремительно распухала, как на дрожжах, но пришел в себя он довольно быстро. Первым делом кинулся искать свой гроссбух — видимо, в нем содержались чрезвычайно важные записи. Обнаружив журнал, Руфус помотал огромной головой, а затем указал на лестницу, по которой мы, не мешкая, начали спускаться на нижний уровень. Там было куда темнее, но зато пусто — по крайней мере, на первый взгляд. Потом, свернув за угол, мы наткнулись на зверски исполосованное тело, повешенное на потолочной балке. Несчастный еще раскачивался в петле, как ужасный маятник — а значит, вздернули его совсем недавно. Пришлось двигаться дальше с куда большей осторожностью. Коридор сделался совсем темным, превратившись в удобное место для засады. Снаружи долетали выстрелы и какой-то шум, напоминающий гудение мощного движка. Вскоре впереди наметился светлый прямоугольник дверного проема. Выход был близко. Радостно переглянувшись, мы кинулись туда со всех ног, мечтая поскорее покинуть эту смертельную ловушку, однако нас ожидало еще одно разочарование. В светлом проеме возникла высокая тонкая тень. По заостренным ушам сразу было ясно, что это вампир. На нем была фуражка и длинный плащ офицера с шипами на плечах. Упырь склонил голову на бок и мерзко захихикал. Мы могли либо принять бой, либо кинуться наутек — и поскольку ни один из вариантов не гарантировал спасения, я решил в очередной раз испытать удачу.

Вампир явно не ожидал особого сопротивления со стороны обитателей гетто, поэтому я, разбежавшись, бросился на него, замахиваясь винтовкой. Ничего не вышло. Он прямо на лету поймал приклад, и дерево затрещало, крошась в обманчиво тонких пальцах. Потом я ощутил мощный удар в грудь, который выбил весь дух из легких. Отлетев на пару метров, я принялся инстинктивно таращить глаза и хватать воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбе. Офицер, как по волшебству, оказался уже возле мастера Руфуса, но я ничем не мог тому помочь. Оставалось лишь беспомощно наблюдать, как один из главных людей в гетто отправляется к праотцам…

На мясистой красной физиономии проступил ужас, но Руфус не растерялся. Гроссбух он продолжал сжимать в руках, держа его перед собой, как икону. Внезапно он распахнул этот увесистый том, и в пухлой руке человека оказался до блеска начищенный «Нахтцерер». Гроссбух, выходит, являл собою лишь бутафорию, в страницах книги было прорезано прямоугольное отверстие, где и покоился пистолет. Что ж, умно. На костистом лице офицера тоже мелькнуло удивление, когда он понял, что смотрит прямо в оружейное дуло, как в глазницу смерти. Руфус дважды спустил курок. Конечно, руки у него дрожали, но поскольку стрелять приходилось в упор, ни одна пуля не пролетела мимо цели. Как вскоре стало ясно, заряды были серебряные. Вампира отбросило к стене, и я впервые в жизни увидел, какой кошмарный эффект производит этот белый металл на представителей Ночного народа. Бессильно сипя, офицер забился в конвульсиях. Его глаза лопнули и потекли по щекам желтоватой кашицей. Бледная кожа посерела и покрылась волдырями, из сведенного судорогой рта брызнула пена, сначала белая, потом — алая. Живот провалился, внутри него что-то забурлило и захлюпало, как кипящая слизь. На теле открылись многочисленные язвы, из которых сплошным потоком потекла смрадная сукровица, желтый гной и тягучая желчь. Распластанное на полу тело истончалось на глазах, пока вокруг него растекалась склизкая пузырящаяся лужа. Для человека смерть от пули, конечно, была страшна, но такая смерть не шла ни в какое сравнение с мучениями вампира, нашпигованного серебром.

Я с трудом поднялся, хватаясь за ушибленную грудь. Ребра вроде бы выдержали удар, но синяк после такого наверняка останется размером с тарелку. Я глянул на Руфуса. Он старательно отводил взгляд от жертвы, но, по крайней мере, его не стошнило. Быть может, ему и раньше доводилось убивать вампиров? «Нахтцерер» вновь исчез в своем тайном хранилище, и мы, ни слова не говоря друг другу, пошли дальше. Лужа мутноватой жижи широко растеклась по всему коридору, так что пришлось шлепать подошвами прямо по ней.

Коридор выходил в узкий холл, и справа от себя мы увидели выход. Очевидно, передняя часть здания была выстроена на возвышении, поскольку мы снова оказались на уровне земной поверхности, хотя спускались в подвал. Слева виднелась лестница, уводящая наверх — на ней вдруг раздался топот и мы нос к носу столкнулись со своими соратниками. Анджело прижимал руку к окровавленному плечу — в остальном они были целы и невредимы. Но радость встречи долго не продлилась.

— Ходу, ходу, за нами хвост! — закричал прыщавый, хотя я и так все понял по выражениям их лиц. Где-то на лестнице уже лязгали тяжелые подошвы полицаев, так что мы, не тратя времени на болтовню, дружно кинулись к выходу.

Солнце ударило мне в глаза, и едва я проморгался после подвального полумрака, как стало ясно, что мы угодили из огня да в полымя. Задний двор полнился вампирами — хуже того, там были не только они. Я даже не сразу поверил, что снова вижу эту штуковину перед собой — посреди двора возвышался трехметровый ходячий танк, едва не изрешетивший меня в испытательной комнате Инженериума! Неужели мне все-таки на роду написано пасть от его орудий?.. Но что он тут делает? Ответ, впрочем, напрашивался сам собой — испытания продолжаются, только и всего. Мои бывшие коллеги-инженеры, видимо, прослышали, что готовится карательная экспедиция в гетто, и решили опробовать стального колосса в стрельбе по живым мишеням. А что, очень даже практично и разумно, все ради прогресса технической науки!

Танк напоминал прямоугольный сейф на коротких суставчатых ножках. Жужжа сервомоторами, он неуклюже повернулся в нашу сторону, и шестиствольные пулеметы завращались, готовясь извергнуть потоки раскаленного свинца.

— Ложись! — завопил я, бросаясь на землю. Все мои спутники успели последовать команде, за исключением пожилого охранника, который выбегал последним.

Пулеметы затарахтели, заурчали, лязгая и свистя, подобно неумолчному бою стальных барабанов в каком-то дьявольском оркестре. Я увидел, как беднягу-охранника буквально разрывает на части. Пули снова и снова остервенело вонзались в плоть, оторванные куски мяса и тугие струи крови летели во все стороны. Отпала измочаленная рука, затем оторвало, отрезало ногу, как косой… Но прежде чем окровавленный кусок мяса, бывший еще недавно нашим товарищем, беспомощно упал на землю, заливая ее кровью из сотен пулевых отверстий, он успел развалиться на две части, перерезанный сплошным потоком раскаленного свинца. Я не знал даже имени этого человека, но вдруг ощутил почти необоримое желание мстить за его чудовищную смерть, зубами рвать глотки врагов, собственную жизнь положить ради мести… Уж не знаю, откуда это пришло — еще мгновение назад я не испытывал ничего, кроме ужаса и душащей паники, какую, должно быть, познает на собственной шкуре всякий загнанный зверь, но вот теперь багровая, мутная волна гнева застила глаза. Я понял, что непременно должен выжить, выжить, чтобы убивать. Едва пулемет затих, я вскочил и, пригибаясь, помчался прочь вдоль стены госпиталя. Никто из вампиров и не думал хватать нас, все они лишь со смешками и улюлюканьем, устроившись поудобнее где придется, наблюдали за работой бронированной машины-убийцы. Потом пулеметы снова ожили, и каким-то опять же звериным чутьем я ощутил, что направлены они именно на меня. По стене вслед за мной поползла аккуратная линия пулевых отверстий. Смерть наступала на пятки. Не знаю, что было с моими спутниками — о них я сейчас не думал. Нырнул за груду сваленного на заднем дворе хлама и пузатых железных бочек. Пулемет стих, и я вновь услышал радостные вопли зрителей — полицаи были в восторге от зрелища. Потом послышался щелчок, и в воздухе что-то едва уловимо просвистело… Грянул взрыв. Ящики и прочий мусор разлетелись дождем пылающих щепок, бесформенными обломками. Упругая горячая волна подкинула меня в воздух и завертела, оглушенного и беспомощного. Должно быть, на какой-то миг я лишился сознания, но быстро очнулся.

Конец ознакомительного фрагмента.