У бога за пазухой

Андрей Расторгуев

Почему хан Батый не стал захватывать Новгород? Ведь он уже вторгся в Новгородское княжество, разорив Торжок, и находился всего в двух-трёх дневных переходах от столицы. Однако взял и повернул назад. Что было бы, закончи он свой поход именно так, как планировал изначально?Об этом хорошо известно князю Роману Ярославину. Ведь он живёт в мире, где Орда захватила всю русскую землю и основательно пустила в ней корни, просуществовав долгие века, вплоть до наших дней.

Глава 6

Перемышль, Калужская область, 12 мая 2018 года

— Здорова, — устало бросил ввалившийся в кабинет Селивёрстов.

Вяло пожал руку Сергею и плюхнулся на диван, выбив из него небольшое облако пыли, частички которой хаотично заклубились, поблёскивая в косых солнечных лучах, по утрам всегда заглядывающих в окно.

— Вижу, что вчерашний осмотр места происшествия удался, — саркастический заметил Ермаков.

— Не то слово. — Андрей взял пустой стакан и приложил его к виску. — Башка раскалывается. Ты чего в субботу-то вышел?

— Есть кое-какие дела. А ты?

— То же самое, — скорчил кислую мину напарник.

— На Жиздре что-нибудь нашли?

— Нет. Обшарили оба берега вдоль и поперёк. Насколько смогли, конечно. Хорошо ещё, что у рыбаков лодки были. Шашлыки поздно жарить начали. Только ночью вернулись. Ни в месте обнаружения потерпевшего, ни выше по течению никаких следов.

— Что, совсем никаких? — удивился Сергей.

— Ну, не совсем, конечно. Мусора всякого туристического, как всегда, валом. А вот чтобы разборки где-то были, увы. — Селивёрстов развёл руками, хлопнув по спинке дивана, чем вызвал появление нового облака пыли. Потом присмотрелся к напарнику. — У тебя-то почему круги под глазами? Ладно я. Ты же отдыхал, вроде. Или отдых был слишком активным?

— Даже очень. — Сергей вздохнул и потёр глаза. — Весь день и полночи занимался дешифровкой дневника. Ещё та работёнка, скажу тебе.

— Представляю, — поморщился Андрей, вспомнив каракули Ярославина. — И каков результат?

Ермаков почесал затылок, посмотрел на блёстки пыли в солнечном свете. Рассказать ему? Хм, а зачем напарнику напрягать своё болезненное сознание? Пусть живёт себе спокойно.

— Да нету там ничего, — произнёс как можно безразличнее. — Обыкновенная судьба обыкновенного человека. Ни слова о том, кто бы мог его подрезать.

— Естественно, — фыркнул Селивёрстов. — Когда тебя режут, не до мемуаров как-то… И, кстати, отсюда, вывод. — Состроив умную физиономию, он задрал указательный палец. — Ничто не предвещало беду, и нападение произошло внезапно.

— А ты способен мыслить даже в таком состоянии, — усмехнулся Сергей.

— Иначе не имеет смысла быть опером.

— Вот-вот. И оперское чутьё мне говорит, что… — Ермаков достал пакет с наконечниками стрел, которые пока никак не оформил. Помотав ими перед носом, закончил: — Надо всё же потрясти реконструкторов. Есть предложения?

— Да брось ты, — болезненно простонал напарник. — Материал у Брагина. Пусть он копает. Если попросит помощи, подсобим. У нас что, нераскрытых дел мало? А текучка? У тебя по скольким сроки подходят? У меня по трём пора решение принимать, а там кроме протокола осмотра, заявления потерпевшего и рапорта из дежурки больше ничего.

— Кто тебе виноват? Меньше по девкам своим бегай.

— Святое не тронь.

— Чтобы доработать материалы, тебе на всё про всё и суток хватит, если взяться. Не прибедняйся. Сегодня, небось, ради этого и вышел. Девочки подождут, никуда не денутся. Колись давай, кого из реконструкторов знаешь? Ты же как-то по раритетам дела вёл. Связи остались.

— Ладно, — сдался Селивёрстов. — Сейчас пороюсь в старых записях.

Он встал, держа в руке стакан, и прошёл с ним к сейфу. Первым делом взял сверху кувшин, налил воды и жадно выпил. Только после этого, вынув из кармана связку ключей, открыл сейф и достал еженедельник. Полистав, нашёл нужную страницу.

— Пиши, — сказал, не поворачиваясь. — Бурмистров Вячеслав Валерьевич. Телефон…

Сергей записал десятизначный номер и адрес.

— Так он что, в Калуге живёт?

— Как видишь. Но сюда часто мотается, в Козельске бывает. Везде у него единомышленники есть. Он у них типа координатора. Местный гуру, так сказать. Всех знает. Довольно грамотный дядька. В древней истории продвинутый. Как раз то, что тебе надо.

— Спасибо, Андрюха.

— Это много, — недовольно проворчал напарник. — Потом разменяешь, отдашь…

Бурмистров ответил сразу. На счастье он оказался в Перемышле. Поймав удачу за хвост, Ермаков настоял на встрече. Договорились увидеться в кафе, где реконструктор собирался пообедать.

Ровно в половине второго Сергей вошёл в небольшое помещение, которое напоминало, скорее, столовую, и сразу направился к угловому столику, где сидел крупный мужчина с волевым загорелым лицом. В его коротко стриженных светлых волосах на голове и в аккуратной бородке местами проглядывала седина.

— Вячеслав Валерьевич? — уточнил опер.

Мужчина поднял на него серые глаза.

— Да. А вы?..

— Капитан Ермаков из уголовного розыска. Я вам звонил. Вот моё удостоверение.

Изучив предъявленный документ, Бурмистров коротко кивнул:

— Очень приятно. Так что вас интересует?

Опер уселся напротив. К столику тут же подскочила официантка. Сергей не стал ничего заказывать. Время, конечно, обеденное, но пришёл он сюда не за этим. Ещё успеет перекусить.

Дождавшись, когда официантка уйдёт, выложил перед реконструктором наконечники стрел в прозрачном пакете:

— Можете что-нибудь об этом сказать?

Бурмистров отложил вилку, забыв о недоеденном втором блюде, аккуратно взял пакет и поднёс его к глазам. Рассматривал минуты три, щупая и перебирая железки пальцами, потом хмыкнул:

— Очень похоже на монгольские наконечники стрел века тринадцатого или четырнадцатого.

— Именно монгольских?

— Да. Монголы привнесли их в Россию с просторов Азии. Таких полно находили у нас во время раскопок разорённых ими поселений. Видите, они черешковые, то есть вставляются в древко, а не наоборот. Длина черешка примерно две трети длины пера. Форма килевидная, похожа на кинжальчик. Длина где-то в пять-шесть раз больше, чем ширина. Опять же упор для древка имеется, нет перехвата на шейке. Типичная монгольская стрела, я бы сказал. Новодел, конечно. Слишком хорошее состояние для археологической находки. Но изготовлено всё чётко, по древней традиции, с соблюдением нужных пропорций.

— Дело рук ваших коллег-реконструкторов? — задал главный вопрос Ермаков.

Собеседник неуверенно пожал плечами:

— Возможно… Только не тех, кого я знаю. Мы, видите ли, не стремимся так скрупулёзно копировать всякую историческую мелочь. Наконечники куём простые, более современные, что ли. Кому нужны подобные нюансы? — Он передал пакет Сергею.

— Не знаю, не знаю, — многозначительно протянул опер, пряча улику в карман.

— Послушайте… — Бурмистров задумчиво терзал вилкой отбивную, пытаясь оторвать от неё кусок. — Я заметил там кровь. Этими стрелами что, кого-то подранили?

Скрывать очевидное смысла не было.

— Угу. Вы догадливы.

— Тут не надо иметь семи пядей во лбу. Так вот, не вижу смысла изготовлять точную копию монгольских стрел, чтобы запустить их в кого-то. Это делается для того, чтобы разглядывать, изучать, показывать. Понимаете?

— Несчастный случай тоже исключаете?

— С большой долей вероятности. Говорю же, ими никто стрелять не будет. Разве только для пробы, в качестве эксперимента. И то по мишеням. В доски, щиты или доспехи. Хотя тоже вряд ли. Пожалеют свой труд. Для таких дел используется что попроще. Обратите внимание, наконечники довольно острые и, судя по следам, затачивались много раз. Типичный монгольский обычай. Их воины всегда следили за этим, даже напильники в колчане держали.

— И что это значит?

— Понятия не имею. — Бурмистров неопределённо взмахнул вилкой. — Всё, что угодно. Может, они принадлежали какому-то рьяному последователю монголов, хорошо разбирающемуся в истории, а может и самим монголам… Чушь, конечно.

— На майские праздники у местных реконструкторов никаких игрищ на Жиздре не было?

— Нет. Ни у местных, ни у приезжих. Иначе я был бы в курсе и находился там.

— Этого человека не знаете? — Сергей вывел на экран телефона фотографию Ярославина, сделанную в больнице, и показал Бурмистрову.

Тот взглянул мельком.

— Никогда не видел. Среди моих знакомых такие точно не водятся, если вы об этом. Это и есть ваш пострадавший?

Направленный на опера взгляд был предельно честным. Проигнорировав последний вопрос, Ермаков спрятал телефон и поднялся, протягивая руку:

— Благодарю, Вячеслав Валерьевич. Вы мне очень помогли.

— Не за что. — Рукопожатие реконструктора было крепким, а ладонь жёсткой, мозолистой. — Обращайтесь. Мы от сотрудничества с полицией не бегаем.

— Раз так, дайте координаты специалистов, способных изготовлять такие штуки. — Сергей похлопал себя по карману.

— А вам палец в рот не клади, — добродушно улыбнулся Бурмистров, но пару фамилий с контактными данными всё же назвал, добавив напоследок: — Это всё. Больше, пожалуй, и некому.

Отложив разговор со «специалистами» на понедельник, Ермаков решил ещё раз попробовать опросить Ярославина. Тот уже мог самостоятельно садиться и даже вставал, осторожно передвигаясь по палате. Когда Сергей вошёл, пострадавший стоял у окна, опираясь здоровой рукой о подоконник.

— Дышите свежим воздухом? — вместо приветствия весело спросил Ермаков.

— Тепло нынче, — неопределённо ответил больной, окинув Сергея безразличным рассеянным взглядом.

Опер тоже приблизился к распахнутой раме, втянул носом свежий воздух, наполненный ароматами цветущего сада.

— Весна-а… — протянул с довольным видом.

— Весна, — словно робот повторил Ярославин.

Казалось, он сейчас где-то совсем далеко. Унёсся мыслями непонятно куда. Может, в прошлое?

— О чём думаете, Роман Игоревич?

— О семье.

— Вы женаты? Дети есть?

— Да, женат… Был. И дети. Сын с двумя дочками…

Не слабо. Многодетная семья по нынешним временам. Молодец мужик. А вот у Сергея всё как-то не складывается. С первой женой разошёлся всего через год после свадьбы. Постоянно ворчала, что на работе женат, а не на ней. Не выдержала, ушла к родителям. Даже ребёнка не успели завести. Слово-то какое, бррр, будто про собачонку. С тех пор больше недели ни с кем и не жил. Хорошо хоть не расписывался больше. Не везло ему с женщинами.

— Что с ними случилось?

— А?.. — Ярославин будто очнулся ото сна и посмотрел на опера проясняющимся взглядом.

— Вы сказали, что были женаты. Что-то произошло, я прав?

— Не знаю. — Он снова уставился в окно. — И не узнаю уже наверняка. Думаю, ничего хорошего.

— Почему так считаете?

Он помолчал, затем, словно нехотя, преодолевая внутреннюю боль, начал говорить:

— Мы взбунтовались. Не захотели пойти против новгородцев. Орда этого не прощает. Ни тем, кто повернул против неё оружие, ни простым жителям этих улусов. Особенно родственникам бунтарей. Мою жену с детьми либо убили, либо забрали в рабство. — Повернув голову, Ярославин пронзительно глянул на Сергея. — Я лишь надеюсь, что их вообще никогда не существовало. Или они живут где-нибудь спокойно, ничего не зная о той, другой жизни, о Великой Орде.

Ну вот, опять он туда же. Определённо у мужика с головой непорядок. Жаль его. А с виду нормальный, вроде, пока разговаривать не начнёт.

Опер вздохнул:

— Золотой Орды нет уже более пятисот лет. Со времени нашествий Батыя Русь пробыла у неё в зависимости два с половиной века, не прекращая борьбу. То платила дань, то отказывалась. Русские князья собирали дружины, давая отпор. Орда делала набеги, приводя к повиновению. Побеждали то одни, то другие. Но под рукой Москвы Русь постепенно становилась единой. Московский царь Иван Третий окончательно добился независимости, показав свою силу. С тех пор у нас было много врагов, но больше никому не удавалось захватывать Русь так надолго. Вы живёте прошлым, Роман Игоревич. Пора бы принять действительность такой, какова она есть.

Ярославин по-прежнему смотрел на сад, но слушал внимательно. Какое-то время он молчал.

— Это ваше прошлое, — сказал, наконец. — В моём прошлом Орда обосновалась на Руси основательно, разорив почти все города. Потом, конечно, кое-какие отстроили заново. Только это были уже не те вольные русские поселения. Везде правили монголы. Русь для них стала форпостом для последующих походов — дальше, на запад. Они распространили свою власть до самой Испании. Византия платила им дань…

— Если не ошибаюсь, в литературе это называется «альтернативная история», — улыбнулся одними губами Ермаков. — Увлекаетесь подобным сочинительством?

— Называйте, как хотите, — бесцветным голосом произнёс Ярославин. — Это моя история. Прожитая и выстраданная жизнь… Теперь всё иначе.

Он развернулся, доковылял до кровати. Осторожно сел, потом лёг. Наблюдавший за ним Сергей остался у окна. «Вот же упрямец, — думал он. — Вбил себе в голову эту небылицу… А с другой стороны: раны, стрелы в плече, старинная одежда, крестик…»

Спохватившись, Ермаков раскрыл захваченную в отделении папку, достал дневник и крест на шнурке. Подойдя к Ярославину, положил это всё на прикроватную тумбочку.

— Ваши вещи. Вот, возвращаю. Одежда, уж извините, испорчена. К тому же является вещдоком.

Осторожно взяв крестик, Ярославин перекрестился на православный манер двумя пальцами, повесил оберег на шею, поцеловал и спрятал под пижаму.

— Наш фамильный, — сказал он, прижав руку к груди. — Ещё прадед носил.

А то и пра-пра-прадед, судя по древности. Что же делать-то с ним? Отправится ведь в психушку, а преступление так и будет висеть в нераскрытых. Прокуратура не даст замять на том основании, что вред здоровью потерпевшего причинён почти восемьсот лет назад. А жаль. Все сроки давности вышли — отказной материал однозначно…

В голову пришла идея.

— Послушайте, Роман Игоревич, — подобрался опер, усевшись на стул. — Ваша история, мягко говоря, довольно странная. Никто в неё не поверит. Боюсь, что дальше за вас возьмутся психиатры.

— Кто?

— Мозгоправы от медицины. — Поймав непонимающий взгляд собеседника, Сергей махнул рукой. — Не важно. Давайте представим дело так, что вы сами нанесли себе все эти повреждения.

— Каким образом? — Ярославин удивлённо посмотрел на бинты, скрывающие половину тела.

— Легко. Есть на Жиздре один старый причал, где всякое железо под водой натыкано. Напишем, что вы там ныряли, напоролись на какие-нибудь торчащие конструкции. Несчастный случай, понимаете? Словом, никто не виноват, вы причинили себе вред сами. Оснований для возбуждения уголовного дела не будет, и вас оставят в покое. Согласны?

— Делайте что хотите, — отмахнулся больной.

Вдохновлённый опер быстро набросал объяснение, показал, что написать и где расписаться. Ещё и заявление взял о том, что потерпевший ни к кому не имеет претензий и просит к уголовной ответственности никого не привлекать, поскольку повреждения получил по собственной неосторожности. Всё, можно идти к Брагину и обрадовать коллегу избавлением от лишней головной боли.