Океан между

Андрей Смирягин, 2020

Захватывающий роман о безоглядной любви на сломе эпох и путешествии через океан.

Проза Семейной Жизни

Одним осенним вечером, когда Никита после ужина смотрел с женой кино по телевизору, раздался звонок телефона. Он первым подошел к трубке и, к своему удивлению, услышал бодрый голос Юлика, который уже давно жил самостоятельно в съемной квартире на Покровском бульваре и звонил редко, занятый с головой своими таблетками, а больше бесконечными любовными похождениями.

Америкос, как это всегда у него бывало, без лишних церемоний, используя жаргонные словечки, которых нахватался у местных бизнесменов, задал ошарашивающий вопрос:

— Братан, ты поедешь завтра с нами в Питер?

— В Питер? — слегка опешил Никита, ловя на себе взгляд жены с немым вопросом, кто звонит. — С какой целью?

— С целью весело провести время с двумя симпатичными девушками, которые мечтают с тобою познакомиться, особенно одна.

— Это шутка?

— Сейчас эта шутка с тобой поговорит…

— Подожди, подожди, — попробовал остановить его Никита, но было поздно, в трубке наступила небольшая пауза с шорохом предаваемой из рук в руки трубки, а потом он услышал нахальный девичий голосок:

— Привет!

— Здрасьте! — немного обалдело ответил Никита.

— Мы на выходные собираемся в Питер. Вы с нами поедете?

— В выходные? — переспросил Никита, не зная, что ответить.

— Да, мы выезжаем в пятницу вечером, — продолжал нахальный голосок.

— Почему так срочно?

— Что за странный вопрос? — опешила девушка, не понимая, почему он так скован в разговоре. — Нам как раз не хватает четвертого для компании.

— Даже не знаю, что ответить…

— Ха-ха-ха! Тут у меня вырывают трубку… Пока!

Снова послышался шелест передаваемой трубки.

— Братан, соглашайся, — раздался громкий голос Юлика, потом он понизил его до интимного тона, — очень советую, это что-то специальное. И она тобой интересуется. Так ты едешь?

Против такого выкручивания рук устоять было трудно. Со всей серьезностью, на которую он был только способен, играя сильное раздражение, Никита ответил:

— Хорошо, я поеду, но чтобы это было в последний раз!

— Почему последний, ха-ха? Ты что, не можешь говорить? А-а, понимаю. Потом созвонимся, я тебе расскажу, как я с ними познакомился. Это почти детективная история, — у этого американца все истории были детективными. — Короче, я на завтра покупаю билеты на «Красную стрелу», и ждем тебя у поезда в половине двенадцатого.

Никита с преувеличенной злостью бросил трубку.

— Кто звонил? — спросила жена с нескрываемым любопытством.

— Да-а, с работы, начальник, — он беспомощно развел руками. — Совсем обнаглели. Требуют, чтобы в эти выходные я ехал в командировку в Питер. Обещают хорошо заплатить.

— Какие сволочи, — посочувствовала ему жена. — Но делать нечего, деньги нам сейчас очень нужны, ты же знаешь.

— Да, — согласился он, чувствуя себя последним гадом, — делать и правда нечего…

***

Почему мужчина изменяет? Даже если он счастлив в браке, ну пусть не счастлив, а по крайней мере, удовлетворен в нем? И все равно, сложись обстоятельства, делает это походя, как ни в чем не бывало, порою даже, не смыв запаха чужой женщины, укладывается на супружеское ложе. Подлец ли он? Негодяй? Или просто обычный человек, которому не хватает в жизни приключений?

Самолетов никогда не рассматривал себя как обычного человека, да и немалое число талантов не давали ему для этого оснований. Кроме того, он был умен, энергичен, общителен, спортивен, закончил физический факультет московского университета, и самое главное, по его собственному убеждению, имел незаурядные способности к словосложению.

Вот это его последнее обстоятельство и сыграло с ним злую шутку. Если считать себя в чем-то гениальным, то все остальные способности не приносят плодов. Сразу после окончания университета, он вместе с друзьями бросился в пучину частного предпринимательства. Страна, находящаяся в периоде перехода из социализма в капитализм, давала энергичным без чистоплюйства молодым людям прекрасную возможность для первичного накопления капитала. Надо было лишь упереться в каком-нибудь деле, занять свободную нишу (а они в начале 90-х были свободны почти все), да прикрыть глаза на использование не всегда честных методов, включая уход от налогов, граничивший с воровством, и необходимость иметь бандитскую крышу.

Однако это претило высоким принципам Самолетова-творца. Как только дело доходило до серьезного предприятия, где надо было поставить на карту все, возможно и жизнь, он плавно отходил в сторону, оставляя своим компаньонам основную тяжесть морального напряжения и всю ответственность за исход дела, и, как следствие, основные доходы, если они были. Как результат, друзья, с которыми он начинал бизнес, быстро разбогатели, основали свои компании и перешли на более высокую ступень социального положения, куда Самолетова если и пускали, то только на правах старинного приятеля и человека творческого склада, с которым весело и хорошо, да и делить нечего, поэтому можно не напрягаться при общении.

В конце концов друзья дали ему деньги на издание сборника рассказов, который он сам потом и возил по магазинам, пытаясь получить с этого хоть какой-то доход. Но работать лично с автором магазины почему-то не хотели. Обычно директор магазина его спрашивал, вертя книгу в руках:

— Это что?

— Это юмор! Очень смешная книга! — отвечал с энтузиазмом Самолетов.

— Да, — хмурился директор, — к сожалению, наш народ не понимает юмора.

— Там много и эротики, — пытался автор угадать вкусы гипотетического «народа».

— Вы с ума сошли, — с негодованием возвращал книгу директор, — в наш магазин заходят дети…

Почти весь тираж так и остался лежать нераспроданным на складе у одного из его друзей, удачливого предпринимателя. И Самолетов сдался. То, ради чего он пожертвовал карьерой в бизнесе, оказалось фикцией, пустышкой. Он решил, что никогда не станет великим писателем, а на меньшее он согласиться не мог. И тогда он зарекся писать раз и навсегда. И даже когда знакомые, а он, само собою, снабдил экземпляром своей книги почти всех, хвалили его и говорили, что давно не получали такого удовольствия от чтения, он недовольно морщился — мало кому понравится напоминание об жизненных неудачах. Теперь Самолетов работал простым программистом, жизнь которого, как известно, тяжела и неказиста.

***

С женщинами Самолетова преследовала похожая история. В молодости отношения с каждой он рассматривал лишь как некую репетицию перед будущей настоящей страстью. Он был надежным другом, остроумным собеседником, страстным любовником, но как только все вступало в серьезную стадию принятия ответственного решения, а именно: жениться или не жениться, — он делал шаг в сторону. Нет, он никогда не рвал отношений внезапно, сообщая влюбленной девушке, что им лучше расстаться. Он просто переставал прилагать усилия к их поддержанию. Он никогда не звонил первым, но отвечал на звонки. Если она хотела встретится, он встречался, и вел себя так, будто ничего не изменилось. Если она хотела любви, он не отказывался, снова и снова доводя ее до признания, что такого она уже не сможет испытать никогда.

Однако в главном, в попытках разобраться в его чувствах и истинных намерениях, он выказывал полное безразличие. И в ответ на вопрос подруги: «Что с тобою? Разве ты меня больше не любишь?» — пожимал плечами в притворном непонимании: «О чем ты? Нам ведь сейчас так хорошо? Не будем портить отношения дурацким выяснением».

В зависимости от того, как долго та или другая подруга готова была терпеть такое положение вещей, столько времени и продолжался их роман. Впрочем, если не случалось одно «но».

Дело в том, что его натура имела странное свойство: как только в положении девушки случалось какое-либо кардинальное изменение, например, если она удалялась на значительное расстояние или, не дай бог, выходила замуж, его страсть вспыхивала с небывалой силой.

Так случилось с девушкой по имени Глория, роман с которой закончился ее отъездом в другую страну. Это обстоятельство всколыхнуло его любовь с небывалой силой. Образ далекой покинутой всеми женщины, которую он называл «птенцом», нуждавшейся в его опеке и защите, разбудил в нем океан нежности и желания.

Он стал засыпать ее исполненными страсти письмами, он тратил огромные деньги на долгие будоражащие воображение телефонные разговоры. К несчастью, эта перемена нашла сильный отклик и в душе Глории, которая, имея непростой и очень самостоятельный характер и отринув помощь родных и близких, отчаянно боролась за выживание в новых обстоятельствах. Так случилось, что судьба поначалу забросила ее в Израиль, а потом перенесла в Штаты, и везде Никита преследовал ее короткими визитами.

Но поездки Самолетова закончились ничем. Если при первых встречах они просто умирали от счастья держать друг друга в объятиях, то чем лучше она адаптировалась в новой жизни, тем меньше и меньше они находили точек соприкосновения. Пока вдруг не выяснилось, что между ними не осталось ни капли общего. Они расстались при обоюдном понимании и согласии.

И здесь вдруг выяснилось, что рядом с Самолетовым давно находится особа, которую как будто совершенно устраивает его отношение к жизни.

Их знакомство состоялось еще на пике романа Никиты и Глории. И поначалу казалось случайной сексуальной связью двух молодых и не замороченных условностями людей. Она все знала про его поездки, куда и зачем он путешествует, и догадывалась про многих других женщин, но старалась и виду не подать, что ее это сильно трогает.

Она никогда не отказывала ему в сексе, как бывает со многими девушками, которые, жеманно ломаясь, поднимают цену каждого соития до неимоверных высот, практически открывая торговлю каждым фактом случки, требуя взамен либо дорогие подарки, либо признания своей безоговорочной власти.

Она никогда с ним не ссорилась. И даже если случался неожиданный конфликт, ну например, она находила в компьютере его переписку с какой-нибудь страстной особой, это не приводило к немедленному разрыву. При обсуждении обоюдных претензий: во-первых, какое она имела право и, во-вторых, как он только мог, во время которых в ход могли идти самые безобидные вещи, включая крепкие выражения, брошенные на пол чашки, сломанные стулья и другая мелкая и крупная мебель, — она доходила до определенного предела, но в конце концов ему уступала.

Она позволяла ему практически все, что с одной стороны ему очень импонировало, а с другой настораживало, не имеет ли она какой-то скрытый план. Но время шло, и если какой-то скрытый план и существовал, то он был настолько законспирирован, что не имел ровным счетом никакого значения.

Ему было хорошо и комфортно. Она была умна в общении, так что ему никогда не было скучно, и сексуальна, так что он всегда был удовлетворен. И чем дальше шло время, тем меньше ему хотелось искать кого-то на стороне — от добра добра не ищут.

Когда ему исполнилось тридцать лет, он вдруг в первый раз со всей серьезностью подумал, а не та ли это девушка, которая послана ему судьбой? И впервые эта мысль не показалась ему ужасной.

Более того, он осознал, что уже далеко не мальчик, а время с каждым днем идет с нарастающей скоростью, и что пора подумать о продолжении рода — ужасно не хочется оставаться на старости лет одному. И если он не женится сейчас, то уже никогда не женится. Короче, на него вдруг нахлынул весь тот букет ощущений, который можно назвать кризисом переходного возраста из юношеской мечтательности в состояние трезвой зрелости. Ему отчаянно захотелось вскочить в семейный поезд, где давно мчались его более успешные друзья.

Но чтобы это и в самом деле произошло, оказалось достаточно какой-то мелочи, полнейшего пустяка. Однажды утром, когда он отвозил на работу эту особу, с которой давно жил гражданским браком, она вдруг ему объявила, что с сегодняшнего дня оставляет ему только две альтернативы: либо он завтра женится на ней, либо она уходит от него навсегда.

И он сдался! Вернее, она его дожала, в отличии от менее терпеливых претенденток. Через месяц они подали заявление на брак, а еще через месяц расписались в присутствии всего двух свидетелей.

***

Итак, их брак не был венцом страстной любви, когда люди дают клятву на верность, а был, скорее, договором друзей о совместном проживании, и то, что договор был подтвержден государством как официальный институт, ничего не меняло.

Конечно, он тщательно скрывал от нее свои похождения. Чаще всего это и похождениями назвать было трудно. Ну разве меняет что-либо в отношениях супругов, когда она уезжает, допустим, погостить к родственникам в другой город, а он, мучимый одиночеством и тоской, а больше ощущением, что упускает прекрасный шанс, едет ночью в город и снимает на ночь проститутку? Самолетов никогда не считал половой акт чем-то настолько серьезным, что может испортить добрые отношения между людьми.

Он даже не помнил их по именам и лицам. Немножко, может быть, по телам и темпераментам, которые редко у кого из ночных бабочек бывали хороши.

Иногда в общении с женой он проговаривался об этом.

— А с другими женщинами тебе так же хорошо? — однажды спросила она ревниво.

— Конечно, не так, — ответил он, отрываясь от какого-то дела, кажется, от просмотра телевизора.

— Что? Значит, ты продолжаешь трахать еще кого-то? — закричала она, схватила его за шею и сдавила горло.

— Не мог же я ответить, что с другими мне еще лучше, — попытался отбрехаться он, но не тут-то было, ее хватка стала еще крепче.

— Итак, я повторяю вопрос: с другим тебе так же хорошо? Думай, что отвечать, хорошо думай!

— Я не знаю… Кхе-кхе… Ой, мне дышать нечем!

— Думай, хорошенько думай!

— Я не знаю, как с другими, и не хочу знать…

— Вот, так бы сразу, — и она милостиво отпускала его на свободу.

— Кстати, а почему ты спросила? — интересовался он, потирая шею.

— Потому что ты уставился на эту полуголую девку на экране, когда рядом лежит живая жена!

— Ты что, ревнуешь? — снисходительно улыбался он, похлопывая ее ниже пояса, — Ну, ладно, давай я займусь с тобою любовью. Только повернись лицом к телевизору.

— Ты что, при этом еще собираешься смотреть телевизор?

— А ты разве нет?

— Боже мой, какой ты неромантичный!

— Ах, тебе романтики мало? А ну пошли!

— Куда?

— Сейчас я тебе покажу, куда…

— Нет, только не туда!

— Ну ты же сама говорила, что тебе романтики мало…

Дальше между ними происходило нельзя сказать чтобы очень бурное, но не без фантазии соитие, после которого он снова переключал свое внимание на телевизор, проводя так почти все вечера.

Время от времени она спрашивала его:

— Ты меня любишь?

Немного поразмыслив (он не любил банальных вопросов и ответов), Никита отвечал:

— Я тебя люблю, но только когда ты: во-первых, не лезешь в мои карманы, во-вторых, не суешь свой нос в мою переписку, и в-третьих, не обыскиваешь каждый угол нашего дома в поисках презервативов и других улик.

— Чего захотел, — она редко лезла за словом в карман, — я хоть и женщина, но далеко не дура…

Таким образом можно заключить, что их союз был построен на дружбе и юморе. И поэтому, если он ложился с другой женщиной, то не считал это изменой. Во-первых, он ложился не дружить, а во-вторых, то, чем они занимались, не всегда было смешно.