Шоу

Андрей Соколов

Сирены мгновенно смолкли, и ни один звук не нарушал хрустящей тишины зимнего морозного утра. И только сугробы у обочин вспыхивали то синим, то красным отблеском ошарашено вращающихся мигалок. На улице была тишина, но в животе черных быков бурлили страсти – булькали рации, пузырились телефоны. Засевшие в чреве машин охранники метались, паниковали и матерились, как глисты внутри кишечника в предчувствии лечения. Пропала машина Президента.

Фотограф Андрей Соколов

© Андрей Соколов, 2020

© Андрей Соколов, фотографии, 2020

ISBN 978-5-4490-1142-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нереальная повесть

Искажая реальность, отражай суть

(из Закона Императора Янь Инь

«О Кривых Зеркалах»)

Происшествие

Большой черный кортеж президента летел по узкой загородной дороге. Снайперы гроздьями спелых шишек висели на елях и выглядывали из кюветов. Люди с полосатыми дубинками отдавали честь и шептались по рациям. Из окон и крыш Барклаевского проспекта блестели кружочки оптических прицелов как СD-диски в кабине грузовика. Столица стояла. Сотни тысяч машин почтительно замерли в пробках на Внешнем, Внутреннем и Среднем кольце, на проспектах и мелких улочках, на вылетающих из Столицы магистралях, на пересечениях с главной трассой и на прилегающих второстепенных и третьестепенных переулках и объездах. Замерли, терпеливо ожидая, приветственно мигая поворотниками, радостно моргая фарами, почтительно гудя и уважительно порыкивая, пропуская главного труженика страны на работу.

На редком для Андреевского шоссе прямом участке, стояли два гаишника, два приятеля и собутыльника, два боевых товарища, два кормильца и охотника, два профессионала, два работяги-сержанта Алексей Мордоросов и Владимир Красукин. Стояли повернув лицо на встречу утренней поземке, не щурясь и не сутулясь, периодически прикрывая лицо черными прямоугольниками раций и тоскливо ожидая, когда же наконец проедет Президент и можно будет заняться любимым и приятным, а главное, полезным для детей, жены, живота и любовницы делом — сбором дани.

Мордоросов в сердцах привычно матерился, что его назначили служить на эту трассу, ибо знал, что на любой другой мигалок меньше, а добычи больше, ибо знал, что шанс остановить пьяного сына прокурора и получить вместо ста баксов с буржуя, плевок в окошко с сынка на этой трассе гораздо выше, чем на иной другой. И Алексей тихо ненавидел ментов, орудующих на второстепенных дорогах и в спальных районах. Красукин же никого не ненавидел. Он был большой, даже жирный, но добродушный парень, он никогда не подбрасывал в багажник шоферу ни наркоту, ни патроны, не арестовывал красивых баб на улице, чтоб трахнуть их до опознания личности в КПЗ или прямо в обезьяннике. В общем, он был честным парнем, только по нужде стопорящим водил за превышение скорости своим отрегулированным «как надо» радаром. А нужда его была в том, что любил он борщ и водку, и свою жену, которая любила шубы из норки и свой двухдверный мерс, за который Красукин отдавал сейчас долг Мордоросову. Ибо Мордоросов был старше и служил дольше и свой мерс, БМВ сына и крузер жены уже оплатил и мог дать в долг товарищу.

Утренний геморрой Мордоросова и Красукина должен был закончиться через несколько секунд — кортеж уже проехал Красукина и приближался к Мордоросову, когда произошло то, чего произойти никак не могло.

Полыхнули и мгновенно загорелись ели по обеим сторонам шоссе. Снайперы, шишками, вместе с охапками снега, посыпались с веток в кювет на бойцов нижнего охранения. Температура с минус 20 поднялась до плюс 10 и Мордоросов, то ли от огня и неожиданности, то ли от перепада температур, сейчас же взмок, да так, что по штанине в сапог потек тонкий и горячий ручеек.

Зимняя природа, не ожидавшая такого поворота сюжета, мгновенно стала испаряться, превращаясь над дорогой в пар и смешиваясь с густым хвойным дымом, а на асфальте воплощаясь в ледяную корку, гладкую, как хоккейное поле на чемпионате мира. Кайенги, Крузеры, Брабусы, Мерсы, перемигиваясь лампочками на крышах, закружили по этой пленке, не смотря на шипы и шины от Дольче-Габана, в веселом новогоднем хороводе. И кружили от Красукина до Мордоросова радостно завывая и сигналя, сводя с ума АВС и круиз-контроль.

Мастерство водил не позволило дорогим тачкам слишком тесно прижаться друг к другу в этом утреннем танце и, выровнявшись, уже за Мордоросовым вынырнув из дыма и пара, они понеслись дальше к Столице, оставляя Мордоросову запах горелой резины и форсированного выхлопа бронированных лимузинов.

Когда кортеж поравнялся с Красукиным, в нем было ровно 9 машин. Президент любил нечетные числа. Когда же кортеж миновал Мордоросова, в нем было уже 8 машин. Четные числа любил Премьер. Эта разница во вкусах иногда немного портила нервы старым приятелям — Президенту и Премьеру, но в целом, они управляли страной дружно и слажено, и счета каждого из них, а так же членов их семей, стабильно пополнялись европейскими и американскими рублями, а портфели — акциями компаний. И оба они справедливо считали это положение дел залогом стабильности не только личной, но и всей страны в целом.

Но куда делась в дыму и пару девятая машина? И кто ехал в этой машине?.. Это стало понятно уже только на Барклаевском, точнее на Среднем Арбате, прямо напротив казино.

Кортеж ударил по тормозам и встал посередине проспекта восемью большими черными быками, выбрасывая из-под ноздрей капота пар, а из задней трубы выхлопы то ли ярости, то ли ужаса. Сирены мгновенно смолкли, и ни один звук не нарушал хрустящей тишины зимнего морозного утра. И только сугробы у обочин вспыхивали то синим, то красным отблеском ошарашено вращающихся мигалок. На улице была тишина, но в животе черных быков бурлили страсти — булькали рации, пузырились телефоны. Засевшие в чреве машин охранники метались, паниковали и матерились как глисты внутри кишечника в предчувствии лечения. Пропала машина Президента.

Самое неприятное в этом событии было, конечно, то, что кортеж замер не за воротами Комплекса Правительственных Зданий, а посередине улицы, прямо под окнами радиостанции Эго. А за окнами радиостанции было полным-полно любопытных журналистов — людей вреднейшей профессии, только по недосмотру государства до сих по не запрещенной.

Журналисты люди странные — когда все кругом мигает и завывает, провожая машину чиновника, они не замечают и никак не отражают это знаменательное событие. Но стоит сирене чиновника смолкнуть, они тут как тут со своими вредными вопросами «кто, что, почему».

Итак, если говорить не государственным языком, кортеж за это утро спалился дважды. В буквальном смысле на андреевке и в переносном — под окнами радиостанции.

Главный редактор Эга был человек ушлый и сразу позвонил в Администрацию Президента, где ему сказали, что все в порядке и кортеж вовсе не тормозил и даже не снижал скорости на Среднем Арбате. Разумеется, Главный редактор поверил телефонной трубке, а не своим глазам, но пока он бережно нес это сообщение своим сотрудникам, эти недисциплинированные люди уже успели сообщить сию новость не только родным и знакомым, но и на новостные ленты ВВС и CNN. Это была катастрофа.

Через час Столица ожила и мимо казино осторожно поехали первые цветные автомобильчики, усмиряя свою мощь пониженной передачей не из-за гололеда, а потому как знали, что оголодавшие за время проезда кортежа гаишники будут тормозить их нещадно.

Через час, как раз когда на улицах появился свет и звук, в редакции Главной газеты страны стояла полная тишина, если не считать, конечно, клацанья клавиатур. Их челюсти пережевывали новости. Новости, которые давали им пожевать были пресны и тягучи, как коровья жвачка. Но что-то же надо было жевать и выплевывать на страницы для дальнейшего переваривания читателями. Телефоны на всех столах мигали как новогодние елки, но отвечал на звонки только один специально обученный человек. Он отвечал правильно, но это уже ничего не решало. Человек понимал это и устало продолжал врать в трубку, пропуская возражения мимо ушей, не удостаивая их ответами.

По ВВС первой новостью шло исчезновение Президента, а по правильным каналам — визит Премьера на очередной военный завод.

Премьер был зол. Это было видно, и камеры старались акцентироваться на его затылке, впервые в эфире уделяя больше экранного пространства внимающему народу, чем проникновенному взгляду Премьера.

Премьер был зол на охрану, на телевизионщиков, на народ, на Президента, но больше всего на ВВС, в котором на телефонах сидели совершенно неправильные и необученные люди и теперь ему придется заниматься поисками Президента под прицелом их телекамер и под присмотром назойливых, как мухи, репортеров.

А пока Премьер потел на заводе, расследование шло своим чередом.

Все службы, которым полагалось оказаться между Красукиным и Мордоросовым, оказались на месте в весьма краткое время. Служб было много, ибо велика нужда государства в службах. Много было и служивых, ибо есть правило, что чем значительнее Служба, тем больше в ней служивых, чем больше служивых, тем меньше толку, а чем меньше толку, тем служивых должно становиться больше, дабы значительность Службы видна была.

Служивые приехали, оцепили, натоптали, никого не пуская в зону своего натопа. Собрали все незатоптанные улики в количестве ноль штук и разъехались по своим важным Службам, оставив у обочины Службы поменьше — гаишников, ментов, прокурорских, снующих вокруг своих машин как усики вокруг таракана. Усики были злы. Злы на большие Службы, которые только что были тут и топтали, светили и резали, как ответственный квартиросъемщик режет на кухне батон, смахивая крошки на пол тараканам, жмущимся у плинтуса. Но вот этот Большой нарезал, наконец, свой батон, выключил свет и ушел. И выползли тогда из-под плинтуса, отлепились от обочины кухни тараканы, и ни одна оброненная крошка от них в этот день не ушла.

А крошек было много, но и тараканов было тоже много.

Машины стопорили поголовно. Продолжалось это до обеда, ибо обед — это время у мелких Служб святое, вроде шабада у иудеев или пятницы у мусульман.

Но за это время, в битве с крошками победили тараканы. Некоторые крошки расследовали на месте, оставляя им лишь кредитки, некоторых отправляли в обезьянник. Это зависело от рожи и марки машины, от пропуска на лобовом стекле или его отсутствия, от находчивости водилы и от его выдержки.

У некоторых водил, в основном хозяев магазинов, саун, ресторанов, под сиденьем или в багажнике находили патроны и после визита к следователю, они возвращались домой свободными людьми, любимыми мужьями и отцами, и уже не хозяевами ресторанов, магазинов и саун. И не могло быть иначе, ибо если Службы вышли на охоту, то должны быть трофеи, иначе какая же это Служба и какая же это охота. И должен служивый ловить виновных, а известно, что если пойман, значит виновен, а если виновен, то должен искупить.

Пока маленькие Службы управляли финансовыми потоками между Красукиным и Мордоросовым, большие Службы уже сидели подле кабинета Премьера в ожидании аудиенции. Они знали, что Премьер примет их через 15 минут, ибо у каждой должности есть свое время для ожидания в предбаннике начальства и время это, для каждого ранга разное, доподлинно, до секунды, известно любому чиновнику.

Как и было предрешено, через 15 минут Главные служивые больших Служб вошли в кабинет Премьера.

На лице Премьера была привычная и знакомая всем по телекартинке решительность и собранность. Разумеется, Премьер был уже в курсе всего и не стал тратить драгоценное время на заслушивание рассказа о ходе расследования и принятых мерах. Привыкнув мыслить по государственному, широко и масштабно, Премьер сразу выдал Службам указания, которые надо было привести в исполнение немедленно, ответив ассиметрично на вылазки и происки.

В первую очередь, Премьер сразу сузил круг подозреваемых, указав, что исчезновение Президента — это, вне всякого сомнения, попытка Америки дестабилизировать ситуацию в Стране. Главные служивые согласно склонили головы.

Чтобы пресечь на корню эту попытку дестабилизации, Премьер передал служивым Указ об отмене президентских выборов, а равно и любых других выборов вплоть до завершения расследования и возвращения законного Президента в его законное кресло.

После этого, Премьер предложил главам Служб присесть за большой стол и обсудил с ними более мелкие детали, такие как формирование Комиссии по поискам, формирование разведывательной и поисковой групп, формирование Комиссии по контролю за поиском, Комиссии по контролю за утечкой информации, Комиссии по разработке правильной информации, Комиссии по поиску виновных и ряда других не менее важных комиссий. На этом рабочий день Премьера закончился, и он пошел обедать вместе со своим старым корешем, Вице-премьером.

Никто не знает, о чем говорили два приятеля за обедом, но, тем не менее, доподлинно известно, что они обсуждали сроки, в которые Президента надо бы найти, и сроки, в которые его находить будет рановато, а так же ряд экономических вопросов, связанных с изменением акционерных портфелей нескольких крупных предприятий в пользу Премьера и его соратника.

А в это время, в курилке радиостанции на Арбате было непривычно тихо. И не потому, что там никого не было и не потому, что там никто не разговаривал. Напротив, за это время в курилке попарно перебывали все сотрудники радиостанции, даже те, кто никогда не курил. Новость и ее обсуждение явно выходили из под контроля, и о происшедшем уже знали не только журналисты, звукооператоры, референты и бухгалтера, но даже курьеры.

И беда-то вовсе не в том, что курьеры узнали, что пропал Президент, беда в том, что курьером на радиостанции работал студент первого курса журфака Максим. А что можно ожидать хорошего от такого курьера — горы амбиций, молодецкое рвение, полное незнание правил безопасности и отсюда желание влезть, куда не надо, и самому все разузнать. Так что ничего хорошего не предвещало то, что новость об исчезновении Президента доползла до уха Максима, пусть и окольными, но вполне надежными путями. И Максим рванул.

Макс подумал, что вот… я найду Президента, я стану героем, я стану звездой журналистики, у меня будет свое ток-шоу на Первом. И эта мысль так долбанула его голову изнутри, прямо по мозгам, что он тут же сбежал с работы, даже не оформив отпуск за свой счет. Максим рванул на поиски.