Сон разума

Андрей Третьяков, 2018

"Сон разума" является продолжением романа "Страх темноты". Это случилось в один из последних летних дней. Спать ложились две девочки, две сестры. Но на утро глаза смогла открыть только одна. Ульяна обнаружила свою старшую сестру с застывшими, остекленевшими глазами и ртом, открытым в беззвучном крике. Ульяна пыталась объяснить, что этой ночью ей не довелось сомкнуть глаз, оцепенев от ужаса, она застыла на своей кровати и потому видела все. Вот только никто ей не поверил, так как рассказ маленькой девочки очень уж сильно походил на детский вымысел. Но если Ульяне не верят родные, смогут ли найтись в маленьком провинциальном городке те, кто прислушается к словам ребенка?

Глава вторая: Пиковая дама.

1

31 декабря 2001.

Взяв пакет двумя руками, я выключил свет в прихожей и вернулся в комнату. Не смотря на позднее время суток, квартира полнилась голосами и отзвуками музыки. Весь город сегодня не спал с замиранием сердца ожидая этого волшебно таинства, известного нам с детства как смена старого года на новый. За окном раздавались легкие хлопки петард, а стекла отсвечивали разноцветными огнями пульсирующих гирлянд. Воздух в эту ночь был наполнен волшебством.

Я опустил свою ношу у подлокотника кресла и сам опустился в него, разглядывая, как веселятся пацаны, и как Наташка хлопочет вокруг стола. Было забавно видеть эту четкую границу между людьми: пацаны ведут себя как пацаны и ничего не делают, а Наташка, как хорошая хозяйка, суетливо бегает вокруг и проверяет, чтобы все было на своих местах. Я никогда не принимал такое положение дел, это было дико похоже на закон джунглей, а, как и все подростки, я был крайне высокого о себе мнения, и потому считал, что я сам выше всего этого.

— Тебе помочь? — спросил я, отрывая задницу от кресла.

— Нет, — качнула головой Наташка, от чего ее короткие светлые волосы описали малую дугу и элегантно обрушились вниз, чуть не достав до ключиц. — Я уже все сделала, просто…

— Не можешь найти себе места и все время думаешь, что что-то забыла?

Наташка кивнула.

— Сядь, малыш, отдохни. Все и так прекрасно, и стол прекрасен. Верно, пацаны?

Все тут же принялись убеждать девушку, что она сделала много больше, чем должна была, и что пришло ее время отдохнуть. Наташка улыбнулась и аккуратно присела на самый краешек стула, от чего ее фартук пополз вверх, утягивая за собой платье и оголяя затянутые чулками ноги. Серега бросил на меня хитрый быстрый взгляд и заметно скатился вниз, чтобы его глаза оказались на одной линии с ногами нашей подруги.

Наташка этого не заметила. Или сделал вид, что не заметила. Иногда, мне начинало казаться, что она знает и понимает куда как больше нас и от того мне становилось грустно. Эта грусть не была связана с пресловутой мужской гордостью и неотъемлемым желанием всегда и во всем быть первым, скорее она была связана с тем, что девушка уже докопалась до сути и вот-вот придет и наше время понимать. А судя по ее взгляду, знание это было не самым приятным.

— Чуть больше полутора часов до Нового Года, а мы ни в одном глазу, — заметил Саня, разглядывая стол.

— Еще успеется, — ответил я, решая, что еще не пришло время для принесенного мной пакета.

Этот Новый Год мы решили справить вместе. Впятером. Родители были не против, так как мы и без этого все свободное время проводили вместе, и легко согласились отпустить нас. Это был первый Новый Год, который мы отмечали вдали от своих семей.

Хотя, сказать по правде, не так уж и далеко нас забросило. Собраться мы решили в квартире Наташкиного отца, который, как вам известно, был военным и потому непосредственно в квартире появлялся редко. Как собственно и в городе в целом.

Квартира эта располагалась в длинном извилистом доме в Стахановском микрорайоне, который жители нижнего города именовали не иначе как «пятиэтажки». Микрорайон раскинулся вдоль и чуть южнее центральной улицы Ленина, которая как раз в этом месте делала головокружительный поворот на север на девяносто градусов и дальше шла все время прямо, пока миновав известный Бородинский экскаватор, не пересекала административную границу города.

Сам же микрорайон был ухоженным и выглядел весьма презентабельно со стороны. И ничего удивительного, дома были новые, построенные уже после моего рождения. Однако если взглянуть на картину сверху, например, пролетая над городом на вертолете — что мне довелось пережить в раннем детстве, и этим я гордился необычайно, — то можно было увидеть, что неровные линии четырех длиннющих домов напоминают гигантских змей, что стягиваются клубком, зажимая в кольцо одинокого барашка. Не самая приятная картина.

Барашком было здание городского детского сада. Забор, ограничивающий его территорию, создавал шаткую иллюзию защищенности от наползающих на него хладнокровных бестий, что не менее хладнокровно пытаются его задушить, поглотить, сделать частью себя.

Сама квартира потрясала размерами. Когда я впервые переступил порог пятью часами ранее, то чуть не упал в обморок от возникшего головокружения. Всю свою жизнь я рос в маленьких квартирках, общей площадью не более тридцати квадратных метров, на которых подчас ютились до четырех человек. Привыкший к тесноте и уюту, я внутренне похолодел, оказавшись в коридоре размером с половину моей квартирки. Точно Наташка не знала, но в воспоминаниях крутилась цифра в сто с лишним квадратов, которые приходились на длиннющий и широченный коридор, поделивший квартиру на две половины, кухню и пять комнат по разные стороны от него.

За время, которое у меня ушло на изучение квартиры, я ощутимо подустал. И усталость это была скорее не физическая, а эмоциональная. До этого момента я и не представлял, что люди так могут жить. Разве что Маккалистеры в моем самом любимом новогоднем фильме, но это ведь всего лишь кино.

Самую малость я похандрил, сидя на диване в самой большой комнате с лоджией, что мы и решили использовать как основную, и впившись взглядом в невероятных размеров телевизор с аудиосистемой в половину стены. А потом, я вспомнил свой дом, свою комнату и то невероятное ощущение уюта, которое так старательно создавала моя мама для нас двоих, что зеленую склизкую зависть, словно смыло и поселившееся внутри тепло открыло мне глаза. На деле квартира была хоть и большая, но по большому счету пустая, одинокая. В ней не было уюта, не ощущалось тепла. Она была лишь оболочкой, временным пристанищем для глубоко одинокого человека.

От этих мыслей мне стало совсем грустно и я наспех обнял проходящую мимо Наташку, стараясь передать ей частицу того тепла, что возродили во мне приятные воспоминания.

— Что такое, Андрюша? — спросила она, рассеянно улыбаясь, когда я ее отпустил.

— Позвони как-нибудь папе, — посоветовал я.

— Папе? — брови девушки поползли вверх. Она откинула волосы со лба и приложила ладонь к моему лицу, несколько раз прикоснувшись к нему в разных местах, и затем опустила ее на лоб, проверяя у меня температуру. Вероятно, она думала, что я простудился и у меня начался легкий бред.

— Позвони, — настаивал я, снимая ее руку.

— Ну, хорошо, — согласилась девушка, все еще рассеяно меня оглядывая. — Я как-нибудь позвоню. А с чего ты…

— Позвони сегодня. Новый Год — семейный праздник.

Наташка еще раз рассеяно кивнула и в этот момент в комнату вошли остальные.

— Опа, — воскликнул Саня, заметив, как я сжимаю Наташкину руку в своей руке. — Так вот, что у вас вытекло из подарка на день рождения?!

Стас смущенно кашлянул несколько раз и потупил взгляд, застыв на полпути в комнату. Он нерешительно топотался на пороге, соображая как же лучше поступить в этой ситуации.

Серега же нисколько не смутился, наоборот, смерил меня уничтожающим взглядом сверху-вниз и прошел между нами, разбивая наше «рукопожатие».

Наташка отвела взгляд и быстрым движением убрала волосы за ухо.

— Ничего не вытекло, не неси ерунды. — Я раздраженно нахмурился. — Ничего между нами нет, мы просто друзья, такие же, как и вы. — Я сделал двойной акцент в своей речи, на два самых важных замечания, которые касались всех нас.

Серега надменно хмыкнул у меня за спиной.

— Да, — кивнула Наташка. — А подарок — это просто подарок.

При этом ее лицо на секунду стало пунцовым, и девушка поспешила отвернуться, пока этого никто не заметил. Заметили все.

А мой подарок на день рождения и в самом деле был необычным. В силу моего душевного состояния последнего года и того факта, что под праздник я слег с температурой, ребята решили, что было бы неплохо поухаживать за мной недельку, чем и занялась Наташка.

Каждый день после школы она приходила ко мне и ухаживала за мной: кормила, поила лекарством и убиралась в комнате. При этом каждый раз в новом наряде, что уже давно сидело у меня в голове. Она представала предо мной и в комбинезоне Гаички и в матроске Сейлор Юпитер, с безбожно короткой юбкой, и в традиционных японских одеждах мико. При этом каждый наряд она шила сама, иногда засиживаясь до поздней ночи. Я видел, как она старательно прятала от меня исколотые иголкой руки, и каждый раз пропитывался нежностью к девушке, способной на такие жертвы.

Как-то раз, в красивой черно-розовой юкате, Наташка склонилась передо мной и протянула чашку чая.

— Dōzo, — произнесла она, рассматривая пол под ногами.

Я тогда растерялся. Да что там говорить, я был просто в шоке.

— Dōmo, — ответил я хриплым голосом, принимая чашку.

Наташка, явно довольная моей реакцией, подалась назад и опрокинула чайник. Не выходя из образа, она прильнула к полу, и водопад черных волос парика хлынул вниз, растекаясь по полу извилистыми речушками.

— Gomen'nasai, goshujin-sama! — воскликнула Наташка и продолжила нашептывать слова прощения, не поднимая головы.

Это было, пожалуй, самым сексуальным, что мне доводилось видеть до и после этого. Растроганный, пораженный и чего уж там скрывать, немного возбужденный я поднял девушку, и мы с ней смущенно решили никому об этом не рассказывать.

Вырвавшись из воспоминаний, я заметил, что Наташка внимательно на меня смотрит. Ее губы были искривлены в легкой улыбке. Она точно знала, о чем я думал, и потому поерзала на стуле, пониже спуская подол облегающего черного платья дополнительно прикрывая ноги фартуком.

Чертова девка!

— Чуть меньше полутора часов до Нового Года, — оповестил всех Саня, надрывным страдальческим голосом.

— Вы сами решили, не открывать шампанское до двенадцати, — ответил я.

— Так это только потому, что у нас всего пара бутылок. На ночь не хватит. — Серега в сердцах ударил кулаком по подлокотнику дивана. — Чертова бедность!

Я мысленно рассмеялся, стараясь придать себе как можно более беззаботный вид, чтобы ни тени улыбки не скользнуло по лицу. Я не хотел раньше времени выдавать пацанам то, что сейчас известно только мне. То, что сейчас хранится в черном пакете, практически у самых моих ног.

Когда мы отдали наши последние деньги, все, что мне удалось заработать, стремительно сократилось до пары тысяч, а за оставшийся год и вовсе обнулилось. Мы превратились в обычных, ничем не примечательных подростков, у которых вечно пустые карманы. Собрать стол на Новый Год нам помогли наши семьи, но о том, чтобы снабдить нас алкоголем не шло и речи. Приходилось выкручиваться, как могли. Вот мы и выкрутились на три бутылки шампанского. Новый Год все-таки.

— Надо вам как-то отвлечься. Может, во что-нибудь поиграем? — предложила Наташка.

— Игры для девчонок, — буркнул Серега и, бросив быстрый взгляд на девушку, добавил: — И для малышни.

— Ну, давайте друг другу расскажем какие-нибудь истории?

На этот раз Серега не удостоил Наташку ответом. Стас молча потупил взгляд. И только Саня развел руками:

— Да мы все уже друг другу рассказали. Все друг о друге знаем. Нечего и рассказывать.

Наташка смущенно потерла щеку и обернулась ко мне.

— Ну а ты? — спросила она. — Ты же много читаешь?! Вот расскажи нам, что ты сейчас читаешь? Расскажи какую-нибудь страшную историю.

Я в упор смотрел на Наташку, которая продолжала нервно разглаживать складочки на безупречно гладком платье, и думал, что эта девушка определенно что-то знает. Либо ее мозг подключен к вселенской базе данных, либо это пресловутая женская интуиция, от которой никуда не денешься. От нее не спрятаться. От нее нет спасения.

Я задумчиво достал из кармана запечатанную колоду карт и положил ее прямиком в центр стола.

— У меня есть идея получше, — медленно произнес я, выстраивая в голове четкую последовательность действий. — Я вам расскажу одну историю, и мы сыграем в одну игру.

Я помолчал минутку, обдумывая только что сказанное и поправился:

— Скорее даже не в игру, мы совершим некий ритуал.

— Ритуал? — Наташка пристально посмотрела на колоду карт и отчего-то вздрогнула всем телом.

— Я у вас кое-что попрошу перед тем, как начать.

Саня и Стас придвинулись ближе к столу, готовые внимать каждому моему слову, Серега же напротив, забрался на спинку и свесил ноги вниз.

— Раз ты выше всех, открой окно, — обратился я к Сереге и он поспешил выполнить мою просьбу. — Саня, найди сигареты. Стас, возьми мою зажигалку, она на подоконнике. Наташка, принеси мне зеркальце, свою косметичку и свечу.

Наташка, только что оторвавшая пятую точку от стула, застыла, так до конца и не поднявшись. Даже пацаны бросили свои дела и удивленно уставились на меня.

— Я все объясню, — ответил я на их мысленный вопрос и придвинул массивное кресло ближе к столу.

Саня положил передо мной пачку «Мальборо» и сел на место. Стас как-то неуверенно поставил рядом серебристую «зиппо» с рельефным изображением обнаженной женщины на кровати, и вопросительно на меня взглянул. Я только мотнул головой, давая понять, что все объясню, но позже. Серега же уже сидел возле приоткрытого окна и внимательно смотрел на меня.

Наташка вернулась минут через пять, откидывая волосы со лба. Было видно, что она запыхалась. Вероятно, долго искала зеркальце, так как квартира все-таки ее отца и такие вещи как маленькие зеркала его волновали в последнюю очередь.

Она положила передо мной круглое зеркальце, которое ее отец, вероятно, использовал, чтобы бриться, высокую парафиновую свечу и внушительных размеров косметичку, с которой я мог бы смело ходить в школу, сложив в нее все свои учебники.

Когда все вещи были разложены, а люди расселись по местам, я достал себе сигарету и пацаны последовали моему примеру. Наташка только сморщила носик, но промолчала. Она сама нам разрешила курить в квартире, так как пришла к выводу, что на балконе слишком холодно, ведь за окном минус тридцать пять.

Глубоко затянувшись и ощутив горьковато-сладкий вкус сигаретного дыма, я принялся распаковывать новую колоду карт, сжимая сигарету двумя пальцами. Все завороженно смотрели на меня, даже Наташка, которая не особо жаловала табачный дым, придвинулась ближе.

— Когда я был совсем маленьким, — медленно начал я, щурясь от едкого дыма. — Лет десять, не больше, мама взяла меня отпраздновать Новый Год в кругу друзей. Прямо как мы сейчас. — Я оглядел напряженные лица друзей и продолжил: — Там было много детей моего возраста и старше. Родители решили нас оставить одних на пару часиков, чтобы квартира была в полном нашем распоряжении, а сами вышли к соседям чтобы, вероятно, выпить, не особо попадаясь нам на глаза. И тогда одному из старших пришла в голову идея.

Я развернул колоду, отложил пленку в сторону и высыпал карты на стол. Перебирая их руками, я внимательно следил за реакцией друзей.

— Какую идею? — первым не выдержал Саня.

— Вызвать Пиковую Даму, — ответил я.

Я поднял нужную карту и повернул ее. Королева черной масти надменно взирала на всех сверху вниз. Никто не проронил ни слова.

Изъяв из косметички помаду черного цвета, я придвинул к себе зеркальце.

— В тот раз, мы все делали так же.

Помадой я начертил на зеркале лестницу из тринадцати ступеней, с дверью на самом верху.

— Нарисовали лестницу, зажгли свечу, и представили пиковую даму, встав в круг, — продолжал я, зажигая свечу. — Долго ничего не происходило. Мы даже забыли об этом, решив, что все это чушь и ритуал не работает. Пока спустя какое-то время, кто-то из нас не обнаружил, что дверь на зеркальце открыта.

— Открыта? — повторил Стас зачарованно.

Серега неуверенно хмыкнул со своего насеста, но, все же поежившись, спустился вниз к остальным.

— А несколькими ступенями ниже стоял черт.

Я замолчал, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую шуршанием Наташкиных рук о подол платья.

— Что случилось потом? — спросила девушка.

— Мы нашли потухшую свечу и сильно перепугались. Принялись выпытывать друг у друга, кто это сделал. Но никто не признавался. Все отрицали, что вообще дотрагивались до зеркальца. Мы были детьми, и нас охватила паника. И я начал видеть этот образ.

— Образ? — казалось, это был общий вздох, хотя точно я сказать не могу, так сильно меня захватили воспоминания.

— В квартире было нереально тихо, словно все звуки как отрезало. Мы не слышали пьяные возгласы соседей, и звуки улицы куда-то исчезли. И я начал видеть ее — старуху, что я представлял себе, когда мы вызывали Даму. Она смотрела на меня из каждого зеркала в квартире.

Я прервался на секунду и чуть дрожащей рукой стряхнул пепел с кончика сигареты.

— Мы знали, что если ничего не сделаем, она выйдет из зеркала и задушит нас всех.

Ребята переглянулись.

— Это что, было на самом деле? — недоверчиво спросил Серега.

— Да, — ответил я. — Но было ли все реальным, этого я сказать не могу.

— Поясни, — потребовал Саня.

— Я был совсем ребенком, воображение работало на двести процентов. То, чего не было на самом деле, я мог додумать: тишину, отражение в зеркалах, чертика, спускающегося по лестнице. Реальным был лишь страх. — Я перевел дыхание и затушил сигарету. — А что-то могли и доделать старшие ребята, чтобы подшутить над малышней. Может быть, так они развлекались. Но после этого я не мог нормально спать несколько дней. А сон, в котором за мной гонится ведьма-старуха, снился мне очень долго. Не часто, но с пугающей регулярностью.

— Ты… ты хочешь это повторить, чтобы проверить? — запинаясь, спросила Наташка.

— Если вы не против, — ответил я. — И если вы не боитесь.

Серега хмыкнул и первым придвинулся ближе к столу. Стас немного растерянно взглянул на Саню, а Саня на меня.

— Если тебе это нужно, то давай сделаем, — согласилась Наташка и взяла одной рукой мою правую руку, второй Серегину.

— Отлично, — кивнул я, протягивая раскрытую ладонь своему брату.

Секунду поколебавшись, Саня с улыбкой сжал ее, хватая при этом Стаса. И тогда здоровяку ничего другого не оставалось, как сжать свободную ладонь Сереги, тем самым замыкая круг.

— Готовы? — спросил я, и многозначительная тишина стала мне ответом.

На секунду разорвав связь с Наташкой, я положил карту Пиковой Дамы рубашкой вверх рядом с зеркальцем и, подвинув к ним свечу, восстановил круг.

— Думайте о ней, — попросил я, закрывая глаза.

Минуту мы сидели в полной тишине, с закрытыми глазами, старясь даже не дышать. До нас доносились отдаленные звуки улицы, рев проезжающих машин сливался с хлопками петард и криками людей. Дом поскрипывал от редких порывов ветра, где-то далеко капала вода, задавая свой мерзкий монотонный ритм. Казалось, с каждой минутой звуки отдалялись от нас.

Когда что-то замелькало перед глазами — мы видели танец теней через сомкнутые веки, — мы дружно вздрогнули и разбили круг, открывая глаза. Мерно колыхалось пламя свечи на столе.

Я подался вперед и завис над зеркальцем, впившись в него взглядом. Ничего не изменилось: дверь все так же оставалась закрытой, а ступени бесконечно пустыми, не тронутыми стопами мифических чертей.

Я откинулся на спинку кресла:

— Наше дыхание или ветер открытого окна.

Мне не пришлось пояснять, все и так поняли, что я имел в виду свечу. Облегченно выдохнув, все откинулись на спину.

— Ну, ничего, — Наташка похлопала меня по руке, которую только что сжимала. — Не все детские страхи реальны.

Я ей кисло улыбнулся.

— Пусть погорит, — остановила она меня, когда я попытался затушить свечу. — Я приглушу свет, и так будет романтичнее.

— Словно ты на свидании сразу с четырьмя парнями? — съязвил я.

— Конечно, — серьезно ответила девушка. — Вы ведь все мои мальчики.

Мы с пацанами переглянулись и рассмеялись, разряжая накаленную обстановку.

— Я сейчас, — добавила Наташка и, схватив помаду с косметичкой, вышла из комнаты.

Ее не было с минуту, а ее появление ознаменовало собой отключение лишних на ее взгляд источников света. Остался гореть лишь старенький торшер в углу, освещая комнату оранжевым, не отличимым от пламени свечи, светом.

— Так ведь получше? — с улыбкой спросила она, возвращаясь на место.

Я кивнул.

— Тем временем один час и десять минут до Нового Года, — заметил Саня, раздраженно глядя на часы, словно это они виноваты в том, что время течет так медленно.

— Ладно-ладно, — сдался я, наклоняясь к полу и поднимая черный пакет. — Сейчас все исправим.

Пакет громко звякнул, привлекая внимание моих друзей.

Я улыбнулся и пояснил:

— Это подарок из «Зверинца». Последний подарок.

С этими словами я извлек наружу початую бутылку «Джек Блэк» и пять маленьких стопочек, что расширялись кверху. Это была бутылка объемом в один литр, и не хватало в ней от силы на два пальца. Но даже если бы она была пуста на половину, я все равно сомневался, что мы смогли бы осилить такой крепкий напиток. Это сейчас для двоих бутылка старины «Джека» не кажется такой уж непосильной, но в те годы мы только начинали пробовать крепкий алкоголь и еще не постигли все вершины этого мастерства. К счастью.

— Тут не хватает лишь четырех таких стопочек, — смущенно пояснил я, покручивая одну из них в руке. — Это та самая бутылка, что мы пили с… с ней… — я запнулся. — Когда… последний раз были в «Зверинце».

Никто ничего не сказал и мои друзья лишь робко отвели взоры. Я хорошо их понимал, никто не хотел возвращаться к этой теме, тем более в такой день. Но и просто так прогнать воспоминания я никак не мог. Чувства все еще были очень сильны во мне и горечь, горечь от потери было не смыть ничем. И в ту самую минуту мне казалось, что ее не получится смыть никогда, и она навечно останется частью меня.

— Ладно, давайте сюда ваши стопки, — нарочито весело объявил я, откупоривая бутылку. — Так, Саня, держи. Только будьте осторожны, это вам не пивас в подъезде хлебать. Полторашка, держи. Серега. Стас. Так, а это уже мне.

Я поставил бутылку и взял маленькую стопочку в правую руку. Янтарный напиток призывно блестел, заставляя выплывать наружу подавленные мною воспоминания. Воспоминания о чудесном вечере.

Я дернул головой и улыбнулся еще шире:

— Эти проказники называются «шотами» и вам лучше проявить к ним уважение, друзья мои, а иначе, они могут не хило дать вам в голову.

Все сочли мою шутку достойной веселого смеха, и я немного расслабился. В конечном итоге мы тут собрались, чтобы проводить весьма богатый на мерзкие события год, в надежде, что подобного больше не повторится, и потери, что мы понесли, будут последними потерями в нашей жизни. Какими же наивными мы были.

— Друзья мои, я скажу лишь пару слов, — торжественно произнес я, поднимаясь на ноги.

— Началось, — закатил глаза Саня и все рассмеялись.

Я не стал реагировать на его замечание, лишь наигранно скривился.

— Я лишь хотел сказать, что Новой Год — семейный праздник и потому, мне бы хотелось выпить за свою семью.

Я переводил взгляд с одного своего друга на другого и ответом мне были робкие смущенные улыбки. Улыбки моих друзей, улыбки людей, ставших мне семьей.

— За семью, — хором ответили мои друзья, и наши стопки громко звякнули, соприкоснувшись гранями.

Настенные часы пробили одиннадцать.

2

Я с интересом наблюдал за их реакцией. Не скажу, что сам мог пить виски так же хладнокровно в те годы, как я это делаю сейчас — не поведя и бровью — но все же их реакция сильно отличалась от моей.

Хуже всех было Наташке. Бедная девочка глотала сок прямиком из графина, а его маленькие капельки падали на безупречно черное платье. Стас сидел, надувшись как рыба-еж, с красными глазами, которые с упреком смотрели на меня. Серега силился не показывать нам своей реакции, но получалось это весьма плохо. От натуги его глаза слезились, и прозрачная капелька вытекла из носа.

И только Саня сидел, сдвинув брови и открыв рот в виде буквы «о». Мой брат был крепче, чем остальные, только по одной причине: мы были готовы к такому повороту событий. Пару лет назад, мы остались дома одни и весьма надолго. Потому, особо не размышляя, мы заглянули в дедушкин бар и нашли там много всего интересного от вина, до дорогого коньяка. А вот открытой оказалась только бутылка водки. Ее мы и решили опробовать, так как открывать другие бутылки было весьма рискованно, ведь вряд ли их хозяин был настолько забывчив, что не заметил бы сорванной крышки.

Вытянув и хорошенько промыв две стопочки — удивительно, в те годы мы боялись заразы от пыли и грязи, но нисколько не алкогольного отравления! — отправились с ними к бару. Открутив крышку, я тогда впервые увидел бутылку с дозатором алкоголя. Около минуты у нас ушло на то, чтобы научиться правильно наливать напиток. Как оказалось, чем быстрее и резче ты запрокинешь бутылку, тем больше алкоголя поступит через дозатор и тем ровнее будет струя, как бы забавно это не звучало.

Справившись с бутылкой, мы наполнили две стопочки на треть и, глядя друг другу в глаза, опрокинули их внутрь трясущимися руками. Чего там говорить, тряслись не только руки, но и ноги и вообще все тело. Желудок жалобно сжимался, прося пощады, а сердце билось так, что алкоголь впитывался еще на подступах к желудку.

Ощутив непередаваемое жжение внутри, мы кинулись в ванную комнату и долго глотали воду из-под крана, не озаботившись даже кружками: припадали к струе как неделю бродившие по пустыни люди. И знаете, что мы сказали, когда уняли пожар внутри? Еще по стопочке?

Сейчас я думаю о том, что единственной целью детства было сокращение общего срока нашей жизни. Уверен, что я не далек от истины в своих размышлениях.

Вот потому-то мой брат и проявил завидную стойкость, выпив стопку хорошего виски. Мы улыбнулись друг другу, видимо подумав об одном и том же, и со стуком опустили стопки на стол.

Я первым потянулся к сигарете, затем мой брат, остальные же выхватывали ложками салаты или соленья со стола, пытаясь обуздать тот пожар, что мы с братом давно уже подчинили и заставили служить нам во благо.

Во благо ли?

Я глубоко затянулся и облегченно выпустил облако дыма. Сигареты всегда помогали мне справиться с крепостью алкоголя. Я знал об их разрушительно силе в тандеме, но разве меня можно было тогда остановить? Ах, какую силу я тогда испытывал, каким невероятно крутым себя чувствовал, выпуская дым и глядя на всех сверху вниз. Несмотря на то, каким взрослым я себе тогда казался, все мои поступки вопили об обратном. Я был ребенком, и многое спускал на тормозах. Однако не думаю, что с тех пор мне удалось повзрослеть хоть на пару лет.

Глядя на то, как Наташка стойко сдерживает подступившие слезы, я моментально вспомнил другую девушку. Вспомнил ее сморщенный носик, сдвинутые брови, раскрытый рот, маленький острый язычок и пронзительные зеленые глаза, что жалобно смотрели на меня сквозь спутанные кудри рыжих волос.

Мне пришлось на секунду закрыть глаза и дать видению полностью захватить меня, чтобы резким движением головы, загнать его обратно, туда, где хранятся все мучительные воспоминания — в самую бездну моего разума.

Когда общее состояния обжорства улеглось, и мои друзья наконец-то побросали столовые приборы, я спросил:

— Ну как, лучше?

— Нормально, — поспешил ответить Серега, размахивая руками. — Нормально.

— Повторим?

Мое предложение вызвало смешанную и в целом негативную реакцию.

— Может, позже? — с сомнением отозвался Стас, мечтательно разглядывая стоящие на балконе бутылки шампанского.

— Да, — поспешил поддержать друга Серега. — А то выхлебаем все до Нового Года.

Мы с братом улыбнулись. Шансы на то, что мы смогли бы справиться с бутылкой менее чем за час, и так были близки к нулю, так еще и, судя по их реакции, мы в принципе бы не смогли этого сделать просиди мы тут хоть до утра. Думаю, все к лучшему.

— Так и что вы выяснили в больнице? — поспешил перевести тему Саня.

Я поднес сигарету к губам и задумался. Он спрашивал о нашем с Наташкой походе к маленькой девочке Ульяне, чьи отец и сестра лежали в странной коме, внезапно охватившей их практически в одни день. Мы не рассказали им этого тогда, решив, что особого смысла не было, и вновь эта тема всплыла только сегодня, когда мы обменивались историями, накрывая на стол.

— Что нас хорошенько так поимели, — ответил я.

Пацаны озадаченно переглянулись.

— Андрей хочет сказать, что мы не нашли ничего конкретного, — поспешила добавить Наташка.

— Нет, — рявкнул я. — Я хотел сказать именно то, что сказал: нас опрокинули вперед, стянули штаны и зашли по самое не балуйся, даже не постучавшись.

Комнату заполнил хорошенько сдобренный алкоголем смех. Я ничего смешного в этом не видел.

— Уля — девочка, что навещала свою сестру, сделала нам набросок напавшего на них чудовища.

И Наташка в общих чертах пересказала им историю нашего похода в больницу, не забыв и упомянуть мой рассказ об упавшем с неба осколке.

— Это я помню, — кивнул мне Саня задумчиво. — Ты рассказывал мне это и даже показывал осколок. Кажется, лет пять-шесть назад.

— Я тоже помню, — подтвердил Стас. — Мы какое-то время даже, ну, играли с ним. Там в агентов ФБР и, ну, все такое.

— А мне вы ничего не рассказывали, — Серега скривился и обиженно уставился на нас.

— Да-да, точно! — припомнил я. — Я был агентом Малдером, и сделал нам удостоверения, используя мамины старые корочки с работы, очень похожие на удостоверения агентов ФБР.

— Ага, — энергично закивал Стас. — Мы написали на картонках информацию, вклеили фотографии и вставили их в эти корочки. А где мы взяли жетоны?

— Эй, не игнорируйте меня! — громче потребовал Серега.

— Андрюха взял их из старых полицейских наборов, помнишь? — Саня пощелкал в воздухе пальцами, сосредоточенно хмурясь. — Такие, блин…

— Серебристые, из пластика, — подсказал Стас.

— Точно! Серебристые. Их как раз было три.

— Четыре, — поправил я брата. — Просто нас тогда было только трое.

— Да, трое. И мы играли очень долго.

— Пару лет, — Стас задумчиво почесал подбородок. — Ну, может больше. У нас даже помните, был мобильный телефон?

— Ага, только это был не телефон, а калькулятор в форме телефона. Где ты его достал?

— Купил у китайцев на рынке за сто рублей, — ответил я.

Серега переводил возмущенный взгляд с одного на другого и злился все больше. Наташка смотрела на нас с милой улыбкой, присущей скорее матери, нежели нашей подруге.

— Так, стоп! — взорвался Серега. — А где я был в этом время?

Мы переглянулись. Теперь это получалось намного лучше. Раньше это могли делать только я да Саня, теперь и Стас и даже Наташка проделывали это вместе с нами с такой точностью, словно сценку поставил сам Станиславский.

— Да не было тебя тогда, — растерянно отозвался Стас.

— Как это не было?

— Да вот так, ну, не было и все.

— Ты тогда еще с нами не общался, — сказал я.

Серега запустил руки в волосы и несколько раз встряхнул их, словно пытаясь вручную завести мозг.

— Мы тебя знали, но ты не был в нашей тусовке, — расставил все точки над «и» мой брат.

— А где же я тогда был?

Саня безразлично пожал плечами:

— Какое это имеет значение?

— Просто… просто мне кажется, что мы были вместе всю нашу жизнь.

Внезапное Серегино откровение тронуло нас и заставило наши лица расплыться идиотскими улыбками. Действительно, мы были так крепко связаны, что казалось, родились в один день в одном роддоме, да так с тех пор и стали дружить, как только наши крики впервые заполнили помещения этого старого здания.

— Эх, мальчики, это так мило. — Наташка прижала ладошки к щекам и просияла.

Серега моментально изменился в лице и принял свою извечную позу: взгляд сверху вниз из-под запрокинутой головы, несмотря на то, что ростом был ниже. Пронзительные серые глаза смотрели надменно.

Стас, Саня и я улыбнулись. Мы никогда не говорили Сереге об этой его особенности. Не говорили ранее, не стали этого делать и сейчас.

— Ну, так и что вам там дали? — спросил Стас.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно он имеет в виду.

— Рисунок.

— Рисунок? — переспросил он.

— Рисунок, — ответил я.

— Рисунок? — удивилась Наташка.

— Рисунок, — кивнул я.

— Рису-у-унок? — изогнул брови Саня.

— Рис… да мать вашу, завязывайте! — взорвался я. — Я же сказал — рисунок. Рисунок, мать вашу, самый обычный гребанный рисунок. — Я перевел взгляд на Наташку. — И ты, Брут?

Девушка только с улыбкой развела руки.

— Э… эй! — Серега ошарашенно хлопал глазами. — А как же я! Я всегда был вторым!

— В большой семье, друг мой, хлебалом не щелкают. — Я перегнулся через стол и несколько раз иронично похлопал его по плечу.

— Ура-ура, — радовалась Наташка. — Я снова вклинилась в вашу фишку.

— Точно, — согласился Саня. — И не пришлось придумывать тебе свою фразу.

— Так проще, — поддержал их Стас.

— Э-э-э, а как же я! — не унимался Серега.

— Ну, ниче, будет и на твоей улице праздник, — успокоил я его.

— Так, ну это, рисунок, — напомнил Стас.

— Да, рисунок, — я постучал пальцами по подбородку. — Рисунок. Рисунок. В общем, чушь это, а не рисунок.

Я оттолкнулся от спинки кресла и навис над столом.

— Поймите меня правильно, нарисовано все очень круто, для маленькой девочки. Я в ее возрасте так не мог. Но сам рисунок — это нечто. Сборная солянка из Чужого, Хищника, Протасов и бог знает чего еще.

— Подделка? — спросил Серега.

— Да какая там подделка, — махнул я рукой. — Тут два варианта: либо и Чужой и Хищник и Протосы имели за собой реальный прототип пришельцев и это именно наш парень, а их создатели кое-что скрывают, либо все это туфта и простое желание привлечь к себе внимание.

— У Ульяны половина семьи в коме, — обижено сказала Наташка.

— И я ей очень соболезную в этом плане, правда, — ответил я, не без доли яда в голосе. — Но это не повод привлекать к себе внимание глупыми выдумками о страшных тварях в ночи. Это только отвлекает внимание врачей от работы и добавляет им разумную долю скептицизма, что может им позволить сделать неверные выводы, например в сторону какой-либо психологической болезни. А с тварями лучше вообще не шутить, ведь они шутить не любят. — Я осмотрел сосредоточенные лица друзей. — Нам ли этого не знать?

Наташка стушевалась от моих слов и опустила голову. Саня кивнул с серьезным видом:

— Тут я согласен. Шансы на то, что девочка видела именно такое существо — ничтожно малы. Ведь вряд ли иные цивилизации могут выглядеть как плод фантазии людей.

— Верно, — подхватил я, ударив ладонью по столу. — Если во вселенной и есть другая жизнь, в чем я ни капли не сомневаюсь, то вряд ли она будет похожа на нас. Или привычна нам. Она может выглядеть как угодно. Понимаете меня? Как угодно?

Все как-то неразборчиво и неуверенно кивнули.

— Ну, например она может существовать в форме газа, — предположил я. — Или в форме какого-то разума, что мы не можем постичь. Да, Боже, они уже могут быть среди нас, просто мы этого не можем понять, потому что мы не можем понять того, чего не может постичь наш разум. Мы ведь мыслим образами из нашего прошлого опыта, образами прошлого всего человечества. Мы не можем себе представить что-то, чего мы никогда не видели. А если и сможем, то это представление будет основано на пережитом нами опыте. Что если прямо сейчас в этой комнате, рядом с нами существую и иные формы жизни? Просто мы не можем этого постичь?

В комнате повисла тишина. Ребята только мельком переглядывались, чтобы понять, заметил ли кто-нибудь эту самую «жизнь» или нет.

— Но как это возможно? — нарушил тишину Серега.

— Может они движутся так медленно для нас, что у нас проходят сотни лет, а они только начинают движение? Вдруг они воспринимают время совсем по-другому? Или, нет, вдруг они движутся так быстро, что мы их попросту не видим. Или они живут в ином, квантовом мире.

— А возможно, — разгорячился я, как всегда вплывая в привычные для меня воды, — мы их просто не можем увидеть. Ведь человеческий глаз различает только семь основных цветов светового спектра. А что если их намного больше, но мы просто не можем увидеть их, в силу ограниченности нашего глаза? Вот вы можете придумать новый цвет?

— Ну-у-у, — задумался Саня.

— Например, — Наташка вскинула палец в воздух.

— Не смесь знакомых цветов, а абсолютно новый цвет, — опередил я девушку и ее палец медленно опустился.

— Кто-нибудь? — я перевел взгляд с Сереги на Стаса, прекрасно понимая, что ответ на мой вопрос может быть только один.

— Нет, — наконец прервал я общее размышление. — Мы не можем себе представить того, чего не существует. То, чего мы раньше не видели, о чем у нас нет никакой информации. Так почему бы нам не представить, что и иные формы жизни мы не сможем узнать, даже если увидим, потому что попросту не можем их постичь. Наши способности крайне ограниченны, чтобы там не говорили ученные, и только бесконечное человеческое самолюбие и завышенное самомнение позволяет нам считать, что мы знаем все и можем все.

— Огнетушитель? — предложил Саня.

— Да пошел ты, — рявкнул я.

Ребята рассмеялись. Даже Наташка их поддержала, так как уже успела привыкнуть к моим воспламеняющим самого себя речам.

— Да что с вас взять — варвары, — отмахнулся я. — Читайте книжки. Научную литературу, учебники по физике для высших учебных заведений, а в перерывах хорошую художественную литературу. Не для того, чтобы получить огромный багаж знаний — для многих это непосильная задача. — Я заметил ироничный взгляд Наташки и, сморщившись, продолжил: — В том числе и для меня, да. И нечего скалиться, Полторашка, я все вижу. Я не имел в виду получения степеней и банального бесящего всех всезнайства, а для простого поднятия уровня общего образования, никак не связанного с аттестатами и дипломами.

— Я лишь хочу, чтобы люди научились думать, анализировать услышанное, а не просто переваривать и выблевывать в мир бесформенной кучей испражнений, — продолжил я после короткой паузы, необходимой чтобы перевески дыхание. — Каждая прочитанная вами книжка, каждая изученная вами статья, которая позволит вам некоторое время обдумывать написанное, мыслить критически, поможет вам продвинуться по цепочке выстроенной Дарвином чуть дальше от неандертальца.

— У, у, а-а, — подсказал мне Саня.

— Да, спасибо за наглядный пример. — Я театрально поднял руки к потолку. — Мой брат, кто бы мог подумать. Моя кровь, моя…

— Не занудствуй, — остановила меня с улыбкой Наташка.

— Ладно, — сдался я. — Вы поняли, что я хотел сказать. — Осмотрев лица друзей, я подумал, что возможно поспешил с выводами. — В общем, все выше сказанное было необходимо для того, чтобы вы поняли, почему я не верю в этот рисунок. Ну, слишком все очевидно для меня. Либо так, либо я просто чего-то не понимаю.

— Думаю, наш всезнайка согласится, что даже он может чего-то не понимать, — сказал Саня, обращаясь ко всем и ко мне в частности.

— О, вы смотрите, — зааплодировал я. — Кто-то научился мыслить. Моя речь не была напрасной. Верно, — я кивнул. — Я мог быть и неправ. Могу чего-то не понимать. Но тут нас рассудит только время.

На тот момент я еще не знал, что время как раз играло решающую роль в этой истории. Паутина событий уже плелась за нашими спинами пока мы сидели и попросту бросали слова на ветер. Знай мы, на тот момент то, что знаем сейчас, сидели бы мы так же за столом и потягивали виски, или оторвали задницы от кресел и попытались хоть что-нибудь сделать? Боюсь, ответа на этот вопрос уже не найти. Тут нас сможет рассудить лишь история.

— Ладно, давайте выпьем, — предложил я, перехватывая бутылку за горлышко.

— Очень смешно.

Сначала я не понял, к кому конкретно обращалась Наташка. Это мое предложение показалось ей смешным? После того как они отреагировали на первую порцию виски, это было вполне возможным. Или она обращалась к одному из пацанов, которые в это время корчили рожи или пародировали меня? А может быть, показывали одну из бесчисленного множества сальных сценок из нашего арсенала.

Мне пришлось поставить бутылку, потому что ее вес оттягивал мне руку, и повернуться к Наташке. С непонятной, слегка напуганной улыбкой на лице, девушка демонстрировала нам зеркальце.

У меня ушла добрая минута времени, чтобы понять, что именно она показывает и вспомнить, откуда вообще тут взялось это зеркальце. И только когда я вспомнил, чем конкретно мы занимались буквально час назад, я присмотрелся внимательнее.

Нарисованная черной помадой дверь была распахнута, а несколькими ступенями ниже стоял черт.

В этот момент горевшая до сих пор свеча притухла и засмолила черным непроглядным дымом, что поднимался отвесно к потолку.

3

— Это не смешно! — Руки Наташки дрожали так, что зеркальце ходило ходуном, размывая отражаемые в нем объекты.

Мы стояли молча, сбитые с толку и немного напуганные. Темнота как всегда лишь усугубляла обстановку, подначивая воображение рисовать несуществующие картины, слышать звуки, которые никогда не порождал этот мир. Казалось, что оранжевый круг тусклого света одинокого торшера съежился, сжался до размеров потерянного воздушного шарика, прибитого воздушными потоками между стеной и креслом. Безбожно чадящая свеча трепыхалась словно на ветру, устроив по стенам безудержный танец теней, рожденных нашими собственными телами.

— Ребята, это не смешно, — нервно повторила Наташка. — Кто это сделал?

— Наташ, ты же знаешь, — медленно начал я, ища взглядом поддержки у брата.

— Никто к нему не подходил, — пришел мне на выручку Саня.

— Зеркало лежало в центре стола, — трясущимся пальцем Серега указывал в промежуток между оливье и тарелкой под горячее. — Прямо в этом сраном центре. Все время на виду.

— Тогда как это…

Девушка не смогла договорить: она перевернула зеркало и взглянула в него. В то же самое время ее отчаянный, полный страха вопль, разорвал тишину в квартире, и зеркало полетело на пол. Казалось, только чудо не дало ему разлететься на мелкие осколки. Ударившись о край стола и подлокотник кресла, оно со звоном упало на пол.

Я наклонился, чтобы поднять его. Зеркальце было холодным, словно его только что достали из холодильника. Поверхность была целой, ни скола, ни трещины. Но кое-что в нем все же изменилось.

— Какого?! — выругался я, поднося зеркальце ближе к глазам.

— Ч… что там? — прошептала перепуганная Наташка.

— Его нет, — ответил я. — Черта на ступенях нет.

Я повернул зеркало так, чтобы все могли его хорошо видеть. Лестница оставалась на месте, ее вершину венчала дверь, но черта, который минуту назад стоял на лестнице, нигде не было видно.

— Значит она уже здесь, — с хрипом выдохнул Стас.

И в этот момент часы пробили двенадцать. Однако не успели они досчитать и до трех, как нас накрыло глухим непроницаемым куполом. Все звуки отрезало от реального мира, и тишина ударила нам по вискам. Уши заполнил пронзительный высокочастотный звон, словно где-то в комнате сбоила техника. Ноги подогнулись сами по себе, и нам пришлось схватиться, кто за что успел, чтобы не повалиться на пол.

Первой опомнилась Наташка. Девушка сорвалась с места с такой скоростью, что я смог разобрать только черное смазанное пятно. В следующую секунду в комнате вспыхнул яркий свет энергосберегающих ламп. Но на этом девушка не успокоилась, прижавшись к стене, она высунула руку в коридор и, нащупав на стене выключатель, щелкнула им, осветив заодно и длинный коридор. С этого места больше ни до чего она дотянуться не могла и потому мышкой вернулась обратно, прибившись между мной и моим братом.

— Я знал, что это было плохой идеей, — злобно прошипел Серега.

— Да? — иронично усмехнулся я. — И где же ты был, когда мы только начинали ритуал.

— Да замолчите вы! — вспылила Наташка. — Какой смысл сейчас нападать друг на друга. Мы все хороши. Лучше видите себя тиши и смотрите в оба.

— Верно, — кивнул Саня. — Если она здесь, лучше будет, если мы увидим ее первой.

От этих слов Наташка сжалась еще сильнее и, ухватив под руку моего брата, затряслась всем телом.

Мы с Серегой виновато переглянулись. Иногда мы просто вели себя как дети, которыми собственно и являлись. Признав наши ошибки взаимным кивком головы, мы принялись осматривать квартиру.

Перед тем как решить провести ритуал, я вычитал в книгах все, что смог найти о ритуале призыва Пиковой Дамы, благо книг у меня было выше крыши: полочки буквально ломились от мистической литературы, как художественной, так и документальной. Проблема была лишь в том, что в этот момент голова была девственно чиста, все мысли вымыл громкий удар часов.

— С Новым Годом, кстати, — невпопад проронил я. Ответом мне был чей-то ироничный смешок.

Попытавшись заставить голову работать, я крепко зажмурился и сосредоточился лишь на одной мысли: моя комната, одинокий свет настольной лампы, раскрытая книга на столе. Я сижу, подперев виски руками, и всматриваюсь в плывущие перед газами буквы. Пытаюсь их остановить, заставить прекратить безумный пляс, подчиниться мне, но стол начинает удаляться. Свет лампы сужается до маленького пятна, в котором видна лишь сгорбившаяся над столом фигура. Я смотрю на все сверху.

Резкий толчок и картинка исчезает. Сцена меняется и теперь я снова в своем теле, болтаюсь в темноте как в водах бесконечного океана. Разум путается, я не чувствую своего тела, не слышу своих мыслей. Напротив меня висит зеркало во весь рост. Я вижу на нем блики, но не вижу отражения. Огромное гладкое полотно заполняет чернота.

Вздрогнув как от удара, я открыл глаза.

— Зеркало!

Пацаны дернулись от моего внезапного выкрика, а Наташка тихо пискнула, прижимаясь крепче к Сане.

— Она приходит из зеркал! — уточнил я.

Не знаю от чего, но мысль о том, что что-то, чем бы оно ни было, может выйти из зеркала вызвала во мне неконтролируемую панику. Я чувствовал, как она растет во мне, поднимается все выше, сжимает горло, препятствуя поступлению воздуха. Тело бросило в холодный пот, руки затряслись. Взгляд носился по комнате, ни на чем конкретном не фокусируясь.

Господи, как много, думал я, как же много в этом доме стекла. Все, что я видел, имело отражающую поверхность: от экрана большого телевизора, до множества бокалов и стопок в серванте. И все они сверкали в свете десятка лампочек, и всех их заполняла чернота вызванная отражением наших тел.

Краем глаза, заметив движение, я обернулся к телевизору. В его темном выпуклом экране отражались удлиненные копии нас самих, стола, кресел и неровного выреза дверного проема. Мне казалось, что там, за нашими спинами что-то движется, подбирается ближе, меняя свои очертания. Я не мог сказать вижу ли я это на самом деле, или это всего-навсего плод моей фантазии, игра богатого воображения, подстегнутого страхом.

Я всматривался в экран с минуту, так ничего не заметив, а когда, наконец, расслабился, тишину в комнате нарушил громкий звук дверного звонка.

Вздрогнув как от удара, я налетел спиной на стоящее позади кресло. Раздался тихий скрежет его ножек по полу. Но никто не обратил на это внимания, все мои друзья пребывали на той же грани, что и я.

— Стой! Ты куда? — зашептала мне вслед Наташка.

Я и сам не успел понять, как ноги вынесли меня в коридор. Оглянувшись, я уставился на своих друзей, что собрались тесной кучкой, у дверного проема.

— Я просто подумал…

Я понятия не имел, что собирался сказать, слова бездумно слетали с моих губ. Но мне и не пришлось заканчивать свою речь, так как в дверь снова позвонили. На этот раз настойчивее.

Я был готов поклясться, что звук был, практически, не отличим от предыдущего, но вся проблема была как раз в этом «практически». Что-то в нем изменилось, изменилось на самой грани восприятия. Казалось, что человек по ту сторону двери был взбешен такой задержкой. Если это, конечно, был человек.

— Не ходи! — взмолилась Наташка.

Но я пошел, просто не мог не пойти. Ноги сами понесли меня вперед. Я сделал шаг, может два, как новый звонок в дверь нарушил тишину квартиры и заставил меня прирасти ступнями к полу.

Господи, этот коридор всегда был таким огромным?

Застыв как статуя, я смотрел на дверь. Ничем не примечательная, пережиток советского прошлого с дутой «под кожу» поверхностью, но с современной ручкой с поворотным механизмом замка, она казалась мне невероятно далекой. Было ощущение, что с каждым шагом, дверь только отдаляется от меня, а стены по боком расступаются, углубляясь в темноту комнат.

На мое плечо легла холодная рука, и мне потребовалось неимоверное количество усилий, чтобы не вздрогнуть, не закричать и не пуститься в бег, в попытке сохранить еще живущую во мне часть рассудка.

Я оглянулся.

— Мы с тобой, — прошептала Наташка, сжимая мое плечо.

Все они стояли за моей спиной тесной группкой, в которой царит ложное ощущение спокойствия.

— Может это просто колядовать пришли? — предположил Серега.

— Такое бывает на Новый Год? — спросил я.

— Ходят только на Рождество, — ответила Наташка.

Я кивнул и вновь повернулся к двери. Казалось, она затихла. Возможно, незваный гость убрался восвояси, так и не дождавшись ответа с той стороны. Это мог быть кто-то из знакомых Наташкиного отца, решивший навестить старого друга в праздник. Вот только звучало это крайне глупо. Кто ходит по гостям ровно в полночь, когда все нормальные люди в это время пьют шампанское и слушают президента по телевизору?

— Идем, — шепнул я и двинулся вперед короткими нерешительными шажками.

За дверью кто-то переступил с ноги на ногу. Я застыл, и Наташка за моей спиной прошептала:

— Он еще там.

— Кто он?

— Тот, кто звонит в дверь.

Именно так, «тот, кто звонит в дверь». И пока мы не знаем кто это, это может быть кто угодно, от незадачливого соседа, что не может попасть в квартиру, до чертовой Пиковой Дамы, что пришла, чтобы задушить нас. Чертов Звонарь Шредингера.

Зазвонил телефон. Маленькая красная коробочка на полке в двух шагах от меня.

— Твою мать, — чуть не плача, прохрипел Серега. Его всего трясло и только тот факт, что он держался за Наташку, позволял ему стоять на ногах.

— Не бери!

Я злобно оглянулся. «Стой», «не ходи», «не бери» — с таким подходом Наташке стоит попросту засунуть голову в песок, чтобы отгородиться от мира. Возможно ответ как раз в этом звонке. Может это и правда сосед, который увидел свет в окнах и решил узнать, не дома ли хозяин, чтобы предложить встретить праздник вместе.

Я поднял трубку и поднес ее к уху.

— Алло.

Тишина в трубке сопровождалась далекими механическими скрипами.

— Алло! — настойчивее повторил я.

И снова тишина. Я прислушивался к ней с минуту, пытаясь разобраться хоть что-то за шумом статических помех, и когда совсем отчаялся, мне показалось, что я услышал дыхание. Кто бы это ни был, но тоже слушал. Слушал и дышал в трубку.

— Что там? — спросил Саня.

Я мотнул головой, и звонок в дверь повторился. Вздрогнув, я отнял трубку от лица и уставился на нее.

— Что? Что такое? — Стас тряхнул меня за плечо. — Что ты услышал?

Я услышал. Дверной звонок. В трубке.

Тот, кто нам звонил по телефону, был тем же человеком, что стоял за дверью. Но как такое возможно? Паника вновь сковала мое горло, и я тихо захрипел.

Мобильник, ну, конечно же. Это все объясняет. Да. Мобильник. И плевать, что сейчас их от силы сотня на двадцать тысяч населения, может быть за дверью один из этой сотни. Но тогда почему он молчит?

Еще звонок. За ним еще один. И еще. Пять громких настойчивых звонков с разными интервалами. Они продублировались из трубки и я бросил ее на базу. Трубка протестующе звякнула.

— Все, с меня хватит, — рявкнул я, и пошел к двери, утягивая за собой весь дружеский табор.

В дверь размашисто ударили. Ударили так, что с потолка посыпалась штукатурка. Наташка пронзительно вскрикнула, и целая серия оглушительных ударов последовала за этим, сопровождаемая надрывной трелью звонка. Дверь с такой силой шаталась в петлях, что могла буквально влететь в комнату, если бы все продолжалось еще хотя бы минуту.

Но стук прекратился. Квартира вновь погрузилась в звенящую тишину. Мы простояли минут пять, не двигаясь, и прислушиваясь к звукам снаружи, но все было тихо. Незваный гость убрался восвояси, так и не добившись желаемого.

Уже увереннее я подошел к двери и, старясь не шуметь, взглянул в дверной глазок. Мне были хорошо видны еще две двери подъезда: дверь справа и дверь напротив, с тускло светящей лампочкой накаливания над ней, и часть лестничного пролета, что вела наверх и терялась в темноте. Видимо кто-то забыл ввернуть лампочку. Или просто ее пожалел.

— Что там?

Я не разобрал, чей это был голос, перепуганный до смерти и сосредоточенный до предела, я мог и брата не узнать, окажись он по ту сторону двери.

Но брата там естественно не было. Однако, то ли это игра воображения, то ли просто эффект глазка «рыбий глаз», но мне казалось, что в темноте пролета кто-то стоит. Очертания фигуры, но не совсем обычной, с куполом вместо ног. И оно шевелились.

Я вытер рукой пересохшие губы, раздирая их еще больше, и оглянулся на друзей.

— Ну? — настойчиво повторил Саня. Видимо он и задал тот вопрос мгновением ранее.

— Не уверен, — ответил я. — Кажется, там что-то есть. На лестничном пролете.

Я повернулся к Наташке:

— У вас не принято самим вкручивать лампочки в подъезде?

— О чем ты? — удивилась она.

— Свет этажом выше не горит и потому сам пролет не видно. Да и на вашем этажа работает только одна лампочка над дверью напротив.

— У нас нет лампочек над дверьми, — ответила девушка. — У нас лампы дневного освещения под потолком. И свет везде горел, когда мы пришли.

— Но как же…

Я помассировал виски и потер пальцами глаза. Я ведь только что видел, что света в коридоре практически не было. Он горел лишь над одной дверью. Что же за черт?

Я вновь взглянул в глазок, но на этот раз не увидел ничего. Сплошная чернота.

— Черт, — прошипел я.

— Что?

— Кто-то закрыл глазок.

Общий вздох за спиной оповестил меня о том, что все, так же как и я надеялись, что кто бы там ни был, он уже ушел. И будь то хоть местный алкаш, у которого горят трубы, хоть покойник из подвала, но больше он нас не потревожит.

— Хотя, — прошептал я, присматриваясь.

— Хотя что?

Чернота не была абсолютной. Я видел два светлых пятна по бокам, которые стали расти, все увеличиваясь в размерах. Просветы, понял я. Это просветы, сквозь которые угадываются очертания подъезда. Но что же тогда это?

Я прижался к двери сильнее. Просветы еще чуть увеличились, и я заметил странные блики на черноте. Она обладала объемом. И она отдалялась. Я смотрел до тех пор, пока не понял. Это был глаз. И он смотрел на меня. Глаз и сморщенное лицо.

Я рванул от двери, и спина не ощутила ожидаемого препятствия. Оглянувшись, я застал коридор пустым. Мои друзья куда-то пропали.

4

Я впервые ощутил странное состояние сознания, когда головокружение в прямом смысле меняет пол с потолком местами. Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Своими глазами видел, как вращается комната, как отдаляется пол, уползая вверх по стене, и как приближается ко мне потолок, ослепляя светом одиноко висящей люстры. Меня замутило, и я потерял равновесие. Удар пришелся в область виска и звон в голове на долю секунды лишил меня сознания.

Когда я очнулся, мое тело все еще продолжало падение: плечо скатилось по стене и я осел вниз, откинувшись на спину. Коридор все еще вращался, то по часовой, то против часовой стрелке, словно не решив в какую же из сторон ему двигаться. Однако головокружение было единственным следствием пережитого ужаса: звон стих, как только я коснулся задним местом пола и сознание прояснилось.

— Черт, — прошептал я, пытаясь подняться на ноги. — Твою мать, срань господня, чтоб вас всех.

Я торопился. Не разбирал, за что хватаюсь. Одежда летела с вешалки на пол, падала мне под ноги, оплетала ступни. Я не замечал этого, старался лишь как можно быстрее убраться от двери подальше. Я слышал, как там кто-то дышит. Дышит тяжело, надрывно. Воздух с силой выталкиваемый из легких тугим потоком ударял в дверь, и могло сложиться мнение, что за нею притаился огромный бык.

Откинув ногой чей-то пуховик, я, спотыкаясь, поплелся по коридору, стараясь не шуметь и не налетать на тумбы и цветы в горшках. Голова еще кружилась, и меня слегка пошатывало, потому я стремился, во что бы то ни стало, как можно скорее добраться до ванной комнаты и умыться холодной водой. Ледяной водой. Она всегда мне помогала прийти в себя, проснуться от кошмара. Открыть кран, дождаться, когда вода станет действительно ледяной и набрать полную ладошку, а затем выплеснуть ее всю на лицо. А если это не поможет, то сунуть под кран всю голову целиком. Да, именно так.

Конец ознакомительного фрагмента.