Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место

Андрей Шляхов, 2011

«А-А-А-А… Рожааююю….!» После работы на Скорой помощи доктор Данилов не думал, что его сможет что-то еще удивить и напугать в этой жизни. Не думал, пока не устроился в обычный московский родильный дом, после чего и началась эта История. Все жуткие и смешные рассказы, которые вы когда-либо слышали об этом месте – правда. Но это только верхняя часть айсберга. Андрей Шляхов знает, о чем говорит. Он сам был врачом. Мужчины, покиньте помещение! Слабонервным тут не место!

Глава четвертая

Вполне пристойное предложение

Федоренко появилась в ординаторской ровно через час — минута в минуту. Данилов отдыхал: играл в го на смартфоне. Голова работала плохо, и проклятый компьютерный интеллект выигрывал, тесня Данилова на всех направлениях.

— Как удачно я зашла — вы ничем не заняты, — порадовалась гостья.

Данилов думал по-другому, но ничего не сказал: сам же просил прийти через час.

Федоренко прошлась по ординаторской, разглядывая фотографии, которыми были увешаны стены. Анестезиологи называли эту экспозицию «нашим вернисажем»; тут было все: рабочие будни и домашние праздники, прогулки и пикники, традиционные фотоотчеты из туристических поездок и торжественно-примороженные снимки с различных конференций и семинаров.

— Что-то я вас здесь не вижу, — отметила Федоренко. — Или вы еще не успели вывесить свои фотографии на этой «стене почета»?

— Я не люблю фотографического эксгибиционизма, — сухо ответил Данилов.

Во взгляде его, устремленном на гостью, сквозило неприкрытое желание поскорее закончить разговор.

— Представьте себе — я тоже! — Гостья уселась на диван, выставив напоказ свои длинные ноги, которыми гордилась так, что хирургическую пижаму надевала только в родовой зал или операционную. Сейчас же на ней был кокетливо укороченный халат ослепительной белизны, не столько прикрывающий ноги, сколько подчеркивающий их длину.

Все остальное у Федоренко тоже было красивым, кроме разве что носа. Ему полагалось быть изящным и точеным, а он получился «утиным» — широким в основании и слегка загнутым кверху. «Хороша Танька, только клювом не вышла», — говорил эстет и похабник Вознесенский, обиженный тем, что Федоренко спала только со своим непосредственным начальником и не обращала внимания на заведующих другими отделениями. Впрочем, и заведующие не то чтобы стремились биться за прекрасную даму. Так, заведующий гинекологическим отделением, хоть и был весьма хорош собой, к коллегам противоположного пола относился сдержанно-равнодушно. Заведующий отделением обсервации был унылым занудой, из тех, в чьем присутствии немедленно скисает молоко. Вознесенский был толст и уже далеко не молод. Довольно перспективным кадром был Виталий Михайлович — доцент кафедры акушерства и гинекологии, — но тот предпочитал заводить романы со студентками. Студентки, по признанию самого Виталия Михайловича, были нетребовательными и «укладистыми», то есть легко укладывались в постель, почти ничего не ожидая взамен. А зачет, поставленный несмотря на прогулы, или завышенная на балл экзаменационная оценка были приятными бонусами.

— Ненавижу эту всеобщую пытку гостей фотографиями из домашней «коллекции», — продолжила она. — Засыпаю от скуки, все так однообразно — «это мы на пляже»,«это мы на базаре», «это я выбираю украшения», «это мы в местном ресторане», «это наш номер»… Тоска! Некоторые даже на встречу в ресторане умудряются приносить чуть ли не по дюжине альбомов.

Данилов вежливо кивнул. «Что ей надо?» — подумал он, но подходящего ответа так и не нашел. Самым вероятным казалось предположение, что Федоренко вдруг захотела его соблазнить, но Данилов подумал, что для обольщения у гостьи слишком деловой тон и спокойный голом. И потом, секс в ординаторской, днем, когда вокруг — уйма народу? Лучше уж дождаться позднего вечера и уединиться в пустой палате…

— Вы уже освоились у нас? — Улыбка гостьи, выставлявшая напоказ зубы ослепительной белизны, напоминала рекламу зубной пасты.

— Да, вполне, — подтвердил Данилов.

— Нравится?

— Нравится.

— Владимир Александрович… — в ординаторскую заглянула старшая сестра отделения анестезиологии и реанимации. — Ладно, я потом…

Дверь закрылась так же резко, как и открылась.

— У нас хорошо, — покачала головой Федоренко. — Непыльно и сытно. Ведь это так важно, чтобы было сытно, особенно в наше непростое время…

Тема предстоящего разговора начала проясняться. Сытная жизнь, или Доходное место.

— Все времена непростые, — улыбнулся Данилов. — Простых не бывает.

— Ой, не скажите, — махнула рукой его собеседница. — Вот моя мама при социализме заведовала отделением в железнодорожной поликлинике. Ее уважали. Были связи, возможности, был почет. А что сейчас? Вечные дрязги, жалобы, скандалы и никакого уважения. Выгоды, соответственно, тоже никакой.

— Ваша мама еще работает?

— Нет, она давно на пенсии, но не теряет связи с родной поликлиникой. Как-никак почти всю жизнь на одном месте проработала. Да, а что это мы на «вы»? Как-то не по-свойски. Мы же коллеги и почти ровесники.

Улыбка, сопровождавшая эти слова, намекала на то, что Данилов, конечно, постарше.

— Можно и на «ты», — согласился Данилов. — Так действительно проще. Тогда уж можно и отчество отбросить, хватит и одного имени.

— Разумеется. Скрепим дружбу чашкой кофе? — снова улыбнулась гостья.

— У меня растворимый, — предупредил Данилов, вставая из-за стола.

— Тут у всех растворимый. Хозяйку кондратий хватит, если мы потребуем кофе-машину или поставим плитку с джезвой. Она и курить-то на пожарной лестнице не разрешает…

— Однако все курят. — Данилов глянул на чайник — не долить ли свежей воды? — и решил, что на две чашки точно хватит. — Тебе с сахаром?

— Нет, спасибо. Я не из-за фигуры, просто сахар меняет вкус напитка.

— Я тоже так считаю, — ответил Данилов. — Хотя на работе нередко пью чай и кофе с сахаром. Насыщаю организм глюкозой.

— Я бы тоже чем-нибудь насытилась. — Федоренко погладила себя по плоскому животу. — А то даже позавтракать сегодня не успела.

Пока вода закипала, Данилов выложил на ближний к дивану стол два пакета с печеньем — овсяным и курабье, — плитку шоколада и открытую упаковку пастилы. Размешав в кипятке по три полных, с верхом, ложки кофе, Данилов протянул одну чашку Татьяне, а другую утащил на свой стол.

— Вова, у меня к тебе предложение. — Федоренко шумно, чтобы не обжечься, отхлебнула из чашки и подмигнула Данилову. — Вполне пристойное — давай дружить.

От неожиданности Данилов чуть не поперхнулся. В последний раз он слышал «давай дружить» от женщины, вернее, девочки, то ли во втором, то ли в третьем классе. Впоследствии женщины предлагали ему много чего, но не дружбу.

— Давай, — согласился Данилов, удержав готовый сорваться с языка вопрос: «А что я с этого буду иметь?» Бескорыстную дружбу с Татьяной Федоренко представить было трудно.

— Прекрасно. — Гостья взглянула на настенные часы. — Ты конечно же в курсе, что у нас существует несколько группировок, можно даже сказать — кланов?

— Да я особо в это не вдавался, — честно признался Данилов. — Зачем оно мне?

Собственно говоря, кланов в роддоме было два — «платные» и «бесплатные». К «платным» относились врачи, акушерки и медсестры, участвующие в оказании договорных услуг населению. Их число не ограничивалось одними лишь сотрудниками коммерческого отделения, состоявшего из шести двухпалатных боксов. Определенный процент от полученных сумм шел в карман персоналу. Набегало прилично, поэтому от желающих работать с «контрактницами» (именно так на жаргоне называли платных пациенток) не было отбоя.

Но главный врач не каждого подпускала к «кормушке». Оценивался профессионализм, учитывались регалии (пациентки млели от слов «врач высшей категории»), и, кроме того, принималась во внимание вменяемость сотрудника, то есть его способность находить общий язык с пациентками и их родственниками и спокойно относиться к их выходкам, порой весьма диким.

К «лику избранных» была причислена примерно треть сотрудников. Все остальные отчаянно завидовали счастливчикам и всячески стремились присоединиться к ним. Данилов и сам был не прочь подзаработать, но прекрасно понимал, что он тут новичок, несмотря на свой профессионализм и солидный стаж работы на «скорой», а потому ни на что не претендовал. До «контрактниц» его допускали нечасто.

Из-за денег в роддоме порой такое бывало… Так, например, незадолго до появления Данилова одна из акушерок, считавшая себя несправедливо обделенной при дележе «коммерческого пирога», угрожала покончить с собой прямо в кабинете главного врача, если та немедленно не переведет ее в «платные». Ксения Дмитриевна среагировала правильно: вызвала «скорую помощь» и госпитализировала скандалистку с суицидальными наклонностями в психосоматическое отделение Первой градской больницы. Закончив стационарное лечение, та пришла и написала заявление об увольнении по собственному желанию. Надо отметить, что пребывание в «психосоматике» очень часто способствует просветлению и помогает принимать верные решения.

Как-то раз «клановый антагонизм» вылился в совершенно некрасивую, чреватую крупными и очень неприятными последствиями историю. Внезапная болезнь доктора Юртаевой вынудила главного врача поручить ее «договорную» роженицу другому врачу, из «бесплатных». Бывают такие ситуации — и человека нет, и заменить его некем. «Счастливая избранница» совершенно не обрадовалась поручению, спорить с «хозяйкой» не осмелилась, но на пациентке отыгралась по полной программе. Высказала ей многое, начиная с «я ваших денег не получаю, и не ждите, чтобы я вас облизывала» и заканчивая сакраментальным: «учи своего мужа, а меня и без тебя есть кому учить». Другой бы доктор на ее месте порадовался неожиданно выпавшей возможности доказать свое умение работать с «договорными» пациентками, но недалекая и явно закомплексованная особа выбрала другой путь.

Потом Ксения Дмитриевна призналась, что разъяренный муж пациентки чуть было ее не прибил. Добавило «позитива» и руководство страховой компании, через которую оформлялись коммерческие договора. Главный врач не рассказывала, чего ей стоило замять скандал, но врача, не оправдавшую доверия, немедленно уволила — по собственному желанию, велев не надеяться на рекомендации.

— Не вдавался, но в курсе, так ведь? — уточнила Федоренко.

— Да.

— Так вот, почему бы тебе не начать работать не только на государство, но и на себя?

— Татьяна, говори яснее, — попросил Данилов, которого начала утомлять бестолковая «светская» беседа. — У нас не клуб «Что? Где? Когда?» и не пресс-конференция, давай по делу.

— Хорошо, я и сама вообще-то собиралась перейти к делу. — Федоренко нисколько не обиделась или просто не показала вида. Отломила уголок от шоколадной плитки, прожевала, запила кофе и выложила карты на стол: — Если ты станешь учитывать мой интерес, то я стану учитывать твой. Если ты будешь обеспечивать меня платежеспособной клиентурой из числа своих знакомых, то я буду приглашать тебя на «благодарные» наркозы.

В этом не было ничего необычного. Многие врачи живут по принципу «ты мне — я тебе». За благодарного пациента принято расплачиваться таким же благодарным пациентом или определенным процентом от благодарности. Жизнь есть жизнь, в одиночку выживать трудно.

— Видишь ли, Таня… — тут Данилов ненадолго замялся, подбирая нужные и веские слова.

Данилов знал, что как специалист доктор Федоренко похожа на своего шефа. Ей не хватало как знаний, так и умения правильно их применять. Кое-кто прямо говорил, будто Татьяна Викторовна держится в отделении патологии беременности лишь благодаря затянувшемуся роману с Гавреченковым — иначе, мол, давно вылетела бы в женскую консультацию при какой-нибудь поликлинике.

На памяти Данилова Федоренко пропустила у одной из своих больных развивающуюся эклампсию (заболевание беременных, при котором артериальное давление достигает такого высокого уровня, что появляется угроза здоровью матери и ребенка), а у другой не диагностировала анемию, хотя анализы крови назначала регулярно. То ли не смотрела на ответы, приходящие из лаборатории, то ли не могла правильно их оценить.

–…я в свое время несколько раз попадал в весьма неловкое положение, направляя своих знакомых по своим же врачам и уже лет пять как принципиально не играю в эти игры. Извини. Ничего, как говорится, личного. Только принципы, — договорил он и допил кофе, показывая, что деловой разговор можно считать оконченным.

— Твое дело, — после минутной паузы ответила гостья. — Живи как знаешь. Можешь считать, что этого предложения не было.

— Как скажешь, — пожал плечами Данилов.

Федоренко встала, отряхнула с халата несуществующие крошки, затем подошла к раковине, не торопясь вымыла свою чашку, поставила ее на стол Данилова и сказала:

— Спасибо, все было очень вкусно.

— Заходите еще, — в тон ей отозвался Данилов.

— Пойду посмотрю мою подопечную. — Татьяна встала, потянулась и ушла, оставив после себя легкий аромат цветочных духов.

— Учись жить, Вольдемар, — сказал себе Данилов, оставшись в одиночестве. — Елене нужна шубка, Никите — собственный компьютер, матери неплохо бы купить электронную читалку, а еще кто-то собирался летом отдыхать на море.

— Поздно уже учиться, — продолжил он, слушая, как дождевые капли весело стучат по козырьку над окном. — В шубе неудобно управлять машиной, двух компьютеров дома вполне хватит, куда еще третий, читалку матери я и так куплю, а на море акулы людей жрут, вконец распоясались, сволочи…

— Это вы кого костерите, Владимир Александрович? — спросила старшая сестра, заходя в ординаторскую с историей родов в руках.

— Да так, Анна Сергеевна, думаю вслух, — слегка смутился Данилов: решит еще добрая Анна Сергеевна, что доктор слегка рехнулся (как вариант — укололся) и начал обличать потусторонний разум. Анестезиологов многие подозревали в злоупотреблении сильнодействующими препаратами. У них, мол, все всегда под рукой…

— Вы Кривошеиной переводной эпикриз забыли вклеить. — Анна Сергеевна положила перед Даниловым историю и, слегка понизив, должно быть от смущения, голос, спросила: — Владимир Александрович, вы к непрошеным советам как относитесь?

— Толерантно, — ответил Данилов. — Если они по делу.

— Тогда постарайтесь не иметь общих дел с Татьяной Викторовной. Та еще щучка, прости господи.

— Я учту, — пообещал Данилов.

К совету старшей сестры стоило прислушаться: Анна Сергеевна, будучи оптимисткой-позитивисткой, обычно говорила о людях только хорошее.

«Что-то не складывается у меня с отделением патологии, — подумал Данилов. — Ни с заведующим, ни с докторами. Хорошо хоть, что ни при каком раскладе мне туда ложиться не придется. Залечили бы насмерть».

— Я уже ухожу, Владимир Александрович. Вы, как закончите, историю Маше на пост отдайте.

— Сразу же отдам, — заверил Данилов. — Через три минуты, максимум через пять.

Данилов раскрыл историю родов, вклеил в нее бланк и начал заполнять.

Еще один недостаток работы в стационаре — обилие бумаг. На «скорой» из писанины — карта вызова, внутренние рецепты на списание медикаментов и расходных материалов, да в куче журналов надо расписываться в начале смены и в конце. А тут… Журналов, правда, не в пример меньше, чем на «скорой». И то хлеб.