Жизнь в рассрочку

Андрей Юрьевич Ротнов

Роман о современной молодёжи, о любви, о жизни. В романе рассматриваются проблемы жизни в социально-нравственном аспекте.

Глава третья

— Ну и дачи, целый курятник, — будто в первый раз видел, удивлялся Руль. Ломакин и Руль въезжали в деревню, километрах в тридцати от городка, на самом деле похожую на курятник. Маленькие, низенькие деревянные срубы с бревенчатыми хозпостройками, похожие на избушки на курьих ножках. Но чем дальше они углублялись в деревню, тем крупнее и выше оказывались строения. Бревенчатые дома сменялись каменными постройками. Впереди показалась усадьба с домом в несколько этажей, с балконом и колоннами. А за усадьбой виднелся хвойный лес, отливающий синевой. Руль остановил джип у железных ворот с вензелями. Надпись, написанная большими синими буквами, гласила: «Осторожно! Частная собственность! Охраняется собаками!» По обеим сторонам ворот — видеокамеры. Ворота открылись, и джип въехал во двор. Руль припарковал машину у подъездной лестницы. Лом вышел из автомобиля. Потянулся и направился в дом. В дверях Ломакина встретил невысокий худощавый охранник с автоматом «УЗИ» через плечо и проводил в холл.

— Олег Фёдорович в бильярдной, — сказал он. Холл был само великолепие. Пол устлан коврами, висели канделябры с электрическими лампочками. Множество дверей, окрашенных в белый цвет, с медными блестящими ручками-набалдашниками. У стены стояло трюмо, видимо, старинной ручной работы. Графский дворец, да и только. «Простые люди так не живут», — подумал Сергей, поднимаясь по широкой, отделанной мрамором лестнице. На втором этаже Сергей вошёл в бильярдную. Огромная комната, посередине — стол с зелёным сукном; у стен — стулья, кресла, приспособления для игры, застеклённый шкафчик-бар с различными напитками. Большие зарешеченные окна выходили в уже опустевший, с голыми деревьями и кустарниками сад. У стола стоял преклонных лет мужчина. Сергей знал, что ему шестьдесят пять. Мужчина полный, упитанный; короткая, бобриком стрижка; пухлые щёки; расплывшийся, со шрамом, нос; умные зелёные глаза; припухшие губы; двойной подбородок; редкие брови. Видно, человек не голодал, холил и лелеял себя. Припухшие ладони, руки в наколках, отёкшие пальцы, унизанные перстнями и кольцами, синеют татуировками. Мужчина был одет в спортивный костюм и бейсбольную кепку козырьком назад, лицо сосредоточенно и серьёзно, в руках кий. Он целился по шару, пытаясь сыграть на чужом. Шары раскатились, ударяясь о борта, но ни один не попал в лузу.

— Промазал! Ёшкин кот! — сказал он. — С чем пожаловал, Лом?

— Неприятности у нас, Олег Фёдорович.

— А что ж вы хотели? Одни приятности? — щурясь и улыбаясь, пропел Чарыкин (тюремное погоняло — Чарли).

— Да не… — засмущался Лом. — Всё воруете, воруете, и одни неприятности. Воровать надо меньше. — Да тут такая непонятная история… — А вы живите по понятиям! Вот и будет всё понятно. Раскачивай, раскачивай. Только не крои, всё равно прочухаю. Ломакин поведал о кейсе, деньгах и бумагах. Чарли всё время кивал, вроде одобряя рассказ.

— Олег Фёдорович, вы поможете по своим каналам раскрутить эту делюгу? — Базара нет! Можно предположить, что это сделал кто-то из наших. Ну, например, Боб. Спецов как он — раз-два и обчёлся. Тачку-то вскрыли?

— Вполне допускаю. Боб несколько дней где-то пропадал. Только этого не может быть.

Чарли промолчал, над чем-то размышляя. Прошлое Чарли было тёмным, покрыто мраком, как и настоящее. Когда на воровском сходняке Чарли был избран смотрящим за городом, дела воровской шпаны были не в лучшем виде. По своему географическому положению городок считался нейтральной территорией для Московской и Питерской братвы, и являлся местом встреч, переговоров и разборок. Когда Чарли достиг пенсионного возраста, в его жизни внезапно всё переменилось. Будто фортуна улыбнулась. Наладились связи не только с блатными авторитетами, но и с власть имущими. Чарли стал обладателем нескольких магазинчиков, приносящих ему немалый доход, кроме того, он сделал вложения в энергетический бизнес, получая круглые суммы в виде дивидендов. И ещё он имел солидный куш от поступлений в воровской общак, хотя казначеем и смотрителем воровской кассы был Болт. За очень короткий срок Чарли создал свою воровскую империю, где всё было подчинено понятиям воровского братства. Даже городские государственные структуры считались с мнением Чарли. Городок, конечно, не был запуган, но никто не хотел повторения творившегося беспредела до вступления в свои полномочия смотрящего вора в законе Чарли. Просителей и ходоков было не менее тех, что обращались за помощью в мэрию. Казалось, у Чарыкина всё под контролем. Городская шпана тихонько приворовывала то, что плохо лежит. Воровские группировки потихоньку рэкетирствовали, облагая данью торговцев на рынке и средней руки бизнесменов. И от всех поступали вложения в воровской общак, тем самым увеличивая сумму воровской кассы. А на городском общаке распределяли, сколько и куда вложить или сколько отправить на курируемую зону для поддержания блатарей, находящихся в местах заключения. Если до Чарли доходили слухи о не слишком почтительном отношении своих подопечных к престарелым родителям, или, не дай Бог, кто-то из воров обокрал стариков-пенсионеров, Чарли взрывался и жестоко наказывал зарвавшихся молодчиков, посмевших нарушить кодекс чести вора в законе. Олег Федорович большую часть своего времени в будние дни проводил в городе и лишь по выходным выезжал на лоно природы, к себе на дачу. Отдыхая душой и телом, ходил на лыжах, бродил с ружьём по лесу и, по возможности, охотился. А то просто часами проводил время за игрой в бильярд. Ломакин, чтобы заполнить возникшую паузу, робко предположил: — Может, кто у вас играл на большую сумму, или кто-то из игроков внезапно вернул большой долг?

— Может быть, может быть, — поддержал предположение Чарли, — только у нас всегда играют на большие деньги. Зато и в общак хорошо отстёгивают.

— Знамо дело!

— Только сдаётся, что дело не совсем чисто, кроит ваш столичный гость, чего-то не договаривает, что-то скрывает, а, может, это просто очередная провокация какой-нибудь группировки. Знаешь, сколько их развелось сейчас, и каждый норовит вылезти в блатные, не соблюдая никаких законов, беспредельщики, одним словом, — закончил свою мысль Чарыкин. Он положил кий на бильярдный стол, подошёл к бару, достал красивую плоскую бутылочку с коньяком и налил две стопочки до половины. — Ты же знаешь, как эти альфонсы за бабки покупают себе авторитет, уплатил — и стал вором в законе. Менты с генеральскими чинами тусуются на сходняках, а суки лезут в депутаты. За тесное сотрудничество! Крякнув по старчески, выдохнув воздух, Чарли опрокинул содержимое в рот. Ломакин последовал его примеру.

— Не хочешь со мной пообедать? — спросил Олег Фёдорович.

— Нет-нет, покорнейше благодарю! — стараясь вежливостью компенсировать отказ, отклонил предложение Сергей, — у меня ещё есть движения.

— Ну что ж, хозяин-барин, будут проблемы — милости прошу наведываться, а то забываете старика. — Указав жестом на дверь и пропуская Ломакина вперёд, Чарыкин вышел из комнаты. Затем, громко крикнув «Саша!», он вошел в открытую дверь другой комнаты и подошёл к раковине помыть руки. Из соседней комнаты вышел рослый парень в камуфляжной форме.

— Проводи гостя, — приказал Чарыкин, давая понять Сергею, что аудиенция окончена. Ломакин, сопровождаемый охранником, спустился по лестнице к выходу. Уселся в машину, и уже через несколько минут они неслись по шоссе к городу. Сергей достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и, дождавшись ответа, сказал в трубку: — Я еду домой, к тебе пришлю Руля. Руль высадил Ломакина и, развернувшись на площадке для стоянки автомобилей, уехал к Чугунову. Сергей, зайдя в подъезд, вызвал лифт и, поднявшись на свой этаж, открыл дверь ключом и вошёл в квартиру.

— Ма! Это я, — крикнул Сергей и, разувшись, положив куртку на стул, прошёл на кухню. Он не был голоден, но по привычке зачем-то заглянул в холодильник. На кухню въехала инвалидная коляска, сверкающая блестящими ободками и прочими металлическими конструкциями. В ней сидела лет пятидесяти, но ещё в расцвете лет, женщина — мама Сергея, Анна Семёновна. Волосы, покрытые редкими сединами, были зачёсаны назад и приколоты тёмно-зелёным, с блестящими золотистыми разводами, гребешком. Узкий лоб, с небольшими морщинами, выглядел шире. Чёрные, как насурьмленные брови, сходились у переносья, большие, округлённые карие глаза, прямой нос, слабый пушок над верхней губой, нежная улыбка при виде сына.

— Серёженька! Где же ты пропадаешь? — было её первым вопросом.

— Ну… — Я же беспокоюсь, мог бы хотя бы позвонить.

— Ма! Ты кушала? — вопросом на вопрос отвечал Сергей, пытаясь сбить мать с тона, настроенного на нотацию.

— Приходила Вера Сергеевна, мы немного поговорили, — меняя тон, ласково стала рассказывать Анна Семёновна. Сергей, видя, что мать уже не сердится, за долгое отсутствие начал оправдываться: — Ты же знаешь, что у Светки нет телефона, я ночевал у неё… — но не договорил, сообразив, что мать углубляется в воспоминания дня и волнующие её проблемы, замолчал, слушая.

— Вера Сергеевна приносила пирог, — продолжила начатый рассказ Анна Семёновна, — мы с ней пили чай. У неё всё никак не решаются проблемы со следствием. Следователь что ли попался бездарный или неопытный… не может даже простое ограбление раскрыть… тем более что Вера описала хулигана с художественной точностью. Она замолчала, что-то обдумывая, потом сказала: — Ты бы хоть покушал,… ты не проголодался?

— Нет, я не голоден, — ответил Сергей.

— Не понимаю я вас, молодых, — сокрушённо вздыхая, сказала она, — дома не ночуешь, живёте как попало. Тогда бы женился что ли…

— Да женюсь, женюсь,… наверно… скоро… и внуков ещё понянчишь, надоедят ещё.

— Ну… — многозначительно протянула Анна Семёновна, — когда это будет?

— Ма! Ты иди пока к себе в комнату, отдыхай. Ко мне сейчас должны заехать друзья. Нам надо будет серьёзно поговорить и решить кое-какие дела, — просяще сказал Сергей и налил себе в чашку чай. Анна Семёновна не предполагала и не догадывалась, чем занимается Сергей, она думала, что он трудится в какой-то фирме,… после того как уволился с работы на заводе. Она развернулась на своей коляске и покатилась в комнату, закрывая за собой дверь. Анна Семёновна считала Сергея хорошим, ласковым и заботливым сыном. И он старался быть для неё таковым. При взгляде на мать, у Сергея всегда обливалось сердце кровью, но что он мог сделать сейчас. Её надо лечить, но не хватает средств. Вот он и пытается заработать большие деньги, хотя и не праведным трудом. Работая на заводе, на хорошее лечение в престижной клинике не заработаешь. Оставаясь в одиночестве, Сергей с содроганием вспоминал неприятные эпизоды своей ещё короткой прошедшей жизни. Ему уже за тридцать, а что он видел.… Несколько лет он прослужил в спецподразделении ВДВ и побывал в горячих точках — в Карабахе, Чечне. За время службы видел и кровь, и слёзы, и смерть товарищей. Если бы не мать, он бы не очухался после службы, о каком институте могла идти речь. Демобилизовавшись старшиной, он устроился работать на завод… плата маленькая — копейки, не вовремя, а то и вовсе не было денег. Внезапно умер отец: у него случился сердечный приступ. Отец был директором крупного строительного треста. Отношения с отцом последнее время не складывались: слышались постоянные упрёки о несамостоятельности и чёрствости, отец хотел, чтобы Сергей пошёл по его стопам, а Сергей пошёл на завод. После смерти и похорон отца заболела мама, случился тоже приступ, и парализовало ноги. Врачи говорят: всё на нервной почве и что ещё не поздно, лечение вполне возможно — нужны только деньги, очень большие деньги. Сергею было жаль отца, мог бы ещё жить да жить, и тем более ему жаль маму. Случайно Сергей познакомился со Стапиным, и тот, видя, что Сергей неплохо дерётся и знает в совершенстве приёмы рукопашного боя, к тому же парень с головой, приблизил его к себе, завлёк в свою шайку. И Сергей был вынужден бросить завод — о чём он уже теперь не жалел. Вот это всё и волновало его, давило непомерным грузом, когда он находился в одиночестве; у него всегда была потребность с кем-нибудь общаться. Сергей ещё не успел допить чай, как в квартиру позвонили; по привычке, из осторожности, он посмотрел в глазок, а потом только открыл дверь. Вошли Чугунов, Руль и Бобыкин. Сергей провёл их на кухню, предупредив: — Только тише, мать отдыхает, не шумите, — он закрыл за собой дверь и уже нормальным голосом сказал, — докладывайте, чё накопали. Где были и кого видели? Только не все разом и с толком. Первым, как старший в иерархии, вызвался говорить Чугунов: — Я, конечно же, конкретных результатов не надыбал, но движняки пошли. Я был у Болта, он разрулит среди своих пацанов — если что — сольёт на трубу. Был ещё в нескольких местах, но там отказка.

— Так же, как и у меня, — встрял Боб, — никто не видел, никто не слышал. Правда, есть один щегол — из окна видел, как «мерина» обнесли, жалко, что он не разглядел — кто. Всё-таки одиннадцатый этаж. Молодой чувачок обувал: в чёрной кожанке, тачилу сразу открыл — видно спец… Пацан наверху подумал — хозяин, сигналка не сработала, а тот схватил баул и авоську — и в лес… по грибы…

— А что? Там ещё что-то было? — спросил Чугун.

— А как же, — ответил Боб, — кейс и пакет. Но это не наш поцик — залётный. Наверное, пас давно.

— А что у тебя? — поинтересовался Чугун у Ломакина. Руль сидел и молчал, он не занимался этими проблемами, его задача была в обеспечении колёс. — Я тоже пока… ничем порадовать не могу, — сказал Лом и добавил, — погостил у Чарли: пока только намётки, но шанс есть.

— Видно, не наша карта, — констатировал Чугун, — масть не та. Боб хотел закурить и вынул из кармана сигареты, но Сергей его остановил: — Я дома не курю — мать больна.

— Вот и посовещались, — сказал Чугун, а Сергей продолжил, — ну что, разбегаемся? Ещё дел много: надо ещё кое-кого встряхнуть, кстати, может, по этой волне чего-нибудь разгребу.

— Давайте веером тихонько по одному, — скомандовал Чугун.

— Вечером, у кого будет время и деньги, встретимся у Светки, — сказал Сергей всем и обратился к Рулю, — подожди меня, подбросишь до одного места, а то пешком в лом. Они все вместе вышли из квартиры, Сергей захлопнул дверь и, когда они спускались по лестнице, он вновь обратился к Рулю: — Смотри, вечером не нажрись, завтра тачка нужна, рванём в Москву.

— Какого там… — не договорив до конца, спросил Чугун. Сергей не ответил, а сказал: — Дурья башка, забыл, — он развернулся и побежал наверх. Сергей зашёл в комнату матери, Анна Семёновна лежала на кровати и дремала.

— Ма! Я уезжаю, приду поздно,… а может, совсем не приду, заночую у Светки, ты меня не жди. Ну, я пошёл. Он поцеловал мать в щеку и ушёл. Когда Сергей вышел из подъезда, все уже сидели в машине, ждали его, сиденье спереди было свободно. Все знали, что Сергей не любит сидеть сзади. Сергей сел в машину, резко бросив Рулю: — К универмагу «Ласточка», надо кое с кем встретиться. Руль завёл мотор, и они тронулись. Руль вёл машину потихоньку и осторожно. Морозец ещё не отпускал, но снег уже прекратился, дорогу укатали, как ледовый каток, и, хотя они ехали на внедорожнике, Руль не торопился. Все молчали, каждый думал о своём, даже Руль не разговаривал и не ругался, если внезапно на дороге появлялся неосторожный пешеход. Показался универмаг, Сергей сказал: — Можешь выкинуть меня где-нибудь здесь, немного прогуляюсь — ноги затекли. Руль сразу же прижался к обочине и остановился; Сергей, не прощаясь с друзьями, вышел и, не оборачиваясь, зашагал к универмагу со светящейся и видной издалека вывеской «Ласточка». Джип тронулся и уехал, доехав до перекрёстка — повернул направо и скрылся из виду. Шагая, Сергей насвистывал популярную мелодию. У входа он в киоске купил пачку сигарет, поднялся по лестнице в магазин. Сергей не торопился, обходя залы, коротая время: до назначенной встречи — двадцать минут. От товаров пестрело в глазах; Сергей из чистого любопытства, а частью с интересом, разглядывал на прилавках и стеллажах товары. Он взглянул на часы — до встречи осталось несколько минут. Поднявшись на второй этаж, пройдя через торговый зал электротоваров, Сергей вошёл в служебное помещение, сразу же направившись к приёмной директора. Сергей взялся за ручку двери, но она не поддалась, он тихо постучал; дверь открылась. В проёме показалась миловидная молоденькая, с кудряшками волос и испуганными, серенькими, с часто моргающими ресницами, глазами и с вымученной и виноватой улыбкой, как будто она за закрытыми дверями занималась чем-то предосудительным, девушка-секретарша: — В-в-вам кого? — заикаясь, спросила девушка.

— Меня должны ждать, Ломакин, доложи Шерстнёву, — командным тоном сказал Сергей и вошёл в приёмную с тремя столами, стоявшими буквой «П» и заваленными оргтехникой: компьютер, принтер, пишущая машинка и прочее, прочее барахло и хлам. Вдоль стены стояли стулья, на стенах висели плакаты, расклеены какие-то картинки. Девушка нырнула в чёрную, обитую кожей, дверь кабинета и через несколько секунд выпорхнула: — Войдите, — прошипела девушка, оставляя открытой дверь. Сергею показался подозрительным такой приём. Ему стало жарко и душно, но он не стал раздеваться, а только расстегнул замок кожанки и вошёл в кабинет, дверь за ним закрыла услужливая секретарша. От двери и до большого, чёрного письменного стола, за которым восседал полный, с рыжей шевелюрой и такими же рыжими усами, мужчина. Во всю ширину комнаты лежал ворсистый ковёр. По обеим сторонам вдоль стен стояли стулья для совещания, на окнах висели гардины, сдвинутые на края, и перехваченные на уровне подоконников синей ленточкой. Кабинет был большой и казался пустынным из-за малого количества мебели. С бегающими глазками, с небольшой, портящей одутловатое лицо, заискивающей улыбочкой, Всеволод Парамонович привстал, протягивая руку для пожатия. Заговорил ласковым, журчащим, как ручеёк, тенорком: — А… Серёженька… присаживайся… присаживайся. Он пухленькой, с короткими пальцами и нежной, как у женщины, рукой, пожал большую и грубоватую руку Сергея.

— Братва салам загоняет, — сказал Сергей.

— Рассказывай-рассказывай,… как здоровье… чем дышишь? — вновь заурчал голосок, — давненько у нас не был.

— Да как-то недосуг было, Парамоныч, — Сергей уселся в кресло у стола. — Парамоныч! Тут на тебя мои ребята бочку катят, говорят, ты от нас в отказку пошёл, мол, нашёл другую крышу. Как это понимать? Когда тебе трудно было — нужны были. А теперь… с глаз долой, из сердца вон, нехорошо… Парамоныч, — с укоризной сказал Сергей.

— Ну что ты! Сереженька! Как можно? Забывать старых и добрых товарищей.

— Скурвиться хочешь?

— Что ты, что ты!

— А как на — счёт крыши?

— А… а насчёт крыши — верно. Только не моя в том вина, Сережа. На меня наехали… столичные хлопцы,… все хотят в раю жить, ты уж не обессудь.

— Короче так! — категорически сказал Сергей, — если не хочешь иметь неприятности, то отвали, что задолжал и… и жопа об жопу — и кто дальше… остальное решай со Сталиным… не моё это дело, а за долг с меня спросят.

— Что ты торопишь?

— Я-то понимаю, тебе нужно было время… раскрутиться… ты, кстати, Сталина сам просил.

— Ну что ты сердишься, Сереженька? Какой базар? Ради Бога… Шерстнёв встал из-за стола, следом поднялся Сергей. Шерстнев поманил Сергея за собой. Они вошли в другую комнату — за портьерой у кресла, где сидел Шерстнев. Это была такая же просторная, как кабинет, с одним большим, как витраж, с цветными стёклами окном, комната отдыха. У стены стояли сейф, шкафчики со стеклянными дверцами, заполненные книгами в цветных обложках, с вазочками с конфетами и прочими товарами, коими торговал универмаг. На журнальном столике стоял бежевый телефон с автоответчиком, вокруг столика стояли кожаные, с высокими спинками, низенькие кресла, у одной стены стоял такой же кожаный диван, пол был паркетный, у дивана лежал мягкий коврик. Стены под самый потолок для изоляции шума задрапированы тканью бежево-коричневого цвета. В противоположной от входа стене была еще одна, обитая кожзаменителем дверь, которой не преминул воспользоваться, выскользнув, Шерстнев. Сергей сразу же почувствовал подвох. В комнате находились спортивного вида, высокие, в спортивных брюках и футболках, с накаченными мышцами, с бесцветными, казалось, одинаковыми глазами три амбала-кавказца. Амбалы сразу же перешли в наступление.

— Это ты, да, что ли, да, самый крутой, да? — спросил один из них и сделал выпад правой рукой, чтобы ударить по лицу Сергея. Сергей парировал этот удар, уклоняясь в сторону, встал в стойку, двое других, чувствуя превосходство и перевес, наступали. Сергей поймал руку наносящего удар первого левой рукой, правой нанёс чудовищной силы удар в солнечное сплетение, отчего первый осел и вырубился. Сергей взял инициативу в свои руки, зная, на что он способен и не подавляя в себе возникшее чувство отвращения к кавказцам, сохранённое со времён службы, одним прыжком приблизился к двум другим противникам, агрессивно настроенным. Ударом ноги одного из них он подсёк, а другому ударил по лицу. Подсечённый упал, но тут же вскочил, оказавшись сзади Сергея. От удара в лицо кавказец спереди отпрянул и снова ринулся в атаку, по лицу у него сочилась кровь. Амбал сзади ударил Сергея по шее и обхватил, пытаясь задержать, но Сергей, извернувшись, ухватил его за шею, повиснув, двумя ногами ударил нападавшего спереди, он отлетел к стене и, опираясь на неё, медленно сполз и отключился. Обхватившему сзади, Сергей, изловчившись, крутанул голову, да так, что у того хрустнул шейный позвонок. «Пообщался», — подумал Сергей и, вытерев руки о портьеру, достал телефон и позвонил Сталину.

— Ну, ты мне и удружил встречу, с маханием ногами. Парамоныч скурвился и свалил, а я разгребал, двоих вырубил, а третий. кажется, крякнул. Что делать?

— Отваливай побыстрее и подгребай ко мне, потрещим. Сергей вышел через ту же дверь, через которую прошмыгнул Шерстнев в коридор, параллельный тому, через который он входил, только по другую сторону магазина. По пути он никого не встретил, ни Шерстнёва, ни его подручных, не желая на сегодня больше приключений, он, смешавшись с толпой, затерявшись среди покупателей, пробрался к выходу. У входа в универмаг, на стоянке, Сергей нанял такси и назвал адрес Сталина. Подъехав к добротному коттеджу на окраине города, Сергей, расплатившись с водителем, вышел из машины. Открыл калитку и по бетонированной дорожке направился к дому.