Обещанная медведю. Вернуть ведьму

Анна Владимирова, 2022

Я сбежала от него год назад, чтобы никогда не вернуться. Я предала и бросила, прекрасно зная, что стала для оборотня избранной. А еще – я скрыла от него то, что скрывать нельзя. Но за все нужно платить. И теперь, глядя в глаза того, перед кем виновата, я думаю только об одном – он узнает обо всем и никогда не простит…

Глава 1

Я развернул Славу к себе, встречая ее сломленный взгляд, и замер. Не успел даже рассмотреть ее толком, а теперь и смотреть уже будто не на что — растерзал ее с голодухи, как безумец. Да и не мог я на нее смотреть. Хорошая, как прежде, даже лучше. А теперь так вообще взгляда не отвести. Но я все же смог. Опустил глаза на молнию куртки и застегнул ее, пряча свою ведьму от всего мира.

Моя ведьма. Моя…

Дрянь…

Захотелось вздернуть ее за запястья прямо здесь и выпороть ремнем за все. Но, кажется, даже спасая свой разум и животную часть себя, я наломал дров не меньше нее. Нельзя было так. Только поздно. Если переломаю, то нас обоих. Ее не отпущу.

В голове выли сирены, и все мигало красным, пульсируя кровью перед глазами, но холодный разум четко строил планы: «Стереть записи камеры наблюдения, поговорить с дежурным и приказать молчать об увиденном, захватить чемодан Славы с улицы…»

Я запер ее в допросной, быстро поговорил с дежурным и вернулся. Слава за это время сползла по стенке и сидела на полу, уязвимо обняв коленки, прижатые к груди.

— Пошли, — приказал я, взял ее под руку и поставил на ноги.

Ведьма пялилась перед собой, не реагируя. Послушно переставляла ноги, цокая каблуками, и я непроизвольно опустил взгляд…

…Как мне нравились ее ноги! Я с ума сходил, когда видел ее голые ступни. Да и сейчас вид ее ног в джинсах на высоких каблуках нейтрализовал ту призрачную сытость, на которой я планировал добраться до дома. Я подхватил свободной рукой чемодан на проходной и потащил вместе с девушкой к машине. На улице Славка ожила и уперлась предметом моей слабости, отказываясь идти:

— Пусти меня! — потребовала, вырываясь.

Я выпустил и замер, хмуро глядя на нее сверху. Даже на каблуках она была ниже меня на голову. И это заставляло больше думать о том, как спрятать ее за пазуху, а не выпороть. Злость проходила, потому что зверь видел — эта женщина теперь надежно его. Блок на шее, брачная метка — там же… Где захочется, там и возьму. А хотелось все сильней.

— В кого ты превратился?! — просипела Слава, толкая меня в грудь и тем самым прерывая поток эгоистичных мыслей.

Я молчал, хмуро глядя на нее. В ее взгляде было слишком много всего. Надо было лучше смотреть. Ошибся я. Сильно.

— Если так нужен сейчас, почему не пришла раньше? — тихо потребовал я, хватая ее за шею и притягивая ее к себе.

— Меня не было в Москве! — дернулась она, так некстати подставляя мне снова голую шею.

Не отрицала, что нужен. Но сама в лапы не пойдет.

— Хороша причина, — процедил я и тяжело сглотнул, пытаясь контролировать жажду вцепиться в нее зубами.

— Я не могла по-другому! — взвыла она, дрожа. — Если бы ты знал!..

— Так расскажи! — вскричал я.

Тихим шепотом всего не выплеснуть. Хотелось орать, трахать, хлестать по щекам и так по кругу.

— Не могу! — толкнула она меня сильней. Слишком больно я сделал. — Ты не смог бы меня спрятать! Влез бы в петлю сам, и тебя бы на ней вздернули!

— Лучше бы вздернули, чем год без тебя! — прорычал ей в лицо.

Не планировал обвинять ее в чем-то, но что делать, если все, что между нами осталось — только обвинение и обида?

Она принялась лупить меня в грудь, сначала поскуливая и всхлипывая, но уже вскоре полноценно рыдая. Я пережидал. Это не все было про меня. Понятия не имел, где ее носило, но ей было паршиво. Когда она вцепилась пальцами в мою футболку и подняла глаза, я понял, что мы нескоро достанем до дна всего того, что в них плескалось.

— Ненавижу тебя! — выдохнула она и шмыгнула носом.

— Что так? — усмехнулся я зло. — Ты, наконец, собиралась стать счастливой, а я помешал?

И я потряс чемоданом в другой руке. Тяжелый, зараза!

— Собиралась!

— Да ладно?! — оскалился я, теряя снова терпение. — Без меня? Брось, Слава! Некоторые ведьмы не умеют врать определенными частями тела!

— Да пошел ты! — скривилась она.

А я замер, пережидая еле переносимое желание усадить ее на ближайший капот и отодрать со всей страстью под светопреставление сигнализации.

— Я никогда не обещал быть идеальным, — тихо прорычал, поймал ее руку и вернулся на прежний маршрут.

Хорошо, что она начала кричать на меня. Аж отпустило. Значит, и ее отпускает. Но как же это все далеко от «жили долго и счастливо»… Ну вот за что мне это? Почему именно эта ведьма с этими несносными ногами?

Я усадил ее на переднее сиденье, закинул чемодан назад и обошел свой джип, чтобы усесться за руль.

— Ты мне расскажешь все. — И я завел двигатель.

— Ничего я тебе не расскажу, — уткнулась она в окно. — Хочешь — посади меня.

Я промолчал, зло выкручивая руль.

— Я знаю, кого ты спасала, — глянул на нее.

Ведьма скосила на меня взгляд, подобралась и отлипла от окна:

— И?

— Мать. Она проходила по делу свидетелем. Но документы, которые ты украла, видимо, могли сделать из нее организатора.

Слава покривила губы, но снова упрямо отвернулась:

— Не лезь, Давид.

— А у мамы твоей такой же дар — сбегать и путать следы. Я ее тоже не нашел.

— Повезло.

— От кого сегодня сбегала ты?

Слава устало откинулась на спинку кресла и обняла себя руками:

— От нее, — выдала она вдруг неожиданное.

— И почему же?

Она заморгала на яркий свет фонарей, когда я вырулил из проулка на большой проспект.

— Просто не могу больше, — нахохлилась. — Она не подарок.

— Она и не должна им быть, — нахмурился я, провоцируя.

— Не должна быть такой! — возмутилась Слава, поворачиваясь ко мне. — Ей все мало!

— Чем больше, тем безопасней.

— Смотря чего! Ты же знаешь, какую жизнь я вела, Давид. Как это может быть безопасней?!

Хотелось потребовать, почему она не спросила это у меня год назад. Но, к сожалению, всему свое время. Я старше Славы на двадцать лет. Но эта ведьма притягивала не только ногами. Она вела отчаянную опасную жизнь. Шла на поводу у дара, а теперь становилось понятным, что еще и у матери, ради которой рисковала сесть в тюрьму. Но все чаще я видел в ней маленькую девочку, которая научилась высекать огонек пальцами. Она игралась со своим даром, как с огоньком, долго не представляя, насколько опасным тот может быть.

Последний год я шел по остывшим следам прошлых ее преступлений, собирая портрет своей ведьмы по частям. Это зверю плевать, что было до. А мне ничего не оставалось, кроме как собирать пепел и согревать себя остатками его тепла…

— Я давно не живу с ней. — Голос Славы стал слабым и неуверенным. — Не стоило и начинать.

А я смотрел на дорогу и вспоминал, как впервые увидел Славу в участке. Она сидела на обшарпанном кресле в коридоре перед каким-то кабинетом, сложив ногу на ногу. Длинная юбка скрывала почти все, но то, что осталось, будило воображение гораздо эффективней. Я прошел мимо, глядя в мобильный, и только боковым зрением цепляясь за изящный подъем стопы в бархатной лодочке на каблуках. Такое в участке нечасто показывают. А еще запах… Слава изучила обо мне все, что могла, прежде чем полезла под кожу.

— И что же сделала мать? — глянул я на нее.

— Много всего, — глухо выдавила она и снова отвернулась. — Я больше ничего тебе не скажу.

— Плохо ты меня изучила. — Всегда мечтал сказать ей это и доказать.

— Я не планировала стать твоей избранной, — снова обернулась она.

— Ну кто такое может планировать? — усмехнулся я зло, надавливая на педаль. Пустынные ночные улицы были весьма кстати для разгона автомобиля и собственных эмоций. — Ты думала, я просто так на тебя поведусь?

— Лучше бы нам не встречаться больше.

— Не тебе это решать, — огрызнулся я.

— Моя мать — очень влиятельная ведьма, Давид. А ты сейчас переходишь ей дорогу. Она не отдаст меня тебе. У нее на меня далеко идущие планы!

— Ты замужем за мной, — спокойно напомнил я.

— Не помню, чтобы ты стоял передо мной на колене и просил выйти за тебя!

— Не до этого было — тюрьма по тебе плакала! — рыкнул я.

— Она продолжает рыдать! — хлопнула по парпризу ведьма. — Мы женаты только по твоим законам! А тюрьма плачет по общим!

— Ты бы выучила законы прежде, чем их нарушать!

— Мне раньше не надо было! У меня был дар сбегать раньше, чем эти законы ко мне кто-то смог бы применить!

— И куда же он делся?

— Нет его больше! Доволен?! Я стала ни на что не способна, как только сбежала от тебя!

Я промолчал.

— Поэтому можешь снять свой ошейник, — усмехнулась она, отворачиваясь к окну.

Не сниму. Эта ведьма сможет затеряться даже за пазухой! А я не могу больше верить и потерять — тоже.

До моего дома мы доехали в молчании. Насколько это вообще можно назвать молчанием. Ведьма часто дышала, кусала губы и всячески ерзала, то неуверенно сжимаясь, то расправляя плечи и вздергивая подбородок. Из машины я вышел, полный решимости вытрясти из нее все, что раздирает ее изнутри. От напряжения болела голова. Я вытащил чемодан, поставил возле калитки и направился за ведьмой. Слава послушно вылезла и даже руку мне дала, не дернувшись.

Здесь она уже была. Здесь же и украла документы…

Это я потом понял, что эта ведьма удивительным образом влияет на ход событий вокруг. Будут теряться вещи, глохнуть двигатели, сбиваться с пути таксисты, но все будет складываться так, чтобы задуманное сложилось нужным ей образом. Казалось бы, зачем я ей? Но ключевая персона важна, как оказалось. Это я вычислил, повстречавшись с некоторыми ее жертвами. Она не может просто протянуть руку и взять. Ей должны принести и положить те, кто связан с нужной вещью.

Тем вечером документы попали ко мне таким витиеватым образом, что сложно было вообразить. Их везли с одного края города на другой, машина попала в метель, накрывшую Москву так внезапно, что никто не был готов. Ребята попали в аварию, но, к счастью, не пострадали. И, удивительное дело — недалеко от моего района! Я бросился туда пешком, вытащил ребят и забрал вещдоки. Ехать в участок было чистым самоубийством, и я отложил это до утра. Почитать то, что попало в руки, тоже не пришлось — мою постель в кои-то веки грела настолько желанная женщина, что я с трудом оторвался от нее на час и не собирался терять больше ни минуты.

Способности ведьм не изучены. На страже угроз для новых видов стоит особый департамент. И Слава скорее угодит туда, чем за решетку, как и некоторые другие редкие неизученные виды. Ее будут классифицировать и вычислять степень ее угрозы для общества.

Слава опасна. И меня это чертовски беспокоило.

Я и сам редкий экземпляр. Оборотень и ведьмак одновременно. Нас таких зарегистрировано всего трое. Но класс мой был признан безопасным, насколько оборотень вообще может быть безопасен. И даже выдали статус важного вида с всякими льготами и пожеланиями к продолжению рода. Смешно… Спасибо, что хоть не заперли в лаборатории и не заставили наполнять стаканчики биоматериалом. А вот знакомить меня с подходящими женщинами пытались. Но, к счастью, конвенция о свободе выбора все еще соблюдалась Высшими, и мне удалось унести ноги. Не уверен, правда, что на этом их попытки закончились. Ненавязчивые приглашения на всякие встречи-лекции-семианары я получал регулярно.

Только вот Славе такая история не грозила. Я не знал силу ее дара. Поставить блок мне удалось, но долго ли он ее удержит — понятия не имел. Верить ведьме на слово, что силу она утратила, я не собирался. Дар у нее специфичный. Может, цели не было подходящей после спасения матери. А захоти она сбежать от меня — неровен час, поскользнусь на ровном месте и шею сломаю.

— Ты все этот плющ никак в порядок не приведешь, — проворчала ведьма, цокая каблуками по дорожке.

— Теперь приведу, — усмехнулся. — Возьму отпуск и приведу. Что тебя еще не устраивает?

— Ты как в хлеву тут живешь, — нарывалась она. — В прошлый раз я не могла сказать, сам понимаешь…

— Понимаю, — не собирался ей потворствовать. — Не споткнись на ступеньках.

Пусть побесится. Так даже соблазнительней. Я поставил чемодан рядом с дверью и достал ключи, поглядывая на Славу, застывшую на пороге.

— Удобно, что ты сразу с чемоданом ко мне вернулась, — толкнул я двери и кивнул ей внутрь.

— И не говори, — вздернула она нос, входя в темноту прихожей. — Хоть не в твоих футболках позорных ходить. У тебя тут сдох кто-то? Или мусор месяц не выносил?

С губ едва не сорвался смешок — она меня заводила. Вернее, не меня — мою звериную часть. И медведь обалдел от такой несговорчивости строптивой сучки, вздумавшей воротить нос от его берлоги. Нехорошо. Будет толкать меня на новые ошибки. Но Славе только это и нужно — побольше поводов меня ненавидеть. Хочет, чтобы я срывался…

— Я тоже по тебе очень скучал, — прорычал я низко и коротко ткнулся ей в затылок носом.

Она отпрянула от меня и принялась метаться по пространству в поисках выключателя. Когда, наконец, зажгла свет, развернулась ко мне в полумраке гостиной:

— Не скучала я по тебе! — выпалила, тяжело дыша. — Я ненавижу тебя, Давид! Каждый день, что мы провели!..

А сама вжалась в стенку и мелко задрожала, глядя, как медленно приближаюсь к ней.

— Слава, то, что ты сделала, не стоит того, чтобы вынуждать меня тебя убить. — Я приблизился вплотную и посмотрел ведьме в глаза. — Или ты сделала что-то еще?

— Ничего, — глухо отозвалась она, сбегая взглядом. — Просто смысла не стало.

— Куда тогда бежала сегодня?

— Куда угодно, лишь бы подальше…

— Я все равно узнаю. — Попытался поймать ее подбородок, чтобы вернуть взгляд, но она мотнула головой, сбрасывая мою руку:

— Значит, оставь в покое, раз тебе есть чем заняться.

— Я сам решу, что мне делать.

Она все же подняла на меня глаза, но не выдержала моего взгляда. Врет. Что-то было еще. И не я ее сломал, как боялся. Но не все сразу.

Я оставил ее и направился в кухню.

— Есть хочешь?

Нормально тут пахло. Пустотой. Ни мусорного ведра, ни дохлых животных не водилось. Так, затерялся под потолком запах вчерашнего кофе и табака — в прокуренных вещах, в которых я пришел.

— Курить. И выпить.

— А старалась казаться хорошей девочкой когда-то, — усмехнулся я.

— Ты разве не сразу меня раскусил? — Она прошла следом за мной и осмотрелась. — Пусто у тебя…

— Я тебя не кусал. — И я протянул ей пачку сигарет. — Курить на улицу. Выпить только после еды.

— У тебя нет еды, Горький. — И она облизала губы, вытаскивая сигарету из предложенной пачки.

— Сейчас закажу. Что хочешь?

— Я голодная, — требовательно начала она. — Очень. Что-то посытнее…

— Я не знаю тебя настоящую, — оперся я на столешницу с мобильным в руке. — Чего ты хочешь, Слава?

— Суши. Побольше лосося. Все чтобы с лососем — внутри и снаружи. И белое вино.

— Фрукты?

— Кумкват. Много. И черный чай с сахаром. А еще облепиховое варенье.

— Иди кури, — кивнул я ей в сторону двери, качая головой. Вино и облепиховое варенье! Ну-ну.

— А если сбегу? — усмехнулась она.

— Кто тебя, кроме меня, накормит кумкватом в три утра, Слава? — посмотрел я в ее глаза. — Иди.

— Я была с тобой настоящей, — вдруг заглянула она в мои глаза. — Ты просто не спрашивал тогда, чего я хочу.

Она сгребла из моей открытой ладони зажигалку и направилась из комнаты. А я слушал удаляющийся звук ее шагов, и казалось — моему дому вернули сердце, и теперь оно снова стучит…

* * *

Я вышла на крыльцо, прижалась спиной к стенке и сползла до пола. По щекам покатились слезы, в горле сдавило, и я сжалась, всхлипывая.

«Убьешь меня все равно… когда узнаешь», — подумала, упрямо чиркая зажигалкой. В том, что он все узнает, даже не сомневалась. Просто хотелось еще пожить…

И, может, побыть с ним. Прежним.

Давид не особо изменился. Я чуть деру не дала, когда увидела его впервые. Вернее, попробовала. Он появился в поле зрения, а меня всю пробрало до костей, и это не ради красного словца. Я никогда не чувствовала подобного. А тут — просто мимо прошел, а у меня по позвоночнику забегали колючие разряды. Что они хотели мне сказать? Я подумала, что надо бежать, но мать раскисла мне тогда в трубку. Никогда не видела и не слышала ее такой раздавленной. Она впервые, казалось, по-настоящему во мне нуждалась, умоляла… Ведь у нее больше нет дара. Ведь она из-за меня его потеряла, обменяв на мою жизнь. А у меня еще был, и только на меня она могла рассчитывать.

Я вернулась в участок и уселась на стул как раз тогда, когда Давид выглянул в коридор из своего кабинета. От его голоса у меня едва ноги не подкосились, взгляд вообще смешал все внутри, и я рухнула ему в руки, запутавшись в юбке. Но уже тогда было понятно, что дар заработал, пусть и непривычно — Давид повелся на меня, как и десяток мужчин до него…

… Только прежде не велась я.

Шмыгнув носом, я затянулась сигаретой и прикрыла глаза. Наверное, мне действительно хотелось к нему обратно. Но не так. Не после всего. Вот если бы отмотать назад, забыть про эти документы…

Кого я обманываю? Повторись сейчас все это, я бы не смогла бросить мать. Даже после всего, что она сделала и кем явила себя.

Мне нужно переставать спасть кого-либо. Это не мое. Надо как она — холодно использовать всех и вся.

Когда в кармане запиликал мобильный, я тяжело сглотнула и ответила на входящий.

— Привет, Сью…

— Привет, Кнопа. Ты уже в самолете?

— Нет, Сью…

И я расплакалась.

— Стася, что случилось?! — сразу взорвался ее голос беспокойством.

Сюзанна была единственным по-настоящему близким мне не-человечком. Боевой подругой, которая обогреет и примет в любом состоянии, с чем бы я ни пожаловала на ее порог.

— Стася, куда мне мчаться?!

— Никуда. Я у Давида.

— Как?..

— Сама не понимаю. Таксист привез. Что-то с даром моим совсем беда. Прямо ему в руки…

— Стася, он тебе больно сделал? — воинственно засопела в трубку Сью.

Хороший вопрос.

— Я была первой.

— Куда мне ехать?! — рявкнула она. — Он домой тебя увез?

— Сью, никуда не надо ехать. Просто я не улетела…

— Все равно найду его адрес!

Она и правда могла — связей у нее хватало.

— Давай завтра поговорим, — отрезала я окрепшим голосом. — Не надо все усложнять. Я разберусь.

— Стась, когда дело касается этого оборотня, ты разбираешься плохо! Ты не знаешь, что от него ждать!

— Он меня замуж взял, — привела я контраргумент, смахивая пепел с невостребованной сигареты.

— Что? — опешила подруга.

— Ага. Вот так — с порога…

— Эк его приложило… Но ты же понимаешь, что это не особо взвешенное решение?

— У него было время взвесить — я год от него скрывалась.

— Ты его оправдываешь! Не надо!

— Никого я не оправдываю. Я его использовала. Надо нести ответственность, Сью. Разве нет?

— Кому-то, может, и надо, — согласилась внезапно она. — А кому-то надо этого ответственного спасать. Называй адрес!

— Прости, дорогая. Не надо. Я тебя наберу завтра.

Я отбила звонок как раз, когда к калитке примчался доставщик с коробками.

— Вы еду заказывали? — отчаянно возопил он.

Двери в дом открылись, и из них вышел Давид. Бросил на меня взгляд, едва я успела растереть слезы по щекам, и сбежал по ступенькам. Пока он забирал пакеты, я выпрямилась, но зайти в дом не успела — залипла на фигуре мужчины в ночной дымке. Он, кажется, усмехался быстрому рассказу доставщика, как тот уперся в кладбище и уже собирался задать стрекоча, когда увидел светлячка в тумане. Им оказалась моя тлеющая сигарета…

А я смотрела на усмешку Давида, понимая, что мне он так уже нескоро улыбнется. Вернее, никогда. Стало горько. Я вдруг поняла, что Давид был мужчиной моей мечты. Та неделя, что мы провели вместе год назад — идеальными отношениями, о которых я мечтала. Мне несложно было дурить ему голову, изображая из себя невинность. Я стала ею в его руках. Потому что играть не выходило. Ему это не было нужно.

— Пошли? — кивнул он мне на раскрытую дверь.

— Окурок куда деть? — вздернула я бровь. — Так-то я обычно сжигаю. Но ты все запретил…

Он раздраженно взял его из моих пальцев и сжег, стряхнув пепел на пол:

— Заходи, — повторил с нажимом.

— Я все хотела тебя спросить, — проследовала я за ним в кухню, — ты же теперь знаешь обо мне многое… Никогда не думал, что твой выбор — всего лишь следствие моего дара?

Я оперлась плечом на стенку, глядя, как он разбирается с пакетами.

— Это уже неважно, — непоколебимо констатировал, вытаскивая вино из бумажного.

— Как это? — усмехнулась я сипло. — Ты бы не влюбился… Все твои чувства — иллюзия. Я обманула тебя и твое звериное чутье и заставила себя хотеть…

— Тебя несложно хотеть, Слава, — возразил он спокойно. — Может, мать тебе вбивала в голову другое, но ты очень привлекательная сексуальная женщина. В день, когда ты заявилась в участок, тебя хотели все мои холостые опера… А, может, и не только холостые…

Я снова задышала чаще, пробуя усмехнуться, но не выходило.

–…И сейчас я тоже тебя хочу, но дара у тебя уже нет, — продолжал он, выкладывая роллы на тарелку.

— Разве не выбор тому виной? — упрямо потребовала я.

— Я наполовину ведьмак, помнишь? Не все в моем поведении диктует зверь. — И он принюхался к итоговому блюду. — Свежие. Кумкват мыть?

— Мой, — нахмурилась я раздраженно.

Хотелось вывести его из себя, но он не позволял.

— Садись.

— По-моему, ты просто трус, потому что не хочешь посмотреть правде в глаза, — отчеканила я. — Я тебя не люблю. И ты меня — тоже. Все, что у тебя ко мне есть — это больная животная прихоть!

Повисла тишина, в которой, казалось, было слышно, как долбится мое сердце о грудную клетку. Давид отвернулся от меня к раковине, не спеша достал бутылку из пакета, потом пару бокалов из шкафа. Когда обернулся, у меня будто все остановилось внутри — жизнь, дыхание и сердце.

— Я не знаю всего, что с тобой случилось, Слава, — заговорил он мрачно, — и зачем ты пытаешься убедить себя в том, что ненавидишь меня, в то время как тебя трясет от желания оказаться у меня в руках. Но если не хочешь мне рассказывать правду — заткнись… и садись есть.

Я не стала перечить. Прикрыла расслаблено глаза на секунду и прошла к стулу и растеклась по нему от усталости. Ноги никогда не ныли в каблуках, а тут отозвались таким напряжением, что я не выдержала и тут же стянула туфли.

— Дай вина.

— После еды, — поставил он передо мной тарелку.

Я демонстративно схватила ролл с лососем, запихала в рот… и зажмурилась от удовольствия. Черт, как же вкусно! Сколько я не могла это себе позволить? Долго. Даже не заметила, как он поставил мне бокал с вином.

— Чай сразу?

— Угу, — промычала.

Не нужен мне чай, но заставить мужчину снова отвернуться к разделочному столу очень хотелось. Мне было и спокойней, и тревожней одновременно, когда взгляд упирался в его широкую спину.

— И как у тебя год прошел? — взялась я за бокал.

Я только сейчас вспомнила, как у него на кухне все продумано. Чая с пакетиками там не найдешь. Чайник, разная заварка, чашки разных калибров. Когда мы познакомились, и он привел меня домой, я повадилась заваривать какой-то белый чай в чашке. Давид тогда ни слова не сказал, да и сейчас тоже. Заварил мне того же самого. Это позже я узнала, сколько этот чай стоит, и что его так пить не принято.

— Нормально, — отозвался он. — Даже увлекательно… Я раскопал всю твою жизнь от детского садика до ограбления миллионера Высотского…

— Ох ничего себе! — поболтала я вином в бокале. — И как она тебе? Моя жизнь?

— Я не собирался ее оценивать. — И он поставил чашку передо мной и тарелку с кумкватом. — Я хотел тебя найти.

— Многие хотели, как ты понял, — усмехнулась я.

— Да, — ответил он многозначительной усмешкой.

— И как мы дальше будем? — нарочито бодро поинтересовалась. — Думаешь сделать из меня домохозяйку?

— Я сам неплохо справляюсь с домашним хозяйством.

Он сел рядом, а я только тут заметила, что он и себе сделал чай. Точно такой же, как и мне.

— Этот чай же так не пьют, — заглянула я в его чашку. Он промолчал, наградив меня хмурым взглядом. Видимо, теперь он пьет так. — Ты не сможешь со мной жить, Давид.

— Я просил тебя заткнуться на сегодня, — беззлобно напомнил он, берясь за ручку кружки.

И что-то подсказало, что он уже перетек в ипостась того глухого оборотня, с которым я встретилась сегодня. И снова этому способствовала я. Его куртка вдруг показалась неуютной, хотя до этого момента я и не помнила, что сижу в ней.

— В ванную пойдешь? — пристально посмотрел он на меня.

И будто не про ванную спрашивал, а уже совсем про другое. Хотя что тут спрашивать? Я помню, каким голодным он может быть. Но год назад он был чертовски занятым начальником участка. А теперь — год сплошного голода. Уснуть мне сегодня он не даст. Скорее, уложит в обморок.

— Пойду. Хочу тебя смыть.

— Слав, ну почему ты не умеешь быть пушистой и покладистой? — рывком поднялся он. — Иногда это был бы кстати. Всем стало бы легче.

Мое время трепать ему нервы кончилось. Давид забрал недопитый бокал, поставил меня на ноги и дернул пояс своей куртки, который я успела завязать узлом.

— Удобная. Дашь еще поносить? — прошептала и прикрыла глаза, когда он стащил ее с меня.

— Не дам. — Он взялся за молнию джинсов, но уже не с таким голодом и злостью. Сел на мой стул и притянул меня к себе, спуская штаны до самого низа. Я послушно переступила их. Белье было влажным после первого раза, и прохладный воздух неприятно лизнул узкую полоску кружева между ног, но Давид избавился и от него, оставив меня голой.

— И дальше что? Мыть полы? — шепнула я, дрожа, но упрямо усмехаясь: — Сосать?

— Пожалуй, второе заставило бы тебя замолчать надежней, — нахмурился он, глядя на меня снизу так, что и правда захотелось опуститься перед ним на колени и унизиться до конца. Но он унизил гораздо эффектней: — От тебя прет чужим мужиком. Кто он?

— А я разве не сказала? — наиграно удивилась, одновременно пытаясь сглотнуть унижение. — Я замуж выхожу. Маменька все устроила. Ты бы его видел! Красавец, богат, известен…

Дослушивать он не стал. Поднялся рывком, сцапал снова за шею и повел перед собой в сторону ванной, вынуждая встать на носочки. Там заставил опуститься на колени на коврике, злобно рыча:

— Еще одно слово — наложу обет молчания. Сможешь только стонать и кричать.

Я сжалась в комок, пока он раздевался и включал воду. Послушно встала, когда подхватил под руку, а потом и на руки. Короткие мгновения в его руках быстро сменились на холод кафеля и мощный поток воды, в который он меня втолкнул. Я отплевывалась, упираясь лбом в стекло, пока озверевший ведьмак натирал меня мочалкой до боли.

— Больно! — хрипло выдохнула на его нажим между лопаток, нарушая запрет.

Давид смягчил гнев, но следом напугал, рывком отдирая меня от стекла и прижимая к себе. Руки заскользили по коже быстро, жадно, подчиняюще. Мочалка исчезла, и его ладонь легла на голую грудь, сжимая и задевая кончиками пальцев чувствительные вершинки. Вторую руку он убрал от горла и по-хозяйски запустил между ног, вынуждая дернуться и сильней вжаться в его бедра. Я едва успела выставить руки и упереться в стенку, прежде чем он вошел в меня, и ноги подкосились.

Я искала его в других мужчинах. Сначала. Безжалостно игралась с чужими чувствами, не подпуская никого ближе, чем был он. Никто не мог с ним сравниться. Меня не устраивал ни голос, ни запах, ни чужой взгляд. Чертов оборотень не просто залез под кожу… Он сделал со мной что-то, что обезоружило, выбило почву из-под ног…

Ладно, он меня выбрал, и не может по-другому. Но я? Как это все произошло со мной? И теперь меня рвало от противоречий. Хотелось брать то, что никогда не было и не будет моим. Бежать и снова сдаваться, сопротивляясь до последнего…

Я впивалась пальцами в холодный кафель, пытаясь хоть немного зацепиться за реальность, но выходило плохо. Давид сводил с ума каждым движением. Не жалел, жестко ударяясь своими бедрами о мои и двигался все быстрее. Острые капли лупили нещадно по коже, играли реквием на позвонках и обжигали чувствительные ягодицы, обостряя ощущения до предела. Я сжималась внутри, насколько могла, чтобы сдержать напор мужчины, но он лишь с упоением вжимался в шею жесткими губами, вынуждая каждую минуту ожидать укуса. И я была бы рада, если бы уже укусил… но он изматывал ожиданием и заводил все сильнее.

— Не надо, — прошептала в отчаянии, но слова поглотил шелест воды. — Пожалуйста… Пожалуйста…

…не останавливайся.

Его жесткие пальцы и рычание поставили точку в его удовольствии и мои нервы на дыбы. Я попыталась рвануться из его рук, но он только сильнее вжал в себя, едва не задушив.

— Никогда так не делай, — зарычал на ухо, ослабляя пальцы на горле, но следом нежно огладил и прижал к себе, замирая.

А до меня дошло, что мне все время хочется сделать — вывести его за грань, чтобы он натворил столько же непоправимого, сколько и я…