И мечты станут явью

Анна Май, 2022

Эта книга о реальных событиях. Эля отправляется в Лондон к пригласившему ее итальянцу Роберто. С надеждой, что ее жизнь изменится к лучшему. Но у каждого из них свое прошлое с его травмами. Как сберечь вспыхнувшую любовь вопреки всему? Среди поднятых тем: как завоевать чье-то сердце; как не наступать на самые распространенные «грабли» в отношениях, чтобы сохранить их надолго; как избавиться от мешающего жить груза из прошлого. А также про открытие собственной сексуальности, проблемы отцов и детей, интернациональных браков и адаптацию в другой стране. Еще эта книга о том, как разрушителен психологический абьюз. Особенно опасен нарциссический абьюз. Самое страшное, что многочисленные жертвы нарциссов и психопатов часто страдают от комплексного посттравматического стрессового расстройства. Как те, кто побывал в плену или в рабстве! В заключении – советы о том, как распознать токсичных личностей и как справиться с КПТСР (новейшие открытия мировой психологии).

Добро все же сильнее зла

С утра Роберто поехал закупать продукты для дня рождения Джоша. Эля спросила, как много гостей ожидается? В Питере ей рисовался в воображении праздник как в голливудском кино: с кучей детей и родителей, клоуном, тортом и воздушными шарами. Но Роберто ответил, будет всего пять или шесть самых близких приятелей Джоша и никаких взрослых. Донна, слава богу, не придет — от этой вести Эле стало легче: экс-жену наверняка порадовал бы ее опустошенный вид. Эля старалась прикидываться, будто ничего не случилось. Она приветливо всем улыбалась, но внутри чувствовала себя полумертвой. Или полуживой. И снова, как часто в РФ, замороженной. Когда она впервые запретила себе что-то чувствовать, чтобы не умереть от отчаяния? Совсем маленькой. Она тогда почти ничего не знала, но до нее уже дошло: бесполезно кричать и плакать, жалуясь на что-то. Потому что если услышат, то не помогут, не утешат, а дополнительно накажут. И родители, и воспиталки в яслях и детсаду, и санитарки с медсестрами в больнице, и любые другие взрослые. Российским детям ее поколения и старше полагалось быть послушными и незаметными. Удобными для других. А что малыш чувствует внутри не в счет. Вот и Эля привыкла думать, что ее эмоции — это что-то лишнее. Для окружающих и для нее самой. Потому что очень трудно понимать, что делать и как выжить, если тебя захлестывают обида и злость. А если их отключить, то появляется надежда: настанет день, когда ей исполнится 16, и Эля сможет на законных основаниях сбежать от главного мучителя — отца на свободу. Сейчас Эля тоже, как ребенок, мало что понимала в этом зарубежном мире. И, как малыш, плохо говорила на новом языке. Но все же теперь ей будет легче: кроме временной крыши над головой, она никак от Роберто не зависит! И, все-таки, он совсем не как ее отец! Только почему-то чувства, что она начала испытывать, оказались такими же гнетущими, как и в родительском доме. Вот поэтому так важно их отключить! Заодно отключится и любовь. Ну и хорошо: пора вернуть голову на место. Может быть, любовь — роскошь вообще не для нее. По крайней мере, не сейчас точно. Но как трудно, ощутив наконец, что это такое, почувствовав чью-то заботу, снова оказаться в темноте и неизвестности на пронизывающем ветру реалий под ледяным дождем здравого смысла! Зная, что никто не откроет дверь, не пригласит к себе, не протянет руку помощи. Словом, выживай, как хочешь. Снова одна. Ладно, ей не привыкать. Ее самое первое воспоминание: Эля лежит в ясельной кроватке с высокими бортами напротив открытой форточки, оттуда несет лютым холодом. Она плачет, прося о помощи. Над ней возникает женщина, у нее злое лицо, в голосе явная угроза. И Эля испуганно затихает, чувствуя с безнадежностью, что ей становится все хуже. Когда она попала в реанимацию с воспалением легких? Ей было 6 месяцев, февраль. В феврале температура на улице в том городке не выше — 20, а то и за 30 мороза. В реанимации Эля лежала одна: мама сказала, родителей не допускали. Но когда Элька попала в больницу в 5 лет, то увидела в отделении двух матерей, ухаживавших за своими детьми. Где они ночевали — на кушетках в коридоре? Или приходили с утра пораньше? То есть, если чья-то мама очень хотела, она могла с медперсоналом договориться. Но Элина мать не стала. Чтож, ее младенца тогда вроде как спасли. Выписав без воспаления, но с диагнозом «анафилактический шок на пенициллин». То есть, Эля чуть не умерла — а мамы рядом не было. Только чужие взрослые, в лучшем случае деловито-равнодушные. Эля ничего не помнила про свое первое пребывание в больнице, но наверняка тогда ей было гораздо хуже и страшней. Должно быть, она полагала, что мама ее бросила, отдав на растерзание всем этим незнакомцам, что принялись ее колоть. Может, именно от этих невыносимых чувств и мыслей Эля чуть не умерла?

А во второй раз в больнице старшие девочки в палате, от 12 до 14 лет, устроили пятилетней Эле и шестилетней Свете дедовщину: заставляли зубной щеткой подметать пол, по два раза в день его мыть, придирались, насмехались. Света начинала плакать, Эля по привычке, усвоенной с отцом, превращалась в истуканчик: если стараться не реагировать внешне, то скорей отстанут, потеряв к жертве интерес. Хотя внутри у нее каждый раз бушевал ядерный реактор, готовый взорваться. Но если кинуться с кулаками на какую-то из этих взрослых девок, они ее просто забьют. И поймут, что до смерти, когда уже будет поздно. Ее отец в ярости себя не контролировал, эти большие девчонки были похожи на него, так что Эля понимала: пощады ей не будет. А потом к ним заглянула девочка из другой палаты, тоже большая, ей было уже 12-ть. И возмутилась всем этим безобразием: «Вам не стыдно гнобить маленьких? Им без вас плохо». Оказывается, герои и спасители бывают не только в сказках! И наяву есть такие люди, что приходят на помощь другим! Жить после этого открытия стало гораздо радостней и легче. Эле та девочка показалась сверхсуществом. Значит, добро сильнее зла, раз добрая фея не побоялась выступить одна против всех этих злобных кикимор! А назавтра Эля сама осмелилась дать рослым стервам отпор, когда тем захотелось садистски поразвлечься снова. Элька пригрозила пожаловаться. Ее обозвали ябедой и переключились на Свету. Та послушно взяла зубную щетку и со слезами на глазах опустилась на колени, но Эля щетку отняла и запустила самой вредной из старших в лицо: «Вам надо мыть пол — вы и мойте!». Их начали обзывать, угрожать — но Эля стояла в дверях, готовая ринуться в коридор с криками о помощи. Почему-то теперь она боялась этих горилл гораздо меньше, словно часть суперсилы девочки-защитницы передалась ей. Главное, Эля ощутила: она больше не одна! И правда — не на той безжалостной стороне!

Совсем не факт, что в результате Эле самой бы не досталось за поднятый шум: медперсонал не стал бы разбираться, кто там на самом деле виноват. Однако старшие девчонки с тех пор от Эли и Светы отстали. После этого больница уже не казалась кромешным адом, играть с другими детьми в коридоре было даже весело.

Кстати, во второй раз в больницу Эля тоже попала прямиком из детсада, уже в другом городе. Ей было ужасно скучно лежать неподвижно в тихий час, и она во второй раз попросилась в туалет. «Стой! Майку и тапки сними, а то вечно торчите там. И еще раз не пущу», — разозлилась воспитательница. Эле не хотелось писать, но после этой угрозы она боялась покидать туалет. Вдруг ей в самом деле приспичит, и что тогда? Лежать в луже? А потом ее все засмеют! Часов в туалете не было и она не знала, сколько еще до общего подъема. В итоге Эля проторчала почти весь тихий час в холодном туалете в одних трусиках босиком на ледяном полу, заполучив пиелонефрит. Зато больше в больницу она не попадала! Хотя услышала однажды, как нянечка в садике поучает новенькую: «Форточку в тихий час откроешь — и назавтра половины высерков нет». Но уже опытная Эля старалась выбирать раскладушку подальше и от окон, и от воспитательницы. А та почему-то любила к Эле придираться — возможно, этой вампирше нравилось жрать энергию именно этого ребенка. Или она ощущала, что Эля при всей ее внешней послушности ее не уважает. Хотя никто ту воспиталку не любил! Ее боялись. Как-то раз их надзирательница велела всем сидеть неподвижно и тихо: кто сумеет, того она отпустит гулять. И вот уже веселятся все, осталась одна Эля! Девочка старалась не шевелиться, но ее имя все не называли. А когда она робко подняла глаза — может, про нее забыли? — поразилась, как огромная женщина напротив на нее смотрит: с радостным злым торжеством. И тогда Эля не выдержала, заревев: она же старалась, лучше всех, дольше всех — за что с ней так?! «Что же ты не идешь гулять? Я тебя давно отпустила», — с притворным сочувствием заметила ее мучительница. Возможно, она хотела непокорную сломать — вероятно, отношение девчонки все-таки читалось по глазам. И капо* (*звание надзирательниц в фашистских концлагерях) была к своей цели близка — только Эля уже знала, что не все такие, как эта мымра! Есть и другие люди, как та девочка-защитница. Потом она радовалась всякий раз, когда встречала проявления чьей-то доброты. Даже самые минимальные. Так, Эля охотно здоровалась в ответ на приветствия знакомых продавщиц, чувствуя, что у нее улучшается настроение. Потому что ее тут помнят. Дают товар получше, советуют не брать плохой и не надувают. Ее первая учительница, милая пофигистка, казалась просто чудесной после детсадовской садистки: дети по контрасту приняли добросовестность за любовь. А когда пятилетняя Эля как-то проснулась и поняла, что она совершенно одна (родители ее бросили, потому что она плохо себя вела! На самом деле, просто ушли в гости), на ее рев в подъезде вышла одна из соседок и отвела к себе, успокоив. Эта чужая старушка оказалась добрей, чем родные бабушки! И последняя Элина начальница тоже была хорошей личностью: ни на кого не орала даже при косяках и форс-мажорах и старалась по-человечески ко всем относиться. Может, она Элю обратно возьмет? Но сначала надо все-таки попробовать закрепиться в Лондоне. Во-первых, тут зарплаты больше. Во-вторых, подальше от гопников. Противостоять Злу в одиночку очень трудно. И разве она не заслужила от всего этого отдых наконец?