Закрытый поселок

Анна Макар (2024)

Чтобы избавить своих детей от жестокости окружающего мира, группа людей создала закрытый поселок. За забор нельзя выходить почти никому, кроме некоторых взрослых. Но действительно ли всё настолько плохо там, в городе?

Глава 5

И вот наступил день наших экзаменов. Первый экзамен — базовая математика, его сдавали все пятеро. Мы надели белые рубашки. Полина Романовна сказала, что наши платья слишком цветные для такого случая. У меня и у Марины были черные шерстяные юбки простого кроя, конечно, ниже колен, у Евы — синяя. Мальчишки в одинаковых коричневых брюках.

Учительница по такому случаю заплела нам красивые колоски вместо обычных кос. Рано утром, дорога предстояла неблизкая, мы собрались на территории охранного пункта. Это не слишком большая площадка, огороженная со всех сторон забором. С дороги поселок закрыт глухой железной стеной, чтобы оттуда ничего не было видно. Примерно посередине находятся железные ворота — выезд из поселка. Над воротами — вышка охраны. Другие три стороны охранного пункта огорожены невысоким, с человеческий рост, сетчатым забором, за которым начинается поселок. С одной стороны к глухому забору примыкает недавно построенный кирпичный гараж на три наших машины. Автомобилям уже больше двадцати лет, и зимовка на улице на пользу совсем не идет.

— Ева, я так боюсь! — возбужденно воскликнула я, когда мы уже стояли возле охраны и ждали машины.

Ева была бледная, глаза широко распахнуты. Она только кивнула и крепче сжала мне руку. Она тайком поглядывала на Игоря. Может, оценивала, трусит ли он, или не хотела, чтоб Игорь видел, как трясет ее саму. Мальчики, кстати сказать, совсем не показывали своего страха. Даже Алексей, обычно боявшийся своей тени. За это я их зауважала. Марина стояла рядом со своей беременной матерью. Она была уже на восьмом месяце и поэтому освобождена от работ. Они обнимались, обе с каменными лицами, как будто прощались навсегда.

Наконец из гаража вывернули машины. За рулем черной десятки был Денис Петрович, наверное, он не хотел отпускать Полину Романовну одну.

— Мальчики, садитесь в эту машину с нами. — Она махнула рукой, подзывая Игоря и Лешу. Пока они усаживались на заднее сиденье, из гаража выехала белая Хонда, та самая за которую я получила от папы.

— Ура! Подскочила я. Моя любимая машина! — Я запрыгала вокруг Евы. А она с облегчением выдохнула, только когда увидела, кто был за рулем.

— Папа! — воскликнула она и, наконец улыбнувшись, с удовольствием села на заднее сиденье. Мы с Мариной пошли следом.

— Дядя Миша, а вы помните, как я попросилась посидеть в этой машине? Забавно, что спустя одиннадцать лет, я все-таки прокачусь на ней.

— Помню, — усмехнулся он, — и как получил тогда от Алексеича, тоже помню! Теперь-то он ничего не поделает, на полных правах едешь.

Охранник скомандовал, ворота поднялись, и мы поехали. Марина со слезами на глазах смотрела в заднее стекло на маму. Та махала дочери, другой рукой вытирая слезы. Ева расслабилась и перестала трястись под защитой своего папы. Я всегда немного завидовала их отношениям. В присутствии своего отца я только напрягаюсь, боясь сказать или сделать что-то не то. Я жадно смотрела в окно. От страха, смешанного с ликованием, у меня тряслись колени. Потрясающее чувство! На проселочной дороге не было ничего интересного, все это я уже видела через забор, да и внутри поселка. Одно только отличалось, нигде не было видно ни стен, ни заборов. Такой простор, и на душе свобода. Я улыбалась до ушей. И перед глазами возникла такая же широкая улыбка Димы. Может, несмотря на все ужасы и жестокость, они так улыбаются именно благодаря ощущению свободы.

Как только мы выехали на широкую асфальтированную дорогу, я увидела синюю табличку со стрелочкой, указывающей в сторону дома, и надписью «о. Глубокое». Это озеро находится на нашей территории. На самом деле оно совсем не глубокое. Говорят, в самом глубоком месте от силы наберется метра три, мальчишки хвалятся, что ныряют и достают ногами дна. Такое же название официально носит и наш поселок. Во всех внешних документах и картах поселок отмечен как закрытое автономное территориальное образование (ЗАТО) «Глубокое». Между собой мы зовем наш поселок просто — поселок.

Мы ехали уже около часа. Лишь иногда вдоль дороги попадались несколько полуразвалившихся или сожженных домов, наводящих на меня страх. Что случилось с домом, а с людьми, жившими в нем? Может, на них напали? Сожгли дом, а людей убили? Потом просторные поля сменились лесным массивом. Я еще несколько минут пыталась разглядеть хоть что-то в зеленой куще, но мне это быстро наскучило. Смотреть было не на что.

— Успокоилась, Ев? — Я легонько толкнула Еву локтем.

— Да. Я рада, что папа едет с нами, — она улыбнулась.

Я согласно кивнула.

— Смотри на Марину, — я мотнула головой в ее сторону. Марина уснула, прислонившись к окну. — Как вообще можно было уснуть, когда впервые едешь в город?

— Да уж.

— Они прощались, как в последний раз. Ты видела, как ее мама плакала?

— Да, я…

— Зря вы так, девчонки! — вмешался дядя Миша. — Вы же не знаете, что у них произошло.

Мы пристыжено замолчали. Дядя Миша не продолжал.

— А что произошло, пап? — спустя пару минут тихо спросила Ева.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, проверяя, точно ли Марина уснула.

— Их семья переехала в поселок тринадцать лет назад, когда погибла старшая дочь.

Ева ахнула. Я посмотрела на Марину: она тихонько сопела. Сколько же мы не знаем о ней! Она все время молчит, а семья кажется счастливой.

— Когда Антон, Маринин отец, привез их всех сюда, — продолжал дядя Миша, — Ольга, ее мама, была худая, скорее даже тощая, и бледная, прямо-таки белая. — Он покачал головой. — Как только выживала, непонятно. Она была в депрессии, на Марину совсем внимания не обращала, лежала целыми днями. Полгода, наверно, пролежала. Женщины-соседки за Ольгой присматривали, пока Антон работал. А Марина ходила в садик вместе с вами.

Он замолчал.

— Пап, а что случилось с сестрой?

— Ей было десять, когда на нее напал какой-то… ирод и… изувечил… — мрачно сказал он, потом помолчал немного и вздохнул. — Не надо вам знать подробности. В общем, не стало ее.

Мы с Евой испуганно переглянулись. Дядя Миша помолчал еще с минутку.

— Через полгода где-то Ольга начала приходить в себя потихоньку, а сейчас вон счастливая семья. Семеро детей уже. И восьмой на подходе. — Дядя Миша ободряюще улыбнулся. — Антон не перестает благодарить всех подряд, что приняли их в поселок.

На душе стало тяжело. Я пыталась представить Маринину сестру взрослой, ей сейчас было бы уже двадцать три. В город как-то совсем расхотелось. Никто еще не рассказывал такие личные истории про жителей поселка. Всегда только абстрактные страшилки про кого-нибудь другого, незнакомого. Я прислонилась к стеклу и просто смотрела на одно сплошное зеленое пятно, бегущее мимо. Следующий час мы провели в тишине. Ева то и дело вздыхала, Марина так и не пошевелилась. Дядя Миша часто оглядывался на нас, как будто жалел, что рассказал об этом.

То справа, то слева появлялись и быстро проносились мимо другие машины, появлялись развилки дороги, но мы ехали все время вперед. Чаще стали попадаться небольшие поселки, вроде нашего, только без заборов вокруг, конечно. Зато были разномастные заборы почти вокруг каждого дома. Спустя еще полчаса на горизонте в туманной дымке появились трубы, испускающие густой белый дым, дома, слепленные одной сплошной голубовато-серой массой.

— Подъезжаем, — сказал дядя Миша.

Я аккуратно разбудила Марину, и мы втроем во все глаза стали смотреть вперед. Город приближался недостаточно быстро, и я нетерпеливо ерзала на кожаном сиденье.

Через пятнадцать минут мы въехали в город. Дядя Миша сбросил скорость, незаметно машин стало настолько много, что двигаться быстро было уже нельзя. Я этому только порадовалась. Можно было все хорошенько рассмотреть. Еще немного, и мы совсем остановились.

— Пробка! — заключил дядя Миша, но сообразив, что мы его не поняли, добавил: — В смысле машин много, ехать некуда. Затор.

Мы смотрели по сторонам, Ева развернулась на сидении, встала на колени, почти упираясь головой в потолок, и разглядывала что-то сзади.

Я разглядывала людей в машинах через окно с моей стороны. Больше ничего из-за окружающих автомобилей не увидеть. Прямо напротив меня сидела девушка, я не могла оторвать от нее глаз, какая она была красивая. Длинные черные волосы распущены, красная кофта с открытыми плечами. Она красила губы красной помадой, глядя в зеркало заднего вида. Она не выглядела напуганной, даже окно в ее машине было открыто. А главное, она сидела на месте водителя. Девушка за рулем! Никто никогда не рассказывал, что девушки в городе тоже водят машину.

Красотка почувствовала мой взгляд и повернула голову, я улыбнулась и помахала. Она нахмурилась и закрыла окно. Стекло было темным, и мне больше ничего не было видно. Наверное, не стоило мне так пристально на нее смотреть. Здесь люди не привыкли к дружелюбному общению. Наверняка она подумала, что я замышляю что-то нехорошее.

Я прислонилась к своему окну щекой и увидела следующую машину. Оттуда из окна торчала морда собаки. Я рассмеялась.

— Смотрите, Ева. Марина! Собака в машине.

Они тоже захохотали. Марина все никак не могла остановиться, даже когда мы тронулись и поехали. Нет, она все-таки странная.

Наконец нашему взгляду открылся простор, широкие улицы, высоченные дома, трамваи, автобусы, такое не представишь по картинке. Город — это нечто! А люди… Столько разных людей, а как они одеты! Я видела… парня в джинсах в обтяжку! И девушку… в таких коротких шортах! Мне даже стало стыдно за нее.

Ни одно здание даже близко не походило на наши дома. На некоторых торчали шпили, как на картинках в исторических книгах, только в тысячу раз больше. От радости у меня заслезились глаза. Потрясающе! Никто больше ничего не говорил. Что тут скажешь? Лично у меня в горле стоял комок.

Я не могла разглядеть больше ничего конкретного, все сливалось в одно разноцветное пятно. Столько информации было переизбытком для моего мозга.

Через полчаса мы подъехали к школе, наша в сравнении с ней была просто до смешного маленькой. Здесь три этажа, красивая отделка, сверкающие окна и большой двор. А народу… Раз в пять больше, чем все население нашего поселка. Я жадно вглядывалась в их лица, пытаясь разделить на жестоких и напуганных. Но большинство выглядели просто нервными, кто-то смеялся, толкался, но как-то вымученно. Наверное, страх — это их нормальное состояние, к которому они привыкли. Ведь как иначе? Если ты должен постоянно бояться нападения со спины. И каждый день, выходя из дома, рисковать туда не вернуться или больше не увидеть родных.

Воздух здесь был густой и тяжёлый, я с трудом могла вдохнуть полной грудью. Может быть, сказывалось волнение. Все-таки впервые покинуть посёлок — это событие. Самих экзаменов я не боялась… наверное.

Полина Романовна шла через толпу, мы держались за ней, а замыкали шествие Денис Петрович и дядя Миша. Со стороны наша процессия наверняка казалась странной. Точно — на нас тыкали пальцем и смеялись. Вот где она, жестокость. Эти же люди и запинают Хорошо хоть, что мы не одели наши цветные платья. Все вокруг были в белых кофтах, черных юбках и брюках. Я только крепко стискивала ладонь Евы, но мне хотелось обвить всю руку и повиснуть, как маленькой девочке.

Мы миновали заполненный людьми двор и подошли в школе. Здесь тоже группками стояли школьники и увлеченно болтали.

У крыльца стояла полиция, и я поняла, почему все все так спокойны раз сегодня здесь дежурит полиция, значит, сегодня нам ничего не грозит. Бессознательно опасаясь сама не знаю чего, я выдохнула.

Полина Романовна остановила нас — мы встали кругом — и сказала:

— Дальше я не пойду, нельзя. Вас встретит представитель этой школы. я договорилась. Не переживайте. Вы все знаете. Главное, оформите все как мы учили.

Она погладила меня по плечу, кого-то потрепала по голове, кому-то досталось похлопывание.

Мы прошли через рамку, она кратко пискнула, полицейский махнул мне. позволяя пройти. Я обернулась на толпу сзади и почувствовала себя в безопасности, будто снова вернулась в поселок за его надежный забор. Пусть я мечтала о свободе, но безопасность все же важнее.

Нам сразу подхватила учительница в годах, она провела нас на второй этаж. рассадила за оставшиеся свободные парты по одному. Я чувствовала на себе заинтересованные и насмешливые взгляды, они давили на меня, но я постаралась думать только о математике.

И вот дверь в кабинет закрылась. Нам выдали бланки — и я по-настоящему забыла обо всем. Лишь формулы, неизвестные и интегральные показатели…

Всю дорогу домой я переваривала увиденное и никак не могла уложить в голове одновременно красоту и масштаб городской жизни с опасностью, к которой все они привыкли. Кругом полиция, никто ни с кем не разговаривает, все прячутся в своих машинах или кабинетам. Чем это отличается от нашей жизни?

Когда мы вернулись в поселок, было уже шесть вечера. На территории охраны нас ждали родители, папа был суров, мама явно выдохнула, когда увидела меня. Маринина мама с рыданием бросилась обнимать дочь. Я больше не смотрела на них с недоумением, после такой трагедии я своих детей не отпустила бы ни на шаг.

Мы пошли домой. Мама расспрашивала о моих впечатлениях, а папа сидел нахмурившись. Казалось, ждал, когда наконец можно начать злиться — сразу как только я выкажу хоть малейшее восхищение. Максим сидел на диване, шкурил какую-то деревяшку и делал вид, что не прислушивается, не ловит с интересом каждое мое слово.

Настроение мое было никудышное после мрачных мыслей, поэтому рассказывать ничего не хотелось. Хотя город, конечно, не мог не впечатлить, я пару раз упомянула свое удивление размерам городской школы и осуждающе высказалась про их одежду. Отец, видимо, удовлетворился и расслабился. Я пошла спать. Когда повернулась с лестницы, чтобы пожелать всем спокойной ночи, Максим сверлил меня взглядом, теперь хмурился он. Завтра предстоит допрос от него.

Но с “завтра” я погорячилась… Когда в доме все стихло, скрипнула моя дверь.

— Спишь? — прошептала торчащая из коридора голова брата.

— Нет, — я тихонько хихикнула. — Заходи. Я все-таки надеялась, что ты сможешь дожить до завтра.

Он заметно выдохнул и осторожно зашел в комнату. Он не заходил ко мне уже лет пять: с тех самых пор как у меня начала расти грудь это стало негласным правилом. А раньше мы частенько бегали к друг дружке в комнату и рассказывали выдуманные сказки. Или оставляли двери открытыми и переговаривались, пока кто-то не засыпал или пока снизу не доносился голос отца. Я хлопнула по кровати рядом с собой:

— Садись.

Максим уселся и уставился на меня, хлопая глазами. В зрачках игриво отражалась луна.

— Ну!

— Что? — изобразила я непонимание, а сама еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Издеваешься? Выкладывай давай! Что там?

— Где? — тут я уже не выдержала и прыснула.

Макс прижал палец к губам и опасливо покосился на дверь.

— Тихо ты! Отец услышит. Ну как? На самом деле тебе же понравилось?

— Очень, — прошептала я. — Там потрясающе!

Брат удовлетворенно кивнул, как будто только такой ответа он и ждал. Он расплылся в улыбке, подобрал под себя ноги и развернулся ко мне. Я откинулась на подушку, закрыла глаза и снова увидела эти высотки, пробки из машин и красиво одетых людей. Я описала ему все как запомнила. Максим не задал ни одного вопроса, только иногда тихо-тихо протягивал «ууух тыыы». Когда я закончила рассказ, Максим широко улыбался и мечтательно смотрел в окно. Он тоже побывал в городе, вместе со мной, только что.

— Снова как в детстве? Моя сказка победила.

— С этим не поспоришь, сестренка.

— Но там было и немного страшно. — Я решила, что обязана передать ему все свои впечатления, чтобы он не летал в облаках.

— Почему это?

— Везде дежурила полиция. Не знаю, что мы могли бы увидеть, если б их там не было.

Максим нахмурился, встал, потоптался на месте, а потом быстро и коротко обнял меня.

— Спасибо, что рассказала.

Он на цыпочках пробрался обратно в свою комнату.

Следующий экзамен предстоял через два дня, в четверг. Русский. Его сдам легко. С точными науками дело обстояло у меня чуть хуже. Поэтому я решила не думать ни о чем, а усердно готовиться к ним. Настроение было великолепным, главным образом потому что я выезжала за пределы поселка. Теперь я могу жить спокойно, зная, что там. И не буду больше терзаться сомнениями.

***

Курятник стоял между последней улицей и прудом. Там же находились свинарник, коровник и конюшня — ее построили совсем недавно и она привлекала малышей, желающих посмотреть на красавцев. Коричневая лошадь была чуть мельче, а угольно-черный конь — мощным и просто потрясающим. Даже я заглядывала к ним каждый раз по пути на дежурство.

Рук не хватало, а потому нас снова привлекли к работе. Сегодня мне предстояло собрать яйца, отнести их в магазин, вычистить пол и покормить кур. И загнать с улицы.

Я тайком принесла с собой книгу, которую принесла мне Полина Романовна в этот раз. Закончив в делами, я спряталась в конце сарая, за насестами и читала под светом из небольшого оконца под потолком. “Повелитель мух” поразил меня детской жестокостью. В моих представлениях злыми были взрослые люди, мужчины, но никак не дети. Неужели изменения происходят настолько быстро или все это лишь фантазии автора?

Эта книга впечатлила меня даже больше, чем “1984”, я не могла выкинуть из головы мысли о человеческом характере. Поэтому и решила поговорить с мамой.