Отравленная жизнь

Анна Малышева

Преступление, совершенное много лет назад… Преступление, ключ к которому зашифрован в картине… Художница, взявшаяся за реставрацию этой картины, еще не знает, что случайно стала обладательницей тайны. Тайны бесценной – и смертельно опасной. Тайны, которую хотят оставить нераскрытой очень многие…

Глава 5

Следователь недолго задержал Сашу. Он только спросил, во сколько сегодня днем ушла из этой квартиры Альбина и во сколько — сама Саша. Девушка припомнила точное время и даже назвала свидетельницу своего ухода — женщину с коляской, которая объясняла ей дорогу в ЖЭК.

— А зачем вам понадобился ЖЭК? — поинтересовался следователь.

Саша честно пояснила, что хотела отыскать самого Корзухина и в ЖЭКе получила адрес, где он был прописан прежде. Следователь, как ни странно, не настаивал на более подробных объяснениях. Он только сказал Саше, что на днях вызовет ее, чтобы она подписала свои показания, и выключил диктофон.

— Ну, все? — нервно спросил Федор, когда Саша вышла в прихожую. — Пошли отсюда. Ты знаешь, что уже половина первого?

Федор подхватил ее под руку и потащил на лестничную площадку. Она понимала его беспокойство и знала, что теперь муж наверняка не выспится и отправится на работу с тяжелой головой. Но Саша думала не об этом. С того момента, как она услышала об украденном пейзаже, все мысли вертелись вокруг него. «Поговорить бы с соседкой, — она взглянула на две соседские двери. — Она видела ту даму, которая украла картину… Ой, сдается мне, что и я ее видела!» Саша колебалась. Ей очень хотелось узнать, как выглядела воровка. Но время действительно было позднее, соседка могла лечь спать, а Федор настойчиво тянул Сашу вниз. Она пошла за ним.

У подъезда ее догнала Альбина. Видимо, ее отпустили сразу после того, как сняли показания у Саши. Женщина так и набросилась на нее, даже не успев отдышаться:

— Ну, о чем вы говорили? — возбужденно спросила она.

— Наверное, о том же, что и вы, — бросила девушка. Она видеть не могла эту даму. При одном взгляде на хозяйку магазина в ней поднималась глухая ненависть — застарелая, давно известная вражда художника и торговца. И хотя самой Саше не удалось еще продать ни одной своей картины, она заранее знала, что при продаже будет обманута. Пример Корзухина очень подействовал на нее.

Но Альбина не отступала:

— Про меня говорили?

— Я сказала, во сколько именно вы ушли, не волнуйтесь.

— Да плевать мне на это! — перебила та. — Вы сказали, какие именно картины я купила? Я-то сказала, что вы купили один портрет!

Саша пожала плечами:

— Я и сама толком не видела, что вы купили. Назвала цифру семь, вот и все. Следователь это и сам знал. Да в чем дело?

— Да в том, что картины-то украли! И мне сказали, чтобы я предоставила купленные картины в распоряжение следствия. Вплоть до его окончания. Вы представляете? Меня приняли за воровку! Если бы вы вспомнили, что именно я покупала — тогда другое дело. Я же расплачивалась при вас! Украли-то другие картины — всякую дрянь завалящую!

Федор слушал Альбину в каком-то остолбенении. Судя по всему, он никак не ожидал, что его жена замешана в таком запутанном деле. Саша не выдержала:

— Если там была дрянь завалящая, зачем же вы вернулись ее купить?

Альбина гневно выдохнула пар, развернулась и отправилась к своей машине. Разумеется, подвезти Сашу до дома она не предложила.

— Кто это такая? — спросил Федор, когда синий «Крайслер» исчез за поворотом.

— Стервятница, — коротко ответила Саша и сказала, что тоже устала и хочет спать.

Только усталость спасла ее от объяснений с мужем. Саша отговорилась тем, что у нее уже язык не ворочается, нырнула в постель и закрыла глаза. Она слышала, что Федор бродит по квартире, будто забыв о своей работе и о том, что ему тоже надо выспаться. «Наверное, уже сомневается, что я провела время с любовником, — думала Саша, чувствуя, что мысли начинают странно путаться сквозь дрему. — Кому я нужна… Кому были нужны картины?.. Пейзаж…»

Она вдруг ясно увидела перед собой кусты малины, где уже начинали наливаться ягоды. Между кустов светлела дорожка, и по этой дорожке она пошла к серому от времени бревенчатому дому, вдыхая жаркий, влажный июльский воздух. Стремительно темнело — надвигалась летняя гроза, небо чернело с каждой секундой. В темном окне показалась белая тень. Тень подняла руку, слабо махнула, будто приглашая в дом, и снова исчезла в темноте.

Саша долго давила то на одну кнопку звонка, то но другую — и все безуспешно. То ли соседей Кати Корзухиной не было дома, то ли они еще спали. Было всего десять часов утра.

Сегодня Саша вскочила с постели сразу после того, как Федор ушел на работу. Она твердо решила отправиться в уже знакомый дом и расспросить вчерашнюю свидетельницу. Ей не давала покоя мысль, что дама, укравшая у Кати пейзаж, и заказчица, которая принесла ей картину на реставрацию, одно и то же лицо. «Если она украла картину, то понятно, почему оценила ее так дорого. По крайней мере, для нее она имела большую ценность! Не верю, что эта дама — профессиональная воровка! У нее, конечно, нет нужды воровать! Украла она потому, что картину ей не хотели продать ни за какие деньги!» И если до вчерашнего вечера Саша боялась, что с нее потребуют десять тысяч долларов, то теперь она начала бояться за свою жизнь. «Ведь Катя с Артемом были убиты! Эта дама вполне могла их отравить! Подсыпать во время визита какой-нибудь дряни в чайник! Но чтобы поджечь квартиру… Для этого она должна была вернуться! Чтобы так заметать следы, так рисковать, нужно иметь очень серьезную причину! Неужели все дело в этом проклятом пейзаже?!»

Саша снова нажала кнопку звонка и уже было собралась уходить, когда за дверью послышался сонный женский голос:

— Да сейчас, подождите…

Лязгнули замки, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Саша обрадовалась, увидев, что в щели показалась та самая соседка, да еще в тех же красных бигуди. Видимо, женщина не снимала их всю ночь.

— Вы к нам? — удивленно спросила женщина и вдруг узнала Сашу: — А, так вы вчера приезжали!

— Да, и мне нужно с вами поговорить, — умоляюще сказала Саша. — Очень нужно!

Женщина заколебалась, оглянулась назад и, видимо, немного успокоилась.

— Ладно, заходите, только тише, муж еще не вставал, — сказала она, впуская Сашу в квартиру.

Хозяйка провела девушку на кухню. Квартира была точной копией той, где жили Корзухины. Но у Корзухиных не было ремонта чуть ли не со времени постройки дома. Здесь же все сияло чистотой, мебель была новенькая, дорогая, хотя и безвкусная. Над кухонным столом в фальшивой бронзовой раме висел «роскошный» натюрморт рыночного производства. «Уж могла бы поддержать соседку и купить у нее приличную картину, — подумала Саша, взглянув на это роскошное убожество в рамке. — Хотя корзухинские картины бледно выглядят по сравнению с такой прелестью».

— Квартиру-то опечатали, — сообщила соседка, включая электрический чайник и принимаясь срывать с головы бигуди. Она бросала их в первую попавшуюся миску, и бигуди звонко щелкали о фарфор. Соседка причесалась несколькими яростными взмахами щетки, и у нее над макушкой взвилось пышное каштановое облако. — Кстати, меня зовут Валентина Георгиевна.

Саша представилась и объяснила, что она художница, недавно заинтересовалась творчеством Корзухина, но уж никак не думала, что вокруг него закипели такие страсти.

— Неужели все картины украли? — спросила она.

— Все-все, — кивнула Валентина Георгиевна. — Мне ли не знать!

— А вы что — все его картины видели?

Женщина усмехнулась и объяснила, что она живет здесь уже двадцать пять лет. Была знакома с Катиными родителями, а когда Катя вышла замуж — стояла в первых рядах у подъезда и кидала в новоборачных конфеты, «чтобы жизнь казалась слаще». Женщина насыпала себе и гостье кофе, налила в чашки кипятку, сделала глоток и наконец окончательно проснулась.

— Конечно, я видела его картины, я ведь часто к ним заходила, — вздохнула она. — Я ему говорила: «Ваня, напиши что-нибудь посимпатичнее, я у тебя первая куплю!»

— А он?

— Он только улыбался. Симпатичный был мужик, хотя и с придурью, как все они… — Валентина Георгиевна выразительно округлила глаза: — Семейка подобралась та еще. Даже Артемка был ненормальный. Никогда не гулял, ничем, кроме книжек, не интересовался. Потому и вырос такой больной, заморенный.

Женщина охотно поведала, что часто поддерживала нищих соседей. То денег им одолжит, то хлеба, молока купит, если Иван опять в бегах, а Катя больна. И все это бескорыстно. О какой корысти речь, если денег у них никогда не водилось, а картины Ивана ей были не нужны?

— А раньше их никогда не обкрадывали? — поинтересовалась Саша.

— Никогда. По-моему, воры просто так в квартиру не полезут. Ну, что с них взять? Даже на дверь посмотришь, и сразу ясно — живут какие-то нищие.

— А Катя вам не говорила, какую именно картину у нее украли?

Женщина завела глаза к потолку и задумчиво произнесла:

— Да чепуху какую-то очередную… Пейзаж, она сказала. Что-то на тему деревни… Не помню я этой картину.

— Не помните? — разочарованно переспросила Саша. Конечно, она не рассчитывала, что соседка способна в мелочах припомнить похищенную картину. Но девушка надеялась, что та запомнит хоть какие-то детали. Однако соседка покачала головой и снова принялась за свой кофе:

— Нет, не видела я этого пейзажа. Да честно говоря, если б и видела, то не запомнила бы. И что его украли? Ничего стоящего Ваня все равно нарисовать не мог. Или мог, но не хотел, — поправилась она.

— Почему же Катя не продала эту картину, когда та дама предлагала купить? — поинтересовалась девушка. — Ведь ей, наверное, предложили хорошие деньги?

— Ага, Катя говорила, что та предлагала двести долларов, а потом пятьсот, — согласилась соседка. — Но я, честно говоря, решила, что Катя просто погнала. За пятьсот можно приличного художника купить, какая дура будет отдавать такие деньги за Корзухина? Кто его знает? Кому он нужен?

Валентине Георгиевне больше не требовались наводящие вопросы. После вопроса о деньгах она необыкновенно оживилась и сама поделилась всеми своими впечатлениями. Рассказала, как трудно жили Катя с Артемом, каким никудышным мужем и отцом был Иван. Вспомнила, что в последнее время у Кати даже хлеба было не на что купить — так что рассказ о пятистах долларах за картину действительно казался выдумкой больной женщины. Наконец соседка дошла до событий того вечера, когда погибли Катя и Артем.

— Я пошла выносить мусор. Когда шла обратно, лифт уже не работал, он у нас каждый час ломается. Я пешком лезла на шестой этаж. Остановилась передохнуть на последней площадке, смотрю наверх и вижу, что у Катиной двери стоит какая-то дама и жмет на звонок. Я ей еще сказала, что звонок давно перегорел и чтобы она стучала. Она на меня посмотрела… — Валентина Георгиевна презрительно поджала губы. — Как на вошь какую-то. Бывают такие дамочки, ничего из себя не представляют, только мужья у них богатые, а уж корчат рожи…

Судя по описанию соседки, дама выглядела шикарно. Даже обидевшись на нее за презрительный взгляд, Валентина Георгиевна не могла обойти тот факт, что женщина все же была красивая, стройная и одета великолепно.

— На ней была коротенькая шубка — я уж не разглядела, то ли из темной норки, то ли из соболя. Не из кролика, во всяком случае. В ушах — вот такие камешки! — Валентина Георгиевна жестом изобразила серьги. — Можно сказать — в каждом ухе по хорошей машине, если на деньги пересчитать! На голове — симпатичная круглая шапочка, из того же меха, что и шубка. В тот день было очень холодно.

Саша уже плохо владела собой. Она все больше убеждалась, что дама и есть ее заказчица. Когда Валентина Георгиевна упомянула, что сперва решила, будто дама — не русская, так как внешность имела «довольно южную», у Саши не осталось никаких сомнений. Это была она, ее заказчица!

— А через час, в десять вечера, ко мне приплелась Катя, — возбужденно рассказывала Валентина Георгиевна. — Вот именно — приплелась, по стеночке пришла, лицо даже не бледное, а синее какое-то. Я уже хотела ей «скорую» вызвать, но она сказала, что не надо, само пройдет.

Катя рассказала соседке, что только что у нее была женщина, которая очень интересовалась картинами Ивана и хотела купить один из пейзажей. Но муж, по словам Кати, очень дорожил именно этим пейзажем и всегда держал его отдельно, обернутым в старый холст. Катя показала его гостье только потому, что та восхищалась творчеством Корзухина и хотела увидеть все, буквально все. Дама тут же предложила купить эту картину, но Катя ей отказала. Дама надбавила цену, но Катя твердо объяснила, что купить можно любую картину, кроме этой. После этих слов дама страшно взволновалась, вся посерела, взялась за сердце и сказала, что ей нехорошо. Она попросила дать ей водички, чтобы запить таблетку. Катя вышла из комнаты и через пару минут вернулась со стаканом. Дама выпила воду, никакой таблетки не приняла, вернула стакан, поблагодарила и торопливо ушла. Она больше не пыталась торговаться, что очень удивило Катю. Но ей даже в голову не пришло, что такая шикарная дама может ее обокрасть. Только через десять минут после ухода гостьи, наводя порядок среди разбросанных по комнате картин, Катя поняла, что злополучный пейзаж исчез. Она глазам своим не поверила, все перерыла, но картины так и не нашла.

— Она у меня полчаса просидела, и я видела, что ей все хуже и хуже, — вздохнула соседка. — Говорила я — вызовем «скорую». Нет и нет, ни в какую! Пошла к себе, сказала, что сын остался один. Носилась она с ним, как с младенцем, а парню-то уже восемнадцать было!

Валентина Георгиевна почувствовала запах гари часа через три. Обычно, она в такое время уже спала — был второй час ночи. Но в тот вечер она сильно запозднилась со стиркой, да и Катя ее задержала. Поэтому управилась она с делами только после полуночи. Она почувствовала неладное, лежа в постели с журналом, который решила почитать на сон грядущий. Накинула халат, открыла входную дверь и долго принюхивалась, высунув голову на лестницу. Валентина Георгиевна решила сперва, что кто-то поджег почтовые ящики на первом этаже — такое часто случалось, хулиганья расплодилось видимо-невидимо. Но, спустившись ниже этажом, Валентина Георгиевна убедилась, что дыма там куда меньше, чем на шестом. Тогда она принюхалась к соседским дверям и обнаружила, что пахнет из квартиры Корзухиных. Она стучала, кричала, разбудила и позвала на подмогу мужа, вызвала пожарных. Они и взломали дверь — муж Валентины Георгиевны побоялся это сделать под свою ответственность.

— Горело на кухне. Я сама не видела, меня туда не пустили, уже потом сказали, — вздохнула женщина. — Скатерть сгорела, стол обуглился, старые газеты всякие… Да, если бы в комнаты пошло и взорвались все эти ацетоны и растворители — конец бы всему этажу, сгорели бы, как цыплята в духовке. Стены-то здесь деревянные, вы не смотрите, что дом такой солидный! И перекрытия все на дранке, бетона тут нет. Пожарные, слава богу, все пеной залили и сказали, что больше не возгорится.

Когда пожарные ворвались в квартиру, Катя с Артемом были уже мертвы. Сперва показалось, что они отравились дымом, но когда их вынесли из квартиры и попытались оказать первую помощь, то обнаружили, что трупы уже окоченели.

— Потом экспертиза показала, что погибли оба примерно в одно время, где-то за час до пожара. И отравлены были каким-то лекарством, сердечным, что ли? Катя была сердечница, но такого сильного лекарства не принимала. Да, честно говоря, у нее на сильные лекарства и денег-то не было, они же дорогие. Так, пила то корвалол, то валидол, то валокордин. И у меня ничего такого нет, я и не дала бы ей что попало! — пригорюнилась Валентина Георгиевна. — Меня же потом следователь допрашивал — тот самый, кстати, что и вчера. Я ему всю свою аптечку вывернула, он все посмотрел. Да и какой мне расчет травить Катю?! И потом, как бы я до Артемки добралась, если он ко мне уже полгода как не заходил? К ним я в тот вечер тоже не ходила. Короче, ясное дело, что их отравили, а квартиру подожгли. И я Богу молюсь, что не оплатила Кате счета за газ, потому что если бы газ был подключен — прощай весь подъезд! Уж рвануло бы всерьез! Вот ведь гадина такая, это же надо додуматься — поджечь квартиру!

Саша уточнила, что по мнению соседки, квартиру подожгла та самая дама, которая украла картину.

— А разве она сюда возвращалась? — спросила Саша. — Ведь получается, что квартира загорелась почти через пять часов после ее визита! А умерли Катя с Артемом через четыре часа!

— Откуда мне знать? — бросила та. — Я все время у «глазка» не торчу, у меня свои дела есть. Может быть, и вернулась. Да вам-то какое дело?

Вопрос был резонный. Саша не смогла бы на него ответить так, чтобы не вызвать подозрений. Она отговорилась тем, что тоже боится ограбления, а может, чего похуже. Ведь она купила картину Корзухина, а если за ними идет такая охота… Соседка выслушала ее без особого доверия, но все же смягчилась:

— Да, времена настали страшные. А вы бы поставили себе хорошую железную дверь, тогда и спишь крепче.

— Обязательно поставлю, — сказала Саша, которая вовсе не собиралась этого делать. Она попрощалась с Валентиной Георгиевной, и та не стала ее задерживать.

Выйдя на лестничную площадку, Саша бросила взгляд на опечатанную дверь квартиры Корзухиных. Ей вспомнилась Катина тетка, а также то, за какие гроши та соглашалась продать картины Ивана. «Неужели с ней нельзя было договориться? — подумала Саша. — Не верю. Значит, договариваться не собирались, а сразу задумали ее убить. Ни один хозяин художественного салона так бы не поступил! В любом случае, попытались бы купить картины подешевле, а не убивать владелицу. Значит, обычные воры? Но для них картины Корзухина никакой цености не имеют, а кроме того, квартира нищая, это и впрямь видно даже по двери. Они бы сюда не полезли. Но кто это мог сделать? Откуда такая бессмысленная жестокость? Ведь женщину даже не обыскали, не полезли в карман, где были деньги. Охотились только за картинами».

Саша спустилась во двор и отправилась к метро. Она больше не собиралась рыскать по всему городу, выискивая людей, которые могли бы видеть уничтоженный пейзаж. Саша уже успела убедиться в том, что это очень трудно и, скорее всего, вообще невозможно. Девушка приняла другое решение. В том случае, если заказчица явится и предъявит претензии, Саша решила сообщить, что происхождение картины ей известно. «Пусть тогда предъявляет претензии, у меня тоже появились претензии! Она принесла мне краденку, да еще, возможно, убила Катю с Артемом! А если это не так — пусть сперва докажет!»

У Саши была еще одна идея — не дожидаться визита клиентки вообще, а обратиться к следователю, рассказать ему всю правду. Ведь он тоже ищет эту женщину, судя по описанию — ту самую. И в принципе, Саша не должна была молчать о ней. Девушка придумала и такой выход — когда заказчица позвонит, известить об этом следователя, и женщину возьмут, когда та явится за готовой картиной.

В последнем варианте Сашу пугало то, что в ее квартире устроят засаду. А в первом — то, что заказчица может не испугаться угроз и расправиться с Сашей, как расправилась с матерью и сыном Корзухиными, а может, и с Ниной Дмитриевной. Но Саша все же предпочла первый вариант. «Все это — слишком щекотливое дело, — подумала она. — Я тоже все время терлась возле квартиры Корзухиных. Как я докажу, что не знала, будто мне принесли краденку? И почему я сразу не сказала следователю, что эта картина, возможно, у меня?» Она решила устроить так, чтобы при очередном визите заказчицы в квартире находился кто-то еще. «Назначу встречу на вечер, когда муж будет дома, или попрошу приехать родителей. Уж при посторонних она не посмеет меня убить!»

Дома она прежде всего развернула купленную вчера картину и внимательно ее рассмотрела. Сашу немного удивляло то, что следователь ничего не сказал ей насчет этой покупки. Ведь Альбине было приказано сдать все купленные картины вплоть до окончания дела. «Почему же меня не тронули? — Девушка рассматривала портрет. — Неужели мне доверяют? Вряд ли, хотя Альбина, конечно, куда подозрительней. Она торгует картинами, а я нет. Ей они были нужны в большом количестве, для перепродажи. А я покупала один портрет, для себя. У нее были мотивы украсть, да она, в сущности, так и сделала! Платить такую смехотворную цену за семь полотен — это почти воровство!»

Сегодня портрет казался ей еще интересней. Ведь Саша уже знала — это та самая девушка, в которую был влюблен молодой художник. Та самая, которая через два года даже видеть его не захотела. Из-за которой, возможно, он и спился, назло которой женился, из-за чего вся его жизнь пошла вкривь и вкось. Мать Корзухина сказала, что в этой девушке есть что-то большее, чем просто красота. И Саша была с ней согласна. В шестнадцать лет эта девушка красавицей еще не была. Но возможно, потом… Потом…

— Боже, какая я дура, — прошептала Саша, глядя на портрет. Девушка на картине смеялась, будто соглашаясь с ее словами. — Это же она и есть!

Она попыталась вспомнить лицо заказчицы. Конечно, со времени написания портрета прошло двадцать два года, целая жизнь! Женщина очень изменилась. Сейчас ей было тридцать восемь — как и предполагала Саша во время ее визита, присмотревшись к ней внимательней. Лицо приобрело определенные, даже резковатые черты. Дразнящая и лучезарная улыбка исчезла, взгляд черных глаз стал твердым, тускловатым и непроницаемым. Бриллианты, соболя, умело наложенная косметика — как далеко она ушла от своего белого полотняного сарафана и тонкой цепочки на шее! Но это была она, заказчица, воровка и, возможно, убийца!

Эта догадка совсем подкосила Сашу. Она тупо глядела на портрет, пытаясь понять хоть что-то. «Мать Ивана говорила, что дача принадлежала этой девушке. Значит, заказчица должна знать, что находится в левом углу, под темным пятном. Мне ее не обмануть…» Потом мысли принимали другое направление, и Саша думала о том, зачем понадобилась женщине эта картина? Двадцать лет назад она оттолкнула художника, который ее написал, и две недели назад пошла на то, чтобы украсть эту картину у нищей жены этого художника? И почему же она тогда не пыталась купить свой портрет, тот самый, на который сейчас глядела Саша? Не заметила портрета? Он ее не интересовал? Для нее был важнее общий вид собственного деревенского дома?

Она так ушла в свои мысли, что чуть не проворонила телефонный звонок. Саша едва успела добежать до кухни и схватить трубку. Она думала, что абонент уже отключился, но услышала чуть севший женский голос, который назвал ее имя и попросил ее к телефону.

— Я вас слушаю, — сказала Саша и тут же сообразила, кто это звонит. Голос был слишком характерный. — Люся, это вы?!

— Ага, — женщина сипло вздохнула. — Я совсем простужена, не могу громко говорить… Саша, я насчет ваших вчерашних вопросов. Помните, я говорила про день рождения на даче?

— Конечно, помню. Неужели удалось что-то узнать?

— Удалось, — радостно подтвердила Люся. — Конечно, я сама не вспомнила, но позвонила старым подружкам, и вторая же мне все подробно рассказала.

Люся сообщила, где именно находился тот дачный поселок, в котором происходило празднество. Саша даже записывать не стала — с первых же слов Люси она убедилась, что дом находится совсем не в той стороне. А уж когда Люся дошла до описания самого дома: «Первый этаж каменный, второй — деревянный, то есть это, скорее, даже мансарда…», — Саша ее прервала:

— Большое спасибо, мне вполне достаточно.

— Да? — удивилась Люся. — Ну, как хотите. А я еще кое-что нашла.

И сообщила, что вчера, после ухода Саши, она все время думала о Корзухине, так что даже с ужином опоздала, и вся семья сидела голодная. И, второпях чистя картошку, Люся вдруг сообразила, что последний раз ремонт в квартире делали еще до того, как Иван ушел в армию. Она имела в виду, конечно, ремонт общих помещений — таких, как кухня, ванная, коридор. В комнатах жильцы все-таки поддерживали порядок. А вот в прихожей с тех пор обои не переклеивались, дверные косяки не красились… Саша все еще не понимала, в чем дело, когда Люся сообщила:

— Я это все к чему говорю? На стене, где раньше висел телефон, сохранились записанные номера. Карандашные, конечно, стерлись, а вот те, которые ручкой писали, остались. И на косяке ванной тоже.

Она пояснила, что такое безобразие случалось потому, что не всегда находилась под рукой бумажка, а записать чей-то телефон было нужно. Особенно если разговор был важный — а такие разговоры всегда велись в ванной комнате, чтобы никто не слышал.

— Я сама сколько телефонов нацарапала на косяке! — смущенно призналась она. — Нас за это ругали, но нам было плевать. Конечно, это молодежь изощрялась. Так вот, Иван тоже кое-что записывал. Я вчера все эти номера переписала, все стены с лупой облазила, а муж фонариком светил, там свет плохой. Кое-какие телефоны я опознала — они мои, я даже вспомнила чьи. А есть штук пять незнакомых, наверное, это Иван нацарапал. Хотите, я их дам? Может, найдете каких-нибудь его друзей. Нормальных друзей, а не здешних алкашей. Они-то его давно забыли, все мозги пропили.

Саша сказала, что, конечно, хочет получить эти телефоны. И Люся с готовностью их продиктовала. Три номера были без комментариев, под одним значилось имя «Денис», а под другим — «Лариса».

— Как? — переспросила Саша, записав этот номер. — Лариса? А девушку, с которой он дружил до армии, звали не Ларисой?

Женщина призадумалась и сказала, что она с этой девушкой была не знакома. Лучше спросить у Ивановых родителей. Может, и Лариса, кто знает? Саша не стала настаивать, чтобы Люся напрягла память, поблагодарила ее и попрощалась. Люся заливисто закашлялась и повесила трубку.

«Что толку от этих номеров? — Саша просмотрела бумажку. — Зачем они мне?» Она представила ситуацию, что звонит этой Ларисе, случайно натыкается в ее лице на свою заказчицу и сообщает, как именно ее нашла. Реакция заказчицы? Сашу даже передернуло. «Если у нее в самом деле богатый муж… Наймет какую-нибудь сволочь, чтобы избить меня или убить. А может, и сама не побрезгует мною заняться. Уж она-то не потерпит, чтобы ее обвинили в воровстве или в убийстве! Получается, что я все это раскопала! О, господи!»

Все поиски правды вдруг показались ей такими жалкими и сомнительными. А надвигающаяся опасность — такой реальной! Осталось всего четыре дня, чтобы придать картине первоначальный вид! Это спасло бы Сашу от расплаты по счетам. А расплата была бы неизбежной.

— Надо работать, — сказала она себе. — Надо делать хоть что-то! Скопирую хотя бы фотографию, пока руки не опустились… А уж там…

Она подошла к мольберту, очистила старый холст и достала коробку с гуашевыми красками. Саша почти не пользовалась ими, и поэтому работа мало-помалу поглотила все ее внимание. Копируя картину по фотографии, она так увлеклась, что забыла даже о том, чего ради этим занимается. Работа доставляла ей удовольствие. Она работала весь день, до самого вечера, и только пару раз оторвалась от холста, чтобы выпить чаю. Делала пару глотков и снова возвращалась к мольберту.

В седьмом часу вечера копия была готова. Вся, за исключением нижнего левого угла. Как он ей осточертел! Саша закрыла глаза и быстро помолилась, чтобы случилось чудо, чтобы ей хоть привиделось, что должно быть в том углу! Открыла глаза, взглянула на картину и вздохнула:

— Все это хорошо, Сашенька, и копируешь ты неплохо… Но чудес не бывает, и десять тысяч долларов тебе взять негде. Придется сдавать заказчицу милиции. Туда ей и дорога!

В тот же день, в половине восьмого, в подъезд, где располагалась квартира Корзухиных, вошел мужчина в легоньком, не по сезону, плаще. На первом и втором этаже было темно, но мужчина уверенно поднимался по лестнице, будто знал наизусть все ступеньки. Лифт, как обычно, не работал, и это тоже его не удивляло.

Поднявшись на шестой этаж, мужчина остановился у деревянной двери, машинально потянулся к звонку, но тут же отдернул руку. Он полез в карман, достал связку ключей и уже собирался было открыть верхний замок, как вдруг его внимание привлекли печати. Он наклонился, рассматривая их, и тут за его спиной хлопнула дверь соседской квартиры.

Конец ознакомительного фрагмента.