Психология женского насилия. Преступление против тела

Анна Моц, 2008

Книга исследует природу и причины женского насилия с точки зрения психодинамической теории и судебной психологии. Представлено теоретическое обобщение недавно произошедших, ставших общеизвестными случаев насилия женщин над собой и над детьми наряду с обсуждением разнообразного клинического материала и влияния веб-сайтов, пропагандирующих анорексию и булимию. Особое внимание уделяется вопросам разработки терапевтических услуг для женщин в закрытых психиатрических учреждениях. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Введение

Некоторые из нас используют тело, чтобы передать то, для чего они не могу подобрать слов.

(Hornbacher, 1998, p. 125)

В своей книге я исследую психологию агрессивных женщин, особо отмечая связь между поведением взрослых и их детским опытом. Я выделяю психологические и социальные функции и смыслы насилия, а также представляю психодинамический взгляд на женское насилие, используя для иллюстрации теории материалы конкретных дел. Я описываю акты насилия, совершаемые женщинами, дабы выявить те особенности, которые присущи именно женщинам. В новаторской работе Эстелы Вэллдон о женских извращениях «Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства», впервые опубликованной в 1988 г., эта задача занимает центральное место, поскольку она обеспечивает концептуальную основу для понимания того, как развитие и биология женщины влияют на эволюцию извращенного и агрессивного поведения.

Я представляю психологическую модель понимания женского насилия, подчеркивая его функцию и значение насильственного акта, а также, где это уместно, результаты лечения. Уникальное положение женщин требует учета их опыта, всегда индивидуального, с акцентом на извращения и преступления, которые обычно совершают женщины. Женщина использует свое тело как самое мощное средство общения и как сильнейшее оружие. В каком-то смысле она «пишет» на своем теле некий призыв, чтобы выразить протест, позвать на помощь и вообще — передать масштаб своей трагедии. Данная книга предназначена для введения читателей в эту малоизученную область и ознакомления их с моделью судебной психотерапии, которая предлагает теоретический и клинический подход к пониманию динамики насилия и преступности.

Определение насилия

Важно понимать, что подразумевается под насилием. Насилие можно рассматривать как потерю контроля над агрессивными импульсами, ведущую к действию (Shengold, 1999, p. xii). Центральное место в определении насилия занимает наличие акта причинения физического вреда. В этой книге я сосредоточилась на насилии, направленном против людей, а не против объектов.

Корни насилия связаны с неспособностью осмысливать ни свое собственное развитие, ни душевное состояние других людей, а потому то, о чем слишком больно думать, может быть просто деактивировано. Фонаги и Таргет высказали предположение, что эта проблема вызвана враждебностью матери по отношению к младенцу, из-за чего ему трудно понять намерения и чувства матери. И это, разумеется, связано с насилием:

Насилие, агрессия, направленная против тела, может быть тесно связана с отсутствием ментализации, поскольку недостаточная способность думать о психических состояниях может вынуждать людей выражать мысли, убеждения и желания в физической форме, в первую очередь — в сфере телесных состояний и процессов.

(Fonagy, Target, 1999, p. 53)

В процессе работы особенно важно изучать внутренние бессознательные конфликты, которые отражаются во внешнем проявлении насилия: основное внимание я уделяю внутреннему миру жестоких женщин. На протяжении всей книги я выделяю провокационные и неуголовные акты насилия. Я использую слово «преступление» как буквально, так и метафорически.

Клинический контекст

Я клинический и судебный психолог, работаю в судебной психиатрии и психологической службе на базе регионального закрытого лечебного отделения, осуществляю экспертизу и лечу стационарных и амбулаторных пациентов. Женщины, с которыми я познакомилась в клинических условиях, были направлены в отделение уголовными и гражданскими судами, социальными службами, службами условно-досрочного освобождения или психиатрическими службами. Конечно, в описании групп женщин порой прослеживаются крайности, ведь женское насилие, по сути, остается неизвестным, однако, чтобы пролить свет на явление в целом, важно изучить и экстремальные примеры агрессивного поведения. Хотя многие из женщин, которых я вижу, пришли к нам через систему уголовного правосудия, не все они являются преступницами. Некоторые, возможно, и совершили преступление, но не были осуждены. Вместо того чтобы сосредоточиться на криминальном прошлом женщин, я направила свое внимание на общие моменты женского насилия, обратившись к насильственным преступлениям, которые обычно совершают женщины. Не все виды насилия, обсуждаемые в этой книге, противоречат закону, например, самоповреждение и нервная анорексия, но образно я называю их преступлениями против тела, актами насилия над собой.

Конфиденциальность и анонимность

Теоретические положения я проиллюстрировала в книге анонимными материалами дел, считая их бесценным источником информации о женском насилии. Эти материалы взяты из моего клинического опыта работы с женщинами как в стационаре, так и в амбулаторных психологических и психиатрических службах. Кроме общеизвестных случаев, о которых уже сообщалось публично, я повсюду изменила данные клиентов для сохранения их конфиденциальности и анонимности. Помимо работы в национальной службе здравоохранения, я имею частную практику и принимаю женщин (которые ранее могли не контактировать с психологическими или психиатрическими службами) для оценки состояния ребенка в контексте процессуальных действий и уголовных дел. Я включила в обсуждение анонимные материалы, взятые из этих случаев. Таким образом, клинический материал заимствован из широкого диапазона экспертиз и протоколов лечения женщин за восемнадцатилетний период. Некоторые истории представляют собой совокупность двух или более различных случаев, связанных с клиническими ситуациями, с которыми я столкнулась. Хотя я и изменила данные конкретных женщин и подробности их ситуаций, которые позволили бы их идентифицировать, я попыталась сохранить основные черты, которые наиболее ярко иллюстрируют природу женского насилия.

По сравнению с традиционной продолжительностью лечения в психоаналитической терапии, лечение, которое предлагаю я, носит краткосрочный характер: самое длительное лечение, как правило, не превышает по срокам двух — трех лет и проводится с частотой один раз в неделю. Хотя моя работа и основана на идеях психоанализа, я не собираюсь утверждать, что клинически описанная здесь работа представляет собой аналитическую психотерапию в традиционном смысле этого слова. Я использую инструменты судебной психотерапии, разработанной в Портмановской клинике, в которой клиническая практика направляется психодинамическим пониманием внутреннего мира преступника. Имея опыт работы в области клинической психологии, я достаточно осведомлена о концепциях, включающих контейнирование, перенос, контрперенос, частичный объект и психологические защиты, такие как проекция, проективная идентификация и идентификация с агрессором. Их я буду использовать в этой книге. Те, кто незнаком с терминологией, могут найти четкие определения и разъяснения психоаналитических терминов в «Словаре по психоанализу» Ж. Лапланша и Ж.-Б. Понталиса (Laplanche, Pontalis, 1988).

Главная цель книги: вызов отрицанию женского насилия

Хотя основное внимание в моей книге уделяется насилию, совершаемому женщинами, не менее важно распознавать насилие, совершаемое над женщинами из-за общественного отрицания их способности к агрессии и отказа признавать их моральные ценности. Возможно, что ревность, порождаемая идеализацией женщин, провоцирует их очернение, особенно дискредитацию матерей, когда те не оправдывают ожиданий, созданных возвышенными представлениями о материнстве и женственности.

Две важные причины игнорирования женского насилия — это, с одной стороны, широко распространенное отрицание женской агрессии и, с другой стороны, идеализация материнства. Еще одна причина — скрытный или глубоко личный характер женского насилия, извращенности или отклонения. «В большинстве случаев насилие совершается мужчинами, независимо от того, направлено ли оно против мужчин или женщин» (Mayhew et al., 1992). Но, когда женщины все же совершают акты насилия, они, скорее всего, делают это в частной обстановке, дома — против себя или своих детей. Чаще всего это скрытые преступления, не отражающиеся в криминальной статистике. Таким образом, в отличие от традиционно общественного поля деятельности мужчин, женское насилие совершается по большей части в домашних условиях, что в очередной раз подчеркивает вопрос о разграничении сфер влияния полов в обществе.

Когда женщина признается преступницей, то часто подвергается шельмованию, что в гораздо меньшей мере характерно в отношении мужчин. Основополагающая работа баронессы Хелены Кеннеди «Еву подставили», впервые опубликованная в 1992 г. (новое издание — 2005 г.), описывает обращение с женщинами в системе уголовного правосудия. Она демонстрирует, что глубокое непонимание со стороны судов приводит к несправедливой практике вынесения женщинам приговоров. Автор поднимает важнейший вопрос о влиянии общественного мнения. Социальные стереотипы в отношении женского поведения раскрываются в зале суда точно так же, как и в других жизненных сферах, и по сравнению с мужчиной, с женщиной-правонарушителем обращаются существенно строже.

В работах Вэллдон о женском насилии и извращениях описаны психодинамические процессы, которые формируют это поведение и трансгенерационную передачу извращенного и жестокого материнства (Welldon, 1991, 1992, 1993, 1994, 1996). Динора Пайнс описывает способы, которыми бессознательные конфликты выражаются через беременность, роды и сексуальность женщин (Pines, 1993). Эти процессы очевидны у женщин из моего клинического опыта, многие из которых психически неуравновешенны и проявляют насилие, которое они обрушивают на свое собственное тело и тела своих детей.

Существует множество проявлений женского насилия, требующих тщательного анализа и исследования. В этой работе я решила обсудить те из них, которые встречались в моей клинической практике чаще других. Это такие явления, как материнское насилие, самоповреждение и месть женщин, ставших жертвами мужского насилия. Из-за мучений и лишений женщин, которых я здесь описываю, материалы дел, возможно, покажутся драматичными и даже шокирующими. Я должна подчеркнуть, что имею дело с очень узкой группой пациентов, некоторые из них были осуждены за тяжкие преступления и приговорены к принудительной госпитализации и терапии.

Я также включила в книгу материалы, взятые из моих экспертиз женщин, проведенных для судебных разбирательств по вопросам опеки. Обычно меня просили дать оценку этим женщинам в связи с их уже имеющим место или предполагаемым жестоким обращением с детьми, а также в связи с обеспокоенностью местных властей по поводу того, что эти матери либо представляют реальный риск для своих детей, либо имеют серьезные трудности в защите их от жестокого обращения со стороны агрессивных партнеров. Несомненно, я говорю о женщинах с сильными психическими отклонениями, находящихся в стационарах, и оцениваю только тех матерей, относительно которых была выражена обеспокоенность, и кто, возможно, был известен социальным службам еще до того, как они стали матерями. Поэтому в значительной степени я описываю в своей книге женщин, насилие и депривация которых экстремальны; тем не менее, они наглядно иллюстрируют процессы и опыт, знакомые другим женщинам, не нарушавшим закон.

Я знаю, что существуют и другие серьезные проявления насилия у женщин, в том числе поджоги, насилие со стороны партнеров-лесбиянок, насилие со стороны банд и серийные убийства. Их я здесь не рассматриваю. Мое исследование следует воспринимать не как исчерпывающий отчет об огромной и недооцененной области женского насилия, а, скорее, как введение в нее.

Модель женского извращения: концептуальные основы

Представление о перверсии как о сексуализированной агрессии имеет отношение к пониманию женской агрессии. Я считаю, что многие разновидности самоповреждения, включая анорексию, являются женскими перверсиями, т. е. сексуализированным выражением агрессии, служащим для защиты человека от депрессии или даже психоза, и в случае женщин — направленным не к объективированному другому, а лишь к собственному телу или телу своих детей. Вэллдон выделила и исследовала особую, уникальную категорию женских извращений. Она утверждает, что расстройства пищевого поведения, самоповреждение и материнский инцест могут быть отнесены к этой категории.

Репродуктивные функции и органы используются обоими полами для проявления извращений. Извращенные мужчины используют свои пенисы для агрессии и демонстрации ненависти к символическим источникам унижения, обычно представленными частичными объектами. Если извращение у мужчины сосредоточено на его пенисе, то у женщины оно будет выражаться через ее репродуктивные органы и ментальные представления о материнстве.

(Welldon, 1991, p. 85)

В отличие от определения перверсии, данного Фрейдом, это понятие не следует использовать исключительно в сексуальном контексте. На протяжении всей книги я описываю женские извращения и надеюсь, читателю будет понятно, что термин «извращение» используется мной скорее описательно, чем в уничижительном или аморальном смысле, хотя многие из описываемых действий находятся на грани морали.

Язык тела

Я считаю, что акты насилия, обычно совершаемые женщинами против собственного тела и тел своих детей, являются важными инструментами коммуникации. Работа Макдугалл рассматривает психоанализ психосоматических расстройств в контексте понимания того, как в теле способны проявляться конфликты и травмы, которые не могут быть осознаны и сформулированы. Признавая в соответствии с языком структурирования привилегированное положение психики и терапии в традиционном психоанализе, она подчеркивает важность внимания к жалобам и расстройствам тела. Автор утверждает, что психосоматические заболевания отражают значительные психологические бедствия. Таким образом, потенциальный анализ дает надежду снизить смертоносную силу заболевания через возможность сформулировать и озвучить некогда произошедшее травмирующее событие.

Не во всех сообщениях используются слова. В случае определенных мыслей, фантазий или конфликтных ситуаций, пробуждающих сильные чувства болезненного или перевозбуждающего характера и атакующих осознание, пациент вместо мысли, фантазии или мечты может произвести, например, соматический взрыв.

(McDougall, 1989, p. 11)

Я считаю, что бессознательное использование женщиной своего тела во время беременности и его символическое использование для нанесения себе вреда, анорексия, а также участие женщины в актах насилия в отношении детей аналогично психосоматическому заболеванию. Эти акты насилия служат психической функции женщины, которая их совершает, так же как симптомы психосоматического заболевания являются «детскими попытками спасения себя и созданы как средство от невыносимой душевной боли» (McDougall, 1989, p. 8). Автор связывает развитие этих расстройств с ранним младенчеством, когда психические структуры являются долингвистическими, а самые ранние представления о себе связаны с телесными переживаниями, где тело является основным средством общения.

Я считаю наиболее правдоподобной моделью для понимания женского насилия ту, в которой насильственный акт понимается как решение психологической проблемы и как телесное выражение или сообщение о горе и гневе — аналогично психосоматической жалобе, описанной Макдугалл. Связь между насилием и перверсией как защитой от основного психологического стресса является основополагающей и лежит в основе модели женского насилия, предложенной в этой книге.

Альтернативные модели женского насилия

Существуют альтернативные модели понимания женского насилия. К ним относятся:

— феминистское понимание женского насилия как реакции на угнетение и социальную обусловленность;

— биологическая модель, подчеркивающая роль гормональных факторов, связанных с воспроизводством;

— когнитивно-поведенческая модель понимания развития и поддержания психологического расстройства;

— теория привязанности, согласно которой модели воспитания и ранних отношений могут привести к трудностям в психологическом и социальном функционировании в дальнейшей жизни.

Теория привязанности тесно связана с психодинамической моделью и разработана как в этологических, так и в психоаналитических парадигмах. В этой книге я сосредоточилась на психодинамическом понимании женского насилия, что, по моему мнению, является наиболее действенной моделью для понимания его генезиса и манифестации.

Хотя я и использую феминистские исследования, особенно в отношении самоповреждения и домашнего насилия, я отдаю предпочтение психологической модели, в которой освещаются психодинамические процессы. Моя главная цель — понять коммуникативную функцию обсуждаемых актов насилия и психологическую мотивацию, которая их порождает. Я рассматриваю акты насилия и правонарушения как символы и проявления более ранних конфликтов, многие из которых можно проследить до очень ранних переживаний жестоких женщин, касающихся их собственного опыта отношений с матерью. Другие модели оставляют важные аспекты женского насилия без объяснения.

Теория привязанности предлагает понимание того, как насилие передается от поколения к поколению. Я использую важное положение, выдвинутое Фонаги и Таргет в отношении нарушенных ранних моделей привязанности и, как следствие, невозможности младенцев развивать способность к ментализации: эта трудность проявляется у некоторых из описываемых мною женщин, чьи тела бессознательно используются в качестве основных средств общения (Fonagy, Target, 1999). Работа Де Зулуета внесла значительный вклад в понимание того, как нарушенные привязанности могут заложить основу для дальнейших извращений, которые развиваются как защита от психической боли (De Zulueta, 1993). Она ясно показала связь между теорией привязанности, травмами и развитием патологических защит, проявляющихся в перверсии или жестокости человека.

Структура второго издания

Второе издание было расширено за счет обновленных данных и изменений в содержании. Я пересмотрела все первоначальные главы и, где это было возможно, включила в обсуждение важные вещи. Большинство изменений касается части I «Насилие в отношении детей», для которой большое значение имели недавние правовые и клинические разработки. Новый клинический материал я обсуждаю в главе 3 о физическом насилии со стороны матери, рассматриваю историю пациентки Виктории Климби и отношение этого случая к динамике жестокого обращения с детьми и отрицанию женского насилия. Я затрагиваю споры, связанные с показаниями экспертов о сфабрикованных или индуцированных случаях заболевания, явления, ранее известного как делегированный синдром Мюнхгаузена.

Книга разделена на четыре части: насилие над детьми, насилие над собой, насилие над другими и, наконец, клиническое применение. Я также добавила вводную главу, описывающую развитие нарушенного родительства, отслеживая его с детства матери вплоть до беременности и родов. Я расположила эти типы насилия в соответствии с концептуальной прогрессией — от наиболее скрытых к наиболее публичным формам насилия. Я считаю материнское насилие, как сексуальное, так и физическое, самым скрытым преступлением, часто происходящим за закрытыми дверями. Очевидных физических признаков на жертвах — синяков или свидетельств сексуального насилия — может и не оставаться. Следы чаще всего имеют психологический характер.

Эти акты насилия могут стать достоянием общественности, когда ребенок будет доставлен в больницу с неслучайными травмами или симптомами болезней, которые иногда оказываются либо сфабрикованными, либо искусственно индуцированными родителем, обычно матерью. В такие моменты вмешательство общественности, социальных служб и судов может стать необходимым. Жестокое обращение матерей может быть скрыто из-за материнской власти над детьми, которых они воспитывают в стороне от посторонних глаз. Насилие против себя также может быть глубоко личным преступлением, которое реализуется максимально тайно, вдали от пересудов окружающих, однако, по сравнению со следами скрытого эмоционального или сексуального насилия над детьми, его последствия более заметны в виде шрамов от самоповреждения или истощения тел женщин с анорексией.

Используя понятие женского извращения, я провожу аналогии между целями насилия при самоповреждении и целями при материнском насилии, акцентируя внимание на фактах нападения на свое тело и тела своих детей.

В третьей части книги я исследую феномен женщин, убивающих агрессивных партнеров. Именно в этой главе насилие наиболее явно рассматривается в контексте более широких социальных проблем, связанных с дисбалансом власти между мужчинами и женщинами; юридическая защита этих женщин проанализирована достаточно детально.

Часть I. Насилие в отношении детей

Это основная часть книги, в которой обсуждается развитие жестокого материнского обращения и часто скрытые преступления сексуального и физического насилия над детьми, а также сфабрикованная или индуцированная болезнь, ранее известная как делегированный синдром Мюнхгаузена, и трагическое преступление инфантицида. Я исследую идеализацию материнства, миф о Великой Матери, универсальной богине-матери (Motz, 1997), и патологический процесс, при котором бессознательные конфликты разрешаются посредством беременности и жестокого воспитания. Также исследуется символическая функция ребенка.

В главе 1 я рассматриваю модель извращенного материнства Вэллдон и описание Диноры Пайнс, показывающих, как женщина неосознанно использует свое тело во время беременности и материнства. Я выделяю теоретические основы модели женского насилия и корни нарушений материнства. Для некоторых нарушенных молодых женщин с бедным опытом заботы со стороны своих матерей дети являются их нарциссическими продолжениями. Ребенок рассматривается как «хороший» объект, в котором «плохая» женщина отчаянно нуждается как во вместилище для своих проекций. В фантазиях матери нерожденный младенец — воплощение любящего существа, которое подтверждает регенеративную способность матери и наличие которого показывает ее в лучшем свете. Эта идеализация может привести к разочарованию и депрессии, когда ребенок в конечном итоге рождается, пробуждая в матери ярость. Пайнс (Pines, 1993) анализирует опыт беременности и материнства и его отклонения, а работа Вэллдон (Welldon, 1992) об извращенном материнстве подкрепляет этот тезис.

Я описываю трансгенерационную интегративную модель депривации и жестокого обращения, которая может предрасполагать некоторых женщин к повторению жестокого обращения со своими детьми. Эта модель основана на раннем опыте отношений с матерью, а также более поздних социальных стрессах. В ней прослеживается путь от жестокости по отношению к девочке до ее партнерства с очередным обидчиком, где она еще больше теряет контроль, сталкивается с беспомощностью и в конечном итоге цикл насилия повторяется. Я привожу примеры «патологической беременности», а также насилия в отношении детей, чтобы проиллюстрировать, как женщины могут направлять свою агрессию на собственное тело или тела своих детей, чтобы обеспечить «решение» своих психологических проблем. Это связано с ранним опытом жестокого обращения, депривации или пренебрежения и отражает раннюю травму.

В главе 2 я исследую женское сексуальное насилие над детьми — запретную тему, которая только относительно недавно стала предметом профессионального интереса и обсуждения в СМИ. Очень важно признать феномен женского сексуального насилия над детьми и предложить экспертизу и лечение женщин — виновниц сексуального насилия в отношении детей, многие из которых сами окажутся жертвами внутрисемейного насилия в будущем. Отрицание женской сексуальности и идеализация материнства очевидны в отказе «думать о немыслимом», т. е. признавать существование материнского извращения. Понятие извращенного материнства проясняет причины, проявления и психические функции сексуального насилия со стороны матери.

Глава 3 посвящена физическому насилию над детьми со стороны их матерей. Физическое насилие над ребенком может отражать сильнейшие социальные стрессы и личные потери, которые переживают многие молодые матери, а также может быть связано с реактивацией их собственного опыта злоупотребления или пренебрежения. В обсуждении утверждается символическое значение процедуры опеки в случаях жестокого обращения с детьми. В процессе вмешательства в драматические события частное насилие становится общественной проблемой.

В главе 4 описывается, как физическое и эмоциональное насилие над детьми может проявляться в случае сфабрикованной или индуцированной болезни (FII), ранее известной как делегированный синдром Мюнхгаузена (MSBP). В этой главе я рассматриваю физическое и эмоциональное насилие, проявляющееся в действиях матерей, которые выдумывают или искусственно вызывают болезнь у детей. Хотя это редкое явление, в продолжение темы женских извращений оно наглядно показывает, как женщины могут извращенно использовать своих детей. Я даю иллюстративный случай и теоретическое обсуждение этой опасной и сложной формы жестокого обращения. В такой скрытой форме насилия матери могут фабриковать или индуцировать болезненные симптомы у своих детей, иногда со смертельным исходом. Для тех, кто сталкивается с подобным, это кажется извращенным и невероятным. К тому же иногда эти действия возможно обнаружить только с помощью скрытого видеонаблюдения, что создает этические трудности (Cordess, 1998). Я исследую споры, связанные с диагнозом синдрома Мюнхгаузена, с решением Генерального медицинского совета в отношении Роя Медоу, который был одним из ключевых сторонников MSBP, и с заменой термина на «сфабрикованная или индуцированная болезнь». Я также обсуждаю недавнее законодательство, касающееся защиты детей в этой области, и представляю обновленные исследования в отношении выявления и лечения FII.

В главе 5 я обсуждаю инфантицид, одно из самых шокирующих проявлений материнского насилия. И здесь снова мать использует свое собственное тело, представленное телом ее ребенка, чтобы совершить акт, на этот раз — безвозвратного насилия. Раскаяние и горе, переживаемые женщинами, которые убивают своих детей, ясны. Я обсуждаю связь детоубийства с истерическим отрицанием беременности, так часто связанным с убийством новорожденных. Я исследую недавнюю литературу по профилактике инфантицида и правовым последствиям применения имеющегося закона об инфантициде в США. Шокирующий случай Андреа Йейтс, явно психопатической матери, убившей своих пятерых детей и отбывающей пожизненное заключение за убийство в штате Техас, используется мной, чтобы сосредоточить внимание на полезности и обоснованности закона об инфантициде.

Часть II. Насилие, направленное против самой себя

Женское насилие часто направлено против себя при депрессии, самоповреждении или добровольном голодании. Хотя эти проявления могут отражать бессознательное насилие, направленное против себя, они обычно не считаются преступлениями и, конечно, не запрещены законом. Из-за того, что эти проявления женского насилия направлены против собственных тел или тел детей, они часто скрыты от публики. Подзаголовок книги «Преступление против тела» указывает на самонаправленную природу женского насилия; термин «преступление» используется метафорически. Женщины, которых я здесь описываю, по-видимому, в полной мере отождествляют себя со своим телом. Это не только отражает личные внутренние психические трудности конкретных женщин, но и показывает, что в телах женщин в целом и в их репродуктивных способностях в частности локализован мощный культурный аспект. Их представление о самости переплетены с их физическими телами: нападение на их собственные тела имеет множество смыслов, требующих проговаривания. Эти женщины нападают на себя и — в фантазиях — на тела своих собственных матерей, используя с помощью самоповреждения конкретный опыт боли, — всё, чтобы только выразить свои психологические страдания и сообщить о бессознательных конфликтах.

Вторая часть состоит из двух глав: одна посвящена самоповреждению, а другая — нервной анорексии. Каждая глава проиллюстрирована материалами реальных случаев, чтобы дополнить теоретическое понимание насилия против себя. Моя цель — дать некоторое представление о сложности и развитии поведения, лежащего в основе расстройства, для которого оно характерно, о его символическом значении и влиянии на тех, кто работает с этими женщинами.

Глава 6 посвящена преднамеренному самоповреждению, подчеркивающему его коммуникативную функцию, и разъяснению модели женского извращения, разработанной Вэллдон. Женщины наносят себе вред для того, чтобы выразить свое горе и гнев в надежде, часто бессознательной, получить от других отклик на это. Точно так же насилие, которому женщины подвергают детское тело, часто отражает коммуникативную потребность и может рассматриваться как симптом других конфликтов. Женщины пытаются управлять своей сильной внутренней болью, направляя ее на самих себя, чтобы экстернализировать боль в атаке на тело. Жестокость самоповреждения часто сводится наблюдателями к минимуму и рассматривается ими как просто раздражающий или манипулятивный акт, а не как мощная коммуникация. Большинство тех, кто причиняет себе вред, не опасны для других, но с некоторыми все же стоит быть осторожнее, особенно с теми, кто испытал очень серьезное сексуальное, физическое и эмоциональное насилие. Я обновила главу ссылкой на научно обоснованное лечение — психотерапию на основе ментализации для людей с пограничным расстройством личности, разработанную Бейтманом и Фонаги (Bateman, Fonagy, 2004).

В главе 7 я обсуждаю нервную анорексию. Самоповреждения, включая анорексию, по-видимому, становятся средством достижения контроля, хотя и временного, над собой через тело. Нервная анорексия — это опасное для жизни состояние, при котором организм намеренно голодает, проявляя сильнейшую агрессию, обращенную против себя. Сценарий аноректиков — переесть, а затем «очиститься», поддерживая таким образом цикл потворства своим слабостям и последующего самонаказания, в котором злоупотребление собственным телом очевидно. Акт «очищения» можно рассматривать как символическую защиту от сохраняющихся болезненных мыслей и воспоминаний. Аналогичная неспособность усвоить и переварить материал нередко проявляется и в терапии. Вопросы для терапевтов в работе с анорексичными женщинами исследуются мной со ссылкой на психоаналитическую работу Уильямс (Williams, 1997) и Биркстед-Брин (Birksted-Breen, 1997). Нервная анорексия и нервная булимия — два различных клинических состояния, в то же время женщины с анорексией иногда могут использовать методы, характерные для булимии. Глава посвящена нервной анорексии, но частично я обсуждаю и нервную булимию, особенно в отношении психического значения очищения. Эта глава была обновлена и переработана с учетом новой литературы и включает: обсуждение веб-сайтов pro-Ana и pro-Mia, число которых в последние годы увеличилось. Я привожу споры о том, следует ли закрывать эти веб-сайты, а также излагаю конфликт между сторонниками свободы слова и теми, кто считает, что эти сайты могут нанести большой вред уязвимым молодым людям.

Часть III. Насилие над другими

Эта часть посвящена исследованию избиваемых женщин, которые впоследствии убивают, как это описано в главе 8. Я расширила эту главу, включив в нее обновленные данные о женских убийствах. Женщины, которые подвергаются постоянному физическому насилию, в результате могут превратиться в психологически поврежденных, иногда до крайней степени пассивности, и находиться в состоянии, названном «выученной беспомощностью» (Browne, 1987; Seligman, 1975) и входящем в «синдром избиваемой женщины» (Walker, 1984). Я описываю, что происходит с женщинами в периоды продолжительного насилия со стороны их агрессивных партнеров, и процесс, который может привести таких женщин к убийству своих склонных к насилию партнеров. В качестве иллюстраций приведены случаи, один из которых демонстрирует воздействие продолжительного насилия на молодую мать, а другой описывает, как домашнее насилие привело к тому, что женщина убила своего жестокого партнера. Также я обсуждаю психологический процесс, используя психодинамические термины, и оцениваю обоснованность правовой защиты при «синдроме избиваемой женщины», аргументируя необходимость расширенного применения поправки о провокации в отношении женщин, убивающих своих агрессивных партнеров.

Часть IV. Клиническое применение

В этом разделе я предлагаю обсуждение клинических случаев из моей практики, с которыми я сталкивалась, работая как судебный психолог с женщинами в отделениях закрытого типа. В главе 9 «Работа с женщинами, которые убивают» я описываю клинические примеры и обсуждаю проблемы переноса в отношении беременности терапевта, когда клиент — женщина, убившая своего ребенка. В главе 10 я обсуждаю вопросы медицинского обслуживания с учетом гендерного разграничения в закрытых отделениях в соответствии с рекомендациями Министерства здравоохранения, а также документы: «На учете» (Into the Mainstream, 2003) и «Учет психического здоровья женщин» (Mainstreaming Women’s Mental Health, 2004). Кроме того, я иллюстрирую трудности, с которыми сталкиваются женщины в смешанном закрытом отделении, и показываю, насколько непризнанными могут быть их потребности в такой среде. Я обращаюсь к вопросу, подходит ли термин «опасное и тяжелое расстройство личности» женщинам-правонарушительницам, и, наконец, даю обзор наиболее полезных и сложных моделей ухода за женщинами в закрытых отделениях, разработанных на основе принципов привязанности.

Читатели, знакомые с первым изданием книги, заметят во втором множество изменений. В них отражены последние достижения в клинической практике, исследованиях, государственной политике, криминальной статистике.

Использование в тексте клинических случаев, известных общественности, может поспособствовать не просто осуждению, а пониманию преступлений и помочь читателю оценить актуальность модели судебной психотерапии для широкой общественности.

Заключение

Заключение связывает воедино темы предыдущих глав и указывает путь для будущих исследований. В нем описывается роль судебной психотерапии в понимании женского насилия и модель лечения, в которой насильственный акт может быть глубоко исследован в надежде, что его понимание и осознание могут сделать так, что поведение, связанное с насилием, канет в Лету. Конечная цель такой терапии — позволить агрессивной женщине обрести свой голос и ограничить использование языка тела, как бы болезненно это ни было.