Лавандовый вечер

Анна Муллан, 2022

Посвящается всем, кто потерял веру и свое волшебство. Пусть эта история станет новым кусочком пазла, который вы искали, чтобы заново собрать свою жизнь.

Посвящается другу.

Ты всегда верила в мои самые безрассудные идеи и мечты.

Верь с такими же светом и силой в свои.

24.06.2022 г.

Если бы не эта история, вы вряд ли бы когда-нибудь узнали о городе F.

Маленький, кукольный городишко, окруженный с одной стороны зелеными полями, которые слипались с голубым небом, с другой — забором пушистого леса с круглыми мохнатыми деревьями. Это зеленое ограждение отделяло таинственный городок от остального мира.

Количество жителей города F чуть дотягивало до тысячи. Поэтому в нем было только самое необходимое. А именно:

один продуктовый магазин;

одна церковь;

одна главная улица;

одна аптека;

один памятник;

одна школа;

одна автобусная станция;

одна больница;

один парк.

Никто бы никогда не узнал о городе F, если бы не моя машина, которая утром 11 июня сломалась на пустынном шоссе 22L, куда, видимо, до меня очень много лет не ступала нога человека.

Вы когда-нибудь случайно разрушали кропотливо собранный пазл? Когда стоишь злой и разочарованный напротив разбросанных в разные стороны кусочков и не знаешь, какой схватить первым, чтобы восстановить картинку. Так вот, я разрушал. Точнее, был тем самым разбитым пазлом, который я создавал по меньшей мере тридцати пяти лет. У многих, наверное, бывают такие периоды, когда разом пропадает все: работа, любимые люди, вроде как преданные друзья, юношеская вера в свое суперуспешное будущее и желание. Желание чего-то желать. Обрастаешь каменным безразличием ко всему и лишаешься ощущения нужности, важности себя на земной карте местности. Убери свою фигурку — и на карте ничего не изменится. Тогда остро ощущаешь, что созданный за многие годы пазл тебе не подходит, и начинаешь думать, какой новый кусочек необходим для новой картинки. Так вот, такие разочарованные и потерянные, как я, обычно собирают осколки (я бы даже сказал, крошки) надежды, берут машину, распихивают по карманам оставшиеся деньги и отправляются в прекрасное и трепетное НИКУДА! Ведь в темные времена всем очень хочется найти свет. Любым путем. Для меня поиски света — это одиночный побег в неизвестность. Именно поэтому я и оказался в этой безлюдной глуши на шоссе 22L.

Мне пришлось оставить свой старенький автомобиль «Касия» на обочине и отправиться на поиски ближайшей заправки или магазина.

Я шел долго. Сначала по шоссе в надежде встретить какую-нибудь машину. От равнодушного сухого солнца асфальт был мягкий, как песок, и мои ботинки начали единодушно плавиться в такт пеклу. Но, несмотря на дьявольскую жару, на протяжении всего пути меня подбадривал и даже в какой-то мере освежал вид зеленых полей, которые тянулись вдоль дороги. Они были как изумрудное море, образцово скошенная трава которого переливалась и рябила от ветра, как морская гладь. От поля веяло приятной прохладой и каким-то уютным спокойствием и защитой. Я подумал, что за этим местом должен кто-то ухаживать и этот кто-то может быть поблизости. В общем, когда моя надежда на встречу с кем-либо на дороге сгорела, как движок на моей «Касии», я нырнул в одно из зеленых полей.

Так я прошел еще часа три по наручным часам, а по ощущениям — все шесть. Поля, конечно, были прекрасные, но без признаков человеческой жизни. Ни одного намека на близлежащий город или деревню. Когда солнце уже выполнило все земные дела и оставило на службе холодную белую луну, мои остатки надежды на помощь испарились. Беспросветная черничная ночь, оглушающая тишина, бескрайнее чертово поле, отекшие ноги, вырывающиеся из ботинок, сломанная машина, оставленная в подарок бродягам, урчащий живот и мой приятель отчаяние — вот и все итоги уходящего дня!

Я уже хотел повернуть назад, но увидел впереди что-то похожее на столб. Подошел ближе — это был знак «До города F 5 км». После знака, который кому-то понадобилось втыкать именно в этом месте, поле обрывалось и начиналась пыльная узкая дорога, ведущая к скоплению маленьких огоньков — городу!

Я никогда не хотел так сильно увидеть человека! А если с ним еще можно будет поговорить — это был бы двойной восторг! Я подумал, какое человек противоречивое существо. Я был в скоплении людей и стремился к уединению, но, когда я почувствовал себя единственным человеком на планете, мне захотелось людской близости и теплоты. И так во всем. Слишком — слишком. Я подумал: почему крайность для человека проще достижима? Почему в гармонии нам так сложно существовать? Я оглянулся: сзади темное травянистое море, наверху ночное небо с включенной на всю полной луной, впереди неизвестный город и в центре этого — я и шепот ветра. Нет никого, кто мог бы дать совет, утешить, указать верный путь. Приходится делать самое неудобное и страшное — слушать себя и делать выбор самостоятельно. Мне пришла мысль, что, может, в крайности для нас прячется истина. Загнанный в самый темный угол, ты, рваный и слепой, начинаешь искать свет на ощупь. Где компас — сердце, а глаза — душа. Так притягиваешься к своему пути внутренним магнитом и поэтому вступаешь на него твердо, точно зная свой дальнейший маршрут. Без лишнего шума и чьей-либо помощи. И вот ты балансируешь на канате гармонии. А потом… А потом рано или поздно сваливаешься в другую крайность. Всё опять по кругу. Какое же человек противоречивое существо…

Моего лица коснулась теплая капля дождя. Я пробудился от философских мыслей и даже не заметил, как небо затянули темные тучи. С него повалили крупные капли, а потом зарычал гром, угрожая яркими вспышками молний. Я был рад дождю. Запрокинул голову и закрыл глаза — теплый ливень смывал с меня всю пыль и усталость этого безумного дня. Я немного постоял, а потом начал пробиваться сквозь плотную дождевую стену и даже не заметил, как оказался перед выгоревшим щитом, который освещали три вяло мигающие лампочки:

«Добро пожаловать в город F!

Ты такой один!»

— Спасибо, я уже понял… — сказал я и прошел мимо многообещающего знака, а дождь тем временем стих и смыл после себя все звуки, передав место напряженной тишине.

Город F спал. Фонари сонно заливали пустую улицу (и как я писал выше, единственную). В окнах одноэтажных домиков не горел свет. Единственный в округе магазин, который я нашел, был закрыт. Не было ни одного праздно шатающегося прохожего. Ни одной мимо проезжающей машины. Ни одного звука. Было слышно только вялое трещание сверчков и чмоканье моих подгорелых ботинок по мокрому от дождя асфальту. Но город не был заброшенным. Все говорило о том, что за ним ухаживают с особой любовью: дома были ярко раскрашены каждый в свой цвет, рядом припаркованы маленькие машины «жуки», газоны и кустики причудливо подстрижены в виде разных животных, под ногами лежал новый, идеально ровный асфальт, на котором блестели крупные капли дождя.

Меня одолевали два чувства: страха — полное отсутствие признаков жизни казалось подозрительным, необъяснимым и походило на начало фильма ужасов — и разочарования — я безуспешно протопал весь день, никого не нашел и понимал, что теперь придется идти обратно (от этой мысли ноги завывали от боли). Но я решил обойти весь городок в надежде все-таки найти помощь.

Учитывая все содержимое F, что я перечислил ранее, прошел город я быстро и минут через пятнадцать уперся в его окраину — парк. В парке (неужели!) людей не было тоже. К тому же не было и фонарей — только одинокий луч тускло горел впереди. Я пошел, прости господи, на свет.

Глаза привыкли к темноте, и я мог спокойно идти по тропке, рассматривая очертания рядом растущих деревьев, кустов и цветов. Вообще, город был очень зеленым, некоторых видов растений я никогда не видел и не знал, что такие существуют. К тому же вокруг стоял приятный запах — смеси свежескошенной травы, ароматных цветов и сырой земли. Но был и еще один. Чем ближе я подходил к лучу света, тем сильнее до меня доносился очень знакомый аромат. От него по телу растекалось тепло. Он меня успокаивал. Благодаря ему я проникся к этой безлюдной темноте парка и почувствовал себя в безопасности.

Подойдя на достаточное расстояние, я увидел, что луч — это фонарь, который сверху освещает большое, пушистое дерево, похожее на клен. Только вместо зеленых листьев на нем росли фиолетовые цветы. Под деревом стояла деревянная скамейка, на которой (неужели!) сидел человек! Я радостно рванул к нему. Этим долгожданным созданием божиим оказался старик. Голова его склонилась к груди, морщинистые руки были собраны на животе, одна нога вальяжно лежала на другой. Тихое похрапывание внесло ясность — старик спит. Я очень хотел схватить его за грудки и растормошить. Но не решился на столь дерзкий поступок. Тем более что я устал и не чувствовал ног. Я громко бухнулся на скамейку рядом со спящим (в надежде этим его разбудить).

По его одежде я понял, что он не бродяга. На старике был темно-серый пиджак в полоску из тонкой шерсти, который вместе с хозяином повидал многое: слегка растянутый, с потертыми рукавами и единственной пуговицей, висевшей на нитке и вот-вот готовой сорваться в небытие. Под пиджаком был свитер (да, в июне) с непонятным фиолетовым узором. Серые брюки в полоску были коротковаты и открывали его высокие фиолетовые носки. На старике были черные ботинки и серая шляпа, спущенная на нос. В общем, вид был странный, но опрятный.

Мне не давал покоя этот знакомый запах, который тут был особенно силен. Такой успокаивающий — ему хотелось довериться и унестись мыслями в приятные воспоминания; освежающе прохладный — в нос словно попадал холодок и будоражил все тело; аромат, который впитал в себя всю душевную теплоту, будто это был запах любимого человека. Это знакомое дыхание плотно висело в воздухе. Я начал вертеться по сторонам, чтобы найти источник, а затем запрокинул голову. Надо мной висели фиолетовые звезды — цветы, которые мелкими пушистыми гроздьями росли на дереве, укрывшем сверху нашу скамейку. Фонарь подсвечивал цветы, и они на фоне темно-синего неба горели холодным фиолетовым огнем.

— Да, прекрасное дерево, — услышал я рядом хриплый, сонный голос. Повернув голову, я увидел, что старик так же, как и я, смотрел наверх. — Единственное в своем роде.

— Извините, сэр, я разбудил вас, — сказал я. — Меня зовут Джон.

Я протянул руку, старик медленно оторвал голову от просмотра цветочного неба, быстренько потряс мою ручонку и снова мечтательно запрокинул голову. Меня удивила не его безразличная реакция, а то, как он посмотрел на меня. На его лице были две противоположные эмоции, которые причудливым образом очень ему шли, но другому человеку придали бы вид сумасшедшего. Тут было и удивление, как будто до этого он не спал и разговаривал сам с собой, а я, как по волшебству, вырос перед ним из-под земли со словами «меня зовут Джон». Но вместе с тем в глазах старика была озорная искорка, какая-то добрая насмешка, будто он только что разыграл меня и был очень этому рад.

— Сэр, мне нужна помощь. Я ехал по шоссе 22L, и моя машина сломалась. Может быть, вы подскажете, где я могу найти механика в вашем городе? Или магазин запчастей? Или отель на крайний случай, где можно переночевать?

— А ты знаешь, что это за дерево? — спросил старик, проигнорировав мои вопросы.

— Нет, не знаю. Извините, может, вы все-таки скажете, кто тут может мне помочь?!

— Это лавандовое дерево, — сказал он медленно и поучительно, а затем посмотрел на меня.

— Лавандовое? — я запрокинул голову, и действительно, это же были цветки лаванды, как я мог их не узнать?! — А, вот что это за знакомый запах! Это лаванда! Точно! Я первый раз вижу, чтобы лаванда росла на дереве.

— Да, лаванда растет на дереве, но только на этом и только здесь. Такое дерево одно. Оно прекрасно, и ему очень-очень много лет. Люблю так приходить к нему, сидеть, наблюдать, размышлять, вспоминать…

— Сэр, дерево и вправду прекрасное, но не скажете ли вы, где здесь у вас можно найти механика? Мне нужно вернуться к машине, если она еще, конечно, стоит на шоссе…

— Джон, ты разве не заметил, что все спят?

— Ну вы же не спите!

— Это потому, что ты меня разбудил.

— Прекрасно! — я вскочил со скамейки. — И что мне делать? Бред какой-то! Все тут спят! Нельзя, что ли, какого-то разбудить? Или пробуждение ото сна в этом городе уголовно наказуемо?!

— Смешная шутка, — ответил он серьезно. — Хотя преступление пострашнее, как по мне, это не пробудиться ото сна и жить с закрытыми глазами.

— Я очень рад, что дал вам интересный повод для размышления, — сказал я, но подумал, что старик того… — Но если серьезно, мне очень нужна помощь! Пожалуйста, давайте разбудим какого-нибудь механика, я сварю ему кофе, собственноручно сделаю яичницу, заплачу, сколько он запросит, уеду отсюда, и вы дальше будете спать мирным сном и никогда меня не увидите!

— Всему свое время, Джон, — сказал он и слегка улыбнулся. Именно в этот момент я заметил небольшой шрам на его морщинистом лице. — Садись рядом, отдохни, подыши свежим воздухом нашего города.

— Надышался я воздухом за сегодняшний день! — я бухнулся на скамейку. Мы немного посидели в тишине. — Кстати, а что вы тут один делаете ночью?!

— Вспоминаю.

— Что?

— То, что дает силы жить.

— Здоровый юношеский сон?

— У тебя неплохое чувство юмора, Джон, для отчаявшегося, — снова улыбнулся старик. Затем он закрыл глаза, набрал в грудь воздуха, на выдохе запрокинул голову к лавандовому дереву. — Я вспоминаю о любви, — сказал он.

— Неплохо. И часто вы сюда так приходите посидеть, подумать о любви и поспать в одиночестве?

— Как придется.

— Ясно…

— А как часто ты думаешь о любви, Джон?

— Я? Как придется, — скопировал я манеру его ответа. — Но с каждым разом все реже.

— Это отчего же?

— Не знаю. Как-то так получилось со временем.

— А что такого случилось с твоим временем?

— Ну, знаете, иногда по разным причинам наступает момент, когда внутри тебя щелкает какой-то выключатель, — я продемонстрировал это щелчком пальцев, — и все угасает. Весь свет и тепло. Сплошная темнота и холод. И в этой среде, знаете, любви как-то совсем нет места. Просто полый костюм человека, болтающийся взад-вперед…

— Это, я так понимаю, ты про себя говоришь? «Полый костюм, темнота, выключатель»?

— Вроде того.

— Сынок, что могу сказать… Твои дела плохи! — сказал он, посмотрев мне в глаза, а потом по-детски запрокинул голову к лавандовому дереву.

— И всё?! Ну спасибо за дельный совет! Если бы вы были психологом, то число самоубийств ваших пациентов равнялось бы их количеству!

— А ты разве совета у меня просил, Джон? Я думал, мы просто разговариваем. Ну, знаешь, как случайно встретившиеся незнакомцы на скамейке, — сказал он с той же озорной искоркой в глазах.

— Да, да…

— Джон, верь в себя и в других — вот и все, что я могу тебе посоветовать.

— М-м-м… Спасибо, очень глубоко. Ладно, а что насчет вас?

— А что я?

— У вас же наверняка есть какая-то история, которая заставляет вас сюда приходить и, как вы говорите, о чем-то вспоминать?

— Ну, у каждого есть история. Я не исключение.

— И что это за история? История о первой любви? Счастливом случае? Сложном выборе в жизни? Плохих советах?

— А какую историю ты бы хотел услышать?

— Ну, учитывая все обстоятельства сегодняшнего дня, история о счастливом случае была бы кстати.

Старик внимательно посмотрел на меня.

— Хорошо. Поскольку веры в светлое будущее в тебе не больше, чем в подводном камне, я расскажу тебе одну историю.

— Глубоко благодарен! — ответил я, положа руку на сердце.

— Благодарить будешь после. Так вот, это случилось одним теплым июньским вечером. В этот вечер в маленький парфюмерный магазинчик № 9 зашел Майкл Кор. Это был высокий молодой человек с острыми, словно высеченными из камня чертами лица, с пытливыми темно-зелеными глазами, в которых засела несвойственная для молодой души грусть, и с густой вьющейся шапкой темных волос. Вся его осанка, вид и движения были с налетом высокомерности, и вот, деловито сложив руки за спину, он важно шагал от одной витрины с парфюмом к другой.

— Добрый вечер, вам что-нибудь подсказать? — спросила у него блондинка в фиолетовом фартуке.

— Да, знаете, я ищу какой-нибудь особый парфюм… — ответил Майкл, внимательно разглядывая витрины.

— Начало интригует! — ответила девушка. — А что в вашем понимании особый?

— Чтобы парфюм был такой один. Как я, — ответил Майкл, не обращая внимания на блондинку. Этот ответ нисколько ее не смутил. Она улыбнулась, открыла дверцу прилавка, на цыпочках подошла к увлеченному покупателю, который нагнулся к полке с цветочными ароматами, поравнялась с ним и тихо наклонилась, оказавшись под его длинным туловищем.

— Ну тогда мне нужно больше вводных про вас! — сказала она.

Майкл опустил голову, увидел под собой блондинку и от неожиданности отскочил.

— Простите, не хотела напугать, — засмеялась девушка. — Но соблазн оторвать вас от чтива был уж очень велик! Не знала, что составы парфюма настолько захватывающие и увлекательные.

— Я не испугался, — смущенно ответил он. — Простите и меня, я и вправду что-то увлекся.

— Ну так что, какой вы, извините, как вас зовут?

— Майкл, Майкл Кор.

— Какой вы, Майкл Кор? Дайте мне краткие вводные о вашей уникальности, и тогда я попробую подобрать аромат.

Большие, круглые, голубые глаза блондинки смеялись. Майкл только в этот момент увидел, насколько она хороша. Дело было даже не во внешности, хотя, надо признать, девушка была красива: вьющиеся золотые волосы спадали мягкими прядями до плеч, пухлые, розовые губы она кокетливо прикусывала, чистые голубые глаза смотрели сейчас на него и смеялись. Майкл в первый раз видел, чтобы можно было смеяться только одними глазами. Но больше всего его удивил теплый свет. Свет, который исходил от девушки и освещал ее саму и все вокруг. Он не мог этого понять и объяснить. Майкл просто почувствовал, что ее свет дошел и до него. Внутри стало тепло и спокойно — ощущения, которые давно его не посещали.

— Я читал, что запахи вызывают сильнейшие воспоминания… — заговорил он, оторвавшись от девушки, и впился глазами обратно в витрину. — Это называется прустианский эффект, знаете о таком?

— Ну, допустим, — блондинка внимательно следила за Майклом.

— Мне это показалось очень интересным исследованием. Информация о запахах попадает в гиппокамп — это зона мозга, которая формирует ассоциативную память. А амигдала — другая важнейшая часть мозга — обрабатывает чувственные воспоминания и формирует эмоциональную память. Пруст считал, что сильнейшие воспоминания вызываются именно запахами, а не звуком или картинкой. И, проведя некоторые свои исследования, я вынужден с ним согласиться.

— Вы первый покупатель, который знает больше меня про запахи. А откуда такие глубокие познания?

— Я учусь в медицинском… — он оторвался от витрины и посмотрел на девушку. — Учился, — он сказал это быстро и сразу отвернулся.

— Понятно. Но не совсем. Что вы хотите найти в этом магазине?

— Дело в том, что я скоро ухожу на войну, — он опять посмотрел на нее. — У меня есть младшая сестра, и, кроме меня, у нее никого не осталось. Я хочу, чтобы в мое отсутствие что-то особенное напоминало ей о брате. Я вспомнил Пруста и подумал о парфюме… И мне показалось, что это идеальный подарок. Когда сестре будет страшно, грустно или одиноко, она откроет парфюм и почувствует мое присутствие. Я хочу, чтобы это сильнейшее воспоминание было рядом и она всегда могла взять его с собой.

— Знаете, это прекрасная идея, Майкл, — начала блондинка после некоторой паузы. — Только вы не найдете такой парфюм на этих полках, да и в других магазинах тоже.

— Это почему же?

— Ну, во-первых, парфюмерия — это не медицинская лаборатория! Это, если хотите, поэзия, понимаете? — сказала она, жестикулируя, и на щеках выступил румянец. — Даже больше — это поэзия, умноженная на волшебство! Вот что это! А вы говорите о парфюме как о каком-то опыте или эксперименте. Здесь нужно верить!

— Верить? — усмехнулся Майкл. — Во что?

— В волшебство. В то, что, надевая этот аромат, ты становишься особенным, — девушка начала медленно ходить вокруг Майкла, касаясь его своим плечом. — В этом флакончике все ваши секреты. Ваша сила. Ваши желания. Ваши сверхспособности.

— Простите, мы все еще говорим о парфюме?

— Конечно. Просто если не вкладывать во все, что ты делаешь, немного волшебства, то в чем смысл? Тогда получается скучная жизнь, в которой все можно объяснить сухими фактами.

— А что вы имеете против фактов? Факты рождаются из наблюдений. Если бы не они, мы бы до сих пор сидели в каменных пещерах и рисовали буйволов углем.

— Я не умаляю достоинств науки, я лишь хочу сказать, что мечтать и верить так же важно, как исследовать и доказывать.

— У вас будет во-вторых? — резко сказал Майкл.

— Во-вторых, — нисколько не смутившись, продолжила блондинка, — вы же такой один, и аромат должен быть единственным в своем роде. Но… — девушка зашла обратно за прилавок.

— Но?

Блондинка опустила руки на стол и по-детски положила на них голову.

— Я могу сделать его сама прямо сейчас. Только при одном условии.

— Каком?

Конец ознакомительного фрагмента.