Ключи от счастья

Анна Пожарская, 2017

Быть сестрой правителя – значит быть вещью, разменной монетой в делах государства. Да и как иначе, если брат проигрывает войну, а происхождение предписывает забыть о себе и, выбирая мужа, следовать долгу, а не сердцу. Кровь велит сохранять спокойствие и выполнять условия договора с врагом, не желая объяснять, что делать, если мысли занимает вовсе не жених, а вояка-шалопай: ненадежный, невыгодный, но желанный. От себя, однако, не убежишь, родовой чести придется пойти на уступки глупому сердцу. Обложка создана Ириной Косулиной с использованием изображений с сайта depositphotos.

Глава четвертая

Помощь в госпитале не понадобилась. Раненых стало меньше, и работники справлялись своими силами. Зато в гостиной замка Илу ожидал обещанный ученик из клана Поющего волка. Он сидел на диване и разглядывал потолок. Его волосы рассыпались по обивке, а рука с изображением волка мирно лежала на подлокотнике. Женщина остановилась и вдохнула поглубже. Восемь лет назад точно так же здесь сидел его старший брат, когда ждал ее, собираясь сделать предложение.

Юноша услышал шаги и поднялся поздороваться с наставницей. Передал привет от сестры Мираты. Ила улыбнулась: она уже вечность собиралась навестить ее, но никак не могла доехать. Она внимательно посмотрела на гостя. Нет, его отец неправ, различия между братьями есть. У жениха был едва заметный шрам над губой, лицо пришедшего без изъянов. И глаза у него, кажется, чуточку темнее, чем у давнего возлюбленного.

Ила улыбнулась гостю и позвала за собой в лабораторию. Попросила рассказать, что он знает о заживлении ран. Юноша, сбиваясь и краснея, начал свой ученический рассказ. Наставница слушала его вполуха. Она вспоминала последний вечер, проведенный с женихом. На берегу реки в свете заходящего солнца, таким же точно голосом тот делился итогами своих брачных переговоров. Отец столковался с родителями его невесты, предложив им взамен младшего брата; Солак готов отпустить Илу, как только понадобится; Лари, хоть и со скрипом, но дал свое благословение на брак. Осталось получить лишь ее согласие. Ила сказала «да». Когда солнце спряталось за горизонт, они занимались любовью, вода была темная, как чернила, дул теплый ветерок, кричали выхухоли, и будто вымытые сияли звезды.

Через неделю Иле привезли его труп. Вполне себе обыкновенный, даже не сильно изуродованный. Его убили во время стычки на границе с Лароком. Илларий зачем-то посылал туда маленький отряд. Первый и последний раз в своей жизни Ила плакала не в одиночестве, а на груди у несостоявшегося свекра, Вилта. Лари в тот момент она ненавидела. Горе затмевало здравый смысл, злоба была такой всепоглощающей, что она так и не вернулась домой: чуть больше трех месяцев она прожила в клане Поющего Волка. Вот и сейчас, слушая знакомый голос, она чувствовала, как снова пробуждается и крепнет она, ненависть — чувство пагубное и несправедливое по отношению к Лари.

В настоящее ее вернул грифель, который больно впился в ладонь железным наконечником. Ила поняла: прошлого на сегодня достаточно. Она всучила юноше пыльную книжку с поручением прочитать до завтра хотя бы треть и выпроводила его восвояси. Ей захотелось уйти прочь из лаборатории, прогнать воспоминания, давние раны вдруг заболели как свежие. К счастью, было время обеда, можно пойти занять себя застольной болтовней, чужие слова прогоняют мрачные мысли. Ила, не раздумывая, направилась в столовую.

Обед только начался, за столом в ожидании первого блюда сидели невестка Глоса и Ладин. Виленвиец выглядел неплохо, только синяки под глазами да проступившие морщинки вокруг них выдавали его состояние. Он привел себя в порядок: побрился, помылся, оделся и заплел косичку.

Ила поздоровалась, села. Пахло жареной бараниной и супом из спаржи. Ладин поднаторел в кранском настолько, что умудрялся острить и острить удачно, даже необщительная и настороженная Глоса смеялась над его шутками не из вежливости. Ила молчала, как она ни старалась, разговор у нее не клеился, суп казался несъедобным, баранина не лезла в рот, даже десерт и тот на вкус напоминал кусок мыла.

К концу обеда Ила вспомнила, что ее старый помощник уехал еще вчера, значит, надо обработать раны Ладина. Она потащила его за собой в лабораторию. Тот не сопротивлялся, он понял — Ила не в духе, и предпочел не будить лихо. Он молча поливал воду из большого кувшина ей на руки, наблюдал, как она достает банки с лекарствами, как наматывает на палочку полоску чистой белой ткани, окунает ее в мазь. Не дожидаясь команды, он скинул рубашку и начал стягивать штаны, но Ила остановила его.

— Я не хочу еще раз видеть вас раздетым.

Ладин удивленно приподнял бровь, ту, что со шрамом.

— Я вас смущаю?

Ила вымучила улыбку.

— Скорее, я сама себя смущаю. До вас я никого из моих пациентов как мужчин не рассматривала…

— Так в чем дело? — Ладин подмигнул. — Я готов оказать посильную помощь, облегчить вашу участь, чего не сделаешь ради спасительницы.

Ила сурово посмотрела на него. Как странно было видеть мужские руки без знака клана!

— Становитесь в очередь, будете тысячным желающим отблагодарить меня подобным образом, — сестра конунга поспешно отогнала мысли о применении этих нетатуированных рук. — И прекратите паясничать, за все возможные рамки выходите.

Она уложила Ладина на диван и аккуратно смазала его раны. Затем заставила надеть рубашку и, стянув с него штаны, обработала бедро. Тело виленвийца вытеснило из головы все остальное, и тоска понемногу отступила. Оставаться в лаборатории, однако, по-прежнему не хотелось. Она посмотрела на подопечного. Интересно, а ему есть чем заняться?

— Ладин, — она произнесла его имя с едва заметным акцентом, «эль» звучало чуть мягче, чем требовалось. — Если вы пообещаете не отпускать солдафонских шуток, я могу устроить экскурсию по городу.

Виленвиец оживился.

— Отлично! Клянусь, я буду как невинный ребенок.

Сестра конунга улыбнулась и кивнула.

Она повела его на набережную. Идти было далеко, но Ладину не терпелось испытать свое тело. Раны уже не беспокоили, и он предпочел скорее забыть о них. Они гуляли вдоль реки, хозяйка рассказывала о домах, стоящих у берега. В порту неподалеку сгрудились грузовые корабли, лодки, торговцы и рыбаки. Ила и ее подопечный посидели немного напротив навигационной школы, греясь на солнце и наблюдая за студентами. Заглянули на городской рынок, купили сушеной земляники и, будто в детстве, ели ее прямо из бумажного свертка. Ягоды были терпкие, с кислинкой, но пахли восхитительно. Иллария оказалась вовсе не такой букой, как думал Ладин, а он доказал свою способность общаться не только с вояками.

К вечеру забрели поужинать в странный трактир, на вывеске которого красовались раки и пивная кружка. Хозяин радушно встретил Илу, рассыпался в любезностях и все норовил лишний раз подчеркнуть, как ей благодарен. Он усадил гостей за дальний стол в темном, но очень уютном уголке и исчез, пообещав принести все самое лучшее. В зале стоял полумрак, пахло жареной рыбой, народу вокруг было достаточно, на Илу со спутником никто не обращал внимания. Она откинула голову на спинку стула и прикрыла глаза. Ладин аккуратно положил свою ладонь рядом с ее рукой. Стол был деревянный, теплый и приятный на ощупь.

— Устали? — виленвиец будто невзначай накрыл руку женщины, лежащую на столе. Ее ладонь была жесткой и горячей.

— Немного, — Ила высвободилась, царапнув ладонь спутника камнем перстня. — А вы нет? С вашими-то ранами… Прямо чудо какое-то…

Он посмотрел на нее: в полумраке зала она казалась немного надменной, чужой и холодной. Интересно, а после занятий любовью у нее такой же вид?

— На мне все заживает как на кошке, — Ладин пожал плечами, — и лекарь оказался просто божественный.

— Это вы про моего прежнего помощника? — в глазах Илы сверкнула лукавая искорка с налетом легкомыслия. — Он действительно неплох. Только уж больно самодоволен. Я в его возрасте предпочитала слушать и учиться, а он все норовил отчебучить что-нибудь. У него и отец такой же… Все суетился, то с нами был, то против нас…

Принесли еду: запеченную щуку с тушеной морковкой, свежие овощи и вареный картофель. Запахло специями. Ила положила немного в тарелку и принялась за трапезу. Она ела как все кранцы, быстро и четко орудуя вилкой. Ладин никак не мог привыкнуть к подобному, в Виленвии едой наслаждались, смаковали, есть быстро можно было только в случае чего-нибудь срочного. Она заметила его взгляд, истолковала его по-своему и пояснила:

— Когда нам досталась власть, не все нас поддерживали.

Ладин улыбнулся.

— Ила, сколько вам лет? Тридцать?

— Двадцать шесть, — ухмыльнулась она. — Я выгляжу старше?

— Вы прекрасны, — Ладин покачал головой. — Скажите, а каково получить власть в четырнадцать?

— Мы справились, — сестра конунга опустила глаза в тарелку и начала сосредоточенно ковырять морковку.

Сын Хозяев Еруды мысленно укорил себя за длинный язык, с такой тактикой он ее точно не очарует. Ила, однако, быстро успокоилась, к концу ужина улыбалась и шутила над виленвийской неспешностью собеседника. Когда они вышли из трактира, солнце практически село. Людей вокруг не было, лишь изредка попадались одинокие прохожие. До холма, на котором стоял замок клана Рассвирепевшего вепря, оставалось полчаса спокойным шагом. Дорога уже начала подниматься в гору, когда Ила заметила, что никого рядом нет. Она испуганно огляделась вокруг. В кустах послышался шорох, и Ладин вывалился на дорогу. Он держал скрученным мужчину с изображением белки на правой руке. Тот попытался стукнуть Ладина, но виленвиец ушел от удара и еще сильнее скрутил противника. Пойманный фыркнул и взмолился.

— Госпожа, скажите ему, пусть отпустит.

Ила вопросительно посмотрела на подопечного. Тот пожал плечами.

— Шляется за нами целый день. Я сначала думал, показалось, но сейчас сомнений не осталось.

Женщина захихикала. Даже в сумраке были видны, веселые огоньки в ее глазах.

— Отпустите его. Это соглядатай Лари. Я про него забыла, так бы предупредила.

Сын Хозяев Еруды ослабил хватку.

— Если у вас такая бездарная охрана, то случиться может что угодно.

Ила махнула, и мужчина удалился. Она совершенно по-виленвийски взяла Ладина под руку.

— Я терпеть не могу охрану, но брат считает, что оставлять меня одну опасно. Этот малый — наша договоренность. Он, поверьте, не так уж плох. Я видела его в деле. А много охраны — глупости, в Усе со мной были двенадцать человек, не помогло.

— Как скажете, — Ладин вдохнул запах фиалок и украдкой прижался к Иле, он бы обнял ее, но побоялся спугнуть. Она или притворилась, или действительно ничего не заметила.

Оставшийся путь прошел без приключений. Ладин проводил Илу до ее комнаты и, заручившись обещанием встретиться с ней завтра после вечернего чая, удалился к себе. В его комнате на столе лежали два письма, видимо, секретарь приходил, пока виленвиец был в городе. Одно от отца — больше обеспокоенное, чем гневное: он интересовался здоровьем сына и сроками его возвращения домой. Второе — от Лари, с просьбой задержаться до праздника урожая. Конунг как раз собирался в Анак и с удовольствием подписал бы с гостем важные бумаги. Ладин прикинул: до праздника урожая оставалось восемь дней, можно и погостить немного. Он ответил Илларию согласием. Написал отцу длинный подробный отчет о своих делах с обещанием вернуться в середине осени. Засыпая, он подумал: восемь дней — достаточный срок, чтобы заполучить в свою коллекцию Илу, женщину с внешностью покровительницы домашнего очага.

Всю следующую неделю Ладин чувствовал себя обманутым юношей. Он ухаживал за Илой в лучших традициях виленвийских кавалеров, но безрезультатно. Он видел, что нравится ей, замечал следы желания в ее глазах, но дальше пойти она не решалась. Поначалу Ладин злился на себя, Ила казалась легкой добычей, но потом сообразил: возможно, у нее есть возлюбленный, а в этом случае все усилия будут тщетны.

Женщина не обращала внимания на его мучения. Утро она проводила в госпитале, после обеда встречалась с Босахом, солидным господином с изображением черной лисы на правой руке. Босах, как понял виленвиец, ведал мирной частью жизни Краны. Затем приходили учителя музыки или танцев. На подопечного оставалось время лишь после вечернего чая.

Ладин оказался сильнодействующим лекарством от воспоминаний, и Ила стала замечать побочные эффекты. К концу недели она поймала себя на мысли, что с удовольствием бы отменила все занятия и провела целый день с виленвийцем. Именно поэтому, когда в госпитале оказалось недостаточно дел, она ушла раньше в надежде поболтать с ним немного.

Утром Ладин отправился в город, забежал к цирюльнику, постригся, пошатался по рынку, купил безделушек сестрам и матери. Даже поучаствовал в одном из конкурсов на ярмарке и выиграл куклу, он подарил ее девчушке, которая с родителями гуляла неподалеку. Отнес свои покупки секретарю и в отличном расположении духа отправился в замок клана Вепрей.

Ила встретила его, когда он остановился рассмотреть статую покровителя клана Черной лисицы. Изваяние завораживало: то ли лисица, то ли могущественный лесной дух, случайно забредший в чужое тело. Насыщенно-черное, первым порывом было потрогать ее, проверить, точно ли она из дерева. Глаза лисицы — два больших, ловко закрепленных в дереве мрачно-зеленых хризолита хищно смотрели прямо в душу. На ухе статуи была выщерблена, похоже, что от меча, но это делало ее еще величественней.

Иллария поздоровалась. Ладин улыбнулся.

— Рад видеть вас, Ила. Великолепная статуя.

— Да, — женщина кивнула. — Очень люблю ее. Жаль, торейцы и ей шкурку подпортили, но она все равно чудесна.

Виленвиец снова взглянул на статую, ему казалось, вот-вот — и она ускользнет от него. Потом он посмотрел на Илу. Как же та хороша. Именно сейчас, когда улыбается, когда появились морщинки около губ и глаза собрали все лукавство мира.

— А как сюда добрались торейцы? Или ее охраняли так же, как и вас?

Собеседница пропустила сарказм мимо ушей. Закусила губу, раздумывая, достоин ли он услышать подробности.

— Это память о том дне, когда я первый раз не вышла замуж.

Мужчина засмеялся.

— Обычно женщины вспоминают о том, как они выходили замуж.

— Это те, кто в браке, — махнула рукой Ила. — А такие, как я, вспоминают, что есть.

— Расскажите, жутко интересно.

Она подняла глаза к небу: солнце скрылось за тучкой, облака равнодушно тащились по своим делам.

— Скавар просил моей руки для третьего сына, Дорака. Из всех его сыновей он был самым противным, но мы с Лари согласились на брак, нам нужен был союз с Тору. Назначили день свадьбы. Сначала приехали эти их «бабки», которые проверяли, девственница ли я. Хуже ничего в моей жизни не было. Потом появился женишок и стал требовать своего до свадьбы, говорил, в первую брачную ночь мы будем в дороге и не сможем скрепить наш брак. Брат отослал его до церемонии. Уже тогда Дорак наговорил Лари глупостей, подозреваю, если бы не я, брат прикончил бы его сразу. На следующий день чествовали покровителя клана Черной лисицы. Брат хотел воздать Босаху за заслуги и преподнес ему это изваяние. Мой жених и тут отличился. Сказав, что хочет испытать свое новое оружие, он со всей силы замахнулся на статую мечом. Лари проткнул его горло раньше, чем его меч натворил дел. Торейцы не стали протестовать. В конце концов, справедливость была на нашей стороне, даже чужих богов не беспокоят без достаточного повода. Скавар стал еще злее и при случае напоминает, что мы с братом должны ему сына. Впрочем, со Скаваром у нас полно неоплаченных счетов с обеих сторон.

Ладин поморщился.

— У нас тоже. Но мне гораздо интереснее услышать о вас, расскажите, как не вышли замуж в следующий раз…

— Поверьте, ничего любопытного в этих историях нет, — Ила вздохнула. — И поучительного тоже. Пойдемте, я лучше покажу вам статую покровителя клана Черного Ворона того же мастера, она не хуже этой. Как раз успеем до обеда, если срежем. Идти там не очень удобно, но зато быстро.

Ила повлекла виленвийца к подножию холма. Он, хоть и вышагивал покорно следом, сдаваться не собирался.

— Так почему вы им отказывали? Вы противница брака?

Ила остановилась и заглянула ему в глаза. Прохладный ветерок загнал кудрявые прядки на ее щеки, и она решительно заправила волосы за уши.

— Я не противник брака. Брак, особенно счастливый, — это великолепно. Только в этой сказке о замужестве я предмет торга, вещь, и как всякой вещи, мне хочется быть вещью удачно проданной. Думаю, вы понимаете, в вашей семье, вероятно, происходит нечто подобное.

— Да.

Ветер принес горьковатый запах осенних цветов. Ладин повел носом, захотелось сменить аромат на благоухание фиалок. Он сделал шаг вперед и глубоко вдохнул. Ила была настолько близко, что фиалки затмили все остальное. Она посмотрела на него снизу вверх и еле слышно сказала:

— Вам, наверное, тысячу раз это говорили, но я повторюсь. У вас великолепные глаза. Как аквамарины, всегда разные, откуда ни посмотришь.

Руки Ладина скользнули по плечам Илы, ощупывая хрустящую ткань платья, и опустились на талию.

— А косичка как крысиный хвостик, — продолжила женщина, будто не заметив его прикосновений.

Сын Хозяев Еруды улыбнулся и наклонился к ее левому уху.

— Я разрешу вам расплести ее. После.

Ила обняла его за шею и нежно, еле осязаемо, коснулась губами его губ. Ладин ответил на поцелуй с жаром охотника, поймавшего, наконец, добычу. Добычу желанную и ловкую. Он целовал ее бесстыдно и требовательно, не оставляя без внимания ни один открытый кусочек тела. Илина теплая кожа пахла фиалками, и виленвиец, совсем забыв, что терпеть не может эти цветы, готов был утонуть в знакомом запахе. Женщина не осталась в долгу, одаривая его своей лаской, она наслаждалась предвкушением близости.

Сын Хозяев Еруды не жаловал занятий любовью в одежде, и сейчас, когда они собрались зайти дальше поцелуев, он проворно развязал шнурок корсажа Илы и принялся расстегивать многочисленные пуговицы платья. Она отстранилась, страсть в глазах уступила место страху. Ладин поспешил снова заключить ее в объятья.

— Считаешь, нужно найти уголок поукромней? — он улыбнулся и поцеловал ее в губы.

Ила не ответила на поцелуй, ее руки боролись с корсажем, пытаясь призвать шнурок к порядку.

— Мне надо идти. Простите ради всех богов и ваших, и моих.

Не отпуская ее от себя, Ладин прошептал обескураженно:

— Что я сделал не так? Подскажи, я тут же исправлюсь.

Она покачала головой, высвободилась из его объятий и зашагала назад, словно отступала перед врагом.

— Дело не в вас, а во мне. Еще раз простите.

Несостоявшаяся любовница завязала, наконец, шнурок и почти бегом устремилась прочь. Ладин не стал догонять ее. Он молча сел на землю и посмотрел в небо. У верхушек деревьев парила огромного размера статуя ворона. Широко раскинутые крылья охраняли покой мест, в которых он обитал. Виленвийцу показалось: птица смотрит на него с плохо скрываемой насмешкой.

Ила зашла в свою комнату, заперла дверь, спряталась в гардеробной и разревелась. Она плакала горько и навзрыд, до тех пор, пока не услышала, как часы отбивают время вечернего чая.