Московские заметки

Анна Романова, 2022

Каждая моя поездка в Москву пополняется интересными наблюдениями, встречами и рассказами. Я вижу новое, общаюсь, восхищаюсь, люблю, изучаю, смотрю, а затем все тщательно собираю в дорожную котомку и везу в заснеженный край. Здесь я пересматриваю свои трофеи, перевожу в текст. Я наблюдаю, как меняется Москва, фасады ее домов, ее жители. Новые москвичи другие. Они активные, легкие на подъем, предприимчивые. Почему они такие? Им просто стало душно в родных городках. С каждой встречей я открываю для себя новых людей, смотрю, как они крутят мир, отталкиваясь всеми силами от земли, я даже им завидую. Возможно, я хочу увидеть в них себя.

Кафедра

День обещал быть хлопотным. Москва — огромный город. Посетить в один день два места — это и есть подвиг.

Так вот и я захотела успеть все, для чего установила все виды геолокаций и карт на телефон и поспешила в сторону метро.

Первая задача: сертификат нежно-зелёного цвета, который гласил, что я повысила свою квалификацию, прошла курс лекций и теперь знаю все проявления новой коронавирусной инфекции.

По почте сертификаты не высылают, только если с нарочным. Раз я в Москве, то решила все сделать сама.

На Беговой, в десяти минутах ходьбы от станции, в красивом здании с высокими окнами, с подъездом торжественного вида и прохладным холлом расположились кафедры медицинской академии, из которых две особенно близки и любимы моему сердцу, мои alma mater.

⠀ Я обладаю удивительным качеством плутать в тех местах, где до этого была не один раз.

⠀ И в этот раз я заблудилась, как героиня одного из моих рассказов. Ее в итоге покусали гигантские пираньи, и она сошла с ума.

Себе такой участи я не желала, поэтому цеплялась за рукава всех, кого встречала: строителей, сотрудников кафедр.

⠀ Добрый мир помог мне, и я с облегчением выдохнула, когда остановилась перед обитыми красным дерматином высокими дверями с золотой табличкой «Кафедра судебной медицины».

Я спасена. Меня никто не сожрет, ещё и при сертификате буду.

Радость была недолгой: потянула на себя дверь, но ничего не произошло. Звонка на двери не было, на мой стук никто не ответил.

Пришла мысль, что сегодня выходной — и тогда какого лешего я сюда добиралась?

⠀А вот такого! Я начала злиться.

⠀Летела, ехала. Нашла наконец-то эту кафедру, а она закрыта. Мне нужен мой сертификат, и никуда я отсюда не уйду! Сяду и буду ждать, хоть до утра.

⠀ Тут пришла спасительная мысль: а не позвонить ли мне на саму кафедру? Что-то же делать я должна.

Без промедления в интернете я разыскала номер телефона.

Через три гудка трубку сняли, на моей душе потеплело. Прилив надежды, что сейчас все решится.

— Алло, кафедра вас слушает, — женский голос с грузинским акцентом сразу привёл меня в чувство.

— Я хотела бы забрать свой сертификат, — спотыкаясь я ответила, напрочь позабыв про «здравствуйте».

— Так приходите и забирайте, не вижу никаких препятствий вашим желаниям, — продолжил женский голос, но уже более строго.

Как первоклассница, я сжалась от страха и протараторила.

— Так как же я к вам попаду, если вас там нет, и дверь закрыта. Я стучу, стучу…

— Дорогая, так перед вами все двери будут закрыты, если так нерешительно ручку дергать. Да и стук слабоват у ваших желаний. Сильнее давите на эту ручку, и стучите понастойчивее. Хотя нет, стойте на месте. Сейчас я вам ее открою. Толку-то, если такая нерешительная, — отчитал меня женский голос, причём акцент почти не был заметен.

Пришла мысль — вот и нарвалась на очередные нравоучения и приготовилась к следующей словесной тираде.

⠀ Массивная металлическая дверь с лязгом распахнулась. В дверном проеме стояла стройная высокая особа, с аккуратно подстриженной копной вьющихся волос, с пронзительными тёмными глазами и орлиным профилем. Ее халат был безупречно отутюжен и похрустывал при движении.

⠀ Стало понятно, что она принадлежит к старой гвардии кафедралов, что не признают цветастых принтов и расхлябанности.

⠀ Я не смогла определить даже на глаз ее возраст, вероятно, за пятьдесят и выше. Но разброс оставался большим, и интрига нарастала.

— Как ваша фамилия?» — спросила она меня официально.

— Романова, я… — но не успела закончить себя представлять, как она протянула ко мне радушно руки, почти обнимая увлекла за собой прохладную глубину кафедры.

Тут же показалось, что мы знакомы тысячу лет и два месяца.

— Доктор, что же вы так долго к нам ехали, откуда? — спешила она расспросить. — Вот он лежит ваш сертификат, ждёт! Новенький, подписан всеми, только осталось вручить!

Сказать, что я растерялась — ничего не сказать. Мегаполис, Москва, уйма учебных заведений и тут оказывается, меня не только знают, но и ждут!

— Так, а Вы знаете, когда этот заведующий из Пскова приедет? — с улыбкой спрашивает меня она. — Вы ему скажите, чтобы поспешал, я тут его сидеть и ждать не буду. У меня других дел полно!

⠀Я не знаю того патолога, который в Пскове живет, ни где он работает, но кивнула головой, что обязательно все передам в Псков и напомню о его документе. Кому я звонить буду, представления не имею. Но расстраивать ее мне совсем не захотелось.

В ее уютном кабинете на столе и на полках с книгами стоят фотографии. На них моя собеседница и незнакомые мне люди. Но судя по осанке и стати — профессора, ученые.

⠀ Она зацепила взглядом, ей польстил мой интерес к фотографиям и тут же поспешила сообщить: «Вы знаете — я подруга Автандилова? В следующем году мы празднуем его столетие. Вы приглашены?»

⠀ Тут я опешила. Неужели она видела самого Автандилова, который написал столько учебников и руководств по нашей дисциплине? Его книгами завален мой рабочий стол. И сколько ей самой лет, если ему уже почти сто? И есть ли шанс, что меня пригласят на его юбилей?

Собеседница прищурила глаза и хитро улыбнулась:

— Что, дорогая, вы возраст мой высчитываете?

— Так вам пятьдесят! — чтобы как-то выкрутиться из ситуации поспешила я ответить.

Тут она засмеялась, слегка покачиваясь из стороны в сторону:

— Да, дорогая, Вы угадали, именно столько мне было до 1917 года. Не стану говорить сколько мне, не поверите. Смотри ещё, какая я худая.

Она протянула мне руку с тонким запястьем. Его без труда можно обхватить двумя пальцами.

— Вот похудела один раз — и баста. Расстраивалась, молчала. Все у меня искали и ничего не нашли. Ведь мы же врачи сами умные. Сами у себя все ищем, находим и даже в микроскоп эту дрянь опухолевую рассматриваем, которая завелась.

С этим доводом я была согласна полностью, так как сама грешу методом «спаси себя сам, поставь диагноз».

После мы говорили легко и непринуждённо о наших диагнозах, диссертациях и книгах, как давние коллеги.

— Дорогая, вы уже не девочка. Почему тянете с докторской. Ай, ай! Три года поработайте с усердием — и на защиту. Время теряете! — увещевала моя новая знакомая.

И я погрузилась в атмосферу кафедральной жизни, позабыв о родном маленьком отделении патанатомии где-то на краю света. Там я простой врач, без высокого полёта. А тут сам Автандилов писал книги, свидетели этому — она и эти стены.

На прощание меня одарили парой методичек о предстательной железе, ДНК идентификации и родительским напутствием: «с Богом». Дальше по делам я не поехала.

По дороге купила сливочный пломбир, нашла уютную лавочку под кустом сирени и уселась мечтать о великом: науке, кафедре и открытиях.

Пломбир исчез, я проверила на месте ли сертификат и набрала рабочий номер телефона родной патанатомии, чтобы спросить: как они там, без меня?