Берег Живых. Выбор богов. Книга третья

Анна Сешт, 2021

Боги не вмешиваются в дела смертных напрямую, однако каждый из смертных – земное воплощение великих сил. Каждый из них по отдельности мал и немощен, но каждый способен сделать выбор. Крошечные капли сливаются в поток, формирующий целые эпохи на зримом лике мира. Так говорили предки рэмеи и эльфов. Но всегда ли обретение великой силы дарует победу? Всегда ли победа над врагом дарует желанный итог? Легенды говорят лишь о состоявшемся выборе, уже совершённом однажды. А когда сказания древности вдруг обретают воплощение – найдётся ли им место на земле? Куда в итоге повернёт поток? Этого, пожалуй, не смогут предсказать даже Боги…

Часть 3

Глава 42

40-й год правления Императора Секенэфа Эмхет

— Где Идаэт?

— Сбежала после пожара. Больше она так и не объявлялась, хотя царица и Великий Управитель ищут её.

— А кто в итоге стал преемником Каэба? Или они так и не решили между собой?

— В роду Эрхенны не наблюдается единодушия.

— О да, особенно учитывая последние распоряжения Каэба, да хранит его Страж Порога.

— Стало быть, не весь род Эрхенны теперь наши союзники?

— Да кто ж их разберёт. Слыхали, что произошло с Рехмиром?

— И с Нахтафом.

— Анхис тоже скрыться не успела.

— Кто следующий?..

— Кто…

Та, кого называли «красавицей», поморщилась, слушая обрывки споров и обсуждений, предоставляя сторонникам разбираться в своих подозрениях самостоятельно. Она не любила эти сборища — слишком рискованно. Распоряжения от царицы каждый из них получал и так, в основном — по цепочкам, отследить которые было не так уж легко. Кто не мог терпеть, искал с Владычицей встреч сам. Кому-то даже везло получить ответ.

Но иногда исключительные события требовали личных встреч… и таких исключительных событий в последнее время подобралось слишком уж много на её вкус. Слухи о тёмном колдовстве, которые в итоге пресекли никто иные как осведомители самого Императора и его хранителя секретов… Негласное назначение наследником Великого Управителя… А теперь — череда необъяснимых смертей, о которых даже она, при всех её связях, знала немного. А уж она-то кое-что смыслила в том, как убирать с дороги неугодных. Смутные пугающие слухи о трупах, которые были не обуглены, а точно… оплавлены; о карающем огне, который не касался никого и ничего, кроме самой жертвы. Впрочем нет — вроде дом старухи Хекетджит сгорел дотла? Если никто из осведомителей ничего не напутал. А тут ещё Идаэт поджала хвост и скрылась… Разумная женщина, чего уж.

Поверить во всю эту историю с её жуткими деталями было непросто — иначе пришлось бы признать, что вернулись смутные времена, когда в Таур-Дуат ещё развлекались с чужими жизнями жрецы Сатеха. Но с тех пор, как Дом Владык истребил культ, о подобном никто и не слыхивал. Поговаривали, правда, что кто-то из заново освоивших запретное искусство служил самой Амахисат — но ведь не стал бы этот «кто-то» истреблять своих же? Если только царица не приказала, конечно…

Самым неприятным было как раз то, о чём сейчас говорили союзники Владычицы. «Кто следующий?» только и слышалось вокруг. Всех жертв объединяло одно: так или иначе они были вовлечены в дела царицы… а главное — в дело о гибели наследного царевича Хэфера. А поскольку красавица и сама приложила руку к определённым связанным с этой историей вещам, ей было несколько… неуютно.

Самым мудрым решением сейчас было залечь на дно и закопаться в ил, переждать, пока пройдут над головой бурные мутные воды. Владычица не нуждалась в её услугах прямо в эти дни, поэтому можно было безболезненно скрыться. Да, так она и сделает.

— А что с твоими поисками? — осведомилась красавица у сидевшего рядом с ней бальзамировщика — просто, чтобы как-то отвлечься от общей тревожной темы. — Удалось отыскать девицу, посягнувшую на ваше знание?

Таа, и прежде не отличавшийся весёлым нравом, на этом вопросе помрачнел ещё больше.

— Нет. Ей помогли скрыться.

Женщина присвистнула.

— И кто же этот смертник?

— А в этом я сейчас и стараюсь разобраться… хотя пока есть дела более насущные, — он кивнул на группу спорщиков, горячо обсуждавших убийства.

— Есть соображения, кто наш охотник? — будто между прочим спросила она, извлекая кинжал и чистя и без того безупречные когти.

— От Сатеховых тварей всегда жди беды… и предательства, — глухо ответил жрец.

— Погоди, так в наших рядах и правда есть Его служители? Ну, или были… А с чего бы им тогда обращаться против нас?

— Возможно, Владычица нашла время избавиться от неугодных. От тех, кто сомневался. От тех, кто подумывал, не сойти ли с этого пути… — Таа нехорошо прищурился, и ей стало не по себе — как, впрочем, и всегда, когда она смотрела, например, на его скрытые перчатками руки.

Одно дело было убивать. Чисто, легко, безболезненно. Совсем другое — потрошить трупы… пусть даже и готовить их для вечности. Между рогов-то точно не всё в порядке от такой работы. И хотя Таа, как и прочие бальзамировщики, производил впечатление абсолютной хладнокровной стабильности, выходить с ним праздновать Разлив или какой-нибудь праздник Золотой она бы поостереглась. Верный царице военачальник, которого красавица сейчас держала в фаворе, подходил для этих целей куда лучше. В нём был как раз тот жар жизни, который она ценила.

Да и их будущий Император был ох как хорош собой. Может, имело смысл потом напомнить ему, кому он обязан своим положением? Пока он ещё не слишком искушён вниманием влиятельных особ Обеих Земель.

«Боги, о чём ты вообще думаешь, — мысленно посмеялась над собой женщина. — Что только в голову ни приходит, когда волнение затмевает всё…»

— Я думаю, Владычица использует более… чистые и привычные методы, — заметила она.

— Владычица использует те методы, что наиболее действенны, — сухо возразил бальзамировщик. — Тебе прекрасно известно, какими шаткими стали некоторые из союзов, когда Великий Управитель стал ещё ближе к трону. Ну а с Хекетджит и Каэбом после той неудачной охоты в целом было опасно иметь дело.

— А что скажешь про остальных убитых?

— Ничего. Это не мои дела — лучше скажи ты.

— Хм, из этих троих по крайней мере Рехмир был готов за царицей хоть в бурный порог нырять. Но… но да, он имел дела с лебайцами. Поставлял эльфийское оружие для наёмников — что, в общем-то, не преступление. Даже оружие из армейского снабжения Империи каким-то образом иногда попадает не в те руки, — она многозначительно усмехнулась, но Таа не оценил намёк на обширность её связей в теневой торговле.

— А те наёмники получили оружие с поставок Рехмира?

Когда бальзамировщик озвучил эту мысль, к её горлу подступила лёгкая тошнота.

— Да, — её голос упал до шёпота. — Никаких случайностей, только закономерность: за царевича мстят. Но кто мог узнать имена вовлечённых в это?

— Тот, кто так же напрямую вовлечён в наши дела, причём вовлечён глубоко. Не все из нас даже имена и лица друг друга знают, не говоря уже о задачах, которые поручает Владычица.

— Предатель, на самой верхушке…

— Именно, — Таа многозначительно посмотрел на неё. — И мой тебе совет — хотя ты наверняка уже и сама об этом подумывала — скройся в тенях, Лоза. Выйти на тебя, конечно, нелегко — это и нам не всегда удаётся. Но, сама понимаешь…

Женщина по прозвищу Лоза, конечно, всегда знала, что её жизненный путь вряд ли завершится на крепком ложе в окружении детей и внуков. Но чтобы её тоже нашли обугленной и оплавленной…

— А ты и правда веришь в последователей Владыки Каэмит?

— Одного из них не так давно казнили у нас в храме, — холодно ответил бальзамировщик. — Нет нужды верить в то, о чём знаешь наверняка.

— Никто из моих осведомителей ничего не говорил о возрождении культа. Так, смутные слушки о любителях запретного колдовства — но когда таких не было? Даже у вас. Кто-нибудь нет-нет, да и норовит потревожить мёртвых.

— Значит, расширь круг осведомителей, — равнодушно заметил жрец, пропустив мимо ушей и этот намёк — только хвостом раздражённо дёрнул.

О тёмном колдовстве бальзамировщики рассуждать не любили. А после того, как недавно весь культ Стража Порога побывал в тени гнева Императора, за такие шутки можно было и погребения лишиться. Лоза примирительно улыбнулась.

— Что ж, спасибо за предупреждение. Я умею быть благодарной — если хочешь, сообщу своим, чтоб повнимательнее присматривались… к жрицам.

Таа кивнул, похоже, не особо веря в успех, даже при её помощи.

— А за себя не боишься? — тихо спросила она.

— За себя бояться мне имеет смысл, если царица лишит меня своего благословения. Или если Владыка вскроет заговор — но тут уж бояться придётся не только мне.

Лоза зябко повела плечами и перевела взгляд на своего военачальника, который горячо спорил о чём-то с купцом-полуэльфом. Да-а-а, кого только ни привлекала к себе на службу их госпожа…

А потом она услышала чей-то робкий вопрос, что удивительно — не на захватившую всех их тему.

— Почтенное собрание, нашего царевича ведь отослали в дальний гарнизон. А всё-таки, что станем делать, если Владыка назначит преемником своего брата?

— Вопросы внутри царской семьи предоставь решать госпоже царице, — отрезал военачальник.

— У Великого Управителя детей вроде нет… Ну, отложится наследование Ренэфа Эмхет на некоторое время — тоже ведь не беда?

— Я ввязывался в это не ради дипломатии!

— Владычица ведь сказала, и поручилась: даже Хатеперу Эмхет не под силу остановить эту колесницу!..

— Главное, чтобы царица оставалась с нами.

— Она ясно дала понять, что идти против Владыки и его брата не намерена.

— Неужели поддержит притязания другого? После того, на что нам пришлось решиться?

И всё потонуло в новом витке спора, хотя и в этом мутном потоке слов всплывали зёрна истины.

Лоза подумала о том, что Владычица была прозорлива. И если временно ей придётся поддержать Великого Управителя — она это сделает. Впрочем, озвучивать свою мысль женщина не стала — выслушала, кто что имел сказать, сделала выводы и покинула «почтенное собрание» одной из первых.

* * *

Они шли по тропе между причудливо изогнутыми замшелыми деревьями, чьи могучие стволы, казалось, были сплетены из множества стволов потоньше. Великолепные кроны раскинулись над ними тёмным куполом, и среди ветвей парили наполненные светлячками шары, напоминавшие блуждающие огни Перекрёстков. Вдалеке звучала ирреальная музыка, сливавшаяся с пением ночных птиц.

Каэлисс держался за плечом Высокого Лорда, на чётко выверенном по этикету расстоянии. Иссилан Саэлвэ не спешил начинать разговор, хотя, разумеется, призвал своего посланника не для прогулки. Тревожные предчувствия пытали Каэлисса, хотя его лорд казался удовлетворённым происходящим, учитывая, как всё складывалось.

Наконец, высокорождённый изрёк, не оборачиваясь:

— Долгожданные вести получены. Император направил посольство сразу же после окончания их празднеств Поворота Колеса. Скоро они будут здесь.

— Всё готово к их визиту, и подарок для Пресветлой займёт место среди прочих даров демонокровных, — учтиво заверил Каэлисс и, помедлив, уточнил: — Могу я задать вопрос, мой лорд?

Иссилан милостиво кивнул.

— Хатепер Эмхет возглавляет это посольство?

— Как ни странно, нет, и это, безусловно, опечалит Её Величество. Наша бесценная союзница сообщает, что Владыка поменял решение и оставил своего брата подле себя. Впрочем, Хатепера всегда отличали осторожность и тонкое чутьё — скорее всего, он решил не рисковать.

— Даже ради неё? — удивился Каэлисс.

— Не забывай, кто обвиняется в смерти его дражайшего старшего племянника. Эта история не могла не охладить ветер из пустыни, — Высокий Лорд чуть улыбнулся, словно что-то его бесконечно позабавило. — Пресветлая верно прочтёт этот знак — здесь я согласен с прекрасной царицей.

Посланник понимал. При обострившихся отношениях только появление брата Императора, великого дипломата, могло смягчить настроения в Совете. Его отказ возглавить посольство означал то, что означал: пренебрежение к королеве.

— С одной стороны, мне жаль, что мы не увидимся с ним — нам было бы о чём поговорить, — продолжал Иссилан. — С другой, нашему делу это решение не помешает. Все мои приказы остаются в силе.

— Будет исполнено, мой лорд, — эльф поклонился.

Пришла пора извлечь из тайника резной ларец из южной акации, инкрустированный костью и эбеновым деревом. И чёрные звери Собачьего Бога демонокровных будут последним, что Пресветлая пожелает увидеть из предметов имперского искусства.

— Каэлисс, — вдруг мягко позвал его Иссилан, и тяжёлое предчувствие ожило с новой силой. — Как ты помнишь, после того, что нам надлежит исполнить, придёт время отправить уже наше посольство.

— Молодой Келаэлир Линнтэ предан Вам, мой лорд, и ждёт лишь Вашего приказа. Сопровождающие уже отобраны и готовы выдвинуться в любой день.

— Ты тоже отправишься с ними в Апет-Сут.

Каэлисс едва сумел справиться с изумлением.

— Мой лорд?

— Прекрасная Амахисат удручена и разгневана необходимостью некоторых наших действий в Лебайе. А я слишком дорожу нашим союзом, чтобы не пожелать утолить её печаль, — спокойно пояснил Иссилан, по-прежнему даже не оборачиваясь к нему. — Я хочу, чтобы ты лично заверил её в моих добрых намерениях. После того, как твои дела здесь будут улажены, я передам тебя в полное распоряжение лучезарной царицы. Её приказам ты будешь следовать так же точно, как и моим, пока не придёт время вернуться.

Каэлисс стиснул зубы. Иссилан отправлял его в земли демонокровных, во власть опасной жестокой женщины, которая, к тому же, была разгневана покушением на любимого сына. Желание Высокого Лорда сделать этот жест доброй воли могло дорого обойтись его верному слуге… но Каэлисс помнил, что был лишь оружием. Драгоценным, полезным, но оружием — не союзником, не членом семьи. Впрочем, высокорождённые и членов своих семей порой приносили в жертву, если того требовала цель.

Иссилан обернулся через плечо, холодно изогнув бровь в ожидании ответа, и эльф поклонился.

— Я всё сделаю, мой лорд.

— Не сомневаюсь в тебе. И ещё кое-что.

Посланник затаил дыхание, боясь того, что последует дальше.

— Я доволен твоей ученицей. Она тоже будет в свите юного Келаэлира.

Каэлисс резко опустился на одно колено, склонил голову.

— Мой лорд… Я тщательно подготовил Миссари для служения Вам, и она невероятно искусна. Демонокровные погубят её, не задумываясь, и Вы лишитесь редкого оружия. Миссари верна Вам так же, как я сам, и исполнит любой Ваш приказ. Прошу… — он не справился с собой, и голос всё-таки сменил интонации, пусть и едва ощутимо. — Ради всех лет моего служения Вам… это единственная награда, о которой я прошу напрямую: не посылайте её в Таур-Дуат!

— Каэлисс… — Иссилан Саэлвэ вздохнул, и когда эльф посмотрел на него, то увидел в кобальтовых глазах нейтральную доброжелательность. — Наш путь настолько непрост, что иногда приходится жертвовать даже самыми утончёнными, самыми дорогими нашему сердцу вещами.

— Не вещами… — прошептал посланник, понимая, что скрывать бесполезно — Высокий Лорд уже знал.

— Печально привязываться к чему-то столь хрупкому, недолговечному, — вздохнул высокорождённый почти сочувственно. — Знаешь, я ведь понимаю тебя…

На миг надежда робко раскрыла крылья.

–… Но Миссари должна предстать перед лучезарной царицей, ибо такова воля Владычицы.

— Мой лорд…

— Ясных звёзд, Каэлисс. Меня ждут другие дела, — мягко прервал его Иссилан и жестом отпустил.

* * *

Она ждала его у тихого лесного озера, круглого, точно чаша. Озёрная роща, казалось, давно уже соединилась в единый организм. Корни вековых деревьев создавали здесь причудливые арки, целые пещеры у воды, где селилось зверьё. В некоторых из этих гротов можно было встать в полный рост, а самые высокие кроны терялись в бездне неба.

Каэлисс замер среди ветвей, медля приближаться, позволяя себе ещё немного полюбоваться и не думать о том, что предстояло обсудить.

Примостившись на одном из огромных корней, девушка поигрывала ножом, что-то негромко напевая, и её голос чудесным образом сочетался с голосами ночных птиц. Её золотые волосы были собраны наверх, но несколько непослушных прядей упали на лицо, и она то и дело убирала их изящным взмахом головы. Кожаный охотничий доспех с тонким растительным узором — его давний подарок — подчёркивал красоту её по-эльфийски хрупкой, но по-людски притягательной фигуры. Взгляд её, всегда серьёзный, сосредоточенный, сейчас казался даже немного мечтательным, когда она думала, что была одна. Рядом с ним Миссари обычно старалась не показывать эмоций, преуспев в этом не меньше, чем аристократы Данваэннона.

А Каэлиссу нравилось видеть её живой. Эта живость и приманила его изначально, и породила своего рода привязанность — насколько он мог себе это позволить. Но чем ближе была опасность, тем острее он понимал, какими крепкими оказались эти силки. Одна единственная слабость, но даже этого не было позволено.

Коротко вздохнув, Каэлисс приготовился к их маленькой привычной игре. Ни одна веточка не треснула, не шелохнулась, когда он бесшумно спрыгнул. И всё же, Миссари безошибочно почувствовала. Взвившись на ноги, она выставила перед собой кинжал даже прежде, чем эльф оказался рядом. Без труда избежав его молниеносного удара, она протанцевала по скользкому широкому корню. Они обменялись выпадами, быстрыми, как броски хищников, но ни один не достиг цели.

Миссари была самим совершенством — хрупким, недолговечным, но совершенством. Каэлисс гордился ею, любовался… и не мог допустить, чтобы…

Мысль заставила его пропустить удар, и охотничий нож Миссари замер у его горла. Девушка и сама была удивлена, но не удержалась от лёгкой улыбки.

— Вы поддались мне, не иначе.

— Вовсе нет, — покачал головой Каэлисс, опуская свой нож, удерживая её взгляд. — И что будешь делать со своей добычей?

— Отпущу в лес, конечно, — улыбнулась она и убрала клинок. — Ясных звёзд Вам.

Это привычное приветствие отозвалось болезненно, напомнив, как отослал его, не пожелав слушать, Высокий Лорд.

— Да хранит тебя Данвейн, — мягко ответил эльф, уповая, что Богиня и правда сбережёт её.

— Что-то пошло не так, лорд Каэлисс?

Он сел ближе к могучему стволу и жестом пригласил её сесть рядом. Девушка держалась немного настороженно, как лесная хищница, призванная друидом. Чувствовала, что он не сумеет защитить, что это лежало за гранью его возможностей?..

— Высокий Лорд призывал меня, — доверительно сообщила она. — Невероятная честь для меня, тем более знать, что он… доволен мной.

— Доволен, — эхом отозвался эльф, скользя по ней взглядом, желая запомнить именно такой — в звёздном свете и зыбких сетях теней ветвей.

— Он получил плохие вести? Демонокровные угрожают нам? — она нахмурилась, но проскользнуло в её взгляде что-то такое, что Каэлисс невольно вспомнил её связь с рэмейским царевичем.

Показалось ли ему, или за тем заданием стояло нечто большее?

— Миссари…

— Да, лорд…?

— Просто, — он покачал головой, коснувшись её руки. — Просто по имени. Хватит этих границ.

Миссари посмотрела на него удивлённо и ещё более настороженно. А ведь она доверяла ему. Каэлисс должен был рассказать ей о приказе Высокого Лорда, но вместо этого…

— Я хочу войти с тобой в Ночь Костров. Забыть, что у меня нет ни дома, ни самого малого надела земли, и даже моя жизнь мне не принадлежит. В Данваэнноне так не принято… Простой охотник и крестьянин может дать тебе больше. А всё, что могу дать я — это только я сам. Сбеги со мной.

Она прищурилась, чуть склонив голову набок.

— Это такая проверка на верность, Каэлисс? Но Вы… ты ведь уже знаешь мой ответ. Я верна клану Саэлвэ и Высокому Лорду Иссилану. Он приблизил меня к себе именно за эту верность, и я не нарушу вассальную клятву.

С горечью эльф рассмеялся.

— Конечно… проверка… Вассальная клятва требует, чтобы мы с тобой отправились к демонокровным. Высокий Лорд отдаёт меня царице Амахисат на неограниченный срок. И я знаю, каким может быть её первый приказ — убить тебя… да так, чтобы смерть не была лёгкой.

Её прекрасное лицо не изменилось — не дрогул ни один мускул.

— Почему? — просто спросила она. — Разве мы не делали всё, что было приказано, не шли до конца?

— Потому что такова Игра Дворов. Потому что мы — фигуры на доске, и тобой пришло время пожертвовать ради нового витка этой партии, — жёстко ответил Каэлисс. — Но для меня не так…

Миссари ответила ему долгим взглядом, а потом подалась вперёд и коснулась его губ своими — легко, но невыразимо сладостно, пронзительно.

— Бедный, — вздохнула она. — Хочешь, я подарю тебе эту ночь? Не надо обещаний, — её вкрадчивый шёпот, её близость вызывали дрожь. — Далеко нам уйти не дадут… но мы сможем сбежать, когда пересечём границу…

И когда неуловимая хищница, его хрупкий ядовитый цветок позволила быть с ней в тенях вековых древ, Каэлисс так хотел верить в то, что могло бы стать возможным…

* * *

Пара дней ушла у неё на улаживание наиболее срочных вопросов. Сборы заняли и того меньше. Покидая Апет-Сут глухой ночью в небольшой лодке по одному из каналов, женщина думала о том, успеет ли скрыться от неведомого преследователя. Она оставила знак в условном месте для связного — царица через своих осведомителей узнает, что Лоза оставалась верна ей, просто скрылась на некоторое время.

Лодкой правил один из её охотников — смышлёный паренёк, не спрашивавший лишнего. Ещё один — искусный телохранитель — примостился у её ног, не то дремал, не то делал вид, что дремал.

Бросая на них взгляды, Лоза думала, что лучше будет расстаться с ними обоими где-то по дороге. Так будет проще замести следы. В конце концов, постоянно телохранитель ей не требовался — она и сама могла за себя постоять лучше многих — а вот секрет местоположения всегда лучше хранить в одиночку. Старуха Хекетджит поди тоже думала, что её маленькое поместье — тайна… однако нашли же, притом кто-то из своих, из самых близких… Это и пугало. Лоза всегда была осторожна, и даже ближайшему своему окружению, тщательно подобранному, доверяла не полностью. Это когда-то помогло ей подняться и сохранять своё положение годами. Царица столичных теней и трущоб. Негласная властительница всякого сброда.

Прежде, чем лодка покинула город, её всё-таки нашли. Какой-то припозднившийся гуляка, собиравшийся расстаться с перебродившим содержимым своего желудка здесь же, у канала, проводил её чересчур внимательным взглядом… и вдруг подал условный знак. Проигнорировать этот знак Лоза не могла — если, конечно, собиралась и дальше служить Владычице. Случайность? Или осведомители госпожи сработали даже быстрее, чем обычно? Со вздохом она велела своему спутнику остановить лодку и бесшумно спрыгнула на тихую улочку, пряча лицо под головным платом.

Мужчина приблизился, и она оценила маскировку — запах лука и выпивки ему удался особенно хорошо, притом что взгляд был абсолютно трезвым. И когда Лоза вгляделась в его лицо, чуть искажённое ночными тенями, то узнала одного из самых опасных слуг царицы. Видеть его ей доводилось не так часто, но Владычица пользовалась его особыми услугами не единожды. Мужчина кивнул ей, поманил за собой в переулок. Подав знак своим спутникам, что всё в порядке, Лоза бесшумно скользнула за ним. В этом городе она знала каждый уголок. Застать её здесь врасплох было попросту невозможно.

Он окинул взглядом переулок — глухие стены покосившихся небогатых домов — а потом внимательно посмотрел на женщину. Глаза у него были красивые, но холодные — серебристые на смуглом лице, располагающем, с приятными аристократичными чертами. Чёрные волосы, которые Лоза помнила коротко пострижеными, отросли с их последней встречи. Да и золотое узорное украшение, которое мужчина, помнится, носил на одном из рогов, он сейчас снял. А вместо его излюбленного чёрно-красного одеяния, стянутого золочёным поясом, на нём была обычная схенти. Кинжал Лоза не могла не заметить — оружие она вообще подмечала в первую очередь.

Это он пытал бывших телохранителей наследника в эльфийском поместье. Колдун. И в своём чародейском искусстве он и правда был хорош — Лоза сама в этом убедилась, пару раз прибегнув к его помощи. Правда неожиданно было увидеть его здесь вот так просто. Видимо, ситуация была поистине из ряда вон выходящей.

— Тебе угрожает опасность, — глухо предупредил маг. — Вовремя ты уходишь, но боюсь, не поможет. Охотник уже идёт по следу.

Лоза нахмурилась.

— А ты откуда знаешь?

— Неважно. Важно, что лучезарная печётся о твоей безопасности и велела предупредить.

— Не сочти меня неблагодарной… но с каких пор ты выполняешь поручения, годные для простого посыльного?

Колдун усмехнулся.

— Простому посыльному не под силу отыскать тебя, дорогая, тем более, — он сделал широкий жест левой рукой, — в твоём, с позволения сказать, царстве. Здесь тебе каждая собака помогает.

— И то верно… Ты сказал об охотнике, — Лоза невольно посмотрела в темноту за его плечом, точно огненный убийца мог возникнуть из ниоткуда прямо сейчас.

— Я проведу тебя в одно место.

Она усмехнулась, невидимо под платом, скрывавшим половину лица.

— У меня уже есть безопасное место на примете. Зачем мне идти с тобой?

Колдун пожал плечами.

— В таком случае, я попробую угадать, в каком канале скоро всплывёт твой обугленный труп.

И он точно не шутил. Лоза удержалась от того, чтобы отереть внезапно выступивший пот.

— В общем, я советовал бы не печалить нашу госпожу твоей внезапной смертью — она и без того не в духе. Встретимся у старого порта, меньше чем через час — идёт? Оттуда и выдвинемся.

Лоза отрывисто кивнула. Колдун чуть поклонился ей в своей обычной насмешливой манере и развернулся, чтобы уйти из переулка. Именно в тот миг она решилась на отчаянный шаг. Сократив расстояние между ними одним бесшумным кошачьим прыжком, Лоза повалила мага на землю и приставила к его горлу кинжал.

— Говори, что знаешь, по-хорошему прошу, — мягко велела она.

— Зря ты так, дорогая… — почти ласково ответил Колдун, глядя на неё снизу вверх, не делая лишних движений — знал ведь, что обращаться с ножами она умела.

Но сталь в его глазах не предвещала добра — он был в ярости и наверняка отомстит. Что ж, она готова была рисковать его гневом — разберётся потом.

— Говори.

В следующий миг её внутренности свернулись от такой боли, что мир померк. Кинжал выпал из ослабевшей руки, и ладонь Колдуна легла на её губы, запечатывая. Крикнуть Лоза так и не успела.

Глава 43

Добиться встречи с хранителем библиотеки оказалось едва ли не сложнее, чем получить аудиенцию у Верховного Жреца или у самого Владыки. Анирет понимала теперь, почему Нэбмераи был так зол — Кахеп Таэху то делал вид, что его никто ни о чём не просил, то забывал, с кем говорил и говорил ли — в общем, отказывался встречаться и беседовать. Скорее всего, таким вот нехитрым образом он тоже хранил тайну. А может, просто доживал свои дни и делал своё дело, ну а всё остальное могло отправляться к хайту.

Когда Анирет и Нэбмераи пришли в библиотеку сегодня, девушка уже не слишком надеялась на благоприятный исход. Даже возможность новой встречи с Павахом теперь не казалась такой плохой мыслью, хотя видеть его было невыносимо тяжело, больно. Впрочем, ему было ещё тяжелее… И Сэбни намекнул в тот вечер, что лучше бы им не приходить больше, не тревожить воина, который уже сделал для императорской семьи всё, что только мог, и даже больше.

Тишину нарушал лишь негромкий звук их шагов да шелест свитков. Где найти Кахепа, Нэбмераи знал и уверенно вёл царевну в сердце библиотеки. Один из входов располагался в задних помещениях центрального храма, отведённых для работы писцов. Здесь старик бывал часто, но ещё чаще уходил подальше от всех, в глубины архивов, где почти никто не бывал.

Если б не её Таэху, Анирет бы заблудилась. Да и нельзя сюда было никому без сопровождения, без разрешения старших жрецов — даже ей. Джети такое разрешение, разумеется, милостиво предоставил, и в другое время Анирет бы с радостью погрузилась в чтение свитков, настоящих сокровищ культуры и истории её родной земли. Но сейчас мысли царевны были о другом. Слишком много тайн. Слишком долго её держали в стороне. Она должна была хотя бы узнать больше о ритуале — больше, чем согласился поведать Джети. И единственный, кто мог пролить свет, был старый Таэху, который провёл Паваха в сокровищницу Обители.

Как и в предыдущие дни, Кахеп сидел, привалившись спиной к стене, и что-то сосредоточенно писал. Низкий стол перед ним был завален листами бумажного тростника — и пустыми, и исписанными. Иногда старик вдруг обращал взгляд внутрь себя или просто клевал носом, но потом непременно возвращался к своему занятию.

Анирет тихо проговорила слова приветствия и села напротив. Нэбмераи устроился рядом. Ничего не происходило — писец их попросту не замечал. Царевна разгладила складки своего одеяния, чтобы как-то занять руки и не слишком раздражаться. Её страж смотрел на Кахепа тяжело, неотрывно, точно надеялся каким-то образом пробить заслон воли старого Таэху.

В конце концов, Анирет решила, что это будет последний раз, когда она приходит, и переступила границу приличий — взяла ближайший свиток и сделала вид, что хочет подняться и уйти с ним. Нэбмераи понял и подыграл:

— Да, давай посмотрим — вот там, в коридоре, освещение лучше.

— Ты что себе позволяешь! — возмутился старик, тут же выходя из своего транса. — Мои друзья не любят, когда их трогают всякие!

— Прошу прощения, почтенный, — обезоруживающе улыбнулась царевна, встречая и удерживая его взгляд, и осторожно положила свиток на место. — Ни в коей мере я не хотела обидеть тебя, но мой интерес к твоим трудам уже сильнее меня.

Писец фыркнул, но, кажется, был польщён. И почему ей только в голову не пришло поступить так раньше? Проклятая вельможная учтивость.

— Выгнал бы я тебя отсюда, даром что Императрица, — буркнул он, погрозив ей костлявым пальцем. — За непочтение.

— Царевна, — мягко поправила Анирет, невольно вздрогнув от такой оговорки.

Кахеп посмотрел на неё долгим оценивающим взглядом.

— Эпохи чередуются. Былое поднимается и оживает, — пробормотал он. — Ладно, девочка, пока ещё не носящая прозвание Справедливая. Ты ж ещё не успела его получить, да? Так чего пришла-то?

— К тебе пришла, мудрый Кахеп. За знанием.

— А ты чего притащился? — старик вдруг хмуро зыркнул на Нэбмераи, словно только сейчас заметил. — За Владычицу свою опять просить? Так уж понял поди — бестолку. Сама пусть просит.

Лицо стража Таэху осталось непроницаемым.

— Думай, что говоришь, мудрый, — очень тихо процедил он. — Не только твои друзья могут услышать нас здесь.

Старик не то закашлялся, не то рассмеялся — Анирет сразу и не поняла, и настороженно переглянулась с Нэбмераи.

— Все знают, что я живу не только сегодня и сейчас, — отсмеявшись, отмахнулся писец. — Мало ли чего сболтну. Ну?

Прежде, чем прийти сюда, Анирет долго размышляла над тем, какой вопрос задать ему, долго взвешивала, и потому сейчас была готова.

— Храбрый Инени прошёл сквозь бурю, ведь так?

Кахеп прищурился. В его потускневших синих глазах было гораздо больше осмысленности, чем он делал вид — прав был Нэбмераи. А может, ясность нисходила на старика только в определённые моменты.

— Прошёл, — вздохнул писец и, опустив взгляд, любовно провёл ладонью по листу, на котором уже высохла краска. — Когда-то я обещал, что разберу его на слова, разложу на священные символы… что дам ему новое тело из бумажного тростника, способное пережить много веков… Вечность и память, понимаешь, маленькая царица?

Анирет уже не стала поправлять его — побоялась сбить с мысли — и только кивнула.

— Он должен пополнить ряды моих друзей… а всё не то! — писец расстроенно стукнул кулаком по столу. — Он достойный, и доказал это. А новая форма выходит недостойная его! Не выходит вовсе! Не знаю всех слов, которые нужны…

— Так ты пытаешься запечатлеть его историю, полностью, — прошептала царевна, по-новому глядя на разбросанные листы, в которых была заключена целая жизнь.

— Он уже не в силах сам разложить себя на слова, — с горечью сказал Кахеп. — Его разрушили… И я виноват, ох как я виноват, — схватившись за голову, он запричитал, покачиваясь из стороны в сторону. — Не дозваться теперь, не дознаться. А ведь всё прошло как нужно!

— В чём ты виноват, мудрый?

— Не подготовил достаточно. Предупреждал же, а не подготовил. Но он увидел всё, что должен был! Так много открылось! И золотая нить, пронзающая сердце… — Кахеп осёк себя и задумчиво поскрёб когтем писчую палочку, счищая присохшую краску.

Они подобрались к тому, что Анирет жизненно важно было узнать. Осторожно она спросила, повторяя слова из конца сказки:

— Он нашёл сокола. Но молвил ли его Владыка слова, от которых сердце его возвысилось и освободилось?

Старик вдруг усмехнулся и сгрёб свои свитки ближе к себе.

— Э-э-э нет, потом прочтёшь, маленькая царица… или сама увидишь. А может, и не увидишь — кто ж скажет наверняка? Может, мы так и не узнаем, чем закончилась эта история.

— Она ещё не закончилась, — глухо возразила Анирет, раздосадованная его загадками и тем, что он раскусил её нехитрый замысел. — Для меня Инени пытался… разложить себя на слова, как ты это называешь. Я тоже пытаюсь воссоздать, собрать воедино.

— Для тебя? — подозрительно переспросил Кахеп. — А почему для тебя?

— Потому что любил её, — ответил за царевну Нэбмераи, которого явно тоже раздражало происходящее.

— О… О-о-о! — взгляд старика просветлел, и он вдруг кинулся перебирать листы, выискивая нечто определённое, дописывая что-то. — Служить другому Эмхет, — бормотал он. — Вот оно что, ага… Да-да, так он и говорил. Спрашивал, что будет, если служить другому Эмхет? А я ещё узнать пытался, кому же он хочет служить…

Анирет видела, как напряжённо Нэбмераи вслушивался в бормотание писца, который знал и понимал куда больше, чем говорил. Хотелось встряхнуть Кахепа, объяснить, как это важно, заставить рассказать прямо! Да только вряд ли это что-то даст — разве что дух вытряхнет из его тщедушного тела, а этим никому не поможешь.

— Всё, уходите. Кыш, — замахал на них руками старик. — Мешаете. На том Берегу меня и так заждались, а я ещё здесь не всё успел.

— Ты ничего не сказал мне, почтенный, — в голосе царевны была сталь. — Я прихожу сюда не из праздного любопытства, и только сейчас ты изволил вообще обратить на меня внимание. Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь.

Она думала, что Кахеп снова впадёт в транс, или просто молча вернётся к работе. Но старик вдруг вздохнул тяжело, скорбно.

— А что я скажу тебе, когда понимаю, что ты хочешь услышать? — прошелестел он. — Того, кого ты знала, больше нет и не будет. Это надо принять, девочка. Идите, куда шли. У вас много, много дел впереди… а у меня — совсем мало времени завершить мои.

И Анирет поняла, что говорил он не только о Павахе. Означать это могло всё, что угодно — окончательную смерть брата… или, что ещё хуже, полужизнь, как у его телохранителя.

Силы оставили её — она даже поднялась с трудом. На сердце было больно — померкла упрямая надежда, отчаянно не желая угасать.

— Благодарю тебя. Пусть нужные слова придут к тебе, и Инени обретёт новое тело.

Кахеп уже не ответил, погрузившись в написание.

Той ночью они сидели на крепостной стене, у статуи стража, наполненной Силой многих поколений — совсем как после ритуала, когда Джети соединил их судьбы. Древний гигант из тёмного камня стоял на одном колене, протягивая чаши в сторону западного горизонта — по-своему живой, почти как големы острова Хенму.

Впереди под ними на сколько хватало глаз простиралась бескрайняя Каэмит с её песками и скалами, наполненная ночными голосами неведомых хищников. Над серебристыми барханами мерцали в сине-фиолетовом небе самоцветы Аусетаар.

Взгляд Анирет был прикован к ближайшим скалам, в очертаниях которых она ещё в прошлый раз различала танцующих женщин, и профиль неизвестного Владыки в двойном венце, и другие готовые вот-вот ожить в игре теней и призрачного света образы. Но теперь вместо незнакомца, от которого она не знала, чего ожидать, рядом с ней был родной мужчина, завоевавший её доверие, разделявший её помыслы. Она придвинулась ближе, и Нэбмераи обнял её за плечи, протянул ей свою неизменную флягу.

— То, что надо, — откашлявшись после пары обжёгших горло глотков, признала царевна. — Как же погано на душе…

— Я как раз пополнил запасы — нам хватит надолго. Для столичных интриг. Для обучения на острове Хенму. Ну и куда там нас ещё занесёт после… Прости, что не могу помочь тебе добиться всего, что нужно.

— Что ты! Без тебя я бы уже выла, как шакал Ануи. Бессилие вгоняет меня то в злость, то в отчаяние. И всё-таки, я рада, что мы здесь. Пусть мы и не получили ответов, за которыми шли.

— Получили, — возразил он и вздохнул. — Не те, что хотелось бы, но как есть.

— Ну хоть ты не сгущай тени тайн, — грустно улыбнулась девушка, посмотрев на него.

Таэху колебался, но она чувствовала: к каким-то своим выводам он уже успел прийти, просто не привык делиться сомнениями, не подкреплёнными доказательствами. Как тогда, с Мейей.

Задумчиво он погладил Анирет между рогами, поправил тонкий палантин на её плечах. Царевна поймала его руку и сжала в своей.

— Тебе же есть, что сказать.

— Я могу только поделиться своими мыслями. И едва ли они тебе понравятся.

— Пусть так. Но ты явно понимаешь больше, чем я.

— Предполагать что-либо о твоём брате я опасаюсь. Очевидно одно: если б всё было хорошо, тебе бы уже рассказали. И если б ты могла что-то сделать, тебя бы тоже не держали в неведении.

— Я… понимаю это. Просто неведение порой пугает больше страшной правды. И все эти тайны тяготят… Нет, уже не просто тяготят, — призналась она твёрдо. — Вызывают злость. Я устала быть понимающей и деликатной. Теперь более правильным кажется пойти к Владыке, спросить напрямую — и будь, что будет.

— Не знаю, что это даст, но попробуй. По крайней мере, ты будешь знать, что сделала всё, что смогла. Это само по себе успокаивает сердце.

— Мне это нужно, да.

Отец ушёл в глухое горе, и говорить с ним о Хэфере было поначалу почти невозможно. Но ведь теперь это должно было измениться? За этот год они стали ближе, чем были всю жизнь. И даже если Император не даст ответ, то хотя бы объяснит, почему.

— Это ведь не всё, что ты хотел сказать мне, — заметила Анирет, когда молчание затянулось.

— Сказал бы, что не стоит продолжать, но это малодушно, — вздохнул Нэбмераи. — Когда мы покидали Обитель, ещё в третьем месяце Сезона Всходов, ты была потеряна, слишком удручена самим фактом предательства, чтобы прислушаться к словам бывшего друга. Но я их услышал. И запомнил. «Возможно, тебе лучше не возвращаться в Апет-Сут, хотя бы пока. Останься здесь, в Обители. Многие боятся твоего возрастающего влияния. Времена грядут неспокойные».

Теперь вспомнила и Анирет. А ведь тогда она отмела слова Паваха, его попытки предупредить о чём-то, разгневанная, всё ещё не в силах принять его ложь, его роль в гибели Хэфера. Но Павах был вовлечён в заговор и хорошо понимал, о чём говорил. В Империи всегда существовало множество фракций — многоликое, многоуровневое переплетение и борьба интересов, которые властители направляли в единое полезное Обеим Землям русло. Вот только царевна даже представить не могла, кому уже успела перейти дорогу.

— Над этими словами я много размышлял после, — продолжал Нэбмераи. — Ещё раз хочу заметить: я сейчас не выдвигаю обвинений. У меня нет прямых доказательств — это только мои мысли.

— Да выскажи ты их уже!

— Когда Павах говорил «царица», он мог говорить… не о тебе. Эта мысль могла уцелеть в разрушенном сознании — необходимость предупредить тебя о том, о чём он не сумел предупредить тогда.

Нэбмераи замолчал, глядя ей в глаза, предлагая достроить остальное самостоятельно.

— Нет… Такого просто не может быть! — потрясённо покачала головой Анирет. — Допустить, что моя мать способна организовать покушение на наследника трона, так же немыслимо, как подумать на дядю… или даже самого отца. Они всю свою жизнь положили на служение Таур-Дуат! Царица никогда бы не стала развязывать войну. Она столько лет, столько сил посвятила сохранению мирного договора, ещё даже до своего восхождения на трон — и как вельможная дама, и как член посольских миссий моего дяди. Какие бы ни были у нас непростые отношения… она не желала зла Хэферу, никогда. По крайней мере, относилась к нему не хуже, чем ко мне.

— То есть, безразлично, до тех самых пор, пока он не начал представлять опасность.

Пугаясь простой правды, стоявшей за его словами, девушка возразила:

— Если б царица хотела ему навредить, то не стала бы ждать. Когда они с отцом только поженились, Хэфер был совсем ребёнком. Проще было избавиться от него ещё тогда, разве нет? И потом, Нэбмераи, они с дядей ведь расследовали убийство, и мать принимала непосредственное участие в поисках. Это их осведомители обнаружили то проклятое эльфийское поместье.

— Обнаружить то, о чём знаешь, не так уж сложно, — веско заметил Таэху. — А после оказать всю посильную помощь. Что до ожидания… Мы не знаем, какие ещё силы вовлечены во всё это. Возможно, только теперь подготовка завершилась, и момент был подходящим. А возможно, она надеялась, что Владыка изменит своё решение о преемнике.

— Я не вижу за этим цель. Какой бы матерью ни была Амахисат из рода Шепсаит — царицей она всегда была совершенной. Даже я это понимаю. Разрушить дело всей своей жизни просто так? Ради чего?

— Почему же разрушить? Создать череду событий, которая приведёт к лучшему результату. И всё это можно сделать, служа Обеим Землям и величию народа верно и истово. Поддержать фракции, мечтающие о мести соседу. Расширить влияние Империи. Заменить одного наследника другим…

— Ренэфом, — прошептала Анирет.

Она подумала, что да — ради того, чтобы возвеличить любимого сына, мать и правда пошла бы на многое…

На многое, но всё же не на такое!

— Ренэфа едва не убили в Лебайе, — жёстко напомнила царевна. — Мать бы никогда не подвергла его такому риску, ради сколь угодно высоких целей. Даже если предположить невероятное — что она и правда могла бы желать… смерти Хэфера. Вот я произношу эти слова и не верю в них. Ты ведь сам говорил об ударе, направленном на обоих моих братьев! Это всё нити одного полотна событий. Я могу с уверенностью сказать тебе: царица скорее бы отравилась сама, чем рисковала бы жизнью Ренэфа.

— Покушение на Ренэфа и бой в холмах действительно плохо ложатся в эту историю, — согласился Нэбмераи. — Разве что в Лебайе что-то пошло не так, как она предполагала. Не по изначальному плану. Тогда ровно сейчас она меняет узор сети, и кому-то крепко не поздоровится. Посмотрим, кому именно.

— Боги, да я даже думать об этом трезво не могу! Хорошо, а как ты объяснишь вот это? Хэфер был объявлен наследником трона не один год назад — опять-таки, зачем выжидать? А когда он… погиб — посмотри! Отец в итоге призвал в прямую ветвь рода моего дядю. Для влиятельных лиц Империи именно дядя, а не Ренэф — негласный наследник! И царица не могла не предусмотреть этого заранее… — когда Таэху холодно прищурился, Анирет всплеснула руками. — Нет, только не говори, что ты ещё и дядю подозреваешь. Он же знает о нас с тобой! И я всё рассказывала тебе, показывала письма. Скажешь, они в сговоре?

— Скажу, что нам нужно как следует подумать, кому из Эмхет желал служить Павах до того, как стал Храбрым Инени, — устало возразил Нэбмераи. — И какую цель он видел перед собой, чтобы пойти на то, о чём после пожалел, — Таэху окинул царевну многозначительным взглядом.

Анирет вдруг вспомнила свой сон, в котором рядом вместо Нэбмераи был Павах, и содрогнулась. Мысль о том, что её могли обещать кому-то в награду, ужасала, особенно когда она думала, в награду за что могли обещать.

— Мне не хватает смелости поговорить с ним снова, — чуть слышно призналась царевна. — Я понимаю, что должна попытаться ещё раз… и не могу заставить себя.

— Скорее, тебе хватает милосердия не делать этого, — мягко возразил Нэбмераи. — Что бы в нём ни уцелело от него прежнего… видеть тебя ему, должно быть, настолько же невыносимо, насколько и отрадно.

Сердце сжималось при мысли о духе в оковах мёртвого разума. Анирет со вздохом уткнулась в плечо Таэху.

— Но правитель не всегда может позволить себе милосердие… не так ли?

— Ты всё знаешь и так, моя царевна.

Анирет почувствовала, как Нэбмераи потёрся щекой о её волосы, обнимая её крепче, и постаралась не думать о его страшных словах, от которых под ногами разверзалась бездна.

* * *

Ночь кровавого пламени врезалась в сознание такой же глубокой нестираемой печатью, как ожоги — в плоть. Вспоминая и переосмысливая, она до сих пор не могла до конца осознать, что же пережила. Но гость с Западного Берега был реальным, как и гневный взор Стража Порога. Боги не были слепы — Они видели всё. И как бы ни усыпляли убийцы свою совесть разговорами о необходимости содеянного — приговор теперь был ясен, и оправдаться можно было лишь одним способом.

Исполнить клятву.

Идаэт не собиралась лукавить перед Богами, как не собиралась и предавать свои изначальные обещания и стремления. Страж Порога прочтёт её сердце, увидит всё, что она сделала, и почему. Но прежде, чем явиться во дворец к Владыке, она должна была закончить ещё кое-что.

Искусные целители обработали её раны смягчающими боль бальзамами, и повязки покрывали её плотно, точно мумию. Плоть мучилась, горела, но воля Идаэт была сильнее боли. Женщина не дала себе времени на исцеление и позволила лишь небольшую слабость: проделала этот путь не пешком, а в паланкине. Пустыня была не милосерднее разгневанных Богов. Жаркое дыхание Владыки Каэмит выпило бы из неё последние силы, которые требовались ей для иного.

Давно Идаэт не доводилось бывать в Обители Таэху. А с тех пор, как произошло всё это, она и вовсе не решилась бы приблизиться к этим руинам, которые на самом деле руинами не были.

Но теперь так было нужно. Её небольшой отряд прибыл сюда вместе с другими паломниками, и жрецы провели их сквозь преломлённое иллюзией пространство ложных дверей. Идаэт ожидала, что проход дастся ей тяжело… Тяжелее, чем уже было после встречи с мертвецом, ей не стало. Возможно, Владычица Таинств, Госпожа Очищающей Боли, зрившая в самую душу, одобряла путь, который собиралась проделать нынешняя матриарх угасающего рода Мерха. Очищающая Боль, да.

Вечер спускался на Обитель, когда Идаэт со свитой расположилась в просторных покоях одного из гостевых домов. Плата за постой была невелика для вельмож и шла на поддержание храма. Идаэт распорядилась, чтобы жрецам заплатили больше — увеличивать пожертвования не возбранялось, это оставалось на усмотрение постояльцев. Ужин она велела подать ей в спальню, не откладывая, направила своего вестника к Таэху и только потом позволила себе отдохнуть. Войти к ней она разрешила только сопровождавшему её целителю. Никого не хотелось видеть.

Лёжа в мягком исцеляющем полумраке, она вслушивалась в собственное хриплое дыхание и сжимала забинтованной ладонью рукоять верного хопеша. Мысли текли тяжело — усталость давала знать о себе, ведь Идаэт выдвинулась в путь прямо на следующей день.

Огонь пожрал всё и опал так же внезапно, как начался. Идаэт доложили, что кости её матери бережно собрали на пепелище. Она не стала смотреть, распорядилась только, чтобы останки похоронили в одной из родовых гробниц, рядом с отцом и братьями. Хекетджит всегда чувствовала с ними больше родства, чем с теми из семьи, кто остался на Берегу Живых. Ну а расписной кедровый саркофаг был готов задолго до этого дня. Бальзамировщикам было не с чем работать — эта мысль вызывала мрачную улыбку. Разложат кости аккуратно и красиво, закроют крышку. А память в вечности… Да кто же забудет Хекетджит из рода Мерха? Даже если очень постараться, не забудешь.

Когда Идаэт закрывала глаза, то видела скрюченный изуродованный пламенем труп. Чего уж, при жизни мать была страшнее, а на труп походила уже давно. Вся воля умирающего вельможного рода точно сосредоточилась в ней одной, и она вела остальных за собой, живая, вопреки всему. Именно Хекетджит в своё время завоевала расположение и доверие царской четы, хотя отец добился многого своей доблестью. Заслуги рода Мерха были велики настолько, чтобы одного из них избрали в телохранители царевича.

Как и заслуги рода Эрхенны.

Нехотя мысли Идаэт обратились к союзникам. Ей доложили, что Каэб погиб страшной смертью при не менее страшных обстоятельствах. Весть совсем не удивила её. Ей даже почти не было интересно, кто займёт место Каэба, и не расколется ли его род. Интереснее было, кому из них и как мертвец передал свою волю.

Род Эрхенны искал встречи с ней, как, должно быть, и царица. Идаэт намеренно отбыла к Таэху, никого не дожидаясь — в противном случае ей не дали бы сделать и шага. Потом, всё потом. Сейчас важно было успеть сделать то, зачем она пришла.

С этими мыслями она забылась мучительным сном, не дожидаясь даже ужина. Но в эту ночь ставшие уже привычными кошмары бродили по границам её восприятия, словно взор Аусетаар отгонял их. Богиня подарила ей передышку.

Два дня Идаэт прождала, не выходя из гостевого дома. Вестник вернулся ни с чем — Таэху обещали рассмотреть её просьбу, а это могло занять сколько угодно времени.

В один из вечеров к ней явился жрец, представившийся Сэбни. Идаэт отослала всех, желая переговорить с ним наедине.

— Ты пришла не за исцелением, госпожа, — произнёс Таэху учтиво, но взгляд у него был тяжёлый, холодный, — хотя твой вестник передал именно такую просьбу.

Говорить было тяжело — обожжённые губы потрескались, и даже горло до сих пор, казалось, было опалено изнутри. Идаэт вытолкнула слова, чуть морщась от боли:

— Я заслужила то, что случилось со мной. Исцеление дарует время.

— Как тебе угодно, — Сэбни склонил голову, потом выжидающе посмотрел на неё.

Женщина чуть подалась вперёд.

— Я должна увидеть сына, — хрипло прошептала она. — Он может быть предателем, но я должна увидеть его. Прежде, чем отправлюсь на войну.

Лицо Таэху осталось неизменным.

— Твой сын мёртв, госпожа.

— Что? — переспросила Идаэт потрясённо.

Она знала, что ни одно покушение не увенчалось успехом — Таэху защитили пленника Владыки. Мать тогда рвала и метала, а сама Идаэт испытывала горечь, смешанную с постыдным тайным облегчением.

Сэбни медленно кивнул.

— А… погребение? Могу я…?

Запоздало она подумала, что погребение Паваху едва ли было даровано. И Таэху коротко покачал головой в ответ.

— Разве род Мерха не отверг отступника? — осведомился жрец. — Не скрою, госпожа, твоя просьба удивила меня.

Идаэт сделала глубокий вдох, не находя слов. Весь этот путь она проделала зря… пришла слишком поздно.

— Отверг, — тихо ответила она, и мысленно добавила: «Но я не забыла…»

— Ну что ж, если я ничего больше не могу сделать для тебя…

— Как он умер?

— Тяжело.

Идаэт помнила об императорских дознавателях. И знала, что Павах не предал то, во что верил — даже когда все оставили его. Да, его смерть не могла быть лёгкой… Глаза оставались сухими, точно хрусталь в глазницах статуй из сердабов.

— Благодарю, что сказал. Это всё.

Сэбни чуть поклонился ей и удалился.

Обитель Таэху Идаэт покинула на следующий же день. Теперь оставалась только клятва.

* * *

Анирет занесла руку, замерла было, и всё же постучала. Открыли ей не сразу — всё-таки час был поздний.

Сэбни удивлённо посмотрел на неё, а потом взгляд его сделался колким, недобрым.

— Что я могу сделать для тебя, госпожа царевна? — настороженно спросил он, коротко посмотрев на Нэбмераи за её плечом.

— Впусти, пожалуйста.

— Разве одного раза было недостаточно? — понизив голос, с горечью бросил целитель. — Ты лишила его покоя. Он заслужил покой.

— Впусти нас, Сэбни, — тихо, но твёрдо повторила Анирет.

— Я не могу запретить тебе, госпожа, — холодно ответил жрец, — хотя видит Аусетаар, хотел бы. Эмхет получили здесь всё, что могли. Оставь его.

— Сэбни, — в голосе Нэбмераи не было открытой угрозы — только предупреждение.

Целитель склонил голову, выругавшись на выдохе, и впустил их. Анирет предпочла сделать вид, что не услышала, и жестом успокоила супруга.

Царевна окинула взглядом скромно обставленную комнату, дальняя часть которой была отделена тростниковой перегородкой — невысокий стол со свитками, снадобьями и амулетами, циновки, аккуратно застеленные покрывалами. Она почти чувствовала присутствие Инени там, в уютном закутке, ближе к окну, где ветер колебал тонкие занавеси. Было тихо, и шелест ветвей по-своему умиротворял. Приносил ли шёпот ночи умиротворение расколотому сердцу, царевна не знала.

Милосердие. Её присутствие не несло с собой милосердия, и потому она подавила порыв, с которым пришла сюда.

Анирет сняла с шеи собранную из фигурных бусин нить с лазуритовым скарабеем, на обратной стороне которого был нанесён её серех. Защитный амулет, призванный дарить надежду и обновление. Она хотела отдать сама, но так будет лучше.

— Новый рассвет, — тихо сказала она, вкладывая амулет в руки целителя. — Отдай ему. Пусть будет с ним.

Сэбни потрясённо посмотрел на неё. Ничего больше не говоря, царевна покинула комнату. Беззвучно она молила Владычицу Таинств приглядеть за старым другом, которого она тоже уже не могла называть предателем.

Глава 44

Большой тронный зал был создан по подобию молельных дворов рэмейских храмов. На потолке замерли, отражённые искусными художниками, известные небесные светила. По обеим сторонам располагались галереи с колоннами, капители которых были вырезаны в виде раскрытых лотосов, а стволы — в виде связок бумажного тростника. Таким образом сочетались символы Верхней и Нижней Земель, объединённых под властью Ваэссира. Пол украшали мозаики из разноцветных каменных плит, как и везде в основных помещениях дворца.

На помосте на золочёных тронах, инкрустированных самоцветами, перламутром и цветными эмалями, восседала царская чета, величественная и почти безмятежная. И Владыка, и царица были облачены в сине-золотые одежды, что само по себе говорило о важности момента. На Секенэфе был Двойной Венец Обеих Земель. В руках он сжимал знаки своей власти — Жезл и Плеть Ваэссира. Голову Амахисат венчала корона Матери-Грифа, обнимающей её прекрасное лицо тонко гравированными золотыми крыльями.

Хатепер замер на своём месте у тронов, черпая в безмятежности Владык уверенность. По крайней мере, сегодня впервые за долгое время произойдёт что-то, что послужит делу мира.

Воздух гудел приглушёнными разговорами вельмож. Все с нетерпением ждали, что же за весть сообщит Император, и бросали заинтересованные взволнованные взгляды то на высокие запертые двери, то на троны и соколов Ваэссира, распростёрших крылья на стягах за ними. Наконец, Владыка поднял изогнутый Жезл и указал на двери. По его знаку стражи распахнули их. Голос Секенэфа прокатился по залу, когда он возвестил:

— Делу мира было посвящено всё моё правление. Делу мира служили те, кто стоит ближе всех ко мне. И сегодня, вопреки всем тяготам, мы чествуем наши обещания.

Под перешёптывания вельмож в зал вступил Эрдан Тиири, облачённый в светлые рэмейские одежды. Единственными его украшениями были золочёный пояс и широкий браслет, инкрустированный полудрагоценными камнями — на левом запястье, укреплённый поверх повязок. Принц точно бросал вызов тому, что произошло с ним. Расправив плечи, он шёл к трону со спокойной уверенностью.

Изумлению многих не было предела. Десятки взглядов были прикованы к Эрдану, десятки приглушённых голосов обсуждали его. Детали его прибытия в Таур-Дуат были окутаны тайной.

— Младший царевич Эрдан, сын нашей досточтимой союзницы, Пресветлой Владычицы Данваэннона, сегодня я представляю тебя двору Таур-Дуат!

Приблизившись к трону на положенное этикетом расстояние, эльф преклонил колено.

— Ты пожертвовал многим ради сохранения мира между нашими народами. С честью я провозглашаю тебя официальным эмиссаром Данваэннона в Таур-Дуат, во имя всего, что сделано, и всего, что ещё предстоит нам. Пусть Боги благословят тебя, и моя защита пребудет с тобой!

Когда Император завершил свою речь, тронный зал погрузился в потрясённое молчание… и лишь чуть позже раздались первые несмелые приветственные крики.

— Моя благодарность за твою защиту не знает границ, о Владыка Обеих Земель, Хранитель и Движущая Сила Божественного Закона, Царственный Сокол, возносящийся в своём высоком сане, сын Первого Эмхет, — с достоинством ответил Эрдан. — Даю слово оправдать доверие, что ты возлагаешь на меня. Впредь все мои силы будут посвящены тому, ради чего ты позволил мне стоять в тени твоего трона, великий Император, бесценный союзник моего народа.

Секенэф простёр руку в жесте ритуального благословения. Царица улыбнулась милостиво, ободряюще, приглашая принца занять место ближе к ним. Эрдан поднялся и приблизился к трону. Коротко он посмотрел на Хатепера, и тот чуть кивнул. Сердце Великого Управителя переполняли самые разные чувства, но прежде всего — надежда на то, что всё было не зря.

По знаку Секенэфа он торжественно поднёс Эрдану пектораль — уменьшенную копию той, что когда-то была дарована Тремиану. Древо Жизни Данваэннона переплеталось в прорезном узоре с лотосом и веером бумажного тростника, а по бокам расположились ибисы — священные птицы Тхати, покровителя дипломатов.

Вельможи чествовали нового эмиссара и желали ему долгих лет благоденствия. Наверное, Хатепер был единственным, кто различал лёгкое смущение и неуверенность юности за безупречной маской молодого высокорождённого. Но он видел, что Эрдан всей душой верил в путь, который выбрал. Великий Управитель жалел лишь, что Ллаэрвин сейчас не видела сына. Как бы ликовало её сердце! Да, Хатепер расскажет ей об этом дне, когда они свидятся — расскажет во всех деталях.

У Эрдана не было тех возможностей, многоуровневых выстроенных десятилетиями связей, которыми обладал Тремиан Арель. Но он нёс с собой то, чего теперь так не хватало и рэмеи, и эльфам — утраченное доверие, надежду на лучший исход. И, наверное, не было сейчас в тронном зале мужчины или женщины, кто не понимал бы всей важности этого дня.

* * *

Гонцы разнесли весть о назначении Эрдана Тиири. Хатепер предполагал, что реакция на это будет самой разнообразной. Но его интересовало одно: действия тех, кто стоял за похищением принца. Хотя бы чем-то, но они должны были выдать себя. Слухи, передвижения… Он поднял и встряхнул всех своих осведомителей, зная, что терпение Секенэфа иссякло, что теперь Император готов подозревать уже всех и каждого, о чём недвусмысленно намекнул и в том последнем тяжёлом разговоре между ними троими.

Решение Эрдана не возвращаться домой, а остаться при дворе Владыки, с одной стороны удивляло, а с другой казалось совершенно естественным и Хатепера несказанно обрадовало. Мальчику нужна была новая цель в жизни, и хорошо, что этой целью стали те же идеалы, которых он придерживался прежде. В конце концов, то, что произошло с ним, могло развернуть его сердце совсем по-иному. Но, должно быть, что-то повлияло на его окончательное решение… Или кто-то?..

Будь обстоятельства иными, Хатепер отложил бы своё путешествие. Завершить расследование было чрезвычайно важно, но теперь в этом ему придётся положиться на своих верных и на Амахисат с её обширными связями и влиянием. Ллаэрвин почти год пребывала в неведении. Едва ли он успеет опередить недоброжелателей, но, возможно, сумеет хоть что-то исправить позже.

Такого рода жуткий шантаж исторически применялся и прежде, а именно ради шантажа, как предполагал дипломат, пленители Эрдана изувечили его. Получила ли королева страшный подарок, или его приберегли для некоего решающего случая? Боги, если бы только Хатепер знал об этом до того, как отправил Иарит с посольством. Он послал вслед за ней своего проверенного вестника, как только узнал о том, что Эрдан выжил и находится в безопасности — но не был уверен, что вестник доберётся вовремя. Если вообще доберётся…

А ведь от этого зависело очень многое на встрече рэмейского посольства с эльфийской королевой и Советом Высокорождённых. Стало быть, чутьё не подводило его — вот что он упустил, когда провожал Иарит. Но предусмотреть такой поворот тогда он никак не мог. Тем более, он должен был спешить теперь. Со дня на день вернётся Анирет, а дальше — в путь.

Эрдан подготовил для матери подробное письмо, и, скорее всего, вложил в формулировки некие тайные знаки, которые позволят Ллаэрвин понять, что писал он эти строки по своей воле. Эльфы вообще любили тайные знаки.

Хатепер спрятал письмо и коснулся ладонью ларца с последними посланиями Тремиана. Он не мог предугадать реакцию Ллаэрвин… не мог даже предугадать, какой будет их новая встреча. Но что бы ни уцелело в её сердце от их общего прошлого, главное, что общим оставалось их дело… хотя некая часть его всё же тайно надеялась, пусть и не верила сама себе.

Сняв кольцо на цепочке, Хатепер катал его между пальцами — талисман, сохранивший память о её прикосновениях. Серебро ветвей потемнело с годами, но зачарованный лунный камень оставался таким же ярким, словно только вчера Пресветлая подарила ему свой знак и приняла его личный амулет. Дипломат редко позволял себе настолько отдаваться воспоминаниям — сладкая горечь манила и мучила, хоть милосердное время и притупило её. Но сегодня позволил.

Деликатный стук в дверь заставил его невольно вздрогнуть.

— Входи, — велел Хатепер, спрятав кольцо.

Кроме Унафа некому было приходить в этот поздний час. Видеть верного писца не слишком хотелось, потому что тревожил своего господина в такое время он только с наиболее срочными вестями, которые в последнее время были сплошь неприятными.

Но это оказался не Унаф. Царица уже успела сменить торжественный убор, но и простой голубоватый калазирис был ей очень к лицу. Грациозно она вошла в его покои.

— Твои слуги охраняют порог вернее псов — даже меня впустили не сразу, — усмехнулась Амахисат.

— Не ожидал, — Хатепер с улыбкой предложил ей соседнее кресло. — Если б ты хоть предупредила, я распорядился бы о лёгком ужине. А так…

— Ну, хорошее вино у тебя всегда припрятано, я-то знаю, — царица лукаво прищурилась, напоминая ему о долгих вечерах, проведённых когда-то над дипломатическими отчётами, а уже позже — над государственными документами.

— Ничего не скроешь от правящей четы, — дипломат со смехом развёл руками.

Он аккуратно убрал свитки и ларец, а потом принёс оставшееся гранатовое вино и две простых чаши, предназначенных скорее для таких вот неофициальных визитов, чем для дворцовых пиров. Амахисат задумчиво потягивала вино, хваля его выбор, отпустила пару замечаний о реакции вельмож на вчерашнее событие и о своём одобрении решения Владыки и эльфийского принца. Но пришла она, конечно же, не за этим. Возможно, ей тоже нужно было немного успокоения. В компании друг друга они с некоторых пор и правда успокаивались, поскольку вместе вели расследование, и вместе же испытывали на себе недовольство Императора.

— Ещё трое убиты. И правда поверишь тут в возрождение культа Сатеха… — вздохнула царица. — Мои верные пытаются понять, как новые жертвы были связаны с Хекетджит и Каэбом.

При мысли о мести Хэфера дипломат помрачнел. Дело и правда приобрело серьёзный оборот, а обсуждать всё с Амахисат открыто, пока сам не был уверен, он не решался.

— Один из них был торговцем — поставлял редкое оружие, в том числе для рода Мерха. Идаэт всегда питала слабость к хорошему оружию. О других пока ничего не могу сказать — сам жду подробностей.

Хатепер догадывался, что связь новых жертв стоило искать даже не с Хекетджит и Каэбом, а с тем, что произошло с Хэфером после предыдущего Разлива.

— Кстати, что-то слышно об Идаэт?

— Пока нет, — со вздохом Хатепер покачал головой. — А в роду Эрхенны настоящая смута — не знаешь даже, с кого спрашивать. За ними следят. Я отговорил Владыку посылать стражу — приглядеть за ними мы можем и так, а спугнуть бы не хотелось.

— Узнаю́ хранителя секретов, — улыбнулась Амахисат.

— Немного жаль, что следующую часть этой истории я не успею засвидетельствовать — уеду раньше.

Взгляд царицы потемнел, и она отставила чашу.

— Об этом я и пришла поговорить… Хатепер, тебе нельзя появляться в Данваэнноне.

— Секенэф долго не отпускал меня под разными предлогами, но даже он видит в этом необходимость, — возразил дипломат.

— Ты не понимаешь, — тихо проговорила она, неотрывно глядя ему в глаза. — Нельзя. Мы оба знаем, на что способен Саэлвэ. И вспомни хотя бы, что сказал тебе Ассаи!

«…Вы в опасности, Ваше Высочество. Вас он ненавидит даже сильнее, чем Пресветлую…»

— По ту сторону гор у тебя мало друзей, Хатепер. Доносчики повсюду, и твои искусные стражи могут попросту не успеть защитить тебя. Даже если бы Секенэф отправил с тобой Ануират. Я умоляю тебя: откажись от этой затеи! Доверь посольскую миссию Иарит, а с вестями пошли кого-нибудь другого. Мы просто не можем позволить себе потерять тебя!

Амахисат, обычно такая сдержанная даже с близким окружением, говорила горячо и искренне. И в её взгляде Хатепер различал тени настоящего страха — страха за него. Разумом он понимал, что она права — опасность не вернуться была велика. Но если Ллаэрвин не узнает о послании Тремиана, не узнает, что Эрдан жив — можно отправлять армию на границы уже сейчас.

Он не мог поступить с ней так, не мог оставить в неведении… Но даже не чувства играли бо́льшую роль здесь, а всё то, что они сделали для сохранения мирного договора.

Подавшись вперёд, он осторожно взял руки царицы в свои. Амахисат вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась.

— Умоляю тебя… — прошептала она, и в эти мгновения выглядела настолько открытой, ранимой, что напомнила ему Анирет даже больше, чем блистательную уверенную себя.

— Я должен. Но я сделаю всё, чтобы вернуться — ведь и мою смерть могут использовать против нас… — помедлив, Хатепер добавил: — Секенэф действительно хочет направить со мной Ануират — из тех, что прибыли с ним недавно. Я буду защищён.

Амахисат с горечью покачала головой и отняла руки.

— Что мне сделать, чтобы отговорить тебя? Ты нужен нам, и нужен здесь. Мы ведь даже не завершили расследование.

Хатепер не знал, что сказать ей, хоть и был тронут её заботой, неожиданно открытой. Как и Секенэф, она действительно боялась, что он сгинет по ту сторону гор.

— Расследование я не оставляю. Мои осведомители найдут способ передать то, что узнают, Владыке. И тебе. Без тебя мне не удалось бы вскрыть многое в этой истории. Я верю, что ты поможешь ей завершиться достойно, даже если я не вернусь… в срок.

Многое отразилось в её глазах, и многое он не сумел прочитать.

— Прежде, чем ты отбудешь, мы должны поговорить с Императором, — сказала она, наконец. — Назначение Эрдана Тиири было прекрасным шагом, но нашему двору, нашему народу, этого мало для успокоения сердца.

— Я много думал над твоими словами.

— И что скажешь мне теперь? Ты ведь не можешь не видеть…

— Я согласен, — скрепя сердце, ответил Хатепер.

От ответа Секенэфа будет зависеть многое — в том числе и его понимание, как Император теперь видит будущее Обеих Земель.

* * *

Огонь бесновался, вскидывался бешеным зверем до невидимой бездны храмового потолка. Фантасмагорические фигуры, пугающие образы рождались во всполохах, кружа вокруг неё и не решаясь приближаться.

Она холодно прищурилась, упрямо сцепив зубы. Никто и никогда не увидит её страх, да и не боялась она за себя. Это святилище она знала. Именно здесь Серкат когда-то произнесла своё пророчество. Именно здесь будущая царица произвела на свет создание, которому суждено было стать одним из самых могущественных её союзников.

Но присутствие, которое она теперь чувствовала за границей беснующегося пламени, было незнакомым… пугающим, древним, непокорным привычным законам.

— Покажись мне! — воскликнула Амахисат, и её голос звенел сталью. — Или боишься царицы Обеих Земель?

Фигуры, бесновавшиеся в огне, брызнули в стороны, уступая место одной. Прямо под её взглядом в пламени рождался силуэт мужчины с головой… нет, не пса, как она поняла теперь — ша! Огонь был ему доспехом, ластился к его ногам послушным зверем, закрывал его, как защищающие крылья Богини закрывали воинов императорской семьи. В его опущеной руке был зажат хопеш, тоже сотканный из огня.

— Ты… Это ведь ты забираешь их… — потрясённо прошептала царица, вдруг осознав, и в следующий миг выкрикнула: — Так забери меня, если посмеешь!

Пламя не смело приблизиться к ней, пересечь невидимую границу её непреклонной воли. Но она чувствовала тяжёлый взгляд, слепо шаривший по святилищу, вот-вот готовый найти её.

Воин Сатеха не видел её, не в силах был разглядеть. Пока.

Амахисат рассмеялась и раскинула руки. Пламя взревело чужой яростью, но лишь едва опалило её пальцы.

Воин шагнул вперёд и сорвал с себя шлем, обнажая хорошо знакомое ей лицо — лицо Владыки Секенэфа Эмхет…

Царица рывком села, окончательно просыпаясь, и посмотрела на свои руки. Нет, пальцы не были опалены — кожа осталась прохладной, нетронутой. Дрожащей рукой она отёрла выступивший на лбу пот. Перед глазами застыло искажённое яростью лицо супруга, его глаза, полыхавшие красным золотом. Никогда она не видела его таким — не похожим на себя самого.

Такие видения не были просто снами… Предупреждение? То, чего она боялась, наложилось на происходящее в видении: Секенэф вскрывал заговор. Но не мог Император мстить за сына таким образом — его Сила была совсем иной, происходила не от Сатеха. Эмхет ведь сами уничтожили Его культ, хоть и призывали часть Силы Отца Войны в сражениях.

В последнее время сон стал совсем беспокойным, и видения приходили тревожные, а подчас и жуткие. Её союзники шептались об охотнике, идущем по следу. Сознание просто достроило остальное, связало образ убийцы со жречеством Сатеха — прямо как они с Хатепером обсуждали. Великий Управитель был уверен, что за всем стоит культ, и к счастью, эта уверенность хоть и обнажала ему часть правды, полноту правды от него и скрывала.

Колдун мог бы сказать наверняка, что происходит. Но он был вне досягаемости, не отзывался на послания. Оставалось уповать только на то, что он нашёл Хэфера и сумел исполнить приказ. Тогда они избавятся хотя бы от этой угрозы, неминуемой, способной уничтожить всё, чего им удалось добиться.

Её мысли снова обратились к Секенэфу. Император, конечно же, знал больше, чем говорил — так было всегда. А теперь он отстранял от себя и брата, и супругу, словно не просто досадовал на их медленное расследование… но действительно подозревал. Амахисат сделала всё, чтобы нити не могли привести к ней. На её стороне была элита Таур-Дуат, а порукой ей были годы служения на благо Империи, годы правления рука об руку с Владыкой, годы поддержки всех его решений и совместного построения его политики. Даже подозрения Хатепера, со всеми его связями, со всей его осторожностью и проницательностью, ей удалось отвести от себя. И сделать это было тем легче, что на неё просто невозможно было подумать. Она была опорой трона Императора слишком долго. Она состояла во многих посольких миссиях и тоже сделала немало для мира с Данваэнноном. Она прикладывала свои силы к расследованию… просто пускала некоторые нити в обход верного направления, защищая своих союзников по мере возможностей.

И даже её рискованный союз с Иссиланом Саэлвэ имел под собой лишь одну цель: возвеличивание Таур-Дуат. В окончательную победу ни одной из сил, властвовавших континентом, царица не верила, так же как не верила и в окончательный мир. Но она верила в новый, грамотный передел земель и влияния.

Разумеется, рано или поздно Иссилан поведёт эльфов против рэмеи, во славу величия Данваэннона. И к этому она и её союзники тоже были готовы. Им будет под силу ограничить эльфийское влияние, пусть даже пока они способствовали достижению основной цели Саэлвэ.

Все эти перемены должны были знаменовать новую эпоху — эпоху, ради которой родился Ренэф Эмхет, будущий блистательный Император Обеих Земель, тот, за кем готовы были идти верные Амахисат представители элиты, проча ему будущее Тхатимеса Завоевателя. И пусть Секенэфу тяжело подняться на новую войну — когда-то он вёл за собой могучие армии Таур-Дуат не хуже, чем его отец Меренрес, даже если сердце его к тому и не лежало. Сумеет и впредь.

Всё, что требовалось — это одна, всего одна, но такая необходимая жертва: его сын Хэфер.

Но всё пошло не так, всё вышло из-под контроля… и даже Вирнан не мог ответить, почему его Богу угодно было вмешаться, почему треклятые ша пришли в тот день.

Поняв, что уже не уснёт, Амахисат поднялась, накинула лёгкую тунику и некоторое время стояла у окна, позволяя ночному ветерку охладить её кожу и разум. Её мысли метались вокруг Хатепера. Как защитить его? Перехватить по дороге самой, прежде чем до него доберётся Саэлвэ? Так себе затея, но при отсутствии иных возможностей и она уже не казалась такой плохой…

Отчёты осведомителей были один другого неприятнее — её союзники боялись гнева Владыки, уже почти в открытую выдвигая предположения, что охотника по их следу пустил именно он. А одной из самых неутешительных вестей был близкий раскол рода Эрхенны.

Некоторое время царица взвешивала, думала, как лучше поступить, к их общей выгоде. Наследником Каэба, который устраивал её во всех отношениях, был его брат, военачальник Шепсес. Да, Шепсесу вполне можно было пообещать награду, предназначавшуюся когда-то Метджену — высокий военный чин. А вот вельможная дама Тэмириси, их старшая родственница, которая и мутила воду после смерти своего предшественника, могла чего доброго прийти с покаянием к Императору и просить об официальном отделении «её» части рода.

И Амахисат приняла решение. За Тэмириси она пошлёт уже своего охотника, но представит дело как часть той же цепочки жертв.

Если понадобится, за Идаэт тоже придут. Царица не любила жертвовать союзниками — в том числе и за это её уважали те, кто шёл за ней. Но она не собиралась жертвовать общим делом ради пары сомневающихся, чья роль уже была сыграна.

* * *

Хатепер плохо понимал, с чего начать, и как вообще подступиться к этому разговору с братом. Между ними всегда царило понимание, и границы, которые теперь установил Секенэф, казались неестественными, неправильными. Расставаться на этом было особенно тяжело, но дипломат уже не знал, как сгладить ситуацию — тем более что поднять придётся острые вопросы.

Император не отказал ему в личной аудиенции, даже пригласил на прогулку в сад, скрывавший их семейное святилище — после заката, когда длинные тени сумерек уже растянулись по аллеям плодовых деревьев у прудов. Некоторое время они шли в тишине. Бросая украдкой взгляды на брата, Хатепер осознал вдруг, что Секенэф неимоверно устал. Возвращение сына вернуло ему радость к жизни, но его силы как будто неумолимо иссякали, а отдыха не предвиделось. Такое случалось и прежде после Разливов, но ведь сейчас со времени ритуалов минул уже почти месяц. Да и не замечал, не чувствовал Хатепер таких сильных перемен прежде. Секенэф как будто отдал больше себя самого, чем рассчитывал, и всё никак не мог восстановиться. Но Обе Земли требовали его внимания целиком.

И Хатеперу стало совестно требовать чего бы то ни было для себя.

— Амахисат просила воспрепятствовать твоему путешествию, — вдруг проговорил Секенэф, не глядя на него. — Как будто я отправляю тебя на смерть. И знаешь, что самое сложное? Я чувствую то же самое.

— Мне не по себе от таких пророчеств, — попытался пошутить дипломат, но Император даже не улыбнулся.

— Я видел сон о том, как Саэлвэ передаёт мне забальзамированную голову прекрасной сохранности, — голос Владыки звучал глухо, устало. — Твою. И после я поднимался на колесницу, в своей ненависти забыв обо всём, что ты и я построили вместе. Я готов был сжечь Древо Жизни Данваэннона до последней ветви, до последнего корня, чтобы ничто уже не взошло. Никогда.

Хатепер невольно сбился с шага. Видения жрецов, а тем более самого Императора, редко когда не имели под собой основы. Смутная тень точно распахнула над ним свои крылья — не темнота подступающей ночи, но далёкая не воплощённая пока угроза.

— Почему я должен рисковать тобой, когда могу приказать иное? — прямо спросил Секенэф, останавливаясь. — Почему этот проклятый договор требует всё больше жертв? Думаешь, я хочу хоронить тебя? Из всех нас я должен уйти первым. А ты должен сохранить то, что мы построили, Хатепер.

Его взгляд был невыносимым — отголоски простой смертной боли и обречённость понимания, необходимости принятия.

— Именно это я и пытаюсь сделать, — мягко возразил дипломат. — Именно ради этого. И посмотри, мой Владыка — Боги улыбнулись нам. Помогли найти Эрдана. Вернули Хэфера… Не верю, что теперь нас ждёт крах.

— Как ты сам изволил говорить недавно, замысел Богов нам не под силу разгадать. Они зрят глубже, дальше, чем подвластно даже мне, — покачал головой Секенэф и тихо добавил, глядя куда-то за плечо брата: — Но хотя бы то, что я вижу, я могу изменить… Это будет моя последняя битва.

— О чём ты?

Император не ответил — молча шагнул вперёд, к одному из фонтанов, сел и жестом предложил дипломату сесть рядом.

— Ты искал со мной встречи сегодня. Что тебя беспокоит?

— Ты хочешь сказать — что из всего меня беспокоит больше? — грустно улыбнулся Хатепер. — Послушай. Анирет возвращается из Обители. Она захочет знать — потому что уже приходила ко мне с этим вопросом. Твой приказ молчать я исполнил, но что ты скажешь ей?

Секенэф опустил взгляд, и его рука чуть дрогнула, словно в память о неком прикосновении. Дипломат вспомнил, сколько дней его брат со своей дочерью провели в этом самом саду, когда Анирет пыталась заглушить печаль отца хоть чем-то. И именно эта поддержка разрушила стену между ними, позволила им по-настоящему увидеть друг друга.

— Я обещал научить её чувствовать жизнь нашей земли, — тихо проговорил Император. — Научить, как открыть всю силу её крови. Времени не так много, да… Возвращение на остров Хенму придётся отложить.

— Секенэф, она спросит тебя не о наследовании трона, — настойчиво уточнил Хатепер, возвращая брата к действительности. — Она спросит тебя, что произошло с Хэфером, потому что чувствует его.

— Да. Но знать ей пока нельзя. Даже то, что знаешь ты, благодаря своему расследованию о культе, ставит многое под угрозу.

Дипломат потрясённо посмотрел на Владыку, надеясь, что ослышался.

— Когда-то мы нашли убийц Каис… вместе, — осторожно напомнил он. — С тех пор наши возможности — и твои, и мои — стали больше. Мы ведь уничтожили тех, кто когда-то не желал видеть на троне тебя. Справимся и теперь.

— Давно это было… — лёгкая улыбка, полная светлой печали, тронула губы Императора, когда он вспомнил даже не общее их дело — свою царицу, единственную Владычицу его сердца. — Да, мой Великий Управитель, хранитель секретов, ты ни разу не подводил меня. Но сейчас мне нужно другое оружие — то, что Боги сами вручили мне.

— Охотник, что идёт по следу… Я ведь понимаю, что ты сделал, Секенэф. Ты не зря упомянул, что Закон — твоё оружие и твои оковы. Дом Владык, к которому принадлежит и царевич Хэфер, не может рисковать раздорами среди могущественных фракций Империи. Но Воин Сатеха свободен, и ты доверил ему разрушение сети заговора.

— Ему подвластен огонь, сжигающий паутину лжи.

— Ты дал ему свободу действий, веря его суждениям о справедливости… И все детали нашего расследования ты передал ему, чтобы он исполнил то, чего не можем сделать мы… Я понимаю это, Секенэф.

Владыка молча кивнул. Говорить дальше было всё сложнее, но Хатепер уже принял решение.

— Скажи хотя бы, какую роль во всём этом играет «чародей с двумя лицами»? Мы можем не знать всех союзников Саэлвэ на нашей земле, но этот колдун — точно один из них. История давностью в несколько поколений повторяется.

Взгляд Секенэфа был непроницаемым.

— Как раз его роль и должны выяснить те, кому ты это поручил. Твои Таэху, вынюхивающие след к храму в песках. А то, что я имел сказать тебе о Владыке Каэмит — я уже сказал.

Хатепер тяжело вздохнул.

— Я хочу верить тебе, мой брат и Император. Хочу верить тому, что ты видел: что он, этот клинок твоего справедливого возмездия, всё ещё Хэфер и останется им. Но Секенэф… я прошу тебя… не передавай трон Обеих Земель культу Сатеха, даже если ему суждено теперь возродиться. Ты призвал меня в прямую ветвь, чтобы я защитил твоих наследников. Доведи же то, что начал, до конца, мой Владыка.

Не было нужды объяснять всё, что стояло за этими словами. Несколько долгих мгновений Секенэф смотрел ему в глаза, потом взгляд скользнул выше, к золотому навершию рога, целостность которого он собственноручно восстановил в храме Ваэссира.

— Я знал, что мой двор поддержит тебя, — произнёс он наконец. — А теперь знаю, что поддерживает и царица.

— Прежде я полагал, что ей трудно будет смириться с тем твоим решением, но…

— Вы — опора моего трона, и ваше единодушие не может не радовать меня, — голос Императора оставался бесстрастным, не выражая никакой радости. — А не так давно я ведь уже призвал Джети Таэху в свидетели, что ты будешь моим преемником, если что-то случится со мной… Что ж, так тому и быть.

Потрясённый столь быстрым согласием, Хатепер изумлённо смотрел на брата.

И понял вдруг, что за этим решением стояло отнюдь не доверие… или, по крайней мере, не только оно.

— Я издам указ, — глядя ему в глаза, продолжал Секенэф, — но часть его, заключающая имя уже твоего преемника, будет открыта лишь после моей смерти.

Глава 45

Она пришла в себя в кромешной темноте и жуткой духоте, приоткрыла глаза, позволяя им немного привыкнуть, но свет, даже скудный, сюда не доходил. Внутри всё ещё жгло, саднило, но, конечно, со вспышкой боли, опалившей её так сильно, что она потеряла сознание, было не сравнить. Что ж, по крайней мере она жива — и то хорошо.

Лоза чуть пошевелилась. Руки и ноги затекли, и к тому же были связаны, хвост — примотан к левой ноге. Лоза не могла не оценить — связывали её умело. Высвободиться будет непросто.

Она экономила дыхание, да и не хотелось дышать глубоко — воздух был наполнен странным запахом, смутно знакомым. Ещё немного пошевелившись, она поняла, что заперта в каком-то длинном ящике… а потом осознала, что была здесь не одна.

И, презрев всякую осторожность, заорала во всю мощь лёгких.

Вдалеке вспыхнул свет — неяркий, но заставивший её зажмуриться. Оказалось, крышка была задвинута не до конца, давая доступ к воздуху. Лоза вжалась в стенку перед собой, спиной чувствуя своего тихого соседа, от которого хотелось оказаться как можно дальше. От страха и омерзения её трясло, но она постаралась взять себя в руки.

Деревянная крышка сдвинулась ещё немного, и сверху показалось знакомое лицо.

— Уже пришла в себя? — улыбнулся Колдун. — Чудненько.

Лоза крепко выругалась. Того, кто лежал рядом с ней, она боялась гораздо больше, чем мага — хотя следовало бы, наверное, наоборот. Но инстинктивный ужас перед мертвецами был с ней давно, очень давно — с тех пор, как она участвовала в нескольких грабительских вылазках в некрополи и навидалась там… такого, в общем, навидалась, что к некрополям потом не приближалась вообще.

— Вытащи меня отсюда, — прошипела она.

— Хорошо. Но развязывать, уж извини, пока не стану — вдруг опять накинешься?

Он отодвинул крышку целиком, и запоздало Лоза поняла, что ведь эта мумия, с которой она оказалась заперта в одном саркофаге, была здесь не единственной. И вот сейчас она выберется из ящика, а вокруг будут ещё десятки таких же молчаливых запелёнатых в погребальные полотна свидетелей её давних дел.

Колдун без особых усилий вытащил её из саркофага и усадил рядом. Заглядывать внутрь она не стала, дождалась, пока он захлопнет крышку и сядет напротив. Как женщина и ожидала, они были в гробнице. Выбитые в теле скал ниши хранили тела, и запах, царивший здесь, был застарелым запахом бальзамирующих составов. Особенный запах — такой она ни с чем не перепутает. Лоза поспешно сфокусировала взгляд на собеседнике. Тот выглядел невозмутимым и посвежевшим с их недавней встречи — даже одежду уже успел сменить. А взгляд его серо-стальных глаз был почти доброжелательным.

Она заставила свой голос звучать твёрдо:

— Что тебе нужно?

— Я уже говорил, но ты вздумала на меня накинуться. Не люблю такого, знаешь ли, — он прищёлкнул языком, словно речь шла не об угрозе его жизни, а о каком-то досадном промахе вроде разбитой чаши.

— Ты говорил… об охотнике. А теперь зачем-то притащил меня сюда.

— Здесь безопасно, — он развёл руками — ни дать, ни взять радушный хозяин, приглашающий к себе домой.

— Кому как, — глухо отозвалась Лоза. — Извини… и правда не стоило на тебя кидаться. Нервы подвели.

— Да, бывает.

— Так зачем я здесь?

— Тебе не интересно даже — где?

— Всё равно ведь не скажешь, — она поёрзала, постаравшись устроиться удобнее, насколько позволяло её положение.

— Ты всегда была очень умной женщиной, помимо того, что красавицей, — подмигнул Колдун. — Итак, ты здесь, потому что так безопаснее и лучше — причём не только тебе. А ещё потому, что тебе нужно кое-с-кем встретиться. От этого зависит очень многое.

— Это по поручению царицы?

— Вот царицу как раз не стоит упоминать, пока… А дать пару имён — почему нет? — он пожал плечами. — Но в твоих интересах, если за этими именами будет что-то стоять. Например… как думаешь… если охотник не найдёт тебя — куда он направится дальше?

— Куда угодно, — фыркнула она. — Я не знаю, какую цель он ставит перед собой. Но хотя бы скажи, что вырезали их… а точнее, сожгли… не по приказу Владычицы.

— Нет, это не её охотник, — задумчиво ответил Колдун.

— Неужели самого Императора? — выдохнула она.

— Как знать?

— Но ты тоже замешан в этом! И в истории наследника ох как крепко замешан.

— Ага, — он кивнул странно равнодушно.

— Мы же в одной лодке, — она пустила в свой голос те вкрадчивые интонации, которые обычно помогали ей договориться даже в самых невероятных ситуациях. — И наверняка что-нибудь придумаем. Вместе.

— Конечно. В общем, ты пока подумай, а я раздобуду нам еды.

— Ты что… оставишь меня здесь одну? — возмутилась она, пряча за гневом страх.

Но этот страх он, кажется, почуял.

— Свет оставить? — осведомился маг, поднимаясь. — Правда, фитилёк через некоторое время прогорит. Но ты не беспокойся — сюда никто не придёт, и никто тебя не потревожит.

— Эй, стой!

Колдун направился прочь по узкому коридору.

— Я ненадолго. Знаешь, я тоже не очень люблю некрополи, — бросил он через плечо, — хотя никогда ничего не крал у мёртвых.

Откуда он знал?..

Маг скрылся за поворотом. Где-то вдалеке скрипнула и закрылась дверь, а последующий звук возвестил, что дверь эту чем-то завалили снаружи.

Лоза содрогнулась, притянула колени к груди, чтобы стать совсем незаметной. В полной тишине, нарушаемой только потрескиванием огонька в светильнике, внимательные взгляды мертвецов обратились к ней.

Он вернулся спустя целую вечность, когда призрачные голоса вокруг уже заполнили всё. Светильник давно прогорел, но маг затеплил новый и пристально посмотрел на неё — единственный живой здесь.

— М-да… — многозначительно изрёк он, качая головой.

— Расскажешь кому-то — убью, — тихо пообещала Лоза, превозмогая накатившую волну животного ужаса, державшего её гораздо крепче верёвок.

Сердце до сих пор трепыхалось где-то в горле пойманной птицей, да и, наверное, прибавилось седых прядей. Похолодевшими затёкшими руками и кожей лица она всё ещё чувствовала прикосновения сухих пальцев, слепо шаривших во тьме, ощупывавших её, узнаю́щих. Запах бальзамирующих составов впитался в её плоть — теперь никакими благовониями не пригасить.

— Ты подумала? — спросил он, садясь напротив и кладя между ними сумку с какой-то снедью. — Пить будешь?

Лоза отрывисто кивнула, и Колдун приставил к её губам флягу. Жадно она отхлебнула несколько глотков разбавленного вина, откашлялась.

— Будь я охотником, я бы пошла за крупной птицей… Сурер.

— Старший военачальник Сурер? — переспросил Колдун. — Твой любовник? Он ведь состоит в военном совете самого Владыки…

— Да-а-а, — усмехнулась Лоза. — Мой непримиримый ветеран… Он может преломить ход любого сражения. И принести ради цели любые жертвы. Но до Сурера охотник не доберётся, — она хрипло рассмеялась. — Если, конечно, ему не под силу сжечь целый гарнизон.

* * *

Идаэт не делала тайны из своего возвращения в столицу, но Амахисат оценила её жест — она уведомила царицу о своём прибытии заранее, черкнув в послании тайный знак, что всё оставалось по-прежнему, и её верность не изменилась. При этом новая матриарх рода Мерха просила Императора об аудиенции. Как к этому относиться, Амахисат пока не знала. Возможность переговорить наедине до аудиенции, не вызывая подозрений, им не представилась — даже Хатепер не призвал Идаэт в обход Владыки, потому пришлось соблюдать всю возможную осторожность.

Но, по крайней мере, после таинственного исчезновения Тэмириси — убийцы сработали быстро и деликатно — притих род Эрхенны, и царица уже направила военачальнику Шепсесу свои самые тёплые заверения в поддержке и защите. Он тоже намеревался прийти во дворец в скором времени, но на аудиценции с Владыкой не настаивал.

Приём просителей сегодня проходил в малом тронном зале. Секенэф милостиво выделил время, дал понять, что выслушает Идаэт последней, когда прочие разойдутся.

Её появление в зале, да и вообще во дворце, вызвало немало пересудов. Амахисат не ожидала, что дела после пожара настолько плохи. Гордая воительница из рода Мерха и правда едва передвигалась, опираясь на своего стража. Её руки, видневшиеся из-под длинных одеяний, и её лицо были полностью скрыты повязками. Но Идаэт, как ни в чём не бывало, заняла своё место среди вельмож, игнорируя вопросы о том, что с ней произошло.

Секенэф выслушивал своих чиновников невозмутимо, и царица брала с него пример, никак не показывая охватившего её волнения. Лишь почувствовав на себе пристальный взгляд Идаэт, она позволила себе посмотреть на женщину, и та едва уловимо кивнула. Заметил ли Хатепер, стоявший у трона Владыки? Об этом Амахисат предпочла не думать.

Давно уже дни, полные привычных дел, не текли так долго, как этот. Царицу раздражала неспешность просителей, обстоятельность речей и отчётов вельмож, их набившие оскомину споры. Она должна была узнать, с чем прибыла Идаэт! Но приходилось ждать и не выдавать себя ни словом, ни жестом.

Наконец присутствующие, кланяясь царской чете и Великому Управителю, потянулись прочь из зала. Идаэт терпеливо ждала. Когда Император жестом велел приблизиться, она с достоинством прошла вперёд и преклонила колени перед троном. Украдкой Амахисат бросила взгляд на супруга. Ни толики сочувствия или удивления — как будто всё само собой разумелось.

— Итак, ты теперь глава рода Мерха, Идаэт, — проговорил Секенэф. — Почему не отзывалась нашим вестникам?

— Прости, Владыка мой, вестники нашли меня лишь недавно, — её голос звучал тихо, хрипло, и каждое слово явно давалось с трудом. — После смерти матери, да примет Страж Порога её мятущуюся душу, я отбыла в Обитель Таэху. Хотела увидеть того, кого наш род отторг за его страшное преступление… кто в прежней своей жизни приходился мне сыном.

Амахисат внутренне похолодела. Обо всём, что касалось Паваха, отчёты осведомителей были скудными. Бывший телохранитель Хэфера не то исчез, не то был казнён — никто толком не знал.

— И что же? — бесстрастно спросил Император.

— Я понимаю, что твоя воля была исполнена, Владыка. Мёртв, — глухо ответила Идаэт. — И я прошу прощения у госпожи царицы и господина Великого Управителя. Как только я получила вести от них, то прибыла сразу же.

— С чем ты пришла?

Идаэт подняла голову, встречая взгляд Императора. Сердце царицы пропустило пару ударов.

— Я прошу тебя отправить тех из нас, кто остался, на границы, по твоему усмотрению. Я дала клятву, что мы будем щитом твоему войску, мой Владыка, и я намерена эту клятву исполнить.

— Кому ты поклялась? — подал голос Хатепер.

— Я… не знаю точно, что видела, — призналась Идаэт, отводя взгляд. — Прежде мёртвые не являлись мне так отчётливо. Но я сделаю то, что должна. Тот, кто убил мою мать, отпустил меня и верных мне только для того, чтобы я исполнила это.

— Ты желаешь выдвинуть обвинения? — спросила царица, и её голос звучал так же ровно, как голос Владыки.

— Нет, госпожа моя, — покачала головой Идаэт. — То, что случилось с нами, мы сами навлекли на себя. Так или иначе, но род Мерха повинен в покушении на наследного царевича Хэфера Эмхет и ответит за это. Один из его убийц был нашей крови. За других я говорить не вправе.

Лицо Секенэфа и его взгляд остались такими же бесстрастными, непроницаемыми, даже когда речь зашла о его любимом Хэфере.

— Ты отдавала приказ тому, кто прежде был твоим сыном?

— Нет, Владыка мой. Но я знала об этом приказе. Род Мерха желал видеть на троне другого Эмхет, более достойного.

— Кого же? — вкрадчиво спросил Император.

Идаэт медленно обвела взглядом Хатепера и Амахисат. И только в тот миг царица поняла по-настоящему, насколько же эта женщина была верна их делу, насколько высоко ставила честь.

— Род Мерха поддерживает твоё недавнее решение, мой Владыка. Мы рады возвращению Великого Управителя в прямую ветвь рода Эмхет, и будем рады его восхождению на трон.

— Ты хочешь сказать, что вы посягнули на золотую кровь, чтобы помочь возвыситься мне?! — воскликнул Хатепер, подавшись вперёд. — Это самое возмутительное, что я только мог услышать! Как ты вообще…

Император вскинул руку, прерывая брата.

— Мы услышали тебя, Идаэт из рода Мерха. Но твой род действовал не в одиночку.

— Да, мой Владыка. Но род Эрхенны ответит за себя сам… Я же приму любую кару из твоих рук, но прошу о той, которая успокоит мёртвых. Мы готовы отдать свои жизни в новой войне. Распорядись ими, как сочтёшь нужным — направь нас в сражение как солдат, или вовсе без оружия, мы не сбежим с поля боя. Наша гордость и честь тому порукой.

Она склонила голову.

— Я прошу оставить нас, — мягко велел Секенэф, обращаясь к Амахисат и Хатеперу.

И хотя они оба единодушно не желали того, им пришлось подчиниться, покинуть зал.

— Владыка получит ответы, — успокоил её дипломат уже в коридоре, хотя и сам, похоже, не находил себе места. Слова Идаэт вывели его из равновесия — царица редко видела названного брата таким разгневанным.

Никто не решился бы приблизиться к ним просто так, без уважительной причины, и потому разговор продолжать они могли относительно свободно.

— О каких мёртвых она говорила, как думаешь? — понизив голос, спросила царица. — О своих павших?

— Не знаю, — мрачно покачал головой Хатепер. — Но думаю, Император удовлетворит её просьбу. Удивительно, что охотник пощадил её.

— Не ему ли она поклялась?.. — задумчиво царица потёрла висок, чувствуя разгорающуюся от напряжения боль между рогами. — А может, рехнулась с горя.

— Но кто-то всё-таки устроил пожар в их поместье, — нахмурился дипломат. — И послал род Мерха на гибель. Идаэт не побоялась прийти к Владыке, не побоялась принять это условие… Очевидно, не принять она боялась ещё больше. А испугать её способно немногое.

О да, это царица знала хорошо. Род Мерха славился бесшабашной храбростью. Павах со своей осторожностью был скорее исключением — потому-то Хекетджит его и недолюбливала, а после неудачи с покушением так и вовсе возненавидела. Не раз старуха в открытую сетовала, что внуком ей приходился не Метджен.

— Какие условия связывали род Мерха с культом? Мы ведь не знаем, — заметила Амахисат, возвращая мысли и подозрения Хатепера к Сатеху. — Не думаю, что даже Императору Идаэт расскажет об этом открыто. Но Боги, род Мерха весь этот год отрицал свою вину, убеждал нас, что Павах действовал самостоятельно… и вдруг — такое признание.

— Что бы ни случилось тогда в поместье, это изменило для Идаэт всё.

Что ж, по крайней мере, бывший телохранитель мёртв — хоть одна приятная новость за сегодня! Вот только Амахисат так и не знала, при каких обстоятельствах Паваха устранили, и что он успел разболтать перед смертью. Или всё-таки не успел?.. Со всем происходящим она действительно уже начинала бояться теней. И как же нужен был сейчас Колдун!

Некоторое время они с Хатепером ещё обсуждали последние события, но когда разошлись, царица была уверена: Великий Управитель пригласит Идаэт на разговор… ведь сама она собиралась сделать то же самое.

Тем же вечером, ближе к ночи, новая глава рода Мерха явилась к царице. И хотя женщина едва держалась на ногах, казалось, после разговора с Императором ей стало спокойнее. Или это было лишь спокойное принятие своей участи?

Амахисат отослала слуг, предложила Идаэт кресло, и женщина с благодарностью села, сложив руки на коленях.

— Великий Управитель ждёт меня, но к тебе я пришла первой, госпожа.

— Я рада, что ты выжила, — сказала царица. — Я найду способ помочь вам…

Идаэт вдруг вскинула голову, и её зеленоватые глаза блеснули.

— Не нужно, госпожа. Всё уже решено. Владыка был милостив и удовлетворил мою просьбу… Те из нас, кто остался, отправляются в Леддну, под начало Хармехи из рода Кха.

— В Леддну? — удивилась Амахисат.

— Я помню Хармехи, он достойный. По крайней мере, и смерть наша будет достойной — не позорная казнь, но возможность в последний раз послужить возлюбленной Империи. Потеря земель и титулов — ничто в сравнении с этим.

Идаэт говорила с таким спокойствием, словно уже похоронила себя. По сути, так и было.

— Твой род погибнет…

— Он сказал, так мы будем прощены.

— Кто сказал? — царица подалась вперёд, пригвождая взглядом свою союзницу. — О чём ты говорила с Владыкой? Что намереваешься сказать Великому Управителю?

Идаэт закрыла глаза, собираясь с мыслями. Когда она снова посмотрела на царицу, её взгляд был тёмным, тяжёлым.

— Великий Управитель ведь расследует дело культа Сатеха? Я скажу ему то, что он ожидает услышать: о таинственных жрецах, дела с которыми вела моя мать.

— Это мудро, — милостиво кивнула Амахисат. — Я надеюсь на тебя… все мы надеемся.

— Имя твоё и твоего сына не прозвучало ни разу и не прозвучит. Я могла совершить многое, но я — не предательница, — с горечью Идаэт хрипло рассмеялась. — Разговор с Владыкой… он мало что изменил во мне — после того, что я видела той ночью… Бойся, госпожа моя, — голос женщины упал до едва слышного шёпота, — потому что охотник не принадлежит Берегу Живых… У нашей пламенной смерти было лицо Хэфера Эмхет…

* * *

Его гнев Идаэт встретила стоически, даже равнодушно. Секенэф мог сдвинуть что-то в её сознании, а возможно, разум её изменился ещё после прихода Хатеп-Хекаи-Нетчери. Спокойно она призналась, что да, древний род Мерха никогда не видел сына безродной жрицы достойным преемником их великого Императора, как бы царевич ни был талантлив. Другое дело — его брат, Великий Управитель, пусть и сочувствующий эльфам. И да, род Мерха ненавидел эльфов в достаточной степени, чтобы удерживать у себя младшего принца. В конце концов, эльфы погубили слишком многих их родичей — кого в бою, кого в позорном плену.

Подозрения в связи Хекетджит и Иссилана Хатепер отбросил сразу — ненависть этих рэмеи ко всем жителям Данваэннона была слишком сильна и с годами, как оказалось, ничуть не угасла. Нет, за изначальным похищением принца стоял кто-то другой.

Назначение Эрдана Тиири новым эмиссаром Идаэт сдержанно осуждала, но подчеркнула, что теперь её род потерял силу и влияние, поэтому её личное мнение не имеет значения.

На вопросы Великого Управителя Идаэт отвечала почтительно, но скудно, заверяя Хатепера, что, увы, о делах своей матери знала немного, а от жрецов Сатеха всегда предпочитала держаться подальше. Что она понятия не имела, кто передал пленника матери, но была рада, что принц оказался у них — только вот мать, к сожалению, запрещала его убивать. Хекетджит неохотно делилась многими тайнами даже со своими близкими, а теперь за ней пришёл охотник, и уже не спросишь.

Заминку вызвал лишь один его вопрос — видела ли Идаэт лицо этого таинственного охотника? Женщина повторила то, что уже сказала в зале: «Я не знаю точно, что видела», а потом говорила что-то о мёртвых рода Мерха, о том, скольких они потеряли в войне, и как важно теперь было успокоить мёртвых достойной смертью живых. В целом все эти последние рассуждения уже граничили с горячечным бредом, и дипломат едва сумел выудить разумные зёрна из речей воительницы.

Великий Управитель знал, что угрозы и увещевания бесполезны. Император отдал Идаэт некий приказ, нарушать который она явно не собиралась, потому и не говорила всего. И к тому же, она уже была обречена — чем Хатепер мог её напугать, тем более после увиденного? Пришлось удовлетвориться её кратким рассказом. Вряд ли и царице женщина сумела поведать больше. А вот Секенэфу…

Но час был поздний, и в ту ночь Владыка не принял брата — слуга сообщил Хатеперу, что Император уже изволил отойти ко сну. Даже если Секенэф не спал, очевидно, он приказал не беспокоить его, и приказ этот относился даже к самым близким.

А на следующий день возвращалась Анирет, и готовилось торжественное назначение нового наследника трона.

* * *

Сэбни замер, опустив взгляд, не решаясь вмешиваться. Только он и Верховный Жрец Джети были свидетелями прихода этих гостей Обители, потому что даже среди Таэху были единственными, кто знал. Старый Кахеп не в счёт — его знания о произошедшем были смутными, но именно он помог подобрать эти свитки в закрытых архивах.

— Здесь собрано многое из того, чем мы владеем, — мягко повторил Джети. — Самое важное. На основе этих свитков Безумная Серкат сумела восстановить запретное искусство.

— У неё были на это годы, — глухо прозвучало из-под собачьего шлема. — У меня нет даже месяцев… Бесполезно.

Последнее прозвучало жутко, нездешне — и этому слову отозвались тени в углах, огни в светильниках. Казалось, даже воздух вокруг стал жарче, суше — словно они были не в покоях Верховного Жреца, а в песках Каэмит. Сэбни и охнуть не успел, как старинный драгоценный свиток в руке воина вдруг начал тлеть.

Пальцы Владыки сомкнулись на запястье царевича, и тот как будто опомнился, выронил свиток. Тут же стало легче дышать.

В присутствии Императора он, должно быть, всё ещё мог обуздывать свою Силу… или это Сила Императора обуздывала его? Сэбни уже не понимал, а когда пытался смотреть внутренним взором — то, что он видел, почти ослепляло его.

Он помнил наследника трона, Хэфера Эмхет, совсем иным — даже когда они отыскали его в общине Ануират, уже изменившегося в жерновах всех тех событий, которые он пережил. Теперь нечто иное поселилось в этом теле — нечто такое, чему Сэбни не знал определений, кроме оброненного бедным безумцем Инени древнего титула.

Украдкой целитель взглянул на Джети. Верховный Жрец был чуть бледнее обычного. Неужели даже он боялся этого создания? Нет, не может быть.

Владыка скрестил руки на груди, выжидающе глядя на Джети. Казалось, что в этой звенящей напряжённой тишине между ними состоялся некий безмолвный диалог. Верховный Жрец снова посмотрел на царевича и произнёс:

— Я лично могу провести тебя в недра Обители, провести сквозь эпохи, но и это потребует времени… и терпения, деликатности. Потому что ты можешь уничтожить и себя, и то, что вокруг, мой господин, — прямо закончил он. — Быстрого пути нет. Разве что… Мы — жрецы Той, что была обожжена Сатеховым пламенем ещё на заре времён. Мы… знаем, как усмирять Его огонь. И ради твоей безопасности мы могли бы усмирить тебя. Купить тебе время. Но тебе придётся остаться здесь, с нами.

— Усмирить меня… — от тихого смеха царевича Сэбни стало не по себе. — Усмирить! Это предлагают мне союзники?

— Такой приказ я не могу отдать, — покачал головой Император.

— Даже ради его безопасности? — печально уточнил Джети.

— Ты призвал меня, чтобы я служил трону, защищал его, а не добровольно похоронил себя в Обители Таэху!

Владыка обернулся, и под его долгим взглядом царевич — или то, что жило в нём теперь — отступил, с усилием поклонился, принимая его волю.

— Тогда мы не сумеем обучить тебя, господин… — выдохнул Джети. — Нет таких способов, которые тебе угодны.

— Будет так, как выберешь ты, Хэфер Эмхет, — Сэбни отметил, как Император подчеркнул имя, словно надеялся вызвать к жизни то, что ещё существовало, сокрытое в глубине. — Только помни о том, что ведёт тебя.

— Я… помню… — теперь голос царевича звучал по-прежнему. — Я выбираю… вернуться к своей охоте… сколько бы времени у меня ни оставалось.

Сэбни внимательно смотрел на Владыку, и потому заметил, как на миг, только на миг тот с болью закрыл глаза.

— Ты справишься, — уверенно проговорил Император, положив ладонь на плечо царевича. — Ты не один.

— У меня нет права не справиться, мой Владыка.

— Мы будем ждать тебя, если ты всё же решишься, господин мой Хэфер Эмхет, — проговорил Джети, аккуратно собирая свитки.

Сэбни хотел было спросить о Нэбмераи — о воине Богини, который прошёл посвящение в песках, а теперь стал стражем царевны. Возможно, он мог бы помочь? Или другие, подобные ему?.. Но слова умерли на губах, не родившись. Верховный Жрец уже всё сказал, и не ему было вмешиваться в то, чего он до конца не понимал.

— Есть новости от Интефа? Мне известно о расследовании Великого Управителя, — Император пристально посмотрел на Верховного Жреца.

— Увы. Надеюсь, он всё ещё жив… Но древний храм Владыки Каэмит мы пока так и не нашли. И ни следа жреца-чародея.

— Если придётся, я найду его сам, — сказал царевич — о храме или о жреце? Потом он повернулся к Сэбни. — Отведи меня к Инени.

Целитель растерянно посмотрел на Верховного Жреца. Рядом с царевичем Хэфером его подопечный действительно несколько… оживал. Но ведь теперь это был не совсем Хэфер?

Джети чуть кивнул в знак согласия.

— Как тебе угодно, господин, — Сэбни поклонился.

Когда они уходили, Верховный Жрец уже тихо обсуждал что-то с Императором.

До комнаты целитель довёл своего спутника такими путями, чтобы им никто не встретился. Заводить разговор было боязно, хотя, наверное, и стоило бы рассказать о недавнем визите царевны Анирет. А может, Хэфер и так знал? Ведь Владыка-то знал точно. Когда они вошли, Сэбни всё-таки решился нарушить тишину:

— Госпожа царевна была здесь недавно. После встречи с ней он стал… беспокоен. И хотя слова, как ты помнишь, почти не даются ему, её имя он повторяет иногда.

— Она была очень дорога ему, — проговорил царевич неожиданно тепло и, когда дверь за ними закрылась, снял шлем.

Его лицо было почти прежним, и вместе с тем неуловимо изменилось — жёсткое, не то осунувшееся от усталости, не то высушенное его внутренним огнём. И глаза теперь мерцали красноватым золотом — совсем не как у других Эмхет. Сэбни не нравился этот взгляд. И он предпочёл бы, чтобы все Эмхет уже оставили его подопечного в покое.

Точно почувствовав его мысли, Хэфер сказал:

— Не бойся, я не причиню вреда ни ему, ни тебе. Мудрый Кахеп пишет его историю, не так ли?

— Да, господин.

— Я должен рассказать ему, чем всё закончилось… Вечность и память.

Он шагнул за тростниковую перегородку, оставив целителя осмысливать его слова.

Тихо Сэбни приблизился, давая им возможность уединения, но готовый прийти на помощь Инени в любой момент. Бывший телохранитель снова не спал — сидел у окна, перебирая свой солдатский пояс. После прихода царевны Анирет это напоминание о прошлой жизни помогало ему сохранять подобие равновесия, насколько мог судить целитель.

Хэфер сел на пол рядом с ним, заговорил тихо, успокаивающе. Он приходил редко, но после этих визитов воину действительно становилось спокойнее.

Обрывки фраз долетали до целителя.

–… отомстил за нас обоих… Они больше не навредят тебе. А скоро тебе совсем нечего будет бояться… Сестра подарила тебе свой амулет, да? Знаешь, она ведь сама собирала нить бусин к нему…

Сэбни покачал головой. Царевна не ведала, сколько на самом деле он знал — и хорошо! Нэбмераи пытался добиться ответов — для неё — но безуспешно. Противостоять его сокрушительной воле было… нелегко. Но к счастью, племянник Джети тоже не знал, что целитель оказался так глубоко вовлечён в эту историю. И хотя Нэбмераи не доверял никому, тихий Сэбни вызывал мало подозрений. Владыка и Верховный Жрец приказали сохранять всё в тайне — исключений быть не могло.

О чём же всё-таки Инени пытался сообщить царевне? Это явно было очень важно для него. После встречи с Анирет у него случился тяжёлый приступ — даже привыкшему ко многому Сэбни тяжело было видеть его таким. Он ещё хорошо помнил воина прежним. Эмхет были справедливы, но далеко не всегда — милосердны…

— Ани… рет…

— Да-а-а, Анирет приходила. Она тоже не будет держать на тебя зла, когда всё узнает. А я расскажу ей, обещаю. Когда всё закончится…

— Сокол… Живы…

— Да, расскажу, что мы живы. И про бурю… Я заберу тебя домой. Только сделаю всё, что должен…

Перед глазами затуманилось, и Сэбни сморгнул, подавив судорожный вздох, чтобы не нарушить покой этих мгновений. Тихий мерный голос не воина Сатеха, а сокола Ваэссира, убаюкивал расколотый разум. И хотелось верить, что всё действительно будет хорошо.

Через некоторое время царевич вышел к нему.

— Сэбни, в следующий раз я могу вернуться нескоро. А если что-то случится со мной — расскажи Кахепу, как всё было, сам.

Целитель поклонился, мысленно моля Владычицу Таинств, чтобы была милостива к ним всем.

Глава 46

Почти год минул с тех пор, как она так же возвращалась домой из Обители Таэху — вдоль пальмовых рощ, заросших бумажным тростником заводей и обширных полей, на которых всходил обильный урожай. Воды Апет только возвращались в привычное русло, принеся с собой плодородный красноватый ил. Щедрый Разлив подарил народу Обеих Земель благополучие на грядущий год, но и трудов прибавил.

«…В мистическом союзе с Ваэссиром Апет набирает силу, и пока силён Божественный Закон на земле, Великая Река от года к году разливается в Сезон Половодья… Сила Императоров связана с благоденствием Таур-Дуат…» — вспоминала она рассказы дяди и отца, любуясь жизнью своего народа — бурлящей, настоящей.

Всё так же гнали ослов торговцы, и стайки шумных ребятишек носились за гружёными повозками. В полях трудились крестьяне, готовясь к полуденному отдыху, когда жар Ладьи Амна станет совсем нестерпимым. Рыбаки уже собирали сети после удачного утреннего лова. Пальмовые рощи шептали манящей тенистой прохладой, и так хотелось сойти с дороги, пойти, куда глаза глядят, среди чешуйчатых стволов по тропам, уходящим к самым пескам Каэмит.

Анирет шла рядом со своими воинами. Встречные уступали им дорогу, не зная, что перед ними свита царевны Эмхет, но понимая, что солдаты сопровождали кого-то важного. Воины оживлённо переговаривались между собой, предвкушая возвращение домой. А она?.. Дома её могло ждать всё, что угодно… И никак не выходили из головы страшные слова Нэбмераи и отчаяние Паваха-Инени, пытавшегося сообщить ей нечто важное…

«Когда баланс в токах энергий нарушен, это отражается и на земном плане… Это происходит не сразу… И ни одна беда не постигает народ без глубинных на то причин, ведь то, что творится на земле, лишь отражает то, что происходит на более тонких планах бытия. Так тело лишь позже, иной раз не в этой даже жизни, отражает недуги, которыми поражён дух…» — говорил Хатепер.

Она думала о мистической составляющей союза своих родителей. Царица становилась вместилищем Силы Золотой для Ваэссира, чтобы он мог творить Ритуал Разлива, направлять всю мощь жизни Великой Реки на благо народа. Разве могла предать сама царица, сама Золотая, умножающая Силу Владыки?.. Со всех сторон Анирет рассматривала внутри эту жуткую мысль, и каждый раз приходила к выводу, что такое попросту невозможно. А иначе — какие же беды могли обрушиться на их народ впоследствии?..

Поговорить с отцом об этом было нельзя — он посмеётся, а то ещё и разгневается, причём не на неё даже, на Нэбмераи. Не для того супруг доверил ей свои опасения, лишённые доказательств — нельзя было его так подставлять. С дядей?.. Да, пожалуй… но даже это сейчас казалось Анирет малодушным. Внутри неё зрело решение, на которое у неё не хватило бы сил прежде… но не теперь.

Прошедший год действительно многое изменил в ней. Потеря любимого брата, новый долг и ответственность, угнетающие тайны, но главное — раскрытие и познание себя настоящей… Анирет больше не хотела быть удобной, не хотела заслужить ничью любовь и одобрение. Не было нужды в такой вот «заслуженной» любви, когда тебя не видят. Она могла быть только собой, лучшим вариантом себя — но не кем-то иным. И так странно, что эта простая истина вызрела в ней до конца лишь сейчас! Ведь разве не об этом говорил дядя, всегда любивший её просто так? Не на это ли намекал Нэбмераи ещё в начале их знакомства? Годы Анирет потратила на то, чтобы царская чета хоть как-то начала ценить её — и что в итоге? Отцу пришлось потерять любимого сына, чтобы увидеть её, обернуть к ней своё сердце. А для матери она никогда не станет кем-то иным — царица уже загнала её в клетку своих представлений о ней, откуда было не вырваться.

«Я рада, что ты начала отращивать зубки, девочка. Они пригодятся тебе в придворной жизни», — вспомнила девушка слова матери и грустно улыбнулась.

Теперь, когда Анирет принимала себя — царевну, дочь Владык — то знала: какой бы далёкой, непостижимой ни казалась Амахисат — она могла дотянуться. Теперь уже могла.

И когда решение было принято окончательно, стало легче. Вынырнув из водоворота размышлений, царевна снова стала смотреть вокруг.

Недалеко отсюда располагалась та самая возвышенность, с которой они с Нэбмераи когда-то созерцали Апет-Сут и Планарные Святилища на горизонте. Тогда она мечтала, что её дом, сердце Империи, станет домом и для него, хотя бы немного. Но случилось иначе: их дом был не местом на карте, а друг в друге. Украдкой царевна посмотрела на Таэху, коснулась кольца на своей руке — незаметно, кончиком пальца.

— Госпожа, поднимемся посмотреть? — предложила Мейа, идущая за её левым плечом.

— Конечно, почему нет? — кивнула Анирет и подала знак воинам о скорой остановке.

Но тут её внимание привлекли радостные возгласы мальчишек впереди, которые первыми заприметили…

— Ух ты, смотрите, воины!

— Воины Императора!

— Я тоже хочу такой доспех, эх…

— Мелкий ещё, а то гляди и вовсе не дорастёшь!

Их весёлый смех потонул в певучем звоне рога. И вскоре показался отряд из нескольких воинов, которые несли штандарт с императорским соколом Эмхет. Они прибыли для торжественной встречи и сопровождения царевны во дворец. Традиционные золотистые доспехи дворцовой стражи с выгравированными на наручах и поножах змеями сияли, ярко начищенные — неудивительно, что мальчишки обзавидовались.

— С возвращением, сиятельная госпожа царевна! — приветствовал её командир отряда, и воины единым слитным движением отдали честь. — Пусть Боги осияют тебя своим благословением. Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, велел сопроводить тебя во дворец как можно быстрее!

Улыбка царевны погасла. Отец не стал бы торопиться попусту.

— Что случилось, командир? — с тревогой спросила она.

Воин посмотрел на её сопровождающих, взвешивая, стоило ли говорить вот так сразу, при всех. Его голос чуть дрогнул от волнения — к счастью, от волнения радостного:

— Во дворце ждали твоего возвращения, госпожа царевна. Сегодня Владыка объявит своего будущего преемника! Наконец-то! Гонцов пока не рассылали, а то в столице было бы уже не протолкнуться.

Он говорил что-то ещё, но Анирет едва слышала — пыталась справиться с вдруг охватившим её смятением, как во сне перехватывая узду коня, которого к ней подвели. Её ждали?.. Отец объявит?.. Нет, не может быть. А как же тайна?.. Обернувшись к Нэбмераи, она успела различить в его взгляде растерянность, отражавшую её собственную.

Дворец гудел, как растревоженный пчелиный улей. Официальная встреча получилась скомканной, и к тому же, без царской четы и Великого Управителя, которые руководили последними приготовлениями. От командира отряда Анирет узнала, что Ренэф во дворец не возвращался, а это было странно для такого важного события. Или Император намеренно решил провести церемонию в его отсутствие? Всё-таки, к чему такая спешка?

А потом царевну вовлекли в кутерьму с приготовлениями. Целая свита служанок под предводительством Мейи — которая сориентировалась куда быстрее, чем её подруга и госпожа — окружила Анирет. В такие моменты царевна чувствовала себя храмовой статуей, а не живой женщиной — ей ничего не позволяли сделать самостоятельно. Впрочем, в подобных случаях именно так и полагалось.

Омовение, подбор драгоценных ароматических масел, извлечение из ларцов ритуальных украшений, подгонка по фигуре праздничного сине-золотого наряда. В гомоне служанок Анирет честно пыталась разобрать последние новости. Те наперебой рассказывали об отбытии младшего царевича и торжественных проводах, о грядущем празднике, о недавнем назначении эмиссара — да не кого-нибудь, а самого принца Эрдана Тиири. В другое время эта весть глубоко изумила бы Анирет, но сейчас она и без того была изумлена донельзя.

А потом Мейа, лично занимавшаяся её причёской, и притом сама уже как-то успевшая переодеться, поднесла ей зеркало. Анирет встретилась взглядом с молодой женщиной, величественной, как сама царица Обеих Земель, и настолько же красивой, пусть и немного растерянной. Такова была наследница божественного Ваэссира, дочь двух древних родов. И впервые Анирет видела в этом образе… себя настоящую.

Вокруг ахали, восхищаясь, служанки, любуясь результатом своих трудов. Мейа тепло улыбнулась и, поклонившись, тихо проговорила:

— Ты прекрасна, как сама Золотая, моя госпожа.

Анирет едва успела поблагодарить женщин, за пару часов превративших её в богиню, когда в дверь постучали. Она так хотела увидеть Нэбмераи! Пусть им нельзя было толком перемолвиться искренним словом, но само его присутствие поддерживало. А сегодня, если отец и правда принял такое решение, если отпадёт необходимость в тайне…

— Входи!

Кто-то из служанок бросился открывать.

— Госпожа моя царевна… — писец Унаф застыл на пороге, глядя на неё так, точно видел впервые. Опомнившись, он учтиво поклонился.

Спрятав разочарование, девушка улыбнулась ему.

— Что-то срочное?

— Да… ах да-да, конечно, — Унаф почтительно кивнул и приблизился, когда она жестом пригласила его. — Мой господин велел передать тебе до приёма, лично.

Анирет приняла из его рук маленькую сложенную записку, развернула дрогнувшими пальцами. Всего пара строк, написанных аккуратно, но торопливо:

«Моя ясная звёздочка, то, что я делаю, я делаю для надежды и защиты народа. И главное — твоей и Ренэфа.

Моё сердце с тобой неизменно».

Нечто подобное дядя уже писал ей, когда передал с Унафом послание о своём возвращении в прямую ветвь рода.

Картина в её разуме сложилась воедино.

* * *

«…и бремя защиты пределов Империи и самого́ Божественного Закона ляжет на твои плечи. И твоя жизнь станет жизнью Обеих Земель, ибо тебе предстоит стать бьющимся сердцем Таур-Дуат, вместилищем и воплощением Силы твоего Божественного Предка…»

Преклонив колени у трона, опустив голову, Хатепер слушал размеренный голос Джети, зачитавшего указ Императора, а теперь произносящего традиционную речь перед собравшимися.

Разум дипломата был спокоен, отстроен, но сердце с тоской вспоминало, как — казалось бы, совсем недавно! — эта же речь была произнесена для Хэфера. И со всей искренностью своего духа царевич тогда произнёс те же слова, что сейчас замерли на губах Великого Управителя, когда два этих мгновения наложились друг на друга, слились воедино.

«Боги, почему же всё так?.. Что же стало с тобой на самом деле, мой мальчик?..»

Он ответил через паузу, но заставил свой голос звучать твёрдо:

— Моя жизнь принадлежит Обеим Землям. Моё сердце, мой разум, моя Сила служили и будут служить Таур-Дуат впредь.

Хатепер не видел — слышал, скорее даже чувствовал, как Секенэф спустился к нему, возложил на его голову диадему со змеедемоном-защитником. Этот артефакт принадлежал ему и прежде, по праву рождения, но сегодня обретал иной смысл, дополнительный символизм. Теперь это был венец не просто царевича Эмхет, но наследника трона.

— Волей Таур-Дуат, волей моей, Секенэфа Эмхет, Владыки Обеих Земель, дарую тебе право унаследовать мою власть и моё бремя. Поднимись, наследный царевич Хатепер Эмхет, сын Владыки, брат Владыки, и займи подобающее тебе место, — торжественно возвестил Император и протянул ему руку, помогая подняться.

Хатепер встретил взгляд Ваэссира, окунаясь в солнечное золото вечности. Но сквозь вечность он видел и взгляд своего брата, которому так тяжело сегодня давался этот шаг. Дипломат помнил, сколько радости исходило от Секенэфа в тот день в святилище их предка, после ритуала возвращения. Но сегодня… Сегодня было иначе. Чего стоило Императору это решение? Чего стоило, по сути, отречься от любимого сына, как от достойного продолжателя его дела?..

В следующий миг Владыка позволил себе обнять его и шепнул коротко, почти отчаянно: «Сохрани то, что мы создали…»

Ответить Хатепер не успел — только передал брату всё, что чувствовал в этот миг, зная, что он поймёт.

Миг откровения потонул в ликовании, когда чужие эмоции захватили его сметающей волной. Радость, надежда, благодарность, немного страха — всё смешалось воедино, вторгаясь в покой его разума.

Владыка поднялся и занял свой трон. Что ж, по крайней мере, мистическая улыбка, делавшая его лицо похожим на каменные лики Ваэссира, казалась ободряющей. Прекрасное лицо Амахисат, сидевшей на троне рядом с супругом, буквально светилось радостью. Прежде Хатепер даже не думал, что такую радость в её взгляде может вызвать назначение кого бы то ни было, кроме Ренэфа. Но царица вверяла ему судьбы своих детей — они оба понимали это. Возможно, сегодня Амахисат действительно чувствовала себя спокойнее за своего сына — впервые за все те годы, которые была супругой Императора.

Анирет, сидевшая рядом с родителями, держалась безмятежно и величественно, в красоте и стати ничем не уступая своей матери. Истинная дочь Владык. Но Хатепер понял вдруг, что племянница старалась не смотреть на него, хоть и произнесла слова, подобающие случаю. Получила ли она послание? Поняла ли?.. Он должен поговорить с ней сразу же, как только сумеет покинуть толпу жаждущих поздравить его — и, разумеется, добиться его будущего расположения — высоких гостей.

С тяжёлым сердцем Хатепер обернулся в зал, встречая взгляды собравшихся вельмож, принимая их поздравления и пожелания долгих лет. Многое было заключено в этих взглядах, и со многим ему предстоит иметь дело позже. Зато Эрдан смотрел на него с таким восторгом, словно сегодня сбывались все его чаяния. Возможно, в какой-то мере так и было — в прошлом Ллаэрвин не раз намекала, кого ей было бы спокойнее видеть преемником великого Секенэфа.

Позже Хатепер занял своё место — место Хэфера, он не мог не думать об этом — в кресле рядом с царской четой. Император жестом велел переходить к следующей части торжества.

В зал внесли пиршественные столы, а к толпе гостей присоединились музыканты. Пир уступал тому, который царская чета подготовила в честь возвращения Хатепера в прямую ветвь рода — но ведь и времени на подготовку почти не было. Впрочем, придворные повара всегда старались превзойти себя, а недостатка в хороших винах во дворце не было.

Но несмотря на дразнящие запахи, заполнившие зал в соблазнительном переплетении, несмотря на прекрасную музыку, призванную возвысить сердце и облегчить тревоги, кусок не лез в горло, и тяжесть внутри не отпускала до конца. Хатепер чувствовал, что и сердце его брата было не на месте, и не мог разгадать всех причин, кроме самой очевидной. Что ж, хотя бы с отстранённостью любимой племянницы можно было что-то сделать — по крайней мере, он надеялся на это. А письмо для Ренэфа он уже подготовил.

Хатепер не намеревался оставлять недомолвок перед своим тайным отбытием. Кто знает? Может, в этой жизни ему уже и не представится случай объясниться с теми, кого он любил.

* * *

Реальность казалась зыбким сном, и в сердце царили смешанные чувства — изумление, горечь несправедливости, обманутые ожидания… и всепоглощающее облегчение. У неё ещё было время, да! Много времени, чтобы стать кем-то, подобным Хэферу…

Изредка бросая взгляды на дядю, Анирет не могла понять, что же испытывала к нему сейчас. Тайны сделали своё дело — разделили их. Как и все прочие вокруг неё, он вёл свою игру. Великий Управитель, хранитель секретов Императора. Просто прежде это не было настолько ощутимо и не ранило так сильно — ведь тогда она не была настолько вовлечена в политику Таур-Дуат. Она по-прежнему любила его, но не могла не чувствовать внутри холод и отчуждение. И пусть он искренне пытался защитить её — в это ей хотелось верить — не может быть, чтобы только сегодня решилось такое, чтобы только сегодня он нашёл способ предупредить её. Пара фраз в письме, и на том спасибо. Нет, дядюшка Хатепер был слишком прозорлив, чтобы не предусмотреть такой исход заранее. Вот о чём он умалчивал, когда они говорили обо всём после Разлива! И готовилось это решение ещё с ритуала.

Вот почему он избегал говорить о Хэфере. Что-то было очень нечисто в этой истории — и Анирет узнает, что именно. Конечно, о том, чтобы привлечь внимание Императора сейчас, не могло быть и речи. Царская чета была полностью поглощена делами праздника. Но завтра она не будет молчать.

В какой-то момент царевна поняла, что ужасно устала от учтивого общения с гостями. Шумное пиршество в зале утомило её, и она присоединилась к тем вельможам, кто беседовал в саду, разбившись на группы. Ей с поклонами уступали дорогу, и она с неизменной вежливостью находила доброе слово для каждого. Далёкая ночная тишина садов манила, но покинуть праздник просто так, без повода, она не могла.

И поговорить с Нэбмераи не могла тоже. Супруг вынужден был держаться в стороне от неё в своём положении стража. Анирет видела его в компании Верховного Жреца и тех Таэху, кто нёс службу при дворе. Он не позволил себе ни единого лишнего взгляда.

Да, они делали то, что от них требовалось: играли отведённые им роли.

Вино вдруг показалось пресным, и Анирет с раздражением отставила чашу. Предупредительный слуга, тенью проскользнувший рядом, тут же унёс чашу, и царевна снова подумала обо всех тех глазах и ушах, что окружали её. Свобода, уединение были не более чем миражом в пустыне.

— Прошу прощения, госпожа царевна, нас так и не представили друг другу, — прозвучал мелодичный голос за её спиной.

«Ещё один…» — устало подумала Анирет и обернулась, ничем не выдавая своей досады.

«Мы должны помнить о том, кто мы есть, и сохранять достоинство, — как любила говорить царица. — Наша семья — пример для всех наших подданных».

В паре шагов от неё стоял молодой мужчина, не старше её самой. Его лицо с тонкими чуть удлинёнными чертами, с миндалевидными глазами необычно яркого цвета — изумрудного, как у псоглавых — было экзотически красивым, хотя, казалось, несло на себе след печали и усталости. Анирет доводилось видеть эльфов и раньше — до недавних событий их немало гостило в столице. Она помнила, что уроженцы Данваэннона носили длинные волосы, вне зависимости от сословия. Но тёмные волосы этого эльфа едва пробивались, точно шёрстка щенка, отчего он казался юным и даже немного уязвимым. Когда взгляд царевны упал на его руки, она поспешно склонила голову, чтобы не оскорбить собеседника чрезмерным вниманием к его увечью.

Эрдан Тиири, младший сын королевы, новый эмиссар Данваэннона. Конечно, она узнала его, хотя на приёме видела только издалека.

— Ваше Высочество, для меня честь познакомиться с Вами, — произнесла она на чистом эльфийском. — Ваше присутствие, безусловно, украсит двор Апет-Сут.

— Для меня честь ещё бо́льшая увидеть Вас, — мягко ответил эльф, пряча уже своё пристальное внимание за доброжелательной учтивостью. — Я наслышан о Ваших талантах и мудрости, но никто не предупредил меня о Вашей ослепительной красоте, достойной песен бардов.

Анирет чуть улыбнулась. Такая последовательность комплиментов показалась ей более приятной, чем просто дань внешности. И следующую фразу она произнесла уже теплее:

— В это неспокойное время мы благодарны за Ваш выбор и Ваше присутствие. Освежающий ветер из зачарованных лесов сумеет остудить разгорающийся жар угрозы.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — с лёгким поклоном ответил Эрдан. — Ваш… Ваша семья спасла меня. Я обязан Эмхет слишком многим, чтобы не желать помочь.

Царевна отметила про себя оговорку. Она не решилась спрашивать, что произошло, но, воспользовавшись предлогом уйти с праздника, предложила:

— Не возражаете, если мы перенесём наше общение в более спокойное место? Я могу показать Вам императорские сады.

— С превеликим удовольствием.

Гул голосов остался позади. Ночная прохлада и тишина, нарушаемая только хором цикад и редких ночных птиц, приняла их в свои объятия.

Перейдя на рэмейский, они вели беседу о чудесах столицы и особенностях культур обоих народов. Эрдан оказался приятным и ненавязчивым собеседником. Несмотря даже на общее настроение этого дня, он понравился Анирет. Этикет не позволял им пока перейти к темам, которые действительно хотелось обсудить — как она чувствовала, у принца тоже были вопросы, время для которых ещё не пришло. Но в целом разговор получился приятным, разве что внимание младшего Тиири несколько смущало. Он как будто присматривался к ней, хотя, разумеется, не переходил границ. Что ни говори, воспитание высокорождённых было безупречным. Правда, поговаривали, что и удар в спину они наносили с той же безупречной учтивостью.

Беседуя с Эрданом, царевна невольно подумала, что и Хэферу он бы понравился — тонкий ум, уважение, не приправленное лёгкой брезгливостью к цивилизации, история взаимоотношений с которой складывалась ох как непросто. Потом Анирет вспомнила, что этот высокорождённый был знаком с её старшим братом — Хэфер сопровождал дядюшку Хатепера в Данваэннон в нескольких посольских миссиях. Но упоминать об этом вслух девушка, конечно, не стала, только поддержала новый виток беседы, в данный момент — об экзотических растениях императорского сада, которые не приживались по ту сторону гор без чуткого внимания друидов.

— Ага, уже познакомились! Хорошо, что сады императорского дворца — это всё-таки не зачарованный лес вокруг Даэннана. И так еле нашёл, — со смехом проворчал Хатепер, нагоняя их.

Анирет обернулась, и они остановились, дождавшись, пока дядя присоединится к ним. Вопреки всему, вопреки даже засевшей внутри обиде царевна не могла относиться к нему без тепла, без нежности. И не могла поверить, будто скрыл что-то от неё он из злого умысла. Что заставляло её так думать — наивность, привычка?.. Но ведь это был всё тот же дядюшка Хатепер, во многом заменивший ей родителей!

— Не то чтобы мы прятались, господин Хатепер, — улыбнулся Эрдан. — А сады, безусловно, великолепны. Мне и прежде нравилось проводить время здесь, но сопровождать госпожу царевну — невероятное удовольствие и высокая честь.

— Безусловно, — усмехнулся дипломат. — Но я хотел бы похитить у тебя это удовольствие и честь — если племянница, конечно, не против и удостоит меня своей компанией.

— Не против, — покачала головой Анирет и добавила по-эльфийски: — Благодарю за чудесную беседу, Ваше Высочество. Возможность побеседовать нам ещё представится, и не одна — Ваш дом ведь теперь во дворце Апет-Сут.

— И теперь пребывание здесь станет ещё приятнее, госпожа моя царевна.

Эрдан поклонился, позволил себе коснуться губами её пальцев — на эльфийский придворный манер — и направился обратно к дворцу. Глядя ему вслед, царевна тихо спросила:

— Что с ним произошло?

— Долгая история. И печальная, — вздохнул Хатепер. — Он подвергся нападению на рэмейской земле… стал жертвой того же заговора, что и наш Хэфер. И если б не Ренэф, мы бы, возможно, так и не нашли его…

Коротко он рассказал ей о пугающей участи эльфийского принца, о перехваченном посольстве и долгом плену. И несмотря на тепло этой ночи, Анирет ощутила холод внутри, а от собственного бессилия стало тошно. Как же о многом она не знала! Как многое проходило мимо неё! И ни на что она не могла толком повлиять.

Как только Эрдан скрылся за деревьями, и они остались одни, Хатепер вдруг обнял её, крепко прижал к себе.

— Прости меня, — прошептал он. — Прости…

Первый порыв отстраниться уступил место той же нежности. Не доверять ему, его искренности Анирет не могла. Событиям последних месяцев было не стереть все годы, которые дядя был рядом с ней.

— Твоё назначение — не такая уж неожиданность, — мягко возразила она.

— Я так ценю твоё доверие, и при этом вынужден…

— Объясниться с Ренэфом будет сложнее, — прервала Анирет ненужные оправдания. — Почему это торжество проходит без него? Напиши ему сам. Пусть узнает почти из первых рук — ему это нужно. Как было нужно и мне.

— Уже написал. Я разве мог иначе?

Анирет посмотрела ему в глаза и поняла вдруг, что весь этот день, всё это торжество он принимал именно как долг, необходимость — не радость, не исполнение тайного желания.

— И верно, не мог, — тихо согласилась она.

Улыбка дяди показалась ей вымученной. Под руку они пошли глубже в сад, держась в стороне от шумного празднования.

— Да, я не понимаю, что происходит на самом деле… но сколько ещё это будет продолжаться? — Анирет старалась говорить спокойно, но внутренняя горечь всё равно прорывалась.

— Владыка повелит тебе остаться рядом с ним. Возвращение на остров Хенму откладывается. Ты понимаешь, что это означает, — Хатепер серьёзно посмотрел на неё. — Его выбор остаётся прежним. И мой будет таким же.

— И ведь ни ты, ни я на самом деле не хотели этой власти…

— Но мы оба знаем, что такое долг, и исполним его до конца.

Царевна и сама не сказала бы лучше.

— Завтра я должен покинуть Апет-Сут… скорее всего, на продолжительный срок.

— Почему? — встревоженно спросила Анирет. — Сейчас ты нужен здесь, как никогда!

Хатепер отвёл взгляд.

— Помнишь, Хэфер тоже совершал такое путешествие… чтобы заглянуть в каждый уголок Обеих Земель. И…

Анирет остановилась, высвободила руку.

— Ты можешь не говорить мне всего, но хотя бы не лги. Ты ведь не в паломничество отправляешься… а уладить что-то важное, о чём нельзя говорить.

Хатепер не ответил, да ответ и не требовался. Взяв её за руку, он погладил кончиком пальца кольцо, подаренное Нэбмераи.

— Я не оставляю тебя здесь одну, и от этого мне спокойнее. К тому же, ты нужна отцу. Не только ради тебя и твоей будущей роли — ради него. Не так уж многое напоминает ему о том, что значит быть живым… а тебе это под силу. Пригляди за нашим Владыкой, звёздочка.

Анирет кивнула, невольно вспоминая первые дни, когда они только получили весть о гибели Хэфера, и несокрушимый столп Империи — Владыка Секенэф — дрогнул.

Но просьба дяди ей совсем не понравилась. Он говорил так, словно мог не вернуться.

Она решила не обсуждать с ним своё пребывание в Обители, встречу с Инени, последующий разговор с супругом. И без того слишком много лежало на плечах Хатепера Эмхет. Наверное, впервые он не казался ей всесильным, всезнающим — перед лицом того, с чем они столкнулись теперь. Потому она произнесла то, что услышать ему сейчас было гораздо нужнее:

— Я люблю тебя, — и обняла дядю, коснулась губами его щеки. — Всё тебе будет по силам, куда бы ты ни направился. Видят Боги, я так хочу помочь тебе…

— Знаю, милая, — ответил он неожиданно растроганно. — И поможешь. Как и мой брат, в тебе я вижу нашу надежду.

— Этого недостаточно, — возразила Анирет. — Недостаточно просто быть, — и закончила мысленно: «Пришло время действовать».

* * *

Хатепер поднял голову, глядя на сине-золотые по краям паруса «Серебряной» с выписанным в середине Оком Ваэссира. Его прекрасная верная ладья, служившая ему столько лет, отбывала в Верхнюю Землю, чтобы потом проделать путь от верхних порогов до Дельты. Но сам он тайно сойдёт в ближайшем же от Апет-Сут порту, отправится совсем другим путём, и Унаф заменит его. Как долго тайна останется тайной, никто не мог предсказать, но, по крайней мере, пока народ будет спокоен — новый наследник никуда не исчез.

В последний раз Великий Управитель посмотрел на императорскую семью, торжественно провожавшую его, на пышную свиту. Прощаясь с ним лично ещё во дворце, Секенэф не позволил себе лишних эмоций, только напомнил о своём приказе: осведомители Хатепера теперь должны будут отчитываться ему, даже не царице, помогавшей в расследовании. Амахисат прощалась теплее, уже не надеясь отговорить его, только просила быть осторожнее. Анирет же искренне пожелала ему возвращаться скорее.

Но как скоро он сумеет вернуться, и вернётся ли вообще? Когда ладья отходила от пристани, некстати вспомнился сон Секенэфа. Сбросив тяжёлые смутные предчувствия, Хатепер решительно прошёл к носу ладьи. Непривычно, сложно было оставлять столько дел брошенными, незавершёнными, но здесь было кому заняться ими, подхватить. А вот там, куда он направлялся, заменить его не мог никто.

Вглядываясь в сверкающую гладь Великой Реки и смыкающийся над ней индиговый горизонт, Хатепер украдкой коснулся скрытого под туникой кольца.

«Я уже иду, Ллаэ…»

Глава 47

Несмотря на царившее между двумя державами напряжение, посольство приняли радушно. По приказу королевы, Иарит и её свиту торжественно встретили ещё в живописном порту Каладхи, раскинувшемся у скалистых холмов, где море казалось не бирюзовым, а седым. Прибытия делегации словно только и ждали и с почестями препроводили в Даэннан. Как и название королевства, имя города восходило к имени главной Богини эльфийского пантеона Данвейн, воплощавшей в себе, согласно официальной религии, всех прочих Богинь. Кланы Данваэннона признавали земли столицы нейтральными, но так или иначе город был поделен по сферам влияния незримыми границами.

Путь занял несколько дней — Иарит хорошо помнила его. По дороге к ним примкнули ещё два вооружённых отряда Её Величества — конники и лучники. Как пояснил страж, возглавлявший главный отряд сопровождения, Пресветлая очень ждала вестей из-за гор и велела доставить гостей разве что не на руках, чтоб ни одной лишней трещинки на рогах бесценных послов не образовалось. Для Иарит же это стало определённым знаком — эльфы редко когда что-то говорили напрямую, и такая предосторожность означала как раз, что жизни послов и правда могли быть под угрозой.

Впрочем, до резиденции Пресветлой они добрались без происшествий, следуя по широким трактам, бежавшим между изумрудными холмами, где паслись стада, мимо бескрайних возделанных полей и сквозь вековые леса, окружавшие каждый крупный город эльфийского королевства. Дорога по трактам, соединявшим ключевые поселения, была длиннее, но и впрямь безопаснее, чем лесные тропы.

Даэннан раскинулся на краю зачарованных чащоб. Здесь сходились несколько небольших рек, и на холмах, обнимавших столицу с запада, звенели водопады. Издревле эльфы предпочитали строить из дерева, стараясь, чтобы их жилища вписывались в изначальный природный ландшафт. Исключение составляли древнейшие их строения, из камня — дольмены друидов и Круги Стоящих Камней, вполне сравнимые с первыми святилищами Таур-Дуат. Позднее же эльфы многое переняли от своих союзников из-за гор — процесс обучения и освоения был обоюдным. Каменное зодчество стало основным искусством, которое они почерпнули от рэмеи, но переделали под себя. Рэмейской монументальности эльфы предпочитали лёгкость, и их каменные строения изобиловали арками и резьбой.

Посольство сопроводили до королевской резиденции, лежавшей в сердце Даэннана. Это было самое высокое каменное здание города, светлое, трёхуровневое, с открытыми террасами, стрельчатыми арками и колоннами, похожими на изящные стволы деревьев, увитые лозами. С одной стороны дворец обнимала дубовая роща, с другой — ухоженный сад, спускавшийся ступенями к воротам. К воротам выходила и центральная дорога, пересекавшая всю столицу.

В этом дворце Пресветлая собирала гостей, принимала послов, созывала малые советы. А вот Совет Высокорождённых полным составом предпочитал собираться в так называемом Сосновом Зале, под открытым небом, поскольку не всем эльфам по душе были замкнутые пространства даже самых изысканных дворцов. Но в Сосновый Зал чужаки почти не допускались — Иарит довелось побывать там только однажды, когда она сопровождала Хатепера. И это было величайшей честью, данью заключению долгожданного мира с Империей Таур-Дуат. Да, королева никогда не забывала, кто помог ей занять трон.

Но была и другая королевская резиденция, или скорее — храм, поскольку никто из эльфийских правителей не решался по-настоящему поселиться там. Дворец Звёздного Света располагался в сердце зачарованных чащоб за Даэннаном, в одном из самых древних Мест Силы эльфийских земель. По легендам, его построили первые потомки фэйри, а кто-то говорил, что и сами фэйри. Как бы то ни было, он находился на одном из так называемых Перекрёстков, как и Круги Стоящих Камней. Планарные Святилища рэмеи тоже стояли в таких местах, где сама реальность истончалась, и Планы Бытия были ближе друг к другу.

Каждый высокорождённый хотя бы раз в жизни совершал паломничество во дворец Звёздного Света. Как выглядело это место, можно было судить только по гравюрам и гобеленам, да по песням бардов. Даже простых эльфов туда особо не допускали, а уж рэмеи и людей — подавно. Хотя Иарит была уверена — Хатеперу довелось побывать и там. В эльфийские чудеса он успел окунуться по самые кончики рогов. Того и гляди в следующей жизни эльфом переродится, и род Эмхет потеряет великого дипломата — как подшучивала над ним сама Иарит.

Посол сомневалась, что в честь прибытия их делегации будут созваны главные представители всех кланов. Стало быть, приём состоится не через месяц-два, когда все съедутся в столицу, а возможно уже в течение ближайшей декады. Да и в любом случае, влиятельные роды Данваэннона всегда держали в столице кого-то из своих, поэтому всё, что произойдёт, дойдёт до глав кланов. Без их ведома здесь даже птицы в лесу не пели.

Посольство разместили в гостевом крыле со всеми удобствами. Иарит успела проверить и убедиться, что о её небольшой смешанной свите, состоявшей преимущественно из рэмеи, но также включавшей людей и эльфов, успели должным образом позаботиться. Её эльфов здесь уже не считали своими — слишком долго те прожили в Таур-Дуат — и относились к ним как к гостям. События последнего года изменили кое-что в сложившихся отношениях. Часть эльфов, выбравших земли Империи своим домом, предпочли вернуться в Данваэннон и попытаться построить жизнь здесь, заново. Но бо́льшая часть осталась — как раз с ними в основном и имела дело Иарит, когда защищала их права и не позволяла разгораться спорам и беспорядкам. Увы, когда ситуация становилась неспокойной, народ частенько вымещал гнев на тех, до кого мог дотянуться, а не на тех, кто этого и в самом деле заслуживал. Да, прав был Хатепер, когда сказал, что эта миссия лежала непосредственно в сфере её интересов. Если, не дайте Боги, новая война разгорится, пострадают те, за кого она отвечала, те, кто смотрел на неё с надеждой, зная, что она чтит Закон, единый для всех — и тех, кто был рождён под властью Владык Эмхет, и тех, кто выбрал вступить под защиту этой власти позже.

Рэмеи настроилась на ожидание. Как бы ни ждали её здесь, какими бы срочными ни были её вести — эльфы ничего не делали быстро, и каждое официальное действие требовало многоэтапного согласования. То, что пир в честь прибытия посольства назначили уже на следующий день, было чрезвычайно дружественным жестом. Ну а в этот вечер прибытия изысканную традиционную трапезу из свежепойманной дичи, тушёной с овощами по сезону, подали в покои.

Воду для омовения принесли быстро, со всем уважением к рэмейским традициям. А пока Иарит смывала дорожную пыль и морскую соль, которая после путешествия, казалось, уже просто въелась в кожу, молчаливые служанки накрывали на стол. Леди посол считалась высокой гостьей самой Пресветлой, стало быть, можно было не бояться яда в вине и пище. Хотя, в Данваэнноне никогда не знаешь наверняка, и всевозможные противоядия рэмеи предпочитала иметь при себе. Да и тело своё она тренировала под руководством целителей не просто так — привыкание к ядам было мучительным, но стоило того.

Иарит усмехнулась своему отражению в высоком зеркале, расчесала мокрые волосы и натянула длинную светлую тунику из тонкой шерсти, не сковывавшую движений. Удобно и тепло. По эту сторону гор было значительно прохладнее.

Сегодня можно было не усердствовать с нарядами — к ней никто не присоединится, кроме доверенной служанки. Да и ту Иарит отправила перепроверить, надёжно ли заперты засовы на сундуках с дарами, и ничего ли не потерялось по дороге.

Посол вышла из спальни в гостиную. Покои были более чем достойны её высокого положения. Деревянная мебель была украшена тонкой резьбой, стены — гобеленами, которыми славились эльфийские мастерицы, и даже занавеси на больших окнах украшала вышивка с любимыми здесь растительными мотивами. Светловолосые девушки в почти одинаковых струящихся нарядах нежно-сиреневого цвета почтительно поклонились ей, как по команде.

— Благодарю, можете идти, — с лёгкой улыбкой проговорила им Иарит по-эльфийски.

В неофициальной обстановке она предпочитала уединение, чтобы как следует обо всём поразмыслить, и не любила, когда ей прислуживают за столом, если дело было не на пиру. Это только отвлекало от стройного потока мыслей.

Девушки, поняв, что в их помощи не нуждаются, растерянно переглянулись и потянулись к двери. Рэмеи села в резное кресло, окинула взглядом многочисленные блюда, справиться с которыми без помощи своих воинов вряд ли смогла бы. Краем глаза она увидела, что одна из эльфей задержалась, притом что дверь уже мягко захлопнулась за остальными.

Иарит ничем не показала своей настороженности. Тонкое лезвие было спрятано под туникой — крепилось ремнями к ноге. Достать его в случае нужды было совсем нетрудно — гораздо быстрее, чем кликнуть стражей с порога.

«Годы и последние события впрямь сделали меня чересчур подозрительной», — подумала рэмеи и изогнула бровь, выжидающе глядя на девушку.

Эльфея вдруг приложила тонкий палец к губам и провела ладонями по лицу. Точно рябь пробежала по поверхности воды, и воздух дрогнул, смещая зримое. Каскад светлых волос потемнел, завиваясь крупными кольцами. А когда эльфея отняла ладони — на Иарит смотрело прекрасное лицо без возраста. Эти точёные черты и взгляд тёмно-зелёных глаз, хранящий тайны зачарованных чащоб, знал, наверное, каждый в Данваэнноне.

Ллаэрвин Тиири Серебряная Песнь, мать народа наследников фэйри, Пресветлая королева Данваэннона. Само волшебство изумрудных холмов и тенистых лесов, воплощённое в образе хрупкой женщины.

Взвившись на ноги, рэмеи склонилась в глубоком поклоне, попутно отругав себя: «Стареешь, Иарит! Хатепер бы был разочарован». Столько времени она училась чувствовать гламур… и в нужный момент даже не потрудилась использовать внутренний взор.

— Времени у нас немного, — тихо проговорила королева по-рэмейски, проходя к столу и садясь, жестом пригласила Иарит сесть рядом. — Прошу тебя говорить сейчас сколь возможно открыто и быстро, отбросив почести, Иарит из рода Ниут. Мы ещё успеем обменяться любезностями на пиру и на приёме. И о многом я не смогу спросить тебя, когда придёт час нашей официальной встречи.

— Я понимаю, Ваше Величество, — чуть слышно согласилась рэмеи по-эльфийски, постаравшись, чтобы хвост не дёргался от волнения — всё-таки встреча была неожиданной! — и перешла на родное наречие. — И не все вести я смогу передать тебе открыто, Владычица.

— Где старший царевич Эмхет? — лицо эльфеи оставалось бесстрастным, но во взгляде отразилась скрытая тревога.

К этому вопросу Иарит, конечно же, была готова.

— Владыка Обеих Земель, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, задержал своего брата по неотложным делам. И с прискорбием господин Великий Управитель вынужден был отказаться от этой, безусловно, желанной поездки, назначив меня… — рэмеи сделала паузу и чуть улыбнулась. — Так я скажу тебе в тронном зале, госпожа. В действительности же… Он ищет встречи с тобой. Уже в дороге, Владычица. Тебе известно, какими путями он направится.

— Слава Богам, — лёгкая улыбка королевы отразила улыбку самой Иарит.

— Хатепер принесёт основные вести. Но главное, что он просил меня передать тебе: он не забыл уговор. И в послании ты найдёшь его знаки.

То, что промелькнуло в глазах королевы, Иарит не сумела прочитать, хоть и знала о том, что связывало Хатепера Эмхет с Ллаэрвин Тиири.

— Надеюсь, вы оба несёте вести о мире… — сказала, наконец, Пресветлая.

— Таково истинное желание Дома Владык, — заверила её Иарит. — Более всего мы желаем мира, как и прежде.

Рэмеи начертила на столе между ними символ, которому научил её дипломат. Ллаэрвин задержала взгляд на невидимом знаке и начертила схожий — согласие, поддержку.

Иарит не стала дожидаться тяжёлого вопроса, которым королева мучилась, пусть и не показывала этого.

— Владычица, мы очень долго не знали о прибытии твоего сына, — печально сообщила она.

Лицо Ллаэрвин застыло — привычная маска надёжно скрыла боль от посторонних.

— Лишь недавно нам стало известно: он — жертва того же заговора, что и наш наследник трона, — продолжала посол. — Теперь все силы брошены на его поиски. Сам Владыка ищет царевича Эрдана.

— Хорошо… — отозвалась королева чуть слышно. — Да помогут им Боги, рэмейские и эльфийские…

— Я уверена, что Хатепер принесёт добрые вести, госпожа.

Эльфея отвела взгляд, кивнула — не то в знак согласия, не то в ответ на какие-то свои мысли. Справившись с собой, она сказала:

— Теперь расскажи мне, что вы знаете о произошедшем в Лебайе. Царевич Ренэф жив?

— Конечно, Владычица. Благодаря ему и леди Нидаэ мы и узнали о том, что твой сын должен был прибыть к нам ещё в прошлый Сезон Половодья.

— Нам доставили хопеш царевича Ренэфа… И этим хопешем была убита леди Тессадаиль Нидаэ, одна из моих вассалов.

Иарит почувствовала, как кровь отлила от лица, но справилась с собой.

— Клянусь Богами, наш царевич бы никогда…

— Знаю, — жестом королева прервала её. — Потому и спрашиваю, что знаете вы.

Коротко посол пересказала то, что велел Хатепер — самое главное, без обвинений — но о покушении на царевича она не могла не упомянуть. Ллаэрвин хмурилась, слушала не перебивая. А когда Иарит поднесла ей осколки золотистой бусины — всё, что осталось от фиала с «Пьянящим вздохом» — долго их разглядывала.

— Об этом обязательно скажи на приёме, — проговорила эльфея холодно, гневно. — И я поддержу тебя. Мы знали о нападении на отряды царевича Ренэфа, но об этом… — её взгляд потемнел, — мне не донесли. Я лично подписывала указ о запрете этого яда! Тем более, — добавила она тише, — после того, как с его помощью убили царицу Каис…

— Несостоявшуюся убийцу зовут Мисра. Миссари. Мы до сих пор ищем её, — вздохнула Иарит. — Мы, разумеется, понимаем, что эта женщина действовала по чьему-то приказу, а не по своей прихоти. Но Дом Владык не готов пока выдвинуть обвинения выше.

— Миссари… Я знаю, у кого спросить о ней, — кивнула Ллаэрвин, недобро прищурившись. — Но это займёт время. Доверие Императора бесценно. Покушение на двоих сыновей… и одно увенчалось успехом… — её взгляд потемнел. — Иарит, наш официальный разговор будет сложным. Совет настроен против рэмеи — по крайней мере, та его часть, что обладает бо́льшей властью в наших землях.

— Это я понимаю. В Таур-Дуат тоже не всё спокойно, и многие склоняются к войне… Но ведь потому мы и здесь, — рэмеи чуть улыбнулась, поймала взгляд королевы, попытавшись прочесть, что же та думала на самом деле.

Лицо Ллаэрвин осталось непроницаемым.

— Покажи мне послание Владыки Эмхет, — велела она, наконец. — Хочу взглянуть на него без хора ядовитых шёпотков вокруг…

— Конечно, Владычица.

Иарит поднялась. Заветное послание она хранила среди своих личных вещей, не доверив даже стражам, охранявшим дары для королевы. С поклоном она положила перед Ллаэрвин свиток бумажного тростника, скреплённый личной печатью Императора.

— Вот только печать… — начала рэмеи.

— Главное, что я вижу: она подлинная, — ответила королева, пробежав пальцами по свитку. — Передашь его из рук в руки мне или моему сыну — мы не подадим виду, что послание было вскрыто.

А потом она быстро и изящно извлекла из-под одежд тонкий кинжал — Иарит оценила не без восхищения — и аккуратно подцепила печать, так, что даже трещины не осталось. Интриговать в Данваэнноне умели мастерски, и вскрытие тайных писем явно входило в обширное число талантов здешней аристократии.

Текст послания рэмеи не видела — оно предназначалось только для Ллаэрвин — но Хатепер пересказал ей общий смысл. Владыка заверял королеву в добрососедских отношениях, выражал надежду на скорое улучшение отношений между государствами и сообщал, что не обвиняет Высокий Род Тиири в сложившейся ситуации, а просит в дальнейшем содействия в раскрытии заговора, жертвами которого оказались оба его сына.

И принц Эрдан Тиири.

Несколько раз Ллаэрвин пробежалась взглядом по строкам. Конечно же, она узнала руку Владыки — Император писал лично, тем самым подчёркивая значимость их союза. И да, эльфея не могла не понимать, хоть это и не было сказано напрямую: отсутствие обвинений в сторону королевского рода не означало непричастность других высоких родов в глазах Императора. Так же, ни слова не было сказано о Тремиане Ареле — об этом Хатепер собирался говорить с королевой уже при встрече.

Иарит терпеливо ждала, но Ллаэрвин лишь подозвала её жестом, чтобы помогла восстановить печать. Пока рэмеи прятала свиток, королева поднялась, коротко взглянула в окно, словно шумевшая внизу роща могла дать ей какой-то ответ.

— Что ж, Владыка Эмхет сделал свой шаг, — тихо сказала она. — Пришло время мне сделать свой.

А после она восстановила гламур легко и непринуждённо, и выскользнула из покоев посла, оставив Иарит гадать, как пройдёт завтрашний пир.

* * *

Пиршественный зал был открытой террасой, с которой открывался вид на рощу и водопад за ней. Лёгкий вечерний ветерок колебал светлые воздушные занавеси в стрельчатых арках. Призрачный рассеянный свет был приятен для глаз и создавал причудливую игру теней.

Под мелодии арф и флейт легко и бесшумно, точно тени, скользили безмолвные слуги, сменяя блюда, подливая гостям вина. Несколько больших дубовых столов были накрыты в зале, и согласно строгой иерархии за ними сидели гости и придворные.

Иарит выпала честь ужинать с самой королевой, за одним столом с ней и несколькими высокорождёнными. Ллаэрвин, облачённая в белое с серебром драпированное платье, напоминавшее калазирис рэмейских цариц, словно выбрала сегодня подчеркнуть союз двух культур. Алмазная россыпь искрилась в кольцах её тёмных волос — несколько рядов сверкающих нитей сходились на диадеме белого золота, выполненной в форме двух соединяющихся ветвей. Иарит не могла не отметить фибулу в декольте королевы — не олень Каэрну с тройной луной Данвейн между рогами, знак правителей Данваэннона, а узорная лютня Телингвиона, символ рода Тиири. И такой же фибулой сегодня закрепил свой светлый плащ принц Кирдаллан, наследник трона, рядом с которым усадили Иарит.

Конечно же, она помнила этого высокого статного эльфа, едва державшегося в рамках холодного придворного этикета, точно волк, приручённый фейской магией против воли. В его жилах текла кровь равнинников и жителей Перекрёстков — самых влиятельных среди народов Данваэннона — но поговаривали, будто отец его состоял в родстве не то со своенравными горцами, не то с дикими охотниками. Да мало ли в Данваэнноне слухов ходило? Раз уж даже о предке рода Тиири, легендарном Телингвионе, говорили, будто в высшие фэйри он попал обманом, испив какого-то зелья из котла Матери Данвейн.

Волосы у Кирдаллана были тёмные, как у Ллаэрвин — необычно для большинства высокорождённых, но привычно для всех Тиири. Носил их принц неизменно заплетёнными в воинскую причёску. Черты его были жёстче, чем у королевы, но в силу возраста ещё не успели до конца застыть в нейтральной маске элиты Данваэннона и казались живее, в чём-то даже приятнее, чем у старших высоких лордов.

На многих своих соседей по столу Кирдаллан старался попросту не смотреть. Если в изумрудных глазах Ллаэрвин прятались таинства зачарованных лесов, то во взгляде наследника скрывались хищные тени, только и ждавшие своего часа. Он знал, что живёт на войне каждый день, что враг всегда рядом, и не научился пока скрывать своё осознание — или попросту не считал нужным. Воин, не дипломат. Клинок рода Тиири, который королева пока не направляла, и которому приходилось сдерживать себя всеми силами. Куда он будет направлен в итоге, задавалась вопросом и Иарит…

Здесь же сидел Высокий Лорд Таэнеран Сильри, старый эльф, которого рэмеи знала за его дипломатические таланты. Он вёл переговоры ещё в прошлую войну и умел усмирять нравы своих соплеменников. А рядом с ним расположился Иссилан Саэлвэ — сама мудрость, учтивость и доброжелательность. Ядовитый змей, притаившийся у трона, не забывший ни прежние распри, ни своё поражение, когда Совет Высокорождённых всё же отдал предпочтение Ллаэрвин. Искусный политик и интриган — Хатепер всегда считался с его особыми талантами, никогда не позволял себе роскоши недооценивать этого противника. И Иарит знала, что ей тоже надлежит быть чрезвычайно осторожной.

Рэмеи понимала — не просто так принц Кирдаллан сидел именно рядом с ней, а не в непосредственной близости от Саэлвэ. Высокорождённые прятали эмоции хорошо, даже когда воздух разве что не искрил от скрытой ненависти. И несмотря на застывшую на губах принца учтивую улыбку, Иарит чувствовала: тонкий серебряный нож, которым молодой эльф разделывал свою часть фаршированного фазана, он охотно бы вонзил в горло Иссилана, если бы случай представился.

Но не только привычные образчики эльфийской элиты присутствовали сегодня на пиру в честь прибытия посольства, а ещё те, кого рэмеи не ожидала увидеть. Они редко покидали свои заповедные земли, и мало кто добирался к ним. В пиршественном зале они выглядели столь же странно, как неказистое корявое деревце в ухоженном саду. Однако, рядом с королевой, даже ближе к ней, чем Иссилан и Таэнеран, восседало суховатое смуглое существо, которое представили Высоким Лордом Карлаком. Остальные старались не демонстрировать открыто свою брезгливость его отсутствием манер, ну а самого́ тёмного друида это, казалось, совсем не беспокоило. Безмятежно он грыз фазанью ножку своими отточенными до хищной остроты зубами — прямо вместе с костью, со звучным хрустом. Приборы лежали рядом, нетронутые.

По случаю пира выглядел Карлак чуть более опрятно, чем обычно выглядели болотники — но всё равно разительно отличался от других высокорождённых в их изысканных украшенных шитьём нарядах. От тёмных одежд, на вид чистых, попахивало не то тиной, не то перегноем, а спутанные волосы, сейчас собранные в высокий хвост, не спас бы ни один даже самый крепкий гребень.

Но Иарит не просто так долгие годы изучала разнообразие эльфийских народов, чтобы знать: красота и уродство, внутренние и внешние, в Данваэнноне часто подменяли друг друга. И кому, как не королеве, было понимать это? Она доверяла этому друиду явно больше, чем Таэнерану, и уж тем более — Иссилану, и продемонстрировала это сейчас, на пиру.

Иарит доводилось бывать и на шумных пирах бесшабашных горцев, и на таинственных обрядах лесных охотников. Свести более близкого знакомства с болотниками ей пока не пришлось, но Хатепер не раз говорил, что к ним стоит присмотреться повнимательнее. А ведь были в Данваэнноне такие племена, которые и вовсе не признавали над собой централизованной власти, а может, даже и не догадывались, что земли давно уже объединились. Какова будет их роль в текущих событиях?

Говорить о делах на пиру было не принято — темы для бесед выбирались намеренно нейтральными, вроде охоты, урожаев, музыки и последних творений известных бардов. Иарит умело поддерживала беседу, иногда ловила на себе заинтересованный взгляд Карлака — стоило ей отвернуться, как тёмные бусины глаз, похожих на глаза ворона, буравили её. А потом друид улыбался чему-то, невпопад вставляя на ломаном обще-эльфийском какой-нибудь комментарий про то, что у них-то принята совсем другая музыка, а столичную поэзию он так и не понял, хотя разменял не первый век. Иногда он вдруг начинал пропевать какой-нибудь кусочек мелодии, внезапно сносно — хоть что-то эльфийское в нём определённо было. Впрочем, фэйри-предки были очень разными, и некоторые из существ с фейского плана бытия могли поспорить с иными демонами — причём с хайту.

Иарит невольно улыбнулась этой мысли, в очередной раз подумав о том, как много сходств всё-таки было между могучими народами континента. Не меньше, чем различий. Наблюдая за тем, как неожиданно доброжелательно Саэлвэ говорил с Карлаком, рэмеи подумала об отверженном культе Сатеха. Тёмных друидов могли бояться, могли ненавидеть, а всё-таки прибегали тайком к их услугам — к магии крови… даже к магии смерти. Разве не так же поступали иные рэмейские вельможные роды в прошлом, уже в отношении имперских запретных искусств? А может быть — учитывая последние события — и в настоящем.

Меж тем подошла новая смена блюд — подали сладкое выдержанное вино, которое готовили особым способом: дожидались первых заморозков и давили ягоды, уже покрывшиеся тонкой корочкой льда. За одну небольшую бутыль этого вина в Таур-Дуат платили чистым золотом по весу — уж Иарит-то, не понаслышке знавшая о делах торговли, в таких вещах разбиралась.

Под вино на больших серебряных подносах вынесли настоящее произведение искусства королевских поваров: белоснежных лебедей из сладкого теста и воздушного крема. Да, эльфы умели удивлять и восхищать с размахом.

Ллаэрвин подала знак невидимым музыкантам. Перестроились мелодии арф и флейт, добавились южные переливы и ритмичный бой тамтамов — музыка неуловимо перетекла из эльфийской во вполне узнаваемую, рэмейскую. Иарит почтительно склонила голову, оценив гостеприимство. Вскоре придёт время для официальной благодарности.

Карлак захлопал в ритм тамтама, нахваливая музыку южных союзников — так он и сказал, «союзников», и неспроста подчеркнул это слово. Проследив за тем, как слуга положил королеве кусочек белоснежного крыла, друид вдруг вскочил со своего места и откусил лебедю голову. Сидевшие за столом застыли от неожиданности. Иарит прикрыла ладонью рот, скрыв неуместную улыбку, заметив, что то же сделал и Кирдаллан рядом с ней. Иссилан спокойно откинулся в своём кресле, покровительственно посмотрел на друида:

— Вы убедились, друг мой, что эта красота не отравлена? Впрочем, Вашему желудку позавидует любой бывалый воин. Вы употребляете в пищу всё, что растёт и ползает.

— Все дары матушки Данвейн следует чтить, — усмехнулся Карлак, садясь на своё место, облизываясь, как довольный кот. — Я уже придумал множество способов, что здесь можно испортить. Но да, с лебедями полный порядок.

Ллаэрвин милостиво улыбнулась и приступила к угощению, давая понять, что вопрос исчерпан. Иарит в свой черёд попробовала кусочек, который поднёс ей предупредительный слуга. И снова болотник посмотрел на неё, ощерил свои странные зубы в подобии покровительственной улыбки.

А когда с угощением было покончено, и наступил подобающий момент, рэмеи встала, подняла чашу с вином:

— Мы благодарим Ваше Величество за оказанную нам честь, за щедрость и гостеприимство, за великую радость быть здесь! Да хранит Рогатый Охотник Пресветлую, и да дарует ей Мать Данвейн великую мудрость и долгие годы благополучного правления!

Хор голосов присутствующих подхватил её пожелание, и все пригубили вина. А потом Иарит отставила чашу и возвестила:

— О хранительница земель Данваэннона до самых дальних его пределов, позвольте и нам порадовать Вас. Ибо Владыка мой, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, печётся о радости и покое Вашего сердца.

— Честь и радость для меня, принимать послов Владыки Обеих Земель, — мягко проговорила королева и кивнула стражам у дверей.

Иарит вышла из-за стола, и члены её свиты — те, кому было позволено присутствовать сегодня на пиру — покинули свои места рядом с придворными, приблизились к ней. Посол подала знак своим воинам, оставшимся за порогом. Под восхищённые вздохи присутствующих рэмеи внесли в центр зала щедрые дары Императора — большой резной сундук, полный золота, шкуры экзотических невиданных в Данваэнноне животных, изысканные специи, которыми славились южные сепаты Империи, кость и полудрагоценные камни. Ничто не было утеряно в путешествии — Иарит окинула бдительным взглядом дары, одобренные Хатепером лично. Ни одного случайного символа — язык дипломатии был тонкой вязью знаков.

— Владыка Таур-Дуат велик и щедр, и богатством своим он делится со своими верными союзниками! — торжественно закончила Иарит.

— Благодарность моя Владыке глубока и искренна, — королева чуть склонила голову, принимая дары.

Внимание Иарит вдруг привлёк один небольшой ларец, которого совершенно точно не было, когда подарки для королевы грузили на корабль. Посол чуть нахмурилась.

— Позвольте, госпожа, разве это не предмет рэмейского погребального культа? — с любопытством осведомился Таэнеран Сильри, указав на шкатулку. — Как нам это понимать?

— Не вижу ничего плохого в таком подарке, — мягко возразил Иссилан Саэлвэ — вот ведь неожиданность. — Народ Таур-Дуат чтит своего Бога Мёртвых, и предметы из культа Стража Порога считаются добрым пожеланием для души в её дальнейшем странствии. Ну а к этому странствию рэмеи готовятся всю свою жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.