Маски благородия

Анна Телятицкая

Молодой граф Адальберт фон Веллен – обладатель большого и чистого сердца. Однако, получив в наследство графство, герой сталкивается с суровой реальностью: миром мечей, золота и титулов; миром, не прощающем ошибок и не приемлющем доброту. Справится ли Адальберт с уготованными ему испытаниями, не потеряв при этом самого себя?Дворцовые интриги, мятежи, костры инквизиции. История об одиночестве и человеческой душе, разворачивающаяся в средневековой Германии.

IV. «Победы и поражения»

1527 год. Адальберту 12 лет.

С каждым днём Роберт и Адальберт набирались силы, которую так и хотелось выплеснуть наружу. Любимым занятием стали уроки фехтования, ведь именно там можно было сбросить это непривычное напряжение в теле. Даже после тренировок кузены продолжали оттачивать своё мастерство: стоя друг перед другом, словно перед зеркалом, мальчики повторяли основные движения и выпады.

Сегодня Адальберту пришла идея устроить бой на воображаемых шпагах. Тренировочные по распоряжению отца уносили сразу после занятия. Но и во время уроков внимание уделялось тому, как правильно встать, как держать шпагу, но никогда не самому бою. А так хотелось устроить с Робертом настоящий поединок!

Адальберт заранее отмерил, какой длины должны быть шпаги, и, оставшись одни, соперники встали на изготовку. Следить за движениями невидимого оружия было непросто, но оба искренне верили в серьёзность происходящего, поэтому бой шёл оживлённо. Роберт сразу пошёл в атаку, но довольно быстро выдохся, и преимущество оказалось на стороне Адальберта. Время шло, мальчики всё больше входили в раж, их тела разгорячились. В какой-то момент Адальберт так увлёкся, что «проткнул» невидимой шпагой своего соперника. Но Роберт не огорчился. Он стал подыгрывать кузену, кряхтя и сползая на пол. Зал наполнился заливистым смехом Адальберта, который ещё раз, теперь уже с большей театральностью вонзил «шпагу» в грудь кузена, а потом снова, и снова, наблюдая за кривляньями Роберта.

В зал вошёл отец в сопровождении стражника. Взглянув на резвящихся детей, он недовольно покачал головой.

— Адальберт, что ты делаешь?

Графский сын прекратил расправу над кузеном и помог ему подняться.

— Ничего, — улыбнулся Адальберт. — Мы просто играли. И я победил!

— Вот уж победитель. Проткнул кузена насквозь и хохочет…

— Мы же понарошку!

Стражник, пришедший с отцом, хохотнул себе в усы, но тут же осёкся под строгим взглядом графа Рудольфа.

— Зачем понарошку убивать, — хмурился Рудольф. — разве это весело? Вы одна семья, вы должны защищать друг друга, а вы дерётесь… Я не пойму, вам больше нечем заняться? Адальберт, ты уже решил все задачки по арифметике? Мне попросить отца Филиппа дать тебе новые?

— Нет, я ещё не решил, — стыдливо потупил взгляд Адальберт.

— Так иди, занимайся. Роберт, ты тоже… решайте вместе, потом покажете мне. А то, я смотрю, вы от скуки уже места себе не находите.

Мальчики поплелись к дверям. Стражник проводил их насмешкой, так и говорившей: «Да, не стать вам такими искусными воинами, как я».

От обиды пылали и без того горячие щёки. После игры не было никакого желания садиться за учёбу; мальчики ёрзали на стульях и то и дело отвлекались. В конце концов Роберт оторвал от уголка бумаги небольшой кусочек, смял его, послюнявил и бросил в кузена с кривой ухмылкой. Адальберт дёрнулся, подобрал комочек и бросил его обратно в Роберта. Потом «снарядов» стало два, три, шесть… Мальчики позабыли о задачках и старались попасть друг другу в лицо.

Совсем увлёкшись, Роберт так замахнулся, что опрокинул чернильницу прямо на листы. Адальберт зажал рот руками, поджал плечи, и именно в этот момент в библиотеку должен был войти отец. Увидев расплывшееся по бумаге синее пятно, Рудольф выдохнул через зубы и за уши растащил мальчиков по комнатам, где они просидели в одиночестве до самой ночи. Только отец Филипп зашёл к каждому после ужина, чтобы прочитать молитву о благонравии и смирении.

***

На следующий день Адальберт проходил мимо покоев отца. По привычке заглянув внутрь, он обнаружил у стола с тактической картой своего кузена. После вчерашнего происшествия с чернилами они так и не разговаривали — Адальберт хотел получить извинения, а Роберт никогда не начинал такие разговоры первый. Кузен вздрогнул, когда заметил чью-то фигуру в дверном проёме, но, признав в стоящем Адальберта, приложил палец к губам и жестом подозвал его к себе. Похоже, испуг заглушил в нём гордость. Адальберт и сам от любопытства забыл об обиде на кузена. Подойдя ближе, графский сын увидел, что Роберт перерисовывал карту на лист бумаги.

— Дядя собирается отправить ещё людей в Рим, — заговорщицки прошептал кузен. — Я хочу поехать с ними.

— В Рим?

— Тсс! — Роберт закрыл Адальберту рот рукой. — Мой отец там, я знаю. Я найду его и буду во всём помогать.

Адальберт смотрел на кузена и хлопал глазами.

В коридоре послышались тяжёлые шаги. Адальберт метнулся было к двери, но кузен схватил его за руку и оттащил к отцовской кровати. Они с ногами залезли на неё и задёрнули балдахин. Отец вошёл в комнату. Шелест бумаги… Тяжёлый вздох.

Шторы балдахина раздвинулись в стороны, и на мальчиков усталым взглядом посмотрел граф Рудольф. В руке у него была смятая самодельная карта Роберта.

— Я не хочу выяснять, что вы тут делали, — сквозь зубы процедил Рудольф, — просто признавайтесь, чья это была затея.

Роберт застыл на месте, глотая ртом воздух. Лицо его побелело, рука крепко сжала руку кузена.

— Моя, — выпалил Адальберт.

Граф посмотрел на сына с вопросом, а затем разочарованно сузил глаза. Взгляд его упал на щёку Адальберта, и Рудольф потянулся к ней. Адальберт дёрнулся в сторону. На секунду граф замер, всматриваясь в лицо сына, с трудом скрывающего страх, но лишь тяжело вздохнул и вытер пальцем чернила на щеке Адальберта. Роберт наскоро вытер руку о покрывало.

— В следующий раз, Адальберт, — строго, но устало сказал отец, — вместо того, чтобы прятаться, как трус, подойди ко мне и скажи прямо, что тебе нужно. Я когда-нибудь отказывал тебе в чём-нибудь?

— Я хочу отправиться в Рим с твоими воинами!

Рудольф отшатнулся от Адальберта, Роберт поднял на кузена круглые глаза.

— И Роберт тоже, — продолжал Адальберт. — Мы будем помогать дяде Вильгельму…

— Хватит, Адальберт! — рявкнул граф. — Что ты такое говоришь? Рим? Там сейчас война. Ты знаешь, что такое война?

— Знаю. Мы как раз…

— Помолчи! Иногда нужно вовремя замолчать, Адальберт. Уходите отсюда. Оба. Сейчас же! И чтобы больше я ни слова не слышал о войне и о Риме.

Мальчики слезли с кровати и вышли из спальни, опустив головы. За дверью Роберт молча обнял Адальберта.

Перед ужином в комнату к Адальберту вошёл отец. Мальчик читал, но прикрыл книгу, стоило графу появиться в дверях. Рудольф сел рядом с сыном и посмотрел на переплёт. Затем усмехнулся и одобрительно кивнул.

— Я в твоём возрасте тоже ей зачитывался.

Адальберт лишь отстранился от отца, опустив взгляд. Рудольф вздохнул.

— Адальберт, выслушай меня. Ты мой единственный сын, — он провёл рукой по волосам мальчика. Редко он позволял себе такую нежность, — я не могу тебя потерять. А ты чего захотел? В Рим, воевать. Да ты шпагу-то в руках еле держишь. Но, даже если бы ты был старше, я всё равно не отпустил бы тебя никуда. Пойми, если с тобой что-то случится, я… я себе не прощу, — Рудольф опустил голову. — Можно я буду с тобой честным? От твоего дяди нет вестей уже три года. Я не знаю, что с ним, но я боюсь худшего. Я слишком много позволял ему… да. И вот итог. Меня это так… мучает. Постоянно. Я хочу лишь, чтобы у моих близких была спокойная, тихая жизнь. Но даже этого я не в силах им дать… Когда-нибудь тебе предстоит занять моё место, поэтому сейчас ты должен быть рядом со мной, чтобы учиться быть графом. Это на самом деле сложнее, чем кажется.

Он посмотрел на Адальберта. Тот теребил пальцами корешок книги.

— Ты понимаешь меня, Адальберт?

Адальберт кивнул, но лишь для виду. В его голове в эти секунды рушилась истина, которая прежде казалась незыблемой. Отец — глава семьи, защита и опора. Он — граф фон Веллен, он — хозяин замка, сильный и всегда серьёзный. Отец прочитал столько книг, умел драться на шпагах, разбирался в торговых делах. Не было такой беды, которую граф не сумел бы поправить. И он говорит, что едва справляется, что ему тяжело, что что-то грызёт его изнутри. Адальберту почти до слёз стало жалко отца, на самом деле потерянного и уязвимого.

И тут страшная мысль закралась в душу: что, если однажды граф не сможет уберечь их от новой опасности? Сначала это показалось столь невозможным, что Адальберт разозлился на само существование этой мысли и постарался забыть её. Но семя сомнения уже было посеяно: отец сам признался в своей слабости. Теперь неизбежно близким виделось время, когда у графа не найдётся сил для решительного поступка. Но ещё страшнее стало от другой мысли, которая, словно маленький зверёк, ощетинилась на первую: «Значит, придётся защищаться самим». «А как же мама, Роберт, отец Филипп?», — «Их тоже защитим, что же остаётся?».

Адальберт почувствовал, что сжимает книгу до боли в пальцах. Отец наскоро улыбнулся и обнял сына за плечи, но в этих объятьях не было тепла. Так обнимают из благодарности. И почему-то это встревожило Адальберта.