Никто и Ничтожество

Анна Фаер

Она обрезала волосы и отрастила когти, теперь её язык такой же острый, как зубы. Ей разбили сердце, и она разбила в себе всё человеческое, но ничего из этого не смогло её изменить: она ведьма до мозга костей! Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1

Волк, ворон и чёрный кот

Эта синяя история, пахнущая снегопадом и горько-солёная, словно первые слёзы, на вкус, никогда не станет розовой сладкой весной, но взрастит в своей синеве звёзды, что плачущим снегом упадут вниз, и твоё имя, что я снова и снова шепчу, станет желанием, ради исполнения которого тоска, зима и звёзды собрались вместе здесь, на этих прошитых лучами солнца страницах.

Мы встретились в декабре, холодном и насквозь печальном. Солнце так долго было скрыто за облаками, что его существование походило больше на один из мифов, что я читала в школе, чем на правду. Школьные выпускные экзамены остались позади, и, чтобы поступить в МГЛА, мне нужно было всего лишь обзавестись фамильяром и явиться вместе с ним на собеседование за неделю до начала учебного года.

Родители Тан, моей лучшей подруги, отвезли нас в Национальный Парк Фамильяров и Опасных Существ. Полпути мы тихонько ругали магический комитет за то, что они так и не удосужились расселить милых фамильяров и опасных чудовищ по разным заповедникам, а полпути обсуждали то, с кем мы будем возвращаться домой и придётся ли арендовать машину побольше. Папа Тан шутил о львах и жирафах, а мы искренне смеялись: не потому что шутки были удачными, а потому что у нас было удачное настроение.

Бесконечно-снежные поля за окном внезапно сменились стеной величественного хвойного леса. Никакого плавного перехода. И так же безо всякого плавного перехода мы с Тан оказались у огромных кованых ворот парка. Её радушная матушка выглянула из окна машины, чтобы спросить:

— Девочки, мне ведь не стоит о вас переживать? Вы точно помните правило?

Синхронно, как частенько с нами бывало, мы с Тан ответили:

— Найди то, что ищет тебя!

— Правильно! Обязательно позвоните, когда закончите!

— И не перепутайте опасное существо с фамильяром, — пошутил папа Тан, прежде чем машина тронулась с места.

Мы остались наедине с огромными вековыми деревьями, щедро усыпанными снегом. Когда расстояние растворило гул машины, всё вокруг окутала пугающая тишина. В месте, что хранило верность своему одиночеству, мы были нежеланными гостями, и это ощущалось в потемневшем небе, усилившимся холоде и замогильной тишине, прижимавшейся к нам вплотную.

Всё вокруг было красиво так, как бывает красивым туманное кладбище с покрытыми мхом камнями или цветущая поляна, над которой не пролетает ни одна птица и в траве которой не найти ни одного насекомого. Каким-то исключительно волшебным образом мы видим прекрасное в том, в чём должны видеть предостережение. Ужас до того, как стать ужасом, был красотой. И красота, безусловно, буйствовала и цвела в благородном сочетании серебряного снега и изумрудных елей, тянущихся к свинцовому небу, сердце которого настолько замёрзло, что его слёзы превратились в снег.

Среди красоты столь очевидной, что она настораживала, я почувствовала себя кляксой на полотне шедевра. Природа — прекрасный художник, но не самый лучший стилист. Создавая окружавший меня лес, она явно постаралась больше, чем когда создавала меня. Впрочем, Тан смотрелась достаточно органично в этом шедевре природы, и мне даже показалось, что всё вокруг было всего лишь обрамлением для чего-то столь восхитительного, как она.

Я посмотрела на подругу долгим серьёзным взглядом, вынуждая её принять, наконец, решение, заставляя её действовать первой. И хотя она всегда говорила, что ненавидела это, ей всё же нравилось вести меня за собой. Взяв мою руку, она потянула меня вглубь леса.

Так было ещё с детского сада, она присматривала за мной с самого детства. Наши пакетики для рун были из одинаковой ткани и, не умея ещё читать эти самые руны, мы притворились, что на них написано о величественной и могущественной дружбе, которая между нами завяжется. А когда оказалось, что мы носим одинаковые имена, мы навсегда твёрдо поверили в то, что нам суждено стать друзьями, каких ещё свет не видывал. С тех пор мало что изменилось, кроме того, что она так и осталась Тан, а я теперь ношу исключительно полное имя — Тантанарет.

Следуя расчищенному от снега пути, мы пришли на просторную поляну, очерченную кругом из ядовитых светящихся грибов. Снега в этом круге почему-то не было, зато в нём стоял парень с льняным пакетом в руках. У ног юноши сидел серебристый пёс с острыми ушами и глупой улыбкой.

— Привет! — помахала ему Тан, пока мы подходили поближе. — Сегодня ведь День Поиска Фамильяров, верно? Я думала, что будет как-то оживлённее…

Парень вздрогнул, потом молча достал из пакета папку, взглянул на бумаги, поднял глаза на нас, ещё раз взглянул на бумаги и бархатистым, как теплая ночь, голосом спросил:

— Тантанарет и… Тантанарет?

— Да! Это мы!

— Вот ваши мантии, — парень протянул нам то, что лежало в пакете, — они белые, так что помогут скрыться, если вы вдруг увидите опасное существо.

— Неужели поможет? — спросила я с некоторой насмешкой.

— Нет, уже десятерых съели, но ничего страшного — больший выбор фамильяров для вас и меньшее количество конкурентов.

— Что?! Нет! Не может быть! Я ещё слишком молода, чтобы умирать! Я не хочу! — запричитала Тан.

Мы с парнем переглянулись и… рассмеялись. Нечасто мне приходится ладить с незнакомцами, поэтому удивилась не только я, но и Тан. Она взяла это в свои руки, и мне не составило труда понять почему. Тан очаровательно улыбнулась своей фирменной, выученной мной наизусть улыбкой прежде, чем спросить:

— Ты не поможешь нам здесь со всем разобраться? О, и как тебя зовут? Ты не представился.

— Я Дико.

— А твой пёс? — поинтересовалась я.

— Это волк! — Дико вдруг жутко рассердился. — Это Илон, и он мой фамильяр! Собаки — единственные животные, которые не могут быть фамильярами, если хотите поступить во «мглу», вам следует знать такие вещи!

Тан присела на корточки и протянула руку Илону. Тот её понюхал и улыбнулся ещё более глупо. Хвост чисто-начисто подметал землю.

— И почему же твой волк не разговаривает? — спросила Тан, глядя снизу-вверх.

— Потому что он немой. Такое бывает.

— Дико, — аккуратно произнесла я, — ты ведь знаешь о том, что волки никогда не виляют хвостом?

— Конечно, я знаю, — хмуро ответил он и наклонился ко мне, чтобы шепнуть на ухо: — У Илона недержание хвоста, и он очень не любит, когда говорят на эту тему.

Я в ответ лишь кивнула и присела рядом с Тан. Илон был не против, когда я почесала его за ушком.

— Приятно познакомиться, Илон. Кажется, ты хороший пё… Ты хороший волк, я это чувствую.

— Я бы на вашем месте поторопился, — Дико с какой-то тревогой посмотрел на нас. — Я здесь, потому что за мной забыли приехать родители, но все остальные давно уже нашли своих фамильяров и разъехались по домам. Собрание было в час ночи. Не дня. Вы приехали слишком поздно, но руководители, когда увидели, что я всё ещё здесь, попросили выдать вам мантии, если вы двое всё-таки объявитесь.

— Но, — Тан снова начала паниковать, её голос дрожал, — но что же нам теперь делать! Всех лучших фамильяров уже точно разобрали! Я хотела белоснежного песца! С чёрным хвостом. И голубыми глазами. И чтобы нос был розовый. О, а ещё серебряные когти и…

— Что нам нужно делать? — перебила её я, ища во взгляде Дико поддержку.

— Найдите то, что ищет вас, — задумчиво произнёс он, а потом добавил: — Этой фразы будет мало, чтобы справиться. Разойдитесь в разные стороны, вы должны быть одни, чтобы ваши энергетические поля не пересекались. Уйдите далеко. Потеряйтесь. И если вы найдёте своего фамильяра, то он поможет вам найти дорогу назад. А иначе…

— Нас съедят опасные существа, о нет-нет-нет!

— Нет, вы скорее замёрзнете, чем их встретите. Но за парком следит бригада лесничих, так что, если честно, никто не даст вам по-настоящему потеряться. И на вашем месте я бы уже отправился на поиски. Я серьёзно. Будет чудо, если вы действительно кого-нибудь встретите. Вы даже не представляете, как много людей хотят поступить в этом году.

— Тогда бежим! Спасибо за помощь, Дико, рады были познакомиться! Но всё-таки Илон — это пёс!

Тан, смеясь, убежала, и лишь белая мантия развивалась за её спиной. Я отправилась в противоположную сторону, но остановилась и обернулась, почувствовав на себе пристальный взгляд. Мы с Дико смотрели друг другу прямо в глаза, пока он не смутился и не отвернулся. Тогда мы встретились взглядом с Илоном, и тот вопрошающе наклонил голову. Я в ответ пожала плечами и двинулась дальше, вглубь леса, позволяя себе потеряться в его по-фальшивому невинной белизне.

Мне вдруг очень захотелось, чтобы Дико поступил во «мглу». Но приёмная комиссия должна была быть слепой, чтобы не понять, что Илон не волк. Он был гораздо меньше волка, он вилял хвостом и не разговаривал. Конечно, объяснения Дико были вполне доходчивыми, но как объяснить то, что Илон улыбался? Ни один уважающий себя волк не улыбается. Волки славятся тем, что прячут свои чувства, и лишь тот, кто с ними связан, способен увидеть их улыбку. А Илон улыбался всему миру так, как это делают собаки. У меня была собака, поверьте, я знаю, о чём говорю.

Да, мне очень хотелось, чтобы Дико поступил во «мглу». Тогда мы бы встретились вновь и… и откуда это странное желание?! Наверное, потому что Дико и Илон действительно определённо точно на все сто процентов по-настоящему нашли друг друга, и это было интересно. Они оба казались не теми, кем являются. Даже не так, скорее они оба казались гораздо более сложными, чем могло показаться на первый взгляд. Но Тан, ах, Тан наверняка решила, что я наконец-то влюбилась. Боюсь, она никогда этого не дождётся.

Я шла и думала о том, как где-то в лесу, далеко-далеко от меня, сквозь голые колючие заросли и высокие сугробы бредёт Тан. Она бредёт и строит планы на меня и Дико, может быть, мечтает о великолепном изящном песце или всего лишь проклинает то, что поиски фамильяра оказались не приятной прогулкой по морскому побережью, а настоящим испытанием настойчивости и интуиции.

Силуэт от успевшего всего за один месяц стать мифическим солнца исчез, и пространство вокруг осветилось полной луной. Я устала так сильно, что реальные вещи перестали меня интересовать. Я забыла о Тан, которая, возможно, уже ждала меня у ворот парка, забыла о Дико, к которому неустанно весь день возвращались мои мысли, о чём бы я не думала. Я даже забыла о том, что ищу фамильяра.

Всё, о чём я думала, было чем-то теоретически возможным, но не реальным. Бродя по пустоши, на которую я забрела каким-то даже мне самой непонятным образом, я всматривалась в глаз луны и вспоминала легенду, которую слышала когда-то в детстве от отца. В ней говорилось, что Солнце — глаз Бога. Луна же — глаз Дьявола. Это два глаза одного существа. И это существо страдает, оно наблюдает за нами в надежде скоротать время, в надежде, что высмотрит кого-то, кто спасёт его от страданий, кто сделает его реальность счастливой. Потому что, управляя с лёгкостью нашими судьбами, управлять своей собственной это существо не способно.

Это и есть причина, по которой я решила, что стану волшебницей. Маленькая я, сидящая на папиных коленях, слушающая легенду о Луне и Солнце, решила, что обязательно спасёт это несчастное создание от страданий. Когда подобные легенды читают детям, наверное, взрослые понимают, что этим самым избранным из пророчества каждый малыш непременно посчитает себя. И хотя я повзрослела с тех пор, та детская мечта привела меня сюда. В холодный, тёмный, пугающий, просто отвратительный мрачный чудовищный парк. Наверное, стоило выбрать мечту, что привела бы меня в более приятное место. Но уже было слишком поздно что-то менять.

И тогда я споткнулась о шипящее нечто и растянулась на земле. Стоило приподняться и обернуться, как два зелёных глаза дали мне пощёчину. Да. Одним лишь взглядом. И от этой пощёчины остались царапины, вполне себе реальные царапины.

Чёрный кот! Зеленоглазый чёрный кот! Это ли не типичный добросовестный самый классический и лучший вариант фамильяра! Я, окутанная белой мантией, и кот, чёрный, как смоль, как уголь из ада, как души, продавшихся Смерти людей.

— Ты чёрный, а я белая, — сказала я робко. — Мы будем хорошо сочетаться, не думаешь?

Кот изящно уселся, лизнул лапку, на которую я, похоже, наступила, внимательно её осмотрел, а потом взглянул на меня. И взгляд этот вмещался всего в три буквы — Н. Е. Т.

— Чёрное и белое прекрасно порознь, но вместе они становятся серым, теряя свою уникальную красоту.

По голосу стало очевидно, что я приняла кошку за кота, и было похоже, что этим я сильно её оскорбила. Мне предстояло уговорить эту обиженную чёрную кошку стать моим фамильяром. В конце концов, она была первым живым существом, которое я встретила здесь за пять часов блужданий на холоде, а мне, между тем, очень хотелось поскорее вернуться домой в тепло.

— Мы будем рядом, но не вместе, — возразила я. — Наши цвета не смешаются, но подчеркнут друг друга.

— В чём смысл быть рядом, если при этом не быть вместе?

«Какая же ты сложная! Неужели мне не мог достаться кто-то попроще! Ящерица точно не стала бы говорить мне такие вещи. Но ничего. Я обязательно тебе понравлюсь, мне нужен фамильяр, и им придётся стать именно тебе», — подумала я, нахмурившись.

— Осторожнее, голубушка, так твои брови срастутся.

Меня бросило в жар, и чтобы не наговорить того, о чём пожалею, я резко встала с земли, на которой всё ещё сидела после падения.

— Что-то не так? Ты похожа на сутулую побитую собаку. Наверное, холодно без шерсти? Как хорошо, что у меня она есть.

«Я с тебя шкуру спущу! Откуда у тебя такое самомнение! Почему ты не можешь быть кем-то приятным?!» — мысли такого рода роились в моей голове. Но улыбка уже была надета на моё лицо. Быть кем-то другим — самая простая магия из той, что я уже изучила. Я всегда говорила себе: «Будь собой, только лучше». И это, если верить сказанным мной словам, вовсе не значит быть собой. Противоречие, заключённое в этой фразе, несёт в себе столько энергии, что она заставила меня поверить в магию слов. И это не про заклинания, не про старух-шептух, это что-то совершенно другое, что я и намеревалась найти во «мгле». А потому фамильяр был мне просто необходим. «Я сделаю всё, чтобы эта вредная кошка меня полюбила. И безо всяких приворотов, безо всяких привязок. Ты и не заметишь, как я стану тебе нужна!» — решительно подумала я, удерживая на лице улыбку, которая то и дело хотела куда-то сбежать.

Чтобы нас полюбили, мы стараемся быть лучше, чем мы есть, а это непременно ведёт к притворству. Но истинно полюбить нас могут лишь за то, что есть в нас настоящего, и это следует помнить как негласный закон. Я забывала о нём. И порой всё ещё забываю, потому что любовь готова мне это простить, она всегда идёт на уступки и делает исключения из ею же созданных правил. Столикая любовь под тысячью масок прячет одно лицо. И в тот вечер это лицо закрыло глаза на то, с чего я начала нашу историю. Любовь простила мне ложь. А ты…

— Меня зовут Тантанарет. Я очень хочу, чтобы именно ты стала моим фамильяром, и мне невероятно жаль, что я на тебя наступила…

— Конечно, я понимаю, что, будучи человеком, довольно сложно заметить что-то совершенно ЧЁРНОЕ на абсолютно БЕЛОМ фоне.

— Послушай, — вздохнула я, — это было случайно и мне действительно жаль. И я уже извинилась, поэтому не можем ли мы…

— Ещё чего! От того, что это было не нарочно и тебе очень жаль, что так вышло, моя бедная-бедная лапка не перестанет болеть.

Я тяжело вздохнула. Мои ладони и ступни, казалось, превратились в лёд, нос и уши щипал ночной мороз, а усталость шептала на ухо, что всё станет лучше, если я прилягу вздремнуть на снежное одеяло. Мне было совершенно не до споров с глупой кошкой, самомнение которой было непомерно больше её самой. Но также мне нужен был фамильяр, чтобы выучиться на волшебницу и получить лицензию. А для этого нужно поступить в МГЛА, что просто невозможно без наличия фамильяра. Ох уж эти законы, призванные контролировать численность бездомных животных…

— Ситуация такая: мне нужен фамильяр и, по всей видимости, ты единственная, кого никто не захотел брать, так что…

— Или, быть может, это я не нашла никого достойного такого невероятного фамильяра, как я.

— Думаю, даже если и были дураки, которые желали чего-то столь скучного, как чёрную кошку в качестве фамильяра, даже они передумали, когда увидели твой мерзкий характер. Я всего лишь хотела подружиться и подписать фамильяров контракт! Я бываю невнимательной и могу случайно причинить боль, но я ведь готова её залечить! И не будь ты такой неприятной, я бы давно уже излечила твою лапку. Но сейчас я намерена искать кого-нибудь другого, ты мне не нужна такая вредная! Знаешь, интуиция говорит, что мы были бы непобедимой командой, непревзойдённым дуэтом, лучшими напарниками и друзьями, но ты мне настолько не нравишься, что слушать её я не буду. А она, между прочим, никогда меня не подводила.

После своей достаточно пылкой речи я круто развернулась, скрестила руки на груди и стала ждать. Но вместо того, чтобы раскаяться и извиниться, вместо того, чтобы рассыпаться просьбами о моём благородном прощении, вместо того, чтобы волноваться о моих чувствах… Вместо всего этого кошка сказала мне:

— Скатертью дорога, неприятно было познакомиться.

— Ну, всё! — я снова круто развернулась, в этот раз лицом к светящимся зелёным глазам. — Ты сама напросилась!

— И что ты сделаешь? Превратишь меня в жабу? Без фамильяра у тебя нет лицензии на такое.

Я действительно не могла превратить её в жабу, поэтому, став в величественную позу (изящно подняв руку вверх, а вторую спрятав за спиной), я продекламировала:

«Куриный глаз,

Корень лопуха,

Прямо здесь и сейчас

Увижу кого-нибудь, кроме тебя!»

Кошка лишь ухмыльнулась.

— Это ты сейчас заклинание прочла или рэп зачитала?

Пожалуй, в этой ситуации мне ничего не оставалось, как добавить:

— Йоу, я буду счастлива только с чёрным котом! Наши ссоры сейчас, наше счастье — потом!

Кошка вдруг улыбнулась, и промурлыкала:

— Это просто смешно…

«Так тебя нужно было рассмешить! — озарило меня. — Я не смешная, но мои попытки быть такой, кажется, смогут тебя развеселить». И я уже стала придумывать, как вместо конусной шляпы волшебницы примерить на себя колпак шута, как вдруг черная шерсть на загривке кошки встала дыбом, а за моей спиной раздалось тяжёлое дыхание. И передо мной был всего лишь один вопрос: стоит ли оборачиваться?

Я знала, кто там. Время от времени это случалось. Стоило мне о нём забыть, как он приходил. И потом всё повторялось: я забывала, а он возвращался, чтобы напомнить о себе, о нас, о нашем договоре.

Дьявол приходит к каждому. К каждому, кому ещё не исполнилось шести лет. Думаю, это именно та причина, по которой все, кого я спрашивала, говорили, что не помнят ничего подобного. Иногда мне кажется, что никто не помнит своё детство так же хорошо, как его помню я. Тогда всё было другим…

Когда я была младше, мой мир был меньше, зато я в нём была больше и значимей. Я стала старше, мир оказался огромным, а я в нём — маленькой. Очередной парадокс, очередное противоречие — взрослые часто оказываются меньше, чем когда они были детьми. И в свои неполные шесть лет я была подобно юному богу, бродящему по клочку земли, ограниченному высоким деревянным забором и вмещавшему в себя почти весь мой персональный мир.

Это случилось перед бурей, я играла на улице во дворе. Небо пожелтело, словно старое фото, и воздух стал таким же тяжёлым, как воспоминания, навеянные старыми фотографиями. Тот момент изначально был похож на воспоминание. Его словно никогда не было, он всегда был только лишь воспоминанием, которое я стараюсь забыть. И это воспоминание приходит каждый раз, когда у меня получается. Каждый чертов раз.

Это была огромная жаба, жаба выше моего колена. А я была, между прочим, достаточно высоким ребёнком. Потом он был осьминогом, потом козлом. Форма менялась, но глаза всегда оставались прежними — прямоугольные зрачки, чужие даже в нашем многогранном и пёстром волшебном мире.

Долгое время я думала, что это был Дьявол. Забрать душу ребёнка гораздо проще, чем заполучить душу взрослого. Всего два фактора, которые способны заставить любого ребёнка отдать душу забавной разноцветной рогатой жабе. Во-первых, нужно хотеть чего-то по-настоящему сильно. Во-вторых, нужно верить в то, что своими силами ты никогда этого не получишь. К счастью, дети до шести лет редко хотят чего-то больше, чем жить. К несчастью, я никогда не была из таких детей. Я хотела стать волшебницей. Я хотела, чтобы глаза Солнца и Луны щурились от улыбки. Я даже представляла тогда, что месяц — это радостный прищур. И хотя книги по астрономии уверяли меня, что дело не в счастье и улыбке, я предпочитала свою собственную теорию общепринятым истинам.

И я согласилась отдать жабе свою душу за то, что она поможет мне стать величайшей волшебницей всех времён. В конце концов, её разноцветные пупырышки на теле были такими забавными, а тон таким дружелюбным, а предложение таким заманчивым, что отказаться было бы просто глупо. Так мне тогда казалось.

Ничего не изменилось в тот день. Началась гроза, и я убежала со двора в дом. Собака, понюхав меня, зарычала, и мама её прогнала на крыльцо. Моя душа была со мной, величайшей волшебницей я не стала, я для проверки попробовала остановить дождь, и это не вышло: наша лягушка, предсказывающая погоду, не изменила своего положения в террариуме. Ничего не изменилось, но почему-то мне было стыдно смотреть в глаза родителям. И я была виновата перед псом, которого выставили из-за меня за дверь.

Позже я поняла, что вот это-то то и изменилось. Маленький червь, грызущий меня изнутри до сих пор, тогда только-только начал расти. Во мне посилилось глубинное чувство вины, которое не всегда легко было объяснить. Я не стыдилась того, что выбрала лёгкий путь. Я не люблю трудности и думаю, что не любить их нормально. И всё же мне было стыдно. Странное чувство, будто ты виновен в том, что ты это ты. Словно ты никогда никому не понравишься, даже если уже есть люди, которые тебя любят. Странное чувство долга страданию, тьме и печали. Что-то странное, что живёт во мне с детства. И в чём виновата лишь я сама.

Птицы, которые жили на деревьях у нашего дома и уносили мою печаль, стали умирать. Они не справлялись с тем, что на себя брали. Их смерть тоже стала моей виной. И потом с каждым годом вины становилось лишь больше и больше. И тоски тоже. Мне даже приходилось есть камни, чтобы желудок стал тяжелее сердца. Любой другой груз был лучше груза на сердце, мне хотелось о нём забыть. Я изучила столько пород камней, что могла бы получить сертификат геммолога, но это было мне ни к чему, ведь лицензия волшебницы интересовала меня куда больше.

И вот снова, снова рядом со мной стоял огромный чёрный козёл. В его кровавых глазах дрожали прямоугольные зрачки. Рога были острые, как ножи, и казалось, будто концы их измазаны запёкшейся кровью. От его свалявшейся шерсти разило серой, его дыхание было гнилостным, его дыхание пахло смертью. Поэтому я давно уже перестала называть это чистое зло Дьяволом. С тех пор, как я стала Тантанарет, а не малышкой Тани, с тех пор мой Дьявол стал Смертью. И Смерть преследует меня.

— Я соскучился, — трескающимся голосом произнес он. — Покажи мне свою душу. Я хочу забрать её.

Он стоял так близко, что я могла почувствовать зловонное трупное дыхание, даже не оборачиваясь. Я не хотела видеть глаза, которые и без того видела в кошмарах, потому не смела обернуться. Но как всегда твёрдо, твёрдо как лёд декабря, о котором каждый знает, что в марте он растает, вот настолько твёрдо я ответила:

— Сейчас я не отдам тебе свою душу. Уходи.

Я искренне верю, что главное не в том, пообещали ли мы отдать свою душу Смерти или нет. Главное — отдали ли мы её. И пока что я за свою душу держусь. Пускай это и самое выматывающее, что когда-либо случалось со мной, но я держусь. Я бы предпочла всю жизнь бродить на морозе, проваливаясь в сугробы, теряясь среди одинаковых деревьев и одиночества, чем время от времени встречаться со Смертью. Я слышу её запах, даже когда она не показывает свой облик, пускай я и уверена, что ни один из тех обликов, что я видела, не был настоящим.

Встревоженные зелёные глаза кошки были последним, что я запомнила. И первым, что я увидела, когда проснулась. Я лежала на незнакомой чужой кровати, прикрытая одеялом, обложенная нарезанным луком, который, как известно всем целителям, вытягивает из больных плохое самочувствие. В комнате было очень жарко и душно, мне хотелось плакать и пить. И тут я увидела, что на полу, прямо у изголовья кровати сидит кошка. Она поставила лапки на край матраса и боднула мою наклонившуюся вниз голову. Я опешила.

— Т-ты что такое делаешь?

— Бодаюсь, — таким же растерянным голосом, как и у меня, ответила мне кошка.

— Но у тебя же даже рогов нет…

— Мы, кошки, так проявляем заботу.

— Да? Тогда бодни ещё разок.

— Нет, я передумала.

И сказала она это с такой особенной улыбкой, что ни одно боданье не смогло бы вместить в себя больше любви, чем было в ней. В тот момент один из зелёных глаз стал оранжевым. Я громко охнула.

— Что? Что такое?! — Тан вдруг распахнула двери и влетела в комнату. — Моя девочка очнулась, хвала богам! Ди привела на помощь лесника, ты потеряла сознанье и могла замёрзнуть в снегах!

— Погоди, — я присела в кровати. — Ди…

— Дифестемида Иоанна Четвёртая, — поклонилась или, возможно, всего лишь потянулась кошка. — Но не смей меня так называть. Лучше просто Ди.

— Такое роскошное имя, а ты его так легко опускаешь! — поразилась я.

— Лучше бы ты у неё этому поучилась, — присела ко мне на кровать Тан. — Ты точно в порядке?

— Конечно…

— Ди сказала, что ты споткнулась об неё и ударилась головой, когда упала.

Я посмотрела в разноцветные глаза Ди, а та отвела взгляд, ведь в её глазах отражалась моя ложь. И всё же я не просила её врать. Но, похоже, мы действительно нашли друг друга: Ди поступила так, как поступил бы любой фамильяр.

— Это всё ерунда, — я обнадеживающе улыбнулась Тан, пока в моей голове всплывало воспоминание о запахе Смерти и чувстве нечеловеческого отчаянья. — Как глупо вышло, что ты познакомилась с моим фамильяром раньше меня.

— Ничего удивительного. Готова поспорить, что ты как всегда говорила о своём имени, забыв, что у других оно тоже есть.

— Ничего подобного!

— Не обязательно знать имена друг друга, чтобы быть знакомыми, — хмыкнула Ди.

И тогда раздался новый голос, который я прежде не слышала.

— Но если Тантанарет это интересно, то меня зовут Рэйви.

В одно мгновение я увидела косоглазую чёрную птицу, сидящую на распахнутых дверях комнаты, а уже в следующее — удерживала Ди, которую схватила инстинктивно, благодаря выдающейся и, не постесняюсь сказать этого, завидной реакции, которая, к сожалению, просыпается во мне страшно редко. Зубы кошки стучали, а коготки взмеинились в мою всё ещё красную от пережитого холода кожу.

— П-п-птица, — жадно шептала Ди, — это же птица, отпусти меня, я тоже хочу с ней поздороваться.

— Держи её подальше от Рэйви! Поверить не могу, что наши фамильяры не стали сразу же лучшими друзьями, как мы!

— Не переживай, Тан. Мой клюв крепче черпушки этого блохастого коврика.

— Ты что сказала, чудило перьевое?! Повтори! КЛАЦ! КЛАЦ! КЛАЦ!

Мне пришлось ещё сильнее прижать к себе Ди, пока воронесса на двери переступала с ноги на ногу, желая ещё больше раззадорить Ди. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы в комнату не вошёл двухметровый бородатый мужчина, но одно я могу сказать точно — Рэйви действительно угрожала опасность в тот день.

Вошедшим в комнату мужчиной оказался лесник, в хижине которого мы все находились. Я сразу почувствовала, что он такой же, как и мы. Волшебник, либо когда-то им был, либо когда-то им станет. Словно прочитав мои мысли, Ди сказала:

— Почему кто-то с лицензией на ведьмин камень работает лесником?

Мужчина замер, а потом, потянув верёвочку, висящую на шее, достал из-под клетчатой рубашки треугольный камушек с дырочкой внутри. Он посмотрел сквозь него на Ди и присвистнул.

— Ничего себе! Одним глазом смотришь вперёд, другим назад. Довольно необычно для представителей твоего вида.

— О чём он? — кажется, Ди впервые посмотрела на меня, как на кого-то, чьё мнение имело значение для неё.

— Твои глаза. Они изменились. Один стал оранжевым. Я забыла тебе сказать.

— Как такое можно забыть сказать?!

В комнате снова раздался удивлённый свист. В этот раз лесник смотрел сквозь камень на нас с Тан.

— Что такое?! — засуетилась Тан.

— Я вижу, что это ваша вещая кровать. Какое странное совпадение, что для вас двоих она одна.

— Не может быть! — Тан взглянула на меня сияющими глазами. — Это ведь практически невозможно! Вероятность найти свою вещую кровать — одна из ста тысяч! А количество производимых кроватей лишь неустанно растёт! Цифры просто ужасающие! И…

— И это действительно поразительно, — закончила я за ней предложение, а потом обратилась к леснику: — Вы позволите остаться нам на ночь?

— Вы уже остались. Вот только вместо того, чтобы спать, шумите и позволяете своим фамильярам ссориться.

— Просто её кошка хочет съесть мою птицу!

— И, позвольте заметить, сэр, это вполне естественно для кошек, — вступилась за Ди я.

— Сэр?

— Тантанарет, ты не в древней Англии! — рассмеялась Тан. — Это дядя Нонм. Мы успели познакомиться, пока ты спала.

— Вот именно. Вы успели, а я нет.

— Ничего, — Нонм добродушно улыбнулся. — Тан рассказывала о тебе так, словно ты пила чай вместе с нами. Так что, по крайней мере, хотя бы я с тобой почти что знаком. А ты познакомишься со мной уже утром. В этот поздний час нужно спать, дети, — ласково сказал лесник, а потом глянул на фамильяров, — а вы двое идёмте со мной, я проведу с вами беседу о том, как надо и как не надо вести себя с другими фамильярами.

Ди закатила глаза, но всё же вышла следом за вылетевшей из комнаты Рэйви.

— Я пойду, — прикрыл за собой дверь мужчина. — Пока разговора не было, мне не стоит оставлять их наедине.

Дверь комнаты медленно закрывалась, а полоса света на стене становилась всё уже и уже, а потом и вовсе исчезла. В темноте Тан забралась под одеяло, повернулась ко мне лицом и прошептала:

— Думаешь, нам нужно украсть у него кровать?

Я не смогла сдержать улыбку.

— Ты же знаешь, что тогда она перестанет быть вещей.

— Не будь занудой!

— Спи!

— Сладких грёз, зануда.

— Спи спокойно, шумелка.

И мы замолчали. Когда Тан мирно засопела, я всё ещё лежала с открытыми глазами. Я думала о Ди, о Смерти, о Дико, о Тан и совсем немного о себе. Было бы здорово обратиться ручьём, стать красивой легендой и перетечь сияющей лунным светом водичкой из правдивой реальности в волшебную сказку. Но для этого надо постараться попасть под какое-нибудь мощное проклятье, да и никому, кроме меня, это не понравится. Так думала я, пока не могла уснуть. Как только что-то оказывается критически важным и срочным, это становится в десятки раз сложнее сделать. Мне нужно было уснуть, чтобы увидеть вещий сон. Такой шанс не многим выпадает, знаете ли. И, наверное, ещё меньшее количество людей такой шанс упускают.

Спустя час или несколько часов я всё же уснула. За секунду до этого за окном раздался манящий и торжественный грохот. Откуда-то я знала, что он призывал меня. Но вместо того, чтобы откликнуться, я сбежала от него в небытие, навстречу вещим снам и…