Шестое чувство

Анна Яковлевна Яковлева, 2012

Антон Квасов, демобилизованный по ранению офицер, считал свою беременную соседку Серафиму клинической идиоткой. Но после того, как помог ей при родах третьего ребенка, мыслить ее чужой не получалось, установка "чужак – враг" сбилась. К тому же Серафима стала с завидной регулярностью попадаться на жизненном пути мрачного, задиристого и пьющего ветерана чеченской кампании, в медицинской карточке которого психологом вписан безнадежный диагноз: «Синдром участника военных действий". До встречи с Серафимой и ее детьми диагноз устраивал Квасова и не вызывал желания изменить жизнь …

ЮЛИЙ

…Юлий владел куцым отрезком нефтяной трубы и завалящей газовой вышкой, и эта неказистая с виду собственность неплохо его кормила.

Наполовину кореец, наполовину русский, пятидесятитрехлетний бизнесмен проводил время в перелетах между Сеулом, Питером, Москвой и еще парочкой столиц в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. Однако счастье поджидало бизнесмена в маленькой сибирской гостинице.

Трудно сказать, какая кровь взыграла, славянская или азиатская, какой своей половиной Юн угодил в Симку, как муха в патоку, но, когда Юлий увидел горничную в номере за уборкой, он на несколько секунд замер, потеряв контроль над челюстью.

В глаза Юну бросился умопомрачительный изгиб Симкиного тела, прикрытого коротким униформным халатом, ноздри защекотал ее запах, и бизнесмен сдался без боя, подставил шею под топор, хотя внешне все выглядело совершенно иначе.

— Простите, — сраженный сексапильностью горничной, глухо произнес бизнесмен.

— Ой, — Симка повернула разгоряченное лицо на стройной шее, сдула со лба прядь волос, — я сейчас, я уже заканчиваю.

Юлий со спокойным достоинством прошел к раздвижному шкафу, достал из кармана пиджака портмоне и церемонно склонил голову:

— Еще раз простите. — Узкие глаза на широком лице смотрели проницательно и ласково.

В облике мужчины — от короткого ежика седых волос, едва уловимого запаха дорогого табака, сдобренного ненавязчивым ароматом терпкой туалетной воды, до наклона головы — все выдавало респектабельность.

— Да, пожалуйста. — Симка отчего-то разволновалась и покраснела.

Пытаясь скрыть волнение, скользнула взглядом по невысокой плотной фигуре на крепких, несколько коротковатых ногах. Волнение только усилилось.

— Серафима, — вслух прочитал на бедже имя горничной Юн. Слегка обветренные губы растянулись в вежливой полуулыбке. — Могу я вас попросить об одолжении?

Русским языком Юлий владел как родным.

— Угу.

— У меня деликатная просьба, — в голосе гостя появились интимные нотки, — как вы отнесетесь, если я приглашу вас на ужин?

— Нет-нет, — в непритворном испуге отшатнулась Симка, — что вы? Нам нельзя.

— Только ужин, — заверил Юн.

— Я останусь без работы и пойду на паперть. — Натасканная администрацией достойно отказывать, Симка довела мастерство до совершенства. В ее устах «нет» звучало почти как «да», но даже записные прилипалы не отваживались домогаться Серафимы. В тяжелых случаях она не брезговала легким шантажом, намекая особо надоедливым на слежку за постояльцами и сбор компромата.

Негромкий голос и мягкие манеры корейского гостя Симе нравились все больше, и уверенность в ней таяла, как пломбир под солнцем. Гость видел, что ему удалось поколебать стойкость девушки, оставалось только незаметно подтолкнуть к расставленным силкам.

— Вы сомневаетесь в себе или во мне?

Симка не повелась на провокацию, но и уличать искусителя не стала.

— У меня будут неприятности, — твердо повторила она.

От сопротивления горничной кровь побежала по жилам быстрей, игра Юлия увлекала все больше.

— Никаких неприятностей, даже намека на неприятности не случится. Гарантирую.

Правила игры Симке были отлично известны.

— Вы не знаете, о чем говорите. У нас даже чихнуть нельзя, чтоб никто не услышал, сразу пойдут разговоры. — В голосе сквозило сожаление.

Зрачки глаз-бойниц сузились.

— Мы не дадим повода, вот увидите. Считайте, что у меня к вам деловое предложение. — Юлий уже воображал, что запустил коготки в жертву, и не мог позволить ей вырваться.

— Смена заканчивается в восемь, — обмирая от схожих чувств, сообщила Серафима.

— Отлично. Буду ждать вас в ресторане внизу. — Искусно сделанная петля затянулась вокруг лапки.

— Только не здесь! — затрепыхалась птичка.

Юлий снисходительно усмехнулся:

— Доверьтесь мне.

Вполне доверяя новому знакомому, Симка залпом осушила бокал с шампанским (во рту пересохло то ли от пыли в номерах, то ли от волнения) и накинулась на мясо под белым соусом, а Юлий осторожно коснулся ее руки и произнес сакраментальную фразу:

— Такие нежные руки не должны держать тряпку.

— Это почему? — Симка усиленно работала челюстями.

— Такая женщина создана для другого. — Ухоженная рука накрыла Симкину ладошку.

— Вы мне что, хотите предложить работу за границей? — прищурилась Симка, готовая расцарапать плоскую физиономию.

— Неужели я похож на подонка, торгующего живым товаром? — удивился бизнесмен.

— А чем вы занимаетесь?

— У меня нефтяной бизнес, подработки мне не нужны.

— А что же вам нужно?

Симка еще раз внимательно посмотрела на Юлия. Этот мелочиться не станет.

— Что мне нужно? — Собеседник выдержал паузу. — Женщина, с которой я провел бы остаток лет. Родная душа. Впрочем, вы еще молоды и, скорее всего, не задумываетесь о таких вещах.

Фразу сопровождал загадочный азиатский взгляд, под которым Сима испытала беспокойство и перестала жевать. Глаза — прикрытые веками темно-карие и распахнутые медовые — встретились.

Симку как током ударило: корейский бизнесмен — вот кто ей нужен.

— Где ее взять, родную душу? — осторожно ступила на незнакомую почву Сима.

Сдержанный кивок и понимающий взгляд были ответом, и эти скупые эмоции тронули душу больше, чем слова.

Неожиданно Симка вспомнила любовника — псевдомачо, обожавшего секс в автомобиле, и грубые ласки мужа, и сердце кольнуло от жалости к себе. «Вы этого достойны», — окончательно убедила себя Сима и тряхнула головой, почти как дива в рекламе L’Oreal.

Напрасно Симка ждала следующей реплики бизнесмена. Юлий воздержался. И воздерживался еще несколько месяцев, ни на чем не настаивая и ничего не обещая.

Симка глотала от обиды и одиночества слезы, кусала губы и продолжала драить полы и унитазы.

…В середине октября лег плотный снег, и сразу стало ясно: это — надолго. До конца жизни.

Снег и холод заползали под одежду, проникали в кровь и убивали любую надежду.

Дома, поскуливая в подушку в бессильной злобе, Симка ворочала в голове, как кубик Рубика, один вопрос: почему? Почему она такая невезучая? Почему одна? Даже старику корейцу не нужна. Почему? Почему?

Будущее представлялось кошмаром в виде гостиничных полов и унитазов.

Единственный человек, кто мог что-то объяснить про эту жизнь, была тетка Наина — обладательница диплома. Правда, это был диплом учителя истории, но у Симки не было и такого.

Работы по специальности в северном городке не оказалось, и Наина решительно поставила точку в преподавательской деятельности, найдя себя в сфере туризма.

Всего на двенадцать лет старше племянницы, Наина, несмотря на одиночество, не заделалась феминисткой, да и к своему одиночеству относилась без драматизма и даже отпускала шутки в духе Верки Сердючки:

— Дурных нэма, воны поженылыся.

Для себя тетка выстроила защитную теорию о том, что замужество убивает интерес к жизни, что самая сильная любовь — платоническая, а лучший мужчина — это недоступный мужчина.

Симка тоже хотела бы вот так, легко и непринужденно заменить физическую любовь на платоническую, но, видно, организмы у них с Наиной были разные.

А этот седой симпатичный кореец — просто крючок, мормышка какая-то. Поймал и держит, а Симу давно уже пора подсекать.

Наина, услышав о корейце, удивилась:

— Зачем он тебе нужен?

— Он надежный и богатый. С ним хорошо и спокойно.

— А любовь?

— При чем здесь любовь? Мне же не двадцать!

— Ну, если любовь ни при чем… Мой тебе совет: не показывай, что ты в нем заинтересована.

— Легко тебе говорить, — сморкаясь в платок, пожаловалась Симка. От мороза у нее приключился насморк, — а если он обидится?

— И флаг ему в руки. Но вообще-то не должен. Он кто у нас? Бизнесмен?

— Да.

— Значит, привык добиваться своего. Ты ему голову поморочь, только не лишай надежды.

— Да это не я, это он меня лишает надежды! — простонала Симка. — И некогда ему добиваться. Он как Юлий Цезарь: пришел, увидел, победил.

— Veni, vidi, vici. В связи с корейцем утверждение спорное. Хотя… Попробуй раскрутить бизнесмена. Поведется — значит, все у него серьезно.

Veni, vidi, vici. Тетке бы сборную России по консумации тренировать.

…Юлий оставался любезным, внимательным — и все!

Почти-что-олигарх просто издевался, приглашал в рестораны, водил на антрепризы стареющих актеров, но все оканчивалось так, как любила Наина, — платонически. Своим поведением Юлий выбивал почву у Симки из-под ног. Ни поцелуев, ни признаний — ничего не следовало за совместными ужинами и посещениями филармонии.

Симку не покидало чувство обманутой вкладчицы. Вклад «Юлий Юн» перевели на депозит без ее согласия.

На приглашение пойти в корейский ресторан Симка уже намеревалась ответить категорическим отказом, но, вспомнив теткины наставления, прикинулась казанской сиротой:

— Не знаю. Наверное, я не смогу пойти с вами.

— У тебя кто-то есть? — быстро спросил Юлий. Бизнесмен-полукровка не был ортодоксальным буддистом и познал ревность как одну из форм страдания.

— Нет, не в этом дело. — Ей показалось или в мимолетном взгляде узких глаз проскользнуло беспокойство?

— Если ребенка не с кем оставить, возьми с собой, — внес предложение Юлий.

— Нет. Просто… Мне не в чем идти в ресторан, — выдавила Симка. Спугнет или не спугнет это признание стареющего мачо?

Мачо оказался не из пугливых.

— Мы сейчас поедем и купим тебе платье, — просто сказал он.

Симка от души надеялась, что платье станет поворотной вехой в их отношениях, но и покупка вечернего наряда ничего не изменила, Юлий после ресторана целомудренно отвез свою спутницу домой.

Не дождавшись поцелуя, Симка вытянула губы трубочкой, ткнулась в тугую, пахнущую морозом и туалетной водой щеку:

— Спасибо за все.

— Пожалуйста. — Странный ухажер вернулся в машину.

Симка ничего не понимала: почему между ними ничего не происходит? В чем дело?

Платье известного французского дома моды было восхитительным. Все вообще было просто чудесно, если бы не молчание ягнят.

…Развод был неизбежен — Юлий не стал себя обманывать.

Решительно и быстро запустив процедуру раздела имущества с прежней супругой, приступил к неторопливому процессу соблазнения гостиничной Золушки.

Юн имел смутное представление о романтике, поэтому строго придерживался навязанных Голливудом церемоний: за неимением Эмпайр-стейт-билдинг в День святого Валентина отвез девушку в местный ресторанчик, а там под Lovestory Поля Мориа преподнес даме сердца букет и кольцо с бриллиантом, как учили, в подарочной упаковке.

К действу прилагался пафосный текст.

— Серафима, — торжественно начал Юлий, но вдруг почувствовал себя глупо и свернул преамбулу, — будь моей женой.

— Наконец-то, — с обидой произнесла будущая Юн и впервые услышала, как Юлий смеется.

После ресторана, в нарушение всех правил, Симка оказалась в гостиничном номере, но уже не в качестве горничной.

В постели пленных и трофеи Симка не брала — не разменивалась.

В какой-то момент Юлия посетила скользкая мыслишка, что Симка — нимфоманка и послана ему судьбой в наказание за похоть. Но мысль улетела в мировое пространство вместе со стонами и всхлипами.

Просветления любовники достигли одновременно и оба рухнули без сил.

— Ты моя стволовая клетка, — прошептал сквозь дрему выпотрошенный и разделанный на куски Юлий.