Внебрачная дочь продюсера

Анна и Сергей Литвиновы, 2008

Студентка юрфака Олеся Евдокимова проработала в детективном агентстве Ника Кривошеева всего две недели, а он уже дал ей сомнительное задание: соблазнить известного кинопродюсера Брагина. Лесе без труда удалось увлечь стареющего ловеласа, и Брагин пригласил ее в свои апартаменты на Патриарших. Чтобы собраться с духом перед решающей частью дела, Леся убежала в ванную, а когда вернулась, то с ужасом обнаружила, что Брагин мертв! Кто-то незаметно проник в квартиру и так же незаметно покинул ее… Леся попыталась скрыться, но в подъезде ее окликнула консьержка. Теперь девушку наверняка обвинят в убийстве! Начав собственное расследование, Леся поняла – ее шеф Ник Кривошеев поделился с ней далеко не всей информацией…

Глава 4

Пока Леся нашла в рюкзачке мобильник, он смолк. Не успела посмотреть, кто звонил, — аппарат заверещал снова. Девушка нажала на «прием», закинула рюкзачок за одно плечо и поспешила прочь от дома, где был убит продюсер Брагин, и от двух филеров в штатском.

— Ты где? — без всякого приветствия спросил Ник.

— Гуляю, — буркнула Леся.

— Через полчаса чтоб была у памятника Гоголю, — приказал частный сыщик.

— У какого из?..

— Что значит «у какого»? — досадливо переспросил Кривошеев.

— Чтоб ты знал, мой дорогой москвич, в столице имеются два памятника Николаю Васильевичу, — с любезным ядом пояснила Леся. — Один из них, стоячий, находится в начале одноименного бульвара, а второй, тот, где писатель сидит, — во дворе на Никитском бульваре.

— Хватит умничать. Встречаемся у, хм, стоячего Гоголя. Через полчаса.

И Ник отбился.

Леся повернула на Садовое кольцо и поспешила в сторону Маяковки — тем же путем, каким они вчера с Ником удирали с места преступления.

* * *

Народу в метро прибавилось. Многие ехали с вокзалов — с рюкзаками и сумками на колесиках, с букетиками колокольчиков, роз и пионов.

Случилось так, что на встречу с боссом Леся опоздала. Выход с «Арбатской» оказался закрыт из-за ремонта. Пришлось выбираться длиннющими подземными переходами через «Библиотеку», а потом долго шагать по Воздвиженке, вдоль правительственной трассы. Здесь менты встречались очень часто, однако всем им была глубоко фиолетова девушка в черном, с рюкзачком за плечами и серьгой в правой брови.

Ника на фоне Гоголя Леся заприметила издалека. И решила схулиганить. Подошла ближе и остановилась у детектива за спиной метрах в двадцати. Наконец Ник обернулся. Скользнул по ней равнодушным взглядом, нетерпеливо глянул на часы и отвернулся. Леся возликовала: вот так чудо маскировки!

И только через минуту, снова повернувшись к ней и внимательно изучив черты лица, Кривошеев признал ее.

— Опаздываешь, — бросил он, подойдя к девушке.

— Давно здесь стою, — усмехнулась Леся, — а ты меня не узнаешь.

— Детский сад, — хмыкнул Кривошеев. — Думаешь, так от ментов спрячешься?

— Пока удается.

— Да, ты прям неуловимый Джо… — саркастически протянул сыщик. — Знаешь, почему он неуловимый?

— Почему?

— А потому, что на фиг никому не нужен… Вот и ты в розыск пока не попала. А как придет оперативка, менты не на прическу смотреть будут.

— А на что?

— Да опытный постовой твой маскарад в шесть секунд расколет!

— А ты, значит, не опытный? — сощурилась она.

— Я не постовой. И никогда им не был.

Лесе надоело спорить, и она спросила:

— Скажи, Ник, а как ты собирался вчера пройти в подъезд Брагина — ведь там консьержка?

Сыщик самодовольно заявил:

— Если тебя не посадят, я готов провести с тобой практическое занятие на тему «Тысяча и один способ внедрения в охраняемые помещения». Консьержи в списке препятствий находятся на предпоследнем уровне. Чуть выше огородного пугала.

— Ну, положим… А кстати, ты не мог бы дать мне телефон жены Брагина?

В глазах Кривошеева сверкнула досада.

— Ты что, Евдокимова, с ума сошла?!

Она пожала плечами.

— Почему бы мне — или нам с тобой — не спросить у нее, что происходит? По статистике в девяноста процентах бытовых убийств виноват супруг или сожитель. А ведь жена Брагина заказывала компромат на мужа — значит, хотела уничтожить его морально. Так, может, она его убила физически?

Во время Лесиного монолога Ник смотрел на нее с непонятным выражением — как будто сдерживал себя, чтобы не заорать или, хуже того, не ударить. Когда она закончила, он сказал страшно тихо:

— Леся, мы тут не в игры играем в песочнице. Тебе не разгуливать по Москве надо со своей сережкой в брови («далась ему эта бровь!»), а зарыться по самую маковку. А то оглянуться не успеешь — окажешься в Бутырках на нарах, у самой параши. Ясно тебе?!

Он посмотрел ей в глаза тяжелым злым взглядом, развернулся и бросил на ходу: «Пошли!»

Лесе ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

* * *

Они подошли к припаркованной у тротуара бежевой «шестерке». С водительского кресла вылез высоченный молодой человек. Он радушно улыбнулся Лесе. Молодой человек был высоким, нескладным, со слишком длинными, словно у щенка, руками и ногами. Вдобавок он был рыж, отчаянно рыж. Длинные огненные вихры торчали во все стороны, а щеки горели розовыми веснушками. Возраст его определялся трудно — что-то от восемнадцати до двадцати восьми.

С Лесей редко случалось подобное в жизни — она с первого взгляда почувствовала к парню странную теплоту. Словно он был давно знаком ей — с детства, словно они играли когда-то в незатейливые ребячьи игры, и она даже была влюблена в него. И еще он чем-то напомнил Лесе старшего брата, защитника и доверенное лицо всех маленьких детских тайн — выдуманного, несуществующего и никогда не существовавшего ее брата.

— Познакомься, — бросил Ник Лесе, — это теперь твой ангел-хранитель.

«Ангел-хранитель» слегка покраснел — рыжие люди легко краснеют.

— Василий Семенович, — пробасил молодой человек, протягивая Лесе свою длинную руку. — Впрочем, — добавил он, — друзья называют меня Васей. А совсем близкие Васечкой.

Представление явно было им заранее заготовлено и, наверное, уже не раз апробировано. Леся пожала кисть парня. Лапа у Васечки оказалась огромной, но бережной.

— Вообще-то, по правилам хорошего тона руку первой подает дама, — смутила она юношу, единственно ради того, чтобы посмотреть, покраснеет ли он еще раз. Вася не покраснел. — Меня зовут Олеся, но можешь называть меня Лесей, я не обижусь.

Несмотря на неопределенность возраста Василия, казалось совершенно невозможным обращаться к нему на «вы». К панибратству странным образом располагала и его рыжина, и его затрапезная ржавая машина, и одежда: ковбойка поверх кипенно-белой майки, джинсы и порядком разбитые кроссовки.

— Ну, я вижу, вы поладите, — хмыкнул Ник, и Леся была готова убить его за циничный смешок, а Васечка опять покраснел.

— Василий тебя спрячет, — продолжил детектив, обращаясь к ней. — Вот и сиди там, куда он тебя отвезет, и носа не высовывай. А я разузнаю, что с твоим делом, и позвоню.

Кривошеев похлопал ладонью по крыше машины, словно прощался одновременно с ними обоими, и, не оглядываясь, зашагал в сторону «Кропоткинской».

— Поехали? — спросил Васечка, обведя фигуру Леси взглядом.

— Поехали, — кивнула она. Странно, но Леся осталась наедине с мужчиной, не чувствуя никакой неловкости и страха.

Молодой человек сложился, как перочинный нож, и влез на водительское сиденье. Подвигался там, угнездился. Его рыжие вихры почти касались потолка «лимузина».

Леся скользнула на переднее сиденье. Рюкзачок поставила в ноги.

Васечка двинул длинным рычагом переключения передач, и «шестерка» сорвалась с места.

— Наверно, надо захватить из дому твои вещи? — спросил молодой человек.

— А можно?

— Куда ехать?

Он спросил это совсем просто, будто два старых друга едут вместе за город на пикник.

Леся сказала:

— В сторону Коломенского, плиз, а там я покажу.

— О’кей!

Леся привыкла, что от мужчин надо защищаться. Но вот удивительно, ей совсем не хотелось закрываться от Васечки, строить оборонительные редуты. «Не обольщайся, — прозвенел в мозгу предупредительный звоночек, — все мужчины одинаковые». Однако Леся про себя ответила: «Посмотрим, а пока я его совсем не боюсь».

Авто развернулось у Храма Христа Спасителя и бодро побежало по Волхонке. Храм остался справа, Музей изобразительных искусств слева. Васину тачку легко обгоняли заморские лимузины, однако водитель, кажется, не испытывал ни малейших комплексов оттого, что управляет столь затрапезной машиной.

Когда они вывернули на Большой Каменный мост, Леся осторожно спросила:

— Что тебе рассказал про меня Николай?

— Ничего особенного, — пожал плечами Василий. — Просто сказал, что тебя надо спрятать, чтоб никто не нашел.

— А зачем меня прятать, он сообщил?

Вася повернулся к ней лицом и улыбнулся:

— Меньше знаешь, крепче спишь, разве не так?

— И тебе не интересно?

Авто спустилось с моста и понеслось по набережной. Слева от них текли грязные воды Москва-реки, а дальше разворачивалась величественная панорама Кремля: зрелище, на которое Леся, столичный неофит, была пока что готова смотреть бесконечно. Впрочем, на сей раз Кремль был всего лишь фоном, а на переднем плане маячила крупная, неухоженная, рыжая голова Васи. Молодой человек пожал плечами.

— Захочешь, сама расскажешь, — рассудительно молвил он. — А не захочешь — все равно не расскажешь, как бы я ни спрашивал. Разве не так?

— А если я — преступница? — требовательно спросила Леся и с раскаянием подумала: «Что же я за дура? Что за мазохистка? Зачем же я все обостряю и усложняю? Почему бы нам просто и мило не поболтать о том о сем?» — Или мошенница, аферистка?

— Ты не преступница, — мягко молвил Вася, — и, насколько я могу судить, далеко не мошенница и не аферистка.

— Почему ты стал мне помогать?

«Хватит! Остановись уже!» — стала урезонивать себя Леся.

— Ник попросил, — мотнул головой огненноволосый парень. — А он мой друг.

Друг… Как будто это слово что-то объясняло… Тема была исчерпана. Леся отвернулась, тем более что слева от нее, на фоне Васи, закончился Кремль и потянулось голое место там, где раньше возвышалась гостиница «Россия», а ведь к отелю, хорош он был или плох, даже она, немосквичка, уже успела привыкнуть.

* * *

Довольно скоро по полупустым улицам воскресного вечера они добрались до Кленового бульвара, где Леся снимала на паях с землячкой Светкой двухкомнатную квартиру под самой крышей. Арендовать «двушку» на двоих оказалось гораздо выгодней, чем «однушку» на одного. Конечно, к соседкам приходится приспосабливаться: кто-то любит гостей, кому-то нужно одиночество, один терпеть не может убираться, другой — готовить… Со Светкой они друг к другу приспособились. Главное, та не была мальчишницей и не умоляла Лесю перекантоваться где-нибудь вечерок или ночку. Бытовые хлопоты они тоже распределили к взаимному удовольствию: каждый занимался тем, что больше нравится: Светка ходила по магазинам и стряпала, Леся наводила в квартирке лоск.

Нынче Светки не было дома. Та решила устроить себе каникулы, сорвалась сразу после сессии на пару недель домой. Место, однако, за собой оставила и даже долю свою внесла.

Леся попросила Васю подождать во дворе — под сенью тополей, под крики малышни с детской площадки. Поднялась на девятый этаж на зачуханном лифте — никакого сравнения не выдерживает ее замурзанный подъезд с парадным Брагина. «Зато у нас не убивают», — примирила себя с окружающей действительностью Леся и вошла в квартиру.

За последние сутки здесь ничего не изменилось. Обычная съемная дыра. Чужая мебель советских времен, продавленный диван, холодильник «Снайге» в шестиметровой кухне. А все равно жаль уезжать, все-таки свой угол. Опять же непонятно, когда она сюда вернется, да и вернется ли вообще.

Леся постаралась взять вещей по минимуму. Выбирала те, что сочетаются с новым имиджем: несколько маек, пару блузок и свитеров. Прихватила куртку со множеством карманов, ботинки и другие, не жмущие, туфли на более щадящем каблучке. Не забыла пару учебников, уже купленных для четвертого курса, и любимую плюшевую собачку, с которой она в обнимку спала еженощно вот уже пять лет.

Копаться долго было неудобно, ведь внизу томился Василий. («С ума сойти, — подумала Леся, — впервые в жизни ее ждет у подъезда парень на автомобиле — правда, у них совсем не свидание, а просто… так сложилось…»)

Она затолкала вещи в чемодан на колесиках. Подумала, не написать ли записку Светке — та собиралась вернуться на днях, однако решила не оставлять зацепок.

Чемодан оказался неожиданно тяжелым — от лифта к двери его пришлось волочить, прыгая со ступеньки на ступеньку. А у подъезда Леся столкнулась с соседкой с восьмого этажа, Варварой Никитичной.

Никитична подозрительно глянула на девушку — притом, что они в течение двух лет пересекались едва ли не ежедневно — и спросила зычно:

— Откуда это вы идете с чемоданом?

Лесе ничего не оставалось, как расколоться:

— Да я это, Варвара Никитична!

— Кто — ты? — Соседка всматривалась ей в лицо, по-прежнему не узнавая.

— Я, Леся! С девятого этажа!

— Ой, Лесенька! И правда ты. Боже, что же это ты с собой сделала?!

Она принялась рассматривать ее короткую черную стрижку, сережку в брови.

— Нравится? — игриво спросила девушка.

— Нет! — сказала, как отрубила, соседка. — Не нравится. — И со всей непосредственностью добавила, покачав головой: — Ужас какой-то! — Потом кивнула на чемодан: — Что, уезжаешь? К маме или на курорт?

— На дачу.

— Ну, бог помощь.

Варвара Никитична пристально проследила за тем, как Леся подвозит чемодан к Васиной «шестерке», как тот перехватывает его и погружает в багажник, как открывает перед девушкой пассажирскую дверцу… Леся поняла, что дала соседке пищу для сплетен о себе: и об измененной внешности, и о чемодане, и о первом замеченном близ Леси кавалере.

Уже сев в машину, девушка подумала: а ведь дело не только в сплетнях. Их встреча чем-то сродни провалу. Теперь, если оперативники выйдут на Лесино жилье (а она зарегистрирована здесь, на Кленовом), легко узнают от соседки все: и то, что она сменила внешность, и что за парень сопровождал ее (а Вася приметный), и на какой машине они уехали.

Какую глупость она сотворила, заведя разговор с Никитичной! Надо было буркнуть и отвернуться.

Леся сидела мрачная, пока они выруливали на проспект Андропова, а потом Вася (он внимательно время от времени на нее поглядывал, но молчания не нарушал) вдруг предложил:

— Дорога неблизкая. Давай перекусим в «Мак-Кряке»?

— Где-где? — переспросила она.

— В «Макдоналдсе», — пояснил Вася и поспешил добавить: — Я угощаю.

Едва прозвучало слово «еда», Леся поняла, как же она на самом деле проголодалась. Весь ее дневной рацион ограничился булочкой у Курского вокзала.

— О да! — воскликнула она непосредственно. — Давай! Тормози!

* * *

Они поели — Вася решительно пресек Лесины попытки заплатить за себя. Заправили машину и пустились в путь, прочь из города. Шел девятый час вечера, и навстречу им двигался сплошной поток: дачники возвращались в город. В обратном направлении, в область, дорога оказалась свободной.

— Куда мы едем? — спросила Леся.

— Увидишь, — радушно откликнулся Васечка. — Местечко милое, но глухое. Практически без удобств. Такое, как Ник заказывал.

— А вы откуда с ним знакомы?

— Давно это было, — неопределенно ответил молодой человек. Стало ясно: не хочет на эту тему распространяться.

Леся подумала, что она ничего о нем не знает. Даже, сколько ему лет, понятия не имеет. Парень порой казался ей намного старше, чем она, а иногда, особенно когда смеялся, выглядел пацан пацаном. Она осведомилась:

— А ты учишься или работаешь?

— И то, и другое, — кивнул Вася. — Работаю и учусь в аспирантуре.

— Когда защищаться будешь?

— Бог даст, скоро на предзащиту выйду.

«Значит, он на три-четыре года старше меня», — поняла Леся.

— А потом?

— Что — потом?

— После того, как ты станешь кандидатом?

Вася пожал плечами. Разговор не мешал ему управлять машиной. Рулил он спокойно и основательно, не дергаясь и ни секунды не нервничая. И этим тоже нравился Лесе. «Хорошо бы мне иметь такого друга, — вдруг подумала она, — просто друга, чтобы встречаться и разговаривать обо всем, и сходить куда-нибудь поесть, как сегодня, а потом в кино… И чтобы можно было, в случае чего, на него положиться, и даже пожаловаться ему, и принять его помощь… Но ведь мужики, особенно молодые, никогда не захотят просто дружить, им ведь обязательно любовь подавай, а любовь для них значит постель…»

— Когда защищусь, — сказал Вася, — надеюсь, грант получу. У американцев. Моя специальность у них до сих пор в моде.

— А кто ты по специальности?

Парень махнул рукой.

— Ты смеяться будешь.

— Клянусь, не буду.

— Нет, будешь.

— Неужели ассенизатор? — улыбнулась она.

— Нет. Палеонтолог.

— О! — воскликнула Леся. — Что ж тут смешного? Очень интересная наука!

— Тебе правда нравится? — искоса глянул он на нее.

— Конечно! Ты и на раскопках был?

— В экспедициях? Неоднократно, — усмехнулся Василий.

— А где?

— В Якутии три раза, в Гоби, в Ростовской области.

— И мамонтов находил? И динозавров?

— Да находил, — пренебрежительно протянул он.

— Супер!

Васечка скривился.

— А что ты морщишься, — осведомилась Леся, — разве не интересно найти кости какого-нибудь тиранозавра?

Юноша промолчал.

Они уже выскочили на Кольцевую дорогу, и машина неслась, ревя и подрагивая, на скорости сто двадцать километров в час — видимо, для нее предельной. Ветер свистал в кабине, мешал разговаривать, заставлял напрягать голос. Вася прикрыл окно. Сразу стало теплее и тише.

Парень улыбнулся:

— Попервости, конечно, это интересно. А потом… — Он пренебрежительно махнул рукой.

— А что тебе интересно сейчас? — спросила Леся.

Ей нравился разговор с Васечкой; нравилось, и было нисколечко не страшно и не стыдно говорить с ним, огневолосым, вроде бы таким обычным и в то же время ученым и умным…

— Что мне интересно?.. — задумчиво протянул Вася. Лесе показалось, что он размышляет не над самим ответом, ответ у него давно готов, а над тем, стоит ли делиться сокровенным — с нею. Наконец он усмехнулся, повернулся к Лесе, и в глазах у него сверкнули золотые искры: — Найти живого динозавра. — И он зарычал, как, в его представлении, должен был кричать динозавр. — Или хотя бы мамонта. — И он запрокинул голову и затрубил.

— Осторожно, дурачок, разобьемся! — воскликнула Леся. («Он все же решил не говорить со мной всерьез»).

Вася усмехнулся и прибавил газу.

Леся тихо, но настойчиво спросила:

— И все-таки… Расскажи мне о своей науке — без шуток.

Они единым духом пронеслись по небольшому отрезку Кольцевой и свернули на Волгоградское шоссе. Здесь их скорость ограничивали светофоры, «шестерка» поехала медленнее, рев от мотора и колес стал тише. Вася вдруг начал рассказывать, и с каждой фразой его речь становилась все более увлеченной:

— Знаешь, меня волнует один простой вопрос. Вообще, самые простые вопросы оказываются для науки самыми сложными! Например: откуда взялась жизнь на Земле? Как такое могло быть? Сначала имелось раскаленное облако, затем огненный шар, потом он остыл, потом покрылся океанами. Все вокруг было неорганическое. Камни, воздух, вода и вся таблица Менделеева. А потом вдруг возникло органическое. Появилась Жизнь.

Последнее слово он произнес, будто бы написанное с большой буквы.

— Как такое может быть? — азартно повторил Вася. — Коренной вопрос науки, между прочим. Откуда она, жизнь, взялась? Вся эта органика, которая началась с бактерий, продолжилась лишайниками и закончилась…

Он сделал паузу, словно подбирая слово.

— Ну, например, вот им. — Он кивнул на толстого гаишника, что помахивал палочкой на обочине.

— Ну, гаишники недалеко от лишайников ушли, — засмеялась Леся и добавила безапелляционно: — А про жизнь, по-моему, все ясно.

— Вот как? — улыбнулся молодой ученый.

— Да. Во все сущее, видимое и невидимое, вдохнул жизнь бог-отец, — с лукавинкой проговорила Леся. — А после он создал каждой твари по паре и понял, что это хорошо, и в день седьмой присел отдохнуть на облаке.

— Да, — серьезно кивнул Вася, — гипотеза о боге тоже имеет место быть. Однако данное объяснение — самое простое. Оно требует веры, а не доказательств.

— А как насчет пришельцев? — улыбнулась девушка.

Вася серьезно кивнул:

— И подобная гипотеза существует… Может быть, и вправду прилетал к нам миллиард лет назад инопланетный корабль с зелеными человечками, они тут у нас походили, поели, попили и свои бактерии и вирусы случайно оставили. А из их космического мусора наша жизнь пошла.

— Что, серьезно?

— Вполне. Пришельцы — не пришельцы, но одна из самых распространенных гипотез заключается в том, что жизнь на нашу планету занесена извне. Из космоса, в результате падения на Землю небесных тел. Метеоритов. Ведь уже доказано, что бактерии могут и низкие температуры выдерживать, до абсолютного ноля. И полный вакуум. И, наоборот, нагревание до многих тысяч градусов (когда метеорит в атмосфере Земли раскаляется)… Поэтому, скорее всего, так все и было, хотя стопроцентных доказательств, как ты понимаешь, нет… Но мне, — вздохнул Вася, — честно говоря, всегда, еще с детства, обидно было. Что жизнь на Землю, как грипп какой-нибудь, из космоса занесло…

— А то, что все мы были когда-то обезьянками, тебе не обидно? — поддразнила его Леся.

— Да что обезьянки! — досадливо отмахнулся палеонтолог. — Ведь вопрос вопросов заключается в том, как из неорганической материи получить органическую?.. Как мертвое превратить в живое?.. Бить высоковольтными разрядами, типа молниями? Пробовали. Нагревать? Тоже. Охлаждать? Воздействовать радиацией? Или делать все это одновременно — в разных пропорциях?.. Были тысячи подобных исследований! Но пока никому внятных и повторяемых результатов достичь не удалось.

Они помолчали, а потом Вася совсем по-взрослому, словно убеленный сединами ученый муж, вздохнул:

— Вот так, дорогая Леся. Тайна сия велика есмь.

Их машина неслась все дальше за город — а навстречу текли орды возвращающихся после уик-энда железных коней.