Рецепт идеальной мечты
В библиотеке произошло похищение века. Исчезло около сотни редких книг и рукописей. Журналист Дима Полуянов, друг сотрудницы «исторички» Нади Митрофановой, явился за сбором «жареных» фактов и предположил, что наводчиком был кто-то из своих, библиотекарей. Вскоре Диму вызвал к себе главный редактор газеты и предложил ему командировку в Америку. Дескать, по сведениям ФСБ, похищенные книги находятся у миллионерши Полы Шеви и с ними работает наш профессор Васин. Полуянов должен взять интервью у Полы и узнать все про книги. Полуянов просит Надю проследить за сотрудницами библиотеки. В результате этой слежки она едва не погибла, а когда убили ее начальницу, Надя, сняв все сбережения, на крыльях страха полетела в Америку навстречу настоящему кошмару…
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рецепт идеальной мечты предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 3
ДМИТРИЙ ПОЛУЯНОВ
Месяц спустя
Дима и думать забыл об ограблении в историко-архивной библиотеке. Он написал тогда о происшедшем проходной репортажик в номер — на двести строк. При верстке его ужали до ста пятидесяти.
Заметку опубликовали. На летучке сказали: «Добротно, профессионально», однако «балл» и премию в тысячу рублей за лучшую публикацию номера не дали. Да Дима особо и не рассчитывал. Весь прошедший месяц Дима, просматривая тассовские и интерфаксовские сводки и новостные серверы в Интернете, имел в виду ограбление в Историчке. Он непременно обратил бы внимание, если бы по делу появилось что-то новенькое. Однако ничего не появлялось.
Он пару раз звонил Надежде домой. Предлагал встретиться — впрочем, предлагал довольно вяло. Она, видно, чувствовала его не слишком горячую заинтересованность и от встреч уклонялась — под благовидными предлогами типа курсовика или генеральной уборки. В телефонном разговоре Дима старался быть милым, любезным, остроумным. Исподволь вызнавал по ходу дела: что слышно в самой библиотеке насчет ограбления. Выяснялось (со слов Нади), что не слышно ничего. Приходил пару раз следователь. Со всех сотрудников, и с Нади тоже, снял «объяснения». И — все. И — тишина. И — молчок.
На Восьмое марта Дима послал Надежде на домашний адрес (через фирму, найденную в Интернете) корзину цветов — без открытки, без карточки с подписью. Однако был немедля расшифрован (не слишком много, видно, у Надежды поклонников). Она позвонила ему и долго горячо благодарила. Во время излияний благодарности у нее вырвались слова — похоже, от всего сердца: «Ты же мой самый лучший друг!..»
После сего звонка Дима решил быть с Надей настороже. «Девчонка она, конечно, неплохая, — рассудил он. — Можно сказать, даже очень хорошая. Но мне вовсе не улыбается перспективка в один прекрасный день проснуться окольцованным».
Словом, за месяц, переполненный обыденной газетной поденщиной, Дима почти успел забыть похищение из историко-архивной библиотеки. И вдруг, под конец дня двенадцатого марта, раздался звонок по местному телефону.
Звонила секретарша главного.
— Полуянов, срочно к редактору! — почти выкрикнула она напряженным голосом.
Секретарша была основным рупором редактора. Она всегда с чуткостью домашнего животного улавливала своими особыми, необыкновенно развитыми рецепторами настроение босса. И ретранслировала это настроение (даже с усилением!) всем прочим сотрудникам. Был редактор благодушен — и она оказывалась добра и мила. Пребывал не в духе — и она делалась строгой, суровой, неразговорчивой.
По нынешнему настроению секретарши Дима немедленно понял: что-то случилось. И откликнулся на звонок со вздохом, без обычных своих шуточек: «Иду, Марина Михайловна». По пути к начальственному кабинету попытался припомнить последние свои прегрешения. Устроил безобразную пьянку во время дежурства неделю назад… В рабочее время в рабочем кабинете предавался сексуальным играм с машинисточкой… Перепутал в очерке имя-отчество заслуженного учителя… Любой из этих проступков — и еще десяток других, не замеченных даже самим Димой, — мог стать предметом разборки.
Полуянов печально вошел в приемную, печально поприветствовал Марину Михайловну. Затем тяжко вздохнул и вошел — нырнул в обширный начальственный кабинет.
Главный и впрямь был суров и сосредоточен. Отложил бумаги, встал, указал Полуянову на приставной столик. Сам вышел из-за своего обширного стола и уселся напротив. У Димы слегка отлегло от сердца. То был знак, что разговор предстоит неформальный.
— Это ты писал о краже в историко-архивной библиотеке? — вдруг хмуро спросил редактор.
— Было такое… — туманно ответил Дима.
«К чему он, интересно, клонит? Я что-то напортачил в заметке? Так ведь когда дело было! Чего он, спрашивается, ждал?»
— Грабителей, кажется, до сих пор не нашли? — поинтересовался главный.
— По-моему, нет, Василий Степанович.
Редактор побарабанил пальцами по столу. После паузы вдруг спросил:
— А ты не хочешь, Полуянов, съездить в классную командировку?
— В классную? — переспросил Дима. Он понял, что нагоняя, кажется, не предвидится, и развеселился. — Это в Вятку, что ли?
— Нет. В Степлтон.
— В Сте… Куда? Не верю своим ушам. В Стерлитамак?
— Не паясничай, Полуянов, — строго сказал главный. — А то поедешь даже не в Стерлитамак, а в Ухту.
— Хорошо-с. Понял вас. Значит, в Степлтон, штат Вашингтон, США. А что мне там делать, в этом Степлтоне? То есть я, конечно, там готов делать все, что угодно…
— Работать там будешь. Работать. Собирать материал для статей.
— Благодарю за доверие… О чем будут статьи?
— Видишь ли, Дима, — сказал, тщательно подбирая слова, редактор, — проживает там, в Степлтоне, некая дама. Богатая. Даже — очень богатая.
— Хорошенькая?
— Возможно. Не надо перебивать, когда разговариваешь со старшими. Дурная привычка. Не способствующая продвижению по службе… Так вот она, эта богатая дама, проживающая в США, в последнее время, говорят, заинтересовалась древнерусской литературой. Настолько сильно заинтересовалась, что даже поселила в своем доме филолога — нашего, из России. Известного в узких кругах филолога, доктора наук. С чего, спрашивается, вдруг такое?.. А филолог наш, похоже, живет у нее на всем готовом. Во всяком случае, он никуда из ее дома не выходит…
— Может, он у нее типа в плену? Прикован ржавыми цепями в мрачном подвале?
— Может, и так, — без тени юмора ответил главный.
— А может, у доктора наук с этой американской богачкой любовь? — азартно спросил раздухарившийся Дима. Ему изрядно понравилось, что ему, кажется, доведется ехать в Степлтон. И еще порадовало то, что перед ним, возможно, замаячила очередная тайна. Тайна, которую он сумеет разгадать — и сделать сенсационный репортаж.
— Да вряд ли между ними любовь… — покачал головой главный. — Нашему филологу семьдесят два года.
— А что тогда, если не любовь?
— Говорят, у нее наши историко-архивные рукописи видели.
— Значит, вы, Василий Степанович, хотите сказать, что это она, американская богачка, скоммуниздила рукописи из нашей Исторички? А теперь украла нашего филолога, чтобы он эти рукописи исследовал? Приводил в товарный вид?
— Я сказал тебе только то, что стало известно.
— Откуда стало известно? И стало известно — кому?
— Стало известно компетентным органам. — Начальник глянул на журналиста тяжелым взглядом.
— «Компетентным»? С каких пор эта наша ФСБ стала интересоваться древними рукописями? Она же всю жизнь очень современными рукописями интересовалась…
— Ты очень болтлив, Полуянов. Не лучшее качество для журналиста.
— Понял. Виноват. Исправлюсь… Только еще один вопрос. С каких пор вы, Василий Степанович, работаете на компетентные органы?
— Ты еще и слишком любопытен, Полуянов.
— По-моему, хорошее качество для репортера.
— Не в отношениях с начальством… Ладно, удовлетворю твое любопытство. Я, как ты знаешь, играю в теннис. С очень разными людьми. В том числе с одним генералом. Из компетентных органов. Вот этот генерал мне как бы между прочим об этом и упомянул. И добавил, что его людям в Степлтоне некогда заниматься какими-то рукописями. Им дай бог успеть уследить за «Майкрософтом» и «Боингом».
— И вы с генералом решили использовать в качестве секретного агента меня…
— Ну, по поводу «секретного агента» ты не обольщайся…
— А в качестве кого я тогда поеду в Степлтон?
— В качестве того, кем ты являешься, — спецкора «Молодежных вестей». Придумай себе пару-тройку тем. Можешь постараться взять интервью у той бабы-богачки. И заодно — что-нибудь разнюхать насчет рукописей. Только — очень аккуратно. Предельно аккуратно… Командировку подпишу тебе я.
— Понял. А у меня будут связные, пароли, явки?
— Ты что, Полуянов, совсем больной? Или прикидываешься?
— Ясно. Значит, я буду работать в одиночку. Как Бонд. Джеймс Бонд.
— Для Бонда ты слишком поверхностен. И, извини, болтлив.
Дима пропустил мимо ушей суровую отповедь и быстро спросил:
— Как звать расхитительницу гробниц? То есть — рукописей?
— Шеви.
— Как?
— Пола Шеви. Как «погоня»2.
— Или модель джипа… А кто такой этот русский филолог, проживающий на ее харчах?
— Его фамилия Васин. Николай Петрович Васин. Доктор наук, профессор.
— А больше нет никаких наводок, что это именно она, Пола Шеви, свистнула рукописи?
Редактор секунду поколебался, но ответил:
— Никаких.
— А могу я взять с собой в Америку помощника? — быстро спросил Дима. — А то ведь я в этой русской литературе ни бум-бум. Сплошные трояки на «факе» были. И если вдруг даже сами рукописи увижу — ни за что не опознаю… А с помощником… Смотрите, Василий Степанович, какая получается выгода: поедет со мной специалист. Сможет по ходу дела дать любой совет… Какая разница, в конце концов: одну командировку в Степлтон вам оплачивать или две…
— Ты, Полуянов, очень наглый. Это тебе мешает.
— Понял ход вашей мысли. Можете, Василий Степаныч, дальше не продолжать. А если я возьму с собой специалиста по древнерусской литературе за свой счет?
— Твой «специалист» — женщина?
— Вы меня обижаете! Не мужчина же!..
— Кто такая?
— Митрофанова Надежда, — быстро сказал Дима. — Старший библиотекарь той самой историко-архивной библиотеки. Семьдесят девятого года рождения, не замужем. Хорошо готовит.
Редактор поразмышлял секунд десять, потом заявил:
— Если за свой счет — тогда бери кого угодно. — Он поморщился. — Только не болтай ей много… Давай, садись, прямо при мне пиши заявление на командировку. — Спецрасходы предусмотрены? Чтоб напоить там кого-нибудь? Соблазнить, сделать подкоп?
— Это, Полуянов, обычная командировка, — подчеркнуто устало произнес редактор. — Пятьдесят долларов суточных. И чем меньше ты будешь болтать о своей настоящей цели, тем будет лучше: для тебя самого и для нас. Для всех. А лучше — вообще не болтать. Понял?
— Так точно.
— Загранпаспорт у тебя с собой?
— В моем кабинетике в сейфике.
— Быстро принеси его мне. Я сам похлопочу, чтобы тебе по возможности скорей дали визу. А Марина Михайловна позаботится о твоем билете. И учти: от обычных статей тебя в этой командировке никто не освобождает. Сделаешь как минимум две. Про них и пиши в заявлении на командировку. О миллионерше и книгах не упоминай. Все!..
Главный хлопнул ладонями по столешнице, встал. Подошел к своему обширному, заваленному бумагами столу, вытащил чистый листок, протянул его Диме.
— Может, мне написать заявление на имя директора СВР? — елейным голоском спросил Полуянов.
Главный только скислился, словно лимон съел.
К себе в кабинетик Дима вернулся окрыленный. Вот как бывает: идешь к главному за пенделями — а получаешь командировку в Штаты. Тем и хороша журналистская жизнь. (Правда, пендели в ней, надо признать, все-таки случаются куда чаще, чем загранпоездки.) Дима шел по коридору, улыбался и шептал про себя стишок из репортерского фольклора советских времен. Непонятно, правда, почему стихи всплыли в памяти — прямого отношения к случившемуся они вроде не имели:
Жизнь у журналиста переменчива —
Вот и дрогнуло в руке моей перо.
Позади — беременная женщина.
Впереди — партийное бюро.
Открыл кабинет, уселся в кресло, а сам все бормотал: «Жизнь у журналиста переменчива…»
Набрал рабочий телефон Нади. «И впрямь, одному ехать скучно. Почему бы ее с собой не взять? Будет мне носки стирать, кофе по утрам заваривать… К тому ж она и вправду в отличие от меня в этих дурацких древнерусских рукописях разбирается… Я хорошо зарабатываю, мою последнюю документальную книгу в Германии напечатали… Неужели я не могу себе позволить эту маленькую прихоть — повезти на свои деньги спутницу в Степлтон?»
Надежду подозвали к телефону быстро. Дима в этот раз говорил с нею чрезвычайно настойчиво и убедительно, и Надя быстро согласилась встретиться с ним: после работы, в девять пятнадцать вечера, на ступеньках у входа в библиотеку. «Поедем где-нибудь поужинаем…» — небрежно бросил на прощанье Дима.
Так. Одно дело сделано. Теперь — эта американская богачка. Как там, главный сказал, ее зовут? Шеви. Мадам Пола Шеви. Как «охота» или «Шевроле»…
Диме представилась старушонка с худыми жилистыми лапками. Лапки усыпаны старческой «гречкой» и унизаны бриллиантовыми перстнями. «Наверное, ослепительные вставные фарфоровые зубы и фиолетовые букли… Чего ее, спрашивается, в Россию понесло? Зачем ей древнерусские рукописи?»
До свидания с Надей оставалось еще пять часов, и Дима поступил радикально. Во-первых, запер дверь своего кабинетика изнутри на ключ. Во-вторых, переключил рабочий телефон на автоответчик, отключил мобильник и решил не отвечать ни на какие местные звонки. Он очень не любил, когда его отвлекают от Интернета.
Равно как и от любого другого занятия тоже.
Полуянов закурил сигаретку и вошел в Сеть.
Забрался на американский поисковый сервер, вбил в окошечко «Find»3 имя и фамилию: «Paula Chevy».
«Интересно, — подумал, — кто она: «Ms.» или «Mrs.»? Уж скорее всего «Mrs.»! Какая-нибудь восьмидесятилетняя вдовушка, пережившая всех мужей-магнатов. Увлеклась, стервь, на старости лет необычным коллекционированием: русской старины».
Тут поисковый сервер открыл ссылки на сотни — без преувеличения, сотни — интернетовских страниц, где упоминалось словосочетание «Paula Chevy».
Впрочем, Дима ожидал большое количество ссылок на американскую миллионщицу. Имена тех, кто богат и знаменит, распространяются по Сети с пугающей частотой. Причем количество ссылок в зависимости от степени известности и богатства растет в геометрической прогрессии. Судя по количеству упоминаний, Пола Шеви действительно была и богата, и знаменита.
Дима стал просматривать краткие описания сайтов, где мелькало имя госпожи Шеви. Порой он мимоходом открывал те из них, которые, как ему на первый взгляд казалось, способны были дать об американской богачке наиболее исчерпывающую информацию.
В дверь трижды стучали. Дважды звонил местный телефон. Порой включался автоответчик на городском телефоне.
Дима не отвлекался на все эти глупости. Он изучал жизнь и судьбу американской богачки.
О Поле Шеви Голливуд еще не снял фильма. Но только потому, что она категорически отказывалась продавать права на экранизацию своей биографии — хотя продюсеры «фабрики грез» к ней подступали, и не раз. Сулили миллионы. И было за что. Жизнь миссис Шеви изобиловала яркими эпизодами, крутыми поворотами и мощными скандалами.
Довольно быстро Дима обнаружил в Интернете, что о Поле Шеви написано три документальные книги — причем одна из них разошлась тиражом, баснословным для Америки (и для подобного жанра): двести двадцать тысяч экземпляров.
Ни одна из трех биографий не была авторизована героиней — то бишь Пола Шеви сама не предоставляла авторам никакой информации о себе, не прочитывала окончательный текст и не визировала его. Однако — и в суд на писателей не подавала. Из чего Дима заключил, что в книгах о Шеви написана в основном правда.
Дима отыскал в Интернете одну из книг — ту, что оказалась самой продаваемой (благо к тому же и самую короткую).
Американский электронный книжный магазин запросил с Димы за данный e-book4 пять долларов девяносто девять центов («воспользуйтесь, пожалуйста, вашей кредитной картой»). Кредитка «Виза» у Димы была — но русскому человеку, согласитесь, просто неприлично платить за Интернет! Задаром, что ли, наш Столяров5 в их тюрьме томился! В Димином компьютере имелась программа, взламывающая пароли и-буков, — и он с о-огромным удовольствием (и даже злорадством) сей программой воспользовался.
Покуда в его компьютер перегружалась из Сети книга, Дима выкурил сигаретку и заварил кофе. Подошел к окну. Весна в этом году пришла в Москву необычно рано. Асфальт был уже весь сухой, и только на газонах лежали серые кляксы нестаявшего снега.
Дима вернулся к экрану в тот момент, когда загрузка книжки завершилась. Посмотрел — и обомлел. Книга называлась «Пола Шеви, похитительница миллионов». Но не броский заголовок привлек внимание журналиста, а фотография героини на обложке. На него смотрела женщина с длинными черными волосами и ослепительно голубыми глазами. Голубые глаза резко контрастировали со смоляными волосами и ярким загаром. Простое черное платье открывало исключительной красоты руки и плечи. Под тонким шелком платья (не меньше, чем от «Шанель») угадывалась красивая грудь. Вообще сложена была мадам Шеви великолепно. И лицо ее было безупречно. Выглядела она не на миллион долларов (как любят говорить американцы), а на все сто миллионов. Однако не исключительные фигура и лицо женщины более всего поразили Диму. Сильнее всего на него подействовала улыбка: как ни странно, не стандартно-американская — во все тридцать два зуба, старательно демонстрирующая достижения личного дантиста. Нет, улыбка Полы была скромной, загадочной, почти застенчивой. Если бы Дима давал подпись к этому фото в газете, он бы, пожалуй, назвал его: «Смущенная красавица».
«Сколько же ей, интересно, лет, если она разбогатела и о ней книги пишут?» — спросил себя Дима. Принялся листать (на экране монитора) книжку, и на первой же странице наткнулся на типично американский пассаж:
«Пола Шеви родилась в трейлерном городке близ Коламбуса, штат Огайо, где вагончики сдавались за пять долларов в сутки. У ее родителей не было достаточно денег и отсутствовала медицинская страховка, чтобы поместить мать будущей Полы в больницу, поэтому роды принимала мучимая похмельем соседка — когда-то, лет тридцать тому назад, работавшая акушеркой. И вот ранним утром 5 марта 1958 года окрестности трейлера, где ютилась семья Шеви, огласил мощный рев. «Девочка, — произнесла акушерка, — за это стоит выпить…»
«Пятьдесят восьмой год?! — чуть не вслух воскликнул пораженный Дима. — Она — пятьдесят восьмого года рождения? Ей уже за сорок?!. Ей, этой красавице с обложки? Не может быть!.. Наверное, она дала для книжки свою фотку двадцатилетней давности. У нас так пожилые журналистки поступают, когда секретариат иллюстрирует статью карточкой автора».
Дима полистал на мониторе электронную книгу. Обнаружил копирайт автора текста: 1999 год. А ниже — копирайт автора снимка, помещенного на обложке: год 1998-й.
Итак, когда эту Полу Шеви снимали, ей стукнуло сорок лет.
«Однако выглядит-то она на двадцать пять! — подумал Дима. — Ну, ладно: электронная ретушь, искажения экрана… Ну, хорошо: пластическая хирургия… Ну, допустим, массаж, диета, спорт, солярий, макияж… Но неужели эти женские штучки способны сделать даму на пятнадцать лет моложе?!. Черт побери, как же она хороша!..»
Журналист вдруг почувствовал к женщине на фотке едва ли не физическое влечение. «Черт! Да такое со мной было, первый и последний раз, в четырнадцать лет — когда я в Ким Бесинджер на экране «видака» влюбился!..»
Чтоб побороть греховные мысли, Дима взялся читать текст.
Из текста выходило, что необычайная, яркая внешность Полы объясняется тем, что в ее жилах соединились четыре крови: польско-еврейская, итальянская, ирландская и, между прочим, русская. Дед ее, оказалось, был русаком. Звался Павлом Шевелевым. От него, кстати, и пошла ее фамилия. Прагматичные американцы усекли Шевелева на два слога — и вышло Шеви. Кстати, и имя миллионерши — Пола — выяснилось, имело русские корни. Своего сына Шевелев-Шеви назвал Питером или, по-русски говоря, Петром. Как писал американский автор, «у русских второе имя обязательно является именем отца, поэтому сочетание Петр Павлович в имени сына напоминало поручику Шевелеву-Шеви его далекую родину, где святые Петр и Павел являются одними из наиболее уважаемых, в честь них назван главный храм Санкт-Петербурга».
Кстати, Питер Шевелев — то есть Шеви, — в свою очередь, назвал девчушку-первенца в честь своего отца Павла. Благо по-американски девочку запросто можно было назвать «Полой», и звучало это благозвучней, чем русские «Павлина» или «Полина».
Итак, на самом деле, красавицу Полу Шеви вполне можно именовать Павлиной Петровной Шевелевой.
«Так вот почему госпожа Шеви увлеклась русскими рукописями! — подумалось Диме. — Если, конечно, компетентные органы не ошибаются и их украла именно она…»
Каким же ветром Павла Шевелева, деда героини, занесло в Америку? Да тем же, что и тысячи других эмигрантов первой волны, от Керенского до Рахманинова. Павел Шевелев, поручик белой армии, в одна тысяча девятьсот двадцатом году бежал из Крыма от наступавших войск Фрунзе. Послонялся по миру: Турция, Франция, Чехия, Германия. Всюду бедствовал. Наконец решил рвануть в поисках удачи за океан. Очутился в Сан-Франциско. Женился на другой эмигрантке в первом поколении — бывшей варшавянке Татьяне Варум. Приобрел во Фриско булочную. Родил сына Петра, то бишь Питера. А затем — разорился в тысяча девятьсот тридцать втором году, во времена Великой депрессии. И — сбежал из семьи. Родные более его никогда не видели.
Историю про другую, материнскую ветвь семьи Шеви Дима пропустил. И без того ему предстояло прочитать на мониторе более четырехсот страниц, да еще по-английски. Так и глаза сломать недолго.
Он мельком просмотрел историю сурового детства рожденной в трейлере маленькой Полы. С восьми лет она разносила газеты, стригла газоны, работала беби-ситтером… Родители, крепко пьющий русско-еврейский отец и не менее крепко зашибающая ирландско-итальянская мать, были классическими представителями класса, который в Америке презрительно называют white trash6. Ни дома, ни даже своей квартиры они не имели. Гонялись в поисках удачи по всем штатам, от солнечной Невады до сурового Орегона. Проживали в трейлерах. Мать с отцом работали мойщиками посуды, сезонными сельхозрабочими, заправщиками на бензоколонках, живыми рекламными щитами… И — пили. Верх карьеры матери Полы — продавщица в галантерейном магазине. Высший взлет ее отца — ремонтник в захолустном автосервисе.
Казалось, юной Поле уготована самая печальная участь — на самом американском дне. Однако в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, в возрасте восемнадцати лет, мисс Шеви поступает в колледж. Да не какой-нибудь, а в Беркли!.. Откуда же взялись деньги на обучение?
Юная мисс Шеви, невзирая на житье в трейлере, пьянство родителей и (порой) их побои, на удивление хорошо училась в школе. Практически по всем предметам в старших классах имела оценки «А», в редком случае «В»7. Являлась капитаном школьной волейбольной команды. И вдобавок заняла почетное четвертое место на всеамериканском конкурсе сочинений на тему: «Планета Земля: мое письмо представителям иной цивилизации». А работа Полы по социологии была отмечена девятым местом в соответствующей секции межшкольного соревнования американских старшеклассников.
Спортивные и главным образом научные успехи позволили Поле Шеви получить грант на обучение. Однако грант покрывал стоимость одной лишь учебы. А проживание в общежитии? Учебники? Питание, наконец?
Однако… Обучаясь в Беркли, мисс Шеви без видимого труда оплачивала все свои счета. Более того, поговаривали, что у нее в банке лежит сумма, которой вполне хватит, чтобы безбедно содержать себя до конца обучения.
«Откуда же у восемнадцатилетней девушки взялись такие деньги?» — риторически спрашивал автор книги.
«И в самом деле, откуда?» — подумал Дима.
Тут биограф госпожи Шеви становится чрезвычайно осторожным. Создавалось впечатление, что он словно бы идет по минному полю, и со словами обращается, будто они — неразорвавшиеся гранаты, из которых ему надо тихонечко, чтобы не оторвало рук-ног, сложить аккуратненький штабель. Итак, писал биограф, много позже, когда Пола Шеви уже стала всеамериканской звездой, газета «Нейшн инкуайер» выступила с разоблачением: будущая мультимиллионерша зарабатывала деньги на учебу в колледже работой в одном, скажем так, заведении в предместье Лас-Вегаса. В этом шикарном заведении, восемнадцатилетняя Пола не только исполняла… э-э… зажигательные танцы для мужчин, но и… Словом, в числе клиентов молодой красавицы оказывались солидные, богатые, деловые люди, она быстро достигла вершин профессионального мастерства, поэтому за два каникулярных лета ей ничего не стоило сколотить капиталец в десять тысяч долларов. Этих денег (плюс гранты) с лихвой хватило в те времена на обучение в столь «продвинутом» заведении, как Беркли. «Вот молодец деваха!» — восхищенно подумал Дима.
…После появления довольно-таки грязных статей о ее молодости (продолжал автор книги) со стороны миссис Шеви, в ту пору уже миллионерши, не последовало никакой реакции. Она не подала на редакцию в суд. Не выступила с опровержением. Ее дом осаждали журналисты — она никого не принимала. Наконец Пола согласилась дать интервью Ларри Кингу. Беседа Кинга с Шеви имела высочайший рейтинг. Вся Америка, казалось, прильнула к экранам. После нескольких вопросов «для разогрева» мистер Кинг приступил к главному. Он, дока словесных фехтований, решил сразу огорошить противницу прямым ударом в челюсть. И потому спросил: «Вы делали это?» И Пола, невинно хлопая голубыми глазами, на всю Америку произнесла предложение, которое в значительно смягченном варианте звучало так: «А кого это волнует?» (Естественно, английский глагол «волнует» в ее исполнении начинался на букву «f».)
— Вы раздевались перед мужчинами? — наседал Кинг.
— Да, вчера, например, перед своим мужем, — улыбаясь, отвечала Пола.
— Я поставлю вопрос конкретней: тогда, в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году, вы трахались… — (Кинг намеренно использовал то же самое грубое слово, начинающееся на «f», которое только что употребила Пола, — …за деньги с мужчинами?
И тут «малютка Шеви» невинно улыбнулась и сделала длинную-предлинную паузу («в течение которой, — писал автор книги, — сердца американцев стучали громче, чем в момент приземления экипажа Армстронга на Луну»). Затем она поменяла позу — переложила одну ногу на другую, причем так, что миллионам телезрителей на секунду стали видны подвязки ее чулок. (Впоследствии сей жест творчески разовьет госпожа Шэрон Стоун в фильме «Основной инстинкт».) И только затем («когда суммарная доза адреналина, выделившаяся в организмах мужчин-американцев, зашкалила за десятки галлонов») миссис Шеви потупилась и скромно и коротко сказала:
— Да.
— Ай молодец! — воскликнул Дима, который об этой истории слышал впервые.
…В том же году, когда состоялся знаменитый сеанс разоблачения с Ларри Кингом, миссис Шеви была признана самой сексуальной женщиной Америки. Под ее фразой («А кого это волнует?»), ставшей лозунгом, по стране прокатились демонстрации феминисток — они отстаивали права женщин на свободную, наравне с мужчинами, добрачную жизнь.
Однако тут автор книги «Пола Шеви, похитительница миллионов» признался, что несколько забежал вперед, и возвратился к тем временам, когда Пола поступила в Беркли.
Училась она блестяще, продолжал автор. Однако ей были не чужды и обыкновенные студенческие радости. К примеру, одно время она, что называется, хипповала. Жила в коммуне из пяти человек: трех парней и двух девчонок. Трижды задерживалась полицией: за хранение марихуаны и распитие спиртных напитков в общественных местах. Участвовала в демонстрациях за равные права гомосексуалистов и лесбиянок (и за это также была однажды задержана полицией). Однако училась она великолепно, и в тысяча девятьсот восьмидесятом году получила диплом Беркли по специальности «маркетинг». Получила третьей — причем именно ей доверили произнести на выпускном вечере приветственную речь в адрес профессуры.
Произошли во время ее учебы еще два события. Первое — вполне предсказуемое: в трейлере, находившемся на стоянке близ города Каспера, штат Вайоминг, сгорели мать и отец Полы. Причина их гибели была банальна: отец курил в постели, выдув предварительно едва ли не галлон дерьмового виски. Как потом признавалась миссис Пола Шеви в одном из интервью, прощалась она с родителями «с горечью, но без особых страданий — потому что я знала, что нечто подобное когда-то должно произойти, и оплакала мать и отца заранее».
Второе событие времен студенческой калифорнийской жизни оказалось для Полы судьбоносным. Она познакомилась с братьями Джоном и Стивеном Макфарлинами. Впоследствии имена Джона и Стива, равно как и название основанной ими компании — «Макфайер», — стали известны всей Америке.
«Да и я, черт побери, — подумал Дима, — это название слышал».
…Однако тогда, в далеком семьдесят седьмом году, эти два парня, братья-погодки, были типичными «яйцеголовыми» студентами математического факультета. Они оба до безумия были увлечены математикой, кибернетикой и теорией управления. В гараже родительского дома братья мастерили «нечто» (как они говорили). А именно — аппарат, который должен был перевернуть представления Америки и всего человечества о вычислительной технике.
«…Гадать о том, что нашла яркая и бедовая Пола Шеви, — продолжал автор, — в двух братьях, не умеющих повязать галстук, не любящих стричь ногти и мыть голову, — не приходится. Дело в том, что они были гениями. А ее всю жизнь тянуло к гениям — потому что она тоже была гением в своем роде… Семьдесят восьмой год, — писал автор биографии, — ознаменовался несколькими знаменательными событиями. Первое — была зарегистрирована компания «Макфайер» (в которой по сорок процентов капитала принадлежало братьям Макфарлинам, а двадцать — Поле Шеви). Второе — компания выбросила на рынок абсолютно новый продукт, получивший название «личный компьютер». А третье — двадцатилетняя Пола Шеви сочеталась браком с младшим из братьев Макфарлинов — Стивеном».
Тут же в книге имелась электронная фотка: серьезная Пола в подвенечном платье и ее не менее строгий, но отчаянно молодой супруг по имени Стивен.
Далее автор биографии писал:
«Притом что братья Макфарлины были в своем роде гениями, им вряд ли удалось бы продать даже холодильник в пустыне Сахара, причем со скидкой девяносто процентов. В то же время Пола Шеви была из тех, кто сможет продать холодильник на Аляске, причем с наценкой двести процентов».
Далее автор уделил не менее сорока страниц описанию производственных успехов компании «Макфайер». По его разумению выходило, что всеми своими достижениями фирма обязана именно миссис Поле Шеви-Макфарлин. Пола устраивала презентации, писала тысячи писем, лично выступала в местах продаж… Впрочем, сорок страниц благостного капиталистического очерка Дима пролистал почти не глядя. Единственное, что его впечатлило, это цифры. За первый год своего существования «Макфайер» продала всего девять своих «личных компьютеров» и понесла убытков более чем на пятнадцать тысяч долларов. За второй год — фирма реализовала около тысячи аппаратов и получила примерно двадцать тысяч прибыли. Третий год принес около пятисот тысяч прибыли. А четвертый — уже свыше пятидесяти миллионов «зелеными» (после уплаты налогов).
И вот тут произошло событие, которое впервые приковало внимание всей Америки к миссис Шеви и сделало ее, вкупе с ее мужем, героиней всех без исключения газет, от таблоидной «Нэйшн инкуайер» до благородной «Вашингтон пост».
История случилась одной осенней ночью в богатом пригороде Сан-Франциско, куда перебрались жить братья Макфарлины и Пола. Братья не пожелали проживать вдалеке друг от друга — поэтому дом, который занимал старший — холостяк Джон, — помещался поблизости от особняка, где жили Стивен и его молодая супруга Пола. Однажды, двадцать третьего октября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, около двух часов ночи, на пульт службы «девять-один-один» поступил тревожный звонок. Звонили из дома, который занимали мистер Стивен Макфарлин и его супруга миссис Пола Шеви. Звонил Стивен: «Я слышу стрельбу!.. Я слышу стрельбу в доме моего брата!..» — запечатлела пленка его взволнованный голос. Диспетчер посоветовал ему ничего не предпринимать, оставаться на связи и заверил, что через пару минут к месту события подъедут полисмены. Стивен растерянно положил трубку. Он не сказал Службе спасения, что пару минут назад его супруга Пола, вооружившись личным «магнумом», бросилась в сторону дома, который занимал ее деверь. А еще через пару минут в саду особняка раздались три выстрела.
Еще через несколько минут к коттеджу подъехал наряд полиции.
Копы обнаружили следующую картину: в своей холостяцкой спальне на полу лежал одетый в пижаму старший брат — Джон Макфарлин. Вокруг него расплывалась лужа крови. В руке он сжимал пистолет. В пистолете не хватало двух пуль, две гильзы валялись рядом. Окно в спальню было разбито. Веяло влажным океанским бризом. На полу, среди осколков стекла, валялись две гильзы от пистолета другого калибра. Как впоследствии установила экспертиза, они соответствовали тем двум пулям, которыми был наповал убит несчастный Джон, старший из братьев Макфарлинов.
В саду нашли труп чернокожего подростка — на вид не более шестнадцати лет. (В дальнейшем выяснилось, что на самом деле ему двадцать один, и он уже дважды был судим.) Рядом с телом афроамериканца лежало то самое оружие, из которого был застрелен в своей спальне Джон Макфарлин. А над убитым худеньким черным парнем рыдала (в халатике на голое тело, с «магнумом» в руках) безутешная Пола Шеви.
Вот такую мизансцену застали ворвавшиеся в дом и сад полицейские. Все было кончено.
Впоследствии на основании показаний миссис Шеви и ее супруга мистера Стивена Макфарлина была воссоздана картина преступления. Полисмены пришли к выводу, что, рассчитывая поживиться в богатом особняке, двадцатиоднолетний наркоман афроамериканского происхождения проник в дом, где проживал старший из братьев — Джон. Грабитель, видимо, полагал, что хозяин находится в отъезде (тем более что «Камаро» хозяина не было на подъездной дорожке — Джон три дня как сдал автомобиль в ремонт и передвигался по городу на такси). Однако старший брат неожиданно для преступника оказался дома. И не просто оказался дома, но встретил грабителя с оружием в руках. Чернокожий наркоман, недолго думая, выстрелил в хозяина. Одна пуля попала Джону Макфарлину в голову, вторая — в грудную клетку. Обе раны были смертельными.
Именно эти выстрелы услышала в своем доме миссис Шеви. Она еще не спала — засиделась с документами глубоко за полночь. Она разбудила мужа криком: «Звони девять-один-один, у Джона в доме стрельба!» Сама же схватила один из зарегистрированных на ее имя пистолетов и побежала в сторону особняка старшего Макфарлина. На полпути к дому она почти нос к носу столкнулась с убийцей. В его руках блеснул пистолет. Пола немедленно открыла огонь и тремя выстрелами убила грабителя.
«Во дает дамочка!» — восхитился Дима.
«…Дело имело оглушительный резонанс, — продолжал биограф госпожи Шеви. — Все американские телестанции, все более-менее значимые газеты послали в Сан-Франциско своих репортеров. О двойном убийстве писали даже в Польше, где царило военное положение, и в коммунистической России. Дело оказалось интересно буквально всем. Каждый находил в нем нечто созвучное своей душе. Одни — то, что молодой афроамериканец был убит в богатом белом квартале. Другие — то, что трагедия разыгралась, по сути, внутри одной семьи. Третьи — то, что эта семья имела совокупный доход, исчисляемый цифрой с семью нулями. Четвертые — что был убит один из совладельцев самой быстрорастущей компании в Америке…»
Под нажимом общественного мнения дело расследовалось с особой тщательностью. За него взялись лучшие прокурорские и адвокатские команды. До суда Полу отпустили под залог в три миллиона долларов. На работе она взяла бессрочный отпуск. Наконец двадцать второго августа восьмидесятого третьего года начался суд. На слушаниях в суде присяжных достоянием общественности стали любопытные факты. Например, родители застреленного наркомана утверждали, что однажды они видели своего сына «в обществе богатой, очень хорошо одетой белой леди». Впрочем, опознать в той женщине именно Полу родители наркомана так и не смогли. Плюс к тому — один из дружков погибшего утверждал, что парень в вечер перед преступлением хвастался, что, дескать, получил аванс в пять «косых» за одно «плевое дельце».
«Нутром чую, — прошептал про себя Дима, — это — Пола! Пола подстроила убийство своего деверя! Ну и стерва!..»
«…Впрочем, — продолжал автор, — никаких дополнительных доказательств двум упомянутым фактам найдено не было. Никто не видел тех пяти тысяч, которые якобы получил убитый афроамериканец. Никто, кроме родителей застреленного наркомана, ни разу не наблюдал его в обществе белой женщины — тем более богатой (или похожей на Шеви). В итоге большое жюри (в составе которого было четверо афроамериканцев) вынесло тридцатого августа восемьдесят третьего года в отношении миссис Полы Шеви-Макфарлин единогласный вердикт: «Невиновна!»
Дима, читавший последние страницы с особенным вниманием, откинулся в кресле и закурил. «Ну и дела!.. Ставлю серебряный доллар против медной копейки — это Пола все подстроила!.. Нашла негра-наркомана… Навела его на дом деверя: мол, лезь в особняк, грабь на здоровье, никого внутри не будет… А потом, когда тот с испугу застрелил несчастного Джона в пижаме, она сама пришила в саду негра-грабителя… И концы в воду. Что за дьявольская баба!.. Интересно: а муженек ее, Стивен, знал, что она готовит убийство его брата Джона? Или она все провернула сама?.. И еще: мотив? Зачем ей (одной или на пару с мужем) понадобилось убивать старшего братца?»
Ответ нашелся страниц через пять. (До того в книге описывалось, что Пола после суда продлила свой отпуск и совершила, в полном одиночестве, четырехмесячную поездку по Европе — в числе других стран, кстати, посетила СССР.)
Ответ на вопрос о мотиве убийства Джона Макфарлина оказался (по мнению Димы) следующим: долю убитого Джона в компании «Макфайер», а именно сорок процентов, в конце восемьдесят третьего года поделили между собой в равных долях Стивен Макфарлин и Пола Шеви. Таким образом, они, муж и жена, стали единственными владельцами «самой перспективной компании Америки». При этом доля младшего брата в «Макфаейре» составила шестьдесят процентов, а доля его жены, Полы Шеви, — сорок процентов. Ну а чистая прибыль компании «Макфайер» за восемьдесят третий год (несмотря на то что Пола практически не занималась делами) достигла шестидесяти пяти миллионов долларов. Поле Шеви тогда исполнилось двадцать пять лет…
«Хорошо в Америке быть богатой и белой, — цинично подумал Дима. — Лучше — чем бедным негром». Чтение его захватило. Он хотел продолжать и дальше, но глянул на часы в углу экрана. О боже! Уже без четверти девять! История американской миллионерши его настолько увлекла, что он совсем забыл о времени. И о том, что на девять пятнадцать договорился с Надей: он подхватит ее у выхода из библиотеки! А еще ехать! Дима спешно надел куртку, правда, не забыл на ходу перекинуть жезнеописание госпожи Шеви на пару дискет и бросить их в сумку.
Открыл дверь в коридор, огляделся. Несмотря на поздний час и то, что номер уже подписали, редакция еще жила. Из комнаты напротив раздавался гул разгоряченных голосов. Кто-то стремительно следовал в туалет. По коридору брела, взявшись за руки, парочка.
Никем не замеченный, Дима стремительно понесся к лестнице. На ходу набирал на мобильнике рабочий номер Надьки. Телефон не отвечал. То ли уже ушла, то ли отправилась в хранилище — талмуды свои относить. А сотового телефона у Надежды, конечно, не имелось. Куда ей, с ее-то доходами!
Дима выскочил на улицу. Отпер свою «шестерочку», забросил в салон сумку, сел за руль. Резко тронулся с места — едва не заглох. У него еще был шанс успеть на встречу вовремя — если вдруг не будет пробки на Тверской. Дима терпеть не мог опаздывать на какие бы то ни было свидания, даже личные — журналистская привычка не позволяла. Хотя безответная Надюха его, конечно, подождет, и даже упрекать не станет…
Очень быстро Дима доехал переулками до Белорусского вокзала и сразу понял, что его слабая надежда на «беспробочное» движение не оправдалась. По Тверской машины плелись по направлению от Белорусской к Кремлю со скоростью три километра в час. Дима занял место во втором ряду — вроде бы там машины ехали быстрее, чем в других. Радостные пешеходы без труда обгоняли по тротуару вереницы автомобилей.
Делать нечего. С тем, что ты не можешь изменить, надобно смириться, и Полуянов вытащил из сумки диктофон и принялся наговаривать краткие заметки о Поле Шеви.
«Завтра отдам девчонкам в машбюро распечатать, — подумал он. — Пригодятся мне в Америке».
После Маяковки движение вроде бы пошло повеселее. Крейсерская скорость достигла двадцати километров в час. Дима подумал было, что, пожалуй, поспеет вовремя — однако на выезде к Манежу его «шестерка» снова уткнулась в непроходимую стену из авто. Он медленно проехал мимо гостиницы «Москва», затем мимо «Метрополя». Круглые часики на приборной панели показывали уже двадцать пять минут девятого. Он оказался в ловушке, стиснутый сзади и спереди автомобилями. И, как назло, ни единого места для парковки.
Наконец — Лубянка. Сволочные машины тащились еле-еле. Дима уже бросил свой диктофонный конспект, плелся в правом ряду и только высматривал местечко, чтобы запарковаться. И вот — удача. Со стоянки начал неуверенно выезжать «Рено Меган». Дима резко тормознул, уступая ему дорогу. Сзади возмущенно загудели. Журналист включил «аварийку» и дважды дружелюбно мигнул «Рено» дальним светом: не бойся, мол, я тебя пропускаю. «Рено», ведомый пугливой блондинкой, вырулил со стоянки. Дима занял освободившееся парковочное место. Выскочил из машины, быстро закрыл ее и побежал по тротуару к метро «Китай-город». Весело обогнал «Меган», теперь парящийся вместо него в пробке, и сделал ручкой водительнице-блондинке. Та насупилась и отвернулась.
На рандеву с Надеждой Дима опоздал на двадцать минут. Надя стояла на ступеньках библиотеки расстроенная. Дима подбежал, запыхавшись, с размаху пал перед ней, невзирая на сор, на одно колено и продекламировал:
С часами я вечно в разладе —
Прости меня, милая Надя!
Надька не выдержала, улыбнулась. Огляделась по сторонам: не видит ли кто из знакомых. Принялась поднимать его:
— Вставай, дурачок! Грязища!..
Он послушно встал с колена.
— А стихи так себе, — довольно-таки нагло заявила Надежда. — На троечку с плюсом. С размером просто беда.
Дима сделала вид, что поражен ее критикой в самое сердце. Лицо его трагически искривилось.
— Погиб Поэт, невольник чести, — продекламировал он, — пал, оклеветанный молвой…
— Прекрати паясничать, — строго, на правах подруги детства, заявила Надя. — Лучше говори: зачем приехал.
— Ни за чем. Увидеть твои ясные взоры. И синие твои очи.
— Ох, не верю, — покачала головой Надежда, однако опять улыбнулась.
— Правда. Соскучился, — соврал Дима. — Захотел повидаться. Поговорить.
— Ну говори.
— Пойдем лучше посидим куда-нибудь. Здесь есть неплохой клуб. Поболтаем, текилы выпьем.
— Ну пойдем. Веди.
Они отправились пешочком в клуб «Старая площадь» в Большом Георгиевском переулке. Дима опять соврал. Он выбрал клуб не оттого, что считал его в самом деле хорошим, а потому, что тот оказался ближе других к припаркованной на Лубянке его машине. «Чего зря по Москве башмаки топтать, — справедливо рассудил Дима. — Выйдем из клубешника — и сразу в авто».
В клубе пока было мало народу — хоть и доносилась снизу, из подвала, разухабистая ретро-песня: «Хей-хей, Распутин — рашен лавер, секс-машин…» Основные посетители съедутся сюда к полуночи: молоденькие девчонки — чтобы сниматься, «быки» в цепурах и топ-менеджеры в галстучках — чтобы снимать.
Дима с Надей туда, где гремела музыка, не пошли. Уселись на первом этаже, за столик у окна. Надя решительно отказалась от текилы. Дима заказал ей и себе по маленькому бокалу пива. Вдобавок попросил шашлык из осетрины для себя и свиную отбивную — для Нади. На первом этаже они были одни, но, невзирая на это, официантки передвигались медленно, с чувством собственного достоинства. Дима вытащил сигареты, закурил. Надя в клубе совсем не тушевалась, хотя одета была по-офисному, а совсем не по-клубному — да и дешево. Дима рассказал пару свежих анекдотов — в редакции они водились в несметном количестве. Надька самозабвенно хохотала.
Дима смотрел на нее и думал: «А она — замечательная девушка. Просто замечательная. Скромненькая, умненькая, однако с характером и принципами. Вот хорошая женушка кому-то будет!.. А почему — «кому-то»? Почему — не мне?.. Она, по-моему, готова — только свистни. И она, прошу заметить, куда как лучше всех моих подруг-журналисточек — с их ограниченными способностями и неограниченной любовью к себе и самомнением. Почему бы мне не взять — и не жениться на Надьке? Борщи будет варить, носки вязать и верно ждать меня из всех загулов и командировок… Мне ведь уже, слава богу, тридцатник. Пора остепениться». Но как только Дима на одну секунду представил себя женатым — бредущим в магазин за картошкой или, к примеру, выгуливающим коляску, — ему тут же стало так уныло, что он немедленно прекратил думать на эту тему, мысленно отряхнулся и сделал добрый глоток пива.
Пока готовилось горячее, Полуянов пересказал Наде сегодняшний разговор с главным редактором о любительнице русской старины Поле Шеви.
— Ого! — воскликнула Надежда. — Значит, это она, миллионерша, наши рукописи украла?
— Кто знает! Пока имеется один-единственный факт: у нее в особняке с недавних пор проживает некий филолог из России.
— И что дальше?
— А дальше — мне нужна твоя помощь.
— Это какая же? — нахмурилась Надя.
— Я еду в командировку. В Степлтон. В непосредственную близость к этой самой Поле Шеви. Буду там шнырять, изучать, разнюхивать: а она ли в самом деле рукописи украла? «Миссия невыполнима»!.. Прикинь: иду я по Америке, в черных очках. В наплечной кобуре — пистолет, в часах — лазер. Вылитый Джеймс Бонд!.. И, как натуральному агенту «ноль-ноль-семь», мне нужна «девушка Бонда». И эту роль я предлагаю тебе. — Повертел в руках вилку и добавил: — Интим не обязателен.
Он следил, как менялось выражение лица Нади — от недоверия к надежде.
— Ты серьезно?! — воскликнула она.
— Вполне. Понимаешь, ну что я там смыслю в древних книгах!.. Ни фига не смыслю. Даже не знаю, как они выглядят. От журнала «Тайм» не сумею отличить. У меня по русской литературе на «факе» вечно тройка была. И то — только потому, что я у одногруппницы, Маринки Коротченко, все списывал… А ты — специалист. И, можно сказать, представитель пострадавшей стороны.
— Ты хочешь сказать, что твоя редакция посылает нас вдвоем, тебя и меня, в командировку в Степлтон?
Тут принесли горячее, и, пока официантка расставляла тарелки, у Димы появился повод повременить с ответом. Он нахмурился. Сразу после разговора с главным он думал представить ситуацию Наде именно так: да, редакция оплачивает командировку им обоим. Но теперь, после заочного знакомства с госпожой Шеви… Теперь Дима почему-то (он и сам не мог понять почему) взял, да и ляпнул правду:
— Нет. Редакция посылает — меня. А я беру с собой — тебя.
— Что значит — «берешь»?
— Ну, я оплачиваю тебе билет, гостиницу… И все такое…
— Нет, так дело не пойдет, — сразу решительно заявила Надя.
— Но почему?
— Я что, похожа на содержанку?
— Содержанка, милая моя, выполняет услуги вполне определенного характера. От тебя они не потребуются.
— Нет, — сказала Надя. Это «нет» прозвучало более чем категорично.
— Но почему? Мы уже путешествовали с тобой на таких условиях!8
— Тогда ситуация была другая, — нахмурясь, сказала Надя. — Совсем другая.
— Ну… — протянул Дима. — Наше дело предложить, ваше дело — отказаться. Хорошо подумала? Уговаривать не буду.
Он вдруг против воли подумал: «А ведь если б я не прочитал сегодня про ту американскую стерву — я, наверное, уговаривал бы Надюху куда активней!.. Да что это со мной? Неужто я в миллионершу влюбился? Да еще — заочно? Да ведь она — старуха!.. Нет, это все чепуха. Просто… Зачем мне, говоря по совести, в Америке — Надя? Да еще — за мой собственный счет!.. Так, блажь…»
— Ладно. — Диме стало легче от того, что Надя отказалась. — Не хочешь — не надо. Но я надеюсь, ты поможешь мне здесь, в Москве?
— Это еще как?
— Ну, эта миллионерша не сама рукописи из вашей библиотеки вытаскивала. Наверняка была целая цепочка. Тот, кто ограбление организовал. — Дима загнул палец. — Тот, кто конкретно воровал. — Второй палец. — Тот, кто вывозил краденое за границу. — Третий палец. — И, наконец, у воров наверняка были наводчики в самой библиотеке. В вашей библиотеке. Без этого, я тебя уверяю, не обошлось. Так что присмотрись, пожалуйста, к вашим сотрудникам. А?.. Только аккуратненько, тихонечко, осторожненько… Давай сообща раскрутим это дело. Представляешь, какая будет сенсация: «Библиотекарь и журналист возвращают национальное сокровище России!»
— Ну, это тебе сенсации подавай… Мне-то от них, знаешь, ни холодно ни жарко…
— Зато ты станешь всемирно известна в своих узких библиотечных кругах.
— Положим, — вздохнула Надя. — И что ты мне предлагаешь делать?
— Да ничего особенного! И не лезь никуда! Присматривайся там, у себя, в «историчке-архивичке», к сотрудникам или, точнее, сотрудницам. У вас же там одно бабье работает, так ведь? Ну и погляди: раз какая-то женщина-девушка была наводчицей — значит, ей скорей всего за это заплатили, да? Значит, у нее деньжата завелись? Ну вот и посмотри: кто там у вас стал жить не по средствам.
— Ну, допустим, посмотрю. А дальше — что?
— А дальше: сообщай о своих подозрениях мне. За океан, в Степлтон. По электронной почте. А я твои донесения буду принимать к сведению и подвергать тщательному анализу. И — стану тебе, в свою очередь, о своих действиях отписывать по и-мэйлу… И мы с тобой, бог даст, восстановим всю цепочку от Москвы до Степлтона. И войдем в историю, как первые детективы-напарники, раскрывшие преступление с помощью электронной почты. Шерлок Холмс и доктор Ватсон двадцать первого века!..
— Мне, конечно, уготована роль доктора Ватсона, — слабо улыбнулась Надя.
— Нет! — горячо воскликнул Дима. — Ты — Шерлок, ты!.. И — Эркюль Пуаро в придачу!
— Хорошо, что не мисс Марпл, — усмехнулась Надежда. — Ну, ладно, постараюсь. Понаблюдаю за нашими.
— Давай, Мата Хари. Давай, Надюшка!
Домой Дима вернулся только во втором часу ночи. Пока посидели в клубешнике (Дима звал Надю вниз потанцевать — она наотрез отказалась)… Пока он, как истинный джентльмен, отвез девушку домой в ее Медведки… Пока дорулил по Кольцевой к себе в Орехово-Борисово… Думал по дороге: «Вернусь — сразу бухнусь спать». А поднялся в свою однокомнатную квартирку — спать расхотелось. И какая-то непреодолимая сила повлекла его к компьютеру.
Вставил дискету, переписал на жесткий диск биографию американской знаменитости. Отправился на кухню, заварил себе чаю. Вернулся к экрану — и открыл книгу о Поле Шеви на том самом месте, где остановился четыре часа назад.
…Итак, идет восемьдесят четвертый год. Героиня, Пола Шеви, — на паях со своим мужем Стивеном — полновластная руководительница компьютерной компании «Макфайер». Дело против нее по обвинению в предумышленном убийстве негра-наркомана и в заговоре с целью убийства деверя, Джона Макфарлина, благополучно закрыто. Компания «Макфайер» растет. Объемы продаж за год увеличились еще в полтора раза и превысили (до уплаты налогов) отметку в сто миллионов долларов.
Дальше в книжке на двадцати страницах описывались маркетинговые приемы, которые применяла Пола, чтобы увеличить сбыт «личных компьютеров». Эту главу, наполненную незнакомыми английскими терминами, Дима благополучно пропустил, прихлебывая чай.
В восемьдесят восьмом году, когда компания «Макфайер» уже заняла небоскреб в сердце Силиконовой долины и на нее работало более тысячи специалистов, судьба Полы, читал Дима, сделала новый кульбит.
«Уже год как ходили слухи, — писал автор жизнеописания, — что отношения между Полой и ее мужем, фактическим владельцем «Макфайера» Стивеном Макфарлином, ухудшились. Они перестали где-либо появляться вместе. И в начале восемьдесят восьмого года Пола объявила о своем решении: она уходит с поста первого вице-президента компании в бессрочный отпуск. Создавалось впечатление, — говорилось в биографии, — что госпожа Шеви не слишком любит спокойную каждодневную работу — пусть даже в динамичной и быстрорастущей фирме. Ее стихия, утверждали репортеры даже серьезных финансовых изданий, — это кризисы и приключения.
Пола снова отправляется, — читал Дима дальше, — в поездку по Европе.
Путешествие затягивается. Она посещает Францию, Испанию, а также многие страны Восточного блока, только что избавившиеся от ига коммунистической тирании, — такие, как Румыния и Венгрия. Финансирует большие благотворительные программы для этих государств. Едет в Советский Союз и проводит в Москве, на родине своего деда, поручика Шевелева, более двух месяцев».
Последний факт Дима немедленно записал на свой диктофончик.
«Что ее так тянуло в Москву? — подумалось ему. — Ведь тогда, в конце восьмидесятых, у нас не то что ночных клубов — туалетной бумаги не было! Может, она что-то искала? Может, ее путешествия в Россию как-то связаны с нынешней кражей из библиотеки?.. Это надо взять на заметку. И обдумать…»
Дима закурил и снова обратился к экрану монитора.
«В то время, — продолжал автор биографии, — пока Пола путешествовала, на родине в США опять разразился скандал, связанный с ее именем. В один из погожих сентябрьских деньков папарацци из газеты «Глоб» сделал с арендованной моторки серию снимков. Объектив пронырливого фотографа был нацелен на частный пляж на территории особняка Стивена Макфарлина под Сан-Франциско. Фото, снятые телеобъективом, запечатлели владельца особняка, мужа Полы, господина Макфарлина. Рядом с ним находилась «Мисс Апрель — 1988» журнала «Плейбой» Джуди Смит. Полное отсутствие одежды на фотографируемых, а также их позы не оставляли никаких сомнений в характере их взаимоотношений.
Снимки были опубликованы.
Корреспонденты бросились за комментариями к господину Макфарлину. Тот заперся в своем особняке и передавал через пресс-секретаря компании, что «комментариев не будет». Недостаток информации со стороны мужа-обманщика с лихвой компенсировала вторая жертва удачливого фотокора — мисс Джуди Смит. Старлетка охотно раздавала интервью и позировала фотографам и телекамерам — уже, естественно, не обнаженной, но строго и дорого одетой. Из ее пространных комментариев следовало, что отношения звезды «Плейбоя» с президентом компании «Макфаейр» длятся уже более пяти месяцев и являются «весьма близкими». Господин Макфарлин соблазнил-де несчастную Джуди после месяца настойчивых ухаживаний. Он подарил ей бриллиантовое колье, автомобиль «Порше» и яхту. Приглашал ее в лучшие рестораны Фриско и возил в Лас-Вегас и на Гавайи. И хотя она понимала, что поступает дурно, принимая ухаживания женатого мужчины (говорила, невинно хлопая глазками, звезда «Плейбоя»), настойчивость Стива заставила ее уступить. Тем более что он (говорила она потупясь) обещал мне «бросить эту мымру и жениться на мне».
В ту пору обманутая супруга мистера Макфарлина, Пола Шеви, как раз пребывала в Москве. Немногочисленные инокорреспонденты, аккредитованные в советской столице, кинулись за комментариями к ней. Та оказалась в отличие от своей счастливой соперницы немногословной. «Я немедленно начинаю бракоразводный процесс», — заявила госпожа Шеви.
Разговоры и домыслы вокруг скандального адюльтера не стихали еще как минимум пару недель. В числе объяснений случившегося, которые предлагала «желтая пресса», прозвучала следующая версия: дескать, Поле хотелось избавиться от Стивена Макфарлина в роли мужа, и она сама подложила «плейбойную» красотку под муженька, чтобы выглядеть в конфликте пострадавшей стороной. «Трудно устоять перед чарами большегрудой, длинноногой красотки — особенно когда законная супруга в течение полугода находится от тебя на расстоянии десяти тысяч миль», — проницательно писал репортер «Глоб». И тут миссис Шеви, никогда не обижавшаяся на газетчиков и телевизионщиков, подала на «Глоб» в суд. После этого все публичные пересуды по поводу того, что мужнину измену подстроила сама Пола, немедленно прекратились».
Дима встал из-за стола, прошелся по комнате. «Ясен пень! — воскликнул он вслух. — Она, она своего муженька под шлюху подставила! Да любой мужик на его месте на других баб полез бы, когда его жена на год в Европы укатила!.. Ну и стерва она, эта Пола!..»
Полуянов закурил еще. Часы показывали половину третьего, но спать не хотелось, было интересно, чем же кончится скандал у Шеви-Макфарлинов.
«Прямо как Джекки Коллинз читаешь, — усмехнулся он про себя. — Или Гришэма с Шелдоном». И он продолжил чтение.
Пола вернулась в Штаты. Ее адвокаты начали переговоры с адвокатами господина Стивена Макфарлина. Цель была — урегулировать существующие между сторонами разногласия до суда, прийти к мировому соглашению. И на удивление всем относительно быстро, всего за каких-то три недели, соглашение было достигнуто.
Когда его огласили, оно прозвучало «настоящим раскатом грома», писал автор хроники. Конечно, все были уверены, что мистер Макфарлин заплатит Шеви отступные. Никто не сомневался, что отступные будут немалыми. Но чтобы такими!.. Новость о мировом соглашении в бракоразводном процессе Шеви-Макфарлин попала на первые полосы не только «желтых», но и деловых газет. Котировка акций компании «Макфайер» на Нью-йоркской фондовой бирже немедленно взлетела на восемнадцать пунктов. А все потому, что соглашение, к которому пришли адвокаты, оказалось невиданным, неслыханным, баснословным. В качестве компенсации за нанесенный моральный ущерб, а также алиментов, причитающихся госпоже Шеви, ее муж Стивен Макфарлин согласился передать ей одиннадцать процентов принадлежащих ему акций компании «Макфаейр»! Финансовые аналитики немедленно сосчитали: в переводе на наличные, исходя из последних котировок компании, компенсация составляла более ста миллионов долларов!! Стив Макфарлин платил сто миллионов за «пистон на стороне»!! Невиданно, неслыханно, невозможно!!!
Однако не только сама сумма отступных озадачила общественность. Именно одиннадцати процентов акций не хватало Поле для контроля над «Макфайером». И после того как мистер Макфарлин передал эти одиннадцать процентов своей бывшей супруге, он утратил контроль над созданной им компанией. В его руках оставалось лишь сорок девять процентов акций «Макфайера». Пятьдесят один процент, то есть контрольный пакет, переходил в руки Полы Шеви.
Корреспонденты «Уолл-стрит джорнэл» и «Файнэншл таймс», «Инкуайера» и «Глоба», «Вашингтон пост» и «Чикаго геральд трибьюн» бросились за разъяснениями к Стивену и Поле. Но — без всякого успеха. Обоих словно след простыл. Не было ни того ни другого — ни в штаб-квартире «Макфаейра», ни в их доме в Силикон-Вэлли9, ни в злосчастном особняке под Фриско, ни в охотничьем домике в Монтане, ни в доме во Франции, на Лазурном берегу — нигде. Пресс-секретари обоих бывших супругов повторяли как попугаи: «No comments»10. Адвокаты обеих сторон заявляли честными голосами: «Мы более чем довольны достигнутым соглашением», и в дальнейшие разъяснения не пускались.
Прошло еще пару месяцев. Наступил восемьдесят девятый год. Бывшие супруги так и не появились на глаза общественности. Поговаривали, что их видели (разумеется, порознь) то в Южной Америке, то в Юго-Восточной Азии.
Компанией «Макфайер» управлял исполнительный директор. Акции ее потихоньку ползли вниз.
И вдруг…
На спешно созванной пресс-конференции в Нью-Йорке Пола Шеви, внезапно вынырнувшая из небытия, загорелая и посвежевшая, объявила: «Переговоры между компанией «Макфаейр» и ее бывшим конкурентом номер один — компанией «Эппл» — успешно завершены. Происходит самое крупное слияние в истории молодого компьютерного бизнеса. «Эппл» покупает «Макфайер» за один миллиард американских долларов. Бывшему мужу Полы Шеви, основателю компании Стивену Макфарлину предложен пост заместителя исполнительного директора компании «Эппл Макинтош» с годовым окладом два миллиона долларов.
Впоследствии, довольно скоро, мистер Макфарлин ушел из «Эппла» и основал собственную фирму, занимающуюся программным обеспечением. Вскоре она, впрочем, потерпела крах. Такая же судьба постигла и вторую, и третью компанию Стивена. И только образованная им в 1997 году фирма «Стив-софт» добилась наконец коммерческого успеха. Сейчас в «Стив-софте» работает около полусотни высококвалифицированных математиков и программистов, а годовой объем продаж составляет около ста миллионов долларов. Стивен Макфарлин вторично не женился. На публике он практически не появляется, деля время между штаб-квартирой «Стив-софта» и своим любимым охотничьим домиком близ Миззулы, штат Монтана.
Сама же Пола Шеви после продажи «Макфайера» полностью отошла от дел и более никогда в компьютерный бизнес не возвращалась.
«Таким образом, — завершал главку американский биограф Шеви, — девочка, родившаяся в домике на колесах у отца-пьяницы и матери-посудомойки в огайском захолустье, стала тридцать один год спустя одной из самых богатых женщин Америки с капиталом более пятисот миллионов долларов наличными».
Чтобы не было искушения читать захватывающую документальную повесть дальше, Дима выключил компьютер. Часы показывали без пяти четыре утра.
Журналист разложил диван. Нырнул под одеяло. Глаза слипались. «Вот он, зловещий оскал развитого капитализма, — с привычной иронией подумал он. — Побеждают авантюристы и подлецы. Да, человек может к тридцати годам нарубить полмиллиарда зеленых. Но… Для этого ему надо сперва немножко поторговать собой, потом — организовать убийство близкого родственника и, наконец, подложить проститутку под собственного мужа…»
Но все-таки, когда он засыпал, в его душе появилось почти забытое, из детства, чувство. Чувство, что возникало, когда мама отрывала его от интересной книги, — и он, засыпая, предвкушал: а что там будет дальше? И фантазировал — что, и мечтал сам войти вовнутрь этой книжки, пережить ее приключения, сделаться ее героем…
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рецепт идеальной мечты предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
5
Русский компьютерщик, создавший программу «свободного доступа» к электронным книгам и обвиненный за это в 2001 году американскими властями. Суд над Столяровым так и не состоялся.
